– Ошибся? – Егор расхохотался и поднял чумазое, словно у негра, лицо, на котором при свете фонарей ярко блеснули белки глаз и зубы. – Ладно, на всех хватит!
– Ты о чем? – подозрительно спросила Вика.
– А это что, по-вашему? – Егор поднял нечто, напоминающее кувшин. – А внутри-то что, гляньте…
Но Никита с Викой не успели никуда «глянуть». Тишину словно разорвал гул моторов, потом внезапно, словно из ниоткуда, вспыхнули длинные лучи света…
Вике в первый момент показалось, что это инопланетяне приземлились на лесную поляну! Потом она увидела силуэты машин, знакомый профиль внутри одной из них (Мирон?!), медлительные движения громилы Николая, распахивающего дверцу перед хозяином, услышала голос доцента:
– Мирон! Вы полюбуйтесь – они уже начали вскрывать курган… И все делают не по правилам! Дилетанты! Археология – это, между прочим, наука…
Мелькание огней, шум моторов, голоса людей, изумление от того, что Егор умудрился что-то там откопать, ужас, вызванный появлением Мирона, – Вика стояла, словно столб, на краю ямы и просто наблюдала за происходящим.
– Она здесь… Ханская дочь похоронена здесь! – Она услышала за собой шепот Никиты. – Черт, я был прав!
– Никогда не вспоминай о черте, – машинально пробормотала Вика. – А не то он и в самом деле появится…
– Он уже появился! Вика… – Никита потянул ее за локоть, но было поздно. Набежали люди Мирона, окружили их, вытащили из ямы Егора, потом спустили с платформы мини-экскаватор, и тот при свете прожекторов принялся энергично разгребать землю.
Все происходило стремительно, словно при ускоренной съемке.
– Осторожней! Левее давай… И здесь тоже расширь! – кричал, размахивая руками, доцент, давая указания рабочему в экскаваторе. – Все, хватит, теперь только лопатами!
Черные силуэты, словно черви, усердно копались в яме, выбрасывая наверх землю.
Доцент, скользя, спустился вниз, поднял что-то. Потом ликующе завопил:
– Височные кольца, типичные украшения той поры, сложная ручная работа…
– Передайте мне, Петр Кириллович! – потребовал Мирон.
«Неужели она есть? Она – здесь? Ханская дочь! Это же легенда! Так не бывает…» – ошеломленно думала Вика, не в силах бежать куда-то, прятаться от Мирона. И Никита тоже не хотел никуда бежать, а Егор и подавно. Он, дрожа, рвался вперед, ближе к яме, а один из охранников пытался отогнать его.
– Не так! Это не так делается! – сердился ученый. – Надо аккуратно, слой за слоем, чтобы была видна вся картина…
– Петр Кириллович, теперь не мешайте нам! – весело закричал Мирон. – Вы свою работу сделали…
– Варвары! – прошептала Вика. Никита обнял ее. – Никита, ты этого хотел, да?
– Нет, – сказал он. – Не так и не этого…
– А чего?.. Вот она, твоя тайна! – с горечью пробормотала Вика. – Бедный мой, глупый…
Никита бросился вперед, к Мирону, но его оттолкнули, и он полетел на землю. Вика помогла ему подняться.
– Смотрите, молодые люди, смотрите… Только ближе не подходите. Какое зрелище! – громко закричал Мирон. – Приподнимается завеса тайны, которая, казалось, была скрыта на века!
Дождь припустил сильнее.
Внизу ямы блеснуло что-то, потом рабочие отступили, и Вика в свете прожекторов увидела скрюченную фигуру на дне, обтянутый темной кожей череп, какие-то длинные черные плети… Волосы! – догадалась она.
– Тела удивительно хорошо сохраняются в болотистых почвах, торфяниках! – быстро, на подъеме, голосом лектора вещал доцент. – Обратите внимание, как она хорошо сохранилась… Можно также вспомнить захоронение на Алтае – мумию так называемой алтайской царевны… И через две тысячи пятьсот лет на ее коже сохранились татуировки! Вообще торф – это частично разложившиеся растительные останки. В них образуются токсичные вещества, которые подавляют развитие бактерий.
– Золото! Золота сколько! – возбужденно заорал кто-то из рабочих.
Началась основная работа – вытаскивали золотые украшения, еще какие-то предметы…
– Ой, мама дорогая! – забился в истерике Егор. – И все это могло быть моим!
Вика повернула голову к Никите – он смотрел только на мумию ханской дочери, словно завороженный.
– Прости меня! – прошептал он вдруг с тоской. И обращался Никита при этом вовсе не к Вике.
– О, вот она, радость первооткрывателя! – тем временем бодро вещал Мирон. – Она дорогого стоит, молодые люди! Вы думаете, я жлоб, только за длинным рублем гоняюсь? Нет, нет и нет. Такие эмоции ни за какие деньги не купишь… Помогите-ка, братцы! – обратился он к своим подчиненным и принялся спускаться в яму.
Вика, повинуясь какому-то странному инстинкту, протянула руку вперед, ладонью в сторону мумии. Закрыла глаза. Такого она никогда еще не делала. Вернее, делала – когда Никита просил ее определить, не чувствует ли она что под землей. Но тогда под землей ничего не было, а сейчас… Неужели и мертвые несут в себе некую информацию?..
Красное и белое. Белое и черное. Изумрудная зелень и еще оранжевое, охристое… Краски смешались, а потом легли веером. И снова смешались.
Какая-то стена – лес, что ли, с островерхими кронами? Нет, это не лес, это конница идет, и всадники своими копьями достают до неба.
Странные, дикие лица. Странная одежда.
Вика попыталась разглядеть детали, но долго задержать на чем-то взгляд не получалось – иначе картинка смазывалась, цвета начинали расползаться.
А это кто там впереди, на вороном скакуне? Смуглое лицо, неподвижный взгляд, сжатые губы… Волосы черные, длинные, заплетены во множество кос, куча всякой мишуры – в волосах, одежде, лошадиной упряжи. Это женщина. Совсем юная. Какое странное лицо! Красивое и одновременно какое-то дикое, надменное, зверское. Может быть, древние люди не считали нужным скрывать свои чувства?
А это кто скачет ей навстречу? Тоже конница. А впереди, на сером в яблоках коне – мужчина, почти юноша. Светлые волосы, светлые глаза и столь же непривычное выражение лица…
Они как будто ненавидят друг друга, эти двое. Или…
Нет, это что-то другое. Любовь? Возможно.
Они бьют пятками в бока лошадей, эти двое, и скачут навстречу друг другу – все быстрей и быстрей.
Вика снова попыталась вглядеться, но изображение снова смазалось. А потом и вовсе исчезло.
Она открыла глаза и обнаружила, что Мирон склонился над мумией, тем самым загородив ее от Вики.
– Вот она, наша красавица! Время, можно сказать, пощадило ее… А ведь семь веков прошло с тех пор! А это что?.. Копье! Да она самая настоящая амазонка! – Он поднял копье. Древесина рассыпалась в прах, железный наконечник выпал из рук Мирона. – Ай… Оцарапался! – Он засмеялся, поднял вверх палец, и в свете прожекторов ало блеснула на нем кровь, стекающая к запястью. – Она на меня рассердилась, братцы!
Помощники Мирона угодливо засмеялись.
– Копье до сих пор острое, надо же! – Мирон достал из кармана платок, замотал палец, снова наклонился. – Сколько раз это было! Сколько раз я заглядывал в пустые глазницы… – Он вновь обернулся. – И заметьте, всегда в это время шел дождь. Всегда! Петр Кириллович, многоуважаемый, а это у нас тут что?
В яме рядом с Мироном закопошился ученый.
– Лошадь! Да, точно.
– Лошадь? Значит, нашу амазонку закопали вместе с ее боевым конем? Боже, как трогательно…
Мирон выкарабкался из ямы, держа в руках массивное ожерелье, до того лежавшее на груди мумии.
Вика снова протянула вперед ладонь. К ней.
…Они все ближе и ближе друг к другу. Лошади под ними храпят, раздувая ноздри.
Они кружатся на лошадях, не отрывая друг от друга глаз. Он и она. Две стихии. Еще мгновение – и их уже не разъединить.
Но внезапно стрела впивается ей в спину. И с противоположной стороны – в грудь. Она не отрывает глаз от мужчины, в ее диких глазах потихоньку начинает проступать ужас. И тоска. Это не страх смерти, это что-то другое…
Изображение вдруг снова исчезло.
Вика открыла глаза и увидела Егора – это он сейчас метнулся мимо нее. На них, на пленников, уже не обращали внимания – даже охрана была увлечена происходящим. И Егор, воспользовавшись свободой, подскочил вперед, выхватил из рук Мирона ожерелье.
– Коля!
– Ах ты, гаденыш! – Громила, охранник Мирона, бросился вперед, но поскользнулся.
– Коля, он уходит!
Громила, полулежа, выхватил пистолет.
– Нет! – прошептала Вика.
В этот момент вперед бросился Никита, толкнул громилу, не давая ему прицелиться в удирающего Егора.
Комья летящей из-под ног людей грязи. Ослепительный свет прожекторов. Стеклянные нити дождя. Крики.
Выстрел.
– Уходит! Уходит же!
– Етить твою мать…
Снова выстрел.
Вика смахнула с ресниц дождевые капли, проморгалась.
И увидела, что Никита лежит на земле. Его лицо спокойно и неподвижно, оно обращено к черному ночному небу. Сверху льют потоки воды, смывают струйки чего-то красного на груди Никиты – как раз там, где должно быть сердце.
* * *
Земля чавкала под ногами. Это была даже не земля, а кисель какой-то!
Егор мчался вперед не разбирая дороги, ветки кустов хлестали его по лицу. Сначала сзади еще были слышны крики, потом и они исчезли.
«Как будто стреляли? Может, меня ранили, а я и не чувствую? – Егор остановился, быстро ощупал себя. – Нет, я цел. Промахнулись!»
Он снова помчался вперед, ощущая приятную тяжесть в кармане.
Из-за туч внезапно вырвалась луна. Погони не было.
Егор снова остановился, вытащил ожерелье. В лунном свете блеснуло золото, какие-то камни.
– Индийские рубины, что ли? – попытался он определить. – Мама дорогая… а тяжелющее! – Он захохотал, представляя, сколько денег он сможет выручить за такую красоту. – Ну хоть что-то обломилось! Ладно, чего прибедняться – не на один год жизни хватит…
Егор сунул ожерелье в карман и огляделся, пытаясь понять, где он сейчас находится. Карты местности не было, посеял где-то, пока бежал. Но это ничего – по звездам можно определить направление.
Егор поднял голову, повернулся.
И внезапно его ноги провалились.
– Черт… – он был уже по пояс в болоте. Протянул руки, но руки ухватили пустоту. – Главное, не дергаться, да?
Но не дергаться он не мог. Потянулся – и вмиг почувствовал, как сдавило грудь. Болотная жижа холодила шею.
Паника охватила Егора, но он все еще верил, что спасется. Поверить в собственную смерть было невозможно! Тем более теперь, когда он сумел отхватить кусок добычи.
Егор откинул голову назад, попытался вытолкнуть себя, но вместо этого почувствовал, что уходит еще глубже.
Он заметался, задергался, закричал. Холодная жижа попала в рот. Он закашлялся, потом заставил себя задержать дыхание.
Он погружался все глубже, глубже – зажмурившись, не дыша.
Предпоследней его мыслью была та, что тела хорошо сохраняются в болоте. Егор уже не мог не дышать – кислорода в легких почти не осталось.
Жизни ему осталось – на один вдох.
И он вздохнул, пуская болото внутрь в себя. И уже в самую последнюю-распоследнюю секунду вспомнил о ночи на Ищеевом озере, о ночи на Ивана Купалу. Они гадали – вместе с Варькой, Никитоном, Викой…
Венок Никиты потонул, точно.
Значит, и Никите тоже не жить…
* * *
– Нет! – прошептала Вика и кинулась к нему, к Никите. – Никита, ты что? Никита!..
Но он ничего не ответил.
Из маленькой дырочки в груди, пузырясь, толчками вытекала кровь. Вика зажала ладонями рану на его груди.
Потом беспомощно оглянулась – громила Николай, матерясь, отряхивался неподалеку:
– Сбежал… Вот ворюга!
– Ладно, Коля, не переживай, тут и без этого ожерелья добра хватает, – ласково отозвался Мирон. – Петр Кириллович, как вы там?
– Я думаю, все. Мы закончили.
– Ну, раз закончили, значит, пора сворачиваться. Шнеллер, шнеллер, ребятки, поторапливайтесь! Надоели мне здешние места…
Никто не обращал внимания на Вику.
– Мирон! – закричала она. – Пожалуйста… Нужен доктор, хирург!
– А я при чем? – слегка обиделся тот. – Ваш Тристан, милочка, сам виноват! Вот и схлопотал случайную пулю… Такая судьба, значит. – И добавил назидательно: – А вам к супругу надо, к супругу. Нечего по лесам с кем ни попадя бегать…
Они все очень быстро погрузились обратно в машины, захватив из кургана то, что представляло особую ценность.
– Пожалуйста! – закричала Вика, зажимая пальцами рану на груди Никиты. Слезы текли у нее из глаз и смешивались на щеках с каплями дождя.
Мирон пожал плечами и сел в машину. Еще несколько минут – и процессия сдвинулась с места.
Окаменев, Вика смотрела ей вслед. Постепенно затих гул моторов, исчезли яркие огни. Она осталась одна, в лесу, рядом с раненым Никитой.
– Никита, миленький… Не умирай! – Она все еще зажимала пальцами рану на его груди. «Нет, надо что-то делать…» Вика закусила губу и привычным движением провела ладонью над Никитой.
Темно-багровая мешанина с синими прожилками. Синих прожилок все больше, больше, холодным огнем они заполняют грудь Никиты, сливаются вместе, превращаются в сизо-лиловый, затем – черный цвет, и этот черный цвет обволакивает сердце ледяным коконом. Пули не было – она, вероятно, прошла навылет…
Черный.
Смерть. Совсем близко.
Вика вдруг поняла, что Никиту не спас бы даже хирург. Даже самый лучший хирург. Ее дар сыграл над ней злую шутку – она отчетливо осознала, что Никита сейчас умрет. И все. Ее дар больше ни на что не годится… Она, Вика, может видеть, предсказывать, но ничего не может изменить, если смерть слишком близко.
Из-за рваных туч выплыла луна. Дождь почти прекратился.
«Как я люблю тебя… – горестно подумала она, глядя на белое, неподвижно-спокойное лицо Никиты. – Как я была счастлива с тобой!»
Она почему-то уже не могла представить свою жизнь без этого человека.
– Нет… – в ужасе произнесла она. – Нет!
Ей уже нечего было терять. Она положила ладони ему на грудь, и, подняв лицо к луне, всем своим существом потребовала – живи.
Живи. Живи. Живи.
От волнения Вику трясло, мышцы свело судорогой.
Живи.
Она водила ладонью над его пробитой грудью и пыталась соединить то, что было разорвано. Превратить черное – в красное. Смерть – в жизнь.
Живи!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Она вложила в этот приказ столько сил, что на миг потеряла сознание.
Очнулась, лежа на земле, рядом с Никитой. Он, все такой же бледный и неподвижный, едва дышал.
И тогда Вика решила, что ее дар на такие подвиги, как исцеление умирающих, не способен. Надо попробовать что-то другое… А вдруг! А вдруг она ошибается, и Никиту еще можно спасти, вовремя доставив в операционную!
– Никита, миленький, я сейчас…
Вика вскочила и побежала изо всех сил. Если сбегать в деревню, найти какой-нибудь транспорт, а потом отвезти Никиту в город…
Она бежала словно сумасшедшая, скользя и падая время от времени. Дорога была перепахана колесами Миронова транспорта.
Быстро начинался рассвет, словно играя в наперегонки с Викой…
Когда совсем рассвело, она оказалась возле конюшен.
Перелезла через ограду:
– Гасан! Гасан, ты где? Гасан!
Низенькое и длинное здание конефермы терялось в утреннем тумане. Она, Вика, выглядела чудовищно – в грязи с головы до ног, оцарапанная ветвями деревьев, в рваном платье.
Где-то неподалеку раздалось лошадиное ржание. Лошади! На лошади можно вывезти Никиту из леса…
Белая лошадь вышла из тумана, словно привидение, испуганно всхрапнула. За ней проступили силуэты других лошадей. Их было много, очень много… Но Вике была нужна только одна, самая смирная.
– Рогнеда! – с нежностью произнесла Вика. – Рогнеда, иди сюда, миленькая…
Лошадь испуганно переступила копытами. Потом попятилась.
– Рогнеда, трусиха! – рассердилась Вика. – Иди сюда, я сказала…
Вика беспомощно оглянулась, все еще надеясь найти Гасана, и в этот момент услышала какой-то звук. Звук приближающегося автомобиля.
Вика выбежала на дорогу. Туман постепенно рассеивался.
По дороге ехал автомобиль. Знакомый. Очень знакомый!
Когда Вика поняла, кто это едет, сердце ее бешено заколотилось от радости. Этот человек не может не помочь ей. Это хороший человек!
Вика бросилась вперед, чуть ли не под колеса автомобиля.
Он затормозил, и из него выскочил ее муж, Андрей.
– О господи… Вика!!! В таком виде…
Первые мгновения встречи с ним Вика и слова не могла произнести – так ее трясло.
– Ты поедешь со мной?
Она кивнула.
– Ну слава богу… Я искал тебя, потом, понимаешь, завяз… Жуткое место! А ты где была? И почему… – Он поморщился, оглядывая жену с головы до ног.
– Она боится меня, глупая! – наконец смогла произнести Вика.
– Кто?
– Рогнеда. Лошадь. Я пыталась поймать ее.
– А-а… – странным голосом произнес Андрей. – И… Позволь узнать, дорогая, зачем тебе понадобилась эта… кобыла?
– Это ужасно… – выдохнула Вика. – Ты не представляешь, какие они негодяи… А ты с их главарем еще чаи распивал! Он сволочь, самая настоящая… Бандит и негодяй! – с ненавистью выкрикнула Вика. – Они стреляли, прямо в живых людей стреляли, и Никита…
Она прижала ладони к горлу – рыдания внезапно накатили на нее. Она не могла думать о Никите без слез.
– Вика, дорогая, успокойся. Нам надо домой. – Андрей распахнул перед женой дверцу машины.
– Ты что – дурак?! – вне себя закричала Вика. – Я же тебе русским языком объясняю – Никита ранен! Его надо срочно отвезти в город!
В лице Андрея что-то дрогнуло.
– Дорогая, ты слишком добра к этому Никите… – пробормотал он, отводя взгляд.
– Он ранен! А машина – это гораздо лучше, чем лошадь! Поехали же за Никитой, господи… Чего ты стоишь?
– Куда?
– За Никитой, в лес! По просеке проедем, ничего, а там дотащим его на руках… Мы же вдвоем! – Вика потянула Андрея за рукав. – Садись в машину. Андрей!
– Ты спятила. Идиотка, – коротко произнес он. Потом схватился за голову: – Господи, за что мне все это?! Мне надоело барахтаться в здешней грязи! Какой еще лес? Кого я должен нести на руках? Ты что, всерьез думаешь, что я стану помогать твоему любовнику?! – взорвался он.
Вика молчала, широко открыв глаза.
– …У вас ведь было что-то с ним, да? Было? – Он встряхнул ее за плечи. – Было, я знаю!
– Дай ключи… Дай мне ключи от машины, – сквозь зубы пробормотала Вика. В ответ Андрей снова встряхнул ее.
– Если твой Никита ранен – пусть подыхает. Туда ему и дорога. А мы, дорогая, сейчас поедем в Москву. Герман Маркович тебя ждет не дождется… – он расхохотался. – Ну, что смотришь? Э, да что разоряюсь тут… – Он вдруг схватил Вику и принялся заталкивать ее в машину.
– Пусти! – закричала она. – Пусти! Я без Никиты никуда не поеду!
– Хочешь здесь остаться? Здесь? И что ты тут будешь делать? Лечить этих дегенератов? Вскрывать нарывы, вправлять вывихи, когда очередной алкаш свалится с этой… с водокачки, или этой, как ее там…
Вика упиралась изо всех сил.
– …Я понимаю, – выворачивая ей руки, пробормотал Андрей. – Я понимаю – здешняя жизнь показалась тебе экзотикой. Это так не похоже на Москву – ах-ах-ах! – пропел он издевательски. – Но очень скоро тебе надоест таскать воду из колодца, надоест смотреть на навоз… А зимой? Подумай, как скучно здесь зимой!
– Я тебя ненавижу, – сказала Вика. – Я от тебя все равно уйду… – Она изловчилась и укусила Андрея в плечо. – Я люблю Никиту. Я люблю его – слышишь, ты?
Андрей отскочил, потирая плечо.
– Ты его любишь? Этого авантюриста? Этого фигляра?
– Люблю.
– За что ты его любишь? – наливаясь краской, прошептал Андрей. – Чем он лучше меня? Чем?
– Я с ним живая. Настоящая. Я… я счастлива. А с тобой… А с тобой я мертвая, – отчетливо произнесла она. – Да! Все это время… рядом с тобой… я сходила с ума. Я умирала!
– Ты действительно сумасшедшая… Я столько для тебя сделал! Я – хороший человек. Хо-ро-ший, ты слышишь?.. А он…
Вика молчала, с ненавистью глядя на мужа. Она словно в первый раз увидела его. Увидела настоящим.
– Ну что ты смотришь! Сама подумай, что вас ждет в будущем, если он выживет, хе-хе… Да он тебя бросит! У таких, как твой Никита, нет чувства долга. Несколько недель эйфории, а потом… Вика, а вот на меня можно положиться. Я человек твердых принципов. Вспомни своего отца… Он сам тебе сказал, что лучшего мужа, чем я, тебе не найти!
– Отец ошибался.
– Ты… ты так говоришь о своем отце? – изумился Андрей. – О человеке, которого считала святым? Вика!
– Он был обычным человеком. И он тоже ошибался. Я его любила и люблю… отца то есть… Но я не должна была его слушать!
– Та-ак… Ладно. Забудем про отца. Теперь снова о Никите – и что же вы с ним собираетесь делать? Жить здесь? Ты хотела здесь остаться?
– Не здесь, а с ним. С ним. А где… какая разница! Ты дашь мне ключи от машины? – спокойно спросила она. «Никиты, наверное, уже нет… Надо было остаться с ним. Умереть – рядышком…»
– Не дам, – грубо ответил Андрей.
– Ты плохой человек, – печально произнесла Вика. – Очень плохой. Ты лицемер. Ты даже сам перед собой лицемеришь. Ты не любил меня. Ты не сделал счастливой ни меня, ни Эмму… Пропади ты пропадом, – устало закончила она и пошла прочь.
Обошла конюшню и побрела по лугу.
Она вдруг осознала, что никуда не надо торопиться. Никита умер. Когда она водила над ним ладонями, то чувствовала, что жизни ему осталось совсем немного. Совсем-совсем…
– Надо было остаться с ним. Надо было остаться с ним. Надо было остаться с ним… – бормотала она без всякого выражения.
* * *
– Неблагодарная тварь… Дура. Сумасшедшая! – В приступе ярости Андрей стукнул кулаком по капоту и завизжал: – Он все равно подохнет, твой любовник! А ты… ты еще приползешь ко мне на коленях. Вика!
Только сейчас он осознал, насколько ненавидит свою жену. В ее последних словах было нечто такое, что доводило его самого до безумия.
Та правда, в которой он никогда не мог признаться себе. Да, он женился на Вике ради ее всемогущего папаши. Да, он бросил Эмму, хотя всем сердцем любил ее – единственную женщину, которую он действительно любил. Да, он позволил уничтожить своего компаньона Черткова, хотя мог не допустить этого. И еще много чего по мелочам… Но формально никто не мог к нему придраться, никто не мог обвинить его в корысти! А для чего такая дьявольская, изощренная, извращенная логика? А для того, чтобы чувствовать себя хорошим человеком. Чтобы все вокруг восхищались и твердили, что он последний рыцарь на земле! Чтобы делали за него черную работу!
…Багажник от удара открылся, и Андрей увидел футляр с саксофоном. И саксофон-то был куплен лишь как имиджевый инструмент! А вовсе не потому, что Андрей мечтал научиться играть на нем!
Он снова посмотрел вперед. Вика, жена, была уже довольно далеко. Медленно шла она по лугу, опустив руки, а трава на лугу блестела бриллиантовым блеском от росы.
И у Андрея моментально родился в голове план – как уничтожить ее, Вику. Причем уничтожить так, чтобы никто не смог подумать на него. Растоптать – в самом прямом, буквальном смысле этого слова!
Он побежал вдоль длинных сколоченных бревен, служивших оградой. Там, в загоне, толпились лошади – они всхрапывали, косясь на бегущего мимо них человека, трясли головами. От их запаха Андрея тошнило. Отвратительные существа! Трусливые и глупые!
Со стороны луга были ворота из тех же бревен, связанные проволокой. Андрей быстро развязал ее, распахнул ворота и помчался назад, чувствуя, как между лопаток по спине текут струйки пота. Быстрей, быстрей…
Схватил саксофон и танцующей походкой, осторожно, стал подходить к табуну уже со стороны загона.
Они заметили его, потихоньку стали выходить на луг. Какой-то черный конь заржал, поднялся на задних ногах, молотя передними копытами по воздуху, встряхнул головой, и его всклокоченная грива на миг картинно замерла на фоне голубого неба…
Андрей вдохнул в грудь побольше воздуха, поднес саксофон к губам. И дунул изо всех сил.
Резкий, визжащий, пронзительный звук. Нестерпимо пронзительный!
Лошади вздрогнули и, словно подхваченные ураганом, обезумев, понеслись прочь, на луг – стремительной лавиной.
Андрей почувствовал, как под ногами дрожит земля – в самом буквальном смысле. И, улыбнувшись, пошел к своей машине.
«Это не я. Я хороший, я не мог. Это они!»
* * *
Роса высыхала на глазах – раннюю утреннюю прохладу уже стремительно сменял летний зной, тревожный и одуряющий. Вика остановилась.
С обеих сторон заросшего разнотравьем луга темными стенами стоял лес, но он совсем не манил – наверняка там, среди деревьев, тоже было жарко. Не так жарко, конечно, как здесь, на солнцепеке… Но идти туда, в парниковый, душный, полный наглой мошкары сумрак, совсем не хотелось.
Уж лучше здесь.
Уж лучше стоять здесь, посреди луга и смотреть вдаль. Потому что дрожащий от жара воздух и хаотичный полет шмелей над цветами гипнотизировали, лишали чувства остроты, дарили обморочное забытье. «Как мне жить теперь? Что делать? Боже, боже…»
Гулко застучала кровь в висках.
Нет, это не кровь…
Вика моментально обернулась – и увидела картину, которая долгие годы преследовала ее во сне.
На нее мчался табун обезумевших лошадей.
Она метнулась вправо. Потом влево. И отчетливо осознала – она не успеет убежать, спрятаться. Через пару мгновений табун настигнет ее. И на изумрудной траве будут блестеть алые капельки крови – ее, Вики.
Вика закрыла глаза. И тут же открыла. Лошади были совсем близко. Высоко вздымались копыта, летели по воздуху гривы, бликовало солнце в их обезумевших глазах…
А на черном скакуне впереди («Ветер!» – машинально, некстати, вспомнила Вика) сидел кто-то. Женщина? Черные длинные волосы, заплетенные во множество кос, украшения из золотых монеток. Смуглое лицо, красивое и дикое, даже зверское какое-то…