Пытаясь вырваться, Халь с силой ударил неожиданного заступника рукоятью меча в висок. Но Пип не отпускал.
   - Халь, умоляю!
   Следующий удар отшвырнул его на землю, но паренек не сдавался. Он обхватил ноги Халя - и почувствовал, как в руку ему впилось лезвие рунного меча. Зажимая рану, Пип закричал от боли.
   - Прочь с дороги, мальчишка! - прорычал Халь. - Я любил ее. Она принадлежала мне. И только мне!
   - Халь, нет же! Она сделала это, чтобы спасти тебя. Ей нужна была очень сильная магия.
   - Это меня спасет? Предательство? Лучше бы я умер! Она была моей!
   Не в силах смотреть, Пип в ужасе скорчился на земле, оберегая раненую руку. Послышался глухой звук ударов - Халь с нарастающей яростью бил Брид по голове рукоятью меча, пока девушка не рухнула к его ногам. Как ни старались Кеовульф с Абеляром оттащить обезумевшего ревнивца прочь, но они еще не пришли в себя от пережитого и он без труда расшвырял их в стороны.
   - Моя! - гремел он, пиная девушку ногами. Даже не пытаясь защититься, юная жрица лежала, прижимая к себе золотую чашу.
   - Скажи что-нибудь, ведьма! - прорычал Халь.
   Но Брид молчала и лишь глядела на него, точно нарочно распаляя ярость молодого воина, доводя его до безумия. Потеряв рассудок, Халь занес меч, целя в грудь девушки.
   - Нет! Нет! - отчаянно завопил Пип. - Не надо!
   - Умри! - Халь с силой опустил меч. По лесу раскатился смертельный звон. Острый клинок легко прошел через середину чаши и вонзился в мягкую плоть под ней. Халь все продолжал нажимать, пока эфес меча не уперся в золотой ободок чаши. И только тут молодого воина словно отпустило.
   Бессильно упав на колени рядом с возлюбленной, он глядел на нее полными слез глазами.
   - Зачем, Брид, зачем? Брид, любимая, зачем ты сделала это с нами?
   Девушка извивалась и билась на земле, изо рта и ноздрей у нее хлынула кровавая пена. Она задыхалась, пытаясь что-то сказать:
   - Халь, прости... Попытайся понять, это вовсе не...
   Договорить она не успела. Челюсть дернулась, открытый рот застыл, глаза помутнели и подернулись молочной пеленой - искра жизни покинула их.
   Рухнув ниц, молодой воин рыдал, в муке и ярости колотя кулаками землю.
   - Она была моей любовью, всей моей жизнью... Халь поднес еще не остывшую руку Брид к губам.
   - О Мать, Великая Мать, что я натворил? Что за безумие обуяло нас всех? - в отчаянии вопрошал он. - Как она могла? Гнусное, противоестественное действо, необузданная оргия.
   Он ненавидел Брид - и все же любил больше, чем саму жизнь. И вот убил ее. В глубине души Халь понимал: никто, никогда не простит его. Он убил Одну-из-Трех, навеки покончил со Старой Верой - но сердце его сейчас оплакивало лишь личную утрату. Как будто кто-то вставил ему в горло острый длинный крюк и теперь пытается выворотить все внутренности. Душа юноши надрывалась от крика, так мучительна была боль потери.
   Раскачиваясь и стеная, Халь сидел подле тела Брид. Внезапный удар по голове свалил его набок. Следующий удар пришелся по спине. Инстинкт безупречно выученного бойца взял верх - юноша перекатился и вскочил на ноги, готовый дать противнику отпор. Абеляр снова налетел на него с яростью раненого кабана и принялся молотить кулаками по животу. Молодой воин и не хотел бить в ответ - но инстинктивно выбросил руку, заехав лучнику по челюсти.
   Абеляр отлетел назад, потеряв равновесие, упал на одно колено, но тотчас же снова ринулся в атаку. Краем глаза Халь заметил, что остальные бегут разнимать их. Кеовульф обхватил Абеляра поперек туловища, а Пип повис на руках. Вдвоем им кое-как удалось оттащить легендарного героя.
   Разведенные в разные стороны противники мерили друг друга злобными взглядами. Халь знал, что мог бы избить лучника до потери сознания, но у него не нашлось бы ни энергии, ни воли к победе. Все обвинения и проклятия, которыми осыпал его Абеляр, были абсолютно справедливы - и за это молодой воин ненавидел его еще больше.
   - Прекратите!
   В голосе Кеовульфа зазвучали вдруг такие пронзительные, тревожные нотки, что оба они повернулись к рыцарю. Тот горестно склонился над Брид, обнимая дрожащей ладонью ее щеку. Добрые полминуты он, не отрываясь, смотрел на грудь девушки. Напряженная, натянутая, точно струна, фигура отражала недоверие и надежду одновременно.
   - Абеляр, не подпускай его! - приказал Кеовульф, кивком указывая на Халя.
   Но мог бы ничего и не говорить. Халь сам отошел прочь, остановился на краю круга. Лицо его потемнело от отвращения к самому себе.
   - Халь, - еле слышным шепотом слетело с губ Брид. - Передайте ему, что я его люблю... Она застонала.
   - О, какая боль, ужасная боль... Морригвэн терпит все эти страдания, и даже еще более худшие...
   - Жива! - с радостным изумлением заорал Пип. Ловя ртом воздух, Брид чуть приподнялась и с ужасом уставилась на торчащий из груди меч.
   Кеовульф метнул на Халя ледяной уничижительный взгляд.
   - Принеси дров! Разведи огонь. Девочка, оказывается, куда крепче любого из нас, она еще жива.
   Потрясенный, сбитый с толку, постепенно начиная осознавать странную боль в руках и плечах, Халь торопливо подвинул горящие поленья поближе к Кеовульфу. Но глядеть на Брид так и не мог. Стоя поодаль, трясясь всем телом, он смотрел, как остальные ухаживают за той, которую он любил превыше всего на свете. Его любовь, его жизнь - но она предала его. Молодым воином владел мучительный душевный разлад. О, пусть предательница умрет! Но ведь он любит ее, любит - пусть она останется жить!
   Не в силах более выносить этой боли, Халь повернулся и опрометью, не разбирая дороги, кинулся в лес. Ветки ив хлестали его по лицу, остролист обдирал спину.
   Наконец он очутился на полянке у сонной реки. Серебристое лунное сияние, чуть покачивающиеся лесные цветы и травы... Тишина и покой - как в сказке. Халь окунул голову в воду, надеясь, что холод вернет ясность его разуму. Чародейское наваждение еще не до конца оставило его, еще свежи были и боль, и страх, и ощущение полной беспомощности. Теперь он проснулся, но действительность оказалась несравненно хуже любого кошмара - тот зверь, овладевший Брид, не был сном!
   Желудок скрутило от тошной муки, перед внутренним взором навеки застыла чудовищная картина. От ярости молодой воин все никак не мог осознать, какое же непоправимое зло сотворил - но где-то в глубине души постепенно нарастало, ширилось чувство вины. Обессилев, он бросился ничком на землю, плечи его сотрясались от рыданий. В глазах стоял образ Брид, пронзенной мечом.
   - Брид, моя Брид...
   Очень не скоро юноша вновь обрел способность думать. А когда наконец открыл глаза, перед ним, откидывая с лица гриву седых волос, стояла дряхлая сгорбленная старуха.
   - Сколько страданий по совершенно пустячному поводу! Ну что ты так убиваешься? Она ведь высшая жрица, она принадлежит Великой Матери. Знаю, тебе трудно понять, но в общем итоге все это не будет играть решительно никакой роли.
   Безотчетно оберегая левую руку, Халь взглянул сквозь слезы на старуху и, как прежде Пип, сразу узнал ее. А узнав, отпрянул, объятый отвращением.
   - Твой сын обесчестил ее!
   - Едва ли. Это был магический ритуал, а не акт любви. Притом ритуал, необходимый, дабы исцелить тебя, Халь. Только то была вовсе не Брид. Старуха кивнула на его руку. - Сильно болит? Дай-ка гляну, я - целительница умелая.
   Халь машинально повиновался. Что-что, а собственные увечья сейчас занимали его меньше всего.
   - Что ты хочешь сказать? Как это - не Брид? Выступала ли она в роли жрицы или сама по себе, это все равно была Брид. Ой!
   Пальцы ведуньи пребольно ощупывали его руку.
   - Старая рана. Кости уже срослись, только вот кривовато, потому и болит. Боюсь, тут уж ничего не поделаешь, разве что жуй ивовую кору - так будет легче.
   - Предпочитаю терпеть боль, - прорычал юноша. - Она напоминает мне о том, что я натворил.
   - Но это же была не Брид, Халь. Не Брид - Морригвэн.
   - Ха! Как будто кто-нибудь в состоянии перепутать Брид с Морригвэн. Кроме того, старая Карга давно уже умерла.
   - Уж я-то способна узнать Морригвэн, когда вижу ее, какой бы облик она ни приняла. Это была Морригвэн, - гнула свое мать Харле.
   - А где же Брид?
   - О да, теперь-то это Брид. Морригвэн была с Харле. А когда ты ткнул Морригвэн мечом, вернулась Брид. Рунный меч Великой Матери пронзил Чашу Онда - это необыкновенно символическое действо. Оно открыло путь между мирами. Морригвэн ушла, а Брид вернулась.
   У Халя голова пошла кругом. Что ж это получается? Он убил Морригвэн, которая и так давным-давно мертва, а теперь Брид, хотя еще жива, лежит с мечом в груди.
   - Идем, Халь. - Голос матери Харле не дал ему додумать эту мысль до конца. - Я уже сделала для нее все, что могла. Ей нужен ты.
   Скованно и неловко, ковыляя на негнущихся ногах, точно побитый щенок, молодой воин побрел за старой ведуньей. Весь маленький отряд собрался на поляне перед костром. Кимбелин сидела чуть поодаль от остальных, заламывая руки от тревоги. Как выяснилось, мать Харле умудрилась-таки извлечь меч из груди юной жрицы. Кеовульф держал девушку на руках, а Абеляр метался туда-сюда, точно взволнованный муж, когда жена рожает. Увидев Халя, он глухо зарычал - с такой ненавистью и яростью, что юноше стало даже страшновато. В глазах Халя стояла темнота, мир кругом сливался в одно смутное пятно. Даже Брид, всегда представавшая ему светлым лучом, теперь стала какой-то темно-лиловой. Ведь она больше не была его Брид.
   Он так толком и не понимал всего произошедшего, но даже если и впрямь гнусное действо свершила именно Морригвэн - воспользовалась-то она все равно телом Брид. И вот теперь изменница покоилась на руках Кеовульфа.
   Халь подошел к огню.
   - Как она? - хриплым от слез голосом спросил он. - Будет жить - или я убил ее?
   Сейчас, пребывая в этой бездне горя, он был предельно честен с собой и окружающими. Да, он совершил худшее преступление.
   - Не знаю, - признался Кеовульф. - Вообще-то я повидал немало ран. Такой удар должен был неминуемо ее прикончить. И все же она жива.
   - Тс-с. - Старуха приложила палец к губам. - Это нечто неизмеримо большее, нежели обычная рана. Это сплошная магия. Я не верю, что Великая Мать позволила бы, чтобы одно из ее орудий обратилось против высшей жрицы, когда бы в том не было крайней необходимости. Возможно, рана не такова, какой кажется, - ведь на самом деле Халь убил не Брид, а Морригвэн.
   Пип яростно затряс головой.
   - Нелепость какая-то! Морригвэн уж сколько месяцев, как скончалась... Хотя что-то здесь и вправду не так. Он весь передернулся, вспоминая пережитое.
   - Халь, в Брид и впрямь было что-то очень и очень странное, - начал он, все еще не отнимая ладони от повязки на руке.
   Торопясь, захлебываясь словами, паренек попытался пересказать диковинные события, произошедшие в покоях Ирвальда.
   - Тсс! Не шумите. Потише! - попросила мать Харле, гладя девушку по голове. - Халь, ты ей нужен. Утешь ее, успокой. Возьми ее за руку.
   Хотя все внутренности у него сводило резкой судорогой, молодой воин заставил себя взять безжизненную руку Брид. Теперь, когда ярость улетучилась, а вместе с ней - и рожденная ею сила, даже такое простое движение причинило ему острую боль в месте перелома. Девушка чуть пошевелилась, тело ее закостенело от мучительного спазма.
   - Оберегайте ее, следите, чтобы ей было тепло, - посоветовала ведунья. - А я сделала все, что могла.
   Халь хотел было протестовать, хотел молить старуху, чтобы она осталась, но, обернувшись, обнаружил, что мать Харле уже исчезла. Старая ива на другом конце поляны раскачивалась и махала ветвями, словно от сильного ветра, хотя остальные деревья стояли спокойно.
   Кеовульф бережно передал Брид Халю. Молодой торра-альтанец сел, скрестив ноги, точно качал малое дитя. Просторный плащ окутывал его и его возлюбленную. По щекам юноши струились слезы.
   - О, Брид, - пробормотал он. - Я люблю тебя больше всего на свете - и все-таки никогда уже не смогу взглянуть на тебя прежними глазами.
   Абеляр сжал кулаки, пылая ненавистью.
   - Нельзя подпускать его к ней. Он не имеет права находиться рядом с Брид. Подумайте, что он с ней сделал!
   - Полегче, Абеляр, полегче, - хладнокровно отозвался Кеовульф. Вспомни, ведь Морригвэн сама все подстроила именно таким образом. Насколько мы можем судить, она рассчитывала, что ревность Халя заставит его поднять против нее меч. Наверняка она знала: когда он пронзит чашу, Брид вернется. И так оно и вышло. Так что Халь не сделал ничего плохого. Он спас ей жизнь - а не отнял.
   - На практике, может, оно и так. Но ведь он стремился убить ее. Все из-за его мелочной ревности, - прорычал Абеляр.
   - Мелочной? Гм, не знаю, как бы отреагировал я сам, обнаружь Кибелию в объятиях другого.
   - Но это был всего-навсего религиозный обряд, - возразил Абеляр. - Как мог он ревновать?
   - Да полно тебе, Абеляр! - не выдержал Пип. - Не станешь же ты всерьез утверждать, будто для ревности не было повода!
   Молодому воину приятно было слышать, что друзья встают на его защиту. Однако сам себе прощения он не находил. Ведь Абеляр прав. Кто бы ни находился на поляне с Харле - Брид или Морригвэн, он, Халь, метил в грудь Брид. Вот что самое гнусное. Пристыженный, опозоренный, он не мог придумать ни единого способа загладить содеянное.
   Чувство вины заглушило ярость, истощило силы юноши. Он все клонился к земле и наконец тяжело сполз на траву, скорчившись рядом с возлюбленной. Через некоторое время до сознания его смутно, точно сквозь вату, донеслись радостные крики Пипа, возвещавшие о том, что нашлись кони Хардвина и Ренауда. Но, должно быть, потом Халь снова заснул. Проснулся же резко, рывком. Брид кричала и звала на помощь. Все остальные тоже проснулись и подбежали к ним.
   - Халь, - стонала несчастная, - Халь, отвези меня домой. Отвези меня к Керидвэн. Отвези меня домой... - Она еще некоторое время бормотала что-то неразборчивое, а потом вдруг выкрикнула: - Я должна рассказать ей про Каргу - она так страдает... страдает...
   - О, силы небесные! - воскликнул Абеляр. - Должно быть, Морригвэн томится в застенках Абалона! - Лицо его побелело. - Мы должны выполнить просьбу Брид.
   - Сир! - Пип с готовностью отсалютовал Халю. - Я нашел свою лошадь, а также коней Хардвина и Ренауда. Тайна и Чернокнижник мертвы, а остальные разбежались. Поезжайте на моей кобылке - она у меня смирненькая, так что вы сможете повезти Брид. А я позабочусь о принцессе, - с надеждой добавил он, радостно улыбаясь.
   - Нет, Пип. Абеляр прав. Нельзя доверять Брид мне - ведь я ее предал.
   Абеляр удовлетворенно кивнул, но потом повернулся к Кеовульфу:
   - Я тоже не справлюсь, всадник из меня никудышный. Придется тебе.
   - Согласен, - кивнул калдеанский рыцарь. - Но, Пип, и думать не смей, что тебе доверят принцессу. Она слишком ценна для нас!
   Халь с тяжелым сердцем поднял свой меч - и немедленно на него накатила дурнота. Хотя древнее оружие все еще заряжало его энергией, он более не мог владеть им. Он поднял этот клинок на Брид - и в ушах все еще звенела торжествующая песнь напившегося крови рунного меча. Сжав зубы от боли, Халь убрал клинок в отделанные мехом ножны и тут заметил почти на самом острие маленькую зазубринку - но не придал ей значения, а передал оружие на хранение Кеовульфу.
   Приторочив к седлу Чашу Онда и беспрестанно жуя ивовую кору, чтобы облегчить боль, Халь посадил Кимбелин позади себя и пустился в дорогу. Кеовульф вез Брид, бережно держа ее на груди. Голова раненой бессильно болталась у его плеча. Так они ехали четыре дня, и за это время Пип успел много раз во всех подробностях поведать каждому желающему небывалую историю их заточения в замке барона Кульфрида и кровопролитных жертвоприношений, совершенных безумным сыном барона, Ирвальдом.
   Рассказ мальчика немало озадачил Халя, хотя молодому воину было трудно думать - стоны Брид становились все громче, гортаннее, бедняжка, не приходя в сознание, начала вырываться и извиваться от боли. Кеовульфу делалось все труднее везти ее, а потому на четвертый день отряд рано встал на ночлег. Огонь развели побольше - ночи были холодными.
   Под утро Кеовульф окликнул молодого торра-альтанца:
   - Халь, она приходит в себя.
   Юноша подошел поближе. Юная жрица и впрямь звала его, протягивая к нему руки.
   - Халь... Халь... - задыхаясь, простонала она. - Халь, какая боль... ты и представить себе не можешь... Одолжи мне частицу твоей силы. Я была в Иномирье. Что произошло? Халь, почему ты не обнимешь меня? Что случилось? Что со мной?
   Молодой воин попятился, отошел в глубокую тень, обрамлявшую круг яркого света костра. На душе было темно и уныло. Казалось, только здесь, в тени, ему и место. Отныне он принадлежит миру трусливо бегущих теней. Несколько мгновений юноша даже думать ни о чем не мог - лишь переживал всю полноту мук ревности и вины. Наконец рассудок все же возобладал над чувствами. Халь взял из седельной сумки чашу и отнес ее Брид. Девушка изумленно взглянула на нее.
   - Чаша Онда! - прохрипела младшая жрица. - Но только погляди на нее! Какая дыра! Но это же невозможно: чаша сделана из того же металла, что и рунный меч. Ее ничем не пробьешь.
   Столь долгая речь утомила ее, бедняжке не хватало дыхания.
   - Пробьешь - рунным мечом. Абеляр, расскажи ей, - промолвил Халь с тихой покорностью судьбе.
   - Охотно!
   Голос лучника сочился ядом.
   - Нет, Халь, не покидай меня, - взмолилась Брид.
   - Я должен, - возразил ее жених. - Когда ты все услышишь, то первая не захочешь, чтобы я и близко к тебе подходил.
   Не в силах слушать, что скажет его возлюбленная, узнав всю правду, он вновь отступил в тень и невидящим взором уставился на спрятанный в ножны рунный меч, притороченный к седлу Кеовульфа. Глядел - но не видел: перед глазами стояло лишь все то же ненавистное видение, Харле и Брид. Через некоторое время, вернувшись к осознанию окружающего, Халь вспомнил о зазубрине на лезвии меча, но снова не удосужился поразмыслить, что она означает. Юноша с головой ушел в созерцание собственных несчастий и все не мог отделаться от образа возлюбленной, отдающейся зверю.
   Плечо и рука по-прежнему ныли, но этому Халь даже радовался: его не оставляло жуткое ощущение, что если не проверять постоянно руку, она возьмет да исчезнет. Видать, здорово подкосил его тот кошмар, в котором Кеовульф ампутировал его руку.
   Брид в ужасе зарыдала. Халь отвернулся, краем глаза уловив какое-то движение в еще более густой тени. Кимбелин, все эти дни державшаяся тише воды, ниже травы, внимательно глядела на него, склонив голову набок. Молодой воин улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ. Такая прекрасная, такая чуткая, она, казалось, жаждала его общества. Принцесса была обворожительна, но Халь знал: он не любит ее. Что ж, тем лучше - зато и боли она ему не причинит. С ней он никогда не испытает этой душераздирающей боли оскверненной любви. Она никогда не возбудит в нем этой ревности, ревности, что выворачивает внутренности и толкает на самые чудовищные преступления.
   Ободренная улыбкой торра-альтанца, Кимбелин подошла ближе.
   - Великая Мать никогда не простит меня, - промолвил Халь, радуясь, что хоть кто-то готов выслушать его исповедь.
   - Не стоит так винить себя, - сочувственно покачала головой принцесса. - Вспомни, что она натворила. Ни один кеолотианец не потерпел бы, чтобы его женщина совершила этакую гнусность.
   Халь мрачно кивнул. Кимбелин казалась ему прекраснее обычного. Голос ее звучал так мягко, волосы были аккуратно расчесаны и уложены, хотя избавиться от грязи, облепившей одежду, принцесса так и не смогла.
   Она улыбнулась ему.
   - Если с кем тут и обошлись нечестно, так это с тобой. Не поверил же ты и в самом деле в этот фокус-покус, будто ее душа временно поменялась с кем-то местами.
   Кимбелин залилась серебристым смехом.
   - Напротив, вполне поверил, - сухо возразил Халь, хотя лицо его потемнело. Вся эта история звучала и впрямь малоправдоподобно.
   Кимбелин коснулась его плеча.
   - Она же простая крестьянка. Чего еще от такой ожидать?
   Принцесса еще немного придвинулась к Халю. Дыхание ее было таким свежим и сладким...
   Остальные их спутники уже седлали лошадей, собираясь ехать дальше. Халь галантно повел Кимбелин к своему скакуну.
   - Я просто хочу знать, почему она выбрала Харле. Неужели нельзя было использовать в магическом обряде меня?
   - Тоже мне, магический обряд! Самое обычное скотство! Я же все видела.
   Они поскакали дальше через лес, держа курс на запад, к побережью. Почему-то от ощущения теплого тела, прильнувшего к его спине, Халю становилось чуть легче.
   - Ненавижу плавать на кораблях! - громко пожаловалась Кимбелин. Почему нам нельзя ехать сушей, через Ваалаку?
   - Простите, но морем до Фароны куда ближе и быстра, - объяснил Кеовульф. - Кроме того, приближаться к Торра-Альте слишком опасно. Как вы помните, король Рэвик отдал ее овиссийцам, а ведь вас похитил именно Тапвелл. Нет-нет, лучше не привлекать к себе излишнего внимания, пока не доберемся до Фароны. Кто знает, вдруг на вас готовится очередная засада?
   - Через Торра-Альту ехать нельзя ни за что, - вмешался Пип. Из-за раны он держал уздечку одной рукой. - Я же вам рассказывал: на службе у барона Кульфрида был один овиссиец - тощий верзила, который тайком встречался с Всадником и Пальцем. Не говоря уж о самом Пальце! - Глаза паренька сверкали от возбуждения. - Палец, тот самый, что взял нас с Броком в плен.
   - Он был среди тех людей, которых я отдал на попечение Тапвелла? осведомился Халь, на миг даже забывая о своих несчастьях. Кусочек головоломки наконец встал на свое место. - Ну конечно! Я ведь еще никак понять не мог, откуда Тапвелл столько знает про ту землю, когда мы ехали через Кеолотию. А он мне сказал, мол, у него в этих краях родня живет. Наверное, Годафрид с Кульфридом - Он застонал от ярости. - Подумать только, я собственными руками отдал Тапвеллу одного из его наемников.
   - Ты ни в чем не виноват, - возразил Кеовульф. - В то время никто из нас и не подозревал, что задумал Тапвелл.
   - Хм-м, - промычал юноша. - Все равно что-то не складывается. Допустим, они в родстве. Но с какой стати Кульфриду присоединяться к Тапвеллу в заговоре против собственного же законного короля?
   - Может, Тапвелл ему хорошо заплатил? - предположил Пип. - Замок Кульфрида так и сверкает от солнечных рубинов.
   Халь нахмурился, взвешивая эту гипотезу. Все равно что-то не то. Допустим, Тапвелл мечтал заполучить Торра-Альту ради солнечных рубинов, что добывают в горах. Тогда понятно, как преступник задумал похитить принцессу Кимбелин и обвинить во всем торра-альтанцев, чтобы великий замок отдали на попечение его, Тапвелла, отцу. Непонятно одно: мотивы барона Кульфрида во всем этом предприятии.
   - Тапвелл мог посулить Кульфриду и Ирвальду хоть горы солнечных рубинов, - выразил он свои сомнения вслух. - Но ведь король Дагонет наверняка дал бы втрое больше за любые сведения, что помогли бы спасти его дочь и схватить похитителей. У Кульфрида должны были иметься какие-то более веские причины, чтобы пойти против своего короля.
   Руки Кимбелин на талии молодого воина судорожно сжались.
   16
   Поджав хвост и забившись под ноги пони, Трог рычал и клацал зубами на еще дрожащие стрелы.
   - Говорил же я, тут сами деревья опасны, - в испуге завопил Пеннард.
   - Не мели чушь! - резко оборвал его Каспар.
   Оторвав взгляд от глубоко зарывшихся в мягкую почву стрел, он обвел глазами лес. Но нападавших не было и следа. Под низкими зелеными кронами древних ясеней плясали пятна солнца и тени, куда ни глянь - ровные стволы да могучие ветви. Пожалуй, понятно, почему люди Неграффера так верят, будто в этих лесах сами деревья способны обрушивать на чужаков праведный гнев.
   Больная малышка так громко плакала, что думать было затруднительно. Зато эти крики по крайней мере оповещали ее сородичей, что девочка жива и невредима. Рассудив, что ее вопли предотвратят дальнейшие атаки, торра-альтанец вновь тронул пони с места. В ту же секунду лес снова наполнился трескучими разбойничьими криками вконец распоясавшихся сорок.
   Обе собаки скулили и трусовато тявкали на тени по сторонам, даже коза натягивала поводок и рвалась прочь. Пеннард перевел взгляд с встревоженных четвероногих на ясени.
   - Я же предупреждал - это все деревья.
   - Ничего не деревья, - сердито прикрикнул на него молодой воин, хотя и сам не мог разглядеть ни малейших доказательств своей правоты.
   Но до ущелья, похоже, уже было рукой подать. Чем забивать голову и тревожиться о том, что ему все равно неподвластно, лучше следить, чтобы пони не споткнулся на узкой каменистой тропинке.
   Псина Пеннарда завыла, вторя надрывному реву младенца. Чтобы хоть чуть-чуть унять малышку, Каспар прижал ее покрепче к себе. Но как бы ни успокаивал он себя, от напряженного ожидания все мышцы сводило мучительной судорогой.
   Мало-помалу лес начал редеть. Щурясь на солнечный свет, юноши выехали на опушку - и оказались над высоким обрывом. Сороки притихли, и всё кругом наполнила неестественная, точно перед грозой, тишина. Казалось, сотни невидимых глаз наблюдают за смельчаками, рискнувшими явиться сюда из мира людей.
   Каспар с Пеннардом осторожно подъехали к краю и заглянули в ущелье внизу.
   По дну потайной долины, петляя среди лугов и разрозненных рощиц, вилась серебристая лента реки. Идилличнее места и не придумаешь - кабы не нездоровый желтоватый оттенок травы. У Каспара защемило сердце от тоски по родине - Тор в Торра-Альте поднимался ровно из такой вот долины, и все кругом живо напомнило юноше далекий дом.
   - Тихий рай, - выдохнул юноша, выискивая спуск вниз.
   У самых ног открывалась узкая лощина, скалистыми уступами прорезающая себе путь к самому дну ущелья. Пеший прошел бы по ней без труда, зато всадник - только очень искусный. Каспар, не раздумывая, направил пони туда.