Страница:
Достойный сожаления вид немощи короля Пайбио породил беспокойство в рядах нашего войска, и, чтобы успокоить его, я объяснил им во время пира, что мы идем через край чудес. Я рассказал им знаменитую историю о погружении Гвина маб Нудда и его Дикой Охоты на крыльях ночного ветра и бури в реку Гуи, что текла по соседству, а еще поведал о зачарованном острове на реке, об Инис Эрддил, где дочь Пайбио Эрддил и ее новорожденное дитя вышли невредимыми из пылающего костра.
Кроме того, я объяснил им, что мы лишь в двух днях пути от блистательного города Каэр Лойв, у стен которого все время слышны стоны и плач. Эти стоны и плач — скорбь Мабона маб Модрона, одного из Трех Прославленных Узников Острова Придайн. Но все же ужаснее звук ссоры Двух Королей Хаврен, там, где море набрасывается на реку, а река — на море двумя валами, столь же огромными, как те, что в конце времен поглотят этот мир. Брызги их заслоняют солнце, а рев перекрывает вопли чаек, когда Два Короля сшибаются в схватке, наступая и отступая, как разъяренные быки. И так идет с начала мира до наших дней.
Мои слова подняли дух и разбудили любопытство и королей, и племен Кимри, что встали рано поутру и горели нетерпением выступить. Мы шли по стране низких холмов и красивых лесов, пока не спустились в широкую плодородную долину Хаврен. Но хотя солнце ярко освещало наше храброе войско и острия копий сверкали ярко, как светильники, в каждом сердце таились страх и недобрые предчувствия. По правую руку от нас на много миль тянулся огромный темный лес, непроходимый и дикий, на который люди то и дело посматривали с содроганием в душе и страхом. Безграничный и незнаемый, он простирался за угрюмые холмы, возвышавшиеся на горизонте, и в его долины и чащи не проникал солнечный луч или птичье пенье.
Как движущаяся роща, шли мы по мрачным краям леса, поскольку не было ни единого воина, который не нес бы с собой ветку рябины, чтобы отвести от себя зло этого места. Об этом лесе, Коэд Маур, я ничего на рассказывал, да мне и не было в том нужды. Кто на Острове Придайн не слышал страшных историй о его злобных обитателях, смертоносных тварях, живущих под разбитыми скалами, в смрадных болотах и в колючих зарослях?
По запутанным его тропам несется в лунном свете олень с единственным рогом на лбу, длинным, как копье, и острым, как самый острый меч. И любое существо, которое попадается ему на пути, он убивает, а все лесные озерца он выпивает досуха, и оставшиеся рыбы лежат в иле, разевая рот, и задыхаются. В пещере на кривом холме живет Адданк, а ко входу в нее ведет полоса выжженной травы и сломанных кустов, отмечая путь, которым гигантская туша ползет на добычу и грабеж. У зева пещеры лежит пятно отравленной земли, на котором ни травинки не растет — такова сила ядовитого, смрадного дыхания Адданка.
Несть числа тварям, гадам и хищникам, населяющим этот лес. Есть среди них и создания, подобные видом женщинам и мужчинам, не с которыми ни мужчина, ни женщина не захотели бы повстречаться. Это Черный Человек из Каэр Исбидинонгил, чьи заклятья, как говорят, превратили в давние времена богатое королевство в поросшие лесами пустынные земли, которые Кимри и сейчас обходят стороной. Но страшнее всего Девять Ведьм из Каэр Лойв, дочери Ведьмы из Истивахау. В кроваво-алых одеждах, с окровавленными трезубцами, они — мука Острова Придайн, и зло их гнусных заклятий известно от Пенвэда до Пенрин Благаон. До прихода Передура Стальная Рука останутся они порчей на прекрасном лике земли, исходящей из пещеры Ифферна.
Но есть в этом лесу одно чудо, известное лишь мне одному, и это — Замок Чудес, который находится в самом его сердце, как паук в паутине. Не живут люди в его просторных залах, лишь ветер гуляет по темным коридорам и шелестит гобеленами на стенах. В самом укромном чертоге этой твердыни находится зачарованная доска для гвиддвилла, фигурки которой век за веком играют сами по себе, решая судьбы королевств. И фигурки, которые побеждают, издают клич, достигающий моего слуха, слабый и тонкий, как крик летучей мыши, будь я даже на проклятом Хребте Эсгайр Оэрвел в Иверддон.
После долгих часов быстрой езды тень, лежавшая на нашем воинстве, ушла, снова запели менестрели, а принцы Эльфин и Рин вернулись к своей веселой похвальбе. Холмы и великие леса были позади, и самое могучее воинство, которое только видели в Придайне со времен Призыва Ирпа Ллуиддога, во времена Кадиало маб Эрина, спустилось в роскошную Долину Хаврен. Велика была радость и громок был смех королей и племен Кимри при виде этого. Не надо было в этом богатом краю пасти скот на горных пастбищах, поскольку каждый луг давал зеленой травы и красного клевера столько, что хватило бы всему скоту Острова Придайн, каждый буковый лес давал в изобилии корма для широкоспинных, черных, как жуки, свиней, что часто посещали их приятную сень, а в чашечках калужниц множество пчел собирало свою дань, жужжа на своем весеннем пиру в солнечных королевских залах Дифрин Хаврен.
Над всем этим гуденьем пчел и приятным мычаньем коров поднимался голос дрозда, выводящего трели в зарослях; веселые звуки взлетали туда, где в вышине пели жаворонки. И как земля и все ее создания веселились в эту пору кинтевина, так и благочестивые монахи в монастырях по всей стране пели священные псалмы и били в колокола, чей чистый звон струился по волнам веселого ветра. Это была гармония всего живого в этом краю, слияние всех девяти элементов, мелодия, что словно звенела со струн Арфы Тайрту, мировой лиры.
Все громче становился смех воинов, и все сильнее ликовали они, глядя на испещренные солнцем луга и окаймленные ивами ручьи, за которыми серебрилась могучая Хаврен, змеясь по зеленой долине и сверкая в молчаливой силе своей, как Адданк Бездны. Священная Река! Из источника на широкой груди высокой снежной вершины Пимлимон берет она свое начало, из источника на стыке миров, что смотрит на Западное Море. Оттуда по ущельям и порогам прыгает она очертя голову, как какой-нибудь принц Рин или Эльфин, пока не вырывается из холмов на широкую равнину Поуиса, Рая Придайна. Под поросшей яркими кустами вершиной Динллеу она делает изгиб — там, где восседает бог, и там, где я спустился ради ужасного испытания в Бездну Аннона. Там она изгибается к югу, сильная и могучая, под стать королю Мэлгону Гвинеддскому, и милосердная, под стать королю Брохваэлю Поуисскому. И как короли со своим войском спустились в долину, чтобы восстановить Монархию Придайна, так и прекрасная Хаврен величаво течет, чтобы влиться в широкое море, серебряное море Хаврен, на которое взирает из своего храма Нудд Серебряная Рука. Мила ему игра чаек в брызгах морских на ветру.
Гордо скакали по плитам широкой дороги кони воинов Придайна, топоча копытами и позвякивая сбруей. Весело распевали их всадники, их золотые гривны и фибулы блестели в полуденном сиянии прекрасной Дифрин Хаврен. Отважно пели трубы, грозно звенели мечи, копья и белые щиты! Не для воинства Кимри был широкий мост, пересекавший реку у цитадели. Они пустили своих коней вплавь через чистую воду, дабы смыть с себя недобрые чары, исходившие от зловонных испарений угрюмого леса Девяти Ведьм Клэр Лойв.
Мой конь попятился и чуть не сбросил меня, когда мимо пронеслись во весь опор два всадника. Я рассмеялся, узнав Рина и Эльфина, которые гнали своих коней быстро, словно оленей, споря, кто первым войдет в реку. Полоса леса впереди сразу же скрыла из виду упрямых юношей, а я продолжал ехать спокойной рысью рядом с моим другом Руфином, который проводил не слишком довольным взглядом быструю скачку принцев.
Я был уже готов подшутить над его чрезмерными упованиями на дисциплину среди солдат, которых он сам пренебрежительно называл «федератами», но тут и мы, в свою очередь, выехали из рощицы. К нашему удивлению, принцы ожидали нас там, отведя коней на зеленую траву у дороги. Услышав топот копыт, они отчаянно замахали, подзывая нас к себе. Оба были юны годами, но по силе — мужи, и их острые глаза ясно увидели что-то важное на нашем пути.
Руфин сразу же повернул коня налево и крикнул вождю позади нас, чтобы тот приказал остановиться и позвал королей. Стоя вместе с принцами и мной у опушки леса, трибун смотрел на белую дорогу впереди, прикрывая глаза от лучей встающего солнца. Взяв его за локоть, принц Эльфин обратил его внимание на то место, где в ленивой мощи раскинулся светлый Каэр Лойв едва ли в двух милях от излучины Хаврен Это была могучая твердыня — с белыми стенами, высокими башнями и огромными залами разной величины, расписанными яркими цветами, с громадными окованными медью вратами, красными черепичными крышами и блестящими застекленными окнами — под стать тому дворцу, который император Максен Вледиг видел во сне в своем дворце в Ривайне.
Но не на это указывал молодой Эльфин, и я услышал, как у Руфина дыханье перехватило, когда он увидел то, что заставило принцев сдержать бешеный галоп своих коней. Остальные столпились вокруг нас, но тотчас же расступились перед высоким Мэлгоном Гвинеддом, который прокладывал себе путь, как бык в стаде нетелей.
— Что вы там усмотрели? — коротко спросил он.
— Погляди сюда, о король, — ответил его сын Рин, — там, под стенами крепости, возле реки!
Мы все разом уставились туда, не понимая, что там такое. На открытой равнине, темные в лучах утреннего солнца, светившего им в тыл, стояли три огромных отряда. Их копья и знамена бросали на землю длинные тени. В каждом могучем отряде было три сотни, трижды по двадцать и три человека в золотых гривнах. У них были красные мечи в темно-синих ножнах, так что даже войско Кимри подумало бы, прежде чем ввязываться в битву с ними. И пока мы их разглядывали, три отряда издали громкий клич, почти как тот, что каждый Нос Калан Май раздается над каждым очагом Придайна. Жала их копий были многочисленны, как звезды Каэр Гвидион, говор их был как грохот Колеса Тарана, когда оно катится над гулкими ущельями и оврагами Эрири, и зловеще каркали стаи жадных до крови ворон, растревоженные шумом.
— Чьи это войска? — спросил, нахмурившись, король Мэлгон.
Никто не ответил ему, поскольку никто этого не знал.
— Что скажешь, трибун? Будем ждать здесь их нападения или спустимся в долину и нападем на них там, где они нас ждут?
Я был рад увидеть в глазах моего друга живые искорки, какие видел до того всего один раз — в ночь на склоне Динллеу Гуригон, когда он рассказывал мне о первой своей битве в восточной пустыне. Он живо огляделся по сторонам с задумчивым видом искусного игрока в гвиддвилл, как я понял, в одно и то же время оценивая расположение противника, местность и возможные передвижения. Он снова повернулся к королю.
— Мне ясны две вещи, о король. Во-первых, нашего прибытия ожидали, и к тому же похоже, что враг оценил наши силы. Во-вторых, они настолько не боятся, что пренебрегают стенами этого города и встречают нас в открытом поле. Они к тому же оставили в тылу у себя реку, что говорит либо о беспечности, либо о сильной уверенности в своем превосходстве. Насколько я вижу, нам надо продолжать двигаться с должной осторожностью, пусть мы и сильны.
— И что ты посоветуешь? — спросил король. — Разве баран остановит быка? Разве с нами не все войско Кимри, племена Кунедды, и Каделла, и Брихана Брихайниога? А Герайнт Дивнайнтский, крик которого всегда раздается в первых рядах войска?
Верно говорил великий король, но глаза всех присутствующих были устремлены на искалеченного ветерана, у которого не было ни кровных связей, ни уз приемного родства, ни роду, ни племени. Он был чужим среди войска с красными копьями, могучих сынов Придайна. У трибуна была привилегия поэта, который странствует от одного королевского двора к другому Он был мастером и творцом, который создает победу из поражения и порядок из смятения, как писец украшает тонкими завитками поля страниц или как поэт складывает слова в звучные аллитерации и мерным сочетанием слогов превращает их в чародейные стихи.
— Если мы собираемся драться, то дело пойдет гладко, если враг встретит нас там, где мы хотим, а не там, где он хочет, — решительно заявил он. — Пусть отряд конницы пройдет по долине слева от нас и захватит первый брод вверх по течению. Посмотри — вон там, на противоположных берегах, стоят друг напротив друга ферма и разрушенная вилла. Скорее всего они связаны бродом.
Все выжидательно посмотрели на короля. Тот кивнул.
— Пусть это сделает отряд из Майрионидда! — приказал он, и гонец тут же развернул коня и помчался сквозь рощу.
Руфин, который все еще осматривал лежащие впереди земли, продолжал говорить скорее себе самому, чем нам:
— Место открытое, для маневра перед фронтом места достаточно — похоже, они еще и хорошо дисциплинированы. Мы должны попытаться прорвать их ряды, и тогда посмотрим, что можно будет сделать. Принцепс Рин, — сказал он, повернувшись к сыну короля, который жадно поглядывал на неприятельское войско, как ястреб на добычу, — ты офицер предприимчивый, как я вижу. Не возьмешь ли когорту и не поведешь ли ее на сей раз вправо, перейдя через реку там, где сможешь встать напротив лесистого холма перед городом? Как только ты займешь тот берег, то действуй по своему разумению, чтобы отвлечь или потревожить врага, не слишком рискуя собой.
Рин маб Мэлгон рассмеялся и сверкнул глазами на своего друга принца Эльфина.
— Не страшись, о чужестранец, — мы уж им устроим! Я жажду крови, как хмельного меда или вина в залах Деганнви! Вороны Дифрин Хаврен сегодня получат свою долю!
— Это все верно, принцепс, — возразил солдат, — но здесь больше можно выиграть лисьим коварством, чем бычьим напором. Искусный кавалерийский офицер многого может добиться, оказавшись в тылу у врага. Стены Неаполя оказались слишком крепкими даже для Велизария, насколько я помню, и все же город пал, когда предприимчивый исавр вместе с шестью сотнями солдат пробрался в город по разрушенному акведуку. Делай то, что сможешь.
Рин маб Мэлгон снова рассмеялся, хлопнул Эльфина по плечу и помчался к своему отряду. Трибун повернулся к королю.
— Сначала посмотрим, не сможем ли мы выманить их вперед, поскольку вряд ли они вылезут оттуда, где стоят, — видишь, излучина реки прикрывает их фланги. Жаль, что у нас мало лучников, иначе мы бы попробовали поиграть в ту же игру, которую Нарсес устроил при Буста Галлорум. И все же посмотрим, что мы можем сделать. Вот что предлагаю, о король. Выдвини вперед самых нестоящих своих пехотинцев, которые охраняют твой обоз, и пусти их со знаменами, трубами и пылью вперед, покуда мы будем стоять здесь. Это должно привлечь внимание врага и, возможно, даже заставить его двинуться вперед, чтобы испытать нашу силу.
Король кивнул — он был сведущ в деле войны с тех пор, как одолел своего дядю и захватил трон Гвинедда.
— Тем временем, — продолжал трибун, — тебе надо разделить остальное твое войско на две равные части и продвинуть их из арьергарда вниз по обеим сторонам этого холма, насколько это можно сделать, не привлекая внимания врага к нашему передвижению. Затем по сигналу пусть левый наш фланг двинется под прикрытием этих деревьев вдоль реки, что течет внизу, покуда правый со всей возможной скоростью пойдет туда, где река делает изгиб в нашу сторону, чтобы упереться своим правым крылом в ее берег. Но ни один фланг не должен двигаться с места, пока я не скажу. И когда они двинутся, нужно, чтобы всадники опустили вниз копья и закрыли плащами свои шлемы и доспехи.
Мэлгон Высокий и короли как один поехали назад, чтобы осуществить план трибуна, который им показался хорошим. На миг только мы четверо остались на дороге перед лесом, глядя вниз на сомкнутые ряды трех могучих отрядов, что стояли в зловещем бездействии поперек нашей дороги. Враг, река и город — мне показалось, что мы столкнулись с тремя Препятствиями, которые нелегко будет преодолеть. Принц Эльфин смотрел вслед своему названому брату Рину с некоторой завистью и с нетерпением ждал, чтобы трибун дал ему какое-нибудь столь же дерзкое поручение. Руфин, однако, повернулся к старцу Мэлдафу, мудрому советнику Мэлгона Гвинедда, и ко мне. Мы спешились, отдав коней на попечение рабов, а принц Эльфин оставался в седле, опершись на древко копья, упертое тупым концом в землю.
— Я думаю, ты понимаешь мои намерения, — доверительно сказал трибун. — Я рад, что король смотрит на дело так же. Я не ожидаю, чтобы что-то пошло слишком плохо, хотя многое зависит от искусства вражеского полководца Я надеюсь, что он двинет всю или часть своей армии сюда, на наш центр, чтобы мы могли ударить с нашими основными силами ему по флангам. Фронтин в своем труде рекомендовал такой маневр, хотя, как он указывает, нужно поостеречься от непременного риска того, что враг может весьма удачно прорваться через ослабленный центр.
Мэлдаф, который смотрел на все происходящее с пристальным вниманием, спросил, что трибун собирается делать, если враги останутся там же, где и были.
— Мне кажется, что им хватит ума на то, чтобы так и сделать. Пусть их и много, но они слабее — по крайней мере числом.
Руфин объяснил, что в этом случае он окружил бы их уже развернутыми по флангам войсками, уперев их крыльями в берега для защиты с фланга.
— В это же время наши разведчики устроили бы какую-нибудь диверсию у них в тылу, за рекой. Тогда могут случиться две веши. Либо враг будет стоять на месте и драться — в этом случае нам нечего опасаться, мы разобьем их наголову Или, как я надеюсь, они могут попытаться перейти через реку назад по мосту. В этом случае они понесут значительные потери Я прошу только, чтобы атака началась только по моему приказу и ни мгновением раньше.
Мэлдаф кивнул и задумчиво добавил.
— Мне подумалось сейчас, что тот, кто будет играть в та кую игру против тебя, должен быть отважным человеком.
— Ну, что до этого, то я на своем веку достаточно повидал проигранных сражений, — невозмутимо ответил трибун, — но, думаю, сегодня удача будет в наших руках.
— Значит, ты уверен, что вскоре будет нападение? — загоревшись, спросил Эльфин. Его боевой конь бил копытом, горя нетерпением, как и его хозяин. Руфин мрачно усмехнулся.
— Если враг будет стоять и биться, то тебе, юный принцепс, драки за глаза хватит.
Эльфин неотрывно смотрел на движение в передних рядах противника. Разговор продолжил Мэлдаф.
— Ты очень быстро принял решение, о трибун, — с оттенком восхищения промолвил он. — А что, если, несмотря на все твои предосторожности, дело пойдет худо? Богиня войны непостоянна, и, если ты ошибешься, гнев королей падет на твою голову Если бы решал военный совет, то обвинили бы всех, кто одобрил этот план. Кажется мне, что сейчас ты в очень невыгодном положении — ты одинок, как дерево на продуваемой ветрами равнине.
Трибун невозмутимо фыркнул.
— Я привык решать сам, — проворчал он, — и прекрасно знаю, чего можно ждать от военного совета. Шуму много, толку мало Я рад, что ваш король думает, как я. Когда дела в сражении идут плохо, то ругать будут того, кого побежденный сочтет нужным ругать, и уж пусть настоящая ответственность будет там, где она есть. В любом случае я не вижу здесь особой опасности Нынешняя ситуация, насколько я выяснил в Испании у побывавших в сражении офицеров, нимало не похожа на ту, с которой столкнулся Нарсес три года назад, когда гнал франков и алеманнов по Виа Аппиа при Капуе. На самом деле русло реки тут расположено очень выгодно для нас, в то время как Вультурн, насколько я понимаю, тек лишь с одной стороны лагеря Буццелина…
Воспоминания трибуна неожиданно прервал возбужденный крик Эльфина. Глянув туда, куда он указывал копьем, мы увидели одинокого всадника, выехавшего из рядов противника. Он спокойной рысью ехал к нам по широкой дороге, подняв копье, и металл его доспехов поблескивал на солнце.
— Отвага пса на навозной куче! — весело воскликнул Эльфин и, ликуя, посмотрел на нас сверху вниз. — Я еду переведаться с этим бледноликим безродным ивисом! — С этими словами он взял копье наперевес и с цокотом помчался вниз по дороге с громким криком. Приближающийся всадник ответил таким же криком, размахивая над головой копьем с широким наконечником.
— Горячий мальчик, — проворчал Руфин, — и все-таки неплохо начинать битву с поединка между сильными бойцами. Это воодушевило наших солдат накануне Буста Галлорум, когда поборник Империи Анзал уложил предателя Кокку перед рядами готов. Кокка по силе был сущий Геркулес, но армянская хитрость Анзала его одолела. У него в запасе был приемчик — одновременно поворачивал коня и бил копьем. Очень эффективно. Меня там не было, хотя я видел, как он вытворял такое на плацу.
— Ты ценишь хитрость куда выше силы, о трибун, — задумчиво отметил Мэлдаф. — Наверное, ты считаешь, что и стычка бойцов на дороге перед нами заставит врагов смотреть скорее сюда, чем куда-нибудь еще?
Руфин мрачно усмехнулся и молча кивнул. Я, с моей стороны, смотрел на приближающееся столкновение с каким-то нехорошим чувством. Образ супруги Эльфина снова встал перед моим внутренним взором — как она смотрела на удаляющуюся кавалькаду со стены Врат Гвиддно, когда мы покидали север! Ее мокрые глаза и бледные щеки говорили о скорби и тоске, и я не хотел бы снова встретить такой взгляд, принеся ей недобрые вести.
Два всадника встретились примерно в двух сотнях копейных бросков от нас, так что западный ветерок донес до нас слова дерзкого вызова принца Эльфина и звонкий ответ его соперника Воины, стоявшие среди деревьев, одобрительно зашептались, увидев бойца Кимри, не замедлившего поддержать славу своего короля и своего племени Однако в один миг восхищенный шепот сменился изумленными возгласами и даже испугом.
Когда между ними оставалось лишь несколько ярдов. Эльфин осадил коня на полном скаку и заговорил с противником. До нас, укрытых за деревьями, долетали лишь отдельные слова. Затем он подъехал чуть поближе, и мы подумали, что сейчас начнется бой. Но вдруг мы увидели, как он, громко вскрикнув, вцепился б поводья и развернул коня. Общий вздох стыда и разочарования пронесся по рядам воинов. Через мгновение он уже несся к нам во весь опор, а за ним, преследуя его, — его противник.
Я даже и представить себе не мог, что все кончится этим. Мой удалой Эльфин — трус! Рассказать принцессе об исходе этого боя будет куда тяжелее, чем о том, чего я опасался раньше. Разве не говорят среди бриттов: «если воин труслив, то он одержим злом» Более того — и уж вернее некуда — «храбрый избегает многих бед».
Через мгновение принц был среди нас. Он соскочил с седла и в радостном возбуждении стал звать Мэлгона Гвинедда.
— Позовите короля! Позовите короля! — закричал он, в то время как его преследователь спокойно сидел на коне где-то в одном копейном броске перед нами. Солнце вставало у него за спиной, потому лицо его было в тени, но нетрудно было заметить, что это воин благородного происхождения и высокой отваги.
Когда Мэлгон Высокий вернулся с гневно нахмуренным лицом, принц Эльфин уже отдышался и открыл нам свою нежданную новость. Несколько минут люди недоверчиво спорили, затем в воздух взвился пронзительный радостный клич — как крики чаек, летящих вслед за волами на весенней пашне. Всадник, встретивший Эльфина перед лицом двух воинств, оказался не врагом, а бриттским князем, и три отряда, стоявшие перед нами, были войсками союзников, неожиданно присоединившихся к летнему походу в Ллоэгр против бледноликих ивисов!
Громким был смех и веселым было застолье в пиршественном зале Каэр Лойв той ночью. Короли обменивались дарами и вволю пили золотой пьяный мед. Щедрым хозяином, который привел нас к яркому огню и ложам с подушками, набитыми белой овечьей шерстью, оказался высокородный король Дифрин Хаврен. Звался он Кинвэл Хэл, и правил он своими богатыми владениями из Блистающего Города, построенного во дни былые Глойвом Длинноволосым и тремя его благородными сыновьями.
Хотя и приходился он по происхождению родней Гуртейрну Немощному, впервые навлекшему Напасть Ивисов на Острова Могущества, когда даровал он Хенгисту и Хорее остров Руохим в Кайнте, король Кинвэл был доблестным Быком-Защитником и Опорой Острова Придайн. Узнав о сборах Мэягона Гвинедда при Каэр Гуригон, он приказал трубить в рога по всему своему королевству и назначил встречу своих отрядов в зеленых лугах у берегов Хаврен перед стенами Каэр Лойв.
Затем он еще послал гонцов, что скакали день и ночь по мощеным дорогам, к королям, с которыми был он связан узами приемного родства. И вскорости явились перед его вратами могучие боевые отряды короля Фернваэля из Каэр Вадон, стены которого окружают одно из Величайших Чудес Острова Придайн. Там, внутри сооружения из кирпича и камня, находится горячий источник, к которому приезжают люди, чтобы омыться. И для тех, кто хочет, чтобы вода была горячей, она горяча, а для тех, кто хочет холодной воды, она холодна. Люди приезжают сюда издалека, чтобы излечиться здесь от болезней, и богаты дары, которые приносят они богине, живущей в этих водах.
По призыву короля Кинвэла прибыл также Кинддиан из Каэр Кери. Щеки его воинов пылали как угли от скачки на длинногривых конях. После его воинов зеленые луга становились как свежевспаханное поле, поскольку кони их мчались, как волны морские, бросающиеся на утесы; как шум ветра, гнущего дубы, было хлопанье их знамен.
Кроме того, я объяснил им, что мы лишь в двух днях пути от блистательного города Каэр Лойв, у стен которого все время слышны стоны и плач. Эти стоны и плач — скорбь Мабона маб Модрона, одного из Трех Прославленных Узников Острова Придайн. Но все же ужаснее звук ссоры Двух Королей Хаврен, там, где море набрасывается на реку, а река — на море двумя валами, столь же огромными, как те, что в конце времен поглотят этот мир. Брызги их заслоняют солнце, а рев перекрывает вопли чаек, когда Два Короля сшибаются в схватке, наступая и отступая, как разъяренные быки. И так идет с начала мира до наших дней.
Мои слова подняли дух и разбудили любопытство и королей, и племен Кимри, что встали рано поутру и горели нетерпением выступить. Мы шли по стране низких холмов и красивых лесов, пока не спустились в широкую плодородную долину Хаврен. Но хотя солнце ярко освещало наше храброе войско и острия копий сверкали ярко, как светильники, в каждом сердце таились страх и недобрые предчувствия. По правую руку от нас на много миль тянулся огромный темный лес, непроходимый и дикий, на который люди то и дело посматривали с содроганием в душе и страхом. Безграничный и незнаемый, он простирался за угрюмые холмы, возвышавшиеся на горизонте, и в его долины и чащи не проникал солнечный луч или птичье пенье.
Как движущаяся роща, шли мы по мрачным краям леса, поскольку не было ни единого воина, который не нес бы с собой ветку рябины, чтобы отвести от себя зло этого места. Об этом лесе, Коэд Маур, я ничего на рассказывал, да мне и не было в том нужды. Кто на Острове Придайн не слышал страшных историй о его злобных обитателях, смертоносных тварях, живущих под разбитыми скалами, в смрадных болотах и в колючих зарослях?
По запутанным его тропам несется в лунном свете олень с единственным рогом на лбу, длинным, как копье, и острым, как самый острый меч. И любое существо, которое попадается ему на пути, он убивает, а все лесные озерца он выпивает досуха, и оставшиеся рыбы лежат в иле, разевая рот, и задыхаются. В пещере на кривом холме живет Адданк, а ко входу в нее ведет полоса выжженной травы и сломанных кустов, отмечая путь, которым гигантская туша ползет на добычу и грабеж. У зева пещеры лежит пятно отравленной земли, на котором ни травинки не растет — такова сила ядовитого, смрадного дыхания Адданка.
Несть числа тварям, гадам и хищникам, населяющим этот лес. Есть среди них и создания, подобные видом женщинам и мужчинам, не с которыми ни мужчина, ни женщина не захотели бы повстречаться. Это Черный Человек из Каэр Исбидинонгил, чьи заклятья, как говорят, превратили в давние времена богатое королевство в поросшие лесами пустынные земли, которые Кимри и сейчас обходят стороной. Но страшнее всего Девять Ведьм из Каэр Лойв, дочери Ведьмы из Истивахау. В кроваво-алых одеждах, с окровавленными трезубцами, они — мука Острова Придайн, и зло их гнусных заклятий известно от Пенвэда до Пенрин Благаон. До прихода Передура Стальная Рука останутся они порчей на прекрасном лике земли, исходящей из пещеры Ифферна.
Но есть в этом лесу одно чудо, известное лишь мне одному, и это — Замок Чудес, который находится в самом его сердце, как паук в паутине. Не живут люди в его просторных залах, лишь ветер гуляет по темным коридорам и шелестит гобеленами на стенах. В самом укромном чертоге этой твердыни находится зачарованная доска для гвиддвилла, фигурки которой век за веком играют сами по себе, решая судьбы королевств. И фигурки, которые побеждают, издают клич, достигающий моего слуха, слабый и тонкий, как крик летучей мыши, будь я даже на проклятом Хребте Эсгайр Оэрвел в Иверддон.
После долгих часов быстрой езды тень, лежавшая на нашем воинстве, ушла, снова запели менестрели, а принцы Эльфин и Рин вернулись к своей веселой похвальбе. Холмы и великие леса были позади, и самое могучее воинство, которое только видели в Придайне со времен Призыва Ирпа Ллуиддога, во времена Кадиало маб Эрина, спустилось в роскошную Долину Хаврен. Велика была радость и громок был смех королей и племен Кимри при виде этого. Не надо было в этом богатом краю пасти скот на горных пастбищах, поскольку каждый луг давал зеленой травы и красного клевера столько, что хватило бы всему скоту Острова Придайн, каждый буковый лес давал в изобилии корма для широкоспинных, черных, как жуки, свиней, что часто посещали их приятную сень, а в чашечках калужниц множество пчел собирало свою дань, жужжа на своем весеннем пиру в солнечных королевских залах Дифрин Хаврен.
Над всем этим гуденьем пчел и приятным мычаньем коров поднимался голос дрозда, выводящего трели в зарослях; веселые звуки взлетали туда, где в вышине пели жаворонки. И как земля и все ее создания веселились в эту пору кинтевина, так и благочестивые монахи в монастырях по всей стране пели священные псалмы и били в колокола, чей чистый звон струился по волнам веселого ветра. Это была гармония всего живого в этом краю, слияние всех девяти элементов, мелодия, что словно звенела со струн Арфы Тайрту, мировой лиры.
Все громче становился смех воинов, и все сильнее ликовали они, глядя на испещренные солнцем луга и окаймленные ивами ручьи, за которыми серебрилась могучая Хаврен, змеясь по зеленой долине и сверкая в молчаливой силе своей, как Адданк Бездны. Священная Река! Из источника на широкой груди высокой снежной вершины Пимлимон берет она свое начало, из источника на стыке миров, что смотрит на Западное Море. Оттуда по ущельям и порогам прыгает она очертя голову, как какой-нибудь принц Рин или Эльфин, пока не вырывается из холмов на широкую равнину Поуиса, Рая Придайна. Под поросшей яркими кустами вершиной Динллеу она делает изгиб — там, где восседает бог, и там, где я спустился ради ужасного испытания в Бездну Аннона. Там она изгибается к югу, сильная и могучая, под стать королю Мэлгону Гвинеддскому, и милосердная, под стать королю Брохваэлю Поуисскому. И как короли со своим войском спустились в долину, чтобы восстановить Монархию Придайна, так и прекрасная Хаврен величаво течет, чтобы влиться в широкое море, серебряное море Хаврен, на которое взирает из своего храма Нудд Серебряная Рука. Мила ему игра чаек в брызгах морских на ветру.
Гордо скакали по плитам широкой дороги кони воинов Придайна, топоча копытами и позвякивая сбруей. Весело распевали их всадники, их золотые гривны и фибулы блестели в полуденном сиянии прекрасной Дифрин Хаврен. Отважно пели трубы, грозно звенели мечи, копья и белые щиты! Не для воинства Кимри был широкий мост, пересекавший реку у цитадели. Они пустили своих коней вплавь через чистую воду, дабы смыть с себя недобрые чары, исходившие от зловонных испарений угрюмого леса Девяти Ведьм Клэр Лойв.
Мой конь попятился и чуть не сбросил меня, когда мимо пронеслись во весь опор два всадника. Я рассмеялся, узнав Рина и Эльфина, которые гнали своих коней быстро, словно оленей, споря, кто первым войдет в реку. Полоса леса впереди сразу же скрыла из виду упрямых юношей, а я продолжал ехать спокойной рысью рядом с моим другом Руфином, который проводил не слишком довольным взглядом быструю скачку принцев.
Я был уже готов подшутить над его чрезмерными упованиями на дисциплину среди солдат, которых он сам пренебрежительно называл «федератами», но тут и мы, в свою очередь, выехали из рощицы. К нашему удивлению, принцы ожидали нас там, отведя коней на зеленую траву у дороги. Услышав топот копыт, они отчаянно замахали, подзывая нас к себе. Оба были юны годами, но по силе — мужи, и их острые глаза ясно увидели что-то важное на нашем пути.
Руфин сразу же повернул коня налево и крикнул вождю позади нас, чтобы тот приказал остановиться и позвал королей. Стоя вместе с принцами и мной у опушки леса, трибун смотрел на белую дорогу впереди, прикрывая глаза от лучей встающего солнца. Взяв его за локоть, принц Эльфин обратил его внимание на то место, где в ленивой мощи раскинулся светлый Каэр Лойв едва ли в двух милях от излучины Хаврен Это была могучая твердыня — с белыми стенами, высокими башнями и огромными залами разной величины, расписанными яркими цветами, с громадными окованными медью вратами, красными черепичными крышами и блестящими застекленными окнами — под стать тому дворцу, который император Максен Вледиг видел во сне в своем дворце в Ривайне.
Но не на это указывал молодой Эльфин, и я услышал, как у Руфина дыханье перехватило, когда он увидел то, что заставило принцев сдержать бешеный галоп своих коней. Остальные столпились вокруг нас, но тотчас же расступились перед высоким Мэлгоном Гвинеддом, который прокладывал себе путь, как бык в стаде нетелей.
— Что вы там усмотрели? — коротко спросил он.
— Погляди сюда, о король, — ответил его сын Рин, — там, под стенами крепости, возле реки!
Мы все разом уставились туда, не понимая, что там такое. На открытой равнине, темные в лучах утреннего солнца, светившего им в тыл, стояли три огромных отряда. Их копья и знамена бросали на землю длинные тени. В каждом могучем отряде было три сотни, трижды по двадцать и три человека в золотых гривнах. У них были красные мечи в темно-синих ножнах, так что даже войско Кимри подумало бы, прежде чем ввязываться в битву с ними. И пока мы их разглядывали, три отряда издали громкий клич, почти как тот, что каждый Нос Калан Май раздается над каждым очагом Придайна. Жала их копий были многочисленны, как звезды Каэр Гвидион, говор их был как грохот Колеса Тарана, когда оно катится над гулкими ущельями и оврагами Эрири, и зловеще каркали стаи жадных до крови ворон, растревоженные шумом.
— Чьи это войска? — спросил, нахмурившись, король Мэлгон.
Никто не ответил ему, поскольку никто этого не знал.
— Что скажешь, трибун? Будем ждать здесь их нападения или спустимся в долину и нападем на них там, где они нас ждут?
Я был рад увидеть в глазах моего друга живые искорки, какие видел до того всего один раз — в ночь на склоне Динллеу Гуригон, когда он рассказывал мне о первой своей битве в восточной пустыне. Он живо огляделся по сторонам с задумчивым видом искусного игрока в гвиддвилл, как я понял, в одно и то же время оценивая расположение противника, местность и возможные передвижения. Он снова повернулся к королю.
— Мне ясны две вещи, о король. Во-первых, нашего прибытия ожидали, и к тому же похоже, что враг оценил наши силы. Во-вторых, они настолько не боятся, что пренебрегают стенами этого города и встречают нас в открытом поле. Они к тому же оставили в тылу у себя реку, что говорит либо о беспечности, либо о сильной уверенности в своем превосходстве. Насколько я вижу, нам надо продолжать двигаться с должной осторожностью, пусть мы и сильны.
— И что ты посоветуешь? — спросил король. — Разве баран остановит быка? Разве с нами не все войско Кимри, племена Кунедды, и Каделла, и Брихана Брихайниога? А Герайнт Дивнайнтский, крик которого всегда раздается в первых рядах войска?
Верно говорил великий король, но глаза всех присутствующих были устремлены на искалеченного ветерана, у которого не было ни кровных связей, ни уз приемного родства, ни роду, ни племени. Он был чужим среди войска с красными копьями, могучих сынов Придайна. У трибуна была привилегия поэта, который странствует от одного королевского двора к другому Он был мастером и творцом, который создает победу из поражения и порядок из смятения, как писец украшает тонкими завитками поля страниц или как поэт складывает слова в звучные аллитерации и мерным сочетанием слогов превращает их в чародейные стихи.
— Если мы собираемся драться, то дело пойдет гладко, если враг встретит нас там, где мы хотим, а не там, где он хочет, — решительно заявил он. — Пусть отряд конницы пройдет по долине слева от нас и захватит первый брод вверх по течению. Посмотри — вон там, на противоположных берегах, стоят друг напротив друга ферма и разрушенная вилла. Скорее всего они связаны бродом.
Все выжидательно посмотрели на короля. Тот кивнул.
— Пусть это сделает отряд из Майрионидда! — приказал он, и гонец тут же развернул коня и помчался сквозь рощу.
Руфин, который все еще осматривал лежащие впереди земли, продолжал говорить скорее себе самому, чем нам:
— Место открытое, для маневра перед фронтом места достаточно — похоже, они еще и хорошо дисциплинированы. Мы должны попытаться прорвать их ряды, и тогда посмотрим, что можно будет сделать. Принцепс Рин, — сказал он, повернувшись к сыну короля, который жадно поглядывал на неприятельское войско, как ястреб на добычу, — ты офицер предприимчивый, как я вижу. Не возьмешь ли когорту и не поведешь ли ее на сей раз вправо, перейдя через реку там, где сможешь встать напротив лесистого холма перед городом? Как только ты займешь тот берег, то действуй по своему разумению, чтобы отвлечь или потревожить врага, не слишком рискуя собой.
Рин маб Мэлгон рассмеялся и сверкнул глазами на своего друга принца Эльфина.
— Не страшись, о чужестранец, — мы уж им устроим! Я жажду крови, как хмельного меда или вина в залах Деганнви! Вороны Дифрин Хаврен сегодня получат свою долю!
— Это все верно, принцепс, — возразил солдат, — но здесь больше можно выиграть лисьим коварством, чем бычьим напором. Искусный кавалерийский офицер многого может добиться, оказавшись в тылу у врага. Стены Неаполя оказались слишком крепкими даже для Велизария, насколько я помню, и все же город пал, когда предприимчивый исавр вместе с шестью сотнями солдат пробрался в город по разрушенному акведуку. Делай то, что сможешь.
Рин маб Мэлгон снова рассмеялся, хлопнул Эльфина по плечу и помчался к своему отряду. Трибун повернулся к королю.
— Сначала посмотрим, не сможем ли мы выманить их вперед, поскольку вряд ли они вылезут оттуда, где стоят, — видишь, излучина реки прикрывает их фланги. Жаль, что у нас мало лучников, иначе мы бы попробовали поиграть в ту же игру, которую Нарсес устроил при Буста Галлорум. И все же посмотрим, что мы можем сделать. Вот что предлагаю, о король. Выдвини вперед самых нестоящих своих пехотинцев, которые охраняют твой обоз, и пусти их со знаменами, трубами и пылью вперед, покуда мы будем стоять здесь. Это должно привлечь внимание врага и, возможно, даже заставить его двинуться вперед, чтобы испытать нашу силу.
Король кивнул — он был сведущ в деле войны с тех пор, как одолел своего дядю и захватил трон Гвинедда.
— Тем временем, — продолжал трибун, — тебе надо разделить остальное твое войско на две равные части и продвинуть их из арьергарда вниз по обеим сторонам этого холма, насколько это можно сделать, не привлекая внимания врага к нашему передвижению. Затем по сигналу пусть левый наш фланг двинется под прикрытием этих деревьев вдоль реки, что течет внизу, покуда правый со всей возможной скоростью пойдет туда, где река делает изгиб в нашу сторону, чтобы упереться своим правым крылом в ее берег. Но ни один фланг не должен двигаться с места, пока я не скажу. И когда они двинутся, нужно, чтобы всадники опустили вниз копья и закрыли плащами свои шлемы и доспехи.
Мэлгон Высокий и короли как один поехали назад, чтобы осуществить план трибуна, который им показался хорошим. На миг только мы четверо остались на дороге перед лесом, глядя вниз на сомкнутые ряды трех могучих отрядов, что стояли в зловещем бездействии поперек нашей дороги. Враг, река и город — мне показалось, что мы столкнулись с тремя Препятствиями, которые нелегко будет преодолеть. Принц Эльфин смотрел вслед своему названому брату Рину с некоторой завистью и с нетерпением ждал, чтобы трибун дал ему какое-нибудь столь же дерзкое поручение. Руфин, однако, повернулся к старцу Мэлдафу, мудрому советнику Мэлгона Гвинедда, и ко мне. Мы спешились, отдав коней на попечение рабов, а принц Эльфин оставался в седле, опершись на древко копья, упертое тупым концом в землю.
— Я думаю, ты понимаешь мои намерения, — доверительно сказал трибун. — Я рад, что король смотрит на дело так же. Я не ожидаю, чтобы что-то пошло слишком плохо, хотя многое зависит от искусства вражеского полководца Я надеюсь, что он двинет всю или часть своей армии сюда, на наш центр, чтобы мы могли ударить с нашими основными силами ему по флангам. Фронтин в своем труде рекомендовал такой маневр, хотя, как он указывает, нужно поостеречься от непременного риска того, что враг может весьма удачно прорваться через ослабленный центр.
Мэлдаф, который смотрел на все происходящее с пристальным вниманием, спросил, что трибун собирается делать, если враги останутся там же, где и были.
— Мне кажется, что им хватит ума на то, чтобы так и сделать. Пусть их и много, но они слабее — по крайней мере числом.
Руфин объяснил, что в этом случае он окружил бы их уже развернутыми по флангам войсками, уперев их крыльями в берега для защиты с фланга.
— В это же время наши разведчики устроили бы какую-нибудь диверсию у них в тылу, за рекой. Тогда могут случиться две веши. Либо враг будет стоять на месте и драться — в этом случае нам нечего опасаться, мы разобьем их наголову Или, как я надеюсь, они могут попытаться перейти через реку назад по мосту. В этом случае они понесут значительные потери Я прошу только, чтобы атака началась только по моему приказу и ни мгновением раньше.
Мэлдаф кивнул и задумчиво добавил.
— Мне подумалось сейчас, что тот, кто будет играть в та кую игру против тебя, должен быть отважным человеком.
— Ну, что до этого, то я на своем веку достаточно повидал проигранных сражений, — невозмутимо ответил трибун, — но, думаю, сегодня удача будет в наших руках.
— Значит, ты уверен, что вскоре будет нападение? — загоревшись, спросил Эльфин. Его боевой конь бил копытом, горя нетерпением, как и его хозяин. Руфин мрачно усмехнулся.
— Если враг будет стоять и биться, то тебе, юный принцепс, драки за глаза хватит.
Эльфин неотрывно смотрел на движение в передних рядах противника. Разговор продолжил Мэлдаф.
— Ты очень быстро принял решение, о трибун, — с оттенком восхищения промолвил он. — А что, если, несмотря на все твои предосторожности, дело пойдет худо? Богиня войны непостоянна, и, если ты ошибешься, гнев королей падет на твою голову Если бы решал военный совет, то обвинили бы всех, кто одобрил этот план. Кажется мне, что сейчас ты в очень невыгодном положении — ты одинок, как дерево на продуваемой ветрами равнине.
Трибун невозмутимо фыркнул.
— Я привык решать сам, — проворчал он, — и прекрасно знаю, чего можно ждать от военного совета. Шуму много, толку мало Я рад, что ваш король думает, как я. Когда дела в сражении идут плохо, то ругать будут того, кого побежденный сочтет нужным ругать, и уж пусть настоящая ответственность будет там, где она есть. В любом случае я не вижу здесь особой опасности Нынешняя ситуация, насколько я выяснил в Испании у побывавших в сражении офицеров, нимало не похожа на ту, с которой столкнулся Нарсес три года назад, когда гнал франков и алеманнов по Виа Аппиа при Капуе. На самом деле русло реки тут расположено очень выгодно для нас, в то время как Вультурн, насколько я понимаю, тек лишь с одной стороны лагеря Буццелина…
Воспоминания трибуна неожиданно прервал возбужденный крик Эльфина. Глянув туда, куда он указывал копьем, мы увидели одинокого всадника, выехавшего из рядов противника. Он спокойной рысью ехал к нам по широкой дороге, подняв копье, и металл его доспехов поблескивал на солнце.
— Отвага пса на навозной куче! — весело воскликнул Эльфин и, ликуя, посмотрел на нас сверху вниз. — Я еду переведаться с этим бледноликим безродным ивисом! — С этими словами он взял копье наперевес и с цокотом помчался вниз по дороге с громким криком. Приближающийся всадник ответил таким же криком, размахивая над головой копьем с широким наконечником.
— Горячий мальчик, — проворчал Руфин, — и все-таки неплохо начинать битву с поединка между сильными бойцами. Это воодушевило наших солдат накануне Буста Галлорум, когда поборник Империи Анзал уложил предателя Кокку перед рядами готов. Кокка по силе был сущий Геркулес, но армянская хитрость Анзала его одолела. У него в запасе был приемчик — одновременно поворачивал коня и бил копьем. Очень эффективно. Меня там не было, хотя я видел, как он вытворял такое на плацу.
— Ты ценишь хитрость куда выше силы, о трибун, — задумчиво отметил Мэлдаф. — Наверное, ты считаешь, что и стычка бойцов на дороге перед нами заставит врагов смотреть скорее сюда, чем куда-нибудь еще?
Руфин мрачно усмехнулся и молча кивнул. Я, с моей стороны, смотрел на приближающееся столкновение с каким-то нехорошим чувством. Образ супруги Эльфина снова встал перед моим внутренним взором — как она смотрела на удаляющуюся кавалькаду со стены Врат Гвиддно, когда мы покидали север! Ее мокрые глаза и бледные щеки говорили о скорби и тоске, и я не хотел бы снова встретить такой взгляд, принеся ей недобрые вести.
Два всадника встретились примерно в двух сотнях копейных бросков от нас, так что западный ветерок донес до нас слова дерзкого вызова принца Эльфина и звонкий ответ его соперника Воины, стоявшие среди деревьев, одобрительно зашептались, увидев бойца Кимри, не замедлившего поддержать славу своего короля и своего племени Однако в один миг восхищенный шепот сменился изумленными возгласами и даже испугом.
Когда между ними оставалось лишь несколько ярдов. Эльфин осадил коня на полном скаку и заговорил с противником. До нас, укрытых за деревьями, долетали лишь отдельные слова. Затем он подъехал чуть поближе, и мы подумали, что сейчас начнется бой. Но вдруг мы увидели, как он, громко вскрикнув, вцепился б поводья и развернул коня. Общий вздох стыда и разочарования пронесся по рядам воинов. Через мгновение он уже несся к нам во весь опор, а за ним, преследуя его, — его противник.
Я даже и представить себе не мог, что все кончится этим. Мой удалой Эльфин — трус! Рассказать принцессе об исходе этого боя будет куда тяжелее, чем о том, чего я опасался раньше. Разве не говорят среди бриттов: «если воин труслив, то он одержим злом» Более того — и уж вернее некуда — «храбрый избегает многих бед».
Через мгновение принц был среди нас. Он соскочил с седла и в радостном возбуждении стал звать Мэлгона Гвинедда.
— Позовите короля! Позовите короля! — закричал он, в то время как его преследователь спокойно сидел на коне где-то в одном копейном броске перед нами. Солнце вставало у него за спиной, потому лицо его было в тени, но нетрудно было заметить, что это воин благородного происхождения и высокой отваги.
Когда Мэлгон Высокий вернулся с гневно нахмуренным лицом, принц Эльфин уже отдышался и открыл нам свою нежданную новость. Несколько минут люди недоверчиво спорили, затем в воздух взвился пронзительный радостный клич — как крики чаек, летящих вслед за волами на весенней пашне. Всадник, встретивший Эльфина перед лицом двух воинств, оказался не врагом, а бриттским князем, и три отряда, стоявшие перед нами, были войсками союзников, неожиданно присоединившихся к летнему походу в Ллоэгр против бледноликих ивисов!
Громким был смех и веселым было застолье в пиршественном зале Каэр Лойв той ночью. Короли обменивались дарами и вволю пили золотой пьяный мед. Щедрым хозяином, который привел нас к яркому огню и ложам с подушками, набитыми белой овечьей шерстью, оказался высокородный король Дифрин Хаврен. Звался он Кинвэл Хэл, и правил он своими богатыми владениями из Блистающего Города, построенного во дни былые Глойвом Длинноволосым и тремя его благородными сыновьями.
Хотя и приходился он по происхождению родней Гуртейрну Немощному, впервые навлекшему Напасть Ивисов на Острова Могущества, когда даровал он Хенгисту и Хорее остров Руохим в Кайнте, король Кинвэл был доблестным Быком-Защитником и Опорой Острова Придайн. Узнав о сборах Мэягона Гвинедда при Каэр Гуригон, он приказал трубить в рога по всему своему королевству и назначил встречу своих отрядов в зеленых лугах у берегов Хаврен перед стенами Каэр Лойв.
Затем он еще послал гонцов, что скакали день и ночь по мощеным дорогам, к королям, с которыми был он связан узами приемного родства. И вскорости явились перед его вратами могучие боевые отряды короля Фернваэля из Каэр Вадон, стены которого окружают одно из Величайших Чудес Острова Придайн. Там, внутри сооружения из кирпича и камня, находится горячий источник, к которому приезжают люди, чтобы омыться. И для тех, кто хочет, чтобы вода была горячей, она горяча, а для тех, кто хочет холодной воды, она холодна. Люди приезжают сюда издалека, чтобы излечиться здесь от болезней, и богаты дары, которые приносят они богине, живущей в этих водах.
По призыву короля Кинвэла прибыл также Кинддиан из Каэр Кери. Щеки его воинов пылали как угли от скачки на длинногривых конях. После его воинов зеленые луга становились как свежевспаханное поле, поскольку кони их мчались, как волны морские, бросающиеся на утесы; как шум ветра, гнущего дубы, было хлопанье их знамен.