Она пролезла, и стало уже не так смешно.
   Я огляделась. В коридоре никого не было. Скорей всего, Ерик вышел на несколько минут и вот-вот вернется, обнаружит Нару в запретном для нее месте… Интересно, как этот юрист и маленькая проныра решат возможность подобного обхождения запрета? Я вдруг очень захотела услышать, как Нара его убедит в своей полнейшей невиновности – не зря же она протискивалась в дверь, наверняка использует факт неприкасания в свою защиту. Нельзя открывать и даже трогать? Она и не трогала!
   Я заглянула в комнату и обнаружила, что Ерик навел там некоторый порядок. На полу уже ничего не валялось, хотя стол по-прежнему был завален скомканными бумагами и вырезками, а рядом с двумя грязными бокалами прямо на полировке валялся недоеденный бутерброд.
   Нара обошла стол и остановилась. Она на что-то смотрела – мне не видно, на что, – и явно мучительно искала оправдания, чтобы это потрогать. Наклонилась. Выпрямилась, держа перед собой в руках портфель Ёрика! Я уже решила было вмешаться, но Нара не стала его открывать, положила на стол и пошла к книжным полкам.
   Полки были не только по всем стенам – три стеллажа, как колонны, стояли в огромной комнате, заполненные с обеих сторон. Когда Нара зашла за один из них и скрылась из виду, я проскользнула к окну и запряталась за тяжеленную гобеленовую портьеру.
   Стараясь не чихнуть, я стала тут же анализировать такое свое поведение (общение с Марго не проходит даром) и пришла к выводу, что не слишком насилую свое желание скандала с Ериком, который обязательно попробует отыграться на попавшейся на месте преступления Наре. Больше скандала мне хотелось узнать, что заставило Нару пойти на такой рискованный шаг.
   Она, невидимая мне из-за портьеры, молча шарила в книгах. Осторожно выглянув, я увидела девчонку сидящей на полу и выдвигающей книги – по несколько сразу, – а потом быстро задвигающей их обратно. Я не понимала, что она ищет. Вот одна из книг заинтересовала Нару, она ее вытащила и открыла, стала листать страницы. Как пыльно в этой комнате, а Ирине Дмитриевне запрещают здесь убирать! Я зажала нос пальцами, а Нара за стеллажом чихнула громко и от души.
   – Будь здорова! – раздался вкрадчивый голос Ерика.
   Я застыла за портьерой.
   Судя по звукам – ничего не происходило. Нара не выронила книгу, как это сделала бы я, застигнутая на месте преступления, не бросилась бежать. Скорей всего, она продолжала сидеть на полу, расставив ноги в стороны, и спокойно смотрела на склонившегося к ней Ерика.
   – Чего уставился? Сказано с вызовом.
   Ерик не стал объяснять тяжесть ее положения, а сразу перешел к сделке.
   – Если ты спокойно сядешь за стол, не будешь материться и согласишься со мной побеседовать на юридические темы, я скажу Гамлету, что сам тебя сюда пригласил и все время держал под присмотром.
   – На какие темы? – купилась Нара.
   – Присаживайся.
   Галантно подвинув кресло и дождавшись, пока Нара устроилась, забравшись в него с ногами, Ерик с важным видом открыл свой заветный портфель.
   Достал бумаги и разложил на столе.
   – Я занимался бумагами по опекунству. Ты знаешь, что Гамлет признал тебя своей приемной дочерью со всеми вытекающими из этого наследственными обязательствами?
   – А мне по фигу, – заметила Нара.
   – Хочу еще добавить, – невозмутимо продолжил он, – что Освальд разделил с тобой и твоей племянницей в равных частях наследуемую долю имущества, хотя, с моей точки зрения, он имел большие права наследования как законный сын.
   – Законный – незаконный, один хрен! – поддержала беседу Нара. – Он хороший. Пусть имеет больше. Я не против.
   – Услышав недавно слова Освальда о том, что ему нужно много денег, я задумался.
   – Это его фишка, с ним и говори. Если захочет – он тебе сам все расскажет. Только он не захочет с тобой говорить на эту тему, – самоуверенно заявила Нара.
   – Да. Ты права. Я пытался, но он не захотел. Желание Освальда иметь много денег навело меня на мысль, что вы вдвоем решили каким-то особенным способом распорядиться будущим наследством. Ну, скажем, ты настраиваешь Освальда на мысль, что все деньги достанутся тебе…
   – Насрать мне на это ваше наследство, – гордо заявила Нара. – Ты можешь повесить свои яйца на люстру, но я не скажу, зачем Осе много денег. Это тайна.
   – Ладно, – не обиделся Ерик, – сменим тему. Составляя документы, я столкнулся с некоторой проблемой, – доверительно сообщил он. – В твоем свидетельстве о рождении не записано имя отца.
   – Как это? – насторожилась Нара.
   – Вот, полюбуйся.
   Шорох бумаг. Я едва сдержалась, чтобы не выскочить.
   – Пожалуйста, можешь сама убедиться: в графе отец – прочерк.
   – Что это значит? – серьезно спросила Нара.
   – У тебя не было отца, – серьезно ответил Ерик.
   – Я так и думала! – воскликнула Нара. – Знаешь что?!
   – Что?..
   – У меня и мамы не было! Никогда!
   – Но… – По голосу было слышно, что Ерик опешил и замялся.
   Почувствовав, как мой рот растягивается в улыбке, я закрыла его ладонью.
   – Я так и думала! – продолжала Нара восторженно. – Я ее совсем не помню! Так ведь не может быть, чтобы маму не помнить? А мне брат говорил, что я точная ее копия! Понимаешь?
   – Нет, – сознался Ерик и откашлялся. – Что это значит?
   – Это значит, – перешла на шепот Нара, – что я – это она! Я клон! Я точная копия моей мамы! Она смертельно болела, и тогда Макар ее клонировал, потому что сильно скучал и страдал! Он будет любить меня всю жизнь сильно-пресильно!
   – Э-э-э… но, насколько я информирован, подобные операции по клонированию людей в данное время еще не зарегистрированы.
   – Ты плохо информирован!
   Выглянув, я увидела Нару, в сильном возбуждении ставшую в кресле на ноги.
   – Ося давал мне читать статьи из Интернета. Уже идут операции по клонированию животных и людей!
   – Ося давал тебе такие статьи? Его это интересует?
   – Конечно, интересует! Это стоит кучу денег! Но я тебе ничего не скажу!
   – Ах, вот как… Значит, ты думаешь, что тебя клонировали.
   – Ты сам только что сказал – у меня нет отца! Сказал?
   – Да, ноя…
   – И маму я не помню! Я не могу ее помнить, как собственную мать, из-за регене… регенерирования памяти! Вот!
   – Я не понимаю, – сознался Ерик.
   – Куда тебе, овощу растительному! Смотри. Меня клонировали, так? И получается, что я – это Руги-Тили! И память у меня Руги-Тили, понимаешь?
   – Кто такая Рути-ти-ли-ли? – почти жалобно спросил Ерик.
   – Вот же у тебя записано, хрен сушеный! Мать – Рутейла Харитоновна Воськина! Это моя мама! То есть это уже я сама – клонированная!
   – Нара, подожди, объясни подробно, как ты это представляешь? Допустим, кто-то захотел тебя клонировать…
   – Не кто-то, а мой родной брат Микарий! Он меня очень любит и говорит, что я – точная копия…
   – Да-да, это я уже слышал. Захотел он тебя клонировать. И что он делает?
   – Это просто. Берет клетку… – Нара задумалась и медленно присела. – Я думаю, – заявила она после молчания, – что он тоже взял волосы моей мамы.
   – Волосы?
   – Конечно. Нужна молекула ДНК, мне Ося все объяснил.
   – Ну хорошо. – Совершенно вымотанный Ерик вытер лоб салфеткой, вытащив ее из-под бокала. Подумал и еще высморкался в нее. – А тебе не обидно, что ты – не ты, а клон, то есть точная копия кого-то.
   – Не кого-то, а самой лучшей женщины на свете!
   – То есть, – подвел итог Ерик, – ты считаешь подобный способ воспроизведения…
   – Чего?..
   – Ты думаешь, что так можно поступать с людьми? Делать их копии?
   – Я думаю, что любой сын имеет право сделать копию своей мамы, если она умерла, а он очень по ней скучает.
   – Вот и прекрасно, – с облегчением вздохнул Ерик. – Остался один непонятный вопрос. Ося тебе говорил, что на это требуется очень много денег?
   Хитрый пакостный лис!
   – Ну и что?
   – Где твой брат взял столько денег? Нара задумалась.
   – Я думаю, на кладбище, – вдруг заявила она, когда я уже решила, что ответа не будет.
   – На кладбище?..
   – Макар сказал, что все наши ценности хранятся на кладбище.
   – А он не говорил тебе, где именно? – Вкрадчиво поинтересовался Ерик, изображая унылое равнодушие, для чего уставился в окно. Как раз в сторону занавески, за которой я стояла.
   Он не видел меня в упор – вот как разнервничался!
   Он не отреагировал, даже когда я вышла и пошла к столу.
   – Допрос несовершеннолетней без присутствия родителей и адвоката? – Я подошла, стукнула ладонью по столу. – Ну, Срулевич, ты меня сильно рассердил!
   Подпрыгнувший при хлопке Ерик очнулся и в ужасе уставился на меня.
   Нара скорчилась в кресле, открыв рот и распахнув глазищи.
   – Каких родителей?.. Ты же сама слышала – нет родителей… – забормотал Ерик, пряча глаза, – никаких родителей нет, перед нами прекрасный образец клонирования…
   – Пойдём отсюда. – Я дернула Нару за руку и почти волоком протащила ее до двери.
   – Больно, – тихо сказала Нара, когда я поволокла ее по коридору. – Отпусти руку.
   Я отпустила ее и закрыла лицо ладонями.
   – Реветь собираешься? – поинтересовалась она. – Зря ты так разнервничалась. Даже ругаться начала, никогда не ругалась…
   – Это не ругательство. У Ерика такое отчество – Срулевич.
   – Взаправду? – шепотом спросила Нара. Я кивнула и сползла по стене на пол.
   – Никогда не оставайся с ним наедине. Он тебя сделал, понимаешь, как последнюю лохушку сделал!
   – И как звали его папу? – не слышит она меня.
   – Сруль.
   Нара кивнула с серьезным и грустным видом, как будто я сообщила о смертельной болезни Ерика.
   – Хочешь поговорить о маме? – спросила я.
   – Не хочу.
   – С твоим отцом действительно есть некоторые проблемы, но он точно был, он похоронен в Загниваловке на кладбище…
   – Я не хочу об этом говорить.
   – В том месте, где собраны все Воськины, начиная с твоей прабабушки, ее звали Аргиопа…
   – Не хочу ничего знать о прабабушке!
   – Ладно. Когда захочешь, не разговаривай с посторонними, а попроси меня – я отведу тебя к могилам твоей матери и отца в любое время.
   – И даже в полночь в полнолуние? – прищурилась Нара.
   До меня доходили слухи, что Ося стал ловить пауков в доме Генерала везде, где только находил, и достиг в этом занятии определенного мастерства. Обнаружив паутину, он слегка тревожил ее, дожидаясь, когда паук выбежит проверить сеть. Убедившись, что тот сидит на виду и поджидает добычу, Ося сначала внимательно исследовал паутину и пристенные укромные уголки, откуда паук появлялся и куда мог сбежать в случае опасности. Потом перекрывал путь отступления одной рукой, а другой ловил испуганного паука. Со временем он наловчился быстрым движением наматывать паутину возле сидящего паука на палочку, отчего тот в панике старался опуститься вниз на одной паутинке; Ося перехватывал эту паутинку и потом просто подставлял беспомощно болтающемуся пауку открытый рот. Естественно, такая постоянная охота не прошла безболезненно для психики его бабушки, и к августу она была отправлена в санаторий на поправку здоровья. Ерик повез свою семью в Испанию, подкинув нам на присмотр престарелого сенбернара. Генерала старые друзья-военные пригласили на Кубу. Моя мама совершенно неожиданно уехала омолаживаться на Мертвое море (Гамлет постарался). И тогда Ося и Нара уговорили Гамлета отправить в отпуск и гувернантку, а их оставить на полное мое и Агелены попечение. И Гамлет, как ни странно, согласился, и радости от этого было, как выразилась Агелена, «полные штаны».
   Две недели мы болтались на яхте в Черном море, причем первые пять дней все только и делали, что лечились от ожогов (кроме сенбернара).. А поскольку больше двух недель подряд Гамлет не мог позволить себе отдыхать, то возник вопрос: куда всех нас, бездельников, определить до конца августа. И тогда Агелена вдруг сказала: «Загниваловка!», и через три дня мы подъезжали к Мещерской на трех автомобилях.
   – Не верю! – сказала я, когда увидела высокий забор и знакомые ворота.
   – Заперто, – доложила Агелена, устав долбить в ворота пяткой.
   – Ты кому стучишь? – вздохнула я.
   – Кому-кому! – вдруг обозлилась Агелена. – Детству своему!
   Сторож, который был нанят нами два года назад, чтобы приходил проверять дом и газовый котел, умер. Должен был оставить ключи в своем доме, но дом его за деревней у дороги теперь стоял заброшенный и ослепший кое-где выбитыми окнами.
   Исполнительный Прикус, доставленный сюда охранять нас в отсутствие Гамлета, обошел вдоль забора все постройки (на что ему потребовалось почти полчаса), доложил, что лазеек не обнаружено, и сказал, что без гранаты тут не обойтись. И показал эту самую гранату.
   – А пальнуть по замку не хочешь, как семь лет назад? – продолжала злиться Агелена.
   – Так мы ж тогда из автомата, я не взял автомат, – честно удивился Прикус и оглянулся на Гамлета, чтобы тот тоже посочувствовал такой вот невезухе. – Эти ворота только граната возьмет…
   И Агелена перестала себя сдерживать. Разъярилась, как дикая кошка, и даже набросилась на Прикуса драться, так что, испугавшись, как бы они оба не взлетели на воздух, я отвела детей и собаку подальше.
   Ося первым увидел лошадь, показал пальцем. Я повернулась и несколько секунд смотрела, не понимая, сквозь пелену расплывшихся четырех лет, что меня здесь не было. И в глазах помутнело, и сердце стукнуло с тоской: всадник ехал не спеша, чуть покачиваясь в седле, у его бедра висело что-то странное, а за спиной торчало ружье.
   – Братик мой, – необычным приглушенным голосом вдруг сказала Нара и бросилась к всаднику. И тогда я тоже сразу узнала старую лошадь – она шла медленно, с трудом, но не теряя достоинства – и Микария на ней.
   Агелена отцепилась от Прикуса и застыла на месте, дрожа. Ося побежал было за Нарой, но остановился, с пристальным любопытством рассматривая связку мертвых зайцев у ноги охотника. Прикус напрягся, поглядывая на Гамлета в ожидании приказа. Гамлет дождался, когда Микарий слезет с лошади, подхватит на руки подбежавшую Нару, и только потом подошел оценить добычу.
   Он перебрал все шесть тушек, привязанных к седлу, повернулся к Прикусу и посмотрел на него долгим взглядом. Прикус полез рукой за спину – знакомый жест, – я стала между ним и Микарием, дожидаясь, когда Микарий обратит и на нас внимание. Он и обратил.
   – Какого черта вы здесь делаете? – спросил Макар, как только Нара затихла, прижавшись к нему так сильно, что стало ясно – слезать с брата она не собиралась.
   Под ветром ее темные кудри мешали Макару смотреть, он ласковым движением прижал их ладонью к затылку девочки.
   – С удачной охотой тебя, – кивнула я.
   – Да, ты знатный охотник, – подошел ко мне Гамлет и вдруг крепко взял за руку. – Ни одной раны на шкурке. Точное попадание в голову.
   – Изверг! – крикнула Агелена и добавила неуверенно: – Душегуб…
   – А у моего деда тоже есть охотничье ружье, – сообщил Ося.
   Старый пес неуверенно и хрипло пролаял пару раз и вдруг потрусил к лесу, припадая на переднюю лапу.
   – Мы приехали погостить недельку, – доложила я. – Пустишь?
   – Дом твой – чего спрашиваешь? – Макар спустил на землю Нару и раскинул руки. – Ну, если погостить, тогда давайте обниматься, племянницы!
   Агелена метнулась к нему ярким солнечным смерчем. А меня не пустил Гамлет.
   – Твой родственник весь в крови, – спокойно заметил он. – Испачкаешься.
   – Отелло! – кричал Ося сенбернару. – Вернись!
   – Отелло? – заинтересовался Макар. – Надо же. Я тоже с собакой, она поотстала, пошла мышковать к стогам. Знаешь, как зовут мою собаку? – Он спрашивал у меня, приглаживая теперь растрепавшиеся волосы Агелены. – Гамлет. Странно, да? У вас – Отелло, а у меня молодой пойнтер по кличке Гамлет.
   Ося перестал звать сенбернара и вопросительно посмотрел на отца.
   – Это не наша собака, – серьезно заметил мальчик. – Это собака Ерика, он нам ее отдал на сохранение.
   – Скажите пожалуйста! – усмехнулся уголком рта Макар, не отводя от меня тяжелого взгляда. – Еще и Ерик!..
   – Микарий, познакомься, это мой муж Гамлет. – Я дернула захваченной рукой.
   – Мы уже встречались. Меня больше интересует ваш зубастый друг. Он умеет обращаться с оружием?
   – Прикус, – попросил скучным голосом муж, – убери гранату, дети же рядом!
   Прикус улыбнулся, нарочито демонстрируя передние крупные зубы, торчащие вперед и придающие его квадратному слегка одутловатому лицу выражение нелепого лукавства.
   Так вот и получилось, что мы входили в дом Тили, почти что переругавшись.
   – Запасной комплект ключей висит в кухне над плитой! – крикнул Макар из кладовки, запирая туда ружье.
   Он предложил и Прикусу убрать свое оружие под замок, но тот только посмотрел пустым и непонимающим взглядом.
   – Его сюда привезли, чтобы он девочек и мальчиков охранял, – объяснил за Прикуса Гамлет.
   – Когда ты уезжаешь? – спросила я.
   – Не терпится? – сверкнул муж глазами. – А я, может, теперь вообще не уеду. Не бросать же тебя здесь наедине с таким красавцем!
   – Это мой дядя, – спокойно напомнила я, осматривая шкафы в кухне. – И мы совсем не наедине. Моя дочь, моя сестра, твой сын, еще доблестный охранник с гранатой и пистолетом и сенбернар Отелло…
   – Я уже по уши в твоих дядях, тетях, других женах первого папы, и весь ваш клубок родственников почему-то мне представляется этакой кровавой паутиной общей любви.
   – Фу! – сморщила я нос, совершенно не расположенная ссориться с ним. Тем более – на ночь.
   – Что – фу? – дернулся Гамлет и уронил стул. – Скажешь, у вас нормальные родственные отношения? Твоя тетя – тебе дочь, твоя сестра кипятком писает, когда видит своего родного дядю, а ее мамочка, кстати, спокойно наблюдает, как твой папочка флиртует с сексуальной извращенкой!
   – Замолчи или я нарушу основное правило семейного счастья, – попросила я.
   – Что еще за правило? – сразу присмирел он.
   – Основное правило семейного счастья – не ссориться на ночь. Уже темнеет, а ты завелся всерьез и надолго. Бабушка сказала мне, что в постель с мужем нужно ложиться доброй и веселой, чтобы ласковыми прикосновениями продлевать друг другу счастье обладания.
   – Да, кстати, о твоей бабушке!..
   – Не стоит, – ласково перебила я, слегка помахивая самой большой сковородой.
   Прикус притащил в кухню несколько коробок, потом осмотрелся.
   – А что, микроволновки нет? – испугался он. – У меня целая коробка замороженной пиццы! А тостер?.. – перешел он на шепот, открывая один шкаф за другим. – И тостера нет?
   – Зато есть шесть добытых зайцев, – заявил Макар, входя и широким жестом забрасывая свою убоинку на большой стол посередине. – Парная крольчатинка, так сказать.
   – Не-е-е… – задумчиво протянул Прикус. – Я такое не ем.
   – Не ешь или не умеешь готовить? Давно на гамбургеры подсел?
   Во дворе раздался громкий лай. Слышно было, как по коридору пронеслись на улицу дети, потом – опять топот и радостные крики. Первым на кухню ворвался молодой светло-серый кобель с темными пятнами; за ним, тяжело дыша, – сенбернар, а за сенбернаром – жизнерадостные голодные дети.
   – Гамлет! – громко приказал Макар. – К ноге! Муж дернулся и вцепился пальцами в спинку стула. Пойнтер подошел к Макару и сел, умильно заглядывая в глаза и виляя хвостом – он явно радовался гостям. Все вдруг затихли, и я пожалела, что приехала сюда.
   – Я разделываю, а ты готовишь, – толкнул меня плечом Макар.
   – Веселишься, да? – не приняла я подобное извинение. – Резвишься вовсю?!
   – Зайцы молоденькие, мясо будет нежным, если не пережарить, да что я объясняю, ты же мастер в этом деле… – Макар перешел на просительный тон.
   Он никогда не извиняется. В прямом понимании этого слова. Я вспомнила, что он может так ходить следом и канючить по часу на разные темы грустным и умоляющим голосом. Гамлет уже смотрел на нас подозрительно. Лучше сразу показать, что извинения приняты.
   – Я приготовлю жаркое. Ты занимаешься шкурками, головами и потрошишь зайцев. Агелену в этот момент в кухню не пускать.
   – Вот спасибо! – Сразу же успокоившись, Макар стал надевать фартук.
   – Эй! – очнулся Гамлет, когда Макар достал свой охотничий нож. – Дети в кухне! А ну брысь отсюда! Сейчас зайцев резать будут.
   – Что значит – брысь? – подозрительно прищурилась Нара. – Мне племянница разрешает смотреть, как она готовит! Я уже резала курицу под ее присмотром. А если ты не можешь видеть кровь, уходи сам.
   – Племянница?.. – опешил Гамлет.
   – Племянница? – огляделся Прикус.
   – Еда требует тишины и сосредоточенности, – предупредила я, кусая губы, чтобы неассмеяться, потому что смотреть на напряженный в умственных потугах лоб Прикуса без смеха было невозможно. – Остаются те, кто хочет видеть, как готовится жаркое из зайца.
   Ося крепился изо всех сил, но после отрезания первой головы не выдержал и ушел. Мы остались в кухне впятером.
   – Давайте, что ли, я лук почищу, – предложила Нара, отводя глаза от таза с тушками.
   Когда пес Гамлет с громким хрустом съел первую освежеванную заячью голову, сенбернар Отелло обнаружил в своих и без того грустных глазах с опущенными уголками такую непосильную обиду за жизнь, что я сразу же показала рукой на дверь. Только собачьего невроза мне сегодня не хватало.
   Мы остались вчетвером. Пес Гамлет хрустел головами, Макар иногда откладывал свой нож с негромким металлическим звуком, Нара шуршала луком, я сосредоточенно делила тушки на кусочки, в сковороде закипало масло, а кроме этих звуков, не было ничего, что мешало бы давно непуганной тишине, заглядывающей в наши освещенные окна, постоять там подольше.
   Ели в кухне. Здесь был самый большой в доме стол и двенадцать стульев к нему.
   – Откуда такие тарелки? – спросила я.
   – Это я купила, – ответила Агелена, не поднимая глаз. – Не нравятся?
   Нара обеспокоенно всмотрелась в наши лица – она одна подслушала в этой невинной, на первый взгляд, болтовне боль и грусть.
   – И что… – Я подбирала слова. – Все такие?
   – Все. Две старые я повесила на стенку в комнате Тили.
   – На стенку? – не выдержала Нара. – Тарелки?..
   – Они металлические. – Теперь я не поднимаю глаза, чтобы не наткнуться на глаза Макара.
   – А чего это вы шепчете, – подоспел и он к нашей грусти. – Говорите открыто! Тарелки эти, сестричка, не металлические. Они из чистого серебра!
   – Мы не шепчем, – обороняюсь я.
   – Но вы намекаете, я чувствую!
   – Я только спросила, кто купил тарелки!
   – Почему бы тебе у меня не спросить, все ли тарелки я продал?! Или что-то завалялось?
   – Ты продавал тарелки? – с придыханием ужаса и страдания за брата спросила Нара. – Тебе совсем не на что было жить?
   – Нетка… – потянулся было ко мне Гамлет, но я оборвала его:
   – Молчи!
   – Я продавал тарелки на лекарство матери. – Теперь Макар опустил голову и запрятал глаза. – Они были дорогие, из серебра.
   Нара помолчала, обдумывая услышанное, и поинтересовалась:
   – А мне Нефила говорила, что для мамы не было лекарства. Не изобрели еще. А ты его где-то доставал? А она умерла, когда тарелки кончились?
   – Тарелки еще не кончились? – вдруг спросила Тили как-то вечером, когда мы с ней сидели на террасе, и уже по-вечернему сырел воздух, становилось прохладно, но так не хотелось уходить из притихшего грустного августа.
   – Тарелки? – Я поправила плед, которым она была укрыта в кресле-качалке. – Не знаю… Хотя – да, я недавно заметила, что Агелена моет тарелку, чтобы положить еду Наре, а раньше можно было мыть посуду раз в день – вечером.
   – Когда кончится мое серебро, я умру, – просто заметила Тили.
   – При чем здесь серебро?
   – Оно уходит из дома, после последней тарелки уйду и я.
   – Бред какой-то! А чашки на ножках, похожие на кубки? Они тоже серебряные?
   – Бокалов давно нет. Их не стало еще весной. Сядь рядом. Вот так. Макар продает мою серебряную посуду.
   – Макар?.. Продает?
   – Да. Он договорился заранее с человеком в Ленинграде, с апреля раз в месяц приезжает ювелир и забирает то, что я подготовлю. Мне кажется, что в следующем месяце ему будет нечего брать. Не удивляйся, но я обещала, что никогда не буду выглядеть как больная и немощная старуха, требующая ухода.
   – Ты не выглядишь как больная старуха.
   – Да. Не выгляжу. Это морфий. Мое серебро ушло на морфий.
   – Это… чтобы не было боли?
   – Точно. Чтобы не было боли.
   Все внутри меня замерло в оцепенении странного, почти бесчувственного отчаяния. Я-то надеялась, что веселая и спокойная Тили еще не подошла к настоящей болезни, а, оказывается, смерть уже караулит ее, потихоньку, по ночам, в темных углах большого дома, сгрызая столовое серебро.
   – Почему ты заболела? Ну почему?
   – Наверное, из-за детей. Каждый ребенок съедал меня изнутри понемногу, как и полагается… Ты же знаешь, паучихи согласны кормить своим телом потомство.
   – Перестань так со мной разговаривать – я не маленькая! При чем здесь пауки?
   – При всем. Я всегда знала, что умру, как паучиха. А как умирает паучиха? В бою с другой паучихой, или с большой и сильной медведкой, или отдает себя, как корм, детям. Ты что, предпочла, чтобы меня зарезала соперница в любви? Или убила завистливая хищная медведка?