Музыкант проводил глазами хозяина, прошествовавшего из конца в конец таверны с неторопливостью, присущей галерам Внутреннего моря.
   – А ты, я вижу, везде побывал?
   – Да, – ответил Корвин. – Брожу, ищу материал для песен.
   – Откуда же ты родом?
   – Из Альдег... из Арлена.
   Арлен... Когда-то эта страна была оплотом рыцарства. Двенадцать примархов возглавляли самых лучших воинов, что когда-либо ступали по земле. Они верили в Слепого Стража – бога, которому не нужны были глаза, чтобы видеть всех насквозь...
   – У вас еще сохранились старые храмы?
   – Что? А, ты об этом... Они почти все разрушены, а на их месте построены церкви Спасителя. Разве что вне городов еще зарастают травою руины.
   – А люди помнят Стража?
   Корвин засмеялся:
   – Так я и скажу инквизитору, что у нас развиты языческие культы!
   – Не бойся... Я спросил лишь потому, что мне интересна история падения Арлена. Он ведь последним покорился Святому Престолу.
   Я искренен – история этого вымышленного мира, мрачная и пугающая, заворожила меня. Потому что он тоже готовится к Армагеддону...
   – У меня есть мелодия, посвящённая той битве... – ответил Корвин, доставая из футляра чёрную флейту.
   Он заиграл негромко, несмело... Мелодия постепенно заполнила таверну поднялась к потолку и оттуда обрушилась на меня безумной мощью...
   Я словно сам стоял 31 августа 1213 гола на широком поле близ Дусдорна. Последний день лета... Впереди расступились ряды лёгкой энедской пехоты, пропуская тяжёлую конницу. Вокруг меня лишь плотнее сдвинулись воины, готовясь встретить улар... Тонкая, дребезжащая нота – внезапно грянули боевые рожки, взвились вверх разноцветные стяги... Протяжная, скользящая мелодия – небо темнеет от тучи стрел, выпушенных по приближающейся"свинье". В ответ бьют арбалеты эгерских латников. Ещё некоторое время я слежу за ужасающе-красивой конной атакой. А потом пехота подняла вверх частокол копий, конница сшиблась с ней, с боков подоспели ландскнехты, срубая древки длинными двуручными в рост человека мечами... Торжественные, сильные звуки – инквизиторы, стоящие среди вражеской армии, начинают петь Гимн Света, добавляя сил всем слушающим его единоверцам... Дальше мелодия кружится вихрем, молнией выхватывая отдельные эпизоды: падающего знаменосца... блестящие щиты селинорской панцирной пехоты, вооружённой короткими широкими мечами... облако дыма, скрывающее конных пистольеров после их залпа... далёкий гул пушек... мастерски проведённый удар паладинов во фланг арбалетчиков... Потом были кровь, грязь, дым, трава, темнота... Последний день лета...
   Корвин замолчал, отнимая от запёкшихся губ флейту.
   Теперь я понял, почему на неё надеты стальные колечки: дерево трескается от такой игры!..
   – Очень хорошо, флейтист... Я словно сам стоял на том поле... Где ты научился так играть?
   – В своём родном городе.
   – Как он называется?
   Корвин замялся на мгновение.
   – Альдегран...
   Я поднял изумлённо бровь:
   – Никогда не слышал о таком.
   – Он... не очень большой... И те, кто там побывал, не рассказывают о нём... Там все умеют играть на чём-нибудь. Или петь.
   Я кивнул – мало ли мелких городков на земле? Мне всё равно... Я ищу Инфа...
   ...Откидываюсь на спинку стула и смотрю на гаснущий экран.
   Найти Инфа...
   На самом деле я не только ради этого хожу в виртуальный мир. Эскапизм – вот как это называется: бегство от реальности...
   Мне всё равно... Не вижу в эскапизме ничего плохого...
   Всё же виртуальность круче всего остального. И нет ничего плохого в том, что человек хочет уйти от реальности. Главное, чтобы реальность не захотела уйти от него, как гласит древняя мудрость...
   Пора спать... В нашем мире ночью не ходят по улицам колдуны, ожившие мертвецы и призраки... Впрочем, у нас вечная ночь, а выйти на улицу ничуть не безопаснее, чем в Альбрехте. Мы были бы благодарны даже за серое сумрачное небо, какое бывает там...
   У нас нельзя прожить день, чтобы не стать свидетелем – хорошо, если не участником – какого-нибудь инцидента.
   Человек, все люди вокруг тебя такие разные, но в них всех есть что-то общее. Каждый – лишь равноценная часть гармонии.
   Но двери остаются закрытыми на несколько замков, а под одеждой спрятан пистолет, готовый к бою.
   Ты растрачиваешь свою краткую жизнь, ты делаешь её ещё короче ненужными спорами, вспышками гнева, ненавистью.
   Ты переживаешь по пустякам, которые кажутся тебе значимыми событиями.
   Ты боишься одиночества. Из-за этого совершаешь множество поступков, о которых потом жалеешь.
   В вас всех спрятана особенность, которой нет у Нейромантов: не представляю, как бы я мог жить обычной человеческой жизнью, зная, что проживу максимум 60 лет (а скорее лет 45, воздух ещё полон вредными веществами)? Чувствуя приближающуюся стену темноты? А люди могут. Они большую часть своей жизни не помнят о смерти и живут так, словно собираются жить вечно. Это наполняет моё сердце восхищением.
   Ты, человек, проснёшься и встанешь однажды с постели, всем своим существом ощущая близость смерти. Ужас поселится в твоих глазах и перевернёт твою жизнь с головы до ног А ты так много ещё не сделал в жизни.
   Полицейские никогда не рассказывают о случаях из своей работы, связанных с перестрелками. Восхищение смертью – это для подростков, которые мечтают иметь такой же большой пистолет и так же метко стрелять.
   Просто они не знают, на что похоже поле боя после победы...
   Ты придёшь однажды на работу и увидишь, что твои коллеги что-то обсуждают. Как дела? Неужели? Какая жалость, ну да с кем не бывает.
   Просто одну твою знакомую вчера ночью убили.
   Люди не дышат воздухом вечности. Им надо спешить. Это мы, меняя тела, как одежду, получили иллюзию бессмертия – именно иллюзию, потому что, кроме физического старения, есть и старение психическое.
   Большинству людей этого не заметить. Многие люди, прожив 40 лет, всё ещё обладают мировоззрением 15-летнего подростка.
   А мы? Мы несём в себе накопленный долгими годами жизненный опыт, мириады психологических решений и бесчисленное множество выбранных путей. С каждым прожитым годом ценность кланера увеличивается в арифметической прогрессии – так гласит неписаный закон Клана.
   Иногда я сомневаюсь в нашей элитарности. Спрашиваю себя: действительно ли мы – следующая ступень развития? В людях есть что-то неуловимое, мне не выразить это словами, но именно оно – неназываемое – и заставляет любить людей. Бывает, я чувствую ненависть, теряю голову от злости, но всякий раз эти волны отливают. Лишь когда они захлестнут меня полностью, я перестану смотреть на мир с улыбкой...
   Сон пришёл незаметно...
   ...Мне снились звёздные дороги... Тысячи тонких, изогнутых дорожек в бескрайнем космосе... Я сначала думал, что дорожки висят во тьме, но нет... ведь космос – живой!..
   Куда свернуть? Налево или направо?.. Скорее, скорее – нельзя стоять! Дорожка опасно прогибается пол ногами!.. Нельзя стоять, только вперёд!
   Но иногда страшнее идти, чем упасть в бездонный космос...
   Звёзды ужасно далеки от нас... Настолько далеки, что мне всё равно – существуют ли они на самом деле, или это картинка, нарисованная на недостижимом фоне умелым художником...
   На тех дорожках, до которых и не допрыгнуть, ходили люди.
   Многие оступались, исчезали во тьме.
   Я хотел крикнуть, но в космосе нет воздуха, а значит, нет и звука.
   «Ну куда же вы смотрите, люди! Не смотрите пол ноги, смотрите вперёд!» – неприятной плёнкой застывали на губах несказанные слова и болело, кровоточило сердце.
   Никто не слышит. Никто не видит.
   В одиночестве я продолжал идти – медленно, только чтобы не упасть. За моей спиной дорожка рассыпалась на осколки...
* * *
   Я просыпаюсь и лежу, глядя в потолок. Страшно не хочется вставать.
   А придётся.
   Протягиваю руку к коммуникатору, который заливается тревожным звонком. Это Старк. Он очень взволнован.
   – Ну, и зачем ты меня разбудил так рано? – бурчу я недовольно.
   – Рано? В 13 часов ты ещё спишь?
   Смотрю на часы – действительно 13 часов. Забыл вчера включить будильник...
   Массирую затёкшие мышцы шеи. Она ещё побаливает.
   – Я вчера очень устал... А в чём дело-то? – спрашиваю, морщась.
   – Ты должен быть теперь очень осторожен, потому что Чёрные тобой занялись серьёзно. Они поклялись, как мне передал Крис, содрать с тебя кожу за помощь Котам. С живого!
   Смеюсь.
   – Бред... Откуда они могут знать, что это был я? Всё чисто, никаких следов... Успокойся, старик, я халтурой не занимаюсь.
   – Неро рассказал им про тебя! Я только что подслушал его разговор!
   Резко сажусь.
   – Неро? Какого чёрта?!
   – Ну, знаешь, он на тебя злится с того дня, как ты его систему грохнул на виду у всей группы... Он ведь очень самолюбив.
   К счастью, Неро не знает, где я живу, и потому дома я в безопасности.
   – Спасибо за предупреждение, Старк.
   – Нет проблем... Мне не нравится, что он так кидает всех... Я вообще подумываю перейти в группу к Дэвису, он давно меня приглашает.
   – Пока, Старк.
   – Пока, Анри...
   Бросаю коммуникатор на столик, он сталкивает комочек вчерашнего пластыря, который падает на пол и исчезает где-то в углу.
   Вот и подтверждение тому, что я – хороший психолог и могу распознавать истинную сущность людей.
   Проклятье... Этот Неро – тот ещё проходимец!.. Ладно, мне всё равно. Пусть ищут...
   Достаю из сумки свой пистолет-пулемёт и проверяю его. Это всегда отлично успокаивает нервы.
   Сегодня мне некуда спешить...
   Слишком много зубной пасты выдавил из тюбика большая часть её не удержалась на зубной щётке и упала в раковину...
   Пытаясь достать бритвой волосок на верхней губе, порезался. Давно со мной такого не случалось.
   Завтракаю, вполуха слушая новости по радио.
   «...конечно, приведёт к запланированным результатам. Однако нашим горожанам нечего бояться. Мы уже организовали специальную комиссию, непосредственно занимающуюся этим вопросом...»
   Молоко слишком холодное. Ставлю его на электроплитку, а пока оно греется, делаю себе бутерброды и распаковываю укутанные в прозрачную плёнку пирожные.
   «...таким образом, это серьёзно понижает шансы господина Эдвардса на предстоящих выборах директора компании...»
   Такие новости безразличны всем живущим вне полиса. А здесь они кажутся людям настолько важными, что многие большую часть свободного времени проводят за просмотром или прослушиванием их. Это называется «держать руку на пульсе».
   Жители полиса не сознают, что на самом деле они – всего лишь овцы, которых умело направляют куда-то.
   Новости, аналитические программы, ток-шоу... Корм для тараканов!
   Для тех тараканов, которых выращивают в головах людей средства массовой информации.
   «...несомненно, является самым знаковым событием за последние десять лет. Мы все помним, что...»
   Проклятье, я передержал молоко на плитке! К счастью, есть ещё одна пачка в холодильнике. Не люблю тёплое, тем более горячее, молоко – это мои родители в детстве внушали мне, что горячее молоко с маслом – самое лучшее лекарство от простуды.
   «...в соответствии с информацией, любезно предоставленной нашему агентству Рональдом Даго, производственные мощности компании „Энтерлор“ постоянно...»
   Бутерброды – не самая здоровая пища. Я прекрасно это знаю.
   Для переваривания мяса требуются одни железы, для переваривания хлеба – другие. Вместе они работают плохо, с напряжением, быстро изнашиваясь. Но именно это напряжение и рождает чувство сытости.
   Мне всё равно: смена физического носителя – не проблема...
   Наконец, я позавтракал. Никаких важных дел в реальном мире пока нет. Поэтому включаю ноут и – на поиски Инфа...
   ...Весь день пришлось болтаться с братом Роберто. Глупый толстяк задавал людям бессмысленные вопросы, его извилины совсем отказывались шевелиться. Он упускал разгадку буквально из-под носа.
   Поприсутствовали мы и при допросе леди Генриетты. Она была красива – пока инквизиция не заполучила её в свои руки... Под каким-то предлогом я вскоре покинул пыточную камеру – не вытерпел такого зрелища. Похоже, инквизиторами владеют самые гнусные комплексы.
   В принципе давно известно: все верующие – немного сумасшедшие. Они на всё способны. В современном мире, к счастью, нет церквей. Люли больше не верят в богов. Так лучше. Не надо насилия, убийств – просто детей следует с самого рождения воспитывать так, чтобы они смеялись над всякой мистической чепухой, не воспринимали всерьёз сказки о потустороннем мире, не вступали в секты.
   Тогда вскоре вырастет поколение, полностью утратившее рудимент религии.
   Те, кого сжигали на кострах, были бы счастливы знать о таком обществе.
   Те, кто сжигал их, не поверили бы, что возможно общество без религии.
   Всегда, в любое время и в любом месте, есть люли, готовые подбросить вязанку хвороста в костёр с еретиком. Просто иногда это принимает другие формы.Sanctasimplicitas.Хотя, на мой взгляд, святого в этом мало.
   А брат Роберто остался смотреть на пытку Генриетты, на страдания невинной девушки.
   Я снова ужинал с Корвином. Он был возбуждён.
   – Что с тобой? – спросил я его. – Ты вертишься, будто на углях.
   – Договорился с бургомистром Альбрехта! Я спасаю город от крыс, а они дают мне столько золота, сколько смогу унести!
   Я рассмеялся:
   – Ты собрался извести всех крыс?
   – Увидишь! – ответил Корвин, хитро улыбаясь.
   Он открыл футляр и пробежался пальцами по флейте...
   Ближе к ночи я вернулся в келью и переоделся в одежду конного пистольера. Высокие сапоги с узким голенищем, широкий кожаный пояс, пара пистолетов, рапира...
   На перевязи закрепил также мешочки с пулями и порохом. Поверх накинул плащ инквизитора и надел широкополую шляпу. Мне предстояла опасная прогулка.
   Я медленно шёл по городу в ночной тишине. Часы на главной ратуше как раз пробили четверть первого. В глухом переулке я быстро снял плащ и шляпу, спрятав их в специально приготовленный мешок. Дальше двигался под видом подгулявшего дворянского сынка.
   Вокруг раскинулся город, храпя во сне, открыв рот чёрному потолку неба. Город иногда ворочался с боку на бок, посапывал. Он ведь совсем живой, старый город Альбрехт, в котором обитают не менее миллиона особей человеческого рола, примерно сто тысяч котов, двести тысяч собак, а также неисчислимое множество крыс, блох, мух и прочих тараканов.
   Все добропорядочные горожане сейчас спят рядом со своими пухлыми жёнами, задыхаясь спёртым воздухом комнат. Толстые бюргеры думают, что они в безопасности в своих домах.
   Но есть в городе и другие обитатели. Они таятся от ночных патрулей, они не показываются инквизиторам, но гостеприимно распахивают объятья всем остальным...
   Чёрная тень бесшумно отделилась от стены второго этажа и налетела на меня, огромным плащом заслонив блестевшую в лунном свете мостовую. Выработанные за годы инквизиторства рефлексы швырнули меня в сторону, и вампир потерял на миг равновесие, приземлившись на колено. Этого мне хватило, чтобы достать тяжёлую рапиру и дагу. Вампир оскалился, потом рванулся вперёд так быстро, что будь на моём месте обычный дворянин, валяться бы ему с разорванным горлом.
   Я же крутнулся волчком в сторону и достал вампира дагой. Далее всё было, как обычно: резкое движение рукой, разворот кругом, правую ногу отставить назад, секундная задержка и – молниеносный удар рапирой, аккуратно вонзившейся в лоб вампира над переносицей.
   Мокрый хруст костей, не прозвучавший крик, тело обмякает и падает на мостовую.
   Опираюсь рукой о стену, пережидая, пока спадет напряжение и успокоится сердце.
   Бой чаше всего бывает именно таким – быстрым и некрасивым. Блеск клинков и сверкающие доспехи – лишь в песнях менестрелей. На самом деле бой – это грязь и кровь.
   Вампир попался слабенький – мелкая сошка, не из высших...
   Я отёр оружие и спрятал его в ножны.
   Надо пройти ещё два квартала.
   Наконец, особняк леди Амалии. В окнах не увидеть света – они занавешены плотными шторами. А вот на калитке есть, оказывается, удобные для ног резные выступы.
   В главную дверь я входить не стал – решил зайти со стороны кухни: там всегда есть кто-нибудь из прислуги. На мой осторожный стук дверь открыл здоровенный детина в белом фартуке, заляпанном кровью.
   – Мне необходимо срочно увидеть леди Амалию, – сказал я. – Неотложное дело.
   Детина задумчиво оглядел меня с головы до ног. «Прикидывает, вынесет такого с одного удара или с двух...» – подумалось мне.
   – А вы кто? – спросил наконец детина, давая мне возможность оценить его незаурядные умственные способности.
   Умственные способности человека, который залает такие вопросы и так говорит, явно не могут быть обычными, просто скудными – они обязаны быть исключительно, незаурядно ничтожными.
   – Это тебя не касается, – ответил я нагло. – Пошевеливайся, деревенщина, бистро, бистро!
   Детина молча повернулся и медленно повёл меня вглубь дома.
   Потом он вывел ко мне заспанного человека, в котором я узнал вчерашнего садовника. К счастью, своё лицо я предусмотрительно скрыл бархатной маской, какие в ходу среди высшего света.
   – Что вам угодно... э-э, господин пистольер?
   – Как можно скорее переговорить с вашей госпожой!
   – Она спит! – попытался протестовать дворецкий-садовник.
   – Может случиться несчастье...
   Выразительный жест, которым я сопроводил свои слова, давал дворецкому понять, что в первую очередь несчастье произойдёт с ним.
   Амалия приняла меня через десять минут. Суля по её липу, она неважно себя чувствовала.
   – Кто вы? – спросила она, нервно комкая в руке батистовый платочек.
   – Вы не знаете моего имени. Да оно и ни к чему. Я хочу предупредить, что вам следует немедленно бежать. Завтра утром инквизиция прилёт за вами. Ваша подруга Генриетта не выдержала пыток. Она назвала вас своей сообщницей!
   Приглушённый стон, закушенная губа... А в ней есть человеческие чувства, есть...
   – Откуда вам известно обо всём этом? – спросила Амалия.
   Я молча снял маску.
   Ахнув, Амалия отпрянула от меня.
   – Вы – инквизитор, и я не верю вам!
   – Я действительно служу в инквизиции, но всё же не на её стороне. Я пришёл, чтобы помочь вам, леди Амалия. Прошу вас, собирайтесь поскорее.
   Она замерла, размышляя и глядя мне в лицо пронизывающим тёмным взглядом.
   – Зачем вы хотите мне помочь? Вам нужны деньги?
   Я улыбнулся надменно и дерзко:
   – Мне достаточно того, что у меня есть. Я хочу вам помочь, потому что знаю, как инквизиция пытает схваченных ведьм. Ничего приятного в этом нет. Мною движет обычное человеческое желание помочь, хотя и весьма уникальное в наше время.
   – Вы так хорошо относитесь ко всякому, кого встречаете? Всех не спасти, дорогой незнакомец, всех вам не спасти...
   – Я делаю то, что в моих силах. Этого достаточно, чтобы спать спокойно. Я буду ждать вас у заднего входа. Поторопитесь!..
   Через пятнадцать минут тоненькая фигурка, закутанная в плащ, выскользнула из двери. Леди Амалия выглядела ещё изящнее без шикарного платья.
   Когда мы быстрым шагом шли по переулку, оставляя позади шпиль городской ратуши, леди Амалия спросила:
   – Как можно выйти из города, если ворота закрыты?
   – Доверьтесь мне.
   Внезапно в ночной тишине раздалась мелодия, льющаяся откуда-то от главной плошали.
   – Что это? – спросила Амалия.
   – Не обращайте внимания... К рассвету мы должны быть далеко, очень далеко...
   Я чувствовал её магическую ауру. Она притягивала меня, дурманила сознание... Да поможет мне оставаться бесстрастным вся моя выдержка ...
   Улицы молчали, они казались затаившимися. Мне чудились глаза, провожающие нас из каждой щели.
   А мелодия звучала всё громче, обретая силу. Флейта звала, флейта приказывала следовать за нею. Звуки медленно приближались к нам.
   Вдруг мимо пробежала стайка крыс и исчезла за углом...
   В воздухе пахло ожиданием чего-то, перед чем мы – лишь ничтожная пыль. Покалывание во всём теле сигнализировало о сильной магии. Флейта буквально зачаровывала, она манила, просила, требовала...
   Снова бегущие через дорогу крысы... Плохой знак...
   Мелодия приближалась, с каждым мгновением обретая новые нотки. Иногда у меня кружилась голова, иногда мне казалось, что играет не одна флейта, а несколько. И каждая – свою мелодию...
   Потом я различил какой-то странный топоток – словно армия маленьких воинов маршировала плотным строем.
   Вперед! – шепнул я леди Амалии, видя, что и она не в себе.
   На ходу надел плащ и шляпу инквизитора, чтобы заставить стражу открыть ворота.
   Лишь после долгого разговора с капитаном и предъявления особой грамоты Святого Престола мне разрешили пройти и провести с собой Амалию, под низко надвинутым капюшоном прятавшую лицо.
   А мелодия всё летела нам вслед прощальным плачем...
   Мы остереглись дороги, ведущей через лес: не стоило выбираться из города, чтобы испытывать нашу судьбу в нём. Я вёл Амалию к скалам на юге от Альбрехта. Там находилась деревня, на погосте которой захоронен труп Инфа или Криспина Белтагью...
   – Куда мы? – спросила Амалия, откидывая назад капюшон, когда мы отошли на порядочное расстояние от ворот.
   Она красива, чёрт меня побери! Рядом с нею я чувствую себя здоровенным эспадоном, поставленным рядом с изящной рапирой, отделанной бриллиантами.
   – Как можно дальше от города, В ближайшей деревне купим коней.
   – А потом? Вы вернётесь в город, а меня предоставите самой себе? Или хотите последовать за мной? – рассмеялась Амалия.
   Она стала заметно смелее, когда мы вышли из города.
   – Мне необходима ваша помощь в одном деде. Я бы, безусловно, помог вам и из одного сострадания, но раз уж вы можете оказать мне услугу, я осмеливаюсь просить о ней.
   – И что это за дело?
   – Терпение, моя благородная леди – замечательная добродетель. Потерпите до деревни...
   Лyгбыл весь покрыт цветами. Мы ступали среди их ароматов. Хотелось вспомнить какую-нибудь хайку из репертуара Накиро Табуто...
   Алмаз, лежащий на чёрном бархате... Именно – с ним можно сравнить её взгляд!.. Но об острые грани можно и порезаться...
   Деревушка была самой обычной. Тихой, мирной... Здесь приятно провести остаток жизни: бродить по колено в цветах, мять в пальцах резко пахнущую хвою, смотреть на дымок, поднимающийся в небо... Ради этого многие и играют в такие игры... Каждому своё. Кто-то предпочитает коврик для медитаций. Кто-то – вот такие миры. Разница лишь в средствах, результат одинаков.
   Церковь слегка покосилась и вросла в землю...
   До рассвета пара часов. Земля ещё принадлежит мгле и злу. Никто не откроет дверь и не выйдет до рассвета, никто не помешает нам.
   Всё, что мне нужно здесь – небольшое уютное кладбище за церквушкой...
   Ржавая чугунная калитка... Замшелые погосты... Не пришлось даже читать надписи на могильных камнях – я сразу увидел свежую – по сравнению с остальными – могилу мэтра Криспина.
   – Зачем тебе это кладбище? Тут может быть опасно! – зябко кутаясь в плащ, проговорила леди Амалия.
   – Только не мне. Нечисть не страшна инквизитору, которого направляет свет истинной веры.
   – Это у тебя-то истинная?
   – Она истинна для меня, хоть и не во всём совпадает с верой остальных...
   Заступ... Мне нужен заступ!..
   В сарайчике, стоявшем в черте кладбища, как я и ожидал, нашлись лопаты. Вскоре могила была разрыта, и гроб извлечён из земли. Отвратительная работа! Не дай Бог заниматься этим ещё раз...
   – Теперь то, о чём я хотел тебя попросить. Оживи этот труп! Света луны достаточно для колдовства.
   – Ты принимаешь меня за колдунью? – спросила Амалия, приподнимая тонкую бровь.
   – Можешь не играть со мной. Я прекрасно чувствую твою магическую ауру.
   Леди Амалия рассмеялась, распуская свои длинные чёрные волосы, и тряхнула головой:
   – А ты не так уж прост, инквизитор!
   – Что тебе нужно для обряда?
   – Время. Несколько камней. Перо.
   – Камней достаточно на земле. А перо...
   Я снял с головы шляпу, отстегнул от тульи щегольское перо и подал ей.
   Амалия с поклоном приняла перо, расстегнула пряжку своего плаща, расстелила его на земле рядом с открытой могилой и сказала:
   – Будь настороже! Волшебство притягивает непрошеных гостей...
   Я усмехнулся: уж кому-кому, а мне, инквизитору, прекрасно было известно, что занятия колдовством могут привлечь такие силы, с которыми не стоит сталкиваться смертному – иначе зачем мы с таким рвением уничтожаем магов... Я обнажил рапиру и дагу, приготовил пистолеты и присел на высокий могильный камень, наблюдая за Амалией.
   Она долго бродила по кладбищу, собирая нужные камни, потом так же долго раскладывала их на своем плаще в виде замысловатой фигуры. Затем стала вполголоса напевать на незнакомом мне языке, воля пером в воздухе. Волнение нарастало. Вокруг девушки собирались магические силы. Перо уже летало в воздухе без помощи Амалии, опускаясь и взмывая вверх. Что-то двинулось в поле... Какой-то шорох послышался среди домов...