Страница:
Он рассказал ей об Антонио и Хейторе, о том страшном бизнесе, который они организовали в Южной Флориде, охотясь на людей и вырезая у них внутренние органы, которые потом шли на продажу. Рассказал он о Соне и о Вонде, о Бенни и его деде, хилере народа гварани.
— О, Лью, скажи, что это жестокая шутка!
— Поверь, мне самому очень бы хотелось, чтобы это было именно шуткой. — Он достал из кармана камень духов. Теперь его матовая темно-зеленая поверхность казалась почти черной.
— Что это?
Он повертел камень в пальцах.
— Помнишь, Рейчел на короткое время вышла из комы? И не только пришла в себя, но и вполне осмысленно разговаривала со мной. Помнишь, ты тогда сказала, что этому нет объяснения с медицинской точки зрения?
— Лью, в нашем деле хватает случаев, которым трудно дать научное объяснение, правда, врачи предпочитают об этом не распространяться.
— Вот что я сделал перед тем, как она очнулась. — Он положил камень духов на грудь Дженни.
Поглядев на камень, она покачала головой.
— Но я ничего не чувствую.
— Может быть, ты и не почувствуешь, но Рейчел почувствовала его и пришла в себя.
Дженни вздохнула.
— Медицине известны даже случаи самоизлечения от рака пациентов, от которых уже отказались врачи. Человеческий организм — сложный и не до конца изученный генератор жизненной энергии.
— Этот камень действительно помог Рейчел.
Ровное дыхание Дженни внезапно прервалось.
— О Боже!
Она инстинктивно прижала руки к груди, к тому месту, где лежал камень духов. Глаза ее закрылись, но продолжали двигаться под веками, как это бывает во сне.
Через несколько секунд, показавшихся Кроукеру вечностью, она открыла глаза и хриплым от потрясения голосом сказала:
— Мне что-то привиделось. — Она взглянула на камень духов. — Забери его, пожалуйста. — По ее телу пробежала крупная дрожь.
Перегнувшись через нее, Кроукер положил камень духов на ночной столик.
— Что ты видела?
— Что ты должен сделать, чтобы получить эту почку?
В ее голосе звучала глубокая тревога. Кроукер понял, что она заставила себя задать этот вопрос, догадываясь, что ответ будет ужасен. Кроукер крепко прижал Дженни к себе, не зная что ответить. На своем плече он почувствовал ее горячие слезы.
— Лью... Боже мой... Боже ты мой! Лью, я видела тебя! Твое тело плавало в мелкой зеленой воде, лицом вниз, с широко раскинутыми руками, задевая за корни и ветки мангровых зарослей... — Она прижалась мокрой щекой к его плечу. — Там была кровь, очень много крови, словно вся она вытекла из тебя...
Тишину ночи нарушало лишь верещание древесных лягушек.
Ему вспомнился отец, застреленный в узком переулке всего в трех кварталах от дома, как он лежал на земле, став вдруг маленьким, старым и скрюченным. Кроукеру тогда показалось, что убит не только его отец, но и все воспоминания о нем. После похорон друзья отца, тоже полицейские, взяли его с собой посидеть в кабачке за кружкой пива. И там, полупьяный, он с наслаждением слушал их рассказы об отце — веселые, печальные. Они вызывали у него то чувство смущения, то чувство гордости за отца, но все они были очень задушевными. Именно тот вечер с друзьями отца помог ему восстановить внутреннее равновесие. В их рассказах отец снова вернулся к нему.
Потом Кроукер подумал о Соне. Близость с Дженни избавила его, наконец, от бесконечных кошмарных воспоминаний о том страшном моменте, когда он открыл дверцу холодильника. Наконец, ему удалось вспомнить живую Соню, гибкую, сильную, очаровательную, какой она была в тот вечер, когда танцевала с Кроукером в баре «Акула».
Кроукер подъехал к круглосуточной автозаправочной станции. Кругом не было ни души. Тишину нарушали лишь звон мошкары и еле слышная музыка в стиле кантри, доносившаяся из центрального киоска. Станция была полностью автоматизирована, и ему не нужно было звать служащего. Кроукера сейчас это вполне устраивало. Он чувствовал себя выжатым как лимон, ему хотелось побыть в одиночестве, и он с завистью вспомнил о Каменном Дереве, жившем в одинокой лачуге в заповеднике Эверглейдс.
Пока заправлялся бензобак его автомобиля, Кроукер старался не думать о том, что увидела Дженни под влиянием камня духов. Это была картина его собственной гибели.
Вспомнив о дискете, которую он вынул из рта Вонды, Кроукер достал ее и вставил в дисковод своего компьютера. Дискета была подпорчена слюной, кровью, грязью и бог знает чем еще. Компьютер отказался читать информацию, но Кроукер настаивал на своем.
Наконец на экране появились строчки текста. Похоже, информация была частично зашифрованной, но и то, что Кроукеру удалось разобрать в этой абракадабре, заставило его кровь похолодеть в жилах.
Перед ним были документы, касающиеся тайной жизни, протекающей под покровительством дяди Сэма. Судя по обрывочным данным, некое высокопоставленное должностное лицо внутри АКСК занималось в высшей степени секретными операциями. Дискета начиналась со строгого запрета всему персоналу некоей организации под названием ДИКТРИБ, что расшифровывалось, как Бюро торговли с развивающимися странами, получать доступ к данным, записанным на этой дискете. ДИКТРИБ секретно существовал в рамках министерства юстиции США.
На дискете были отражены перемещения огромных денежных средств из США в различные страны Латинской Америки. Однако эти данные имели пугающую особенность — были указаны только коды получателей. Чиновники министерства юстиции были всегда чрезвычайно скрупулезны в отношении любой документации. Драконовские правила министерства предусматривали обязательное наличие в любой, особенно в бухгалтерской, документации кодов как отправителя, так и получателя денежных сумм. Однако эти финансовые документы АКСК не имели кодов отправителя.
Это могло означать только одно — операции финансировались из теневого бюджета. С этим термином Кроукер познакомился, когда работал на АКСК. Он означал, что операции финансировались не только без согласия конгресса, но даже без его ведома. То есть формально такие операции просто не существовали.
Теневой бюджет был порожден бюрократической системой, поскольку иногда в интересах весьма влиятельных структур проводились такие операции, которые никогда не получили бы официального одобрения на Капитолийском холме.
По соображениям безопасности основным участникам таких операций обычно присваивались псевдонимы, тайный смысл которых порой был известен лишь тем, кто их давал. Должностное лицо, деятельность которого была отражена на дискете, имело псевдоним Серо. Со всевозраставшим чувством ужаса Кроукер вспомнил, как Эстрелла Лейес рассказала ему об отношениях между Бенни и его дедом — наедине с внуком Хумаита всегда называл его Серо, что в переводе означало «гора».
От этих мыслей у Кроукера голова пошла кругом. Неужели Бенни Милагрос работал на федералов? Возможно, именно поэтому он был столь несловоохотлив и загадочен, когда разговор заходил о его бизнесе?
И чем же занимался Серо?
Из обнаруженных на дискете сведений явствовало, что в сферу его деятельности входило не только перемещение денежных средств, но и отправка qpy-жия, стратегическое размещение командных кадров и офицеров АКСК по всей Латинской Америке. Все зарегистрированные на дискете действия были санкционированы и руководимы самим Серо. Неужели Бенни? Кем же был этот человек на самом деле? Проглядывая на экране страницу за страницей, Кроукер пришел к выводу, что вся эта информация не что иное, как отражение большой подготовительной работы для проведения крупной операции. Но какой? Принимая во внимание число задействованных агентов и количество оружия и боеприпасов, можно было подумать, что в любой момент готовы начаться реальные боевые действия.
Последний файл был настолько испорчен, что все попытки Кроукера переписать его на жесткий диск ни к чему не привели. Этот файл содержал сведения о том, что главным агентом и местным информатором Серо был не кто иной, как Хуан Гарсия Барбасена.
Боль от предательства была настолько сильной, что Кроукер ощутил ее почти физически. Теперь он понял, почему для Бенни был столь важен ночной рейд на его лодке — он собирался встретиться с Барбасеной, и для этой цели лучше всего подходила частная лодка под управлением друга. Таким образом, об этом могли знать только двое — сам Бенни и Кроукер.
Так вот к чему свелась вся их дружба, — не более чем обеспечение надежной и безопасной встречи Бенни с Барбасеной!
Благодаря упорным стараниям Кроукеру удалось восстановить два подробных счета на отправку груза, означенного как медикаменты. Когда он увидел шестизначный код места погрузки, то есть фактически код отправителя, кровь застыла у него в жилах. Этот код был известен ему по прежней работе на АКСК. Это был федеральный арсенал в Арлингтоне.
Значит, Серо посылал Барбасене не медикаменты, а оружие и боеприпасы с правительственных складов.
Ошеломленный, Кроукер неподвижно сидел за рулем своей машины. Такого Бенни Кроукер не знал, даже не мог представить. Впрочем, это было лишним доказательством его высокого профессионализма. Легенда Бенни была столь совершенна, что невозможно было представить его в роли офицера АКСК. Кроукер провел рукой по уставшим глазам. Он чувствовал себя, словно в кошмарном сне. Однако реальность оказалась куда страшнее любого кошмара.
Конечно же, ему в голову сразу пришла мысль, что именно братья Бонита оставили ему издевательскую записку: «Не это ли ты ищешь, детектив?»
Учитывая источник информации, ее следовало бы расценивать с изрядной долей скептицизма. Возможно, братья Бонита решили скомпрометировать Бенни, причин для ненависти к нему у них было достаточно. Но это шло вразрез с логикой. Каким образом они могли заполучить доступ к засекреченной правительственной базе данных?
Но у Кроукера было еще одно доказательство того, что Бенни совсем не тот, за кого себя выдает. Если верить базе данных телефонной компании, именно он оплачивал номер Майера. Не был ли он сам этим таинственным клиентом Майера? Однако если Барбасена был агентом Бенни, зачем ему понадобилось убивать его?
Кроукер снова вспомнил об Антонио и Хейторе. Они знали, что Кроукер еще недавно был детективом. Они также знали, что он был знаком с Соней. У него в ушах до сих пор стоял первый вопрос Антонио: «Так ты ее дружок, что ли?» Должно быть, братьям Бонита было известно также о том, что Кроукер и Бенни были друзьями. Внезапно у него по спине побежали мурашки. А что еще им было известно о нем? Не подверг ли он еще большему риску Рейчел? А Дженни? Кроукер схватился за голову.
Майер был не тем, за кого себя выдавал. Похоже, Бенни тоже оказался совершенно другим человеком.
Так кто же лгал, а кто говорил правду? Кто представлял для него большую опасность — братья Бонита или Бенни? Кроукер был вынужден сознаться себе в том, что ответа на этот вопрос он не знает. Но обязательно узнает! А пока он был словно зачумленный, который может заразить каждого, с кем вступает в контакт.
Медленно выйдя из машины, он прошел сквозь рой мошкары, кружившей под ярким фонарем, вставил на место топливный пистолет, закрыл крышку бензобака и вынул из щели автомата свою кредитную карточку.
Внезапно Кроукеру вспомнилось, как он висел на подножке автофургона. «Нет, не сейчас...» — сказал Антонио и остановил руку Хейтора. Что бы это могло значить? Почему Антонио позволил ему уйти от неминуемой гибели?
Вернувшись в машину, он взглянул на экран компьютера — там была последняя страница списка кодов получателей. Он уже хотел закрыть файл, когда заметил то, чего не увидел сразу. В самом конце файла во внешне безобидный текст была вставлена пиктограмма. Он дважды щелкнул на ней. Экран потемнел, включился модем. Через некоторое время экран вновь засветился — компьютер вошел в сеть ДИКТРИБ и тут же запросил пароль. Кроукер не мог придумать ничего другого, кроме как набрать свой личный временный код. Через несколько секунд на экране появилось зловещее сообщение:
Код аннулируется. Дальнейший доступ запрещается. Явиться завтра в шесть утра на стадион парка Фламинго для собеседования. Росс Дарлинг.
Интересно, кто это такой — Росс Дарлинг? И что это за организация такая — ДИКТРИБ? Он стал нажимать на клавиши, но оказался весьма эффективно заблокирован. Хуже того, когда он снова вошел в сеть, экран тут же погас, поскольку его код доступа был аннулирован. Похоже, он каким-то образом серьезно потревожил многоголовую гидру...
День четвертый
1
— О, Лью, скажи, что это жестокая шутка!
— Поверь, мне самому очень бы хотелось, чтобы это было именно шуткой. — Он достал из кармана камень духов. Теперь его матовая темно-зеленая поверхность казалась почти черной.
— Что это?
Он повертел камень в пальцах.
— Помнишь, Рейчел на короткое время вышла из комы? И не только пришла в себя, но и вполне осмысленно разговаривала со мной. Помнишь, ты тогда сказала, что этому нет объяснения с медицинской точки зрения?
— Лью, в нашем деле хватает случаев, которым трудно дать научное объяснение, правда, врачи предпочитают об этом не распространяться.
— Вот что я сделал перед тем, как она очнулась. — Он положил камень духов на грудь Дженни.
Поглядев на камень, она покачала головой.
— Но я ничего не чувствую.
— Может быть, ты и не почувствуешь, но Рейчел почувствовала его и пришла в себя.
Дженни вздохнула.
— Медицине известны даже случаи самоизлечения от рака пациентов, от которых уже отказались врачи. Человеческий организм — сложный и не до конца изученный генератор жизненной энергии.
— Этот камень действительно помог Рейчел.
Ровное дыхание Дженни внезапно прервалось.
— О Боже!
Она инстинктивно прижала руки к груди, к тому месту, где лежал камень духов. Глаза ее закрылись, но продолжали двигаться под веками, как это бывает во сне.
Через несколько секунд, показавшихся Кроукеру вечностью, она открыла глаза и хриплым от потрясения голосом сказала:
— Мне что-то привиделось. — Она взглянула на камень духов. — Забери его, пожалуйста. — По ее телу пробежала крупная дрожь.
Перегнувшись через нее, Кроукер положил камень духов на ночной столик.
— Что ты видела?
— Что ты должен сделать, чтобы получить эту почку?
В ее голосе звучала глубокая тревога. Кроукер понял, что она заставила себя задать этот вопрос, догадываясь, что ответ будет ужасен. Кроукер крепко прижал Дженни к себе, не зная что ответить. На своем плече он почувствовал ее горячие слезы.
— Лью... Боже мой... Боже ты мой! Лью, я видела тебя! Твое тело плавало в мелкой зеленой воде, лицом вниз, с широко раскинутыми руками, задевая за корни и ветки мангровых зарослей... — Она прижалась мокрой щекой к его плечу. — Там была кровь, очень много крови, словно вся она вытекла из тебя...
* * *
Она не хотела отпускать его от себя, но у нее хватило ума не спорить с ним. Кроукеру надо было еще многое успеть. Он вышел из дома и сел в свою машину. После шторма, закончившегося так же внезапно, как и начавшегося, воздух был насыщен ароматом жасмина, опавшей листвы и мокрой глинистой земли. Низко в небе висела полная луна цвета меди.Тишину ночи нарушало лишь верещание древесных лягушек.
Ему вспомнился отец, застреленный в узком переулке всего в трех кварталах от дома, как он лежал на земле, став вдруг маленьким, старым и скрюченным. Кроукеру тогда показалось, что убит не только его отец, но и все воспоминания о нем. После похорон друзья отца, тоже полицейские, взяли его с собой посидеть в кабачке за кружкой пива. И там, полупьяный, он с наслаждением слушал их рассказы об отце — веселые, печальные. Они вызывали у него то чувство смущения, то чувство гордости за отца, но все они были очень задушевными. Именно тот вечер с друзьями отца помог ему восстановить внутреннее равновесие. В их рассказах отец снова вернулся к нему.
Потом Кроукер подумал о Соне. Близость с Дженни избавила его, наконец, от бесконечных кошмарных воспоминаний о том страшном моменте, когда он открыл дверцу холодильника. Наконец, ему удалось вспомнить живую Соню, гибкую, сильную, очаровательную, какой она была в тот вечер, когда танцевала с Кроукером в баре «Акула».
Кроукер подъехал к круглосуточной автозаправочной станции. Кругом не было ни души. Тишину нарушали лишь звон мошкары и еле слышная музыка в стиле кантри, доносившаяся из центрального киоска. Станция была полностью автоматизирована, и ему не нужно было звать служащего. Кроукера сейчас это вполне устраивало. Он чувствовал себя выжатым как лимон, ему хотелось побыть в одиночестве, и он с завистью вспомнил о Каменном Дереве, жившем в одинокой лачуге в заповеднике Эверглейдс.
Пока заправлялся бензобак его автомобиля, Кроукер старался не думать о том, что увидела Дженни под влиянием камня духов. Это была картина его собственной гибели.
Вспомнив о дискете, которую он вынул из рта Вонды, Кроукер достал ее и вставил в дисковод своего компьютера. Дискета была подпорчена слюной, кровью, грязью и бог знает чем еще. Компьютер отказался читать информацию, но Кроукер настаивал на своем.
Наконец на экране появились строчки текста. Похоже, информация была частично зашифрованной, но и то, что Кроукеру удалось разобрать в этой абракадабре, заставило его кровь похолодеть в жилах.
Перед ним были документы, касающиеся тайной жизни, протекающей под покровительством дяди Сэма. Судя по обрывочным данным, некое высокопоставленное должностное лицо внутри АКСК занималось в высшей степени секретными операциями. Дискета начиналась со строгого запрета всему персоналу некоей организации под названием ДИКТРИБ, что расшифровывалось, как Бюро торговли с развивающимися странами, получать доступ к данным, записанным на этой дискете. ДИКТРИБ секретно существовал в рамках министерства юстиции США.
На дискете были отражены перемещения огромных денежных средств из США в различные страны Латинской Америки. Однако эти данные имели пугающую особенность — были указаны только коды получателей. Чиновники министерства юстиции были всегда чрезвычайно скрупулезны в отношении любой документации. Драконовские правила министерства предусматривали обязательное наличие в любой, особенно в бухгалтерской, документации кодов как отправителя, так и получателя денежных сумм. Однако эти финансовые документы АКСК не имели кодов отправителя.
Это могло означать только одно — операции финансировались из теневого бюджета. С этим термином Кроукер познакомился, когда работал на АКСК. Он означал, что операции финансировались не только без согласия конгресса, но даже без его ведома. То есть формально такие операции просто не существовали.
Теневой бюджет был порожден бюрократической системой, поскольку иногда в интересах весьма влиятельных структур проводились такие операции, которые никогда не получили бы официального одобрения на Капитолийском холме.
По соображениям безопасности основным участникам таких операций обычно присваивались псевдонимы, тайный смысл которых порой был известен лишь тем, кто их давал. Должностное лицо, деятельность которого была отражена на дискете, имело псевдоним Серо. Со всевозраставшим чувством ужаса Кроукер вспомнил, как Эстрелла Лейес рассказала ему об отношениях между Бенни и его дедом — наедине с внуком Хумаита всегда называл его Серо, что в переводе означало «гора».
От этих мыслей у Кроукера голова пошла кругом. Неужели Бенни Милагрос работал на федералов? Возможно, именно поэтому он был столь несловоохотлив и загадочен, когда разговор заходил о его бизнесе?
И чем же занимался Серо?
Из обнаруженных на дискете сведений явствовало, что в сферу его деятельности входило не только перемещение денежных средств, но и отправка qpy-жия, стратегическое размещение командных кадров и офицеров АКСК по всей Латинской Америке. Все зарегистрированные на дискете действия были санкционированы и руководимы самим Серо. Неужели Бенни? Кем же был этот человек на самом деле? Проглядывая на экране страницу за страницей, Кроукер пришел к выводу, что вся эта информация не что иное, как отражение большой подготовительной работы для проведения крупной операции. Но какой? Принимая во внимание число задействованных агентов и количество оружия и боеприпасов, можно было подумать, что в любой момент готовы начаться реальные боевые действия.
Последний файл был настолько испорчен, что все попытки Кроукера переписать его на жесткий диск ни к чему не привели. Этот файл содержал сведения о том, что главным агентом и местным информатором Серо был не кто иной, как Хуан Гарсия Барбасена.
Боль от предательства была настолько сильной, что Кроукер ощутил ее почти физически. Теперь он понял, почему для Бенни был столь важен ночной рейд на его лодке — он собирался встретиться с Барбасеной, и для этой цели лучше всего подходила частная лодка под управлением друга. Таким образом, об этом могли знать только двое — сам Бенни и Кроукер.
Так вот к чему свелась вся их дружба, — не более чем обеспечение надежной и безопасной встречи Бенни с Барбасеной!
Благодаря упорным стараниям Кроукеру удалось восстановить два подробных счета на отправку груза, означенного как медикаменты. Когда он увидел шестизначный код места погрузки, то есть фактически код отправителя, кровь застыла у него в жилах. Этот код был известен ему по прежней работе на АКСК. Это был федеральный арсенал в Арлингтоне.
Значит, Серо посылал Барбасене не медикаменты, а оружие и боеприпасы с правительственных складов.
Ошеломленный, Кроукер неподвижно сидел за рулем своей машины. Такого Бенни Кроукер не знал, даже не мог представить. Впрочем, это было лишним доказательством его высокого профессионализма. Легенда Бенни была столь совершенна, что невозможно было представить его в роли офицера АКСК. Кроукер провел рукой по уставшим глазам. Он чувствовал себя, словно в кошмарном сне. Однако реальность оказалась куда страшнее любого кошмара.
Конечно же, ему в голову сразу пришла мысль, что именно братья Бонита оставили ему издевательскую записку: «Не это ли ты ищешь, детектив?»
Учитывая источник информации, ее следовало бы расценивать с изрядной долей скептицизма. Возможно, братья Бонита решили скомпрометировать Бенни, причин для ненависти к нему у них было достаточно. Но это шло вразрез с логикой. Каким образом они могли заполучить доступ к засекреченной правительственной базе данных?
Но у Кроукера было еще одно доказательство того, что Бенни совсем не тот, за кого себя выдает. Если верить базе данных телефонной компании, именно он оплачивал номер Майера. Не был ли он сам этим таинственным клиентом Майера? Однако если Барбасена был агентом Бенни, зачем ему понадобилось убивать его?
Кроукер снова вспомнил об Антонио и Хейторе. Они знали, что Кроукер еще недавно был детективом. Они также знали, что он был знаком с Соней. У него в ушах до сих пор стоял первый вопрос Антонио: «Так ты ее дружок, что ли?» Должно быть, братьям Бонита было известно также о том, что Кроукер и Бенни были друзьями. Внезапно у него по спине побежали мурашки. А что еще им было известно о нем? Не подверг ли он еще большему риску Рейчел? А Дженни? Кроукер схватился за голову.
Майер был не тем, за кого себя выдавал. Похоже, Бенни тоже оказался совершенно другим человеком.
Так кто же лгал, а кто говорил правду? Кто представлял для него большую опасность — братья Бонита или Бенни? Кроукер был вынужден сознаться себе в том, что ответа на этот вопрос он не знает. Но обязательно узнает! А пока он был словно зачумленный, который может заразить каждого, с кем вступает в контакт.
Медленно выйдя из машины, он прошел сквозь рой мошкары, кружившей под ярким фонарем, вставил на место топливный пистолет, закрыл крышку бензобака и вынул из щели автомата свою кредитную карточку.
Внезапно Кроукеру вспомнилось, как он висел на подножке автофургона. «Нет, не сейчас...» — сказал Антонио и остановил руку Хейтора. Что бы это могло значить? Почему Антонио позволил ему уйти от неминуемой гибели?
Вернувшись в машину, он взглянул на экран компьютера — там была последняя страница списка кодов получателей. Он уже хотел закрыть файл, когда заметил то, чего не увидел сразу. В самом конце файла во внешне безобидный текст была вставлена пиктограмма. Он дважды щелкнул на ней. Экран потемнел, включился модем. Через некоторое время экран вновь засветился — компьютер вошел в сеть ДИКТРИБ и тут же запросил пароль. Кроукер не мог придумать ничего другого, кроме как набрать свой личный временный код. Через несколько секунд на экране появилось зловещее сообщение:
Код аннулируется. Дальнейший доступ запрещается. Явиться завтра в шесть утра на стадион парка Фламинго для собеседования. Росс Дарлинг.
Интересно, кто это такой — Росс Дарлинг? И что это за организация такая — ДИКТРИБ? Он стал нажимать на клавиши, но оказался весьма эффективно заблокирован. Хуже того, когда он снова вошел в сеть, экран тут же погас, поскольку его код доступа был аннулирован. Похоже, он каким-то образом серьезно потревожил многоголовую гидру...
День четвертый
1
Основными магистралями, пересекавшими Саут-Бич с севера на юг, были: Океанский бульвар, Вашингтон-авеню и Коллинз-авеню. Однако с каждой неделей Саут-Бич расползался все дальше на север и запад.
Этот район так долго был в запустении, что его жители до сих пор, казалось, не могли поверить в его недавно начавшееся бурное возрождение. Большинство домов здесь были построены в тридцатых — сороковых годах, и во время Великой депрессии здесь можно было снять номер в полупустом отеле всего за пять долларов в неделю. В пятидесятых — шестидесятых годах здесь селились преимущественно пенсионеры — по большей части евреи из Нью-Йорка.
В конце семидесятых — начале восьмидесятых полуразрушенными зданиями необычной архитектуры заинтересовались спекулянты, у которых было больше денег, чем знаний и культуры. Тогда многие потеряли свой капитал. Однако спустя несколько лет, в конце восьмидесятых, сюда хлынул поток европейских дизайнеров, фотографов и их моделей, привлеченных невероятно низкими ценами. Они были в восторге от аляповатой архитектуры зданий и невероятных украшений в стиле Деко.
Было уже за полночь, когда Кроукер остановил свою машину у клуба «Мадонна». Оставалось меньше суток до того момента, как Хуан Гарсия Барбасена прибудет в Южную Флориду и станет жертвой Кроукера.
Разноцветные неоновые лампы освещали большие, в натуральную величину фотографии девушек-танцовщиц. Ретушь лишила снимки жизни, сделала их пустыми. Это напомнило Кроукеру пустую жизнь бедной Вонды. Теперь она уже не сможет наполнить свою жизнь смыслом. Кроукер миновал табачную лавку, из раскрытых дверей которой доносилась темпераментная афро-кубинская музыка. Тут он вспомнил о предательстве Бенни, и его снова захлестнула боль.
Клуб «Рок-фонарь», где в группе «Манман» играл Гидеон, Кроукер нашел без труда. Кем был для Рейчел это загадочный Гидеон? Приятелем? Или поставщиком наркотиков? Скорее всего и тем, и другим.
В этом клубе, как в «Маргейтском клубе любителей стрелкового и питейного спорта», были затемненные окна. Кроукер дошел до угла, заглянул в узкий переулок, заставленный зелеными контейнерами для мусора, возле которых жалась большая полосатая кошка с огромными глазами, похожими на желтые стеклянные шары. Над задней дверью жужжала, как осиное гнездо, лампочка сигнализации. Два грязных окна выходили в переулок. Кроукер заглянул в одно, увидел раковину и писсуар. По другую сторону грязного переулка была глухая, без окон стена, с единственной металлической дверью, запертой на висячий замок. Повернувшись, Кроукер направился к главному входу.
Клуб был стилизован под гараж — бетонные пол и стены, и три бензоколонки пятидесятых годов. Потолок украшали увеличенные страницы старых календарей. Перекрещивающиеся пожарные лестницы вели на второй уровень. Самым оживленным местом был авангардистского вида бар из железа и огнеупорного стекла. Там тусовались аленделонистые мальчики в блестящих слаксах и губасто-грудастые кандидатки в фотомодели. По телевизору, свисавшему с потолка, показывали какое-то шоу. Но звук был выключен, и грохочущий рок создавал более чем странное звуковое сопровождение.
На подиуме рядом с танцевальной площадкой сидели музыканты группы «Манман».
Кроукер заказал две бутылки новоорлеанского пива «Черный Вуду». Его раздражал вид юнцов, бесцеремонно лапающих разгоряченных девиц, но он отдавал себе отчет в том, что в их возрасте он сам был таким же, если не считать того, что тогдашнюю молодежь не так пугала жизнь.
С пивом в руках Кроукер подошел к музыкантам и тронул за плечо гитариста.
— Пива? — миролюбиво предложил он.
— Мы знакомы? — Гитарист обернулся, и Кроукер буквально остолбенел от удивления. Это была юная девушка с глазами желтыми, как нью-йоркское такси, и вертикальными, как у кошки, зрачками.
Он автоматически протянул ей бутылку пива и сказал:
— Теперь будем знакомы.
Она улыбнулась, показав маленький серебряный шарик, вдетый в кончик языка. Заметив заинтересованный взгляд Кроукера, она сказала:
— Вот рассмотри хорошенько!
И высунула язык, чтобы Кроукер разглядел, что это был не шарик, а миниатюрный череп.
Рассмеявшись, она одним жадным глотком выпила полбутылки пива.
— Я ищу Гидеона, — оправившись от изумления, произнес Кроукер.
У нее был большой рот с пухлыми губами, крупный с горбинкой нос и блестящие светлые волосы. В прошлой жизни она вполне могла быть королевой красоты своего колледжа. Но сейчас она была гораздо интереснее и необычнее.
— Гидеона здесь нет, — сказала она, облизывая губы. На ней был черный кружевной топ и юбочка из серебристого люрекса, такая коротенькая, что едва прикрывала обтянутые черными колготками ягодицы. На поясе было четыре черных кожаных ремня, украшенных множеством пряжек, на каждом запястье по десятку звенящих индийских браслетов, а на ногах черные коротенькие сапожки на низких каблуках.
— Ты кто — поклонник, фанат или просто ищешь, кого бы снять на ночь?
— Что же ты так плохо обо мне думаешь? — произнес Кроукер, не сводя с нее глаз. Что-то в ее лице казалось ему странно знакомым — неужели он видел ее прежде?
— Тогда подожди немного, скоро приползут завсегдатаи, и среди них ты найдешь все, что только захочешь.
— Мне нужно сказать пару слов Гидеону.
Она допила пиво.
— Ну хорошо. Что ты ему хочешь сказать?
— Это личный разговор.
— Ну да, все так говорят, — ухмыльнувшись, сказала она и закинула пустую бутылку за усилитель.
У нее была ярко-красная электрическая гитара, разрисованная черными розами. Она висела у нее на бедре, словно шестизарядный револьвер на поясе у ковбоя.
Наклонившись к Кроукеру, она презрительно потянула носом:
— Чем это от тебя так воняет, а? У тебя, что ли, кобура под мышкой? — Она приподняла брови.
Однажды, еще мальчиком, Кроукер из любопытства заглянул в сгоревший выключатель и увидел там раскаленный добела оголенный конец провода. Исходивший от него жар отбил у него желание засунуть туда палец. Нетрудно представить себе трагические последствия такого действия. Эта девица напомнила ему тот сгоревший выключатель — под хрупкой пластмассовой оболочкой скрывалась смертельная опасность.
— У меня нет оружия. — Он поднял вверх руки.
Покачав головой, она положила руки на гитару.
Кроукер обратил внимание на ее развитые бицепсы.
— Ну да, если не считать оружием эту руку, как у терминатора.
Кроукер вытянул из кармана фотографию Рейчел, которую дала ему Мэтти, и протянул ее гитаристке.
— Узнаешь?
— Нет.
Однако Кроукер был уверен, что она солгала. Общеизвестное утверждение, что глаза являются зеркалом души, было заблуждением. Отец Кроукера научил его смотреть не в глаза, а на крошечные мышцы возле рта — именно они выдавали мысли человека.
— Ее зовут Рейчел Дьюк, у нее с Гидеоном какие-то общие дела, так ведь?
— А говоришь, что не легавый. Да ты лживый подонок, вот ты кто!
— Собственно говоря, я дядя Рейчел.
Она с показным равнодушием перебирала струны гитары, но что-то в ее лице изменилось. Возможно, она была бывшей подружкой Гидеона и ревновала его к Рейчел. Обычное дело в богемных кругах. Впрочем, это было ему только на руку.
— Вчера я виделся с Рейчел, — сказал он. — В больнице. Она умирает.
— Рейчел умирает? — запинаясь, пробормотала она, машинально снимая с себя гитару.
— Так тебе известно, что она попала в больницу, не так ли?
— Я была с ней в ту ночь, когда ее скрутило. — Ее жутковатые кошачьи глаза сверкнули. — Я и есть Гидеон.
— Ты? — совершенно обалдел Кроукер, не в силах оторвать взгляд от аппетитно округлых грудей, едва прикрытых черным кружевным топом. Уж кем-кем, а дружком Рейчел эта девица никак не могла быть!
Лицо девицы скривилось от отвращения.
— Черт бы тебя побрал! Я знала, что ты именно так отреагируешь на мои слова!
Только теперь Кроукер, наконец, узнал ее! Если надеть на нее черный парик и прозрачный виниловый дождевик, то получится та самая модель с фотографии в комнате Рейчел. Внезапно Кроукер почувствовал закипавшую ярость. Пакетик с унцией кокаина, до сих пор лежавший у него в кармане, казалось, стал тяжелее пудовой гири. Слишком много бед свалилось на голову Кроукера — безнадежное положение Рейчел, ловушка, в которую угодил он сам, предательство Бенни, убийство Сони и Вонды... А теперь еще и это — встреча с лесбиянкой, любовницей Рейчел, снабжавшей ее наркотиками! Ему страстно хотелось убить ее!
Сунув под нос девице пакетик с кокаином, Кроукер одним движением вынул свое удостоверение детектива федеральной полиции и хрипло сказал:
— Ты арестован, приятель!
Гидеон, даже не посмотрев на пакетик с кокаином, спросила:
— Что это еще за дрянь?
— Это я нашел под подкладкой кожаной куртки Рейчел, — сказал Кроукер. — Ты знаешь ее, это та самая, на которой написано «Манман».
— А зачем ты рылся в ее шкафу?
— Искал ее дневник.
Гидеон ткнула грифом гитары в пакетик с кокаином.
— Это дерьмо не имеет ко мне никакого отношения.
— Нет, имеет, и еще какое! Ты продала его Рейчел.
— Я никогда ей ничего не продавала. — Гидеон яростно сверкнула глазами и отложила свою гитару в сторону. — Извини, мне надо пописать.
Кроукер двинулся вслед за Гидеон, пробиравшейся сквозь танцующую толпу. Как только она исчезла за дверью туалета, он прошел через кухню к задней двери и вышел в грязный, набитый мусорными контейнерами переулок.
Он появился как раз вовремя — Гидеон уже выбиралась из окна туалета ногами вперед. Шум испугал полосатую кошку, и она с диким мяуканьем бросилась наутек. Кроукер деликатно кашлянул, и Гидеон, уже приземлившись на ноги, испуганно оглянулась. Лампочка сигнализации освещала ее лицо, в котором горели кошачьи глаза. Она молча прижалась к грязной стене.
Кроукер чувствовал, что она страшно напряжена. Казалось, тронь ее, и посыплются искры. Сейчас она была похожа на первобытное существо, движимое лишь инстинктами, или на дикого зверя, готового бороться за свою свободу до конца.
Кроукер повертел в пальцах пакетик с унцией кокаина.
— А теперь ты расскажешь мне об этом дерьме.
— Да, я балуюсь наркотиками, — выпалила она. — И не скрываю этого! Но я не занимаюсь торговлей наркотиками!
— Давай-ка поговорим в другом месте, — сказал Кроукер, беря ее за локоть и почти силой ведя к своей автомашине. Открыв дверцу, он впихнул ее в салон и уселся рядом с ней.
— Итак, — начал он. — Вы с Рейчел баловались, как ты говоришь, наркотиками.
— И не только наркотиками. Мы еще много чем баловались! — Она вызывающе глянула на Кроукера.
— Но доставала наркотики именно ты?
— Да, — кивнула она. — Все равно ее кто-нибудь облапошил бы, если бы она решила покупать их сама. Слишком много вокруг негодяев и подлецов!
— Гидеон, у Рейчел случился жесточайший приступ почечной недостаточности, и теперь она может умереть, потому что регулярно принимала наркотики.
— Послушай, я... Боже, она слишком быстро привыкла к наркотикам, но я всегда следила за тем, чтобы она не превысила дозу.
— А в тот раз не уследила?
— Так ты до сих пор думаешь обо мне как о дерьме? — Она сердито ткнула в него пальцем.
— В каком смысле?
— В таком! Ты считаешь, что я совратила твою бедную невинную племянницу! Так?
Они сидели рядом, сверля друг друга ненавидящим взглядом. «Мы сейчас словно дикие псы, готовые разорвать друг друга в клочья. Нет, так нельзя!» — в отчаянии подумал Кроукер.
И тут до него дошло, почему между ними возникла такая вражда — они оба боролись за одну и ту же территорию — Рейчел!
— Послушай, Гидеон. Мне далеко не безразлична судьба Рейчел. Тебе, я знаю, тоже. Уверен, ты хочешь помочь ей.
Она покачала головой.
— Откуда тебе знать, чего я хочу!
— Полагаю, тебе не чужды простые человеческие чувства.
Не надо было этого говорить. Кроукер понял это раньше, чем закончил фразу.
— Упс! Ты не угадал, дядюшка коп! — резко выпалила девушка, и в ее голосе появились снисходительные нотки ведущей телешоу. — У тебя еще остались вопросы к извращенке? Увы, твое время истекло, ты проиграл! Прошу убраться с глаз долой!
— Гидеон, мне нужна твоя помощь. Я знаю, у Рейчел должен быть дневник, но я осмотрел всю ее комнату и так и не нашел его.
Вызывающе хмыкнув, она протянула руку к автомагнитоле и нажала на кнопку.
Этот район так долго был в запустении, что его жители до сих пор, казалось, не могли поверить в его недавно начавшееся бурное возрождение. Большинство домов здесь были построены в тридцатых — сороковых годах, и во время Великой депрессии здесь можно было снять номер в полупустом отеле всего за пять долларов в неделю. В пятидесятых — шестидесятых годах здесь селились преимущественно пенсионеры — по большей части евреи из Нью-Йорка.
В конце семидесятых — начале восьмидесятых полуразрушенными зданиями необычной архитектуры заинтересовались спекулянты, у которых было больше денег, чем знаний и культуры. Тогда многие потеряли свой капитал. Однако спустя несколько лет, в конце восьмидесятых, сюда хлынул поток европейских дизайнеров, фотографов и их моделей, привлеченных невероятно низкими ценами. Они были в восторге от аляповатой архитектуры зданий и невероятных украшений в стиле Деко.
Было уже за полночь, когда Кроукер остановил свою машину у клуба «Мадонна». Оставалось меньше суток до того момента, как Хуан Гарсия Барбасена прибудет в Южную Флориду и станет жертвой Кроукера.
Разноцветные неоновые лампы освещали большие, в натуральную величину фотографии девушек-танцовщиц. Ретушь лишила снимки жизни, сделала их пустыми. Это напомнило Кроукеру пустую жизнь бедной Вонды. Теперь она уже не сможет наполнить свою жизнь смыслом. Кроукер миновал табачную лавку, из раскрытых дверей которой доносилась темпераментная афро-кубинская музыка. Тут он вспомнил о предательстве Бенни, и его снова захлестнула боль.
Клуб «Рок-фонарь», где в группе «Манман» играл Гидеон, Кроукер нашел без труда. Кем был для Рейчел это загадочный Гидеон? Приятелем? Или поставщиком наркотиков? Скорее всего и тем, и другим.
В этом клубе, как в «Маргейтском клубе любителей стрелкового и питейного спорта», были затемненные окна. Кроукер дошел до угла, заглянул в узкий переулок, заставленный зелеными контейнерами для мусора, возле которых жалась большая полосатая кошка с огромными глазами, похожими на желтые стеклянные шары. Над задней дверью жужжала, как осиное гнездо, лампочка сигнализации. Два грязных окна выходили в переулок. Кроукер заглянул в одно, увидел раковину и писсуар. По другую сторону грязного переулка была глухая, без окон стена, с единственной металлической дверью, запертой на висячий замок. Повернувшись, Кроукер направился к главному входу.
Клуб был стилизован под гараж — бетонные пол и стены, и три бензоколонки пятидесятых годов. Потолок украшали увеличенные страницы старых календарей. Перекрещивающиеся пожарные лестницы вели на второй уровень. Самым оживленным местом был авангардистского вида бар из железа и огнеупорного стекла. Там тусовались аленделонистые мальчики в блестящих слаксах и губасто-грудастые кандидатки в фотомодели. По телевизору, свисавшему с потолка, показывали какое-то шоу. Но звук был выключен, и грохочущий рок создавал более чем странное звуковое сопровождение.
На подиуме рядом с танцевальной площадкой сидели музыканты группы «Манман».
Кроукер заказал две бутылки новоорлеанского пива «Черный Вуду». Его раздражал вид юнцов, бесцеремонно лапающих разгоряченных девиц, но он отдавал себе отчет в том, что в их возрасте он сам был таким же, если не считать того, что тогдашнюю молодежь не так пугала жизнь.
С пивом в руках Кроукер подошел к музыкантам и тронул за плечо гитариста.
— Пива? — миролюбиво предложил он.
— Мы знакомы? — Гитарист обернулся, и Кроукер буквально остолбенел от удивления. Это была юная девушка с глазами желтыми, как нью-йоркское такси, и вертикальными, как у кошки, зрачками.
Он автоматически протянул ей бутылку пива и сказал:
— Теперь будем знакомы.
Она улыбнулась, показав маленький серебряный шарик, вдетый в кончик языка. Заметив заинтересованный взгляд Кроукера, она сказала:
— Вот рассмотри хорошенько!
И высунула язык, чтобы Кроукер разглядел, что это был не шарик, а миниатюрный череп.
Рассмеявшись, она одним жадным глотком выпила полбутылки пива.
— Я ищу Гидеона, — оправившись от изумления, произнес Кроукер.
У нее был большой рот с пухлыми губами, крупный с горбинкой нос и блестящие светлые волосы. В прошлой жизни она вполне могла быть королевой красоты своего колледжа. Но сейчас она была гораздо интереснее и необычнее.
— Гидеона здесь нет, — сказала она, облизывая губы. На ней был черный кружевной топ и юбочка из серебристого люрекса, такая коротенькая, что едва прикрывала обтянутые черными колготками ягодицы. На поясе было четыре черных кожаных ремня, украшенных множеством пряжек, на каждом запястье по десятку звенящих индийских браслетов, а на ногах черные коротенькие сапожки на низких каблуках.
— Ты кто — поклонник, фанат или просто ищешь, кого бы снять на ночь?
— Что же ты так плохо обо мне думаешь? — произнес Кроукер, не сводя с нее глаз. Что-то в ее лице казалось ему странно знакомым — неужели он видел ее прежде?
— Тогда подожди немного, скоро приползут завсегдатаи, и среди них ты найдешь все, что только захочешь.
— Мне нужно сказать пару слов Гидеону.
Она допила пиво.
— Ну хорошо. Что ты ему хочешь сказать?
— Это личный разговор.
— Ну да, все так говорят, — ухмыльнувшись, сказала она и закинула пустую бутылку за усилитель.
У нее была ярко-красная электрическая гитара, разрисованная черными розами. Она висела у нее на бедре, словно шестизарядный револьвер на поясе у ковбоя.
Наклонившись к Кроукеру, она презрительно потянула носом:
— Чем это от тебя так воняет, а? У тебя, что ли, кобура под мышкой? — Она приподняла брови.
Однажды, еще мальчиком, Кроукер из любопытства заглянул в сгоревший выключатель и увидел там раскаленный добела оголенный конец провода. Исходивший от него жар отбил у него желание засунуть туда палец. Нетрудно представить себе трагические последствия такого действия. Эта девица напомнила ему тот сгоревший выключатель — под хрупкой пластмассовой оболочкой скрывалась смертельная опасность.
— У меня нет оружия. — Он поднял вверх руки.
Покачав головой, она положила руки на гитару.
Кроукер обратил внимание на ее развитые бицепсы.
— Ну да, если не считать оружием эту руку, как у терминатора.
Кроукер вытянул из кармана фотографию Рейчел, которую дала ему Мэтти, и протянул ее гитаристке.
— Узнаешь?
— Нет.
Однако Кроукер был уверен, что она солгала. Общеизвестное утверждение, что глаза являются зеркалом души, было заблуждением. Отец Кроукера научил его смотреть не в глаза, а на крошечные мышцы возле рта — именно они выдавали мысли человека.
— Ее зовут Рейчел Дьюк, у нее с Гидеоном какие-то общие дела, так ведь?
— А говоришь, что не легавый. Да ты лживый подонок, вот ты кто!
— Собственно говоря, я дядя Рейчел.
Она с показным равнодушием перебирала струны гитары, но что-то в ее лице изменилось. Возможно, она была бывшей подружкой Гидеона и ревновала его к Рейчел. Обычное дело в богемных кругах. Впрочем, это было ему только на руку.
— Вчера я виделся с Рейчел, — сказал он. — В больнице. Она умирает.
— Рейчел умирает? — запинаясь, пробормотала она, машинально снимая с себя гитару.
— Так тебе известно, что она попала в больницу, не так ли?
— Я была с ней в ту ночь, когда ее скрутило. — Ее жутковатые кошачьи глаза сверкнули. — Я и есть Гидеон.
— Ты? — совершенно обалдел Кроукер, не в силах оторвать взгляд от аппетитно округлых грудей, едва прикрытых черным кружевным топом. Уж кем-кем, а дружком Рейчел эта девица никак не могла быть!
Лицо девицы скривилось от отвращения.
— Черт бы тебя побрал! Я знала, что ты именно так отреагируешь на мои слова!
Только теперь Кроукер, наконец, узнал ее! Если надеть на нее черный парик и прозрачный виниловый дождевик, то получится та самая модель с фотографии в комнате Рейчел. Внезапно Кроукер почувствовал закипавшую ярость. Пакетик с унцией кокаина, до сих пор лежавший у него в кармане, казалось, стал тяжелее пудовой гири. Слишком много бед свалилось на голову Кроукера — безнадежное положение Рейчел, ловушка, в которую угодил он сам, предательство Бенни, убийство Сони и Вонды... А теперь еще и это — встреча с лесбиянкой, любовницей Рейчел, снабжавшей ее наркотиками! Ему страстно хотелось убить ее!
Сунув под нос девице пакетик с кокаином, Кроукер одним движением вынул свое удостоверение детектива федеральной полиции и хрипло сказал:
— Ты арестован, приятель!
Гидеон, даже не посмотрев на пакетик с кокаином, спросила:
— Что это еще за дрянь?
— Это я нашел под подкладкой кожаной куртки Рейчел, — сказал Кроукер. — Ты знаешь ее, это та самая, на которой написано «Манман».
— А зачем ты рылся в ее шкафу?
— Искал ее дневник.
Гидеон ткнула грифом гитары в пакетик с кокаином.
— Это дерьмо не имеет ко мне никакого отношения.
— Нет, имеет, и еще какое! Ты продала его Рейчел.
— Я никогда ей ничего не продавала. — Гидеон яростно сверкнула глазами и отложила свою гитару в сторону. — Извини, мне надо пописать.
Кроукер двинулся вслед за Гидеон, пробиравшейся сквозь танцующую толпу. Как только она исчезла за дверью туалета, он прошел через кухню к задней двери и вышел в грязный, набитый мусорными контейнерами переулок.
Он появился как раз вовремя — Гидеон уже выбиралась из окна туалета ногами вперед. Шум испугал полосатую кошку, и она с диким мяуканьем бросилась наутек. Кроукер деликатно кашлянул, и Гидеон, уже приземлившись на ноги, испуганно оглянулась. Лампочка сигнализации освещала ее лицо, в котором горели кошачьи глаза. Она молча прижалась к грязной стене.
Кроукер чувствовал, что она страшно напряжена. Казалось, тронь ее, и посыплются искры. Сейчас она была похожа на первобытное существо, движимое лишь инстинктами, или на дикого зверя, готового бороться за свою свободу до конца.
Кроукер повертел в пальцах пакетик с унцией кокаина.
— А теперь ты расскажешь мне об этом дерьме.
— Да, я балуюсь наркотиками, — выпалила она. — И не скрываю этого! Но я не занимаюсь торговлей наркотиками!
— Давай-ка поговорим в другом месте, — сказал Кроукер, беря ее за локоть и почти силой ведя к своей автомашине. Открыв дверцу, он впихнул ее в салон и уселся рядом с ней.
— Итак, — начал он. — Вы с Рейчел баловались, как ты говоришь, наркотиками.
— И не только наркотиками. Мы еще много чем баловались! — Она вызывающе глянула на Кроукера.
— Но доставала наркотики именно ты?
— Да, — кивнула она. — Все равно ее кто-нибудь облапошил бы, если бы она решила покупать их сама. Слишком много вокруг негодяев и подлецов!
— Гидеон, у Рейчел случился жесточайший приступ почечной недостаточности, и теперь она может умереть, потому что регулярно принимала наркотики.
— Послушай, я... Боже, она слишком быстро привыкла к наркотикам, но я всегда следила за тем, чтобы она не превысила дозу.
— А в тот раз не уследила?
— Так ты до сих пор думаешь обо мне как о дерьме? — Она сердито ткнула в него пальцем.
— В каком смысле?
— В таком! Ты считаешь, что я совратила твою бедную невинную племянницу! Так?
Они сидели рядом, сверля друг друга ненавидящим взглядом. «Мы сейчас словно дикие псы, готовые разорвать друг друга в клочья. Нет, так нельзя!» — в отчаянии подумал Кроукер.
И тут до него дошло, почему между ними возникла такая вражда — они оба боролись за одну и ту же территорию — Рейчел!
— Послушай, Гидеон. Мне далеко не безразлична судьба Рейчел. Тебе, я знаю, тоже. Уверен, ты хочешь помочь ей.
Она покачала головой.
— Откуда тебе знать, чего я хочу!
— Полагаю, тебе не чужды простые человеческие чувства.
Не надо было этого говорить. Кроукер понял это раньше, чем закончил фразу.
— Упс! Ты не угадал, дядюшка коп! — резко выпалила девушка, и в ее голосе появились снисходительные нотки ведущей телешоу. — У тебя еще остались вопросы к извращенке? Увы, твое время истекло, ты проиграл! Прошу убраться с глаз долой!
— Гидеон, мне нужна твоя помощь. Я знаю, у Рейчел должен быть дневник, но я осмотрел всю ее комнату и так и не нашел его.
Вызывающе хмыкнув, она протянула руку к автомагнитоле и нажала на кнопку.