Ван Ластбадер Эрик. Возвращение в темноте

   — Доктор Марш... — начал было Кроукер.
   — Ей уже позвонили на пейджер. — В руках врача появились шприц и ампула с лекарством. Отдавая команды двум медсестрам, он зубами снял с одноразовой иглы пластиковый колпачок. Все внимание врача было теперь сконцентрировано на пациентке, и Кроукер почувствовал к нему за это искреннюю благодарность.
   Только теперь Кроукер заметил, что все еще сжимает в ладонях руку своей племянницы. Словно зачарованный, он смотрел на мониторы, которые казались ему сейчас творениями неземных цивилизаций. Наконец, он отпустил руку Рейчел, прошел мимо врача и медсестер и, обхватив за плечи сестру, силой вывел ее в коридор.
   Кроукер завел Мэтти в туалет и, открыв кран с холодной водой, сунул ее голову под струю. Вода была не очень холодной — ледяной во Флориде она не бывает никогда, — но сила струи ошеломила Мэтти. Она перестала кричать и брыкаться, зато сильно двинула Кроукеру под ребра. В ответ он лишь заворчал и еще глубже задвинул ее голову в раковину.
   Потом он услышал, что она пытается что-то сказать.
   — Что-что? — спросил он, склоняясь над раковиной и чуть ослабляя хватку, чтобы она могла повернуть голову.
   — Мне нечем дышать, негодяй ты этакий! — задыхаясь, сказала Мэтти.
   — Вот теперь узнаю свою сестру! — с удовлетворением произнес Кроукер и отпустил Мэтти, она выпрямилась, кашляя и отплевываясь.
   Отмотав несколько бумажных полотенец, Кроукер протянул их ей. Мэтти смотрела на полотенца, словно не понимая, для чего они предназначены. Потом она застонала и тихо всхлипнула:
   — О Боже, Лью!...
   Он обнял ее и крепко прижал к себе, гладя мокрые спутанные волосы. По ее телу пробегали судороги. Она ослабела в его руках, и Кроукер вспомнил, как когда-то, весь в грязи и отцовской крови, он точно так же прижимал к себе обезумевшую от горя мать.
   Теперь ослабевшая от горя и отчаяния, Мэтти прижалась к брату. От нее ушел муж, а теперь умирала единственная дочь. Ее била мелкая дрожь. Она подняла залитое слезами лицо, и Кроукер увидел в ее глазах ужас.
   — Лью, — хрипло прошептала она, — я не могу остановиться, меня всю колотит. — У нее стучали зубы. — Что это со мной?
   — Шок, — спокойно ответил Кроукер, — нервное истощение. — Он провел рукой по ее влажному лбу, отводя в сторону намокшие пряди волос. — Вот что, дорогая, сейчас я отвезу тебя домой.
   Мэтти была похожа на оленя, случайно выскочившего на шоссе и попавшего в лучи автомобильных фар — животный страх светился в ее больших глазах.
   — Но моя малышка... Как же Рейчел без меня?...
   Глядя на сестру, Кроукер понимал, что в любом случае ее надо увезти домой и заставить хоть немного отдохнуть. Но прежде он хотел заглянуть к Рейчел.
   Усадив сестру на крышку унитаза, он сказал:
   — Подожди меня здесь, я скоро вернусь.
   В отделении интенсивного диализа стояла какая-то противоестественная тишина, и его сердце замерло от страха. Проходя мимо центрального врачебного поста, он увидел Дженни Марш, выходящую вместе с двумя медсестрами из палаты Рейчел. Она так была увлечена разговором, что Кроукер решил не мешать ей и остановился рядом с опустевшим постом.
   — Ничего страшного не случилось, — сказала доктор Марш, заметив Кроукера. — Сейчас с ней доктор Кортинес. — Она что-то писала в карте Рейчел.
   — Но что с ней произошло?
   — Думаю, это вы должны мне рассказать, что с ней произошло. Насколько я понимаю, вы были рядом с ней, когда она пришла в себя?
   В ее голосе явственно слышался укор. Она вручила карту медсестре, любезно кивнула ей и лишь потом снова повернулась к Кроукеру.
   — Вам следовало немедленно позвать медсестру, мистер Кроукер.
   — Именно это я и хотел сделать, но Рейчел так настойчиво просила меня не оставлять ее... Прошу прощения. Знаю, что поступил не лучшим образом, но я ничего не мог поделать.
   Дженни Марш холодно взглянула ему в глаза.
   — Рейчел вышла из комы, что, должна вам сказать, само по себе невероятно с точки зрения медицины. Сомневаюсь, что она вообще могла говорить, не то чтобы настаивать!
   — А вот тут вы ошибаетесь, доктор. Она была в здравом уме, и мы с ней разговаривали.
   Кроукер решил не говорить о камне духов. Профессиональное образование и практика никогда бы не позволили Дженни Марш принять такое мистическое объяснение внезапного выхода Рейчел из комы, пусть даже и кратковременного. Впрочем, даже сам Кроукер сомневался, не было ли это простым совпадением? Хотя по своему многолетнему опыту сыщика знал, что совпадений практически не бывает.
   Дженни Марш посмотрела на него так, словно у него вдруг выросли крылья, и холодно произнесла:
   — Мой окончательный диагноз остается в силе, мистер Кроукер. Ей нужна донорская почка. Без нее, без пересадки, ей не выжить.
   Кроукер растерянно провел по волосам.
   — Хорошо, я достану почку. А как мои анализы на совместимость?
   — К сожалению, ваша почка не годится. — Она кисло улыбнулась. — Мне действительно очень жаль.
   Кроукер вздохнул. Каким образом, интересно, он собирался достать для Рейчел донорскую почку? И снова он подумал о братьях Бонита, которые, судя по словам Бенни, занимались поставкой донорских органов в Южную Америку, а теперь, возможно, и в США, для немногих избранных, кто мог заплатить за это непомерную, в этом Кроукер не сомневался, цену. Нет, ему нельзя было отчаиваться и опускать руки — он должен был непременно найти способ достать донорскую почку.
   — Что мне сказать сестре о состоянии Рейчел? — спросил он.
   — Я же сказала, состояние более или менее стабильно, но она снова в коме, — сказала доктор Марш. — Сейчас мы пытаемся определить, что вывело ее из комы, но результаты будут готовы самое раннее завтра утром. Почему бы вам не отвезти сестру домой, мистер Кроукер? Сейчас ни вы, ни она ничего не можете сделать для Рейчел. А если вдруг появятся какие-либо изменения в ее состоянии, мы немедленно дадим вам об этом знать.
   Доктор Марш уже повернулась, чтобы уйти, когда он сказал ей вслед:
   — Лью. Меня зовут Лью.
   Дженни Марш обернулась.
   — Доктор, насчет почки. Должен быть какой-то источник или что-то еще в этом роде. Может, вы знаете что-нибудь об этом?
   Знала ли она о братьях Бонита и их торговле человеческими органами?
   — Я звонила своим друзьям, пыталась найти какие-то ходы... Пару раз я валяла дурочку, умоляла... Бесполезно, я больше ничего не могу сделать.
   Однако в ее поведении Кроукер скорее почувствовал, чем увидел, некоторую нерешительность, и тут же взял быка за рога.
   — Доктор, если существует какой-то иной способ достать донорскую почку, я должен знать об этом. Прошу вас, скажите.
   На своем веку Кроукер, как и его отец в свое время, повидал немало богачей, хапуг, воров и взяточников, чтобы сразу распознать внутреннюю борьбу между совестью и корыстью. Конечно, Дженни Марш была не такой, но сейчас ее доброе сердце и человеколюбие боролись в ней с профессиональной совестью врача.
   Дженни Марш молча смотрела ему в глаза, и, казалось, это длилось целую вечность. Наконец, она знаком пригласила следовать за ней, и они направились через все отделение диализа к двери с табличкой «Комната для отдыха врачей». Это оказалась средних размеров комната, обставленная старомодной — очевидно, пожертвованной кем-то — мебелью. Единственное окно выходило на залив. В комнате никого не было.
   — Должно быть, я сошла с ума, — покачала головой Дженни Марш, засовывая руки в карманы белого халата. — Послушайте, я хочу, чтобы вы кое-что поняли. Все мы, специалисты в области трансплантации органов, очень щепетильно — я подчеркиваю — очень щепетильно относимся к вопросам врачебной этики. Под страхом смерти ни один из нас не станет иметь дело с незарегистрированным донорским органом. Подобное противозаконное деяние просто невозможно для нас. Кроме того, это было бы и грубым нарушением человеческой морали.
   В этот момент Кроукер вдруг ясно почувствовал, что их беседа приняла несколько иной, чем прежде, характер.
   — Я внимательно слушаю вас, доктор.
   Расправив плечи и выпрямившись, доктор Марш сказала:
   — Время от времени до меня доходят слухи о появлении незарегистрированных органов...
   Кроукер, привыкший вытягивать признания из неразговорчивых свидетелей и подозреваемых, умел читать между строк.
   — Вы хотите сказать, что здесь, в этой стране, существует подпольная торговля украденными человеческими органами?
   Она отрывисто кивнула.
   — Но вы этого не слышали. Имейте в виду, я буду все отрицать. — Ее глаза потемнели от страха, стали совсем зелеными.
   Кроукер так сильно сжал спинку дивана, что у него занемели пальцы. Он вспомнил, как обнаружил в холодильнике голову Сони — чем не предложение дьявольской сделки? Что сделали братья Бонита с ее телом? Ни Бенни, ни сам Кроукер так и не смогли найти однозначный ответ на этот вопрос. Теперь же их худшие предположения неожиданно получили подтверждение. Кроукера охватила нервная дрожь. Он снова ощутил себя уязвимым и отчего-то беззащитным.
   — Кто этим занимается?
   — Как правило, арабы, китайцы и пакистанцы.
   — Насколько я знаю, латиноамериканцы тоже не чураются этого бизнеса. Когда без вести пропадают люди — диссиденты, бунтари, политические враги, да мало ли кто еще — кое-кто не прочь извлечь из этого выгоду.
   Дженни Марш кивнула:
   — Да, я слышала об этом.
   — Возможно ли подобное в США, здесь, во Флориде?
   Дженни пожала плечами.
   Неужели братья Бонита действительно занимаются торговлей человеческими органами уже и здесь, в США. Он продолжал давить на нее.
   — Вы не знаете наверняка или просто не хотите говорить?
   — Не знаю, и никто этого не знает наверняка.
   — Кто-то непременно должен знать. — На мгновение Кроукер задумался. — Скажите, доктор, если все вы, специалисты в области трансплантации, столь неподкупны, то кто же покупает эти органы?
   — Из тех людей, кого я знаю, никто.
   — А другие?
   Дженни осторожно огляделась, словно опасалась, что их разговор могут подслушать, потом сделала ему знак следовать за ней. Она привела его в операционную. У стены стоял небольшой аппарат из нержавеющий стали и фарфора, из корпуса выходили гибкие пластиковые трубки. Он был продолговатой формы, на резиновых колесиках. Дженни подошла к аппарату.
   — Это перфузионная машина. — Она положила руку на гладкий корпус. — В ней донорская почка хранится столько, сколько понадобится, пока не будет проведена операция по трансплантации.
   Кроукер внимательно разглядывал перфузионную машину, но не находил в ее облике ничего странного или необычного. Она выглядела как и остальные медицинские аппараты — немного таинственно, а потому угрожающе.
   — Предположим следующую ситуацию, — сказала Дженни. — В городе происходит катастрофа со множеством летальных исходов. Нынешние правила таковы, что тела жертв даже не доставляют в больницу. Сначала служба эвакуации трупов занимается их опознанием, потом их отвозят в морг. — Она заложила прядь волос за ухо. — А теперь предположим, что какой-нибудь медик из службы эвакуации по уши завяз в долгах или просто хочет немного подзаработать. Поскольку его никто не контролирует, он вполне может обложить трупы льдом, чтобы снизить их температуру до тридцати двух градусов по Цельсию. Потом он накачивает их бельтцеровским раствором. Помните, я говорила вам, что почка может храниться таким образом в течение семидесяти двух часов. К тому же очень может быть, что у него уже есть клиенты, с нетерпением ожидающие возможности купить у него тот или иной орган. Он проводит тест на антигены, что, как правило, занимает не больше шести — восьми часов. И вдруг удача! Почка оказывается совместимой с требованиями того или иного клиента. И тогда он продает ее за хорошие деньги. И никто никогда не узнает об этом, потому что трупы, подобранные на месте катастрофы, обычно сильно искалечены. Кто в морге станет искать на них следы хирургического вмешательства?
   Кроукер вскинул голову:
   — Насколько реальна такая ситуация?
   Она отвела взгляд в сторону.
   — Иногда такое случается...
   — Ну хорошо, а что происходит потом? Ведь тот, кто купил полученный незаконным образом донорский орган, не может обратиться к вам или другому специалисту, чтобы тот провел операцию по пересадке!
   — Ко мне — нет! — Дженни длинными пальцами поглаживала полу халата. — Но, несомненно, найдутся другие, кто согласится на это за соответствующее вознаграждение...
   — И эти другие обладают такой же высокой квалификацией?
   Ее лицо было непроницаемым.
   — Вы будете удивлены, но операция по пересадке почки не такая уж сложная. Почти все частные клиники имеют для этого необходимое оборудование. Собственно говоря, для такой операции нужны три хороших профессионала: хирург, анестезиолог и техник, обслуживающий медицинскую аппаратуру.
   Кроукер не сводил с нее глаз.
   — Так вы говорите, что подобное время от времени действительно происходит?
   — Сами делайте выводы, — тихо ответила Дженни.
   — Зачем вы рассказали мне все это? — спросил Кроукер. — Даже если бы мне удалось достать для Рейчел здоровую донорскую почку, вы не согласитесь делать операцию, даже если речь будет идти о ее жизни и смерти.
   Дженни Марш коснулась рукой виска.
   — Не знаю. Я же сказала, что, должно быть, сошла с ума...
   Она отвернулась от Кроукера и уставилась невидящим взглядом на пустой, блестевший в свете ламп хирургический стол.
   — Может... ведь вы полицейский, а это почти то же самое, что священник, в некотором смысле. Иногда нужно кому-то исповедаться...
   — Но вы же не сделали ничего плохого.
   Она обернулась, и ее зеленые глаза обожгли Кроукера.
   — Еще не сделала. Но ради Рейчел я, кажется, готова пойти на преступление.
   — И это пугает вас.
   — Больше, чем вы можете себе представить.
   — Приглашаю вас поужинать вместе со мной завтра вечером, — неожиданно сказал Кроукер. Ему непременно нужно было узнать как можно больше о торговле человеческими органами.
   Может быть, найдется какая-то ниточка, ведущая к Антонио и Хейтору. Похоже, доктор Марш дала ему слабую надежду на благополучный исход. А что, если она знает такого человека, который мог бы достать для Рейчел здоровую совместимую почку законным или не совсем законным путем?... Взять орган погибшего в катастрофе человека — это совсем не то, что делают Антонио и Хейтор, и все же... Эта мысль пугала и его самого, не только Дженни Марш.
   — Сейчас я должен отвезти домой сестру, но завтра мы сможем продолжить наш разговор.
   — Я занята завтра вечером.
   — Неправда, — сказал Кроукер. — Проходя мимо дежурного поста, я украдкой взглянул на ваше рабочее расписание — завтра вы освободитесь в восемь часов.
   — А почему вы уверены, что у меня не назначено свидание? — холодно спросила Дженни.
   — У вас действительно назначено свидание?
   Она опустила глаза.
   — Это не имеет никакого значения. Нам не о чем больше разговаривать.
   — Возможно, но это не помешает вам поужинать вместе со мной, — улыбнулся Кроукер. — Пусть это будет знаком благодарности за то, что вы сделали для Рейчел.
   — Даже если бы я и хотела... — Она покачала головой. — Я взяла себе за неукоснительное правило не общаться с членами семей моих пациентов вне стен больницы.
   — Разумное решение, — слегка иронично кивнул Кроукер. — Но бывают случаи, когда стоит забыть об осторожности.
   — Вы хотите сказать, что теперь с вами именно такой случай, мистер Кроукер?
   — Лью, — поправил он. — Да, именно так. Сколько случаев, подобных Рейчел, было в вашей практике, доктор?
   — Ни одного.
   Она ответила, не колеблясь, и он счел это хорошим признаком.
   — Что же, тогда почему бы нам с вами не нарушить к черту все правила?
   Дженни Марш долго смотрела на него изучающим взглядом, потом неохотно кивнула.
   — Вот и отлично! — сказал Кроукер. — Я заеду за вами сюда в больницу.
   Она грустно улыбнулась.
   — Почему вы так уверены, что я потом не пожалею об этом?
   — Потому что вы привыкли играть по правилам.
   — А разве так уж плохо заранее знать, что с тобой может произойти? — Она улыбнулась чуточку веселее.

4

   Мэтти жила в Палм-Бич в квартире, которую Дональд купил пять лет назад и которая осталась в ее собственности после развода. Она находилась на двенадцатом этаже одного из новых сверкающих стеклом и сталью высотных зданий, которыми было утыкано все Золотое побережье Южной Флориды. Иметь апартаменты в таком шикарном доме мечтал всякий сноб, из тех, кто даже на пляже не снимает бриллиантов. В этом доме, с просторными квартирами чрезвычайно удобной планировки, с роскошными, отделанными золотом и мрамором ванными на самом верхнем этаже под стеклянной крышей размещался еще и оздоровительный центр для страдающих сердечно-сосудистыми заболеваниями. Помимо обычного в таких домах консьержа, здесь был еще и привратник.
   Холл на первом этаже был типичным для подобных домов, где квартиры назывались «резиденциями» и стоили более миллиона долларов. Тут были и четыре массивные хрустальные люстры, и толстые ковры, и полированная бронза, и розовая замша, и прочая цветистая роскошь.
   Кроукер включил свет во всех комнатах, словно пытаясь таким образом прогнать тоску, в которой пребывала Мэтти. Она не произнесла ни слова, пока он вез ее домой.
   Кроукер усадил Мэтти на диване в гостиной. Вся квартира была великолепно обставлена в европейском стиле: прекрасные восточные ковры ручной работы, слегка поблекшие от времени и яркого флоридского солнца, стильная мебель, обитая светлым французским муаром, роскошные портьеры, множество эклектичных антикварных безделушек.
   Все это чрезмерное великолепие было призвано отражать высокий культурный уровень хозяев. Собственно, это не удивило Кроукера, хорошо знавшего Дональда Дьюка. Его удивило другое. Среди всего этого дорогостоящего хлама он не увидел ни одной фотографии, ни одной характерной личной вещицы, словно в этой квартире никто не жил все эти годы. Казалось, весь этот шик и блеск не имел никакого отношения к Мэтти, и наоборот.
   Хозяйка всей этой роскоши сидела, поджав босые ноги, на ковре, окруженная холодным блеском хрусталя и зеркал. Она выглядела совершенно раздавленной страхом и отчаянием.
   — Мэтти, когда ты ела в последний раз? Мэтти, ты слышишь меня?
   — Не помню, — едва слышно ответила она.
   — Тогда я приготовлю тебе что-нибудь поесть, — сказал Кроукер, направляясь в кухню.
   — Тогда тебе придется стать волшебником, — негромко сказала она ему вслед. — Я ничего не покупала целую неделю.
   Она не шутила. В холодильнике не оказалось ничего, кроме трех бумажных коробок из китайского ресторанчика, початого пакета скисшего молока, пустой коробки из-под пшеничных хлопьев, головки чеснока, половины кочана уже подгнившего салата, полузавядшего лука-шалота и баночки арахисового масла. В морозильнике Кроукер обнаружил несколько упакованных в фольгу кексов, пакетик отличного кофе в зернах и две порции мороженого.
   — Боже... — пробормотал Кроукер, разглядывая содержимое бумажных коробок из китайского ресторанчика. В одной оказался засохший и твердый, как камень, рис, в другой — протухшие креветки, от которых несло так, что Кроукера передернуло. В третьей коробке, очевидно, было когда-то мясо в имбирном соусе, скорее всего говядина. Однако теперь в коробке плавало лишь несколько кусочков имбиря в загустевшем коричневом соусе.
   Порывшись в буфете, он нашел пачку макарон и треть бутылки шотландского виски. Что ж, всего этого ему должно было вполне хватить для сотворения «чуда».
   Он нашел большую кастрюлю, налил в нее воды и поставил на огонь. Растер в мисочке арахисовое масло, добавил мелко нарубленный чеснок и лук-шалот, кусочки имбиря и соевый соус, поджарил все это на сковородке и в довершение всего плеснул туда порядочную порцию виски. К этому времени в кастрюле уже закипела вода. Отмерив нужное количество макарон, Кроукер бросил их в кипящую воду.
   Когда пятнадцать минут спустя он позвал Мэтти к столу, у нее округлились глаза от изумления.
   — Это что? — спросила она, показывая на горячие макароны, политые светло-коричневым соусом.
   — Садись и ешь, — скомандовал Кроукер.
   Вздохнув и проведя рукой по волосам, она уселась за стол. Пока Кроукер занимался стряпней, она успела смыть остатки размазанного макияжа и предстала перед братом прелестной молоденькой девушкой, какой он ее помнил. Осторожно попробовав макароны, она стала уплетать их за обе щеки. Утолив первый голод, она с благодарностью взглянула на брата.
   — А ты и впрямь волшебник! Это просто невероятно вкусно!
   — Вот спасибо, так спасибо, — слегка смущенно пробормотал Кроукер, уселся за стол напротив нее и положил себе тоже немного макарон. Собственно говоря, он сделал это лишь для того, чтобы поддержать компанию. Бифштекс, съеденный за ужином у Бенни, до сих пор камнем лежал в желудке.
   Мэтти вытерла салфеткой губы.
   — Где ты научился так здорово готовить?
   — В Японии, — спокойно ответил Кроукер. — Собственно, я был вынужден научиться готовить еду. Ты же знаешь, я терпеть не могу сырую рыбу, поэтому мне приходилось посещать китайские ресторанчики, которых в Японии довольно много. — Он намотал несколько макарон на свою вилку. — Мне почему-то всегда удавалось подружиться с шеф-поваром. — Он засмеялся, вспомнив что-то. — Впрочем, это и неудивительно. — Он выпустил стальные когти своего биомеханического протеза. — Стоило показать им, как я шинкую и нарезаю продукты с помощью протеза, они потом всякий раз, когда я появлялся в ресторанчике, зазывали меня на кухню. Видела бы ты, какой я производил фурор!
   Удивленно покачав головой, Мэтти положила себе добавку.
   — Действительно, от тебя можно ждать любого сюрприза.
   — От тебя тоже.
   Он многозначительно посмотрел на нее и сказал:
   — Мэтти, ты не можешь мне сказать, почему это Рейчел считает, что Дональд ушел из семьи из-за нее?
   Она нахмурилась:
   — Это она сама так тебе сказала?
   — Угу... А еще она сказала, что после развода отец ни разу не зашел навестить ее.
   — Это действительно так. — Еще больше нахмурившись, она отложила в сторону свою вилку. — Знаешь, я много раз ругалась из-за этого с Дональдом, правда, по телефону.
   — Почему по телефону?
   Она покачала головой:
   — Дональд настаивал на полном разрыве. Он считал, что развод — это что-то вроде хирургической операции: никто не навещает удаленный мочевой пузырь.
   — Но ведь Рейчел его дочь...
   Она повела бровями.
   — В его глазах Рейчел — моя дочь. Для него она — часть жизни, которую он когда-то вел и которая смертельно ему надоела.
   — Ты так спокойно об этом говоришь...
   Она отодвинула в сторону тарелку.
   — Дональд был не совсем нормальным человеком, он был одержимым. Он не знал покоя, вечно что-то строил, а потом разрушал, потом снова строил... Он никогда не бывал доволен тем, что создавал. Но я понимала его, а вот ты никогда не хотел попытаться его понять.
   Кроукер подавил поднимавшееся в нем раздражение.
   — Ты все еще защищаешь этого негодяя?
   Мэтти вздохнула и провела рукой по густым волосам.
   — Похоже, я знаю, чем закончится наш разговор, и мне совсем не хочется повторять все сначала. — Она положила ладонь на руку Кроукера. — Во всяком случае, не сейчас, когда мы снова обрели друг друга. — Она улыбнулась ему. — Но, честное слово, Лью, в нем было нечто, чего ты не понимал, ненависть к его порокам застилала тебе глаза.
   — Пороков было слишком много.
   На секунду ее глаза вдруг посуровели, и Кроукер непроизвольно сжал в кулак свой биомеханический протез.
   — Давай поговорим начистоту, Мэтти. На крестинах Рейчи я был искренне счастлив за тебя, несмотря на твое отвратительное отношение к нам, твоей семье. Потом ко мне подошел Дональд и даже обнял меня. Клянусь, он чуть было не поцеловал меня в щеку.
   — Это я помню...
   — Но ты не знаешь, что произошло потом, — сказал Кроукер. — Он сказал мне, что ужасно рад породниться с полицейским и что мы станем с ним большими друзьями и будем вместе летать на его самолете на рыбалку и охоту. «Теперь вся округа станет нашим заповедником, — заявил он мне, — ты будешь приглашать с собой друзей — ну, ты меня понимаешь — полицейских шишек...» Это все его слова. Потом он крепко обнял меня и тихо сказал: «Моя женитьба на твоей сестре — самая большая удача в твоей жизни. Поверь, мы с тобой, если будем держаться вместе, сможем сделать столько денег, сколько тебе и не снилось. Особенно, если тебе удастся договориться со своими друзьями из полицейского управления».
   — Что ты хочешь этим сказать?
   Увидев ее испуганный взгляд, он крепко сжал ее руку.
   — Это последний наш разговор о Дональде. Он и так слишком много лет стоял между нами. Больше я этого не допущу. Теперь все в прошлом, ты согласна?
   Она кивнула:
   — Да, Лью. Но я хочу услышать правду о том, что тогда произошло между вами.
   — Хорошо. Дональд хотел завязать отношения со всеми нужными людьми в Нью-Йорке, то есть с политиками, полицейскими и профсоюзными боссами. Он хотел, чтобы я свел его с этими людьми. А потом он бы стал с их небескорыстной помощью проворачивать свои грязные делишки. — Кроукер наклонился к сестре — Вот тут-то я и взорвался...
   — Но ты никогда не рассказывал мне об этом... — прошептала она.