Гамма. НЕЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ АЛЧНОСТЬ

Глава двадцать седьмая. ДЫМ СРАЖЕНИЯ

   Гриффитс прижался лицом к холодному металлическому настилу палубы. О героических поступках не могло быть и речи — Флинн держал их под прицелом, и если он еще мог пощадить Меринду, то Гриффитса он, не задумываясь, испарил бы, сжег, разложил на атомы, дезинтегрировал или что там еще можно сделать с тем оружием, которое бывший грузчик сейчас держал в руках.
   Судя по вибрации палубы, пираты были уже очень близко. Интересно, правду ли сказал Флинн относительно их намерений. Может, и вправду им нужно только ограбить корабль, а потом их с Мериндой отпустят?
   Через секунду пираты оказались рядом. Не поднимая головы, Гриффитс напряженно вслушивался в их зловещие, как ему показалось, голоса.
   — Привет, капитан Флинн! — прозвучал низкий, гортанный голос. — Мы уже и не надеялись снова вас увидеть!
   Капитан Флинн? До Гриффитса внезапно дошел весь ужас того, что с ними случилось.
   — Ну да, это капитан! — прозвенел с другой стороны от Гриффитса чей-то пронзительный голос. — Рад видеть вас снова в целости и сохранности!
   — Весьма признателен вам, мастер Крата. — Гриффитс легко узнал голос Флинна. — Передайте людям, чтобы они готовились к отходу.
   — Но, ваша честь, — запротестовал третий голос, — мы ведь только что взяли этот корабль! На его палубах наверняка найдется, чем поживиться!
   — Ну да, капитан! — вмешался гортанный голос. — К чему такая спешка?
   — У нас немалые проблемы, мастер Крата. Кроме того, нет смысла возиться с мелочью, когда впереди нас ждет большой приз. Мастер Шиндак, будьте добры связать этих двух гуманоидов, завязать им глаза и переправить на “Дерзкую месть”. И обращайтесь с ними поласковей, нельзя портить ценный груз.
   — Как прикажете, капитан!
   На глаза Гриффитсу быстро наложили черную повязку и завязали ее на затылке. Мысли о Меринде не выходили у него из головы. После того как Флинн выстрелил, она не сказала ни слова, не оказала ни малейшего сопротивления. Что с ней случилось? Ведь, зная Меринду, можно было предположить, что она сразу же разорвет Флинна на куски.
   Разглядеть что-нибудь сквозь повязку было действительно невозможно. Мгновение спустя обоих гуманоидов связали веревкой, подняли и понесли. Куда — Гриффитс не знал. Сначала их как будто передавали с рук на руки, потом внезапно наступила невесомость. Очевидно, они оказались вне поля тяготения “Бришана”. Гриффитс было запаниковал, но скоро понял, что может нормально дышать и нисколько не мерзнет. Парил он так довольно долго, пока не последовал болезненный удар о палубу, с которым вернулось и ощущение силы тяжести. Чьи-то руки — по крайней мере, он надеялся, что это именно руки, — подняли его и куда-то понесли. У Гриффитса появилось смутное ощущение, что они спускаются в трюмы пиратского корабля. Скрипнула дверь, и его бесцеремонно швырнули на пол камеры, где Гриффитс, наконец, мог обрести покой. На пол рухнул еще один тяжелый предмет — очевидно, за ним последовала Меринда, — и дверь с лязгом захлопнулась.
   Некоторое время Гриффитс лежал неподвижно, ожидая каких-то действий со стороны пиратов. Ничего, однако, так и не произошло, и Гриффитс рискнул пошевелиться. Как сразу же выяснилось, его руки были крепко связаны за спиной, а ноги связаны у лодыжек, тем не менее приложив определенные усилия, Гриффитс ухитрился сесть. Это было гораздо удобнее, чем валяться на полу.
   — Нескат! — тихо позвал он. — Ты здесь, Нескат?
   — Тихо ты, дурак! — ответила Меринда. — Сиди спокойно, я сейчас к тебе приду.
   В голове Гриффитса вертелось множество вопросов, которые из-за окутывавшей его темноты казались еще важнее. Тем не менее решив, что надо поступить так, как требует Меринда, он остался сидеть на полу, всеми органами чувств впитывая в себя окружающую обстановку.
   В воздухе ощущался какой-то странный запах, нечто среднее между сандалом и мореным дубом. К этому примешивались другие ароматы, острые и вместе с тем приятные. В общем, пахло надежностью и стариной.
   Где-то в отдалении слышалось приглушенное переборками ритмичное постукивание, которое перекрывал хор голосов. В них чувствовалось напряжение, словно певцы распевали в такт какой-то тяжелой работе.
   Когда нас повесят сушиться на виселице, моя королева, Мы, пьяные от вина, что пенится под лезвием острого клинка,
   Станцуем последний танец под мрачную песню дьявола, про тех глупцов, которым мы перерезали глотку. Будь проклята наша судьба, Будь проклят наш лорд Маррен-кан.
   — Боже мой! — в ужасе воскликнул Гриффитс. — Мы попали в лапы Маррен-кана!
   — А что ты знаешь о Маррен-кане? — нетерпеливо спросила Меринда, силясь распутать веревки.
   — Вполне достаточно! — Гриффитс начал нервно теребить веревки. — Тот старый сказитель говорил, что…
   — Сказитель? Ты веришь всему, что рассказывают в барах старые моряки?
   — Но ты-то ему поверила, иначе не затащила бы нас в этот забытый богом — и, я думаю, вполне справедливо! — край Галактики, где нас могут схватить, утопить, четвертовать или сделать что-нибудь похуже!
   — Еще одно подобное замечание, — сквозь зубы процедила Меринда, — и я оставлю тебя связанным.
   Да, она это может, немного поразмыслив, решил Гриффитс. Надо менять подход.
   — Да, Вестис. Так, значит, ты считаешь, что это не горгонские пираты?
   — Пираты — да, но только не горгонские… Есть!
   Гриффитс услышал, как на пол падает распутанная веревка. Спокойствие, напомнил он себе. Сохраняй спокойствие, и через несколько секунд тебя освободят. А пока лучше всего продолжать разговор.
   — Почему же не горгонские?
   — Потому, что, — с усилием в голосе сказала Меринда, — после исчезновения Маррен-кана настоящих горгонов никто больше не видел. Как говорят местные пространственники, когда Маррен-кан узнал, где находится флот Локана, он сразу прошел через Стену Вихря, и больше о нем никто ничего не слышал. С этого момента ни одного горгона никто больше не встречал.
   — И что же с ними случилось? — спросил Гриффитс.
   — Никто не знает. Возможно, мы и это выясним. Еще одна веревка упала на пол камеры.
   — Ну, наконец-то! — довольно заметила Меринда. — А теперь, Гриффитс, не дергай головой, и я тебя быстро освобожу.
   Повязка тут же слетела с его головы.
   — Нескат! — с дрожью в голосе произнес внезапно оцепеневший Гриффитс. — Где это мы?
   Следуя за его взглядом, Меринда оглянулась по сторонам. Помещение, в котором они находились, было выращено вместе со всем кораблем. Стены его плавно изгибались, потолок поддерживали поперечные нервюры. Единственный вход в помещение перекрывала мощная дверь с небольшим глазком. Но самое необычное, однако, заключалось в том, что стены, пол и потолок каюты были сплошь покрыты резьбой. Одни изображения были побольше, другие поменьше, но суть их оставалась одинаковой: на людей со всех сторон смотрели физиономии отвратительных чудовищ.
   — Насчет именно этого помещения я точно не уверена, — сказала Меринда, — но вообще мы, кажется, находимся внутри эндорианского корабля. Родной мир эндорианцев находится далеко отсюда, но их корабли неплохо приспособлены ко всяческим изменениям квантовых зон. Для данной области это наилучший выбор.
   — Ну да, ну да. — Гриффитс по-прежнему не отрывал взгляда от резьбы. — Но к чему здесь все эти морды?
   — Каждое лицо олицетворяет определенный вид энергии, связанный с той или иной квантовой зоной, — пояснила Меринда. — Нужно только определить, какой тотем работает в той зоне, где сейчас находится корабль. Там, где зоны быстро меняются, это действует очень эффективно. То, что мы видим, это тотемы-хранители, и вид у них довольно суровый.
   — Суровый? — возмутился Гриффитс. — Да они просто отвратительны!
   — Да, пожалуй, — согласилась Меринда. Опустившись на корточки, она начала развязывать путы на руках Гриффитса. — Надеюсь, ты все же сумеешь отдать должное мастерству этих ремесленников. Они прекрасно выполнили свою работу.
   — Возможно, но мне вовсе не хочется на нее… Меринда! Кто-то идет!
   Меринда молча попятилась к двери. Гриффитс, путы которого были лишь ослаблены, но до конца не развязаны, мог лишь беспомощно взирать на происходящее.
   По другую сторону решетчатой двери что-то двигалось.
   За последнее время Гриффитс повидал немало, однако существа, которых он встречал в Галактике, по большей части хоть как-то походили на людей и в основном отличались дружелюбием. Здесь, в ядре, однако, царили другие законы. В его сознании сразу возникли чудовищные видения из детских кошмаров и персонажи фильмов ужасов. Это уже не выдумка, напомнил он себе. Здешние чудища совершенно реальны.
   Язычок замка повернулся, и дверь со страшным скрипом начала медленно открываться.
   Быстро протянув руку, Меринда схватила существо, которое находилось по ту сторону двери, и швырнула его о стену камеры — как раз туда, где в это время находился Гриффитс. Не успевший отскочить астронавт тяжело упал на спину.
   Придержав ногой дверь, Меринда огляделась в поисках того, что не дало бы ей закрыться. Этим предметом оказалась нога Гриффитса. Протащив его по полу, она закрыла телом Гриффитса дверной проем, после чего вернулась к тюремщику.
   Гриффитс попытался перевернуться на спину, чтобы увидеть ужасное чудище, которое Меринда затащила к ним в камеру, но в этот момент что-то схватило его, прижав руки к бокам. Покрытое спутанной шерстью крупное создание легко оторвало его от пола. Глаза Гриффитса широко раскрылись от страха. На мускулистом теле чудовища красовалась широкая кожаная сбруя, с которой свешивались многочисленные ножи. Гриффитс непроизвольно вздрогнул: от монстра исходило нестерпимое зловоние. Через мгновение лицо астронавта оказалось прямо перед его отвратительной физиономией. Это было широкое плоское рыло, по обеим сторонам пасти выступали искривленные клыки. Налитые кровью глаза смотрели на Гриффитса со злобой, густая черная грива почти скрывала небольшие кривые рога.
   — Не дергайся, салага! — низким басом прорычал монстр. — Кап'н велел, чтоб ты не надоедал леди своим присутствием, так что для тебя мы приготовили отдельный номер. Ну что, ты не будешь зря беспокоить старого Кхеогги?
   Онемевший Гриффитс энергично закивал, надеясь, что жуткое создание правильно поймет его намерения.

Глава двадцать восьмая. ПЕРСПЕКТИВЫ

   Кхеогги с омерзением взглянул в глазок камеры для арестованных. Люди всегда внушали ему отвращение, а этот человек, по каким-то неизвестным ему самому причинам, казался Кхеогги особенно отвратительным.
   — Мастер Кхеогги! — позвал его чей-то пронзительный голос. — Что за зрелище так приковало к себе ваше внимание?
   Огромный минотавр выпрямился настолько, насколько позволял низкий коридор. Увы, встать во весь рост ему так и не удалось, так что его кривые рога периодически царапали потолок, издавая неприятный скрежет.
   — Просто присматриваю за этим Гриффитсом-человеком, мастер Шиндак, как велел мне кап'н. Прихожу сюда каждые восемь склянок, сэр, хотя энто и не доставляет мне большого удовольствия.
   Кхеогги терпеливо ждал, когда первый помощник капитана подойдет поближе. Эльфы любят пустить пыль в глаза, подумал про себя минотавр. Больше похожий на человека, чем другие члены команды, Шиндак пользовался явной благосклонностью капитана, возможно, именно по расовым признакам. Конечно, на пиратских кораблях, как правило, не придавали особого значения, кто к какой расе принадлежит, но все же, подумал Кхеогги, надо быть реалистом. Люди всегда ставят своих выше других рас. Если у тебя нет хвоста и ты ходишь на двух ногах, твоя карьера, считай, обеспечена.
   Эльфы никогда не брезгуют подобными возможностями, напомнил себе Кхеогги, да, они никакими возможностями не брезгуют.
   То ли дело ОомРамн (как называл себя клан Кхеогги)! Его сородичи всегда отличались силой и доблестью, в них нет этого, присущего людям коварства. Всю их историю можно суммировать в одной фразе: “Если что-то двигается, убей его; если оно не двигается, бей его до тех пор, пока оно не начнет двигаться”. Это были гордые воины, завоеватели звезд, наводившие ужас на другие народы. По крайней мере, так говорят легенды. Их корабли принесли ОомРамн славу и могущество.
   Увы, с горечью подумал Кхеогги, все это было очень давно — до появления Ло-хана Угнетателя… Ло-хана Разрушителя. Прошло уже три тысячи лет, но его имя до сих пор с ненавистью произносят в уцелевших обиталищах ОомРамн. Ло-хан — убийца всего нечеловеческого.
   Сейчас империя ОомРамн представляла собой лишь жалкую тень прежнего величия — ничтожная горстка миров, притулившихся к Стене Вихря. Старые мастера продолжали на Арене шумные дебаты о судьбе ОомРамн, но это мало что меняло. Устав от разговоров, Кхеогги в поисках славы направился к звездам, и там, когда по чистой случайности его корабль был взят на абордаж Маррен-каном, неожиданно выяснил, что честь и слава, оказывается, могут приносить немалую выгоду. Как только ему предложили, он сразу подписал Корабельный Договор, приложив к книге свою намазанную чернилами левую лапу.
   — Вам чем-то неприятен ваш узник, мастер Кхеогги? — подплыв к нему вплотную, вежливо спросил эльф.
   — Не больше, чем другие люди, прошу прощения, сэр, — громовым голосом ответил Кхеогги. — А их я страсть как не люблю!
   — Продолжайте, Кхеогги! — властно сказал эльф. — Как я понимаю, не только ваш клан недоволен господством людей.
   — И не без причины, — ответил Кхеогги, вывернув свои черные губы. — Дай мне только волю, и я сырым съем самое сердце человечества, а опосля с удовольствием выпью его кровь. Вот как я поступлю за все то, что они с нами сделали!
   — Воистину, — промурлыкал Шиндак, — это смелые слова, которые, впрочем, и следовало ожидать от представителя расы воинов.
   Минотавр фыркнул. Его черные глаза сузились, голова затряслась от сдерживаемого гнева.
   — Да уж куда смелее, дружище! Энто человечество у меня уже вот где сидит! Вы-то, поди, уютно устроились возле капитана. Или вы думаете, что ваше с ним сходство не сыграло тута никакой роли?
   На лице Шиндака не дрогнул ни один мускул, но его лицо сразу приняло надменное и угрожающее выражение.
   — Мы, обитатели Цокон-нукораи, — спокойно сказал Шиндак, не отрывая от минотавра взгляда своих серебристых глаз, — живем довольно долго. В Коллективе наши воспоминания живут еще дольше. И мы — больше, чем ОомРамн, больше, чем цултаки, больше, чем экнарцы или урухи с Хишавея, или горомоки, — больше, чем все остальные собратья, понимаем весь ужас того, что с нами случилось! — Эльф слегка приподнял свое голубоватое лицо, его серебристые глаза смотрели куда-то вдаль. — Я вижу, как корабли Утраченной Империи продвигаются сквозь звезды и нечестивый Локан — тот самый Локан, как он называется на вашем грубом языке, — ведет их вперед. Каждую цивилизацию, с которой он сталкивается, Локан оценивает по своим, человеческим стандартам — как будто люди совершенны! Как будто другие формы не могут быть им равными или превосходить их! Руководствуясь этими своими предрассудками, он взял Меч Ночи и по своей воле радикально изменил квантовую погоду. Там, где обитатели планет были гуманоидами, Меч Ночи полностью превратил их в людей. Там, где местная раса совсем не походила на человеческую, воля Локана превратила их в лишенных разума зверей. Именно такова была судьба большей части вашей великой империи, Кхеогги. Та же участь, о которой говорилось выше, постигла мои собственные старые миры. Кхеогги удивленно заморгал. Об этом же говорили старые легенды ОомРамн — о Великом Коллапсе. Ло-хан Разрушитель силой своей магии превратил доблестных воинов в безмозглых зверей.
   — Он был настоящим чудовищем, этот Ло-хан!
   — Да, именно так, — терпеливо ответил Шиндак. — Но разве вы не видите, мой друг, что этим наши потери не ограничиваются? Погибла история целых миров — их культура, их песни, надежды и мечты. Обращенные Локаном расы забыли свой прежний облик и стали настоящими людьми. Это хуже смерти — они забыли, кто они есть на самом деле. Правду помнят только те из нас, кто избежал превращения. Только мы знаем имена наших угнетателей, которые отняли у нас любовь наших братьев. Мы не можем этого забыть. Мы этого никогда не забудем. Минотавр снова съежился.
   — Вы уж мене простите, мастер Шиндак, но вы, цокон-нукорайцы, чересчур много думаете.
   — В этом-то и заключается наше проклятие, — холодно ответил эльф, — но вы никогда не будете им отягощены. Если вы завершили то, что должны были здесь выполнить, я дам вам новое поручение.
   На миг задумавшись над словами эльфа, Кхеогги решил, что не стоит расшифровывать содержащийся в них скрытый смысл, и ухватился за последнюю часть фразы.
   — Капитан велел, чтобы я заглядывал к этому человеку каждые восемь склянок.
   — Я вижу, распоряжения капитана значат для вас очень много, — без всякого выражения произнес Шиндак.
   — Он ведь капитан! — просто ответил Кхеогги.
   — Да, конечно, — улыбнулся Шиндак. — Не хотите ли выпить со мной сартагонского грога? — после секундной паузы спросил он.
   — Сартагонского грога, сэр? — довольно улыбнулся зверь. — Почту за честь, мастер Шиндак!
   Повернувшись, эльф поплыл по коридору, направляясь к третьему, нижнему трюму.
   — Тогда следуйте за мной. Нам нужно кое-что обсудить.
   Открыв массивную дверь, Шиндак отплыл в сторону. Согнувшись в три погибели, Кхеогги протиснулся в отверстие и сразу же выпрямился в полный рост — удовольствие, которого лишали его коридоры.
   Сквозь решетку, отделявшую нижний трюм от двух остальных, проникали слабые лучи света. Этот трюм был самым маленьким из всех, достигая тем не менее почти семиметровой высоты. За шесть дней до встречи с Флинном пираты выгрузили свои последние приобретения в Гавани Умба, так что теперь трюмы корабля оставались пустыми.
   Пустой трюм наводит на мысли о переменах, подумал Кхеогги. Оглядев собравшихся, он еще больше в этом утвердился.
   Здесь были Лулм, Мельн и Огроб — гномы-горомоки, сидевшие возле дальней переборки, по своему обычаю скрестив ноги. Их вязаные шапочки давно уже выцвели, но семейные цвета еще можно было различить. С потолка свешивались семь хишавеев, ухватившись отростками за потолочные балки. Их тела состояли из трех комплектов трех радиальных придатков, прикрепленных к грудной клетке, над которой возвышалась голова с тремя гроздьями глаз. Шесть хишавеев окружали седьмого члена клана, размером побольше, которого все называли “королевой”, хотя этот титул для такого ничтожного сообщества явно был чересчур громким. В углу свернулись урухи — две женщины-змеи, которые, очевидно, вели какую-то оживленную дискуссию, вскидывая в воздух все свои двенадцать рук. Обычно женщины-змеи порабощали для своего сообщества холостого самца, но, к несчастью, за все годы странствий таковой им пока не встретился.
   Когда Шиндак вошел в помещение, все разговоры мгновенно стихли.
   — А где же грог, Шиндак? — мрачно взглянув на эльфа, спросил Кхеогги.
   — Сначала выслушайте меня, Кхеогги, — пробормотал Шиндак, — а потом можете забрать не только свою, но и мою долю.
   Кхеогги недоверчиво фыркнул, но эльф уже повернулся к собравшимся.
   — Мы долго ходили под флагом Маррен-кана, — без всякого предисловия начал Шиндак, не чувствуя никакой необходимости объяснять собранию свою позицию. Никто как будто и не собирался его ни о чем спрашивать. — Мы собрались вместе ради взаимной безопасности. Что еще мы могли делать, став звездными изгнанниками? Болота Уруха опустели…
   Женщины-змеи согласно зашипели.
   — … улья Хишавея уже давно заселяют отвратительные мутанты…
   Гигантские насекомые дружно застучали жвалами.
   — … а Пещеры Судьбы горомоков навсегда потеряны для их племени.
   Гномы скорбно опустили головы.
   — Даже великий мир ОомРамн-Ишка был трансформирован и стал неузнаваем для ОомРамн, которые, забыв своих богов, в великой печали устремились к звездам!
   Грива Кхеогги встала дыбом, плоское рыло гордо поднялось вверх. Он слишком хорошо знал Шиндака, чтобы не понимать, что ими манипулируют, но старые раны ныли слишком сильно.
   — И кто же тому виной? Человечество! Слово, которое изгнанники ненавидят сильнее всего! Люди, преступное высокомерие и подлое себялюбие которых побудили считать себя образцом совершенства! Люди — которые дали нам Локана Презренного, Локана Разрушителя, Локана Угнетателя. Их корабли пересекли звезды от окраин до ядра, и всюду, где они прошли, человек утвердил свою власть; тот, кто был почти человеком, навсегда изменился, а тот, кто не походил на человека, был уничтожен и развеян в звездную пыль. Величие моего народа величие всех наших народов — пало перед проклятым Мечом Ночи.
   Одетая в кожаную жилетку Элами — одна из забившихся в угол урухов, — сложив на груди руки, неожиданно подала голос:
   — А почему это должно нассс бесспокоить, Шшшин-дак? Какое нам дело до ссстарых битв, которые давно проиграны?
   Страстная речь Шиндака была безжалостно скомкана, но, когда он повернулся к женщине-змее, на его лице, как ни странно, красовалась широкая улыбка.
   — Да никакого, Элами! Кхеогги недоуменно заморгал.
   — Суть не в том, есть нам до этого дело или нет, — спокойно продолжал Шиндак. — Суть в том, есть ли до этого дело правительствам в изгнании, представляющим наши расы, а судя по вашей реакции, им очень даже есть до этого дело.
   Огроб склонил голову набок.
   — В чем тут хитрость, эльф? О чем ты толкуешь?
   — Я думаю, что наш капитан — наш человек-капитан — наткнулся на проход в Стене Вихря. Все присутствующие на свой лад засмеялись.
   — Ну, это чистая фантазия! — фыркнул Лулм, обращаясь к собратьям-гномам.
   — Мы должны помочь Шиндаку найти свой ум, которого он явно лишился, — весело прощелкала королева хишавеев. — Он, наверно, валяется где-нибудь неподалеку.
   — Он, верно, уже выпил тот сартагонский грог, которым заманил мене сюда, — присоединяясь ко всеобщему веселью, проревел Кхеогги.
   — Что ж, веселитесь, — холодно улыбнулся Шиндак. — Я знаю, о чем говорю.
   Толпа быстро замолкла.
   — Я видел карту, хотя и неполную, — тихо сказал Шиндак. — Мы идем в ядро, ребята. Мы идем туда, чтобы ограбить флот Локана.
   Некоторое время все молча переваривали эту информацию. Наконец Кхеогги подал голос:
   — И что ж будет, ежели мы найдем этот Потерянный Флот, Шиндак?
   — А если мы его найдем, друг Кхеогги, — ответил Шиндак, — то отыщем и одно из самых чудовищных устройств, когда-либо созданных проклятой расой людей. Скорее всего, мы отыщем Меч Ночи.
   Эльф помолчал, пристально вглядываясь в лица собравшихся.
   — Друзья, я не допускаю даже мысли, что мы вновь позволим человечеству заполучить в свои руки такую опасную вещь. Более того, все нечеловеческие правительства, что еще остаются на галактическом диске, заплатят любую цену, лишь бы Меч Ночи не попал снова в руки людей. Даже десятилетний запас ярдоу ничто по сравнению с таким выкупом!
   — В чем же тогда зззагвоззздка? — прошипела Элами.
   — Загвоздка в том, — сказал Шиндак, — что только люди могут нас туда привести. Карта эта неполная. Как я понял, только один из людей знает свой маршрут.
   — Ну и чего ж мы тогда должны делать? — лукаво спросил Кхеогги.
   — Сейчас вы должны отправиться со мной на камбуз за обещанным сартагонским грогом. А кроме того, все должны быть наготове и ждать моей команды. — Шиндак снова загадочно улыбнулся. — Когда Меч Ночи окажется на борту корабля, думаю, настанет время вновь обсудить вопрос о том, кто должен быть капитаном.

Глава двадцать девятая. ПИРАТ

   Корабль был отвратительно совершенен — или совершенно отвратителен, это уж зависит от точки зрения. За прошедшие годы пространственники, что хозяйничали на его палубах, значительно украсили, а заодно и исказили первоначальную эндорианскую конструкцию. Пространственники ядра славятся по всему галактическому диску своими энциклопедическими познаниями в различных областях магии. Каждый из них в отдельности, может, и не представляет собой ничего особенного, но, когда они собираются вместе, пространственники становятся страшной силой. При правильном подборе и организации в космосе может возникнуть ситуация, с которой не мог бы справиться хотя бы один из членов экипажа.
   Так произошло и с эндорианским кораблем. Первоначальные тотемы были разукрашены, к ним добавились новые, и все это было перегруппировано так, чтобы соответствовать условиям различных магических зон, с которыми пространственникам приходится сталкиваться во время их непредсказуемого плавания.
   Гриффитс, разумеется, ничего об этом не знал. Один вид напоминающего кишку коридора, из глубин корабля по спирали поднимающегося вверх, приводил его в содрогание. С закругленных стен на него молча взирали раскрытые в беззвучном крике перекошенные рты, скалились искаженные гневом черепа отвратительных созданий. Что же касается остальных изображений, то они казались ему чистейшим воплощением немыслимого ужаса. Тем не менее во всех этих рисунках было нечто такое, что снова и снова притягивало к ним взгляд.