Уэллс Герберт Джордж. Киппс (История простой души)

   - Быть может, здесь когда-то сходились в поединке рыцари, - сказала миссис Уолшингем.
   - Чего только не вытворяли в те времена, - подхватил Киппс.
   А потом оба заговорили об Элен. Миссис Уолшингем говорила о том, как дочь увлекается литературой.
   - Из нее выйдет толк, я уверена. Вы знаете, мистер Киппс, на мать ложится огромная ответственность, когда у нее такая дочь... такая одаренная.
   - А как же, - согласился Киппс. - Это уж как водится.
   Миссис Уолшингем говорила и о своем сыне - они так схожи с Элен, словно близнецы, и все же очень разные. И Киппс вдруг ощутил доселе неведомые ему отеческие чувства к детям миссис Уолшингем.
   - Они такие сообразительные и такие артистические натуры, - говорила она, - у них головы полны всяких идей. Иногда даже страшно за них. Им нужны широкие возможности - просто как воздух.
   Она говорила о пристрастии Элен к сочинительству.
   - Она была еще совсем крошка, а уже сочиняла стихи.
   (Киппс потрясен.)
   - Она вся в отца... - Миссис Уолшингем сочла необходимым пролить трогательный свет на их прошлое. - В душе он был не деловой человек, а художник. В этом-то вся беда... Компаньон ввел его в заблуждение, а когда случился крах, все стали винить его... Ну, полно, стоит ли вспоминать все эти ужасы... тем более сегодня. В жизни, мистер Киппс, бывают и хорошие времена и плохие. И у меня в прошлом далеко не все безоблачно.
   На лице Киппса выразилось глубокое сочувствие, достойное самого Филина.
   Теперь миссис Уолшингем заговорила о цветах, а перед глазами Киппса все стояла Элен, склонившаяся к нему там, на Главной башне...
   Чай расположились пить под деревьями, у маленькой гостиницы, и в какое-то мгновение Киппс вдруг ощутил, что все украдкой на него поглядывают. Если бы не спасительный такт Филина да не осы, налетевшие как раз вовремя, все почувствовали бы себя неловко и напряженно. Но Филин хотел, чтобы этот памятный день прошел без сучка без задоринки, и неутомимо шутил и острил, развлекая всю компанию. А потом молодой Уолшингем заговорил о римских развалинах под Лимпном и уже собирался перейти к своей излюбленной теме - сверхчеловеку.
   - Эти древние римляне... - начал было он, но тут налетели осы. В одном только варенье завязли три и были убиты.
   И Киппс, точно во сие, убивал ос, передавал что-то не тому, кто просил, и вообще с величайшим трудом соблюдал кое-как усвоенные правила поведения в обществе. Мгновениями окружавшую его тьму вдруг точно рассекала молния, и он видел Элен. Элен старательно не глядела в его сторону и держалась на удивление спокойно и непринужденно. Ее выдавал лишь едва заметный румянец, чуть ли не впервые ожививший матовую бледность щек...
   Не сговариваясь, Киппсу предоставили право плыть домой в одной лодке с Элен; он помог ей сойти в лодку, взялся за весло и стал грести так медленно, не спеша, что скоро они оказались позади всех. Теперь душа его очнулась. Но он ничего не сказал Элен. Да и осмелится ли он когда-нибудь еще с нею заговорить? Она изредка показывала ему на отражения в воде, на цветы, на деревья и что-то говорила, и он молча кивал в ответ. Но мысленно он все еще был там, на Главной башне, все не мог прийти в себя от счастливого потрясения и понять, что все это не сон. Даже в самой глубине души он еще не верил, что она теперь принадлежит ему. Одно только он понял: каким-то чудом богиня спустилась со своего пьедестала и взяла его за руку!
   Бездонное синее небо раскинулось над ними, их хранили и укрывали темные деревья, а за бортом мерцали покойные, тихие воды. Элен видела лишь прямой темный силуэт Киппса; он не без ловкости погружал в воду широкое весло то слева, то справа, - и позади змеился серебристый переливчатый след. Нет, не так уж он плох! Молодое тянется к молодому, как бы ни была широка разделяющая их пропасть, и Элен радовалась и торжествовала победу. И ведь победа над Киппсом означала еще и деньги, широкие возможности, свободу, Лондон, свершение многих хоть и неясных, но соблазнительных надежд. Киппс же смутно различал ее лицо - оно нежно светлело в сумерках. Он, конечно, не мог видеть ее глаза, но, околдованный любовью, воображал, будто видит, и они светили ему точно далекие звезды.
   В этот вечер весь мир - и темное небо, и вода, и окунувшиеся в нее ветви - казался Киппсу всего лишь рамкой для Элен. Словно он обрел какое-то внутреннее зрение и ясно, как никогда, увидел, что в ней сосредоточены все прелести мира. Сбылись его самые заветные мечты. Для него настал час, когда перестаешь думать о будущем, когда время останавливается и кажется, мы - у предела всех желаний. В этот вечер Киппс не думал о завтрашнем дне; он достиг всего, дальше этого он не заходил даже в мечтах. Душа его покойно и тихо наслаждалась блаженным часом.
   В тот же вечер, около девяти, Филин зашел к Киппсу на его новую квартиру на Аппер-Сандгейт-роуд - дедовский дом на набережной Киппс собирался продать, а пока что сдал внаем со всей обстановкой. Не зажигая лампы, Киппс тихо сидел у растворенного окна и пытался осмыслить происшедшее. Растроганный Филин крепко сжал пальцы юноши, положил ему на плечо узловатую бледную руку и вообще всячески постарался выразить подобающие случаю нежные чувства. Киппс тоже сегодня был растроган и встретил Филина как родного брата.
   - Она восхитительна, - с места в карьер заявил Филин.
   - Ведь правда? - подхватил Киппс.
   - Какое у нее было лицо! - сказал Филин. - Дорогой мой Киппс, это поважнее наследства.
   - Я ее не заслужил, - сказал Киппс.
   - Не надо так говорить.
   - Нет, не заслужил. Все никак не поверю. Прямо не верится мне. Ну, никак!
   Наступило выразительное молчание.
   - Чудеса, да и только! - сказал Киппс. - Никак в себя не приду.
   Филин надул щеки и почти бесшумно выпустил воздух, и оба снова помолчали.
   - И все началось... до того, как вы разбогатели?
   - Когда я учился у нее на курсах, - торжественно ответил Киппс.
   Да, это прекрасно, объявил Филин из тьмы, в которой таинственно вспыхивали огоньки: он пытался зажечь спичку. Лучшего Киппсу и не пожелаешь...
   Наконец он закурил сигарету, и Киппс, с лицом задумчивым и важным, последовал его примеру.
   Скоро беседа потекла легко и свободно.
   Филин принялся превозносить Элен, ее мать, брата; рассчитывал, на какой день может быть назначено великое событие, и Киппс начинал верить, что свадьба и вправду состоится.
   - Они ведь в известном смысле графского рода, - сказал Филин, - в родстве с семейством Бопре... слышали, наверно, - лорд Бопре?
   - Да ну! - воскликнул Киппс. - Неужто?
   - Родство, конечно, дальнее, - сказал Филин. - А что ни говори...
   И в полутьме сверкнули в улыбке его прекрасные зубы.
   - Нет, это уж слишком, - сказал Киппс, сраженный. - Что же это такое делается?
   Филин шумно перевел дух. Некоторое время Киппс слушал, как он расхваливает Элен, и его решимость крепла.
   - Послушайте, Филин, - сказал он. - Чего ж мне теперь полагается делать?
   - То есть? - удивился Филин.
   - Да вот, наверно, надо явиться к ней с визитом, и все такое? - Киппс задумался, потом прибавил: - Я ведь хочу, чтоб все было как полагается.
   - Ну, конечно, - сказал Филин.
   - А то вдруг возьмешь да и сделаешь что-нибудь шиворот-навыворот, вот ужас-то.
   Филин размышлял, и огонек его сигареты мерцал в полутьме.
   - Визит нанести, разумеется, нужно, - решил он. - Вам следует поговорить с миссис Уолшингем.
   - А как?
   - Скажете ей, что хотите жениться на ее дочери.
   - Да ведь она, небось, и сама знает, - сказал Киппс: страх придал ему прозорливости.
   В полутьме видно было, как Филин рассудительно покачал головой.
   - Да еще кольцо, - продолжал Киппс. - Как быть с кольцом?
   - Какое кольцо?
   - Которое для помолвки. "Как вести себя в обществе" про это не пишет ни словечка.
   - Ну, разумеется, надо выбрать кольцо... со вкусом выбрать. Да.
   - А какое?
   - Какое-нибудь поизящнее. В магазине вам покажут.
   - Это верно. И я его принесу, а? И надену ей на палец.
   - Ох, нет! Пошлите его. Это гораздо лучше.
   - А-а! - В голосе Киппса впервые послышалось облегчение. - Ну, а визит как же? К миссис Уолшингем, стало быть... Как я к ней пойду?
   - Да, это особо торжественный случай, - с важностью молвил Филин.
   - Стало быть, как же? В сюртуке?
   - Надо полагать, - со знанием дела произнес Филин.
   - Светлые брюки и все такое?
   - Да.
   - Роза?
   - Да, пожалуй. По такому случаю можно и розу в петлицу.
   Завеса, что скрывала от Киппса будущее, стала менее плотной. Уже можно думать о завтрашнем дне и о тех, что придут за ним, - уже можно их различить. Сюртук, цилиндр, роза! В мыслях он почтительно созерцал сам себя - вот он медленно, но верно превращается в настоящего джентльмена. Артур Киппс, облаченный по торжественным случаям в сюртук, коротко знакомый с леди Паннет, жених дальней родственницы самого графа Бопре.
   Поистине судьба неслыханно добра к нему - даже страшно. Золотой волшебной палочкой он коснулся мира - и мир стал раскрываться перед ним, точно заколдованный цветок. И в пламенеющей сердцевине цветка ждет его прекрасная Элен. Всего два с половиной месяца назад он был только жалкий младший приказчик, с позором уволенный со службы за беспутство - он как бы ждал в безвестности своего триумфа, - ничтожное зернышко, у которого весь этот пышный расцвет был еще впереди. Да, кольцо - залог помолвки - должно и качеством своим и видом соответствовать его чувствам, иными словами, оно должно быть самое что ни на есть лучшее.
   - А цветы надо ей послать? - вслух подумал он.
   - Не обязательно, - ответил Филин. - Хотя, конечно, это знак внимания.
   Киппс задумался о цветах.
   - При первой же встрече вы должны попросить ее назначить день, - сказал Филин.
   Киппс в испуге чуть не подскочил.
   - Как, уже? Прямо сейчас?
   - Не вижу причин откладывать.
   - Как же это... ну хоть на год.
   - Слишком большой срок.
   - Да неужто? - резко обернулся к нему Киппс. - Но...
   Наступило молчание.
   - Послушайте, - заговорил наконец Киппс, и голос у него дрогнул, помогите мне со свадьбой.
   - С величайшей радостью! - отозвался Филин.
   - Оно конечно, - сказал Киппс. - Разве ж я думал?.. - Но тут у него мелькнула другая мысль. - Филин, а что это такое тета-те?
   - Тета тей [tete-a-tete (франц.) - свидание с глазу на глаз (не только Киппс, но и поправляющий его Филин тоже произносит неправильно, нужно: тет-а-тет)], - поправил Филин, - это разговор наедине.
   - Господи! - воскликнул Киппс, - а я думал... Там строго-настрого запрещается увлекаться этими тетами, сидеть рядышком, и гулять вдвоем, и кататься верхом, и вообще встречаться днем. А повидаться когда же?
   - Это в книге так написано? - спросил Филин.
   - Да вот перед тем, как вам прийти, я все это наизусть выучил. Вроде чудно, но, видать, ничего не попишешь.
   - Нет, миссис Уолшингем не будет придерживаться таких строгостей, сказал Филин. - По-моему, это уж слишком. В наше время этих правил придерживаются лишь в самых старинных аристократических семействах. Да потом Уолшингемы такая современная... можно сказать, просвещенная семья. У вас будет вдоволь возможностей поговорить друг с другом.
   - Ужас сколько теперь надо всего обдумать да решить, - с тяжелым вздохом сказал Киппс. - Стало быть, по-вашему... прямо уже через несколько месяцев мы поженимся?
   - Непременно, - ответствовал Филин. - А почему бы и нет?..
   Полночь застала Киппса в одиночестве, вид у него был усталый, но он прилежно листал страницы книжечки в красном переплете.
   На странице 233 его внимание привлекли слова:
   "Траур по тете или дяде мужа (жены) носят шесть недель: платье черное, с плерезами".
   "Нет, - поднатужившись, сообразил Киппс, - это не то!"
   И опять зашуршали страницы. Наконец он дошел до главы "Бракосочетания" и ладонью расправил книгу.
   На его лице отразилась мучительная работа мысли. Он уставился на фитиль лампы.
   - Сдается мне, надо поехать и все им объявить, - вымолвил он наконец.
   Облаченный в костюм, подобающий столь торжественному случаю, Киппс отправился с визитом к миссис Уолшингем. На нем был глухой сюртук, лакированные башмаки и темно-серые брюки, в руках блестящий цилиндр. Широкие белые манжеты с золотыми запонками так и сверкали, в руке он небрежно держал серые перчатки (один палец лопнул по шву, когда он их надевал). Небольшой зонтик был свернут искуснейшим образом.
   Счастливое ощущение, что он одет безукоризненно, переполняло его и боролось в его душе с сознанием чрезвычайной важности его миссии. Он то и дело проверял, на месте ли шелковый галстук-бабочка. А роза в петлице наполняла весь мир своим благоуханием.
   Киппс сел на краешек заново обитого ситцем кресла и облокотился на его ручку рукой, в которой держал цилиндр.
   - Я уже знаю, все знаю, - неожиданно и великодушно пришла ему на помощь миссис Уолшингем. Недаром ему и раньше казалось, что она женщина здравомыслящая и все понимает. Она смотрела так ласково, что Киппс совсем растрогался.
   - Для матери это великий час, - сказала миссис Уолшингем и на мгновение коснулась рукава его безупречного сюртука. - Для матери, Артур, дочь значит куда больше сына! - воскликнула она.
   Брак, говорила она, - это лотерея, и если нет любви и терпимости, супруги будут очень несчастливы. Ее собственная жизнь тоже состояла не из одних только радостей: были у нее и темные дни, были и светлые. Она ласково улыбнулась.
   - Сегодня у меня светлый день, - сказала она.
   Она сказала Киппсу еще много добрых и лестных слов и поблагодарила его за великодушное отношение к ее сыну. ("Чего там, пустяки это все!" возразил Киппс.) Но, заговорив о своих детях, она уже не могла остановиться.
   - Они оба просто совершенство, - сказала она. - А какие одаренные! Я их называю "мои сокровища".
   Она вновь повторила слова, сказанные в Лимпне: да, она всегда говорила - благоприятные возможности нужны ее детям как воздух, и вдруг остановилась на полуслове: в комнату вошла Элен. Наступило неловкое молчание: видно, Элен была поражена великолепием наряда Киппса в будний день. Но уже в следующую минуту она пошла к Киппсу с протянутой рукой.
   Оба они были смущены.
   - Я вот зашел... - начал Киппс и замялся, не зная, как кончить фразу.
   - Не хотите ли чаю? - предложила Элен.
   Она подошла к окну, окинула взглядом знакомый пустырь, обернулась, бросила на Киппса какой-то непонятный взгляд, сказала: "Пойду приготовлю чай" - и исчезла.
   Миссис Уолшингем и Киппс поглядели друг на Друга, и на губах ее появилась покровительственная улыбка.
   - Ну что это вы, дети, робеете да стесняетесь? - сказала она, и Киппс чуть не провалился сквозь землю.
   Она принялась рассказывать, какая Элен деликатная натура, и всегда была такая, с малых лет, это заметно даже в мелочах, но тут прислуга принесла чай; за ней появилась Элен, заняла безопасную позицию за бамбуковым чайным столиком и зазвенела посудой, нарушив воцарившееся в комнате молчание. Немного погодя она упомянула о предстоящем спектакле на открытом воздухе: - "Как вам это понравится!" - и скоро они уже не чувствовали себя так неловко и связанно. Заговорили о лжи и правде на сцене.
   - А я не больно люблю, когда пьесы представляют, - сказал Киппс. Какое-то все получается ненастоящее.
   - Но ведь пьесы в основном пишутся для театра, - сказала Элен, устремив взгляд на сахарницу.
   - Оно конечно, - согласился Киппс.
   Наконец чай отпили.
   - Что ж, - сказал Киппс и поднялся.
   - Куда вы спешите? - сказала миссис Уолшингем, вставая и взяв его за руку. - Еще рано, а вам с Элен уж, наверно, есть о чем поговорить. - И пошла к двери.
   В это великое мгновение Киппс окончательно растерялся. Что делать? Пылко заключить Элен в объятия, едва мать выйдет из комнаты? Очертя голову выпрыгнуть из окна? Но тут он сообразил, что надо растворить дверь перед миссис Уолшингем, а когда исполнил сей долг вежливости и обернулся, Элен все еще стояла за столом, прелестная и недоступная. Он притворил дверь и, подбоченясь, пошел к Элен. Он вновь почувствовал себя угловатым и неловким и правой рукой потрогал усики. Ну, зато уж одет-то он как надо. Откуда-то, из самой глубины его сознания, всплыла робкая, неясная и очень странная мысль: а ведь у него сейчас к Элен совсем иное чувство: там, на Лимпнской башне, что-то между ними развеялось в прах.
   Элен окинула его критическим оком, как свою собственность.
   - Мама курила вам фимиам, - сказала она с полуулыбкой. И прибавила: Это очень мило, что вы ее навестили.
   Минуту они молча глядели друг на друга, словно каждый ожидал найти в другом что-то иное и, не найдя, был слегка озадачен. Киппс заметил, что стоит у стола, покрытого коричневой скатертью, и, не зная, чем заняться, ухватился за небольшую книжку в мягком переплете.
   - Я сегодня купил вам кольцо, - сказал он, вертя в руках книжку (надо же хоть что-нибудь сказать!). И вдруг наружу прорвалось то, что было на душе: - Знаете, я прямо никак не поверю.
   Ее лицо снова смягчилось.
   - Вот как?
   И, может быть, она прибавила про себя: и я тоже.
   - Ага, - продолжал Киппс. - Все теперь вроде перевернулось. Даже больше, чем от наследства. Это ж надо - мы с вами собираемся пожениться! Будто я не я. Хожу сам не свой...
   Он был такой серьезный, весь красный от смущения. И она увидела его в эту минуту совсем иными глазами.
   - Я ничегошеньки не знаю. Ничего во мне нет хорошего. Я ж неотесанный. Вот познакомитесь со мной поближе и сами увидите: ничего я не стою.
   - Но ведь я хочу вам помочь.
   - Вам страх сколько придется помогать.
   Элен прошла к окну, выглянула на улицу, что-то, видно, решила и, заложив руки за спину, направилась к Киппсу.
   - Все то, что вас тревожит, - сущие пустяки. Если вы не против, если позволите, я буду вас поправлять...
   - Да я буду рад до смерти.
   - Ну, вот и хорошо.
   - Для вас это пустяки, а вот мне...
   - Все зависит от того, согласны ли вы, чтобы вас поправляли.
   - Вы?
   - Конечно. Я ведь не хочу, чтобы вам делали замечания посторонние.
   - О-о! - В этот возглас Киппс вложил многое.
   - Понимаете, речь идет о сущих пустяках. Ну, вот, вы, например, не очень правильно говорите. Вы не сердитесь, что я делаю вам замечание?
   - Мне даже приятно.
   - Прежде всего ударения.
   - Это я знаю, - сказал Киппс и прибавил для убедительности: - Говорили мне. Тут вон какое дело: есть у меня один знакомый, из артистов, он все про это твердит. Даже учить обещался.
   - Вот и хорошо. Надо просто за собой следить.
   - Ну да, они ведь представляют, им без этого нельзя. Их этому учат.
   - Разумеется, - несколько рассеянно сказала Элен.
   - Уж это я одолею, - заверил ее Киппс.
   - И как одеваться - тоже важно, - продолжала Элен.
   Киппс залился краской, но по-прежнему слушал с почтительным вниманием.
   - Вы не сердитесь, что я об этом говорю? - снова спросила Элен.
   - Нет-нет.
   - Не нужно так... так наряжаться. Нехорошо, когда все так с иголочки, сразу видно - только что от портного. Это уж чересчур. Кажется, вы прямо сошли с витрины... как самый обыкновенный богач. В платье должна чувствоваться непринужденность. Настоящий джентльмен всегда одет, как следует и при этом выглядит так, словно это произошло само собой.
   - Будто надел чего под руку попалось? - огорченно спросил ученик.
   - Не совсем так, просто нужна некоторая непринужденность.
   Киппс кивнул с понимающим видом. Он готов был разорвать, уничтожить свой цилиндр - так он был огорчен.
   - И вам надо привыкнуть держаться непринужденно на людях, - сказала Элен. - Просто надо поменьше стесняться и не тревожиться из-за пустяков...
   - Я постараюсь, - сказал Киппс, мрачно уставясь на чайник. - Буду стараться изо всей мочи.
   - Я на это надеюсь, - сказала Элен; и на секунду коснулась рукой его плеча.
   Киппс и не заметил этой ласки.
   - Буду учиться, - сказал он немного рассеянно. Он был поглощен непосильной работой, которая совершалась у него в мозгу: надо же перевести на непринужденный и изящный язык корявый вопрос, который все не дает ему покоя: "Ну, а свадьбу-то когда сыграем?" Но до самого ухода он так ничего и не придумал...
   Потом он долго сидел в своей гостиной у растворенного окна и напряженно вспоминал весь этот разговор с Элен. Наконец глаза его чуть ли не с упреком остановились на новеньком цилиндре. "Ну откуда же мне все это знать?" - вопросил он пустоту. Тут он заметил, что в одном месте шелк потускнел, и, хоть мысли его все еще были далеко, он ловко свернул в комочек мягкий носовой платок и стал наводить глянец.
   Мало-помалу выражение его лица изменилось.
   - Ну откуда ж мне все это знать, будь оно неладно? - сказал он и сердито поставил цилиндр на стол.
   Потом встал, подошел к буфету, раскрыл все ту же книжицу "Как вести себя в обществе" и сразу же, не садясь, принялся читать.
   4. ВЛАДЕЛЕЦ ВЕЛОСИПЕДНОЙ МАСТЕРСКОЙ
   Итак, собираясь жениться на девушке, стоящей выше него по рождению, Киппс стал готовиться к этой трудной задаче. На следующее утро он совершал туалет в суровом молчании, а за завтраком, на взгляд прислуги, был непривычно важен. В глубокой задумчивости он поглощал копченую рыбу, почки и бекон. Он собирался в Нью-Ромней - поведать своим старикам о великом событии. Причем любовь Элен придала ему смелости, и он решился на поступок, подсказанный ему Баггинсом; тот однажды уверял, что на месте Киппса непременно так бы и поступил, а именно - на полдня нанял автомобиль. Он не стал дожидаться обеда, перекусил пораньше на скорую руку, хладнокровно и решительно надел кепи и пальто, купленные нарочно для этого случая, и, пыхтя, зашагал к гаражу. Все устроилось неожиданно легко, и уже через час, в огромных очках, укутанный пледом, он мчался в автомобиле через Димчерч.
   Машина с шиком подкатила к дядиной лавке.
   - Погудите малость, будьте так любезны, - попросил Киппс.
   Автомобиль дал гудок. Потом еще один - подлиннее, погромче.
   - Во-во. Это мне и надо.
   Из лавки вышли дядя с тетей.
   - Батюшки, да это никак Арти! - воскликнула миссис Киппс.
   Для Киппса настала минута торжества.
   Он пожал им руки, откинул плед, снял очки и сказал шоферу, что "отпускает его на часок".
   Дядя придирчиво оглядел автомобиль и на миг смутил Киппса, спросив тоном знатока, сколько с него содрали за эту штуковину. На зависть соседям дядя и племянник постояли, разглядывая автомобиль со всех сторон, и пошли через лавку в крошечную гостиную промочить горло.
   - Нет, эти машины еще не первый сорт, - сказал старик Киппс в расчете на соседей. - Мудрят над ними, мудрят, а хорошего-то пока не видать. В каждой какой ни то изъян. Послушайся совета, мой мальчик, не спеши покупать, лучше обожди годик-другой.
   (А Киппс-младший и не помышлял о такой покупке.)
   - Ну как, понравилось вам виски, что я прислал? - спросил Киппс, привычно увертываясь от пирамиды детских ведерок, по-прежнему стоящих на самом ходу.
   - Виски первый сорт, мой мальчик, - тактично ответил старик Киппс. Виски что надо, отличное, и выложил ты за него, небось, немалые денежки. Да только не тешит оно меня, будь оно неладно. В него подбавляют шипучку, мой мальчик, и оно меня вон где мучит. - И он ткнул пальцем себя под ложечку. - Изжога у меня от этого, - прибавил он и горестно покачал головой.
   - Виски первый сорт, - сказал Киппс. - Я слыхал, его даже пьют директора, какие в Лондоне заправляют театрами.
   - А как же, мой мальчик, конечно, пьют, - согласился старик Киппс, так ведь они все печенки себе посжигали, а я нет. У них натура будет погрубее. А у меня сроду желудок больно нежный. Бывало, ну прямо ни капли не принимает. Но это я так, между прочим. А вот сигары твои больно хороши. Вот сигар этих, пожалуй, пришли еще...
   Нельзя же заговорить о любви сразу после разговора о пагубном действии шипучки на желудок, и Киппс принялся благосклонно рассматривать литографию со старой гравюры Морленда (в отличном состоянии, если не считать дыры посредине), которую дядюшка недавно приобрел для него на торгах; потом заговорил о переезде стариков.
   Как только Киппс разбогател, он задумал позаботиться о них, и они втроем часто и подолгу это обсуждали. Порешили, что племянник обеспечит их до конца дней, и в воздухе витало предложение "удалиться на покой". В воображении Киппса вставал премиленький домик, увитый цветущей жимолостью, в тихом уголке, где неизменно светит солнце, и не дуют ветры, и двери домика всегда гостеприимно раскрыты. Очень приятное видение! Но когда дошло до дела и старикам стали предлагать на выбор разные домики и коттеджи, Киппс с удивлением убедился, что они цепляются за свой домишко, который всегда казался ему никудышным.
   - Нечего нам пороть горячку, - сказала миссис Киппс.
   - Уж переезжать, так раз и навсегда, - поддержал ее Киппс-старший. - Я и так на своем веку наездился с места на место.
   - Вон сколько здесь терпели, можно и еще чуток потерпеть, - сказала миссис Киппс.
   - Ты уж дай мне перво-наперво оглядеться, - сказал Киппс-старший.
   Он оглядывался, приглядывался и получал от этого, пожалуй, куда больше удовольствия, чем если бы уже владел самым распрекрасным домиком на свете. В любой час он закрывал лавку и отправлялся бродить по улицам в поисках нового предмета для своих мечтаний; пусть дом был явно слишком велик либо чересчур мал, - все равно он с видом заправского знатока дотошно его осматривал. Дома занятые были ему милее пустующих, и, если разгневанные жильцы возмущались, когда он совал нос в самые интимные помещения, он замечал: