Уэлч Джейн. Властелин Некронда (Книга Еда - 3)

   - Не верю! Как тебе только в голову пришло такое злодейство?
   Тудвал расхохотался.
   - Честно говоря, это не мне. Я просто подумывал убежать с Кимбелин. Да и убежал бы, когда бы не призрак монаха. Он много раз являлся ко мне, и всякий раз все меньше походил на человека и все больше на волка. И с каждым визитом план его нравился мне все сильней и сильней. Он сказал, что поможет мне заполучить Кимбелин и даже целое королевство, если только я дам ему вволю солнечных рубинов. Я объяснил, что наши залежи истощились, а он ответил, мол, Желтые горы Торра-Альты буквально напичканы ими.
   - Рубины, - пробормотала Брид и повернулась к Керидвэн, в глазах которой также сияло прозрение.
   - Ну, конечно! - воскликнула старшая жрица. - Осколки солнца, того самого солнца, что взирает на оба мира - и наш, и Иномирье. Ну, разумеется! Рубины нужны были ему не только, чтобы подкупить драконов - с их помощью он надеялся завоевать власть над лесничим Ри-Эрриш.
   Керидвэн и Брид, все еще держащая Изольду, потихоньку выскользнули из толпы, но мало кто обратил внимание на их уход. Все глаза были обращены на Дагонета.
   Король повернулся к дочери.
   - Бедная моя милая девочка, - ласково проговорил он. - Прости, что тебе пришлось услышать, какие гнусные планы вынашивал твой брат по отношению к тебе. Говори, как мне наказать его?
   Кимбелин рыдала.
   - Бедное мое, невинное дитя! Дагонет обнял ее и погладил по голове. Халь стоял с таким видом, точно вот-вот расхохочется, мол, это принцесса-то невинна? Но Кеовульф сжал его руку.
   - Было бы жестоко открывать ему глаза. Он стар, а она его единственная дочь.
   - Невинность! - презрительно фыркнул Халь, понизив голос.
   Теперь, в свете признаний Тудвала, он оценивал поведение принцессы совершенно иначе. Вспомнить хотя бы, как она голосила, когда ее разлучили с братом на острове чародеев. И как безутешно горевала, думая, что убит Тудвал, а не Турквин. А с какой опытностью пыталась соблазнить самого Халя!
   - Уж Дагонет мог бы догадаться, что ни о какой невинности тут и речи идти не может!
   - Возможно, он предпочитает считать иначе, - мудро заметил рыцарь. Прошло уже семьсот лет с тех пор, как королевский дом Кеолотии запятнал себя кровосмешением и, кажется, склонность к этому пороку так и не изжила себя. Но что бы я ни думал о принцессе Кимбелин и страданиях, что она навлекла на всех нас, нет нужды зря огорчать Дагонета, он и так испытывает тяжкие муки.
   Халь кивнул, глядя, как дородный король обнимает дочь, а та льнет к его груди.
   А вот Каспар практически не воспринимал происходящего. Он чувствовал себя вконец разбитым, горькая правда о смерти отца только сейчас начала по-настоящему доходить до его сознания. Не видя ничего вокруг, юноша побрел прочь, за спиной разносились гневные крики.
   Внезапно на плечо ему легла чья-то легкая рука.
   - Изелла!
   - Мой лорд Каспар, - сладко улыбнулась красавица. - Я скорблю о твоей утрате, но мне надо поговорить с тобой. Я оказала тебе услугу и прошу вознаграждения. Триночница! Ведунья Ясеня страждет, и я должна принести ей лекарство.
   - Да-да, триночница. Я непременно позабочусь, чтобы ты ее раздобыла, заверил Каспар и кивнул на короля Дагонета. - Вот он сейчас как раз воюет с той женщиной, что изготовляет ее.
   Дагонет воздел руки к небу.
   - Мой старший сын убит, младший безумен, а средний - коварный предатель, которого я изгоню с этого континента. Так к чему тогда сражаться, защищая мою страну от мятежницы Рейны и ее рабов? К чему? Пусть берет ее себе, говорю я!
   Он глубоко вздохнул, кротко и печально переводя взгляд с Тудвала на Кимбелин, как будто понемногу начал приходить ровно к тем же выводам, что и Халь.
   - Писца сюда! - велел он. - Я не стану посылать своих людей на смерть лишь ради того, чтобы Кеолотия досталась безумцу или изменнику. Теперь наследницей мне осталась лишь дочь. А женщина не может править таким большим королевством. Кеолотия слишком велика для одной женщины. Передайте мятежной Рейне в Кастагвардии, что восточные баронства Кеолотии отныне принадлежат ей. А западные я сохраню для моей возлюбленной дочери. Будем молиться о том, чтобы эта женщина удовлетворилась полученным - а с меня кровопролитий довольно.
   Дагонет повернулся к Каспару и Халю.
   - Я глубоко ошибался в вас. И вы пострадали из-за моей ошибки. - Он кивнул на левую руку Халя. - Более того, вы вернули мне мою драгоценную Кимбелин. Я хочу возместить вам все причиненное зло и вознаградить за спасение дочери.
   Назовите вашу цену. Я могу пожаловать вам Козий край или Троллесье. Или Топи. Какую часть моих земель вы бы хотели иметь?
   При одной мысли об этом Каспар содрогнулся - он терпеть не мог холодный влажный климат Кеолотии. Бр-р-р... этот вечный мелкий дождик.
   Юноша взял Урсулу за руку:
   - Сир, сейчас у меня в руках все, что мне нужно, и более ничего я не хочу.
   - Халь? - Дагонет повернулся к старшему юноше. - Вы привели мою девочку домой. Рубины, город Скуас-Риа? Назовите вашу цену.
   Молодой воин засмеялся.
   - Нет, кеолотианских земель мне не надо. У меня нет времени приглядывать за дальними манорами и поместьями. Но я был бы рад, если бы вы подарили мне самые роскошные доспехи во всем Кабаллане.
   - Доспехи? И это все? - поразился король Дагонет.
   - Все! - эхом отозвался Халь. - Ну, конечно! Сейчас небеса полны драконов, кто-то же должен заняться и ими.
   Каспар повернулся, выискивая глазами мать. Пеннард уже спешил к ним, чтобы предложить свои услуги. Наконец юноша увидел Керидвэн - вместе с Брид и Изольдой жрица стояла возле солнечного рубина, вделанного в сердце Торра-Альты - кольцо покрытых рунами камней в середине мостовой на дворе.
   - Иди сюда, - тихонько произнесла Керидвэн. Руки ее дрожали от горя. Мы должны увидеть еще кое-что.
   - Что? - спросил юноша.
   - Бранвульфа.
   - Но как?
   - Тс-с!
   Мать Каспара прижала палец к губам и поманила его опуститься на колени рядом с собой.
   - Смотрите! - ахнула Брид. - Глядите!
   Заходящее солнце коснулось лучами огромного самоцвета, на дымящихся развалинах замка заискрились золотые и алые блики. Три жрицы соединили руки, образовав круг над рубином. Изольда с радостным воркованием отпустила руку Брид и потянулась к самоцвету. Вокруг жриц собралась толпа народа.
   Король Рэвик вскрикнул и отшатнулся.
   - Что это за черное колдовство?
   - Никакого колдовства, - торжественно ответила Брид. Глаза ее затуманились от слез. - Отец девочки был лесничим Иномирья. Хотя он и обрел душу, но сам сделан из частицы солнца, того самого солнца, что взирает и на наш мир, и на Иномирье. Частица этого солнца передалась и Изольде: сквозь солнечный рубин девочка может заглянуть в тот мир.
   Опустившись на колени возле матери, Каспар потрясенно смотрел на образ, отразившийся в глазах Изольды.
   - Отец!
   Керидвэн крепко сжала плечо сына.
   29
   В тело Бранвульфа лилась кипящая жидкость, но барон даже не мог кричать: у него было сожжено горло. Все кругом тонуло в невозможной боли, внутренности жгло ядовитое пламя дракона. Но надо спасти всех их - его, Бранвульфа, дорогую жену, сына и всех остальных! Надо избавить их от этого демона, Гвиона. Бранвульф знал: он может сделать это, может - если не сдастся.
   Боль вдруг исчезла, едкая вонь драконьего дыхания испарилась. Барон все еще сжимал обожженные, изуродованные руки на горле Гвиона. Сплетенные в жесточайшей борьбе непримиримые враги оказались на полу, покрытом мягкой волчьей шкурой. Рев дракона сменился приятным потрескиванием огня в камине. Сильные и безжалостные руки потащили Бранвульфа прочь, разжали сведенные пальцы.
   - О, Великий Хозяин, как с ним поступить? - спросил у Гвиона державший Бранвульфа золотоглавый человек.
   - Пусть мучается в темницах Абалона! - рявкнул Гвион. - Пусть испытает на себе те пытки, которые мне пришлось вынести у него в доме. А когда последний из его рода будет взят из круга жизни, скормите этого мерзавца простолюдинам в чаще. Тогда и его душа, и души всех, кто ему дорог, исчезнут в небытии и останутся лишь в моей памяти.
   - Гвион, ты кретин! - прошипел Бранвульф. - Тебя ждет счастье, если только ты согласишься уйти...
   - Уйти? Когда вот-вот в моих руках окажется безграничная власть? Через пропасть меж мирами я принес сюда рубины. Магия солнца, заключенная в этих камнях, увеличивает могущество голосов лесничих, скоро они окажутся сильнее Высшего Круга. Я изменил баланс сил во вселенной. Я бог! - истерически выкрикнул Гвион и махнул лесничему рукой. - Уведите его!
   Бранвульф взревел, точно раненый бык. Он не может проиграть! Ведь на него последняя надежда всех, кто ему дорог. Злодействам Гвиона надо положить конец!
   Он кричал и отбивался, но стражи тащили его по темному коридору. Чем сильнее сопротивлялся Бранвульф, тем громче и резче звучала в его ушах властная песня тюремщиков. Магические узы сломили его, и скоро барон покорно влачился мимо вделанных в стену клеток к темному залу, где стоял невыносимый смрад. Над огнем исходили растопленным жиром люди - ни дать ни взять, кабаны на вертеле. Отовсюду доносились какие-то странные звуки: лязг и стук щипцов, скрип веревок, на которых растягивалась очередная жертва.
   Наверняка среди множества душ здесь должны найтись души торра-альтанцев! Барон с грустью вспомнил, сколько же его подданных погибло за последние несколько лет.
   Первым порывом Бранвульфа было прокричать зычный боевой клич предков, призвать всех, кто ходил под знаменами торра-альтанцев, сплотиться вокруг него. Но что-то заставило его передумать. Эти несчастные более не торра-альтанцы, не овиссийцы, бельбидийцы или кеолотианцы - все они принадлежат к одному народу: народу Великой Матери.
   Бранвульф происходил из древнего рода полководцев и воинов, что многие поколения владели пограничным замком. Все его великие предки сумели выстоять лишь потому, что действовали не поодиночке, а умели сплотить людей под началом одного вождя. Быть может, если собрать все страдающие души под именем Великой Матери, можно будет как-то противостоять этим песням, что лишают воли и сил?
   Откинув назад голову, Бранвульф набрал в грудь побольше воздуха:
   - Люди! Услышьте меня! Ко мне! Сюда! Сплотимся во имя Великой Матери!
   Его звучный голос перекрыл вопли несчастных, по залу прокатился общий ропот, но тут же и угас, раздробился на тысячи отдельных криков. Каждый здесь был слишком поглощен своей бедой.
   Лесничие откровенно смеялись над бароном:
   - Теперь ты в Ри-Эрриш. Здесь могут править лишь те, кто наделен песенным даром. Каким бы могучим вождем ты ни был прежде, здесь ты никто и ничто.
   - Нет, он не никто и ничто, - пророкотал рядом громоподобный голос.
   Бранвульф в тревоге обернулся на гигантское гранитно-серое существо, из горла которого доносился раскатистый гул, похожий на звук каменной мельницы. Лесничие упорно долбили его по затылку кирками и молотками.
   - Он один из нас, один из тех, кто охотно ушел бы навстречу счастью и блаженству Аннуина, когда бы вы, лесничие, не подпали под власть Гвиона, прогудело диковинное существо.
   - Кто ты такой? - спросил Бранвульф.
   - Горовик, кто ж еще. Меня зовут Перрен, я имел удовольствие знать твоего сына.
   Лесничие запели громче и сильнее налегли на горовика, хотя стоило им только отвлечься, он стряхивал их с себя, точно надоедливых мух.
   Но Бранвульфу сейчас было не до этого чудного создания.
   - Она должна быть где-то здесь, - вслух произнес барон.
   - Кто? - полюбопытствовал Перрен.
   - Морригвэн. Если бы я отыскал ее, уж она-то надоумила бы меня, что делать.
   Одни души тащили в пыточную камеру, других выволакивали из нее. Бранвульф различал их лишь смазанным пятном, мир кругом померк, и барон очнулся уже привязанным к доске. Лесничий вонзил ему в живот добела раскаленный прут. Бранвульф закричал и забился, из последних сил пытаясь сосредоточиться на своей задаче. Этот безумец, Гвион, захватил власть в здешнем мире, надо остановить его. Стиснув зубы и сдерживая стоны, барон отчаянно пытался вызвать перед глазами облик жены, чтобы таким образом выйти из своего разума и обрести покой. Он читал, что некоторые люди переносили пытки, высвобождая разум из тела - но у него это не получалось. Огненная боль распространилась из живота в каждую клеточку тела. Он взвыл, и кричал, кричал, кричал - казалось, это длилось много часов. И вдруг внезапно пытка остановилась.
   Желтоглазый лесничий улыбался барону.
   - Что, больно? Все кругом будет сплошной болью, покуда ты не откажешься от последних остатков жизни!
   Бранвульф готов был любой ценой купить избавление от мук. Любой - но не страданиями сына. Ради Каспара надо держаться. Если он, Бранвульф, не уничтожит Гвиона, тот уничтожит его сына. Барон улыбнулся своим палачам.
   - Меня вам не сломить.
   Лесничий погрузил кочергу в пламя.
   - Ты человек не злой, по глазам вижу. Вот настоящих злодеев трудно сломить, ими владеет безумие, что притупляет боль. А тебя я сломлю.
   Взгляд Бранвульфа был обращен на белый кончик раскаленной кочерги. Только бы лесничий ошибся! Золотоглазый мучитель уже поднес шипящее железо к животу жертвы, но тут к нему подошел второй и пробормотал ему что-то на ухо. Лесничий повел кочергой выше и остановил ее в дюйме от правого глаза Бранвульфа. Сухой жар обжигал веко. Палач ухмыльнулся.
   - Пожалуй, пусть это будет глаз.
   Бранвульф замотал головой из стороны в сторону, пытаясь увернуться, и тут увидел ее. С губ его слетел хриплый звук. Лесничий удивленно остановился и проследил взгляд барона.
   Хотя женщина находилась в каких-то десяти футах от Бранвульфа, он не узнал бы ее: она стала гораздо прямее и выше, волосы из желтовато-серых сделались рыжими. Но окружавшая старую жрицу горделивая аура не допускала ошибки.
   - Морригвэн! - во всю мочь проорал барон, пока ее протаскивали мимо.
   Палач опомнился и вновь сосредоточился на своем деле. Сильные руки сжали голову барона, не давая пошевельнуться. Раскаленное железо вошло в глаз, и мысли исчезли в вихре яростной боли.
   Глазное яблоко шипело и кипело, язык распух, и барон все кричал и кричал, не в силах избавиться от боли, подобной которой он прежде не мог и представить.
   - Мужайся, друг, - прогремел где-то вдалеке голос Перрена, но слова эти коснулись слуха Бранвульфа лишь эхом самого слабого шепота. - Сайлле придет исцелить твои раны.
   Наконец кочергу вынули из выжженного глаза. Барона куда-то поволокли за ноги. Голова его ударялась о грязные каменные плиты. Изнемогающий, обессиленный, он не мог думать ни о чем, кроме боли.
   - Сайлле!
   Имя застряло у него в глотке, и барон, задыхаясь, точно выброшенная на берег рыба, остался лежать в жалкой одиночной камере.
   Так вот какие муки перенес Гвион - неудивительно, что свихнулся. Наконец на лоб Бранвульфу легла мягкая ладонь, и он сразу понял - рука эта не принадлежит человеку. Но это была и не жестокая хватка тюремщиков. Барон и не думал, что рука может быть такой нежной, исполненной женской ласки.
   - Сайлле, - выдохнул он. - Сайлле, ты должна помочь нам.
   Прекрасная женщина с шелковистыми золотыми волосами, что спадали до пояса, погладила его по лицу.
   - Закон позволяет мне облегчить твои муки лишь для того, чтобы тебя пытали вновь. Это лишь передышка. Я могу исцелить и раны, от которых ты умер, если ты согласишься уйти в Аннуин.
   Сайлле дала ему прохладный напиток, от которого раздирающая боль в глазу быстро улеглась, думать стало легче. Что бы такого сказать этому невероятному существу? Нельзя уйти в Аннуин, нельзя бросить Каспара. Да и потом, ему, Бранвульфу, никогда не достичь благословенного единения с Великой Матерью. По приказу Гвиона лесничие швырнут его простолюдинам, его душа погибнет навеки. А договориться с лесничим не выйдет: ему нечего предложить им взамен. Значит, остается одно: воззвать к старейшине Высокого Круга, который, как рассказывал Каспар, правит этим краем.
   - Я должен поговорить с Высоким Кругом, - сдержанно произнес барон.
   - Разумеется, но только если ты желаешь освободиться из камеры пыток и уйти в Аннуин, - объяснила Сайлле. Он с готовностью кивнул:
   - Да! Хочу! И не я один. Морригвэн...
   - Ты что, смеешься надо мной? Она никак не желает проститься с последней жизнью. Я много раз говорила со Старой Каргой, упрямей ее не найти.
   Бранвульф ничуть не удивился.
   - Я принес новости, которые заставят ее передумать. Мы с ней вместе уйдем отсюда, как вы того и желаете, но на одном условии.
   - Условии! Ты не в том положении, чтобы торговаться со мной!
   Сайлле дотронулась до выжженного глаза, и взор барона мигом прояснился. Сев, он оглядел ее уже обоими глазами. Сияющие волосы, исполненные неподдельного сочувствия глаза. За спиной сложены прозрачные переливающиеся крылья.
   Бранвульф пропустил упрек мимо ушей.
   - Мы уйдем, если Высокий Круг призовет к себе Гвиона, человека, что наполовину стал волком. Нам надо всего лишь раз поговорить с ним - всего один раз.
   Сайлле грациозным движением руки заставила его замолчать.
   - Мы знаем о нем. Лесничие его слушаются. - Она покачала головой. Нет, вам, мятежникам, не дозволено встречаться.
   - Мы можем убедить его уйти, - умоляюще проговорил Бранвульф. - Он черпает силу из этого мира.
   - Думаешь, нам это неизвестно? А вдруг ты один из его слуг и принес ему новую силу?
   - Ха! - засмеялся Бранвульф. - Он погубил меня и всю мою семью. Если я не сумею заставить его отказаться от прошлой жизни, он так и будет мучить моего сына. Я хочу лишь одного: чтобы потомки мои жили в мире.
   Златокудрая женщина, выше и крепче Сайлле, вплыла в камеру и остановилась рядом с ними. Следом появился внушительного вида старец, за ним - низенький темнокожий старейшина с посохом, утыканным длинными черными шипами.
   - Нуйн, Дуйр, - приветствовала их Сайлле. - И Страйф. Этот человек хочет говорить со всеми нами, просить дозволения уйти.
   - Да-да, - нетерпеливо помахал рукой Нуйн. - Я все слышала. Ах, какие благородные речи, Бранвульф! - Она улыбнулась. - Вот уж не думала, что лесничие так быстро сломят тебя. Но мы не можем позволить тебе встречаться с любыми другими душами по твоему усмотрению. Твоя жизнь кончена. Ты уже не можешь решать здесь незаконченные дела. Ты должен просто уйти, и все.
   - Иначе тебя будут пытать втрое сильнее! - возбужденно пригрозил Страйф, а Нуйн бросила на малорослого старейшину косой взгляд. Страйф продолжал: - Тебя следовало сразу бросить на съедение простолюдинам. И о чем это ты хочешь поговорить с Гвионом?
   Нуйн напряглась, а Дуйр глянул на Страйфа.
   - Страйф, не кажется ли тебе, что скармливать душу простолюдинам, это уже чересчур? - прорычал он. - И почему ты так интересуешься той душой, Гвионом?
   - Пошлите за старухой! - властно воскликнула Нуйн и повернулась к Страйфу. - Мне очень не нравится твой интерес, а потому я намерена добраться до подоплеки этого дела. Позаботься, чтобы Тартарсус согласился привести своего так называемого узника на наш суд, Страйф. Мы ведь вполне можем исключить тебя из Высокого Круга и заменить кем-нибудь другим, если ты будешь обвинен и признан виновным в измене совету старейшин.
   - Он будет здесь немедленно, - торопливо пообещал Страйф. - Что бы тут ни происходило, я в этом деле ничуть не заинтересован.
   Бранвульф зашагал вслед за Нуйн, на ходу обдумывая, как бы разделаться с братом жены. Заманить бы его в лес, а там уволочь в чащу и скормить простолюдинам! Интересно, а если вырвать у Гвиона сердце здесь, в этом мире - поможет ли? А что, это выход.
   Нуйн провела их в легендарную внутреннюю палату Высокого Круга и заняла свое место среди тринадцати старейшин, что покачивались на прозрачных крыльях вкруг мраморного стола, поддерживаемого колонной в двенадцать футов вышиной. Посреди сверкающего великолепия Ри-Эрриш Бранвульф ощущал себя грязным и немытым.
   Оглядывая блестящий мрамор и сверкающие зеркальные стены, он словно бы невзначай потянулся к рукояти кинжала, но песня лесничих сзади мигом сковала мышцы, не позволяя даже шелохнуться. Рука барона замерла в дюйме от оружия, и, хотя кровь в нем так и кипела, распирая сосуды, пытаясь вдохнуть в непослушное тело силу, вырваться из чар он не мог. Палату заполнил странный гул - то трепетали крылья старейшин. Бранвульф лихорадочно соображал. Должен найтись способ покончить с Гвионом! Глаза его остановились на голубой стали мечей лесничих. Может, один из них поможет ему?
   - Приведите остальных узников, - велел Страйф.
   Морригвэн вступила в палату смело и гордо, в сопровождении четырех лесничих. Гвион же еле ковылял, опираясь на руку Тартарсуса. На шее главного лесничего висело ожерелье из солнечных рубинов, он не шел, а словно плыл по воздуху, несомый магией своей песни. На пороге Тартарсус замер и вскинул на Страйфа укоризненный взгляд, но тотчас же потупился и изобразил на лице улыбку безразличия. Глаза его встревоженно обегали всех тринадцать членов Высокого Круга.
   Бранвульф сразу понял: Тартарсус ожидал увидеть здесь одного лишь Страйфа. Однако это барона уже не волновало. Ахнув, он потрясенно уставился на существо, что хромало рядом с главным лесничим. Гвион весь оброс шерстью, челюсти у него удлинились и искривились, а изо рта торчали волчьи клыки.
   Морригвэн остановилась рядом с Бранвульфом.
   - Мы должны добраться до Гвиона! Должны уничтожить его! - прошипел барон.
   - Я знаю, что он натворил, но не могу уничтожить его, - отвечала жрица. - Он мой сын по всему, кроме крови. Ребенком я качала его на коленях. Какое бы безумие ни овладело им, винить следует меня - за нехватку материнской любви. Мне жаль тебя, Бранвульф, я горячо люблю тебя, Керидвэн и вашего мальчика, но моя задача уже закончена. Брид с Керидвэн нашли новую Деву - я костями чувствую, что нашли. Теперь все, что им осталось, провести обряд посвящения, и Троица снова обретет целостность. И тогда я получу свободу.
   - Морригвэн, нет, ты должна помочь нам! - вскричал Бранвульф, но в голосе его звучало поражение.
   Гвион резко обернулся на крик и яростно взревел, увидев Морригвэн.
   - Развяжите меня! - велела она лесничим. - Дайте мне подойти к моему сыну. Тот взвился и зарычал.
   - Только приблизься ко мне, старая кляча, я оторву тебе глупую башку!
   - Освободите старуху, - приказала Нуйн. - Посмотрим, что тут происходит.
   Морригвэн тихо шагнула вперед и протянула руку, точно приближаясь к испуганному животному.
   Хотя Гвиона ничто не держало, он и не пытался броситься на нее, а, как ни странно, попятился, пока не прижался спиной к одному из высоких зеркал, что обрамляли чертог.
   - Грязная ведьма, обманщица!
   - Гвион, мальчик мой, - тихо произнесла старая жрица, делая очередной шаг к нему, чтобы коснуться его руки. Гвион отшатнулся, но не сводил с нее глаз.
   - Ты любила одну только Керидвэн, - обвинил он.
   - Нет. Я равно любила вас обоих. Вы вместе играли у меня на коленях, рисовали в грязи и пели прекрасными голосами. Керидвэн обнимала тебя. Но в душе она всегда тосковала по матери. Ты был старше, ты сумел проститься с матерью, когда та лежала на смертном ложе, но твоя младшая сестричка слишком сильно нуждалась в ней. Она никогда не любила меня так, как ты. Однако Керидвэн было предначертано стать Одной-из-Трех, мне приходилось уделять ей много времени, чтобы обучать ее, но это не значит, что я любила ее больше.
   - Ты не любишь меня! - выкрикнул Гвион, но в его хриплом голосе звучала боль.
   - Гвион, сын мой, я люблю тебя.
   - После всего, что я натворил, после того, что я пытался сделать с Керидвэн и ее сыном?
   - Обними меня.
   Морригвэн, такая маленькая и хрупкая рядом с ним, отважно шагнула к приемному сыну и, взяв его за руку, потянула к себе.
   Гвион покачнулся, замер и, наконец, с рыданием упал ей на грудь и крепко прижался.
   Морригвэн погладила его по голове и поцеловала.
   - Милый мой мальчик. Ты мой сын. Здесь, в посмертии, на пути к Великой Матери нет ничего, что я не простила бы тебе.
   Он заплакал, шумно шмыгая носом, а Бранвульф почувствовал, как узы спадают с него. Рука сама легла на рукоять кинжала, но в том не было больше нужды.
   - Ты никогда не хотел власти, Гвион, - продолжала Морригвэн. - Ты хотел только любви, и я люблю тебя. А когда мы придем к Великой Матери, любовь переполнит тебя, захлестнет, и ты омоешься ее блаженством.
   - Я не хочу Ее любви, - всхлипнул Гвион. - Мне нужна только твоя. Морригвэн крепче прижала его к себе.
   - Милый мальчик. - Она поцеловала отвратительные пучки шерсти, что топорщились у него на шее. - Но скажи мне, - попросила она, несколько минут покачав его у себя на груди, - скажи, почему в смертный миг ты пожелал возродиться волком? Хотел стать сильнее и свирепее?
   Гвион помедлил с ответом.
   - Нет, мама, - произнес он, немного подумав. Голос его теперь звучал нежно и невинно. - Нет, просто волки из Лова всегда живут большими семьями и так преданно любят друг друга. Я хотел возродиться в стае волков, чтобы меня окружала любящая семья.
   Жрица кивнула.
   - Да будет так. Новая Дева найдена, а я отправляюсь на встречу с Великой Матерью. Ты пойдешь со мной?
   Гвион стиснул ее руку и кивнул, по щекам его катились слезы. Тартарсус издал мучительный вопль, песня его задрожала в воздухе, самоцветы на шее засверкали желтым огнем. Но мелодия Нуйн заглушила мятеж. Голос старейшины, ясный и мелодичный, вобрал в себя песню лесничего, меняя напев и гася магию.
   Огромные двери отворились, в чертог хлынуло солнце. Три души вышли навстречу сверкающему солнцу Ри-Эрриш, что озарило их головы. Бранвульф без раздумий присоединился к колонне, что уже готовилась отправиться под присмотром лесничих к одним из врат Аннуина.
   - Надеюсь, мы еще встретимся в следующей жизни, - Морригвэн помахала ему рукой, - ибо я всегда узнаю благородство твоей души.
   Бранвульф ответил ей воинским салютом и остановился послушать, как она говорит сыну:
   - Идем, Гвион, скачи со мной. Мне обещали коня, что стрелой промчится сквозь лес и в считанные минуты доставит меня к воротам. К Великой Матери! - вскричала она. - К Великой Матери!
   И вот жрица, Гвион и быстроногий эскорт тринадцати старейшин понеслись через лес Ри-Эрриш.
   Рука Керидвэн дрожала в ладони Каспара. У юноши пересохло во рту, он не мог говорить, глядя в желтый мир, что отражался в глазах Изольды. Изображение перемещалось вместе с Бранвульфом, что ровным шагом шел по лесу.
   - Боль его позади, - с облегчением прошептала Керидвэн. - Прощай, любовь моя. Пусть я никогда не узнаю тебя в следующей жизни, но я всегда буду любить тебя.
   Изображение скользнуло вдоль одной из троп, догоняя сверкающий эскорт Гвиона и Морригвэн. Они мчались мимо многих тысяч душ. Взгляд Изольды на секунду спустился и задержался на чете, что шла рука об руку. Те подняли головы, протягивая вверх руки, словно почуяв присутствие девочки.
   - Май и Талоркан! - ахнула Брид. - Они обрели счастье!
   Каспар рванулся вперед.
   - Май! Я позаботился о ней. Я привез ее домой. Она в безопасности.
   - Она не слышит тебя, но знает это, - заверила Керидвэн. - Мать всегда знает.
   А затем впереди забрезжил тихий рассвет, жемчужно-золотым сиянием разливаясь по горизонту. Взорам наблюдателей открылось туманное озеро и круг тисовых деревьев. Конь Морригвэн плыл по волнам. Гвион и Морригвэн ступили в круг и вдруг исчезли во вспышке ослепительного пламени.
   Вконец опустошенный мучительным переживанием, но преисполненный облегчения, что страдания отца закончились, Каспар осел на землю и бессильно оглядел царящий вокруг хаос. Халь уже беседовал о чем-то с капитаном.
   - Дайте ему время, - негромко говорил Халь. - Он только что потерял отца. Давайте разберемся со всей этой свистопляской и отправим овиссийцев обратно в пустоши, откуда они явились. Нужно организовать удобное помещение для раненых и еще одно для женщин. Кроме того, думается, надо разместить где-то коронованных особ, иначе они потом всю жизнь будут жаловаться, что мы в Торра-Альте и приличий-то не знаем.
   - Мне уже хватило времени, - тихонько произнес Каспар, походя к ним. Странно, но я много лет не чувствовал себя таким сильным, как сейчас. И голова больше не болит. - Он пощупал макушку и обнаружил, что шрам исчез. Однако задача моя еще не выполнена. Я должен исполнить обязательства по отношению к Изелле. Должен отвезти ее к Рейне, чтобы раздобыть триночницы, которая ей так нужна, а потом переправить обратно через Тетис.
   Халь усмехнулся.
   - О, путешествовать, поглядеть мир, славу, честь!
   Улыбка его померкла. Подтащив Каспара к укреплениям, молодой воин показал племяннику обрушенные башни, дымящиеся груды обломков, раненых солдат и огромных чешуйчатых чудищ, что лежали, издыхая, на дне ущелья.
   - А ты не думаешь, что здесь у тебя более важные обязательства? Твои люди нуждаются в тебе.
   Каспар снял с пальца баронское кольцо и вложил его в ладонь Халя.
   - Ты справишься с этим лучше, чем я. Не будем притворяться, что мы не знали этого с самого начала. Ну, что, присмотришь за Торра-Алътой за меня?
   Его юный дядюшка стиснул кольцо и крепко обнял племянника.
   - Как за своей собственной! - ухмыльнулся он.