уснула.
   Глава XII
   Н А  П Е С Ч А Н О М  Х О Л М Е
   В центральной части острова, ближе к проливу, поднимаются две
   конические вершины песчаного холма. Холм находится приблизительно в шести
   километрах от выселка. Он напоминает гигантского верблюда, который лежит
   на земле, низко опустив голову. Высотой он не более тридцати метров, но
   растянулся на полтораста метров с северо-запада на юго-восток, начинаясь у
   маленького озерка. Ковер жестких трав, среди которых цветут кусты
   шиповника, покрывает холм. Достаточно было копнуть землю сантиметров на
   сорок, чтобы добыть из-под чернозема серый песок с черными зернами.
   Однажды утром профессор вышел с Людой из дому и направился к
   песчаному холму. Вооруженные лопатками, молотками, компасом и рулеткой,
   они бодро шли по высокой траве. Когда высохла роса, отец и дочь были уже у
   подножия холма. Профессор решил обмерить холм, раскопать в нескольких
   метрах грунт и приблизительно обозначить положение верхнего слоя
   торианитового месторождения.
   - Если уж серьезно браться за работу, нам надо поставить здесь
   палатку, - сказал он. - В палатке можно спрятаться от солнца, отдохнуть и
   сложить инструмент.
   - А может быть, совсем перебраться сюда на несколько дней?
   предложила Люда.
   - Совсем - не надо. В этом болотце, вероятно, есть малярийные комары,
   так что на ночь здесь оставаться не следует.
   - Но ведь на острове о больных малярией ничего не слышно.
   - Это не значит, что здесь нет малярийного комара.
   - Но если комар не несет заразы, он ведь не страшен.
   - Ты права, но надо беречься. Во-первых, мы не знаем, безопасны ли
   здешние комары, а во-вторых, достаточно появиться одному малярийному
   комару, чтобы болезнь распространилась.
   - Пока, папа, мы можем не спорить.
   - Правильно! А когда здесь будут организованы разработки, то все эти
   болота мы уничтожим или зальем нефтью, напустим гамбузий, и малярии здесь
   больше не будет.
   Прежде всего профессор принялся с помощью рулетки делить холм и
   окружающую местность на равные квадраты. На этой площади надо было
   разметить места для шурфов.
   Тем временем солнце начало припекать. Профессор сбросил китель,
   остался в одной сорочке, разулся и ходил босиком. Люда смеялась: вот бы
   показать его в таком виде университетским коллегам! Она жалела, что не
   захватила фотоаппарата.
   - А кто это к нам идет? - промолвил вдруг профессор. - Кажется, этот
   человек как раз и несет фотоаппарат.
   Люда, посмотрев в сторону, куда показывал отец, увидела высокого
   человека с футляром, перекинутым на ремне через плечо, как обычно носят
   фотографы.
   Это был Анч. Он утром появился в Соколином вместе с инспектором,
   познакомился с рыбаками, узнал, куда пошел профессор Ананьев, и направился
   вслед. Подойдя ближе, он увидел, что его заметили, и поспешил к профессору
   и Люде. Поздоровался, отрекомендовался, сказав, что прибыл сюда лишь вчера
   с поручением редакции сделать фотоочерк о рыбаках Лебединого острова и о
   самом острове.
   - Здесь я узнал о ваших работах и, конечно, не могу не зафиксировать
   этого события. Надеюсь, вы позволите? Это же колоссальное открытие,
   профессор!
   Ананьев улыбнулся, но тотчас же лицо его снова стало серьезным, хотя
   в глазах пробежала лукавая искорка. Он очень вежливо заметил, что с
   удовольствием сфотографируется, но возражает против появления этого снимка
   в прессе. Открытие интересно, но практическое значение его еще неизвестно,
   и не следует раздувать это в событие такого большого значения. Все же он
   рад познакомиться с фотокорреспондентом и надеется, что тот поможет ему
   сфотографировать отдельные объекты и рельеф местности. Конечно, он может
   сделать это и сам или поручить дочери, но любительским снимкам недостает
   той четкости, которой достигают специалисты этого дела.
   Анч охотно согласился помочь, обещал ни одной фотографии без
   разрешения профессора в газету не помещать и тотчас же принялся щелкать.
   Он поминутно предлагал повернуться к свету, убрать руку, поднять плечо,
   опустить голову и т. п.
   - Начинается тирания, - добродушно, улыбаясь, вполголоса заметил
   профессор. - А все же нам очень пригодятся снимки этого холма.
   Анч вытащил портсигар и предложил профессору папиросу. Ананьев
   протянул руку, но, поймав неодобрительный взгляд дочери, с улыбкой
   отказался и объяснил, что хоть он и заядлый курильщик, но обязался в
   течение отпуска не курить... а тут еще и контроль...
   Фотокорреспондент шел следом за геодезической партией, как называл
   Ананьев себя и Люду, и засыпал профессора вопросами о торианитовом
   месторождении и применении торианита. Его интересовало, целесообразно ли
   начинать здесь промышленную добычу: ведь холм настолько мал, что даже если
   бы он весь состоял из торианита, это было бы совсем немного сравнительно с
   залежами других руд, которые Анчу приходилось видеть.
   - Я не знаю, ограничиваются ли залежи этим холмом, - ответил
   профессор. - Может быть, на определенной глубине весь Лебединый остров
   стоит на торианитовых породах. Может быть, это лишь выход из глубины
   большой торианитовой жилы. Надо исследовать. Наконец, и этот холм имеет
   ценность: песок из него - почти концентрат, который обычно выходит из
   обогатительной фабрики. Очень интересно проследить историю холма,
   выяснить, по какой причине он поднялся над равнинным островом. Надо
   думать, что на торианитовые пески давили какие-то тяжелые породы и они-то
   и вытеснили песок на поверхность. Впрочем, это специально геологическая
   проблема, вряд ли она интересует вас. Журналисты обычно требуют более
   популярной формы изложения. Должен сказать, что торианитовый песок в этом
   холме высокого качества. Я уверен, что если на его разработку потратить
   сто миллионов, он даст продукции на два миллиарда. Если же окажется, что
   это только выход больших россыпей, то цифра увеличится во столько раз, во
   сколько эти россыпи больше холма.
   - А, скажите, техника добывания гелия из этого песка - легкое дело?
   - До сих пор это было очень трудно. Но в моем портфеле лежат бумаги,
   из которых видно, что некоторые люди думают об этой работе, и, кажется,
   проблема разрешена.
   - Ну, а для чего же столько гелия? Если для дирижаблей, то это
   бесспорно ценно, но вряд ли воздухоплавание будет иметь теперь такое
   большое значение, учитывая колоссальные успехи авиации.
   - Значение его будет бесспорно велико, но мне кажется, что вскоре
   большое количество гелия потребуется и в других областях техники. Недавно
   я беседовал на эту тему со специалистом по благородным газам - профессором
   Китаевым. Он на пороге важнейших и интереснейших открытий.
   - А именно?
   - Ну, это его дело. Неоконченные исследования оглашению не подлежат.
   - Скажите, пожалуйста, как вы думаете, торианита здесь много?
   - Я почти уверен, что да.
   - А из каких же веществ можно добыть гелий?
   - В каждом веществе, содержащем уран или торий, есть и гелий. Этот
   благородный газ непрерывно образуется из урана и тория. Частично он
   улетучивается - поэтому в каждом кубическом метре воздуха есть пять
   кубических миллиметров гелия, - частично он сохраняется в содержащих его
   минералах. И чем менее порист минерал, тем больше в нем гелия. Торианит
   один из минералов, наилучше сохраняющих гелий. Кроме него, гелий
   содержится в монаците, фергосуните, клевеите, гематите, но в них его
   намного меньше. Очень возможно, что мы найдем здесь и эти минералы, но
   основным выгодным сырьем для нас остается торианит.
   - Разрешите мне помочь вам размерять! Мне приятно будет знать, что я
   одним из первых работал на этом холме.
   - О, пожалуйста! Вы с Людой размеряйте, а я буду копать первые шурфы
   на уже размеченных квадратах.
   Профессор взял лопату и пошел на вершину холма, откуда он решил
   начать свою работу, а фотокорреспондент и Люда отправились дальше с
   рулеткой. Рулетка была длиною в двадцать пять метров, и приблизительно на
   таком расстоянии они поддерживали между собой разговор. Анч был
   чрезвычайно любезен. Он говорил Люде комплименты, рвал для нее цветы,
   рассказывал коротенькие истории из своих корреспондентских приключений. Он
   спросил, каким спортом она занимается и танцует ли. Часа через два,
   возвращаясь в город, они были уже если не друзьями, то хорошими знакомыми.
   Прощаясь, они условились в ближайшие дни сыграть в волейбол и потанцевать
   под патефон или радио в избе-читальне.
   Глава XIII
   П О Д А Р О К
   В тот же вечер Анч проявил фотопленку, высушил ее, пристроил в
   каморке у Ковальчука портативный увеличитель и на следующее утро, как
   только проснулся, начал печатать свои первые снимки Лебединого острова.
   Ковальчука он отправил в Зеленый Камень покупать легкую гоночную байдарку.
   Зеленокаменские байдарки славились своею легкостью и скоростью. Анч
   поручил Ковальчуку купить самую лучшую, не жалея денег, и немедленно
   доставить к нему.
   Находка приготовила постояльцу завтрак, прибрала в доме и вышла по
   воду. Анч приказал принести в каморку ведро воды, таз, несколько тарелок и
   свечку для красного фонаря.
   Оставшись один в комнате, фотограф долго рылся в чемодане. Он вытащил
   оттуда несколько патронов с фотохимическими реактивами, достал коробку с
   папиросными гильзами, пачку табаку и прибор для набивания папирос. Он
   набил несколько гильз табаком. Делал он это мастерски: папиросы выходили
   как фабричные. Потом он открыл один патрон с надписью "металлогидрохинон"
   и очень осторожно высыпал на бумажку немного красного порошка. Перед этим
   он засунул в ноздри по кусочку ваты, избегал дышать на порошок и все время
   держал рот закрытым. В свертке из пергаментной бумаги Анч смешал порцию
   табаку с крупицей красного порошка, набил папиросу и на ее мундштуке
   сделал едва заметные отметки, потом спрятал свой металлогидрохинон в
   пергаментную бумажку, смял в комок, положил три приготовленные папиросы
   из них одна была с порошком - в одно отделение портсигара, а другое
   отделение заполнил фабричными папиросами "Экстра". Закончив эту операцию,
   он взял в руки комочек пергамента и, улыбаясь, проговорил вполголоса:
   - Трифенилометрин, трифенилометрин... Интересно... Двадцать, двадцать
   пять минут - никаких признаков... И внезапная сильная головная боль...
   синеют губы, движения рук и ног становятся бесконтрольными. Через десять
   минут - паралич, еще через три - четыре минуты - конец... Гм!.. Гм!.. Где
   же наша дефективная? Надо руки помыть.
   Анч прошел через комнату, толчком ноги открыл дверь в сени и вышел из
   дома. Находка шла к нему навстречу с полным ведром воды в руке.
   - А-а, подожди-ка... Полей мне на руки.
   Фотограф выкинул смятую бумажку и подставил ладони. Девочка стала
   поливать их водой, Анч мыл руки долго и старательно. Находка смотрела на
   него с удивлением и спросила:
   - Зачем вы чистые руки так моете?
   - Как это - чистые?
   - Вы же недавно умывались.
   - А я сейчас буду печатать снимки. Для этого надо, чтобы руки были
   совершенно чистые. Кстати, хочешь, я тебя сниму?
   - Как это?
   - Портрет твой на бумаге сделаю. Карточку фотографическую, понимаешь?
   - Снимете на карточку?
   - Вот сейчас, хочешь?
   В глазах Находки блеснули огоньки, на лице появилась растерянность.
   Казалось, в ней боролись противоположные желания.
   - Нет, не хочу, - хмуро ответила она и снова сделалась неуклюжей и
   неприветливой.
   "Вот дефективная!" Анч хмыкнул, но, желая завоевать симпатию девочки,
   громко сказал:
   - Будь по-твоему, ты молодец. Яков Степанович не понимает, какое
   счастье ему выпало - тебя воспитывать... Ну, а если я покажу тебе, какие я
   карточки сделал, ты захочешь сниматься?
   - Не надо! - буркнула Находка.
   Анч пожал плечами, взял ведро с водой и пошел в каморку, где накануне
   устроил лабораторию. Девочка осталась во дворе. Она выполняла свои
   обязанности по хозяйству. Ей приходилось не только кормить Ковальчука и
   его гостя, но и присматривать за огородом, за двумя поросятами, за курами
   и утками, которых стерег Разбой.
   Находка выпустила поросят пастись за калитку и позвала Разбоя
   наблюдать за ними. Несколько минут она любовалась на поросят. Один был
   черный, другой рябой. Черный прошелся по траве, приблизился к выброшенному
   фотографом комочку, ткнулся в него рылом, хрюкая, долго нюхал, наконец
   оставил и стал щипать траву.
   Находка вернулась во двор, вооружилась сапкой и пошла на огород к
   свекольным грядкам. Она так увлеклась работой, что только через полчаса
   разогнулась, поправила старую соломенную шляпу и отерла пот со лба. В это
   время с моря до нее донеслось пение:
   Пенится море широкое,
   Наша шхуна по волнам летит.
   Сердится море глубокое,
   Наша шхуна за рыбой спешит.
   Вдоль берега медленно шел под парусами "Колумб". На носу стояли Люда,
   Левко и Марко. Они пели. А на корме, склонившись над рулем, подтягивал им
   Андрий Камбала. Шхуна почти подошла к доске, у которой стоял на привязи
   каюк Ковальчука, и Марко бросил якорь. Левко прыгнул на доску и подтянул
   на канате "Колумб". Вслед за мотористом на берег сошли Люда и Марко.
   Андрий перебросил им какой-то узелок и остался на шхуне.
   Находка, опершись о сапку, с интересом следила за шхуной. Сомнений не
   было: эти трое людей, которых она знала очень мало, приехали к инспектору.
   Вероятно, по важному делу. Его нет, ей придется говорить с ними. Она
   заволновалась. Все трое пошли к их дому. Впереди - Левко с узелком в руке,
   за ним - Люда, а позади всех - Марко с маленьким пакетом на плече. Девочке
   показалось, что ее заметили. Так оно и было. В это время в стороне
   послышался лай Разбоя. Боясь, что собака укусит незнакомого человека,
   девочка побежала к ней.
   - Начинается концерт! - сказал Марко своим спутникам. - Этот
   проклятый пес нас заметил. Не догадались весло взять!
   Но Разбой не показывался, и все трое беспрепятственно подошли ко
   двору. В отворенную калитку они увидели Находку, склонившуюся над чем-то,
   и собаку, молча стоявшую около нее. Разбой уже заметил чужих и с громким
   лаем помчался им навстречу. Марко бросил свой пакет, схватил длинный кол,
   лежавший возле дома, и приготовился к обороне. Люда спряталась за спиной
   Марка и, улыбаясь, искала глазами какое-нибудь оружие. Левко застыл, меряя
   собаку презрительно-равнодушным взглядом. Неизвестно, на кого в первую
   очередь напал бы Разбой, но внезапно послышался взволнованный и резкий
   голос девочки:
   - Назад, Разбой! Назад! Стой! Стой!
   Находка бросилась за собакой.
   С рычаньем Разбой остановился. Находка отозвала собаку и заперла ее в
   маленьком хлеву. Гости заметили, что девочка чем-то встревожена. Она все
   поглядывала в отпертую калитку.
   - Здравствуй, Зоренька, - сказал Левко, кладя руку на ее плечо.
   Находка вздрогнула. "Зоренькой" ее называла умершая жена Ковальчука,
   и она принимала это за свое настоящее имя, но инспектор и все островитяне
   обычно называли ее Находкой.
   - Якова Степановича нет дома, - смущаясь, прошептала девочка.
   - Мы к тебе, а не к нему. Ты же сегодня именинница... Не знаешь?
   Сегодня ровно восемь лет, как ты появилась на острове. Да, да, это
   случилось как раз в этот день.
   - Вот мы и приехали тебя повидать, - сказала Люда, взяла руку Находки
   и пожала ее.
   - Чтоб исполнились все твои желания, чтоб ты росла и крепла и прожила
   тысячу лет! - пожелал Левко.
   Девочка снова оглянулась на калитку.
   - Что там такое? - спросил Левко, тоже поворачивая голову.
   - Что-то со свиньей случилось, - тихо промолвила Находка.
   Марко заинтересовался и вошел во двор. Девочка - за ним. Левку и Люде
   не оставалось ничего другого, как последовать их примеру.
   Рябой поросенок спокойно пасся, а черный лежал на земле и жалобно,
   едва слышно хрипел. Полузакрытые глазки помутились, изо рта выступила
   пена. Поросенок часто и тяжело дышал. Находка широко открытыми глазами
   смотрела на него. Заметив ее испуг, Левко шепнул Люде: "Боится инспектора"
   и, склонившись над поросенком, стал его разглядывать.
   - Чума! - безапелляционно констатировал Левко: он слышал, что у
   свиней бывает эта болезнь.
   Девочка молча, недоверчиво посмотрела на него.
   - Отгони своего рябого, чтоб близко не подходил, а то заразится,
   посоветовала Люда.
   Находка отогнала рябого. В это время из дома вышел Анч. Услышав лай
   Разбоя и голоса, он завернул фотобумагу, вытер руки и поспешил взглянуть,
   что делается во дворе. Из присутствующих фотокорреспондент знал только
   Люду. Он радушно приветствовал ее. Девушка назвала ему своих спутников и
   рассказала про погибшего поросенка. Анч внимательно посмотрел на
   поросенка, пробежал глазами по траве, заметил бумажку, которую перед тем
   выбросил, и согласился с Левком, что это, вероятно, чума.
   - Знаете, - обратился он к Люде, - я только что печатал вчерашние
   снимки. Уже могу кое-что показать.
   - Сейчас же показывайте, - потребовала девушка.
   Находка обернулась к ним. Левко взял ее за руку и сказал:
   - Ну, приглашай нас в дом, что ли, - и сам повел девочку к дверям.
   В комнате Левко положил на стол узелок и, развязывая его, обратился к
   девочке:
   - Вот мои подарки, Зоренька.
   Он вынул из узелка платье, белье и плащ и положил перед Находкой.
   - А это от меня. - Люда положила на стол пакет и вынула из него
   сандалии, похожие на ее собственные.
   - И от меня тоже, - торжественно провозгласил Марко.
   В его пакете оказалась простенькая соломенная шляпка с голубой
   лентой.
   Находка, оторопев, смотрела на вещи.
   - Это все мне? - спросила девочка.
   - Все тебе, Зоренька, - подтвердил Левко.
   - А ну-ка, выйдите все отсюда на несколько минут, - обратилась Люда к
   мужчинам.
   Марко и Левко вышли из комнаты вместе с Анчем, объясняя ему, какой
   сегодня у Находки праздник.
   Анч вынес из каморки несколько мокрых еще фотографий, жалуясь, что
   нет спирта, чтобы их поскорее высушить. Потом навел свою "лейку" на
   собеседников и несколько раз щелкнул.
   Он рассказал, зачем приехал на Лебединый остров, сообщил, что получил
   в рыбной инспекции письмо к Ковальчуку, но здесь ему не нравится. Он хотел
   бы поселиться у рыбаков в Соколином, даже больше - он охотно поплавал бы с
   ними на шхуне.
   Вскоре во двор вышли Люда и Находка. Но Находка ли это была? Девочка
   была теперь одета в платье с короткими рукавчиками, на ногах были
   сандалии, на голове - новая шляпа. Платье было чуть широко, но, в общем,
   новый костюм очень шел девочке. Угловатость исчезла.
   - Вот так Зоренька! - залюбовался Левко, делая шаг ей навстречу.
   Анч был поражен больше всех. Тень тревоги прошла по его лицу. При
   взгляде на девочку у него мелькнула мысль: верно ли, что она настолько
   ненормальна, чтобы ее можно было совсем не бояться? Но Находка посмотрела
   на Анча таким испуганным взглядом, что он успокоился, даже улыбнулся и
   сейчас же сфотографировал ее. Девочка говорила мало. Она явно была чем-то
   взволнована.
   Анч показал Люде карточки. Она попросила их, и фотограф обещал в
   ближайшее время изготовить для нее и для профессора альбом с полным
   комплектом снимков.
   Компания собиралась ехать. Анч попросил захватить его в Соколиный.
   - Охотно, - ответил Левко.
   Фотограф быстро собрался и вместе со всеми пошел на берег, где Андрий
   Камбала, дожидаясь молодежи, дремал на корме шхуны.
   Прощаясь с Находкой, Люда просила девочку обязательно придти в
   Соколиный, а Левко обещал вскоре заехать к ней и советовал не сокрушаться
   о поросенке. Разве она виновата, что поросенок заболел чумой? От этого ни
   одна свинья не застрахована. Пусть так и скажет своему Якову Степановичу.
   Шхуна отплыла от берега. Люда помахала Находке рукой. Девочка
   ответила ей тем же, повернулась и пошла домой. А с моря вдогонку ей
   неслась песня:
   Пой нам, ветер, веселые песни,
   Пусть волны расскажут нам сказку.
   Соберем мы рыбу в связку
   Сегодня наш рабочий день.
   Глава XIV
   К У П А Н Ь Е  В  М О Р Е
   - Вы знаете, - сказала Люда фотографу, - сегодня я на "Колумбе"
   выхожу в море. Дядя Стах согласился взять меня в рейс. "Посмотрю,
   говорит, - какая из тебя морячка да рыбачка". Он даже назначил меня
   помощником Марка, вторым юнгой.
   - Это очень интересно, я просто завидую вам! Мне тоже хотелось бы
   выехать на "Колумбе", но, по плану, я сегодня фотографирую Соколиный и быт
   рыбаков. В другой раз надеюсь обязательно поехать с вами. Вы к тому
   времени станете уже настоящим морским волком.
   - Хорошо! - сказала Люда. - Но надо спросить моего прямого
   начальника. Марко, ты не возражаешь?
   Она рассмеялась. Ей было хорошо стоять на палубе шхуны, чувствовать
   горячее дыхание солнца, любоваться простором бухты, видом острова и
   слушать Анча, который знал много интересного.
   Но юнга, не глядя на фотографа - он почему-то чувствовал к Анчу
   антипатию, - ответил:
   - Если на должность моего помощника, то согласен, но проверю еще,
   сумеет ли он сварить уху и пшенную кашу.
   - О, я согласен! - улыбнулся Анч. - Могу даже борщ из морской воды.
   - Боюсь, что наш шкипер заставит вас самого этот борщ съесть.
   Между тем "Колумб" подошел к Соколиному, и экипаж заметил на берегу
   своего шкипера.
   - Что, задержались? - спросил Левко.
   Но Стах отрицательно покачал головой.
   Анч познакомился со шкипером и попросил взять его в другой раз в
   море. Стах согласился, даже предлагал ехать сейчас, но фотограф с
   сожалением отказался, сославшись на свои планы, распрощался и ушел в
   выселок. Очерет приказал команде включить мотор и выходить из бухты.
   "Колумб" шел на юг. Там, за горизонтом, на расстоянии тридцати
   километров тянулась небольшая мель. Оттуда рыбаки Лебединого острова
   привозили последнее время богатый улов скумбрии. Эта маленькая хищная рыба
   высоко ценится за свое вкусное мясо, и рыбаки энергично преследуют ее.
   Перезимовав далеко на юге, она весною массами идет в наше южное море и
   расходится по нему большими косяками в поисках добычи - мелкой рыбки,
   рачков, моллюсков. Свои пути скумбрия часто меняет, и бывают годы, когда
   она совсем не появляется в этих водах. Рыбакам с Лебединого не везло два
   года подряд - они почти не видели этой рыбы. И вот неделю назад бригада
   Тимофия Бойчука обнаружила на этой мели большое количество скумбрии.
   Теперь лебединцы наверстывали недолов за прошлые годы.
   Шхуна шла на моторе. Правда, был и легонький ветерок, но он дул почти
   в лоб. Марко объяснил Люде, что это "зюдтен-вест", или, как говорят иначе,
   "ветер восемнадцатого румба". Марко показывал Люде все, чем он занимался
   на шхуне. Наконец, он вынул из сундука радиоприемник и рассказал девушке,
   что в прошлом году ему захотелось стать радистом. Он раздобыл книги, ходил
   в Лузанах на радиостанцию за консультацией, приобрел радиоприемник, выучил
   азбуку Морзе и мечтал поставить на "Колумбе" передатчик.
   - Это мне пригодится, когда буду штурманом, - объяснил он девушке.
   Солнце припекало. На палубе шхуны растапливалась смола, которой был
   прошпаклеван настил. Смола липла к подошвам. Люда посмотрела на термометр.
   Он показывал 32 градуса.
   - Искупаться бы, - сказала она Марку, - остановить бы шхуну минут на
   пять!
   - Ну, для этого шкипер не остановит, - ответил юнга, - а вот как
   подойдем к шаландам, тогда пожалуйста.
   - Я на таких глубоких местах еще никогда не купалась. Как подумаешь
   про глубину - мутит.
   - Плавать тут даже легче, а нырять неинтересно. Я люблю на таком
   месте нырять, где можно достать дно: нырнуть - и вынести на поверхность
   горсть песку или камень.
   - А ты хорошо ныряешь?
   - Да нет, так себе.
   Стах разглядывал море в бинокль и, заметив вдали шаланды, приказал
   Андрию взять чуть-чуть левее.
   - Пусть Люда встанет к рулю, - сказал Андрий, исполнив приказание.
   Вот удивятся рыбаки, увидев, что она "Колумб" привела!
   - Если хочет, пусть встает, - согласился шкипер.
   До шаланд они шли еще полчаса, и все время Люда не выпускала руля из
   рук. Когда шхуна подошла к рыбакам, нового рулевого приветствовали
   одобрительными возгласами. Девушка раскраснелась от похвал и, передав руль
   Андрию, который за это время с наслаждением выкурил несколько толстых
   самокруток, попросила шкипера в награду разрешить ей выкупаться. Ее
   просьбу поддержали моторист и Марко. Стах согласился и обещал, как только
   нагрузят шхуну, дать им десять минут на купанье.
   Команда немедленно взялась за работу, помогая рыбакам перегружать
   рыбу и размещать ее на шхуне.
   По окончании погрузки "Колумб" отошел от шаланд, чтобы не мешать
   рыбакам, и шкипер разрешил команде купаться.
   Раздеванье заняло полминуты. Левко и Люда первые бросились в воду.