Уэлч Джейн. Властелин Некронда (Книга Еда - 3)

   - А твоя семья? - осторожно поинтересовался Каспар.
   - Их всех казнили, чтобы задобрить варваров, - безжизненно ответила Урсула.
   - Прости. Мне так жаль. Бывшая рабыня пожала плечами.
   - Со временем ветер переменился. Медведи перестали болеть и вновь расплодились. Но уже некому было отгонять их от городов. Варвары, научившие мой народ приносить в жертву людей и животных, бежали восвояси. Само собой, жертвоприношения отнюдь не отпугнули медведей, и они принялись разорять всю страну, словно мстя за убийство моих родных. Гордая цивилизация, что простояла много тысячелетий, рухнула.
   Каспар кивнул. Нетрудно вообразить, какой хаос воцарился в этих краях.
   Урсула провела рукой по волосам и печально вздохнула.
   - В страхе перед медведями люди бежали к озерам, в болота и пустыни. Но жертв приносить не перестали, а потому медведи потянулись за ними точь-в-точь как бездомные псы за повозкой с отбросами.
   Она сокрушенно покачала головой. Захваченный рассказом о трагедии девушки, Каспар даже забыл на время о собственных несчастьях.
   Девушка оглянулась на жителей села - те сидели на почтительном расстоянии от огня, ожидая ее приказаний.
   - Теперь мой народ рассеян по всем этим землям. И я должна заставить их прекратить жертвоприношения.
   - А как ты управляешь медведями? - спросил молодой торра-альтанец.
   - Сама не знаю. Да и никто не знает. Я спрашивала, но все говорят лишь, что мой отец, и отец моего отца, и мать отца моего отца от природы обладали теми же знаками, что и я. Судя по всему, моя семья наделена была неким даром. В каждом поколении непременно рождался ребенок с такими символами - он и наследовал этот дар. Идем, тебе надо отдохнуть и выспаться. У тебя очень усталый вид.
   Урсула отвела юношу в хижину и молча остановилась, не сводя с собеседника глаз, словно ждала от него каких-то слов - или поступков. Стоя у порога, Каспар неуютно переминался с ноги на ногу.
   Наконец девушка нарушила неловкое молчание.
   - Мне так жаль Май.
   Не поднимая взгляда, он кивнул.
   - Мне тоже.
   Спалось ему плохо. Юноша ворочался и метался на жестком ложе, прислушиваясь к рыку и урчанию медведей за стеной. Снова и снова во снах ему являлась мертвая Май и ее дочь, безжизненно лежащая на каменном алтаре. Старуха-знахарка стояла над ней, сжимая крохотное трепещущее сердечко. Невыносимый кошмар сменился иным сном, в котором какая-то женщина - Каспар мог разглядеть лишь ее силуэт - склонялась над спящим, тянулась к его груди, где покоился Некронд.
   Юноша проснулся в поту, судорожно сжимая серебряный ларчик. Стояла глухая ночь. В хижине еще витал запах благовоний Урсулы. Но теперь Каспар твердо знал: этот сон - предупреждение и игнорировать его нельзя. Юноша натянул сапоги, закутался в медвежью шкуру и выскользнул во тьму.
   Деревню окружало кольцо мерцающих огоньков - то тускло светились факелы дозорных. За ними вырисовывались огромные силуэты медведей, что бродили вокруг лагеря, точно гигантские сторожевые псы. В этих краях оставаться опасно - Некронду не место здесь, где бушует гражданская война. Урсула пытается собрать свой народ воедино, Яйцо ей куда как пригодилось бы.
   Ясно одно: необходимо уходить, причем срочно. Существовала на то и вторая причина, не менее важная. При одной мысли о том, что могло случиться с Изольдой, у Каспара аж ладони вспотели, стало трудно дышать. Как он мог бросить малышку? Должно быть, горе затуманило ему рассудок! Юношу до сих пор трясло от ночного кошмара, в голове билась одна мысль. Вернуться к малютке! Нельзя терять ни минуты!
   С трудом сдерживая себя, он принял самый небрежный вид и зашагал по деревне, глядя на звезды. Не спится человеку, ну что тут такого? Обменявшись приветственным кивком с одним из часовых, он побрел к загону в дальнем конце деревне. Надо надеяться, там найдется лошадь.
   * * *
   Над пепелищем витал ветер, поднимая тучи пепла, швыряя его в лицо всаднику. Саднящими от напряжения глазами Каспар наконец различил на горизонте синие силуэты гор. Юноша благодарно потрепал по холке косматую коротконогую лошадку. Надо же, такая неказистая доходяга, а несет его по ухабистой равнине и шаг не сбавляет.
   В загоне для скота нашлось только четыре пони, судя по оставленным плохо пригнанной сбруей болячкам на шеях - тягловых. Каспар выбрал самую тощую, кинул в ее ясли горсть монет и украдкой выбрался из деревни. Только бы Урсула не держала на него зла за внезапный уход!
   В глубине сердца он не хотел расставаться с Урсулой, но знал: нельзя рисковать. Нельзя оставаться рядом с той, что обладает такой властью и влиянием. А вдруг всю дорогу он чувствовал слежку именно Урсулы или ее прислужников? Вдруг она с самого начала охотится за Некрондом? И хотя Каспар не хотел этому верить, но всю ночь подхлестывал и подхлестывал пони. К утру дым деревни, где оставалась Изольда, уже вполне отчетливо вырисовывался над равниной.
   Натянув лук, молодой воин огляделся, выискивая стадо диких ослов. Через час один из них, приношение племени, был уже убит и выпотрошен. Немного подумав, юноша вырезал у него мочевой пузырь, длинную жилку и обломок нижнего ребра. Ребро расщепил ножом и долго обтачивал, пока не получил примитивную иглу, которую и спрятал в карман. Остальное завернул в кусок шкуры, чтобы очистить на досуге.
   Закинув осла на круп приземистой лошадки, он скоро достиг внешнего частокола вокруг деревни. Сердце так и подпрыгнуло в груди. У ворот поджидал Трог! Увидев хозяина, пес бросился вперед. Каспар присел на колени ему навстречу - и тотчас же полетел на спину, с такой силой впечатались ему в грудь мощные лапы обезумевшего от радости терьера.
   - Трог! Уф! Перестань! - Мокрый язык неистово вылизывал лицо юноши. Да фу же, Трог! Ну, как ты себя ведешь?
   Каспар крепко обнял пса. Но тот уже отпихнул его и кинулся к дичи. Каспар хлопнул нахала по носу.
   - А ну, отстань! Не про твою честь! Пес со свойственной ему несносной своевольностью продолжал тормошить окорок. Но Каспару было уже не до того.
   - Ну, пойдем же! Где Изольда?
   Крепко сжимая в руке уздечку, он быстро зашагал в деревню. Трог трусил за ним по пятам. Детишки на улице указывали на Каспара пальцами, взрослые изумленно глядели ему вслед. Не обращая ни на кого внимания, Каспар твердыми шагами подошел к хижине, где оставил Изольду. Отшвырнул занавеску у входа, недоверчиво оглядел кольцо народа, что собралось перед дочуркой Май. Схватил малышку и крепко прижал ее к груди.
   - Я ее забираю, - с ледяным спокойствием в голосе заявил Каспар. - И с ней козу.
   Его неожиданное появление и непреклонная решимость так напугали дикарей, что они даже слова не сказали, когда он показал им убитого осла, забрал козу и немедленно покинул деревню. Никто не побежал - должно быть, подобный выкуп их вполне устраивал. А может, они все еще подчинялись приказу Урсулы: ни в чем ему не препятствовать. Понимая, что должен как можно скорее выбраться из владений бывшей рабыни, юноша ударил пятками бока пони, на скаку осматривая Изольду.
   Она оказалась пухленькой и чистенькой, аккуратно завернутой в теплые шкурки. На шее по-прежнему висела руна волка. Кормилица даже смастерила крохотный чепчик, чтобы прикрыть головку малышки, где начали пробиваться золотисто-рыжие кудряшки. Каспар поцеловал Изольду в лобик.
   Когда деревня скрылась из виду, он устроил привал и принялся очищать мочевой пузырь и кусок жилы, что заранее вырезал у убитого осла. Покончив с этим делом, попробовал подоить козу. С непривычки в два счета разболелись пальцы, особенно большой. Коза, как ни странно, проявляла ко всей этой возне завидное равнодушие, хотя и умудрилась пару раз отдавить юноше ноги, задумчиво куснуть за плечо и дернуть за волосы. Скоро у него было уже вдоволь молока. Используя жилу как толстую нитку, новоявленный "нянька" кое-как зашил пузырь, превратив его в грубое подобие соски, а потом наполнил молоком и полюбовался произведением своих рук. Чуть-чуть молока просачивалось в дырки от иглы, но во всем остальном соска работала просто великолепно и Изольда жадно к ней присосалась.
   Каспар привязал малышку себе на грудь, как это делала Май. Две маленькие ручонки цепко впились в одежду, малышка улыбнулась и лукаво заворковала. Юноша прижал ее к себе, и она заворковала еще веселее.
   С легкой душой он двинулся в путь. Мерная поступь пони очень скоро укачала обоих, и, подремывая в седле, Каспар почувствовал, что теперь, когда на руках у него лежит ребенок Май, боль утраты стала чуть меньше.
   - Прости, Изольда, я думал, что поступаю правильно, оставив тебя на попечение женщин, - виновато пробормотал он.
   Трог беспрестанно задирал козу. В конце концов, выведенный из себя, Каспар ухватил пса за шкирку и втянул в седло. Но даже и там терьер барахтался, скулил и хищно поглядывал на козу.
   - Трог, а ну, перестань! - рявкнул торра-альтанец.
   До него постепенно начало доходить, что на самом-то деле больше всего его раздражает постоянный плач малышки. Хотя юноша кормил ее, менял пеленки и пытался развеселить, легонько подбрасывая перед собой, девочка не умолкала. Когда ему начало казаться, что все, больше он не вынесет, малютка внезапно уснула. Теперь можно было ненадолго расслабиться и спокойно подумать, хотя коза постоянно шарахалась от Трога и натягивала поводок, а коротконогая лошадка сердито брыкалась. Но вот как раз за пони-то он и не волновался - такая крепкая ширококостная животинка могла легко снести и большую тяжесть.
   - Ну вот, Изольда, - произнес Каспар вслух, радуясь, что ему снова есть с кем поговорить. - Что делать-то будем?
   Вообще-то ему нередко приходилось беседовать с Трогом, но человек, пусть даже неразумный младенец, который все равно спит и ничегошеньки не понимает, это же совсем другое дело. Однако когда Изольда проснулась, он начал подозревать, что она понимает большую часть его слов. Эти глаза, огромные детские глаза следили за ним так пристально и так живо, что становилось даже как-то не по себе. Их цвет заметно изменился, приобрел занятное сходство с Брид - у той тоже были такие же большущие, ярко-зеленые глазищи.
   Вот у Май глаза были карими. Вообще-то Каспар надеялся, что Изольда будет похожа на мать, надеялся, что какая-то частица души Май вдруг выглянет на него из глаз ее ребенка. Но нет. Изольда вышла совсем особенной, ни на кого не похожей. Она лежала у него на руках - такая тепленькая, уютная, он всю дорогу баюкал ее и любовался маленьким личиком. Теперь Каспар не намечал никакого маршрута, а предоставил волю лошадке и постепенно заметил, что они направляются на запад, обратно к побережью. Через два дня они взобрались на гряду голых холмов и пересекли линию вырезанных на земле непонятных символов. Здесь кончались владения Урсулы. Каспар облегченно вздохнул, хотя сердце его и сжалось на миг от печали.
   - Я думал, что поступаю правильно, но на самом деле не должен был бросать тебя одну ни на минуту, - сообщил он малышке.
   Головка ее постукивалась о его грудь, щечка прижималась к рубашке.
   - Но места, где бы оставить ЕГО, я так и не нашел, - продолжал юноша, высказывая вслух свои мысли, что снова и снова обращались к Некронду и тяжкой участи стража Яйца.
   Еще несколько дней спустя Каспар вдруг придержал коня и сощурился. Море! Невольно, сам того не желая, он вернулся к побережью и глядел теперь на великий Тетис.
   - Ох, Изольда, коли уж я не могу найти надежного места, чтобы оставить Некронд, единственное, что остается, - отвезти его домой. Там он был в большей безопасности, чем где-либо еще. По крайней мере мама хотя бы подскажет мне, что делать дальше. Мама...
   Он посмотрел на ребенка, всем сердцем вдруг понимая: надо отвезти Изольду к его матери. Только она способна достойно позаботиться о девочке. Надо вернуться домой!
   Сидя на вершине утеса и заботливо прикрывая Изольду от ветра, торра-альтанец тоскливо глядел на запад. Огромные волны гулко бились о скалы внизу. И ветер, что поднимал эти волны, всегда дул лишь с запада. Но должен, должен найтись какой-то способ!
   - О, Великая Мать, как мне добраться домой? - спросил юноша у ветра, оглядывая побережье.
   Урсула, помнится, рассказывала, как нянька пустила ее по воле волн, надеясь, что девочку прибьет к какой-нибудь рыбацкой деревушке на севере. Где есть деревня, там найдется и лодка. А лодка - надежда на возвращение.
   Неделю спустя, обогнув несколько совсем крошечных селений, молодой воин наконец набрел на деревню вполне приличных размеров. Сделав глубокий вдох, он решительно поскакал туда. Стук копыт пони по твердой, наезженной земле заглушали пронзительные крики серебристых чаек, что ссорились над отходами, выброшенными с рыбачьих лодок после недавнего улова.
   Жители деревушки оказались пониже и похлипче народа Урсулы, зато не в пример цивилизованней и ухоженней лесных дикарей. Они улыбались, кивали и вообще производили впечатление людей дружелюбных, чему Каспар от души порадовался. Вот только любопытством они отличались невероятным. Юноше было практически нечего предложить им в уплату за гостеприимство, но ему и так распростерли объятия и надавали уйму всякой еды, даже рыбную похлебку для малышки.
   Радушие этого народа просто поражало, но рыбаки и друг с другом держались точно так же: открыто и дружелюбно. Вскоре Каспар уже настолько освоился, что посвятил их в свои планы. Ему нужна лодка. Он указал на крохотное парусное суденышко и вытащил из кармана несколько золотых монет. Рыбаки вежливо пожали плечами, но никакого интереса к его словам не проявили.
   - Мне нужна лодка, - старательно выговорил торра-альтанец на их языке. - Нужно переплыть Тетис.
   Для вящего эффекта он несколько раз показал на запад, на себя и снова на запад.
   Рыбаки яростно затрясли головами. Несколько человек поднялись с места и принялись разыгрывать целую пантомиму: усердно раздували щеки и поднимали руки, изображая ветер и морское течение, что не позволяет странствовать в том направлении. Один из них на минуту выбежал и вернулся с большим обломком доски. Каспар с интересом увидел, что там вырезано название: "Королева морей Ории". Судя по названию, доска эта осталась от какого-то ориаксийского судна, что потерпело крушение посреди океана.
   Похоже, умы рыбаков необыкновенно будоражила эта находка, приплывшая по безбрежным водам из неведомой земли, куда им никогда не суждено попасть. Лишь крохотное послание иного мира добралось к ним по воле прилива и вечно дующих на восток ветров.
   Помимо обломка доски к их берегу прибило и несколько бочонков предмет особой радости рыбаков. По виду бочек Каспар мгновенно понял, что там хранится пиво или вино. Должно быть, их во время шторма просто смыло за борт волной.
   Старейшина деревни любовно похлопал по бочонку, вытащил длинную тонкую затычку, нацедил в деревянный кубок темно-золотистой жидкости и с поклоном протянул Каспару. Юноша осторожно глотнул. Крепкий свежий напиток обдирал горло. Но все равно, здорово.
   - Ориаксийский мед, - вынес вердикт юноша. - Любимый напиток борона Бульбака. Ценится по всему королевству.
   Само собой, рыбаки не поняли ни слова, но ему было так приятно произнести это вслух. Точно весточка с родины.
   Гостеприимные селяне принесли еще еды, а детишки сбежались поиграть с маленькой. Трог деловито сновал взад и вперед по берегу, обнюхивая каждый камень, нет ли под ним морских змей. Пока что поиски, к глубокому удовлетворению Каспара, успехом не увенчались.
   - Пробудем здесь еще три дня, - сказал юноша Изольде. - Пока луна не станет полной.
   Малышка следила за ним с пристальным интересом. Он опустил ее на песок, но Изольда все пробовала запихивать его в рот, а когда Каспар снова взял ее на руки, сердито расплакалась.
   - Ну-ну, сейчас мы найдем, чем тебе поиграть, - пообещал он, скидывая медвежью шкуру, чтобы уберечь крошку от песка. - Хочешь свою руну?
   Юноша снял с шеи малышки шнурок и, глядя, как Изольда забавляется с руной, ощутил вдруг непонятное умиротворение. Пусть он все не мог придумать способ вернуться домой, общество ребенка приносило ему огромное облегчение. Изольда то вертела руну в ручках, то принималась ее сосать.
   Каспар все пытался придумать, как обхитрить силу ветра. Сперва Изольда играла руной, но скоро снова отвлеклась и раскапризничалась. Каспар испробовал все приемы, выработанные им с Май для увеселения малышки, но ни один не сработал. Она немножко попила и снова захныкала. Пришлось пускать в ход игрушки. Как ни любила Изольда руну, но все же явно нуждалась в разнообразии. Юноша привязал к шнурку несколько лоскутиков и ложку, но Изольда их гордо проигнорировала.
   - А вот, по-моему, просто здорово, - обиделся Каспар за свое творение.
   Малышка вяло покачала шнурок в ручке и выронила. Не успел Каспар подобрать его, как Трог, не теряя времени, выхватил игрушку у него из-под рук и весело помчался прочь, прыгая и мотая головой. Ложка при этом молотила его по лбу, от чего он расходился еще больше.
   Толку бежать вдогонку не было ни малейшего. Каспар знал: Трог не отдаст добычу, пока не разорвет на клочки. Не тратя сил понапрасну, юноша снова начал перебирать пожитки, прикидывая, чем бы развлечь Изольду. Отвергнув по очереди ножи, стрелы и пустые флаконы, как слишком опасные предметы, а также лук, как слишком ценный, он полез во внутренние карманы и нашел там две вещи: мешочек рун, снятый с тела Май, и лунный камень из Иномирья.
   При взгляде на лунный камень юноше сделалось не по себе. Ему не нравилось ничего, что напоминало об Иномирье. Уж не этот ли камушек принес ему злую удачу? Однако глаза малышки так и вспыхнули. Что есть силы суча ножками, она потянулась к сверкающему камню. Каспар еще не видел, чтобы она что-нибудь сжимала обеими ручками с такой жадностью. Заполучив камень, крошка торжествующе засмеялась и немедленно потянула добычу в рот. На счастье, лунный камень был довольно велик, размером с куриное яйцо.
   Каспар обрадовался - приятно, когда малютка такая веселая.
   - Знаешь, - вздохнул он, - я и не представлял, сколько сил требуется матерям на возню с детьми. Я-то думал, полеживай себе день-деньской и горя не знай.
   Изольда позвякивала мешочком с рунами и обсасывала лунный камень. Каспар сидел рядом, глядя на запад. Как же теперь быть? Сам того не замечая, он вытащил серебряный ларчик и принялся поглаживать холодный металл. Но поймав себя на этом, торопливо спрятал ларчик обратно. Опять тянет к проклятому Некронду!
   Шрам на голове вновь зачесался. Каспар настороженно огляделся по сторонам.
   Трог вдруг зарычал, и малышка запищала от страха, напрягшись всем телом. Ручки у нее затряслись. Юноша подхватил ее, выронив мешочек с рунами и лунный камень на землю.
   - Ну что ты, что ты. Просто Трог зарычал немножко. Просто Трог, только и всего, - заворковал он, впрочем, не слишком тревожась.
   Он уже слышал, как она так пищала, когда напугалась его громкого чиха. Молодой воин крепче прижал девочку к себе, но она замолчала, лишь когда он снова отдал ей лунный камень.
   Слегка опьянев от меда, он растянулся на теплом песке, убаюканный довольным воркованием малышки и лениво размышляя, всегда ли гул моря и ветра так усыпляет. Но долго пролежать ему не удалось.
   - Трог, фу! Брось! Трог, это Изольдино! - сердито прикрикнул он, когда терьер вырвал из рук малышки лунный камень и, счастливый донельзя, огромными прыжками понесся прочь.
   Скача по мелководью, пес подбрасывал камень пастью и снова ловил его, от души наслаждаясь забавой. Но вдруг замер на месте, поджал хвост и кинулся обратно на пляж.
   13
   Распущенные волосы Брид, рыжеватые в отблесках огня из камина, веером струились по пышной подушке... Прохладные простыни, гладкие и шелковистые, ласкали обнаженное тело девушки. Только вот пахли, на ее вкус, гнусно сиром Ирвальдом. Подавив отвращение, Брид откинулась, сложив губы в соблазнительную полуулыбку и томно глядя на приближающегося кеолотианца.
   Не дойдя каких-то двух шагов, он вдруг остановился.
   - Ну, что ж!
   Девушка глядела на него распахнутыми беззащитными глазами, трепетно и доверчиво. На плечах дворянина висела шкура волка - волка из Желтых гор. На руках блестело множество тяжелых перстней с крупными, глубоко посаженными алыми самоцветами. Из алых глубин пробивались ярко-желтые вспышки.
   Внутренне содрогаясь, Брид чуть шевельнулась. Простыня сползла, приоткрывая начало груди. Розовые соски просвечивали под тонкой тканью, но все еще скрывались под ней.
   Ирвальд не мог оторвать от прекрасной пленницы глаз. Руки его сами собой потянулись к ней, но приостановились, точно наслаждаясь моментом предвкушения.
   - Я видел, что ты красива - красива даже в этих нелепых шкурах, вся в грязи... но чтоб настолько...
   На запястьях Брид поблескивали браслеты, на голове - золотой обруч. Все церемониальное убранство, что носила младшая жрица под одеждой, теперь украшало ее обнаженное тело.
   Кеолотианец рухнул на колени у ее ног.
   - О, госпожа, все кругом думают, что я наслажусь твоей красотой, но я не могу.
   Не может? Брид удивилась, но благоразумно промолчала. Мало ли какие причины столь странного поведения. Физическая немощь, страх перед женщинами - а не то и вовсе любовь к мужчинам. Как знать?
   На краткий миг она усомнилась, не подурнела ли вдруг, но сочла эту мысль полной глупостью. Напротив, она в самом расцвете своей красоты гибкая и сильная, с тяжелой, но высокой грудью и округлым животом. Но главное ее достоинство в другом. Более всего мужчин всегда завораживали зеленые бездны ее глаз. И все же этот невежа и не прикоснулся к ней - а ведь она лежит в его постели, абсолютно раздетая.
   - Я замерзла, - тихонько пожаловалась она. - Иди же, согрей меня.
   Голос ее звучал так маняще, глаза потемнели от страсти - в душе же она питала к баронскому сыну лишь омерзение и горько оплакивала волка, погибшего, чтобы шкура его пошла на плащ знатному кеолотианцу.
   Лицо сира Ирвальда перекосилось.
   - Да говорю же тебе, не могу я... - злобно прошипел он.
   Бросившись на пленницу он, к ужасу и изумлению девушки, сдернул ее с кровати и поволок к таинственной запертой дверце в глубине спальни. Брид вырывалась и отбивалась, но он сумел кое-как отпереть три замка - каждый особым ключом. Дерево вокруг скважин было еще совсем светлым - что бы ни таилось за дверью, секрет этот явно имел недавнее происхождение.
   Не отпуская запястья Брид, Ирвальд пригнулся, чтобы не задеть головой о косяк, шагнул вперед, утягивая за собой девушку, и захлопнул дверь. Бедняжка вся покрылась гусиной кожей от страха, слабое позвякивание ожерелья на шее показалось таким громким в приглушенной тишине потайных покоев. Тяжелые ставни почти не пропускали света, толстые гобелены на стенах заглушали все звуки мира за пределами комнаты. Лишь несколько свечей бросали тусклые отсветы на обстановку. Сильно пахло травами и благовониями. Опытный нос младшей жрицы тотчас же распознал густой аромат масел для бальзамирования. Но даже они не могли скрыть тлетворный запах смерти.
   Ирвальд подтянул девушку к себе. Жесткая рука, что сжимала ее запястье, дрожала крупной дрожью. В дальнем конце комнаты на низком деревянном столе лежало тело Хардвина. Внутренности вырезаны, мясо с груди ободрано, обнажая ребра. В грудной полости блестело что-то золотое. На табуретках вокруг стола сидели три уродливые старухи.
   Пол устилали волчьи шкуры, позади стола на копьях торчали семь волчьих голов. В углу съежился какой-то человек с паршивой, темно-коричневой дворнягой на цепочке. На правой руке у него не хватало нескольких пальцев, лицо было изуродовано многочисленными шрамами. Он со своей собакой, по всей видимости, сторожил пятерых прикованных к стене юношей, почти мальчиков, бледных и поникших.
   Ирвальд щелкнул сторожу пальцами. Тот, хромая, заковылял к шкафу и достал оттуда заткнутую пробкой флягу. Старухи проворно вскочили и обступили Брид. Одна ухватила бедняжку за волосы, запрокидывая ей голову назад, другая двумя пальцами сжала ей нос, вынуждая открыть рот. По горлу заструилась горькая жидкость. Кто-то закутал обнаженное тело девушки в волчью шкуру.
   Брид расплывающимся взором уставилась на шрамы, что покрывали лицо и грудь сторожа с собакой. До нее медленно начало доходить. Да ведь это же тот самый овиссиец, Палец, который похитил Пипа с Броком и так жестоко с ними обходился. Трог чуть не убил его, а после засады на Кимбелин овиссийца все сочли мертвым и выбросили из головы. Так же смутно девушка подумала, что, должно быть, Палец, как и тот тощий верзила, участвовал в заговоре Тапвелла. Но мысли не слушались и толком сосредоточиться, чтобы подумать, она не могла.
   Опоили! Мир вокруг зашатался и куда-то поплыл. Даже ледяной ужас, пронизывающий всю эту комнату, не мог привести девушку в чувство. Не в силах даже держать голову прямо, Брид задыхалась. Хотя ритуальные и гадальные принадлежности сами по себе были достаточно зловещими, их одних не хватило бы, чтобы нагнать на нее такой холод. Нет, в зловонном воздухе комнаты нависло что-то совсем жуткое, убийственное, смертоносное. Однако Брид была уверена: ощущение это исходит не от кого-либо из людей, что собрались здесь.
   В голове ее пронесся смутный вихрь разрозненных непонятных видений.
   - Жизнь, - слабо пробормотала девушка. - Я жива и поклоняюсь славе Жизни.
   Ирвальд склонился перед алтарем.
   - Я принес великое подношение!
   Брид уже почти ничего не видела, но чуяла присутствие тьмы. Но не холодное зло какого-нибудь давно забытого бога. Нет, Ирвальд поклонялся какому-то человеческому духу. Девушка улавливала одиночество, безмерную жалость и отвращение к себе - но вместе с ними могущество и честолюбие. Теперь она понимала, почему наследник замка не пожелал овладеть ею. Он слишком боялся чудовищной силы, обитающей в тайном чертоге, - а эта сила могла найти пленнице иное применение.