Трублаини Николай. Шхуна 'Колумб'

   прежняя Находка, воспитанница и батрачка инспектора Ковальчука, хмурая,
   нелюдимая, неразговорчивая. Анча она не удивила: он видел ее такой, какой
   оставил на произвол судьбы ночью в темном, сыром погребе.
   - Ну, Находка, давно мы не видались, - начал шпион. - Мы еще с тобою
   поболтаем, но теперь скажи нам: есть ли в проливе между островом и
   материком какие-нибудь пароходы?
   Девочка молчала. Анч сердился:
   - У тебя что, язык отнялся? Отвечай! Ты знаешь, я к тебе неплохо
   относился. Между прочим, тут у меня есть твоя фотография.
   Анч открыл одну из папок, лежавших на столе. В ней была пачка
   конвертов. Он взял один конверт и вытащил оттуда карточку. Это была
   фотография Находки. Девочка стояла посреди двора в одежде, подаренной ей
   Левком, Людой и Марком. Анч рассчитывал, что снимок больше всего
   заинтересует Находку, но она не обращала на него никакого внимания и
   сидела неподвижно.
   В конце концов Анч разозлился.
   - Балда! Идиотка! Ты мне ответишь! - закричал он.
   Марко поднял голову. Находка даже не моргнула. Ее равнодушные глаза
   немного расширились и глядели прямо перед собой.
   Шпион медленно поднял над ее головой руку с кастетом. В тот же миг
   Марко, следивший за ним, вскочил со своего стула и сунул руку между
   кастетом и головой девочки. Кастет с силой ударил по руке, разбив ее до
   крови.
   Удар по голове девочки был смягчен, но Марко, почувствовав острую
   боль, снова упал на стул. Анч рассвирепел. Он требовал, чтобы Марко
   повторил свой рассказ и объяснил поведение на допросе Люды. Юнга
   подтвердил свое показание, но больше отвечать не хотел. Наконец покрытого
   синяками и окровавленного Марка увели и посадили в маленькое помещение,
   где пленные лежали первый час после прибытия на лодку. Теперь там
   светилась электрическая лампочка. Туда же привели и Зорю, которая так и не
   сказала ни одного слова. В каморке она тоже молчала и не отвечала даже
   Марку.
   В каюте допрашивали Люду. Марко не знал об этом наверное, но
   догадывался. "Как-то она держится?" - думалось ему.
   Вскоре он погрузился в забытье, а когда пришел в себя, увидел
   склоненную над ним Зорю. Девочка прикладывала к его голове мокрый платок.
   Возле нее стояла банка с водой. Марко не знал, что Зоря подняла бешеную
   стукотню и потребовала воды. Ей дали воду, она оторвала лоскуток от
   блузки, обмыла Марку лицо и смочила голову. К сожалению, перевязывать раны
   Зоря не умела. Но они были неглубоки, и кровь быстро свернулась и засохла.
   Вскоре в их каморку втолкнули и Люду.
   Глава XII
   "Б У Р Е В Е С Т Н И К"  И Д Е Т  В  Р А З В Е Д К У
   В кают-компании "Буревестника" пили чай. Семен Иванович держал в руке
   массивный серебряный подстаканник и, медленно отпивая из стакана
   маленькими глотками, слушал рассказ старшего механика о том, как можно
   увеличить ход эсминца на три мили сверх максимального. Это была
   излюбленная тема старшего механика.
   За два или три месяца до маневров он начинал при всяком удобном
   случае говорить об этом с командирами, машинистами и кочегарами и
   надоедать Семену Ивановичу рапортами о необходимости сделать различные
   усовершенствования в машинном отделении. Но хотя на маневрах "Буревестник"
   и выходил среди однотипных кораблей на первое место по скорости, все же
   обещанных трех миль сверх максимума не набирал. Превышение сравнительно с
   другими судами достигало двухсот - трехсот метров. После маневров старший
   механик замолкал и не отвечал на вопросы о проектах. Но проходило месяца
   два, и проект увеличения скорости появлялся в каком-нибудь новом виде.
   Вначале к проекту относились скептически, но вскоре механик увлекал своей
   идеей всех, и в конце концов Трофимов подписывал новый рапорт инженеру
   дивизиона о необходимости некоторых конструктивных изменений в отдельных
   механизмах корабля.
   Старший механик служил на "Буревестнике" четвертый год и за это время
   прославился на весь флот как "прожектёр".
   Вот и теперь он излагал слушателям, в том числе и командиру, новейшую
   идею:
   - На это даже не нужно разрешения инженера дивизиона - достаточно
   разрешения командира корабля. Идя максимальным ходом, мы делаем полное
   перекрытие на главном паропроводе при повышении давления. За полторы
   минуты давление поднимается у нас до предела, допускаемого в
   исключительных случаях. Тогда мы выключаем вентиляционную установку, и
   количество оборотов доходит до шестисот двадцати. Вот вам и увеличение на
   три с половиной мили!
   - Ого, на этот раз уже на три с половиной? - засмеялся комиссар.
   - Не меньше!
   - А в машинном и в кочегарке температура повышается до семидесяти?
   сказал Семен Иванович. - Люди падают с ног, в заключение лопается
   дейдвудный вал или, еще хуже, разлетаются паровики. Благодарю за такой
   проект!
   - Духота действительно будет, но опасности, уверяю вас, нет. У нас
   механизмы из исключительно прочного материала. Я все проверил и подсчитал.
   - Слышал уж не раз, а как дойдет до дела...
   - Но мы же всегда впереди всех!
   - Иначе я вас вообще никогда бы не слушал... Ваши три мили сделают
   нас скоро посмешищем всего флота.
   В это время в кают-компанию вошел краснофлотец и подал командиру
   радиограмму:
   "Командиру эсминца "Буревестник". В районе Лебединого острова наших
   подводных лодок нет. Приказываю немедленно провести разведку. Для охраны
   бухты Лебединого острова оставить патрульную шлюпку. Исполнение радируйте.
   Начальник штаба флотилии".
   - Выходим в море, - сказал Трофимов, поднимаясь из-за стола.
   Разведка подводного врага.
   Кают-компания сразу опустела. Через двадцать минут патрульная
   моторная шлюпка, вооруженная пулеметом, под командой младшего лейтенанта,
   медленно описывая круг, отошла от эсминца.
   - Средний ход! - приказал командир корабля.
   Оставляя пенный след, эсминец вышел из бухты. В командирской рубке
   Семен Иванович размечал на морской карте квадраты, которые по очереди
   должен был обследовать "Буревестник".
   Солнце стояло над горизонтом. Приближался вечер. Отблески лучей
   играли на низкой волне. В воздухе белело несколько чаек.
   - Дайте распоряжение не зажигать огней, - приказал командир эсминца
   помощнику.
   Бариль видел подозрительное пятно приблизительно километрах в
   двадцати пяти южнее острова. Куда шла лодка и двигалась ли она вообще, он
   не разглядел. Больше никаких сведений о лодке в распоряжении Трофимова не
   было. Все же командир вместе со старшим штурманом приблизительно
   обозначили район, в котором могла находиться лодка. С момента, когда
   летчик заметил лодку, прошло около четырех часов. За это время она могла
   идти под водою экономичным ходом, полным ходом, могла, наконец, всплыв на
   поверхность, идти на дизелях. В первом случае ее скорость равнялась бы
   максимум семи километрам в час, во втором - двадцати, наконец надводным
   ходом лодка за это время могла уйти более чем на сто двадцать километров
   от бухты. На карте были нанесены циркулем три соответствующих
   концентрических круга. Приняв во внимание еще ряд обстоятельств,
   приблизительно обозначили, где могла находиться лодка.
   - Думаю, она далеко от острова не отошла, - сказал командир. - Здесь,
   должно быть, есть для нее какой-то магнит.
   - А если она пустилась отсюда полным ходом, то нам вообще нечего за
   нею гнаться, - заметил штурман.
   - Правильно! - сказал командир. - Прикажите соблюдать тишину и
   сигналов не подавать. Слухачам на гидрофонах замереть.
   Смерклось. "Буревестник" с погашенными огнями квадрат за квадратом
   обследовал район возможного местонахождения подводной лодки. Вахтенные на
   палубе всматривались в темноту, следя за огнями пароходов и рыбачьих
   судов. Эсминец обошел два парохода, и на тех даже не заметили его
   появления.
   Основную работу во время разведки выполняли слухачи на гидрофонах.
   Гидрофоны - это специальные приборы. Они улавливают на значительном
   расстоянии различные шумы и звуки в море. Ими пользуются и корабли - для
   обнаружения подводных лодок, и лодки - для подслушивания кораблей. За
   бортами эсминца повисли широкие раструбы - собиратели звуков, а на самом
   корабле, надев наушники, слухачи выслушивали море, как врач - грудь
   больного.
   "Буревестник" шел всю ночь, и слухачи не покидали своих аппаратов.
   Только раз они слышали звуки, похожие на работу винтов подводной лодки.
   Командир, извещенный об этом, приказал остановить машины. В машинном
   отделении все стихло. Корабль двигался по инерции. Почти в тот же миг
   слухачи перестали слышать звуки, которые показались им характерными для
   подводной лодки. Только один из них уверял, что еще секунд десять до него
   доносился звук оборотов винта. Но ему ответили, что он, вероятно, слышал
   винт "Буревестника".
   Почти час эсминец стоял неподвижно. Но никто из слухачей не расслышал
   больше ничего подозрительного. Наконец командир приказал дать тихий ход.
   Еще раз, поздно ночью, гидрофоны уловили отдаленный взрыв, и больше
   ничто не вызывало их подозрений.
   Проплавав всю ночь, к утру решили возвращаться. "Буревестник" отошел
   от Лебединого острова более чем на сто километров. Взяли курс на Соколиную
   бухту.
   Утром подошли к острову и вошли в бухту. Эсминец встретила патрульная
   шлюпка. Поравнявшись с нею, командир в рупор приветствовал краснофлотцев и
   спросил, что нового. В ответ прозвучало дружное "здравствуйте" и слова
   лейтенанта:
   - В бухте все спокойно!
   "Буревестник" бросил якорь поближе к выселку.
   Глава XIII
   П Р О Щ А Л Ь Н О Е  П И С Ь М О
   Позади Люды щелкнул автоматический замок. Перед нею на полу, опершись
   спиною о стенку, сидел Марко, а возле него стояла на коленях Зоря с мокрой
   тряпочкой в руке. Помещение было тесное: если двое лежали, третьему
   приходилось сидеть. Каморка была пуста - только потолок, пол и стены да
   лампочка над дверью. Потолок нависал так низко, что Люда касалась его
   головой. Увидав друзей, девушка даже вскрикнула от радости. Она снова
   почувствовала себя среди своих и свободно вздохнула после допроса, на
   котором приходилось без задержки придумывать ответы. Она видела
   захватчики не очень верили ей, но, получая ответы на все вопросы, не
   прибегали к репрессивным мерам. Увидев избитого Марка, Люда ужаснулась.
   Девушка наклонилась к нему, намереваясь спросить, как он себя чувствует,
   но Марко встретил ее бранью:
   - Дрянь, трусиха! Прочь от меня!
   Люда испуганно отшатнулась, но, посмотрев в глаза друга, поняла его.
   Марко боялся, что их подслушивают, и продолжал игру, начатую в каюте
   командира подводной лодки.
   Люда села рядом с ним, не говоря ни слова. Она улыбнулась ему, но
   Марко отвернулся. В чем дело? Они же здесь одни!
   Зоря удивленно посматривала то на Люду, то на Марка, боясь что-нибудь
   сказать.
   Юнга вытянулся и повернулся к Люде спиной. Девушка продолжала сидеть
   в той же позе, ожидая, чем все это кончится. Через некоторе время она
   почувствовала, что Марко крепко стиснул ее руку несколько раз всей рукой,
   а затем нажал на нее только большим пальцем. Она не понимала, в чем дело.
   Пожатия продолжались. Это ей что-то напомнило, но что именно? Вот опять он
   сжимает ее руку то всей рукой, то нажимает одним большим пальцем. Между
   пожатиями - определенные интервалы. Так, так... один раз всей рукой, один
   пальцем, один, два всей рукой, интервал; один, два всей рукой, один, два
   пальцем, интервал; один пальцем, один, два всей рукой, интервал; один всей
   рукой, один пальцем... Что же это такое? Ага! Точка, точка, точка,
   интервал. Точка, тире, точка, точка, интервал. Точка, точка, тире,
   интервал. Тире, тире, тире, тире, интервал. Точка, тире, интервал. Точка,
   точка... Теперь она поняла: Марко говорит азбукой Морзе. Так никто их не
   услышит и не увидит. Она, напрягая память, припоминает знаки азбуки Морзе.
   Марко сообщает ей, как допрашивали его и Зорю, и высказывает
   опасение, что их могут не только подслушать, но и как-нибудь незаметно
   подглядеть, и поэтому надо проявить максимальную осторожность. Он
   спрашивает ее о допросе. Люда подробно рассказывает. Она многое сочинила
   насчет военных кораблей, различных перемен на острове и на побережье.
   Спрашивали об отце, о торианите, но она все обсолютно запутала. Только,
   кажется, ей не очень верят. Она согласна с Марком - надо их ввести в
   заблуждение. Но ей тяжело видеть, как с ним обращаются. Марко отвечает,
   что так и должно быть. Все равно погибать. И все же надо бороться - может
   быть, им еще удастся отомстить диверсантам.
   Если Марко погибнет первым, она должна продолжать начатую игру. В
   таком положении это единственный выход. Надо помнить свой долг перед
   Родиной. Сейчас он предлагает начать громкий разговор. Пусть она объясняет
   ему, почему все рассказала, а он в ответ будет ее ругать. Если их
   подслушают, это даже лучше. Она согласна и даже просит, чтобы Марко ее
   побил. В ответ на это Люда чувствует нежное пожатие руки. Это не знак
   Морзе. Это просто дружеское, искреннее пожатие, может быть последнее в
   жизни. У девушки на глазах выступили слезы; слезы зазвенели и в ее голосе,
   когда она начала говорить.
   Если их кто-нибудь подслушивал, то слова, произносимые ею, безусловно
   создавали то впечатление, на которое надеялся Марко.
   - Марко, пойми меня! Ведь от нас не требуют ничего страшного. Нас
   только спрашивают, и мы должны отвечать, иначе нас замучают и убьют. Разве
   то, что мы расскажем, имеет такое уж большое значение? Это же мелочи!
   Важного мы все равно не знаем.
   - Трусиха! - кричал в ответ Марко. - Тебя мало убить!
   - Марко, как они тебя избили! Марко, я боюсь...
   - Молчи! Ну что, что ты там рассказала?
   Люда, всхлипывая, стала рассказывать то, что она говорила на допросе.
   Марко перебивал ее ругательствами и обещаниями жестоко с ней расправиться.
   Так прошло несколько минут. Люда замолчала и, пожимая юноше руку,
   требовала, чтобы он ее побил. Но Марко не отваживался сделать это. Наконец
   он несколько раз замахнулся на нее, но не ударил, кулак его здоровой руки
   прошел мимо ее лица и легко стукнул по стене. Зоря, наблюдая эту сцену,
   воспринимала все всерьез. Она вскочила и обняла Марка, стараясь уберечь
   Люду от удара. Та отвернулась к стене и закричала не своим голосом. В тот
   же миг отворилась дверь, и на пороге появился Анч. За ним стоял тот самый
   матрос, который в коридоре сторожил Марка. Люда повернула к ним лицо,
   обмазанное кровью (она перед этим стукнулась носом об стену и вызвала
   небольшое кровотечение). Это было доказательство вины Марка. Анч, выругав
   его, забрал девушку с собой.
   Снова захлопнулась дверь, и юнга с Зорей остались одни. Марко
   погладил девочку по голове, но она порывисто отвернулась от него. Юноша
   горько улыбнулся: он боялся, что Находка так никогда и не поймет его. Он
   попробовал заговорить, но девочка в ответ лишь смотрела на него с укором.
   Время тянулось необычайно медленно. Наконец дверь открылась, и
   знакомый уже пленникам матрос поставил перед ними тарелки с едой и хлеб.
   При этом он как будто ненароком толкнул Марка. А когда тот обратил на него
   внимание, показал глазами на хлебницу. После этого матрос повернулся и
   вышел в коридор, старательно заперев за собою дверь.
   Как ни измучился Марко за этот день, но здоровый организм победил
   все, и у него проснулся волчий аппетит.
   Он приглашал и Зорю попробовать угощение, но девочка хлебнула одну
   ложку и больше есть не стала.
   - Что будет - увидим, а пока надо поесть, - говорил ей Марко.
   Но Зоря протестующе покачала головой, давая понять, что есть не
   будет.
   Разламывая хлеб, Марко вспомнил, что матрос как будто намеренно
   выразительно показывал на него глазами. Марко осмотрел хлебницу. Она была
   покрыта белой салфеткой, а под салфеткой что-то лежало. Юнга снял салфетку
   и увидал несколько маленьких листков бумаги и коротенький обломок
   карандаша.
   На одном из листков, перегнутом пополам, было что-то написано
   по-английски. Он вспомнил свои попытки заговорить в коридоре с этим
   матросом. Тогда конвоир не ответил, но вопрос "который час" показал, что
   он знает английский язык. Юнга стал разбирать написанное. Английский язык
   он знал слабо и потому перевел только кое-что, а об остальном догадался из
   контекста, да и то после долгих размышлений.
   "Вы герой! Вас ждет смерть. Помочь вам я не могу. Но я вам
   сочувствую. Если хотите написать письмо родителям или товарищам, я сумею
   его переслать по указанному вами адресу. Будьте осторожны, вас
   подслушивают. Ваш друг".
   Итак, здесь, на пиратском корабле, есть человек, который ему
   сочувствует. Неизвестный друг... Конечно, это и есть матрос, только что
   принесший им обед. А может быть, это провокация? Но какие у него основания
   так думать? Тогда ему подсунули бы записку, написанную не по-английски, а
   по-русски... И потом, наверняка обещали бы свободу. А здесь ничего
   подобного! Неизвестный друг сочувствует, но помочь не может. Ясно, он
   здесь один. И обещает ему только передать письмо родителям и друзьям.
   Посмертное письмо!.. Значит, он должен умереть...
   От этой мысли аппетит у Марка сразу пропал.
   Что же делать? Надо спешить - ведь каждую минуту сюда может зайти Анч
   или кто-нибудь другой, и тогда пропадет возможность послать свое последнее
   письмо. Марко решительно отодвинул еду и принялся писать. Ему хотелось
   рассказать обо всех событиях, обо всем, что с ними произошло, написать о
   героизме девушек, о своих мыслях и чувствах. О, для последнего в жизни
   письма, особенно когда не хочется умирать, нужно много времени!
   Но Марко не знал, сколько времени он сможет писать, и потому должен
   был спешить. Вот его письмо:
   "Мои любимые и дорогие! Я должен умереть. Вернее, все мы должны
   умереть. Нас захватили враги, подошедшие к Лебединому острову на подводной
   лодке. Мы умираем с мыслями о вас, о Лебедином острове, о "Колумбе", о
   нашей Родине. Это письмо, кроме меня, подписывает Зоря Находка. Ваш
   Марко".
   Он быстро сунул карандашик в руку Зори. Потом Марко написал адрес,
   скрутил письмо в тоненькую трубочку и вместе с карандашом положил обратно
   в салфетку. Записку матроса он еще раз пробежал глазами, смял и проглотил.
   Едва он кончил, как дверь открылась. Вошел Анч, а из-за его спины
   показалось хмурое и напряженное лицо матроса. Казалось, матросу стало
   легче, когда ни он, ни Анч ничего особенного в поведении пленных не
   заметили. Матрос забрал тарелки и хлебницу и ушел, унося спрятанное в
   салфетке письмо.
   Анч посмотрел на пленных и сказал:
   - Командир лодки дает вам еще два часа на размышления. Если вы не
   согласитесь сообщить точные сведения, которые от вас требуются, можете
   считать свою жизнь прожитой. - Он помолчал и добавил: - Марко Завирюха,
   может быть вы теперь согласны говорить?
   - Мне нечего отвечать.
   - А ты, Находка?
   Девочка молча отвернулась к стене.
   - Ну, что ж, считайте тогда секунды оставшихся часов. - Анч запер за
   собою дверь.
   Марко обнял Зорю, и она склонила голову ему на плечо. Юнга думал о
   Люде. Где она? Останется ли в живых? Вряд ли. Ведь она не дала ни одного
   верного ответа.
   - Марко! - прошептала Зоря ему на ухо. - Что делать?
   - Главное, Зоренька, не пугайся, - так же тихо ответил ей Марко. - Мы
   покажем, что не боимся смерти. Что бы они ни делали, не говори ни слова!
   - А Люда?
   Губы Марко едва шевельнулись, и Зоря скорее догадалась, чем услышала:
   - Она героиня... Ее ждет то же самое...
   Глава XIV
   Л Ю Д А  П Р О С И Т  С В И Д А Н И Я
   Конец дня Люда провела в маленькой каюте с одной койкой. Туда ее
   проводил Анч. Он обещал жестоко наказать Марка, успокаивал ее и уверял,
   что он и командир корабля сделают все, чтобы она как следует отдохнула и
   вообще чувствовала себя как можно лучше. Он даже напомнил ей, как славно
   они танцевали на рыбачьем празднике.
   Девушка просила Анча не делать зла Марку, привести к ней Находку и не
   разлучать их. Анч обещал побеседовать об этом с командиром и высказал
   надежду, что тот разрешит, если Люда будет послушна. Он зажег в каюте
   электричество и вышел, оставив девушку одну.
   Осматривая каюту, Люда решила, что в ней, очевидно, жил кто-то из
   командного состава подводного корабля, возможно сам Анч. В каюте стояла
   откидная пружинная койка, около нее - сундучок с бельем, плюшевым одеялом,
   одной пуховой и несколькими надувными резиновыми подушками. Люда подумала,
   что они одновременно могут служить спасательными поплавками. Кроме того, в
   каюте были зеркало, откидной умывальник электрический вентилятор, столик,
   полочка для книг и вещей. В углу стоял маленький запертый шкаф. Ящик в
   столике тоже был заперт. Люда сразу осмотрела все, не нашла ничего
   интересного, откинула койку, надула резиновую подушку и легла.
   Ей не спалось. Ныло все тело, болели ноги, голова, она ощущала
   усталость, как после недели непосильного физического труда. Люда думала о
   будущем, но не могла представить его себе. Она погибнет, ее не выпустят
   отсюда живой, но если уж погибать, то не удастся ли ей пустить на дно и
   весь этот пиратский корабль? О, если бы ей пробыть здесь еще хоть
   некоторое время вместе с Марком! Вдвоем они безусловно придумали бы
   что-нибудь! А может быть, им еще удастся спастись?
   Вспомнился рассказ Зори о смерти рыбного инспектора и Тимофия
   Бойчука. Их, должно быть, захватили эти же пираты. Наверное, допрашивали,
   а потом убили. Зоря рассказывала, что на них не нашли никаких следов
   насильственной смерти. Они утонули. То есть их утопили. Вероятно, пираты
   вообще топят своих пленных. Только едва ли они просто выбрасывают их из
   лодки, не принимая никаких других мер, - ведь если бы это было так, то
   Тимофий Бойчук наверняка доплыл бы до берега. Если же его так быстро
   выбросило море, значит утопили его близко от острова. Верно, там же, в
   бухте, где его и захватили.
   Наконец девушка заснула. Это был короткий, тяжелый и неспокойный сон.
   Ей снилось, что кто-то неведомый, страшный нападает на нее, а она не может
   даже пошевельнуться для своей защиты... Она знала, что это только сон,
   хотела проснуться и не могла.
   Наконец Люда проснулась. В каюте никого не было. Девушка повернулась
   на бок и так лежала, пока не принесли еду. Есть не хотелось, но она
   заставила себя поесть, зная, что надо беречь силы.
   Во время обеда она почувствовала, как лодка вздрогнула. Легкое
   дрожание под палубой свидетельствовало о работе электромоторов. Судно
   снялось с грунта и куда-то пошло, очевидно всплывая на поверхность.
   Когда у Люды забирали тарелки, она слышала сквозь отворенную дверь
   чей-то голос, произнесший в коридоре:
   - Глубина тридцать семь метров!
   Затем лодка останавливалась и снова трогалась в путь. Иногда Люде
   казалось, что она поднимается, может быть даже всплывает, а потом вновь
   погружается. Девушка заснула вторично и, верно, на этот раз спала долго
   когда ее разбудили, она чувствовала прилив свежих сил.
   Разбудил ее матрос и знаками приказал идти за ним. Девушка подошла к
   зеркалу поправить растрепанные волосы и помятое платье. Благодаря сухому
   воздуху и высокой температуре в лодке платье высохло. Матрос вышел за
   дверь. Стоя перед зеркалом, девушка увидала в нем отражение полочки над
   койкой. Там лежало несколько резиновых подушек. На одной из них Люда
   спала. Воспользовавшись отсутствием матроса, она быстро обернулась,
   схватила одну из подушек, свернула ее и спрятала под платье. Потом
   причесалась гребешком, который лежал перед зеркалом. Через две минуты
   матрос снова вошел и движением головы приказал идти за ним. Девушка вышла
   в коридор, конвоир запер дверь и повел ее к знакомой уже каюте командира.
   Прежде чем ее впустили, пришлось немного подождать в коридоре. Как она и
   ожидала, в каюте были командир и Анч.
   - Садитесь, пожалуйста, уважаемая Людмила Андреевна, - весьма вежливо
   обратился к ней переводчик.
   Люда села.
   - Командир нашего корабля просит выразить вам благодарность за ваше
   поведение. Вы сразу поняли нас и не стали на путь молчания и возражений.
   Видите, мы тоже стараемся относиться к вам как можно лучше, но освободить
   вас пока нельзя. Вероятно, вы волнуетесь об отце. Так же, надо думать, как
   он о вас. Командир разрешает вам написать отцу письмо.
   Люда удивленно и настороженно слушала Анча. Что кроется под этой
   любезностью?
   - Мне можно написать в письме все, что я захочу?
   - Да, за одним исключением: ни одного слова об этом корабле и о людях
   на нем.
   - Позвольте, о чём же я могу писать?
   - Вы можете писать обо всех своих чувствах, спрашивать о домашних