Страница:
знаю, где пруд: до него не очень далеко. Если индейцев там нет,
мы сейчас же вернемся, и тогда можете отправляться на водопой.
С этим благоразумным планом все согласились. Оба охотника
еще раз сошли с лошадей и осторожно двинулись вперед.
Я выразил желание пойти вместе с Хикмэном и его товарищем.
Они не возражали -- мои несчастья давали мне неоспоримое право
быть во главе похода. Итак, оставив лошадь под присмотром
одного товарища, я присоединился к охотникам.
Мы неслышно ступали по земле, густо усыпанной мягкой
хвоей, заглушавшей шум шагов. Лес здесь был редким, и это
позволяло нам двигаться довольно быстро. Через десять минут мы
были уже далеко от наших друзей. Мы все время старались не
потерять верного направления. Однако вдруг нам показалось, что
мы потеряли его. И в этот момент, к моему удивлению, сквозь
густую листву мы увидели мерцающий вдали огонь. Это было пламя
костра.
Хикмэн сразу распознал, что это костер на привале
индейцев.
Первым нашим движением было вернуться к товарищам и
позвать их на помощь. Но, поразмыслив немного, мы решили
подойти как можно ближе, чтобы удостовериться, действительно ли
это лагерь неприятеля.
Теперь мы уже не шли, а пробирались ползком, стараясь
держаться в тени. На поляне пылал огонь. Охотники помнили, что
здесь должен быть пруд. И действительно, мы увидели сверкающую
водную поверхность. Мы подошли так близко, как позволяло наше
благоразумие. Теперь мы хорошо видели всю поляну. Лошади были
привязаны к деревьям, а вокруг костра распростерлись
человеческие фигуры. Они не шевелились -- все убийцы крепко
спали.
У самого огня на седле сидел человек. По-видимому, он не
спал, хотя его голова была опущена на колени. Огонь костра
озарял его бронзовое лицо. Можно было бы различить его черты и
цвет лица, если бы они не были скрыты под краской и перьями.
Это лицо казалось малиново-красным, три больших черных
страусовых пера свисали с головы у висков, так что их концы
почти касались его щек. Эти символические перья наполнили мою
душу острой болью: я знал, что это был головной убор Оцеолы.
Я стал всматриваться пристальнее. Несколько групп
расположились сзади, почти все открытое пространство было
заполнено простертыми телами.
Еще одна группа из трех или четырех человек, сидевших и
лежавших на траве, привлекла мое внимание. Я смотрел на нее со
страхом и волнением. На нее падала тень от деревьев, и я не мог
рассмотреть лиц, но по белым платьям я понял, что это были
женщины. Две из них сидели несколько поодаль от остальных. Одна
из них положила голову на колени к другой.
Сильное волнение охватило меня, когда я смотрел на них.
Теперь уже для меня не оставалось никаких сомнений, что это
были моя сестра и Виола.
Нельзя описать, что я перечувствовал в эту минуту. Перо
мое бессильно изобразить эту картину. Вдумайся, читатель, в мое
положение и постарайся представить его себе. Позади меня
остались убитые и изувеченные мать и дядя, мой родной дом,
превращенный в пепел и прах. Передо мной была сестра, вырванная
из материнских объятий, безжалостно похищенная дикими
разбойниками, может быть обесчещенная их дьявольским вождем! И
он тоже был здесь передо мной, этот лживый, вероломный убийца!
Меня охватило неистовое волнение.
Я глядел на того, кому должен был отомстить, и моя ярость
возрастала с каждой минутой. Я больше не в силах был сдержать
ее.
Мои мускулы, казалось, вздувались на руках, кровь
струилась по жилам, как поток жидкого пламени. Я почти забыл,
где мы находимся. Одна мысль пылала в моем мозгу: месть! Враг
был передо мной! Он не знал о моем присутствии и как будто
спал. Он был почти рядом, на расстоянии выстрела моей винтовки,
стоило только протянуть руку.
Я поднял ружье на уровень ниспадающих страусовых перьев и
взял на прицел их концы. Я знал, что глаза под ними. Мой палец
был уже на курке...
Еще минута -- и этот человек, когда-то бывший в моих
глазах героем, будет лежать мертвым на траве. Но мои товарищи
предотвратили выстрел. Хикмэн схватил замок моей винтовки,
покрыв боек ударника широкой ладонью, а Уэзерфорд схватился за
дуло. Я не мог выстрелить.
В первую секунду я почти рассвирепел, но затем понял, что
они правы. Старый охотник, нагнувшись к моему уху, шепнул:
-- Рано, Джордж, рано! Ради собственной жизни, не поднимай
тревогу. Что толку, если ты убьешь его? Эти мерзавцы удерут и
утащат женщин с собой. Мы не сможем удержать их и только
рискуем потерять свои скальпы. Лучше мы потихоньку вернемся за
товарищами и окружим индейцев со всех сторон... Не так ли,
Джим?
Уэзерфорд, боясь излишнего шума, только утвердительно
кивнул головой.
-- Пойдем! -- продолжал Хикмэн шепотом. -- Нельзя терять
ни минуты. Назад как можно быстрее! Ползком, ползком, пониже...
И тише! Ради бога, тише!
Почти распластавшись на земле, старик пополз, как
аллигатор, и скоро исчез из виду. Мы с Уэзерфордом последовали
за ним и поднялись только тогда, когда уже были далеко от
пламени костра. Здесь мы остановились и прислушались. Мы
боялись, что наше отступление встревожит лагерь. Но до нас не
донеслось ни единого звука. Мы только слышали, как храпят
спящие дикари и как лошади жуют траву. Изредка доносился удар
копытом о твердую землю.
Довольные, что нам удалось уйти незамеченными, мы
возвращались назад тем же, уже знакомым, путем. Теперь мы почти
бежали, но вдруг остановились как вкопанные. До нас донесся
ружейный выстрел.
И, что самое удивительное, он раздался не из индейского
лагеря, а с противоположной стороны, оттуда, где остались наши
товарищи. Странно было, что звук показался слишком громким для
того расстояния, которое, по нашим предположениям, отделяло нас
от друзей. Может быть, не вытерпев мучительного ожидания, наши
друзья двинулись вперед, навстречу нам? Но, разумеется, ни один
из них не мог выстрелить. А если и так, то их выстрел был
поступком очень неблагоразумным, даже опасным: он мог поднять
на ноги весь индейский лагерь. В кого же они стреляли? Может
быть, это случайно разрядилось ружье? Да, должно быть, это
именно так...
Не успели мы обменяться этими соображениями (каждый
обдумывал их про себя), как раздался второй выстрел, в том же
направлении, что и первый. По-видимому, выстрелы были сделаны
из разных винтовок, так как промежуток между ними был настолько
кратким, что даже самый искусный стрелок не успел бы вторично
зарядить свое оружие. Мои товарищи были озадачены не меньше,
чем я. Эти два выстрела можно было объяснить только тем, что
несколько индейцев, отбившихся от своей шайки, пытались подать
о себе весть своим сородичам.
Но раздумывать было некогда. Весь лагерь пришел в
движение. Началась тревога. Послышались голоса людей, ржанье и
топот. Не раздумывая, мы бросились к нашим друзьям.
Вдруг вдали мы увидели двух всадников. Они уходили от нас
все дальше вперед, скользя между деревьями, как приведения.
Несомненно, выстрелы были сделаны именно ими. Кто же они --
индейцы или белые?
Рискуя выдать нас врагам, старый Хикмэи окликнул их.
Мы остановились и прислушались. Всадники не ответили. Они
молча и быстро удалялись в каком-то новом направлении -- ни к
друзьям, ни к врагам.
В поведении этих двух всадников было что-то загадочное.
Зачем они стреляли и теперь удалялись от лагеря, хотя прекрасно
знали, где он находится, по шуму тревоги? Их поведение казалось
мне необъяснимым. Для Хикмэна, вероятно, это дело было более
ясным. Но чувствовалось, что он и удивлен и негодует.
-- Пусть дьявол их утопит в болоте! Подлецы негодные, если
это только они! А я уверен, что это они... Знаю я их ружья! Что
ты скажешь на это, Джим? Ты узнал их?
-- Я, кажется, слыхал этот звук раньше, но где, не помню,
-- ответил младший охотник. -- Постой-ка, ведь это Нед Спенс!
-- Именно, а другой -- Билль Уильямс. Что им там,
дьяволам, надо? Они ведь остались вместе со всеми. А между тем
я уверен, что это они носятся тут по лесу да палят, чтобы нам
всю игру испортить. Черт их побери! Это какой-то адский
замысел... Проклятые авантюристы! Я их заставлю за это
поплатиться! Скорее, ребята! Нам нужно быстро добраться туда
вместе со всеми товарищами, а иначе мы опоздаем. Индейцы
удерут, прежде чем мы нагрянем на них. Проклятые выстрелы!
Испортили нам все дело! Быстро за мной!
Следуя указаниям старого охотника, мы помчались за ним по
лесу.
Вскоре до нас донесся звук голосов и топот лошадиных
копыт. Мы узнали голоса товарищей и окликнули их. Они ехали к
нам навстречу. Они тоже слышали выстрелы и, решив, что мы
столкнулись с индейцами, поспешили к нам на помощь.
-- Эй, ребята! -- крикнул Хикмэн, когда они подъехали. --
Билль Уильямс и Нед Спенс с вами?.. Где они?
На этот вопрос ответа не последовало. Несколько секунд
царило мертвое молчание. Очевидно, их обоих здесь не было,
иначе бы они сами отозвались.
-- Где они? Где? -- заговорили в толпе.
-- Теперь ясно где, -- сказал Хикмэн. -- Клянусь
аллигатором, эти молодцы опять затеяли какую-то нечестную игру!
Ну, ребята, теперь вперед! Индейцы прямо перед нами. Дальше
ползти бесполезно. Индейцы где-то здесь, и нам нужно добраться
до них раньше, чем белка успеет трижды вильнуть хвостом, а то
они опять удерут! Ура! Вперед за скальпами! Проверьте винтовки.
А теперь вперед! И смерть негодяям!
С этим выразительным восклицанием старый охотник поскакал
к лагерю индейцев.
Остальные в беспорядке последовали за ним, держась близко
один от другого. У нас не было разработанного плана действий.
Главное, на что мы рассчитывали, было время. Мы хотели
достигнуть лагеря, прежде чем индейцы скроются, мы хотели смело
ворваться в самую гущу врагов, дать залп из винтовок, держа
ножи и пистолеты наготове, -- таков был наспех составленный
план.
Мы были уже недалеко, приблизительно в трехстах ярдах от
лагеря, и знали, куда надо двигаться. Шум, доносившийся из
лагеря, указывал нам направление. Но вдруг этот шум замолк:
больше не слышно было ни людских голосов, ни ржанья и топота
лошадей. В лагере наступила мертвая тишина. Только свет костра
слабо мерцал между деревьями и, как маяк, указывал нам путь.
Это заставило нас удвоить бдительность. Тишина казалась
нам подозрительной, в ней было что-то зловещее. Мы опасались
засады, ибо хорошо знали, как искусно вождь Красных Палок умеет
проводить подобные маневры.
Ярдов за сто до поляны наш отряд остановился. Несколько
человек, сойдя с лошадей, подошли к самой опушке леса, чтобы
обследовать местность. Вскоре они возвратились с известием, что
на поляне никого нет. Лагеря больше не существовало. Индейцы,
лошади, пленники, добыча -- все исчезло. Остался только
догорающий костер. По нему мы определили, что индейцы отступили
в спешке и беспорядке. Красные угли были разбросаны по всей
поляне, в них слабо тлели последние искры пламени.
Разведчики продолжали продвигаться среди деревьев, пока не
обошли всю опушку леса. Они внимательно обследовали лес ярдов
на сто в окружности, но нигде не нашли никаких следов врага или
засады. Мы опоздали -- дикари ускользнули, уведя у нас из-под
носа своих пленниц!
Преследовать индейцев во тьме было невозможно.
Расстроенные, мы выехали на поляну и расположились в опустевшем
лагере. Мы решили провести здесь остаток ночи, а на заре снова
начать преследование.
Сначала нужно было утолить жажду и напоить лошадей. Потом
мы погасили костер и почти половину отряда поставили часовыми
между деревьями, окружавшими поляну. Коней стреножили и
привязали к деревьям. Другая половина отряда легла отдыхать на
том самом месте, где еще недавно отдыхали наши враги. Так мы
дождались рассвета.
Мои товарищи, утомленные долгим походом, вскоре уснули. Не
спали только часовые, да я не мог найти себе покоя и большую
часть ночи провел, блуждая вокруг пруда, тускло блестевшего в
центре поляны. Когда я двигался, мне становилось как-то легче.
Это успокаивало меня, отвлекало от мрачных мыслей. Я жалел, что
мне не удалось выстрелить в тот момент, когда я увидел
предводителя убийц, не удалось уложить его на месте. А сейчас
чудовище снова ускользнуло из моих рук. Может быть, теперь уже
невозможно будет спасти сестру...
Я негодовал на охотников за то, что они помешали мне. Если
бы они могли предвидеть все, что произойдет дальше, быть может,
и они поступили бы иначе. Но кто мог этого ожидать?
Двое добровольцев, поднявших тревогу, теперь снова
присоединились к отряду. Их таинственное поведение заставило
нас усомниться в честности их намерений. Появление Билля и Неда
было встречено возгласами негодования и угрозами. Их хотели
сбить выстрелами с седла и сделали бы это, если бы они не стали
умолять нас дать им возможность оправдаться. Они объяснили, что
отбились от отряда еще до привала. Они не знали ни того, что
наши пошли в разведку, ни того, что индейцы близко, они
заблудились в лесу и выстрелили, надеясь, что мы ответим им.
Они признались, что видели трех пешеходов, но приняли их за
индейцев и постарались избегнуть встречи с ними.
Большинство из нас удовлетворились этим объяснением.
Рассуждали так: какие мотивы могли побудить их обоих дать
сигнал тревоги врагу? Кто мог подозревать их в такой низкой
измене? Но не все были того же мнения. Я слышал, как старый
Хикмэн многозначительно прошептал своему товарищу, искоса
поглядывая на этих приблудных тварей:
-- Смотри в оба, Джим! Не упускай из виду этих негодяев.
Они что-то затеяли...
Так как явных улик против них все-таки не было, их снова
приняли в отряд, и они вместе с другими улеглись спать.
Негодяи лежали на берегу пруда. Шагая кругом, я несколько
раз проходил мимо них. В темноте я мог различить их простертые
на земле тела. Я смотрел на них со странным чувством, ибо
разделял подозрения Хикмэна и Уэзерфорда. Но я никак не мог
поверить, что они сделали это умышленно. Трудно было
представить себе, что, подстрекаемые самыми низменными
побуждениями, они выстрелами предупредили индейцев о
приближении нашего отряда.
Около полуночи взошла луна. Облаков не было. Проплывая над
деревьями, луна струила вниз потоки яркого света.
Этот внезапный свет разбудил спящих. Многие повскакали,
думая, что наступил день. Только взглянув на небо, они
убедились в своей ошибке.
Шум разбудил и всех остальных. Многие предлагали начать
погоню немедленно, при свете луны. Это согласовывалось и с
моими желаниями. Но Хикмэн был решительно против. Он объяснил,
что в лесу не так светло, как на поляне, и, значит, след нельзя
будет найти. Правда, можно было зажечь факелы. Но так мы могли
бы попасть в засаду к врагу. Даже просто двигаться вперед при
лунном свете -- значило подвергать себя опасности. И вообще
обстоятельства изменились: дикари уже знали, что мы гонимся за
ними. В ночном походе преследуемые находятся в более выгодном
положении по отношению к преследователям, даже если их и
меньше. Темнота даст им возможность напасть на нас из засады и
скрыться. Так рассуждали проводники. Ни один человек не
возражал и не высказался против этих доводов. Было решено не
трогаться до рассвета.
Наступило время менять часовых. Отдохнувшие сменили
усталых караульных, которые улеглись спать, надеясь урвать хоть
несколько часов для отдыха.
Уильямс и Спенс должны были дежурить вместе с другими. Они
стояли рядом, на одной стороне поляны.
Хикмэн и Уэзерфорд, отдежурив свои часы, расположились на
траве, и я заметил, что они устроились недалеко от двух
дружков. При свете луны они должны были ясно видеть Спенса и
Уильямса. По-видимому, они вовсе и не собирались спать. Время
от времени я поглядывал на них. Их головы почти соприкасались,
слегка приподнимаясь над травой. Охотники как будто шептались
друг с другом.
Я по-прежнему продолжал бродить кругом. При свете луны я
мог шагать быстрее, и мне становилось легче на душе. Трудно
сказать, сколько раз обошел я вокруг пруда. Двигался я
машинально, не отдавая себе отчета. Через некоторое время
физическая усталость взяла верх над нравственными страданиями.
Постепенно в моей душе воцарилось спокойствие. На короткое
время мои горести и мстительные страсти улеглись. Я знал
причину: нервная система, отражающая чувства, от которых я
страдал, испытывала утомление, и все ощущения во мне как бы
притупились.
Я знал, что это только временное облегчение, затишье между
двумя бешеными шквалами. Но по истечении этого промежутка я
снова стал восприимчивым к впечатлениям внешнего мира. Я начал
внимательно присматриваться к тому, что делалось кругом. Прежде
всего при ярком сиянии луны мне бросились в глаза некоторые
особенности окружающей местности.
Мы остановились среди леса на поляне, которую охотники
обычно называют "глэйд" или на местном жаргоне -- "глид". Это
была маленькая прогалина в лесу, почти не заросшая деревьями
или кустарником. Она имела совершенно круглую форму, около
пятидесяти ярдов в диаметре. Небольшой пруд, расположенный в
середине поляны, был тоже круглый -- один из причудливых
естественных водоемов, разбросанных по всему полуострову:
казалось, что он вырыт людьми. Он был около трех футов
глубиной, и вода в нем была свежая и прохладная. Она сверкала
при свете луны, как серебро.
Поляна была покрыта травой и благоухала душистыми цветами.
Растоптанные людьми и конями, они пахли теперь еще сильнее.
Это был прелестный цветник, и в другом настроении я с
удовольствием отдался бы созерцанию этой картины.
Но сейчас меня интересовала не сама картина, а, так
сказать, ее рама.
Вокруг поляны деревья высились таким правильным
полукругом, как будто кто-то нарочно их здесь насадил. А за
ними, насколько взгляд мог проникнуть в глубь чащи, простирался
высокий сосновый лес. Стволы деревьев были почти все одной
толщины -- некоторые из них достигали двух футов в диаметре. Но
это были голые стволы -- ни ветки, ни листка. Днем в этом лесу
можно было видеть на очень далекое расстояние, так как кустов
здесь не было.
Стволы деревьев были прямые и почти цилиндрические, как у
пальм. Их можно было бы принять за пальмы, если бы их широкие
кроны заканчивались коническими верхушками. Но это были не
пальмы, а так называемые метелковидные сосны -- широко
распространенная во Флориде порода деревьев.
По всей вероятности, я не обратил бы на них особенного
внимания, если бы меня не поразило в них что-то необычное. Хвоя
у них была не ярко-зеленого, а желто-бурого цвета. Сначала я
думал, что это обман зрения или особый эффект лунного
освещения. Но, подойдя поближе, я увидел, что иглы были
действительно не зеленые, а сухие и увядшие, хотя они еще
держались на ветках. Кроме того, я заметил, что стволы сосен
казались высохшими и кора на них как будто облупилась. Этот
серовато-коричневый лес тянулся на большое расстояние. Мне
вспомнились слова Хикмэна: действительно, весь лес был мертвый.
Это было подмечено метко! Деревья были съедены сосновым
шелкопрядом(78).
Может показаться удивительным, что даже в такие тяжелые
минуты мое внимание занимали подобные ботанические наблюдения.
Но я сделал еще одно открытие, порадовавшее меня: хвоя
постепенно меняла свой цвет под влиянием голубого света зари,
слившегося с желтоватым отблеском луны. Скоро должно было
наступить утро.
Заметив, что занимается заря, мои спутники быстро
поднялись с влажного ложа, на котором сверкала роса, и стали
проверять подпруги у коней.
Мы были голодны, но надеяться на завтрак не приходилось.
Мы приготовились обойтись без него.
Заря вспыхнула лишь несколько минут назад, и небо быстро
светлело. Все было готово к выступлению.
Созвали часовых, кроме четырех, которых предусмотрительно
оставили на посту до последней минуты. Лошади были отвязаны и
взнузданы, они стояли под седлами всю ночь; винтовки были
тщательно осмотрены и смазаны. Большинство моих товарищей
побывали в сражениях и участвовали во многих военных кампаниях.
Все меры предосторожности были приняты, чтобы обеспечить нам
успех в предстоящей схватке. Мы надеялись еще до полудня
настигнуть индейцев и преследовать их до самого логова. И хотя
почти наверняка можно было ожидать кровопролития, все еще раз
высказали твердую решимость двигаться вперед.
Несколько минут ушло на то, чтобы построиться в походном
порядке. Было признано благоразумным отправить вперед несколько
человек из наиболее опытных следопытов для осмотра леса, прежде
чем в него вступит остальной отряд. Это избавило бы нас от
внезапного нападения из засады. И снова, как и раньше, выбор
пал на старых охотников.
Все приготовления были закончены, мы уже собирались
тронуться. Всадники вскочили в седла, разведчики двинулись к
краю леса, как вдруг на опушке послышались выстрелы и тревожные
крики наших часовых. Они еще не сменились, и все четверо
разрядили свои винтовки одновременно.
Выстрелы отозвались в лесу тысячами отголосков. Но это
было не эхо, а настоящие выстрелы винтовок и мушкетов.
Одновременно с ними раздался пронзительный воинский клич
краснокожих.
Индейцы напали на нас.
Говоря точнее, они окружили нас. Все часовые выстрелили
сразу -- значит, все четверо видели неприятеля.
В этом нам скоро пришлось убедиться. Со всех сторон гремел
свирепый неприятельский клич, и пули уже начали свистеть
неподалеку от нас. Без всякого сомнения, индейцы окружали
поляну. Первые выстрелы неприятеля не причинили нам большого
вреда. Пули задели двух или трех человек и ранили нескольких
лошадей. По-видимому, наша позиция находилась пока еще вне
досягаемости выстрелов. Большинство пуль падало прямо в пруд.
Но если бы индейцы подползли ближе, их огонь мог бы стать для
нас смертоносным: сбившиеся в кучу на открытом месте, мы
представляли для них удобную мишень.
К счастью, наши зоркие часовые заметили их приближение и
своевременно дали сигнал тревоги.
Это спасло нас.
Но все это приходит в голову позже. В самый критический
момент невозможно успеть что-нибудь сообразить. Характер
нападения был ясен. Нас окружили, и лучшим ответом были
внимательные, обдуманные действия.
Неожиданное нападение в первую минуту произвело смятение в
наших рядах. Крики воинов смешались с ржаньем лошадей,
взвивавшихся на дыбы. Но скоро, заглушая весь этот гул и шум,
прозвучал громовой голос Хикмэна:
-- Долой с лошадей! Бегите к деревьям! Долой с лошадей,
скорее! К деревьям -- и прячьтесь за них! Или, клянусь
дьявольским землетрясением, много мамашиных сынков сегодня
потеряют свои скальпы! К деревьям! К деревьям !
Эта же мысль возникла и у других. Поэтому, прежде чем
старый охотник договорил, все мгновенно спешились и разбежались
в разные стороны. Каждый встал за дерево, лицом к лесу. Таким
образом, возник замкнутый круг. Каждый был защищен сосновым
стволом. Мы стояли спиной друг к другу и лицом к врагу.
Наши лошади, предоставленные самим себе, бешено метались
по поляне. Их еще больше возбуждали поводья и стремена, которые
бились об их бока. Многие из лошадей, проскакав мимо нас,
ринулись в лес и там попали в руки индейцев или, прорвавшись
мимо них, убежали в чащу.
Мы не пытались удержать их. Пули свистели около наших
ушей. Выступить из-за стволов, служивших нам защитой, значило
обречь себя на верную гибель.
Выгоды нашей позиции были очевидны уже с первого взгляда.
Хорошо, что мы не сняли раньше часовых, а то индейцы застали бы
нас врасплох: они подошли бы к самой окраине леса без криков и
выстрелов, и мы оказались бы в их власти. Под прикрытием леса
они были бы недостижимыми для наших винтовок. А мы на открытом
месте попали бы под губительный огонь.
Теперь же у них не было перед нами большого преимущества.
И нас и индейцев одинаково защищали стволы. Счастье наше, что
все мы так быстро выполнили приказ Хикмэна!
В ответ на неприятельские выстрелы мы также не молчали:
через несколько секунд наши винтовки вступили в игру. То и дело
слышались резкие и сухие потрескиванья выстрелов. И время от
времени у нас вырывался торжествующий крик, когда кто-нибудь из
индейцев, неосторожно выступивший из-за дерева, падал от
выстрела.
И снова спокойный, ясный, громкий голос старого охотника
прозвучал над поляной:
-- Цельтесь наверняка, ребята, и стреляйте без промаха! Не
тратьте зря ни крупинки пороха... У нас он кончится раньше, чем
мы разделаемся с этими проклятыми! Не спускайте курок, пока не
увидите глаза краснокожего!
Это предупреждение заключало в себе глубокий смысл: многие
из наших юношей отчаянно выпускали заряд за зарядом, увеча
только стволы деревьев. Слова Хикмэна произвели желаемое
действие и заставили их осторожнее обращаться с запасом пороха.
Выстрелы стали слышаться реже, но частые торжествующие крики
показывали, что почти каждый из них попадал в цель.
Через несколько минут после начала перестрелки схватка
приняла иной характер. Дикий, устрашающий клич индейцев умолк.
Только время от времени, сопровождая удачный выстрел, звучало
торжествующее "ура", ободряющее наших товарищей, или
"ио-хо-эхи", которым какой-нибудь индейский вождь вдохновлял
мы сейчас же вернемся, и тогда можете отправляться на водопой.
С этим благоразумным планом все согласились. Оба охотника
еще раз сошли с лошадей и осторожно двинулись вперед.
Я выразил желание пойти вместе с Хикмэном и его товарищем.
Они не возражали -- мои несчастья давали мне неоспоримое право
быть во главе похода. Итак, оставив лошадь под присмотром
одного товарища, я присоединился к охотникам.
Мы неслышно ступали по земле, густо усыпанной мягкой
хвоей, заглушавшей шум шагов. Лес здесь был редким, и это
позволяло нам двигаться довольно быстро. Через десять минут мы
были уже далеко от наших друзей. Мы все время старались не
потерять верного направления. Однако вдруг нам показалось, что
мы потеряли его. И в этот момент, к моему удивлению, сквозь
густую листву мы увидели мерцающий вдали огонь. Это было пламя
костра.
Хикмэн сразу распознал, что это костер на привале
индейцев.
Первым нашим движением было вернуться к товарищам и
позвать их на помощь. Но, поразмыслив немного, мы решили
подойти как можно ближе, чтобы удостовериться, действительно ли
это лагерь неприятеля.
Теперь мы уже не шли, а пробирались ползком, стараясь
держаться в тени. На поляне пылал огонь. Охотники помнили, что
здесь должен быть пруд. И действительно, мы увидели сверкающую
водную поверхность. Мы подошли так близко, как позволяло наше
благоразумие. Теперь мы хорошо видели всю поляну. Лошади были
привязаны к деревьям, а вокруг костра распростерлись
человеческие фигуры. Они не шевелились -- все убийцы крепко
спали.
У самого огня на седле сидел человек. По-видимому, он не
спал, хотя его голова была опущена на колени. Огонь костра
озарял его бронзовое лицо. Можно было бы различить его черты и
цвет лица, если бы они не были скрыты под краской и перьями.
Это лицо казалось малиново-красным, три больших черных
страусовых пера свисали с головы у висков, так что их концы
почти касались его щек. Эти символические перья наполнили мою
душу острой болью: я знал, что это был головной убор Оцеолы.
Я стал всматриваться пристальнее. Несколько групп
расположились сзади, почти все открытое пространство было
заполнено простертыми телами.
Еще одна группа из трех или четырех человек, сидевших и
лежавших на траве, привлекла мое внимание. Я смотрел на нее со
страхом и волнением. На нее падала тень от деревьев, и я не мог
рассмотреть лиц, но по белым платьям я понял, что это были
женщины. Две из них сидели несколько поодаль от остальных. Одна
из них положила голову на колени к другой.
Сильное волнение охватило меня, когда я смотрел на них.
Теперь уже для меня не оставалось никаких сомнений, что это
были моя сестра и Виола.
Нельзя описать, что я перечувствовал в эту минуту. Перо
мое бессильно изобразить эту картину. Вдумайся, читатель, в мое
положение и постарайся представить его себе. Позади меня
остались убитые и изувеченные мать и дядя, мой родной дом,
превращенный в пепел и прах. Передо мной была сестра, вырванная
из материнских объятий, безжалостно похищенная дикими
разбойниками, может быть обесчещенная их дьявольским вождем! И
он тоже был здесь передо мной, этот лживый, вероломный убийца!
Меня охватило неистовое волнение.
Я глядел на того, кому должен был отомстить, и моя ярость
возрастала с каждой минутой. Я больше не в силах был сдержать
ее.
Мои мускулы, казалось, вздувались на руках, кровь
струилась по жилам, как поток жидкого пламени. Я почти забыл,
где мы находимся. Одна мысль пылала в моем мозгу: месть! Враг
был передо мной! Он не знал о моем присутствии и как будто
спал. Он был почти рядом, на расстоянии выстрела моей винтовки,
стоило только протянуть руку.
Я поднял ружье на уровень ниспадающих страусовых перьев и
взял на прицел их концы. Я знал, что глаза под ними. Мой палец
был уже на курке...
Еще минута -- и этот человек, когда-то бывший в моих
глазах героем, будет лежать мертвым на траве. Но мои товарищи
предотвратили выстрел. Хикмэн схватил замок моей винтовки,
покрыв боек ударника широкой ладонью, а Уэзерфорд схватился за
дуло. Я не мог выстрелить.
В первую секунду я почти рассвирепел, но затем понял, что
они правы. Старый охотник, нагнувшись к моему уху, шепнул:
-- Рано, Джордж, рано! Ради собственной жизни, не поднимай
тревогу. Что толку, если ты убьешь его? Эти мерзавцы удерут и
утащат женщин с собой. Мы не сможем удержать их и только
рискуем потерять свои скальпы. Лучше мы потихоньку вернемся за
товарищами и окружим индейцев со всех сторон... Не так ли,
Джим?
Уэзерфорд, боясь излишнего шума, только утвердительно
кивнул головой.
-- Пойдем! -- продолжал Хикмэн шепотом. -- Нельзя терять
ни минуты. Назад как можно быстрее! Ползком, ползком, пониже...
И тише! Ради бога, тише!
Почти распластавшись на земле, старик пополз, как
аллигатор, и скоро исчез из виду. Мы с Уэзерфордом последовали
за ним и поднялись только тогда, когда уже были далеко от
пламени костра. Здесь мы остановились и прислушались. Мы
боялись, что наше отступление встревожит лагерь. Но до нас не
донеслось ни единого звука. Мы только слышали, как храпят
спящие дикари и как лошади жуют траву. Изредка доносился удар
копытом о твердую землю.
Довольные, что нам удалось уйти незамеченными, мы
возвращались назад тем же, уже знакомым, путем. Теперь мы почти
бежали, но вдруг остановились как вкопанные. До нас донесся
ружейный выстрел.
И, что самое удивительное, он раздался не из индейского
лагеря, а с противоположной стороны, оттуда, где остались наши
товарищи. Странно было, что звук показался слишком громким для
того расстояния, которое, по нашим предположениям, отделяло нас
от друзей. Может быть, не вытерпев мучительного ожидания, наши
друзья двинулись вперед, навстречу нам? Но, разумеется, ни один
из них не мог выстрелить. А если и так, то их выстрел был
поступком очень неблагоразумным, даже опасным: он мог поднять
на ноги весь индейский лагерь. В кого же они стреляли? Может
быть, это случайно разрядилось ружье? Да, должно быть, это
именно так...
Не успели мы обменяться этими соображениями (каждый
обдумывал их про себя), как раздался второй выстрел, в том же
направлении, что и первый. По-видимому, выстрелы были сделаны
из разных винтовок, так как промежуток между ними был настолько
кратким, что даже самый искусный стрелок не успел бы вторично
зарядить свое оружие. Мои товарищи были озадачены не меньше,
чем я. Эти два выстрела можно было объяснить только тем, что
несколько индейцев, отбившихся от своей шайки, пытались подать
о себе весть своим сородичам.
Но раздумывать было некогда. Весь лагерь пришел в
движение. Началась тревога. Послышались голоса людей, ржанье и
топот. Не раздумывая, мы бросились к нашим друзьям.
Вдруг вдали мы увидели двух всадников. Они уходили от нас
все дальше вперед, скользя между деревьями, как приведения.
Несомненно, выстрелы были сделаны именно ими. Кто же они --
индейцы или белые?
Рискуя выдать нас врагам, старый Хикмэи окликнул их.
Мы остановились и прислушались. Всадники не ответили. Они
молча и быстро удалялись в каком-то новом направлении -- ни к
друзьям, ни к врагам.
В поведении этих двух всадников было что-то загадочное.
Зачем они стреляли и теперь удалялись от лагеря, хотя прекрасно
знали, где он находится, по шуму тревоги? Их поведение казалось
мне необъяснимым. Для Хикмэна, вероятно, это дело было более
ясным. Но чувствовалось, что он и удивлен и негодует.
-- Пусть дьявол их утопит в болоте! Подлецы негодные, если
это только они! А я уверен, что это они... Знаю я их ружья! Что
ты скажешь на это, Джим? Ты узнал их?
-- Я, кажется, слыхал этот звук раньше, но где, не помню,
-- ответил младший охотник. -- Постой-ка, ведь это Нед Спенс!
-- Именно, а другой -- Билль Уильямс. Что им там,
дьяволам, надо? Они ведь остались вместе со всеми. А между тем
я уверен, что это они носятся тут по лесу да палят, чтобы нам
всю игру испортить. Черт их побери! Это какой-то адский
замысел... Проклятые авантюристы! Я их заставлю за это
поплатиться! Скорее, ребята! Нам нужно быстро добраться туда
вместе со всеми товарищами, а иначе мы опоздаем. Индейцы
удерут, прежде чем мы нагрянем на них. Проклятые выстрелы!
Испортили нам все дело! Быстро за мной!
Следуя указаниям старого охотника, мы помчались за ним по
лесу.
Вскоре до нас донесся звук голосов и топот лошадиных
копыт. Мы узнали голоса товарищей и окликнули их. Они ехали к
нам навстречу. Они тоже слышали выстрелы и, решив, что мы
столкнулись с индейцами, поспешили к нам на помощь.
-- Эй, ребята! -- крикнул Хикмэн, когда они подъехали. --
Билль Уильямс и Нед Спенс с вами?.. Где они?
На этот вопрос ответа не последовало. Несколько секунд
царило мертвое молчание. Очевидно, их обоих здесь не было,
иначе бы они сами отозвались.
-- Где они? Где? -- заговорили в толпе.
-- Теперь ясно где, -- сказал Хикмэн. -- Клянусь
аллигатором, эти молодцы опять затеяли какую-то нечестную игру!
Ну, ребята, теперь вперед! Индейцы прямо перед нами. Дальше
ползти бесполезно. Индейцы где-то здесь, и нам нужно добраться
до них раньше, чем белка успеет трижды вильнуть хвостом, а то
они опять удерут! Ура! Вперед за скальпами! Проверьте винтовки.
А теперь вперед! И смерть негодяям!
С этим выразительным восклицанием старый охотник поскакал
к лагерю индейцев.
Остальные в беспорядке последовали за ним, держась близко
один от другого. У нас не было разработанного плана действий.
Главное, на что мы рассчитывали, было время. Мы хотели
достигнуть лагеря, прежде чем индейцы скроются, мы хотели смело
ворваться в самую гущу врагов, дать залп из винтовок, держа
ножи и пистолеты наготове, -- таков был наспех составленный
план.
Мы были уже недалеко, приблизительно в трехстах ярдах от
лагеря, и знали, куда надо двигаться. Шум, доносившийся из
лагеря, указывал нам направление. Но вдруг этот шум замолк:
больше не слышно было ни людских голосов, ни ржанья и топота
лошадей. В лагере наступила мертвая тишина. Только свет костра
слабо мерцал между деревьями и, как маяк, указывал нам путь.
Это заставило нас удвоить бдительность. Тишина казалась
нам подозрительной, в ней было что-то зловещее. Мы опасались
засады, ибо хорошо знали, как искусно вождь Красных Палок умеет
проводить подобные маневры.
Ярдов за сто до поляны наш отряд остановился. Несколько
человек, сойдя с лошадей, подошли к самой опушке леса, чтобы
обследовать местность. Вскоре они возвратились с известием, что
на поляне никого нет. Лагеря больше не существовало. Индейцы,
лошади, пленники, добыча -- все исчезло. Остался только
догорающий костер. По нему мы определили, что индейцы отступили
в спешке и беспорядке. Красные угли были разбросаны по всей
поляне, в них слабо тлели последние искры пламени.
Разведчики продолжали продвигаться среди деревьев, пока не
обошли всю опушку леса. Они внимательно обследовали лес ярдов
на сто в окружности, но нигде не нашли никаких следов врага или
засады. Мы опоздали -- дикари ускользнули, уведя у нас из-под
носа своих пленниц!
Преследовать индейцев во тьме было невозможно.
Расстроенные, мы выехали на поляну и расположились в опустевшем
лагере. Мы решили провести здесь остаток ночи, а на заре снова
начать преследование.
Сначала нужно было утолить жажду и напоить лошадей. Потом
мы погасили костер и почти половину отряда поставили часовыми
между деревьями, окружавшими поляну. Коней стреножили и
привязали к деревьям. Другая половина отряда легла отдыхать на
том самом месте, где еще недавно отдыхали наши враги. Так мы
дождались рассвета.
Мои товарищи, утомленные долгим походом, вскоре уснули. Не
спали только часовые, да я не мог найти себе покоя и большую
часть ночи провел, блуждая вокруг пруда, тускло блестевшего в
центре поляны. Когда я двигался, мне становилось как-то легче.
Это успокаивало меня, отвлекало от мрачных мыслей. Я жалел, что
мне не удалось выстрелить в тот момент, когда я увидел
предводителя убийц, не удалось уложить его на месте. А сейчас
чудовище снова ускользнуло из моих рук. Может быть, теперь уже
невозможно будет спасти сестру...
Я негодовал на охотников за то, что они помешали мне. Если
бы они могли предвидеть все, что произойдет дальше, быть может,
и они поступили бы иначе. Но кто мог этого ожидать?
Двое добровольцев, поднявших тревогу, теперь снова
присоединились к отряду. Их таинственное поведение заставило
нас усомниться в честности их намерений. Появление Билля и Неда
было встречено возгласами негодования и угрозами. Их хотели
сбить выстрелами с седла и сделали бы это, если бы они не стали
умолять нас дать им возможность оправдаться. Они объяснили, что
отбились от отряда еще до привала. Они не знали ни того, что
наши пошли в разведку, ни того, что индейцы близко, они
заблудились в лесу и выстрелили, надеясь, что мы ответим им.
Они признались, что видели трех пешеходов, но приняли их за
индейцев и постарались избегнуть встречи с ними.
Большинство из нас удовлетворились этим объяснением.
Рассуждали так: какие мотивы могли побудить их обоих дать
сигнал тревоги врагу? Кто мог подозревать их в такой низкой
измене? Но не все были того же мнения. Я слышал, как старый
Хикмэн многозначительно прошептал своему товарищу, искоса
поглядывая на этих приблудных тварей:
-- Смотри в оба, Джим! Не упускай из виду этих негодяев.
Они что-то затеяли...
Так как явных улик против них все-таки не было, их снова
приняли в отряд, и они вместе с другими улеглись спать.
Негодяи лежали на берегу пруда. Шагая кругом, я несколько
раз проходил мимо них. В темноте я мог различить их простертые
на земле тела. Я смотрел на них со странным чувством, ибо
разделял подозрения Хикмэна и Уэзерфорда. Но я никак не мог
поверить, что они сделали это умышленно. Трудно было
представить себе, что, подстрекаемые самыми низменными
побуждениями, они выстрелами предупредили индейцев о
приближении нашего отряда.
Около полуночи взошла луна. Облаков не было. Проплывая над
деревьями, луна струила вниз потоки яркого света.
Этот внезапный свет разбудил спящих. Многие повскакали,
думая, что наступил день. Только взглянув на небо, они
убедились в своей ошибке.
Шум разбудил и всех остальных. Многие предлагали начать
погоню немедленно, при свете луны. Это согласовывалось и с
моими желаниями. Но Хикмэн был решительно против. Он объяснил,
что в лесу не так светло, как на поляне, и, значит, след нельзя
будет найти. Правда, можно было зажечь факелы. Но так мы могли
бы попасть в засаду к врагу. Даже просто двигаться вперед при
лунном свете -- значило подвергать себя опасности. И вообще
обстоятельства изменились: дикари уже знали, что мы гонимся за
ними. В ночном походе преследуемые находятся в более выгодном
положении по отношению к преследователям, даже если их и
меньше. Темнота даст им возможность напасть на нас из засады и
скрыться. Так рассуждали проводники. Ни один человек не
возражал и не высказался против этих доводов. Было решено не
трогаться до рассвета.
Наступило время менять часовых. Отдохнувшие сменили
усталых караульных, которые улеглись спать, надеясь урвать хоть
несколько часов для отдыха.
Уильямс и Спенс должны были дежурить вместе с другими. Они
стояли рядом, на одной стороне поляны.
Хикмэн и Уэзерфорд, отдежурив свои часы, расположились на
траве, и я заметил, что они устроились недалеко от двух
дружков. При свете луны они должны были ясно видеть Спенса и
Уильямса. По-видимому, они вовсе и не собирались спать. Время
от времени я поглядывал на них. Их головы почти соприкасались,
слегка приподнимаясь над травой. Охотники как будто шептались
друг с другом.
Я по-прежнему продолжал бродить кругом. При свете луны я
мог шагать быстрее, и мне становилось легче на душе. Трудно
сказать, сколько раз обошел я вокруг пруда. Двигался я
машинально, не отдавая себе отчета. Через некоторое время
физическая усталость взяла верх над нравственными страданиями.
Постепенно в моей душе воцарилось спокойствие. На короткое
время мои горести и мстительные страсти улеглись. Я знал
причину: нервная система, отражающая чувства, от которых я
страдал, испытывала утомление, и все ощущения во мне как бы
притупились.
Я знал, что это только временное облегчение, затишье между
двумя бешеными шквалами. Но по истечении этого промежутка я
снова стал восприимчивым к впечатлениям внешнего мира. Я начал
внимательно присматриваться к тому, что делалось кругом. Прежде
всего при ярком сиянии луны мне бросились в глаза некоторые
особенности окружающей местности.
Мы остановились среди леса на поляне, которую охотники
обычно называют "глэйд" или на местном жаргоне -- "глид". Это
была маленькая прогалина в лесу, почти не заросшая деревьями
или кустарником. Она имела совершенно круглую форму, около
пятидесяти ярдов в диаметре. Небольшой пруд, расположенный в
середине поляны, был тоже круглый -- один из причудливых
естественных водоемов, разбросанных по всему полуострову:
казалось, что он вырыт людьми. Он был около трех футов
глубиной, и вода в нем была свежая и прохладная. Она сверкала
при свете луны, как серебро.
Поляна была покрыта травой и благоухала душистыми цветами.
Растоптанные людьми и конями, они пахли теперь еще сильнее.
Это был прелестный цветник, и в другом настроении я с
удовольствием отдался бы созерцанию этой картины.
Но сейчас меня интересовала не сама картина, а, так
сказать, ее рама.
Вокруг поляны деревья высились таким правильным
полукругом, как будто кто-то нарочно их здесь насадил. А за
ними, насколько взгляд мог проникнуть в глубь чащи, простирался
высокий сосновый лес. Стволы деревьев были почти все одной
толщины -- некоторые из них достигали двух футов в диаметре. Но
это были голые стволы -- ни ветки, ни листка. Днем в этом лесу
можно было видеть на очень далекое расстояние, так как кустов
здесь не было.
Стволы деревьев были прямые и почти цилиндрические, как у
пальм. Их можно было бы принять за пальмы, если бы их широкие
кроны заканчивались коническими верхушками. Но это были не
пальмы, а так называемые метелковидные сосны -- широко
распространенная во Флориде порода деревьев.
По всей вероятности, я не обратил бы на них особенного
внимания, если бы меня не поразило в них что-то необычное. Хвоя
у них была не ярко-зеленого, а желто-бурого цвета. Сначала я
думал, что это обман зрения или особый эффект лунного
освещения. Но, подойдя поближе, я увидел, что иглы были
действительно не зеленые, а сухие и увядшие, хотя они еще
держались на ветках. Кроме того, я заметил, что стволы сосен
казались высохшими и кора на них как будто облупилась. Этот
серовато-коричневый лес тянулся на большое расстояние. Мне
вспомнились слова Хикмэна: действительно, весь лес был мертвый.
Это было подмечено метко! Деревья были съедены сосновым
шелкопрядом(78).
Может показаться удивительным, что даже в такие тяжелые
минуты мое внимание занимали подобные ботанические наблюдения.
Но я сделал еще одно открытие, порадовавшее меня: хвоя
постепенно меняла свой цвет под влиянием голубого света зари,
слившегося с желтоватым отблеском луны. Скоро должно было
наступить утро.
Заметив, что занимается заря, мои спутники быстро
поднялись с влажного ложа, на котором сверкала роса, и стали
проверять подпруги у коней.
Мы были голодны, но надеяться на завтрак не приходилось.
Мы приготовились обойтись без него.
Заря вспыхнула лишь несколько минут назад, и небо быстро
светлело. Все было готово к выступлению.
Созвали часовых, кроме четырех, которых предусмотрительно
оставили на посту до последней минуты. Лошади были отвязаны и
взнузданы, они стояли под седлами всю ночь; винтовки были
тщательно осмотрены и смазаны. Большинство моих товарищей
побывали в сражениях и участвовали во многих военных кампаниях.
Все меры предосторожности были приняты, чтобы обеспечить нам
успех в предстоящей схватке. Мы надеялись еще до полудня
настигнуть индейцев и преследовать их до самого логова. И хотя
почти наверняка можно было ожидать кровопролития, все еще раз
высказали твердую решимость двигаться вперед.
Несколько минут ушло на то, чтобы построиться в походном
порядке. Было признано благоразумным отправить вперед несколько
человек из наиболее опытных следопытов для осмотра леса, прежде
чем в него вступит остальной отряд. Это избавило бы нас от
внезапного нападения из засады. И снова, как и раньше, выбор
пал на старых охотников.
Все приготовления были закончены, мы уже собирались
тронуться. Всадники вскочили в седла, разведчики двинулись к
краю леса, как вдруг на опушке послышались выстрелы и тревожные
крики наших часовых. Они еще не сменились, и все четверо
разрядили свои винтовки одновременно.
Выстрелы отозвались в лесу тысячами отголосков. Но это
было не эхо, а настоящие выстрелы винтовок и мушкетов.
Одновременно с ними раздался пронзительный воинский клич
краснокожих.
Индейцы напали на нас.
Говоря точнее, они окружили нас. Все часовые выстрелили
сразу -- значит, все четверо видели неприятеля.
В этом нам скоро пришлось убедиться. Со всех сторон гремел
свирепый неприятельский клич, и пули уже начали свистеть
неподалеку от нас. Без всякого сомнения, индейцы окружали
поляну. Первые выстрелы неприятеля не причинили нам большого
вреда. Пули задели двух или трех человек и ранили нескольких
лошадей. По-видимому, наша позиция находилась пока еще вне
досягаемости выстрелов. Большинство пуль падало прямо в пруд.
Но если бы индейцы подползли ближе, их огонь мог бы стать для
нас смертоносным: сбившиеся в кучу на открытом месте, мы
представляли для них удобную мишень.
К счастью, наши зоркие часовые заметили их приближение и
своевременно дали сигнал тревоги.
Это спасло нас.
Но все это приходит в голову позже. В самый критический
момент невозможно успеть что-нибудь сообразить. Характер
нападения был ясен. Нас окружили, и лучшим ответом были
внимательные, обдуманные действия.
Неожиданное нападение в первую минуту произвело смятение в
наших рядах. Крики воинов смешались с ржаньем лошадей,
взвивавшихся на дыбы. Но скоро, заглушая весь этот гул и шум,
прозвучал громовой голос Хикмэна:
-- Долой с лошадей! Бегите к деревьям! Долой с лошадей,
скорее! К деревьям -- и прячьтесь за них! Или, клянусь
дьявольским землетрясением, много мамашиных сынков сегодня
потеряют свои скальпы! К деревьям! К деревьям !
Эта же мысль возникла и у других. Поэтому, прежде чем
старый охотник договорил, все мгновенно спешились и разбежались
в разные стороны. Каждый встал за дерево, лицом к лесу. Таким
образом, возник замкнутый круг. Каждый был защищен сосновым
стволом. Мы стояли спиной друг к другу и лицом к врагу.
Наши лошади, предоставленные самим себе, бешено метались
по поляне. Их еще больше возбуждали поводья и стремена, которые
бились об их бока. Многие из лошадей, проскакав мимо нас,
ринулись в лес и там попали в руки индейцев или, прорвавшись
мимо них, убежали в чащу.
Мы не пытались удержать их. Пули свистели около наших
ушей. Выступить из-за стволов, служивших нам защитой, значило
обречь себя на верную гибель.
Выгоды нашей позиции были очевидны уже с первого взгляда.
Хорошо, что мы не сняли раньше часовых, а то индейцы застали бы
нас врасплох: они подошли бы к самой окраине леса без криков и
выстрелов, и мы оказались бы в их власти. Под прикрытием леса
они были бы недостижимыми для наших винтовок. А мы на открытом
месте попали бы под губительный огонь.
Теперь же у них не было перед нами большого преимущества.
И нас и индейцев одинаково защищали стволы. Счастье наше, что
все мы так быстро выполнили приказ Хикмэна!
В ответ на неприятельские выстрелы мы также не молчали:
через несколько секунд наши винтовки вступили в игру. То и дело
слышались резкие и сухие потрескиванья выстрелов. И время от
времени у нас вырывался торжествующий крик, когда кто-нибудь из
индейцев, неосторожно выступивший из-за дерева, падал от
выстрела.
И снова спокойный, ясный, громкий голос старого охотника
прозвучал над поляной:
-- Цельтесь наверняка, ребята, и стреляйте без промаха! Не
тратьте зря ни крупинки пороха... У нас он кончится раньше, чем
мы разделаемся с этими проклятыми! Не спускайте курок, пока не
увидите глаза краснокожего!
Это предупреждение заключало в себе глубокий смысл: многие
из наших юношей отчаянно выпускали заряд за зарядом, увеча
только стволы деревьев. Слова Хикмэна произвели желаемое
действие и заставили их осторожнее обращаться с запасом пороха.
Выстрелы стали слышаться реже, но частые торжествующие крики
показывали, что почти каждый из них попадал в цель.
Через несколько минут после начала перестрелки схватка
приняла иной характер. Дикий, устрашающий клич индейцев умолк.
Только время от времени, сопровождая удачный выстрел, звучало
торжествующее "ура", ободряющее наших товарищей, или
"ио-хо-эхи", которым какой-нибудь индейский вождь вдохновлял