Страница:
Действительно, при наблюдении муравейника или улья нас всегда поражают две вещи: во-первых, сумма разумности и расчёта, вложенных в первоначальную организацию, во-вторых, полное отсутствие разума в деятельности. Разум, вложенный в эту организацию, был очень узким и строго утилитарным; он всё рассчитывал в пределах данных условий и ничего не видел за их пределами. Однако и этот разум понадобился только для первоначального расчёта и оценки. Раз пущенный в ход, механизм уже не требовал никакого ума: автоматические привычки и обычаи автоматически усваивались и передавались следующим поколениям, что обеспечило их сохранность в неизменном виде. В улье или муравейнике 'разум' не просто бесполезен, но может даже оказаться вредным и опасным, ибо разумность не способна с одинаковой точностью передавать из поколения в поколение все законы, правила и методы работы. Разум может забыть, исказить, добавить что-то новое; разум может увести к 'мистике', к идее высшего разума, к идее эзотеризма. Поэтому стало необходимым изгнать разум из идеального социализма улья или муравейника как вредный для общества элемент, каковым он фактически и являлся.
Конечно, при этом могла возникнуть и борьба - период, когда предки муравьёв или пчёл, ещё не утратившие способности мышления, ясно увидели своё положение, осознали неизбежное начало вырождения и пытались бороться с ним, освободить индивида от его безусловного подчинения обществу. Но борьба оказалась безнадёжной - и не могла привести к победе. Железные законы муравейника и улья очень скоро справились с мятежными элементами, и через несколько поколений непокорные индивиды, вероятно, просто перестали рождаться. Как улей, так и муравейник постепенно превратились в идеальные коммунистические государства.
В своей книге 'Жизнь термитов' Морис Метерлинк собрал много интересного материала о жизни этих насекомых, ещё более удивительных, чем муравьи и пчёлы.
При первых же попытках изучить жизнь термитов Метерлинк испытал то же самое странное эмоциональное ощущение, о котором я говорил выше:
'...Это делает их почти нашими братьями и, по мнению некоторых, заставляет этих несчастных насекомых - в большей степени, чем пчёл и других живых существ на земле - быть провозвестниками, а возможно, и предтечами нашей собственной судьбы'.
Далее Метерлинк останавливается на древности термитов, которые гораздо древнее человека, на их огромной численности и разнообразии видов. После чего Метерлинк переходит к тому, что он называет 'цивилизацией термитов':
'Их древнейшая цивилизация является наиболее любопытной, наиболее полной, наиболее разумной и, в некоторой степени, наиболее логичной и соответствующей трудностям существования из всех цивилизаций, которые появились на земном шаре перед нашей собственной. Согласно некоторым точкам зрения, эта цивилизация, хотя она свирепа, сурова и часто кажется отталкивающей, превосходит цивиоизации пчёл, муравьёв и даже самого человека.
В термитнике боги коммунизма стали ненасытными Молохами: чем больше им отдают, тем большего они требуют - и упорствуют в своих требованиях до тех пор, пока индивид не будет уничтожен, а его нищета не станет абсолютной. Эта ужасная тирания не имеет подобия среди людей, ибо если у нас благами цивилизации пользуются хотя бы немногие, в термитнике ими не пользуется никто.
Дисциплина, более суровая, чем у кармелитов или траппистов, и добровольное подчинение законам или правилам, пришедшим Бог знает откуда, не имеют себе равных ни в одном человеческом сообществе. Неизбежность нового вида, пожалуй, самая жестокая из всех, социальная неизбежность, к которой движемся и мы сами, добавлена к тем формам неизбежности, с которыми мы уже встречались и о которых достаточно думали. Здесь нет отдыха, кроме последнего для всех сна; здесь недопустима болезнь, а слабость несёт за собой смертный приговор. Коммунизм доведён до границ каннибализма и копрографии.
Вынужденные лишения и несчастья многих никому не приносят пользы или счастья, - и всё это для того, чтобы всеобщее отчаяние продолжалось, возобновлялось и возрастало до тех пор, пока существует мир. Эти города насекомых, появившиеся на свет ещё до нас, могли бы послужить карикатурой на нас самих, пародией на тот земной рай, к которому стремится большинство цивилизованных народов.'
Метерлинк показывает, какими жертвами куплен этот идеальный режим:
'Прежде у термитов были крылья; теперь их нет. У них были глаза, которыми пришлось пожертвовать. У них был пол, но и его пришлось принести в жертву.'
Метерлинк упускает одну вещь: прежде чем принести в жертву крылья, зрение и пол, термитам пришлось отказаться от разума.
И, несмотря на всё это, процесс, через который прошли термиты, Метерлинк назвал эволюцией. Это произошло потому, что, как я уже говорил, в современной мысли любое изменение формы, происходящее в течение длительного времени, называется эволюцией. Сила принудительного стереотипа псевдонаучного мышления воистину поразительна. В средние века философия и наука должны были согласовать свои теории с догмами церкви, в наше время роль этих догм играет 'эволюция'. Совершенно ясно, что в таких условиях мысль не может развиваться свободно.
Идея эзотеризма имеет особо важное значение именно на нынешней стадии развития мышления, ибо она делает совершенно ненужной идею эволюции в обычном смысле слова. Ранее было сказано, что в эзотерическом смысле слово 'эволюция' может означать: преображение индивидов. И в этом смысле эволюцию невозможно смешать с вырождением, как это постоянно делает 'научная мысль', которая даже собственную дегенерацию принимает за эволюцию.
Единственный выход из всех тупиков, созданных 'материалистической' и метафизической мыслью, состоит в психологическом методе; а этот метод - ни что иное, как переоценка всех ценностей с точки зрения их собственного психологического смысла, независимо от внешних или сопутствующих фактов, на основе которых о них обычно судят. Факты могут лгать. Психологический же смысл вещи лгать не умеет. Конечно, его тоже можно неправильно понять, но против этого мы будем бороться, изучая и наблюдая ум, т.е. наш собственный аппарат познания. Обычно к уму относятся слишком просто, не принимая во внимание, что пределы полезного действия ума, во-первых, очень хорошо известны, во-вторых, весьма ограничены. Психологический метод принимает во внимание эти ограничения так же, как при обычных обстоятельствах мы принимаем во внимание ограничения, свойственные машинам и инструментам, которыми нам приходиться работать. Если мы рассматриваем что-то в микроскоп, мы принимаем во внимание его разрешающую силу; если производим какую-то работу особым инструментом, принимаем во внимание его свойства и качества - вес, чувствительность и т.п. Психологический метод имеет те же цели по отношению к нашему уму, т.е. намерен постоянно удерживать наш ум в поле своего зрения и рассматривать все выводы и открытия в отношении к состоянию или роду ума. С этой точки зрения, нет оснований полагать, что наш ум как познавательный инструмент является единственно возможным, и лучшим из существующих инструментов. Равным образом, нет оснований полагать, что все открытые и установленные истины навсегда останутся истинами. Напротив, с точки зрения психологического метода, не приходится сомневаться в том, что мы откроем множество новых истин, в том числе совершенно непостижимых для нас, о существовании которых мы и не подозревали, даже таких, которые фундаментально противоречат до сих пор признаваемым истинам. Конечно, для догматизма нет ничего более пугающего и недопустимого. Психологический метод разрушает все старые и новые предрассудки и суеверия; он не позволяет мысли останавливаться и довольствоваться достигнутыми результатами, какими бы искушающими и приятными они ни казались, какими бы симметричными и гладкими ни были сделанные из них выводы. Психологический метод даёт возможность пересмотреть многие принципы, которые считались окончательными и твёрдо установленными, и находит в них совершенно новый и неожиданный смысл. Психологический метод во многих случаях позволяет не обращать внимания на факты или на то, что считается фактами, и видеть то, что стоит за фактами. Хотя он - не более, чем метод, тем не менее, он ведёт нас в совершенно определённым направлении, а именно: к эзотерическому методу, который фактически и есть расширенный психологический метод, - но расширенный в том смысле, в каком мы не можем расширить его собственными усилиями.
1912-1929 гг.
ГЛАВА 2. ЧЕТВЁРТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ.
Идея скрытого знания. - Проблема невидимого мира и проблема смерти. Невидимый мир в религии, философии, науке. - Проблема смерти и её различные объяснения. - Идея четвёртого измерения. - Различные подходы к ней. - Наше положение по отношению к 'области четвёртого измерения'. - Методы изучения четвёртого измерения. - Идеи Хинтона. - Геометрия и четвёртое измерение. Статья Морозова. - Воображаемый мир двух измерений. - Мир вечного чуда. Явления жизни. - Наука и явления неизмеримого. - Жизнь и мысль. - Восприятие плоских существ. - Различные стадии понимания мира плоского существа. Гипотеза третьего измерения. - Наше отношение к 'невидимому'. - Мир неизмеримого вокруг нас. - Нереальность трёхмерных тел. - Наше собственное четвёртое измерение. - Несовершенство нашего восприятия. - Свойства восприятия в четвёртом измерении. - Необъяснимые явления нашего мира. - Психический мир и попытки его объяснения. - Мысль и четвёртое измерение. - Расширение и сокращение тел. - Рост. - Явления симметрии. - Чертежи четвёртого измерения в природе. - Движение от центра по радиусам. - Законы симметрии. - Состояния материи. - Взаимоотношение времени и пространства в материи. - Теория динамических агентов. - Динамический характер вселенной. - Четвёртое измерение внутри нас. - 'Астральная сфера' - Гипотеза о тонких состояниях материи. Превращение металлов. - Алхимия. - Магия. - Материализация и дематериализация. - Преобладание теорий и отсутствие фактов в астральных гипотезах. Необходимость нового понимания 'пространства' и 'времени'.
Идея существования скрытого знания, превосходящего знание, которое человек может достичь собственными усилиями, растёт и укрепляется в умах людей при понимании ими неразрешимости многих стоящих перед ними вопросов и проблем.
Человек может обманывать себя, может думать, что его знания растут и увеличиваются, что он знает и понимает больше, нежели знал и понимал прежде; однако иногда он становится искренним с самим собой и видит, что по отношению к основным проблемам существования он так же беспомощен, как дикарь или ребёнок, хотя и изобрёл множество умных машин и инструментов, усложнивших его жизнь, но не сделавших её понятнее.
Говоря с самим собой ещё откровеннее, человек, возможно, признаёт, что все его научные и философские системы и теории сходны с этими машинами и инструментами, потому что они только усложняют проблемы, ничего не объясняя.
Среди окружающих человека неразрешимых проблем две занимают особое положение - проблема невидимого мира и проблема смерти.
Во всей истории человеческой мысли, во всех без исключения формах, которые когда-либо принимала мысль, люди подразделяли мир на видимый и невидимый; они всегда понимали, что видимый мир, доступный непосредственному наблюдению и изучению, представляет собой нечто весьма малое, быть может, даже несуществующее по сравнению с огромным невидимым миром.
Такое утверждение, т.е. деление мира на видимый и невидимый, имелось всегда и везде; сначала оно может показаться странным; однако в действительности все общие схемы мира, от примитивных до самых тонких и тщательно разработанных, делят мир на видимый и невидимый - и не могут от этого освободиться. Деление мира на видимый и невидимый является основой человеческого мышления о мире, какие бы имена и определения он такому делению не давал.
Этот факт становится очевидным, если мы попытаемся перечислить разные системы мышления о мире.
Прежде всего, разделим эти системы на три категории: религиозные, философские, научные.
Все без исключения религиозные системы, от таких богословски разработанных до мельчайших деталей, как христианство, буддизм, иудаизм, до совершенно выродившихся религий 'дикарей', которые кажутся современному знанию 'примитивными', - все они неизменно делят мир на видимый и невидимый. В христианстве: Бог, ангелы, дьяволы, демоны, души живых и мёртвых, небеса и ад. В язычестве: божества, олицетворяющие силы природы, - гром, солнце, огонь, духи гор, лесов, озёр, духи вод, духи домов - всё это принадлежит невидимому миру.
В философии признаётся мир явлений и мир причин, мир вещей и мир идей, мир феноменов и мир ноуменов. В индийской философии (особенно в некоторых её школах) видимый, или феноменальный, мир, майя, иллюзия, которая означает ложное понятие о невидимом мире, вообще считается несуществующим.
В науке невидимый мир - это мир очень малых величин, а также, как это ни странно, мир очень больших величин. Видимость мира определяется его масштабом. Невидимы мир представляет собой, с одной стороны, мир микроорганизмов, клеток, микроскопический и ультрамикроскопический мир; далее за ним следует мир молекул, атомов, электронов, 'колебаний'; с другой же стороны, - это мир невидимых звёзд, далёких солнечных систем, неизвестных вселенных. Микроскоп расширяет границы нашего зрения в одном направлении, телескоп - в другом, но оба весьма незначительны по сравнению с тем, что остаётся невидимым. Физика и химия дают нам возможность исследовать явления в таких малых частицах и в таких отдалённых мирах, которые никогда не будут доступны нашему зрению. Но это лишь укрепляет идею о существовании огромного невидимого мира вокруг небольшого видимого.
Математика идёт ещё дальше. Как уже было указано, она исчисляет такие соотношения между величинами и такие соотношения между этими соотношениями, которые не имеют аналогий в окружающем нас видимом мире. И мы вынуждены признать, что невидимый мир отличается от видимого не только размерами, но и какими-то иными качествами, которые мы не в состоянии ни определить, ни понять и которые показывают нам, что законы, обнаруживаемые в физическом мире, не могут относиться к миру невидимому.
Таким образом, невидимые миры религиозных, философских и научных систем в конце концов теснее связаны друг с другом, чем это кажется на первый взгляд. И такие невидимые миры различных категорий обладают одинаковыми свойствами, общими для всех. Свойства эти таковы. Во-первых, они непостижимы для нас, т.е. непонятны с обычной точки зрения или для обычных средств познания; во-вторых, они содержат в себе причины явлений видимого мира.
Идея причин всегда связана с невидимым миром. В невидимом мире религиозных систем невидимые силы управляют людьми и видимыми явлениями. В невидимом мире науки причины видимых явлений проистекают из невидимого мира малых величин и 'колебаний'. В философских системах феномен есть лишь наше понятие о ноумене, т.е. иллюзия, истинная причина которой остаётся для нас скрытой и недоступной.
Таким образом, на всех уровнях своего развития человек понимал, что причины видимых и доступных наблюдению явлений находятся за пределами сферы его наблюдений. Он обнаружил, что среди доступных наблюдению явлений некоторые факты можно рассматривать как причины других фактов; но эти выводы были недостаточны для понимания всего, что случается с ним и вокруг него. Чтобы объяснить причины, необходим невидимый мир, состоящий из 'духов', 'идей' или 'колебаний'.
Другой проблемой, привлекавшей внимание людей своей неразрешимостью, проблемой, которая самой формой своего приблизительного решения предопределяла направление и развитие человеческой мысли, была проблема смерти, т.е. объяснения смерти, идея будущей жизни, бессмертной души - или отсутствия души и т.д.
Человек никогда не мог убедить себя в идее смерти как исчезновения слишком многое ей противоречило. В нём самом оставалось чересчур много следов умерших: их лица, слова, жесты, мнения, обещания, угрозы, пробуждаемые ими чувства, страх, зависть, желания. Всё это продолжало в нём жить, и факт их смерти всё более и более забывался. Человек видел во сне умершего друга или врага; и они казались ему совершенно такими же, какими были раньше. Очевидно, они где-то жили и могли приходить откуда-то по ночам.
Так что верить в смерть было очень трудно, и человек всегда нуждался в теориях для объяснения посмертного существования.
С другой стороны, до человека иногда долетало эхо эзотерических учений о жизни и смерти. Он мог слышать, что видимая, земная, доступная наблюдению жизнь человека - лишь небольшая часть принадлежащей ему жизни. И конечно, человек понимал отрывки эзотерического учения, достигавшие его, по-своему, изменял их по своему вкусу, приспосабливал к своему уровню и пониманию, строил из них теории будущего существования, сходного с земным.
Большая часть религиозных учений о будущей жизни связывают её с наградой или наказанием - иногда в неприкрытой, а иногда в завуалированной форме. Небо и ад, переселение душ, перевоплощения, колесо жизней - все эти теории содержат идею награды или воздаяния.
Но религиозные теории зачастую не удовлетворяют человека, и тогда в добавление к признанным, ортодоксальным идеям о жизни после смерти возникают другие, как бы не узаконенные идеи о загробном мире, о мире духов, которые предоставляют воображению куда большую свободу.
Ни одно религиозное учение, ни одна религиозная система сама по себе не в состоянии удовлетворить людей. Всегда существует какая-то другая, более древняя система народных верований, которая скрывается за ней или таится в её глубине. За внешним христианством, за внешним буддизмом стоят древние языческие верования. В христианстве - это пережитки языческих представлений и обычаев, в буддизме - 'культ дьявола'. Иногда они оставляют глубокий след на внешних формах религии. Например, в современных протестантских странах, где следы древнего язычества совершенно угасли, под внешней маской рационального христианства возникли системы почти первобытных представлений о загробном мире, такие как спиритизм и родственные ему учения.
Все теории загробного существования связаны с теориями невидимого мира; первые обязательно основаны на последних.
Всё это относится к религии и псевдо-религии, философских теорий загробного существования нет. И все теории о жизни после смерти можно назвать религиозными или, правильнее, псевдо-религиозными.
Кроме того, трудно считать философию чем-то цельным - настолько различны и противоречивы отдельные философские системы. Можно ещё до некоторой степени принять за стандарт философского мышления точку зрения, которая утверждает нереальность феноменального мира и человеческого существования в мире вещей и событий, нереальность отдельного существования человека и непостижимость для нас форм истинного существования, хотя и эта точка зрения базируется на самых разных основаниях, как материалистических, так и идеалистических. В обоих случаях вопрос о жизни и смерти приобретает новый характер, его невозможно свести к наивным категориям обыденного мышления. Для этой точки зрения не существует особого различия между жизнью и смертью, потому что, строго говоря, она не считает доказанным отдельное существование, обособленные жизни.
Нет и не может быть научных теорий существования после смерти, ибо нет фактов, подтверждающих реальность такого существования, тогда как наука успешно или безуспешно - желает иметь дело исключительно с фактами. В факте смерти важнейшим пунктом для науки является перемена в состоянии организма, прекращение жизненных функций и разложение тела, которые следуют за смертью. Наука не признаёт за человеком никакой психической жизни, независимой от жизненных функций, и с научной точки зрения все теории жизни после смерти есть чистый вымысел.
Современные попытки 'научного' исследования спиритических и сходных явлений ни к чему не приводят и не могут привести, ибо здесь налицо ошибка в самой постановке проблемы.
Несмотря на различие между разнообразными теориями будущей жизни, все они имеют одну общую черту. Они или изображают загробную жизнь наподобие земной, или совершенно её отрицают. Они не пытаются понять жизнь после смерти в новых формах или новых категориях. Именно это делает неудовлетворительными обычные теории жизни после смерти. Философская и строго научная мысль требуют пересмотра этой проблемы с совершенно новой точки зрения. Некоторые намёки, дошедшие до нас от эзотерических учений, указывают на то же самое.
Становится очевидным, что к проблеме смерти и жизни после смерти необходимо подойти под совершенно новым углом. Точно также и вопрос о невидимом мире требует нового подхода. Всё, что мы знаем, всё, что до сих пор думали, демонстрирует нам реальность и жизненную важность этих проблем. До тех пор, пока так или иначе не дан ответ на вопросы о невидимом мире и о жизни после смерти, человек не может думать о чём-то ином, не создавая при этом целой серии противоречий. Человек должен построить для себя какого-то рода объяснение, правильное или ложное. Он должен основать своё решение проблемы смерти или на науке, или на религии, или на философии.
Но для мыслящего человека одинаково наивными представляются и 'научное' отрицание возможности жизни после смерти, и псевдо-религиозное её допущение (ибо мы не знаем ничего, кроме псевдо-религий), равно как и всевозможные спиритические, теософские и тому подобные теории.
Не могут удовлетворить человека и отвлечённые философские воззрения. Эти воззрения слишком далеки от жизни, от непосредственных, подлинных ощущений. Жить ими невозможно. По отношению к явлениям жизни и их возможным причинам, которые нам неизвестны, философия похожа на астрономию по отношению к далёким звёздам. Астрономия вычисляет движения звёзд, расположенных на огромных расстояниях от нас. Но для неё все небесные тела одинаковы - они не более, чем движущиеся точки.
Итак, философия слишком далека от конкретных проблем, таких как проблема будущей жизни; наука не знает загробного мира; псевдо-религия создаёт его по образу земного мира.
Беспомощность человека перед лицом проблем невидимого мира и смерти становится особенно очевидной, когда мы начинаем понимать, что мир гораздо больше и сложнее, чем мы до сих пор думали; и то, что, как нам казалось, мы знаем, занимает самое незначительное место среди того, чего мы не знаем.
Основы нашего понятия о мире необходимо расширить. Мы уже чувствуем и сознаём, что нельзя больше доверять глазам, которыми мы видим, и рукам, которыми мы что-то ощупываем. Реальный мир ускользает от нас во время таких попыток удостовериться в его существовании. Необходимы более тонкие методы, более действенные средства.
Идея 'четвёртого измерения', идея 'многомерного пространства' указывает путь, по которому можно прийти к расширению нашего понятия о мире.
Выражение 'четвёртое измерение' часто встречается в разговорах и в литературе, но очень редко кто понимает и может определить, что под этим выражением подразумевается. Обыкновенно 'четвёртое измерение' используют как синоним таинственного, чудесного, 'сверхъестественного', непонятного, непостижимого, как общее определение явлений 'сверхфизического' или 'сверхчувственного' мира.
'Спириты' и 'оккультисты' разных направлений часто употребляют это выражение в своей литературе, относя все явления 'высших плоскостей', 'астральной сферы', 'потустороннего мира' к области четвёртого измерения. Что это значит, они не объясняют; а из того, что они говорят, проясняется только одно свойство 'четвёртого измерения' - его непостижимость.
Связь идеи четвёртого измерения с существующими теориями невидимого или потустороннего мира, конечно, совершенно фантастична, ибо, как уже говорилось, все религиозные, спиритуалистические, теософские и иные теории невидимого мира в первую очередь наделяют его точным сходством с видимым, т.е. 'трёхмерным' миром.
Вот почему математика вполне справедливо отказывается от распространённого взгляда на четвёртое измерение как на что-то присущее 'потустороннему миру'.
Сама идея четвёртого измерения возникла, вероятно, в тесной связи с математикой или, точнее, в тесной связи с измерением мира. Она, несомненно, родилась из предположения, что кроме трёх известных нам измерений пространства: длины, ширины и высоты, может существовать ещё четвёртое измерение, недоступное нашему восприятию.
Логически предположение о существовании четвёртого измерения может исходить из наблюдения в окружающем нас мире таких вещей и явлений, для которых измерения длины, ширины и высоты оказываются недостаточными, или которые вообще ускользают от измерений, ибо есть вещи и явления, существование которых не вызывает сомнений, но которые невозможно выразить в терминах каких-либо измерений. Таковы, например, различные проявления жизненных и психических процессов; таковы все идеи, все образы и воспоминания; таковы сновидения. Рассматривая их как реально, объективно существующие, мы можем допустить, что они имеют какое-то ещё измерение, кроме тех, которые нам доступны, какую-то неизмеримую для нас протяжённость.
Конечно, при этом могла возникнуть и борьба - период, когда предки муравьёв или пчёл, ещё не утратившие способности мышления, ясно увидели своё положение, осознали неизбежное начало вырождения и пытались бороться с ним, освободить индивида от его безусловного подчинения обществу. Но борьба оказалась безнадёжной - и не могла привести к победе. Железные законы муравейника и улья очень скоро справились с мятежными элементами, и через несколько поколений непокорные индивиды, вероятно, просто перестали рождаться. Как улей, так и муравейник постепенно превратились в идеальные коммунистические государства.
В своей книге 'Жизнь термитов' Морис Метерлинк собрал много интересного материала о жизни этих насекомых, ещё более удивительных, чем муравьи и пчёлы.
При первых же попытках изучить жизнь термитов Метерлинк испытал то же самое странное эмоциональное ощущение, о котором я говорил выше:
'...Это делает их почти нашими братьями и, по мнению некоторых, заставляет этих несчастных насекомых - в большей степени, чем пчёл и других живых существ на земле - быть провозвестниками, а возможно, и предтечами нашей собственной судьбы'.
Далее Метерлинк останавливается на древности термитов, которые гораздо древнее человека, на их огромной численности и разнообразии видов. После чего Метерлинк переходит к тому, что он называет 'цивилизацией термитов':
'Их древнейшая цивилизация является наиболее любопытной, наиболее полной, наиболее разумной и, в некоторой степени, наиболее логичной и соответствующей трудностям существования из всех цивилизаций, которые появились на земном шаре перед нашей собственной. Согласно некоторым точкам зрения, эта цивилизация, хотя она свирепа, сурова и часто кажется отталкивающей, превосходит цивиоизации пчёл, муравьёв и даже самого человека.
В термитнике боги коммунизма стали ненасытными Молохами: чем больше им отдают, тем большего они требуют - и упорствуют в своих требованиях до тех пор, пока индивид не будет уничтожен, а его нищета не станет абсолютной. Эта ужасная тирания не имеет подобия среди людей, ибо если у нас благами цивилизации пользуются хотя бы немногие, в термитнике ими не пользуется никто.
Дисциплина, более суровая, чем у кармелитов или траппистов, и добровольное подчинение законам или правилам, пришедшим Бог знает откуда, не имеют себе равных ни в одном человеческом сообществе. Неизбежность нового вида, пожалуй, самая жестокая из всех, социальная неизбежность, к которой движемся и мы сами, добавлена к тем формам неизбежности, с которыми мы уже встречались и о которых достаточно думали. Здесь нет отдыха, кроме последнего для всех сна; здесь недопустима болезнь, а слабость несёт за собой смертный приговор. Коммунизм доведён до границ каннибализма и копрографии.
Вынужденные лишения и несчастья многих никому не приносят пользы или счастья, - и всё это для того, чтобы всеобщее отчаяние продолжалось, возобновлялось и возрастало до тех пор, пока существует мир. Эти города насекомых, появившиеся на свет ещё до нас, могли бы послужить карикатурой на нас самих, пародией на тот земной рай, к которому стремится большинство цивилизованных народов.'
Метерлинк показывает, какими жертвами куплен этот идеальный режим:
'Прежде у термитов были крылья; теперь их нет. У них были глаза, которыми пришлось пожертвовать. У них был пол, но и его пришлось принести в жертву.'
Метерлинк упускает одну вещь: прежде чем принести в жертву крылья, зрение и пол, термитам пришлось отказаться от разума.
И, несмотря на всё это, процесс, через который прошли термиты, Метерлинк назвал эволюцией. Это произошло потому, что, как я уже говорил, в современной мысли любое изменение формы, происходящее в течение длительного времени, называется эволюцией. Сила принудительного стереотипа псевдонаучного мышления воистину поразительна. В средние века философия и наука должны были согласовать свои теории с догмами церкви, в наше время роль этих догм играет 'эволюция'. Совершенно ясно, что в таких условиях мысль не может развиваться свободно.
Идея эзотеризма имеет особо важное значение именно на нынешней стадии развития мышления, ибо она делает совершенно ненужной идею эволюции в обычном смысле слова. Ранее было сказано, что в эзотерическом смысле слово 'эволюция' может означать: преображение индивидов. И в этом смысле эволюцию невозможно смешать с вырождением, как это постоянно делает 'научная мысль', которая даже собственную дегенерацию принимает за эволюцию.
Единственный выход из всех тупиков, созданных 'материалистической' и метафизической мыслью, состоит в психологическом методе; а этот метод - ни что иное, как переоценка всех ценностей с точки зрения их собственного психологического смысла, независимо от внешних или сопутствующих фактов, на основе которых о них обычно судят. Факты могут лгать. Психологический же смысл вещи лгать не умеет. Конечно, его тоже можно неправильно понять, но против этого мы будем бороться, изучая и наблюдая ум, т.е. наш собственный аппарат познания. Обычно к уму относятся слишком просто, не принимая во внимание, что пределы полезного действия ума, во-первых, очень хорошо известны, во-вторых, весьма ограничены. Психологический метод принимает во внимание эти ограничения так же, как при обычных обстоятельствах мы принимаем во внимание ограничения, свойственные машинам и инструментам, которыми нам приходиться работать. Если мы рассматриваем что-то в микроскоп, мы принимаем во внимание его разрешающую силу; если производим какую-то работу особым инструментом, принимаем во внимание его свойства и качества - вес, чувствительность и т.п. Психологический метод имеет те же цели по отношению к нашему уму, т.е. намерен постоянно удерживать наш ум в поле своего зрения и рассматривать все выводы и открытия в отношении к состоянию или роду ума. С этой точки зрения, нет оснований полагать, что наш ум как познавательный инструмент является единственно возможным, и лучшим из существующих инструментов. Равным образом, нет оснований полагать, что все открытые и установленные истины навсегда останутся истинами. Напротив, с точки зрения психологического метода, не приходится сомневаться в том, что мы откроем множество новых истин, в том числе совершенно непостижимых для нас, о существовании которых мы и не подозревали, даже таких, которые фундаментально противоречат до сих пор признаваемым истинам. Конечно, для догматизма нет ничего более пугающего и недопустимого. Психологический метод разрушает все старые и новые предрассудки и суеверия; он не позволяет мысли останавливаться и довольствоваться достигнутыми результатами, какими бы искушающими и приятными они ни казались, какими бы симметричными и гладкими ни были сделанные из них выводы. Психологический метод даёт возможность пересмотреть многие принципы, которые считались окончательными и твёрдо установленными, и находит в них совершенно новый и неожиданный смысл. Психологический метод во многих случаях позволяет не обращать внимания на факты или на то, что считается фактами, и видеть то, что стоит за фактами. Хотя он - не более, чем метод, тем не менее, он ведёт нас в совершенно определённым направлении, а именно: к эзотерическому методу, который фактически и есть расширенный психологический метод, - но расширенный в том смысле, в каком мы не можем расширить его собственными усилиями.
1912-1929 гг.
ГЛАВА 2. ЧЕТВЁРТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ.
Идея скрытого знания. - Проблема невидимого мира и проблема смерти. Невидимый мир в религии, философии, науке. - Проблема смерти и её различные объяснения. - Идея четвёртого измерения. - Различные подходы к ней. - Наше положение по отношению к 'области четвёртого измерения'. - Методы изучения четвёртого измерения. - Идеи Хинтона. - Геометрия и четвёртое измерение. Статья Морозова. - Воображаемый мир двух измерений. - Мир вечного чуда. Явления жизни. - Наука и явления неизмеримого. - Жизнь и мысль. - Восприятие плоских существ. - Различные стадии понимания мира плоского существа. Гипотеза третьего измерения. - Наше отношение к 'невидимому'. - Мир неизмеримого вокруг нас. - Нереальность трёхмерных тел. - Наше собственное четвёртое измерение. - Несовершенство нашего восприятия. - Свойства восприятия в четвёртом измерении. - Необъяснимые явления нашего мира. - Психический мир и попытки его объяснения. - Мысль и четвёртое измерение. - Расширение и сокращение тел. - Рост. - Явления симметрии. - Чертежи четвёртого измерения в природе. - Движение от центра по радиусам. - Законы симметрии. - Состояния материи. - Взаимоотношение времени и пространства в материи. - Теория динамических агентов. - Динамический характер вселенной. - Четвёртое измерение внутри нас. - 'Астральная сфера' - Гипотеза о тонких состояниях материи. Превращение металлов. - Алхимия. - Магия. - Материализация и дематериализация. - Преобладание теорий и отсутствие фактов в астральных гипотезах. Необходимость нового понимания 'пространства' и 'времени'.
Идея существования скрытого знания, превосходящего знание, которое человек может достичь собственными усилиями, растёт и укрепляется в умах людей при понимании ими неразрешимости многих стоящих перед ними вопросов и проблем.
Человек может обманывать себя, может думать, что его знания растут и увеличиваются, что он знает и понимает больше, нежели знал и понимал прежде; однако иногда он становится искренним с самим собой и видит, что по отношению к основным проблемам существования он так же беспомощен, как дикарь или ребёнок, хотя и изобрёл множество умных машин и инструментов, усложнивших его жизнь, но не сделавших её понятнее.
Говоря с самим собой ещё откровеннее, человек, возможно, признаёт, что все его научные и философские системы и теории сходны с этими машинами и инструментами, потому что они только усложняют проблемы, ничего не объясняя.
Среди окружающих человека неразрешимых проблем две занимают особое положение - проблема невидимого мира и проблема смерти.
Во всей истории человеческой мысли, во всех без исключения формах, которые когда-либо принимала мысль, люди подразделяли мир на видимый и невидимый; они всегда понимали, что видимый мир, доступный непосредственному наблюдению и изучению, представляет собой нечто весьма малое, быть может, даже несуществующее по сравнению с огромным невидимым миром.
Такое утверждение, т.е. деление мира на видимый и невидимый, имелось всегда и везде; сначала оно может показаться странным; однако в действительности все общие схемы мира, от примитивных до самых тонких и тщательно разработанных, делят мир на видимый и невидимый - и не могут от этого освободиться. Деление мира на видимый и невидимый является основой человеческого мышления о мире, какие бы имена и определения он такому делению не давал.
Этот факт становится очевидным, если мы попытаемся перечислить разные системы мышления о мире.
Прежде всего, разделим эти системы на три категории: религиозные, философские, научные.
Все без исключения религиозные системы, от таких богословски разработанных до мельчайших деталей, как христианство, буддизм, иудаизм, до совершенно выродившихся религий 'дикарей', которые кажутся современному знанию 'примитивными', - все они неизменно делят мир на видимый и невидимый. В христианстве: Бог, ангелы, дьяволы, демоны, души живых и мёртвых, небеса и ад. В язычестве: божества, олицетворяющие силы природы, - гром, солнце, огонь, духи гор, лесов, озёр, духи вод, духи домов - всё это принадлежит невидимому миру.
В философии признаётся мир явлений и мир причин, мир вещей и мир идей, мир феноменов и мир ноуменов. В индийской философии (особенно в некоторых её школах) видимый, или феноменальный, мир, майя, иллюзия, которая означает ложное понятие о невидимом мире, вообще считается несуществующим.
В науке невидимый мир - это мир очень малых величин, а также, как это ни странно, мир очень больших величин. Видимость мира определяется его масштабом. Невидимы мир представляет собой, с одной стороны, мир микроорганизмов, клеток, микроскопический и ультрамикроскопический мир; далее за ним следует мир молекул, атомов, электронов, 'колебаний'; с другой же стороны, - это мир невидимых звёзд, далёких солнечных систем, неизвестных вселенных. Микроскоп расширяет границы нашего зрения в одном направлении, телескоп - в другом, но оба весьма незначительны по сравнению с тем, что остаётся невидимым. Физика и химия дают нам возможность исследовать явления в таких малых частицах и в таких отдалённых мирах, которые никогда не будут доступны нашему зрению. Но это лишь укрепляет идею о существовании огромного невидимого мира вокруг небольшого видимого.
Математика идёт ещё дальше. Как уже было указано, она исчисляет такие соотношения между величинами и такие соотношения между этими соотношениями, которые не имеют аналогий в окружающем нас видимом мире. И мы вынуждены признать, что невидимый мир отличается от видимого не только размерами, но и какими-то иными качествами, которые мы не в состоянии ни определить, ни понять и которые показывают нам, что законы, обнаруживаемые в физическом мире, не могут относиться к миру невидимому.
Таким образом, невидимые миры религиозных, философских и научных систем в конце концов теснее связаны друг с другом, чем это кажется на первый взгляд. И такие невидимые миры различных категорий обладают одинаковыми свойствами, общими для всех. Свойства эти таковы. Во-первых, они непостижимы для нас, т.е. непонятны с обычной точки зрения или для обычных средств познания; во-вторых, они содержат в себе причины явлений видимого мира.
Идея причин всегда связана с невидимым миром. В невидимом мире религиозных систем невидимые силы управляют людьми и видимыми явлениями. В невидимом мире науки причины видимых явлений проистекают из невидимого мира малых величин и 'колебаний'. В философских системах феномен есть лишь наше понятие о ноумене, т.е. иллюзия, истинная причина которой остаётся для нас скрытой и недоступной.
Таким образом, на всех уровнях своего развития человек понимал, что причины видимых и доступных наблюдению явлений находятся за пределами сферы его наблюдений. Он обнаружил, что среди доступных наблюдению явлений некоторые факты можно рассматривать как причины других фактов; но эти выводы были недостаточны для понимания всего, что случается с ним и вокруг него. Чтобы объяснить причины, необходим невидимый мир, состоящий из 'духов', 'идей' или 'колебаний'.
Другой проблемой, привлекавшей внимание людей своей неразрешимостью, проблемой, которая самой формой своего приблизительного решения предопределяла направление и развитие человеческой мысли, была проблема смерти, т.е. объяснения смерти, идея будущей жизни, бессмертной души - или отсутствия души и т.д.
Человек никогда не мог убедить себя в идее смерти как исчезновения слишком многое ей противоречило. В нём самом оставалось чересчур много следов умерших: их лица, слова, жесты, мнения, обещания, угрозы, пробуждаемые ими чувства, страх, зависть, желания. Всё это продолжало в нём жить, и факт их смерти всё более и более забывался. Человек видел во сне умершего друга или врага; и они казались ему совершенно такими же, какими были раньше. Очевидно, они где-то жили и могли приходить откуда-то по ночам.
Так что верить в смерть было очень трудно, и человек всегда нуждался в теориях для объяснения посмертного существования.
С другой стороны, до человека иногда долетало эхо эзотерических учений о жизни и смерти. Он мог слышать, что видимая, земная, доступная наблюдению жизнь человека - лишь небольшая часть принадлежащей ему жизни. И конечно, человек понимал отрывки эзотерического учения, достигавшие его, по-своему, изменял их по своему вкусу, приспосабливал к своему уровню и пониманию, строил из них теории будущего существования, сходного с земным.
Большая часть религиозных учений о будущей жизни связывают её с наградой или наказанием - иногда в неприкрытой, а иногда в завуалированной форме. Небо и ад, переселение душ, перевоплощения, колесо жизней - все эти теории содержат идею награды или воздаяния.
Но религиозные теории зачастую не удовлетворяют человека, и тогда в добавление к признанным, ортодоксальным идеям о жизни после смерти возникают другие, как бы не узаконенные идеи о загробном мире, о мире духов, которые предоставляют воображению куда большую свободу.
Ни одно религиозное учение, ни одна религиозная система сама по себе не в состоянии удовлетворить людей. Всегда существует какая-то другая, более древняя система народных верований, которая скрывается за ней или таится в её глубине. За внешним христианством, за внешним буддизмом стоят древние языческие верования. В христианстве - это пережитки языческих представлений и обычаев, в буддизме - 'культ дьявола'. Иногда они оставляют глубокий след на внешних формах религии. Например, в современных протестантских странах, где следы древнего язычества совершенно угасли, под внешней маской рационального христианства возникли системы почти первобытных представлений о загробном мире, такие как спиритизм и родственные ему учения.
Все теории загробного существования связаны с теориями невидимого мира; первые обязательно основаны на последних.
Всё это относится к религии и псевдо-религии, философских теорий загробного существования нет. И все теории о жизни после смерти можно назвать религиозными или, правильнее, псевдо-религиозными.
Кроме того, трудно считать философию чем-то цельным - настолько различны и противоречивы отдельные философские системы. Можно ещё до некоторой степени принять за стандарт философского мышления точку зрения, которая утверждает нереальность феноменального мира и человеческого существования в мире вещей и событий, нереальность отдельного существования человека и непостижимость для нас форм истинного существования, хотя и эта точка зрения базируется на самых разных основаниях, как материалистических, так и идеалистических. В обоих случаях вопрос о жизни и смерти приобретает новый характер, его невозможно свести к наивным категориям обыденного мышления. Для этой точки зрения не существует особого различия между жизнью и смертью, потому что, строго говоря, она не считает доказанным отдельное существование, обособленные жизни.
Нет и не может быть научных теорий существования после смерти, ибо нет фактов, подтверждающих реальность такого существования, тогда как наука успешно или безуспешно - желает иметь дело исключительно с фактами. В факте смерти важнейшим пунктом для науки является перемена в состоянии организма, прекращение жизненных функций и разложение тела, которые следуют за смертью. Наука не признаёт за человеком никакой психической жизни, независимой от жизненных функций, и с научной точки зрения все теории жизни после смерти есть чистый вымысел.
Современные попытки 'научного' исследования спиритических и сходных явлений ни к чему не приводят и не могут привести, ибо здесь налицо ошибка в самой постановке проблемы.
Несмотря на различие между разнообразными теориями будущей жизни, все они имеют одну общую черту. Они или изображают загробную жизнь наподобие земной, или совершенно её отрицают. Они не пытаются понять жизнь после смерти в новых формах или новых категориях. Именно это делает неудовлетворительными обычные теории жизни после смерти. Философская и строго научная мысль требуют пересмотра этой проблемы с совершенно новой точки зрения. Некоторые намёки, дошедшие до нас от эзотерических учений, указывают на то же самое.
Становится очевидным, что к проблеме смерти и жизни после смерти необходимо подойти под совершенно новым углом. Точно также и вопрос о невидимом мире требует нового подхода. Всё, что мы знаем, всё, что до сих пор думали, демонстрирует нам реальность и жизненную важность этих проблем. До тех пор, пока так или иначе не дан ответ на вопросы о невидимом мире и о жизни после смерти, человек не может думать о чём-то ином, не создавая при этом целой серии противоречий. Человек должен построить для себя какого-то рода объяснение, правильное или ложное. Он должен основать своё решение проблемы смерти или на науке, или на религии, или на философии.
Но для мыслящего человека одинаково наивными представляются и 'научное' отрицание возможности жизни после смерти, и псевдо-религиозное её допущение (ибо мы не знаем ничего, кроме псевдо-религий), равно как и всевозможные спиритические, теософские и тому подобные теории.
Не могут удовлетворить человека и отвлечённые философские воззрения. Эти воззрения слишком далеки от жизни, от непосредственных, подлинных ощущений. Жить ими невозможно. По отношению к явлениям жизни и их возможным причинам, которые нам неизвестны, философия похожа на астрономию по отношению к далёким звёздам. Астрономия вычисляет движения звёзд, расположенных на огромных расстояниях от нас. Но для неё все небесные тела одинаковы - они не более, чем движущиеся точки.
Итак, философия слишком далека от конкретных проблем, таких как проблема будущей жизни; наука не знает загробного мира; псевдо-религия создаёт его по образу земного мира.
Беспомощность человека перед лицом проблем невидимого мира и смерти становится особенно очевидной, когда мы начинаем понимать, что мир гораздо больше и сложнее, чем мы до сих пор думали; и то, что, как нам казалось, мы знаем, занимает самое незначительное место среди того, чего мы не знаем.
Основы нашего понятия о мире необходимо расширить. Мы уже чувствуем и сознаём, что нельзя больше доверять глазам, которыми мы видим, и рукам, которыми мы что-то ощупываем. Реальный мир ускользает от нас во время таких попыток удостовериться в его существовании. Необходимы более тонкие методы, более действенные средства.
Идея 'четвёртого измерения', идея 'многомерного пространства' указывает путь, по которому можно прийти к расширению нашего понятия о мире.
Выражение 'четвёртое измерение' часто встречается в разговорах и в литературе, но очень редко кто понимает и может определить, что под этим выражением подразумевается. Обыкновенно 'четвёртое измерение' используют как синоним таинственного, чудесного, 'сверхъестественного', непонятного, непостижимого, как общее определение явлений 'сверхфизического' или 'сверхчувственного' мира.
'Спириты' и 'оккультисты' разных направлений часто употребляют это выражение в своей литературе, относя все явления 'высших плоскостей', 'астральной сферы', 'потустороннего мира' к области четвёртого измерения. Что это значит, они не объясняют; а из того, что они говорят, проясняется только одно свойство 'четвёртого измерения' - его непостижимость.
Связь идеи четвёртого измерения с существующими теориями невидимого или потустороннего мира, конечно, совершенно фантастична, ибо, как уже говорилось, все религиозные, спиритуалистические, теософские и иные теории невидимого мира в первую очередь наделяют его точным сходством с видимым, т.е. 'трёхмерным' миром.
Вот почему математика вполне справедливо отказывается от распространённого взгляда на четвёртое измерение как на что-то присущее 'потустороннему миру'.
Сама идея четвёртого измерения возникла, вероятно, в тесной связи с математикой или, точнее, в тесной связи с измерением мира. Она, несомненно, родилась из предположения, что кроме трёх известных нам измерений пространства: длины, ширины и высоты, может существовать ещё четвёртое измерение, недоступное нашему восприятию.
Логически предположение о существовании четвёртого измерения может исходить из наблюдения в окружающем нас мире таких вещей и явлений, для которых измерения длины, ширины и высоты оказываются недостаточными, или которые вообще ускользают от измерений, ибо есть вещи и явления, существование которых не вызывает сомнений, но которые невозможно выразить в терминах каких-либо измерений. Таковы, например, различные проявления жизненных и психических процессов; таковы все идеи, все образы и воспоминания; таковы сновидения. Рассматривая их как реально, объективно существующие, мы можем допустить, что они имеют какое-то ещё измерение, кроме тех, которые нам доступны, какую-то неизмеримую для нас протяжённость.