Ван Ластбадер Эрик. Возвращение в темноте

   Старательно обойдя кружившихся от радости Рейчел и Гидеон, Мэтти подошла к Кроукеру.
   — Полагаю, это опять твоя затея.
   — А я-то думал, что ты сыта по горло ссорами.
   — Да, конечно, но эта...
   — Мэтти, ты должна понять, что у твоей дочери своя собственная жизнь, на которую она имеет полное право. И чем скорей ты это поймешь, тем скорей она пустит тебя в свой мир.
   Мэтти сердито махнула рукой:
   — Но что это за жизнь? Что может она дать моей девочке?
   — У Рейчел есть человек, который ее любит и заботится о ней. А это уже много.
   Мэтти замолчала и задумчиво отошла прочь.
   — Как ты думаешь, что она теперь будет делать? — спросила Дженни.
   Кроукер обернулся к ней:
   — А что бы ты стала делать, будь Рейчел твоей дочерью?
   Дженни задумалась. Потом она одним махом вспрыгнула на причал и стала отвязывать канат, пока Кроукер заводил мотор. В последний месяц Кроукер часто брал ее с собой в море и обнаружил в ней способную ученицу. Ей и самой нравилось учиться новому. Быстро справившись с канатом, она вернулась на палубу катера, и Кроукер стал задним ходом выводить судно от причала.
   — Я бы хотела, чтобы она была счастлива, — тихо сказала Дженни, подойдя к стоявшему у руля Кроукеру.
   — Мэтти тоже этого хочет. Это, наверное, ее единственное желание сейчас.
   Осторожно развернувшись, Кроукер стал медленно выводить катер из гавани.
   Дженни болтала с Бенни, который сидел, развалясь, в капитанском кресле, курил сигару и рассказывал анекдоты, коих он знал великое множество. Оба весело хохотали. Рейчел и Гидеон уютно устроились на носу и были погружены в серьезный разговор.
   Мэтти некоторое время молча смотрела на них.
   — Нет, я не смогу... — тихо произнесла она.
   — Ну, не сможешь, так не сможешь, — спокойно отозвался Кроукер.
   Она резко вскинула голову.
   — А вот этого я от тебя никак не ожидала!
   — Чего этого?
   — Пораженчества! Капитулянтства!
   — Мэтти, чего ты от меня хочешь?
   — Хочу, чтобы ты убедил меня в том, что это хорошо для Рейчел.
   Кроукер уже выводил судно в открытое море.
   — Этого я не умею.
   — Как это, не умею?
   — Хоть я и твой брат, Мэтти, но я не смогу убедить тебя в том, в чем ты сама не убеждена.
   Гребни мелких волн ослепительно сверкали под ярким солнцем. Подул сильный свежий ветер. Кроукер подумал, что хорошо бы сейчас оказаться на большом катамаране Рейфа с заглушенными двигателями и поднятыми парусами.
   Наконец, он сказал:
   — В душе Рейчел ненавидит себя. Да ты это и сама видишь, ты же не слепая. Возможно, Гидеон сумеет заставить ее поверить в себя, не знаю... Ты только подумай, что произошло между тобой и твоей дочерью! Ты же перестала с ней разговаривать....
   — Неправда, я все время разговариваю с ней, — обиженно воскликнула Мэтти. — Это она не хочет слушать меня...
   — Тогда продолжай свои попытки наладить с ней контакт.
   Мэтти печально покачала головой:
   — А если из этого ничего не выйдет?
   — Ну, тут не может быть никаких гарантий успеха, — сказал Кроукер. — Но я уверен в одном — если вы не будете разговаривать друг с другом, то у вас действительно ничего не получится.
   Когда катер вышел в открытое море, Бенни стал накрывать на стол. Для него такой поступок был совершенно нетипичен, но ему так нравилось это делать, что Кроукер воздержался от всяких комментариев на этот счет.
   В самую первую неделю службы Кроукера в полиции начальник участка обратился к новобранцам с такой речью:
   — Очень может быть, что вы возненавидите свою службу. Не удивлюсь, если вы будете временами злиться на себя. Впрочем, кому-то эта служба придется по душе. Одно я могу обещать всем вам твердо — через год каждый станет совсем другим человеком. Это я вам гарантирую.
   Кроукер поймал себя на мысли, что и сам катер, и все находившиеся на его борту люди сильно изменились. Пока остальные наслаждались беспечной болтовней, Кроукер наблюдал за Рейчел и Гидеон. Ему было приятно видеть оживленное лицо племянницы.
   Какое-то время Кроукер прожил у сестры. Когда он молча вручил Рейчел ее дневник, она поняла, что он прочитал его, и в ее глазах засветилось несказанное облегчение. Потом он сказал ей:
   — Это останется между тобой и твоей матерью.
   Она согласно кивнула.
   — Ты должна показать ей свой дневник, — продолжил Кроукер. — И поговори с ней в открытую, со всей откровенностью. Обязательно поговори. Нельзя больше держать это в себе.
   Похоже, этот разговор еще не состоялся, но Кроукер был абсолютно уверен в том, что он непременно состоится — через неделю, через месяц, очень скоро.
   Сейчас, когда он смотрел на нее, всю залитую ярким солнечным светом, ему казалось, что Рейчел долгое время жила в темноте, в страшном одиночестве. Теперь она не просто выжила, но и сильно изменилась. Видно, не только «сукья» умеют перевоплощаться. За столом Мэтти оказалась рядом с Гидеон. Мало-помалу между ними завязалась беседа, сначала скованная, но потом все более и более непринужденная. Похоже, Рейчел по достоинству оценила героические усилия матери и уже не столь враждебно смотрела на нее.
   На десерт Бенни приберег огромный трехслойный шоколадный торт — самый любимый торт Рейчел. На гладкой шоколадной поверхности желтым сливочным кремом было выведено: «Поздравляем Рейчел с возвращением!» Пока Бенни раскладывал торт по тарелкам, Рейчел подошла к Кроукеру и обняла его за шею.
   — Спасибо, дядя Лью, — прошептала она. — За все спасибо.
   Он поцеловал ее в щеку. В ее глазах стояли слезы. После ленча Бенни отправился на корму выкурить сигару. Кроукер пошел вслед за ним.
   — С тех пор как ты отдал мне кости, которые нашел на катамаране Рейфа, я все время думаю о своем дедушке. — Бенни выпустил изо рта длинную струйку дыма.
   Потом он замолчал, а Кроукер вспомнил слова Антонио: «Жесткие принципы Хумаиты оказались невыносимыми для Бенни, и он навсегда невзлюбил своего деда».
   Помолчав еще немного, Кроукер сказал:
   — Помнишь, ты сказал, что в океане нас ждут неведомые силы природы?
   — Это был Хумаита. — Бенни уставился на тлеющий кончик сигары и удивленно потряс головой. — Какую удивительную историю ты рассказал мне о тигровой акуле, которая откусила руку Антонио! Какого черта ее занесло на мелководье? Нет, это было не случайное совпадение. — Он затянулся сигарным дымом. — Эта тварь приплыла за Антонио, она искала именно его, словно он был что-то должен ей! Ведь она запросто могла сжевать и тебя, но не стала...
   — А самое интересное заключается в том, что я совсем не боялся ее, — задумчиво проговорил Кроукер. — Мне кажется, что с тех пор, как мы с тобой в первый раз встретили ту огромную тигровую акулу, что чуть не утащила тебя за борт, меня не покидал дух твоего покойного деда. — Кроукер едва заметно улыбнулся. — Это может показаться чистым безумием, но я-то знаю, что это правда.
   — Я в этом не сомневаюсь, амиго. — Бенни крепко пожал Кроукеру руку. — Потому что теперь его дух со мной.
   Они обменялись долгим взглядом, говорящим гораздо больше любых слов.
   Наконец, Бенни кивнул и первым нарушил молчание:
   — Скажу тебе чистую правду, Льюис. Теперь я страшно жалею, что плохо понимал его при жизни. Я не хотел стать тем, кем он хотел меня сделать, но ради него все же попробовал. Оказалось, целительство действительно не было моим призванием. Меня влекли к себе деньги и власть, а все эти духовные штучки меня не интересовали. Дед понимал меня, и ни в чем не винил. — Бенни снова затянулся табачным дымом. — Однако я жутко обиделся на него за то, что он был со мной слишком суров, даже жесток, а я не понимал почему. Порой он казался мне свирепым, жестокосердным чудовищем.
   — Антонио тоже так думал. — И Кроукер рассказал Бенни кое-что из того, о чем говорил ему Антонио. Но не все. Секреты есть секреты, и их не следует разглашать.
   Бенни кивнул:
   — Так думал бы любой мальчик, проходящий суровый курс обучения искусству хета-и. Но, поверь мне, амиго, теперь я проклинаю тот день, когда ушел от него. — Он заметно помрачнел. — Знаешь... Мне все время кажется, что если бы я остался с ним, то сумел бы предотвратить его убийство.
   — Ну, этого нельзя знать наверняка. Скорее всего и ты был бы убит вместе с ним.
   Бенни поежился:
   — Все может быть...
   Однако он сказал это так, что стало ясно — он все же винит себя в гибели Хумаиты.
   Помолчав, Бенни сказал, меняя тему разговора:
   — Слушай, а это отличная идея — собрать вместе людей, которых ты любишь и ценишь.
   — Это моя семья, — сказал Кроукер и тут же вспомнил слова Антонио: «Как только я увидел тебя, сразу распознал в тебе родственную душу». Он имел в виду, что у Кроукера, как и у него самого, не было настоящей семьи.
   — Кстати... — начал Бенни.
   — Что? — очнулся от раздумий Кроукер.
   — К разговору о семье. — Бенни вынул изо рта сигару. — В воскресенье я возвращаюсь в Асунсьон.
   — Уезжаешь? Надолго? — спросил Кроукер.
   — Честно говоря, я и сам не знаю. — Он похлопал Кроукера по спине. — Только не надо делать такое грустное лицо. Ты сам толкнул меня к этому. Когда ты отдал мне кости Хумаиты, я понял, что их нужно вернуть в Парагвай.
   — Ты собираешься их там похоронить?
   — Сначала я так и решил, — не сразу ответил Бенни. — Но потом передумал. — Он обернулся к Кроукеру и широко улыбнулся. — Понимаешь, я понял, что больше не смогу заниматься тем, чем занимался до сих пор. Слишком много всего произошло со мной за последнее время. Сначала я решил, что мне просто нужен небольшой отдых, но теперь я окончательно понял, что я уже не тот Бенни, каким был семь недель назад. — Он пожал плечами. — И тогда я спросил себя, что же мне делать дальше? И очень скоро нашел ответ на этот вопрос...
   Поднявшись на ноги, он знаком пригласил Кроукера следовать за ним. Они вошли в каюту, Бенни вытащил из-под скамьи старый, потрепанный саквояж и извлек оттуда большую бедренную кость. Она была абсолютно гладкой и казалась теплой на ощупь. Яркий, солнечный свет придавал ей оттенок слоновой кости.
   — Я понял это, как только прикоснулся к костям моего деда...
   Почтительно уложив кость в саквояж, Бенни запер его медный замочек и повернулся к Кроукеру:
   — Я возвращаюсь к изучению хета-и, кости моего деда помогут мне в этом, именно в них хранятся все знания. Я найду «сукья» и вновь займусь хета-и.
   — Именно этого и хотел всегда Хумаита.
   — Нет, амиго, именно этого всегда хотел я сам.
   Они снова вышли на палубу. Гидеон настроила гитару и тихонько запела старую добрую песню из репертуара Сары Маклаган.
   На западе показалась красная полоска мангровых островов. Это был национальный парк Эверглейдс.
   — Прежде чем ты уедешь, — сказал Кроукер, — почему бы нам еще раз не навестить Каменное Дерево? Думаю, ему будет интересно взглянуть на кости Хумаиты.
   — Чтобы один хилер смог увидеть кости другого, да? — улыбнулся Бенни. По всей видимости, ему пришлась по душе идея Кроукера. — Отлично! Я у него в неоплатном долгу.
   — Мы с тобой оба у него в неоплатном долгу, — тихо сказал Кроукер.
   К ним неслышно подошла Дженни.
   — Не помешаю? — весело поинтересовалась она, обняв Кроукера за талию. — Или у вас сугубо конфиденциальный разговор?
   Нежно прижав к себе Дженни, Кроукер взглянул на Рейчел. Она разговаривала с матерью, и обе, казалось, не замечали ничего и никого вокруг. Со стороны можно было подумать, что это сестры, а не мать и дочь. Или даже не просто сестры, а близнецы.
   — Конфиденциальный? — переспросил Кроукер, глядя в глаза Дженни, зеленые, как океанская вода. — Пожалуй, нам теперь не нужна никакая конфиденциальность...