Вайнин Валерий. Но Змей родится снова?

   — Ты уже в третий раз называешь меня “родная”. За это я поверю тебе без объяснений.
   Глеб посмотрел на нее с грустью.
   — И все же объясниться с тобой мне придется. Очень скоро. Во-первых, я обещал. А во-вторых… кажется, у меня уже нет выбора. — Ведя машину, Глеб напряженно вглядывался в пургу. — Мы оказались нечаянно в одном клубке. И должен тебе признаться, без этого пресловутого списка я б долго еще тыкался, как слепой щенок.
   Оставшийся путь они проехали молча. Даша, как только они переступили порог ее квартиры, бросилась листать записную книжку.
   — Ага, вот он: Малхасянц Виктор, — обрадовалась она и набрала номер. — Не подходит. Будем названивать каждые пятнадцать минут. А пока — давай кофейку.
   Глеб со вздохом снял куртку. Они выпили кофе и позвонили еще раз. Трубку никто не поднял.
   — Ладно, — Глеб направился в прихожую, — из дома дозвонюсь.
   — Нет уж, звони отсюда, — остановила его Даша. — Я займусь своим чертовым переводом, а ты виси на телефоне.
   — А я не помешаю?
   — Когда помешаешь, я тебе обязательно скажу.
   Водрузив на нос очки, Даша села за компьютер. А Глеб устроился на тахте и через короткие интервалы времени стал набирать номер любовника убитой журналистки. По-прежнему никто не отзывался.
   — Может, он куда уехал? — предположил Глеб.
   — Вряд ли, — Даша прикрыла рукой зевок. — Что-то на меня и кофе не подействовал. Этот перевод меня доконает… Хочешь, отдам тебе Ольгин список? Пусть у тебя хранится.
   — Спасибо, я и так все запомнил.
   — Как это? Там ведь еще и телефоны.
   Глеб улыбнулся. Улыбка получилась виноватой.
   — Хоть целая телефонная книга. Мне достаточно взглянуть.
   — Ну-у? — изумилась Даша. — Тогда тебе как шпиону… — она вновь зевнула, — как шпиону цены просто нет. Слушай, прилягу-ка я на полчасика, а? Дозванивайся пока, ладно?
   Глеб кивнул с готовностью:
   — Конечно, приляг.
   — Только разбуди меня: за этой гадостью мне всю ночь сидеть. И завтра, и послезавтра… О Господи!
   Прямо в одежде Даша прилегла в другой комнате на кровать, и Глеб укрыл ее снятым с тахты пледом. Затем еще разок набрал номер Виктора Малхасянца. И вновь безрезультатно.
   Глеб взял с Дашиного стола шестьдесят страниц английского текста и присел на тахту. Пачка листов, которую он держал в руках, являлась технической документацией на американское медоборудование “сэконд хэнд”. Действительно, о Господи!.. Глеб быстро проглядел каждую страничку и через пятнадцать минут положил рукопись на место. Затем вновь набрал тот же номер. На сей раз отозвался приятный мужской баритон.
   — Добрый вечер. Это Виктор? — произнес Глеб, понизив голос, чтобы не разбудить Дашу.
   — Да. И что отсюда следует? — насторожился баритон. Глеб представился корреспондентом “Известий”, ведущим журналистское расследование убийства Самарской. Версия милиции, заявил Глеб, не выдерживает критики, поэтому было бы неплохо получить от вас кое-какую информацию…
   — Кто вам дал мой телефон? — перебил Малхасянц.
   — Редактор “Вечернего курьера”, — соврал Глеб. Последовала пауза.
   — Вряд ли я смогу быть вам полезен! — Баритон в трубке звучал теперь столь резко, что напоминал воронье карканье. Бой-френд покойной журналистки намеревался, очевидно, оборвать разговор.
   — Этот список Ольга получила от вас? — наугад выпалил Глеб.
   И вновь последовала пауза.
   — Как вы узнали? — спросил Виктор. — Впрочем, плевать. Скажу вам три вещи…
   — Не могли бы мы сейчас встретиться? — перебил Глеб.
   — Зачем? То, что я хочу сказать, я скажу и так. Первое. Я вел наружное наблюдение за… — Виктор запнулся, — за одним из московских авторитетов и обнаружил его в очень странной компании. Странной даже по нашим милицейским меркам. Но, как вскоре выяснилось, к делу, которым я занимался, эти люди отношения не имели. Только поэтому я показал список Оле… откровенно говоря, как некий курьез. До сих пор недоумеваю, с чего она вдруг так загорелась. Второе…
   — Ваша речь не похожа на речь мента, — не сдержал удивления Глеб.
   — У меня, господин журналист, все же университетское образование. Но не будем отвлекаться. Второе. Через три дня после того, как я показал Ольге список, меня уволили с формулировкой “служебная халатность”. И наконец, третье — самое главное…
   Глеб вновь перебил:
   — Виктор, нас слушают.
   — Да хрен с ними! — в сердцах воскликнул бывший капитан уголовного розыска. — Но вы-то… Откуда вам это известно?
   — Послушайте, — уклонился от ответа Глеб, — давайте я к вам сейчас приеду. Более двадцати минут я у вас не отниму, зато обязательно раскручу это дело.
   — Как бы вам рога не обломали. — Голос капитана заметно потеплел, и, продиктовав адрес, он положил трубку.
   Глеб черкнул на листке несколько слов Даше, сдернул куртку с вешалки и выбежал из квартиры.
   При звуке захлопнувшейся двери Даша вздрогнула и проснулась. Сбросив с себя плед, она кинулась в соседнюю комнату, где вместо Глеба обнаружила записку: “Встречаюсь с Малхасянцем. Позвоню из дома”.
   — Вот засранец! — притопнула ногой Даша и принялась вышагивать из угла в угол.
   Затем, немного успокоившись, она вздохнула и села за работу. Но при взгляде на дисплей компьютера она в изумлении протерла глаза: на экране был набран перевод первой страницы американской техдокументации. “Приятный пустячок! — улыбнулась Даша. — А как там дальше?” И, затаив дыхание, она стала наблюдать, как на дисплее промелькнули все шестьдесят страниц свежепереведенного текста. И под всем этим располагалась скромная приписка: “Не трудись проверять: точно как в аптеке”.
 
   Несмотря на темень и снегопад, возле дома, где проживал Малхасянц, толпился народ. У Глеба возникло нехорошее предчувствие. Он подошел и пробился сквозь круговую стенку людей. В центре круга лежало распластанное окровавленное тело, рядом с которым и снег был в кровавых пятнах. Пожилая женщина в пуховом платке солидно и уважительно кого-то информировала:
   — С десятого сиганул. Непьющий, из сорок второй…
   Предчувствие Глеба не обмануло: бывший капитан МУРа никому и никогда уже не расскажет “Третье — самое главное”. Подслушав их телефонный разговор, ему чертовски оперативно организовали “самоубийство”. Милиция, судя по раскладу, версию эту проглотит с аппетитом.
   Раздался вой сирены бесполезной “скорой помощи”. Вот-вот должны были примчаться и служители правопорядка. Не дожидаясь развязки, Глеб сел в свой “жигуленок” и доехал до ближайшего таксофона. Было четверть десятого вечера.
   Глеб набрал добытый у завуча номер и, услыхав грудной женский голос, попросил к телефону Бориса Викторовича — отца Лёни Рюмина и полковника ФСБ по совместительству. Борис Викторович, на удачу, оказался дома и, когда Глеб назвался, выразил нечто вроде приятного удивления. Глеб, однако, без труда определил, что полковник ФСБ по кличке Оксфорд, как и в прошлый раз, был пьян. Но выбирать не приходилось.
   — Борис Викторович, — сказал Глеб, — не могли бы мы с вами встретиться?
   — Кто запретит? — хохотнул полковник. — На когда вам выписать пропуск?
   — Не на Лубянке, — уточнил Глеб. — Как учитель вашего сына я предпочел бы навестить вас дома. Завтра, например.
   Хоть полковник и был пьян, реакция его не подвела. Очевидно, сказывалась выучка.
   — С превеликим удовольствием, Глеб Михайлович! — отозвался он радостно. — Только не завтра: завтра дел невпроворот. Давайте созвонимся заранее, назначим встречу, жена пирогов напечет…
   — Не надо пирогов, полковник, — перебил Глеб. — Ваш телефон не прослушивается.
   Борис Викторович будто малость протрезвел.
   — Не пойму, о чем вы? — осторожно осведомился он.
   — Не прослушивается, можете поверить, — продолжал напирать Глеб. — И кабинет на Лубянке не прослушивался, вы сказали правду. Если б соврали, я б не стал вам звонить.
   Полковник чуть помолчал, и в голосе его появились металлические нотки.
   — О чем конкретно вы хотите со мной говорить?
   — Ни о чем таком, что противоречило бы вашим прямым обязанностям.
   — Отрадно слышать. И все же не могли бы вы хоть как-то обозначить тему?
   — Борис Викторович, я не собираюсь вести с вами беседу, стоя в автомате. Давайте уж посидим, посплетничаем… о том, к примеру, какие бывают непутевые начальники. Среди них порой и генералы попадаются. Такие, знаете ли, шалуны… Боюсь, как бы у их подчиненных к весне геморрой не обострился.
   И вновь полковник оказался на высоте.
   — Нет-нет, никаких сплетен, — проговорил он сурово, — это нам не к лицу. Давайте просто посидим за чаем с пирогами. Завтра в шесть вас устроит?
   — Вполне, — усмехнулся Глеб. — Адрес я знаю.
   Полковник Рюмин, дав отбой, озадаченно воззрился на телефонную трубку. Его домашний кабинет был меньше кабинета на Лубянке, однако на книжных полках здесь поместилось немало томов по истории права. Напряженно размышляя, Борис Викторович прошелся по комнате. Одет он был в тщательно отутюженные брюки и строгий мохеровый свитер, в горловине которого белел воротничок сорочки. Оксфорд оставался Оксфордом даже в домашних тапочках.
   В дверь заглянула миловидная полная женщина с высокой прической.
   — Борик, он уходит, — пожаловалась она. — На ночь глядя, в такую метель.
   Полковник, прямой как трость, не вполне твердой походкой явился из кабинета.
   — Леонид, — молвил он строго, — мама волнуется.
   Ученик 9-го “Б” Лёня Рюмин дерзко тряхнул светлым чубчиком. Он был в пальто и вертел в руке шапку. Рядом с ним стояла одетая для выхода Гуля Шарипова.
   — Сильно волнуется? — кивнул Лёня на мать.
   — Разумеется, — подтвердил полковник.
   — Так поделись с ней хладнокровием чекиста.
   Мать сейчас же возмутилась:
   — Лёня, как ты смеешь!
   — Спокойно, Аня. — Полковника слегка шатнуло. — Леонид, будь благоразумен.
   Лёня и Гуля переглянулись. Их взгляды были содержательней иных диалогов.
   — Не желает делиться, — вздохнул Лёня, — жадина.
   Гуля показательно нахмурилась.
   — Нельзя так разговаривать.
   — С кем, с чекистами? — Лицо Лёни приняло торжественное выражение. — Можно, они поймут. Ведь это ж прямые мужественные люди. Они могут выставить девушку из дома и даже глазом не моргнуть.
   — Лёнька! — прикрикнула в смятении мать.
   — Так девушке и надо, — возразила Гуля. — Нечего было допоздна засиживаться.
   — Думаешь? — как бы усомнился Лёня. — Но ведь у нее тоже есть родители. Разве они не волнуются?
   — Сами виноваты, — заявила Гуля. — Не надо было девушку отпускать. Сидела бы дома — уроки делала. А потом все вместе смотрели бы телевизор.
   — А что, — полюбопытствовал Лёня, — родители девушки — тоже чекисты?
   Мать, казалось, готова была разрыдаться.
   — Если ты немедленно не прекратишь!..
   — Аня, спокойно, — Борис Викторович обнял жену за плечи, — мы ведем себя глупо. Проводи Гулю, — обратился он к сыну, — и сразу домой. Пожалуйста, Леонид… Времена теперь смутные.
   С этими словами прямой как трость полковник вернулся в свой кабинет, прикрыл дверь и достал из письменного стола бутылку дешевого коньяка. “Времена смутные”, — повторил он и, сев в рабочее кресло, стал пить коньяк из горлышка.
 
   Придя домой, Глеб тут же позвонил Даше.
   — Спасибо, — сказала она.
   — На здоровье, — ответил Глеб. — А за что спасибо-то?
   — Проснулась я — тебя нет, а перевод мой выполнен от начала до конца.
   — Поди ж ты! — удивился Глеб. — Везет же некоторым!
   — А потом, — продолжила Даша, — я делала себе бутерброд…
   — С чем? — уточнил Глеб.
   — С сыром. Делала бутерброд с сыром и порезала палец чуть не до кости…
   — Вот кулёма! — расстроился Глеб.
   — Слушай дальше. Сунула я палец под кран, подержала… Вытаскиваю — ни кровинки, ни царапины. Будто и не резала.
   — Хм! — опять удивился Глеб. — А еще говорят, в Москве беда с водопроводом. Теперь в случае чего буду все части тела под кран совать.
   Даша прыснула.
   — Представляю себе. Ладно. Что поведал тебе Малхасянц?
   — Увы… — Глеб задержал дыхание, — как раз перед моим приходом его выбросили с десятого этажа.
   Даша ахнула. И после короткого молчания вскричала:
   — Глеб, мать твою! Можешь ты быть осторожней?
   — Ты это мне?! — разозлился Глеб. — Сама лезешь куда не просят! В придурков стволом тычешь!
   Они умолкли, переводя дыхание. Наконец Даша встревоженно спросила:
   — Что теперь будем делать?
   — Ты — ничего, — отрезал Глеб. — А я… Очень скоро я во всем разберусь. Поняла?.. Сиди дома и не впускай никого, кроме Илюшки и меня. Завтра заеду, завезу продукты. Ясно?.. Ну, что ты там сопишь? Хочешь, стишок прочту? Его мальчишка восьмилетний написал.
   — Прочти.
   Глеб откашлялся.
   Пусть черти в пекло меня сведут и спрячут мои следы — друзья узнают…
   Глеб сглотнул ком в горле.
   …друзья придут и выручат из беды.
   — Эй! — зазвенел Дашин голос. — Не смей там реветь в одиночку!
   — Пардон, — буркнул Глеб, — мне стыдно.
   — Ах, стыдно тебе?! А кто боевик на презентации испортил?! Друзья узнают, друзья, видите ли, придут!
   — Мне очень-очень стыдно…
   — Слушай, засранец! Работаем стэп бай стэп! Всё, что делаешь ты, — то же самое делаю я! И попробуй мне еще вякнуть! — Даша дала отбой.
   — Угу, — проворчал Глеб, кладя трубку, — размечталась!
   Он выпил полпакета кефира и принял ледяной душ. Затем, как обычно, сел на диван в позе “лотоса” и уставился на дверцу шкафа. Сегодня дело пошло легче.
   Фактура дверцы быстро обретала прозрачность и глубину. Сквозь нее, как сквозь сито, просочились солнечные блики. Комната наполнилась птичьим щебетом и ароматом цветов…
   И тут зазвонил телефон. Глеб встал с дивана и распахнул дверцу шкафа. Вместо задней стенки оказался открытый выход на зеленый солнечный луг. Телефон меж тем звонил не умолкая. Глеб сходил за ним на кухню и вернулся. Луг оставался на месте, живой и благоухающий. Глеб расплылся в улыбке.
   — Алло! — проговорил он в трубку.
   — Привет, служивый! — услыхал он голос Грачева. — Тебе там не икается?
   — О, Митюша! — Глеб продолжал любоваться лугом. — Где ж твои костоломы? Я соскучился.
   — Потерпи чуток, скоро встретитесь.
   — Жаль, что не сейчас. Но спасибо, что позвонил: ты большая умница. А знаешь почему?
   — Не гоношись, педрило, — процедил сквозь зубы Грачев. — Ты у меня на коленях сосать будешь…
   Продолжая блаженно улыбаться, Глеб выглянул из шкафа наружу и сощурился от яркого света. Мимо прожужжал шмель, с куста вспорхнула птаха — зато Митькин голос пропал начисто: вместо него из трубки доносились шипение и треск. Но стоило Глебу втянуть голову обратно в шкаф, в ухо ему вновь хлынули незамысловатые угрозы Грача.
   — Так знаешь, почему ты умница? — перебил Глеб. — Потому что у меня возник вопрос: где этот придурок достал мой телефон? Легко на него ответив, я догадался, кто твой босс. Спасибо, Митя.
   Даже по телефону было нетрудно определить, как перетрухал этот бородатый красавчик.
   — Какой еще босс? Что ты мне пургу гонишь? — попробовал вильнуть он в сторону.
   — Тот, что велел тебе меня прищучить. Но звонить мне по телефону он не приказывал, так ведь? Это уж твоя личная инициатива, Митя, ибо душа у тебя горела.
   — Слушай, членосос! — заорал Грачев, отчаянно пытаясь спасти положение. — Телефон твой дал мне Эдик, а ему дала его Дашенька! А мне она даст не только телефон! На днях я так ее оприходую…
   И тут же из трубки раздался крик, напоминающий звериный. Лицо Глеба словно окаменело.
   — Что, Митенька, больно? — тихо спросил он. — Сейчас будет еще больней. Зря ты это сказал, Митя. Я мог бы убить тебя прямо по телефону, однако… срок твой еще не вышел. Погуляй пока.
   На другом конце провода директор издательства “Жемчуг” с трудом приходил в себя.
   — Что за хренотень?.. — пробормотал он ошарашенно. — Как ты это сделал?
   Глеб готов был прибить себя с досады.
   — Не следовало мне этого делать, Грач. Ох не следовало!.. Но ты ведь никому не расскажешь, правда? А расскажешь — твой хозяин и не такое с тобой сотворит. Он ведь тоже небось разные штуки знает. Так что, Митя, держи язык за зубами, а хвост — пистолетом. Скоро увидимся.
   Швырнув радиотелефон на стул, Глеб через шкаф вышел на цветущий луг. Слева луг опоясывали высокие сосны, а справа журчала река — вот к ней-то и направился Глеб, жмурясь от солнца.
   В Москве было одиннадцать вечера. На улицах хозяйничала вьюга. Шел последний час февраля.
 

Глава шестая

   Утром небо прояснилось. Выглянуло солнце и ударил морозец. Сугробы заискрились, снег заскрипел под ногами. В первый день весны, казалось, наступила настоящая зима.
   Глеб вошел в бар при кафе “Амброзия”, заказал кофе, бутерброд с сыром и обратился к молоденькому бармену с едва заметными усиками:
   — Извините, а куда подевалась Катя?
   — Она сегодня выходная, — охотно отозвался бармен. — И завтра тоже. В понедельник ее смена.
   С досады Глеб расплескал кофе.
   — Вы не дадите мне ее домашний телефон? Она очень-очень мне нужна.
   Бармен старательно протирал бокалы.
   — Телефона ее я не знаю. А если б и знал, не дал бы. Без ее согласия, не обижайтесь…
   — Да-да, вы правы. — Глеб надкусил бутерброд.
   — Вообще-то вы чуть-чуть разминулись, — доверительно проинформировал юноша. — Минут за пять до вашего прихода Катя усвистала со своим приятелем.
   — Рыжий? Здоровенный такой?
   — Вы его знаете?
   Глеб проглотил остатки бутерброда, не прожевав. Опять же с досады.
   — Черт! Именно он-то мне и нужен! Как теперь его искать?!
   Бармен пожал плечами.
   — Ничем не могу помочь. Катиного телефона я правда не знаю.
   Глеб со вздохом допил кофе.
   И в этот момент ввалился Толян. Его пальто, как обычно, было распахнуто, а румянец на щеках от морозца прямо-таки полыхал.
   — Какие люди! — воскликнул он при виде Глеба. — А я вот все думаю: куда это наша бутылка закатилась?
   Глеб широко улыбнулся.
   — Кончай, в натуре, эти примочки! — Поставив чашечку, он отошел от стойки. — Я ж обещал: как только размотаюсь, веду тебя в кабак.
   — Тебе, говорят, зарплату удвоили? — осклабился Толян. Они стояли в проходе меж столиков. Малочисленные посетители не обращали на них внимания.
   — Лично я, — скривил губы Глеб, — этого удвоения пока не видал. Вот положу в карман, тогда поверю.
   — Да ла-адно! — Толян по-приятельски ткнул его кулаком в живот. Вернее, намеревался ткнуть, но промазал. С такого расстояния это было просто невероятно. Толян с изумлением глянул на свой кулак и повторил попытку вместе с возгласом “да ла-адно!”. Однако и эта попытка потерпела неудачу. Неуловимым по быстроте движением Глеб откачнулся, и кулак опять пролетел мимо. У обалдевшего Толяна хватило смекалки сделать вид, будто так и надо. — Не Стаса ищешь? — как бы между прочим поинтересовался он.
   — На кой он мне? — отмахнулся Глеб. Затем ухмыльнулся. — А ты крутой, блин, мужик! Прямо завидки берут! — подмигнул он и направился к двери.
   — То про что? — не вытерпел Толян.
   Глеб обернулся в дверях:
   — Да видел я тебя у ресторана “Бочка”. Ты какому-то уроду сигаретой лоб прижигал. Краси-иво! — вновь подмигнул Глеб и вышел.
   Румянец на щеках Толяна мигом утратил свою яркость. Охранник олигарха приблизился к стойке и резко спросил:
   — Что ему было надо?
   Молодой бармен пожал плечами.
   — Кофе и бутерброд с сыром.
   Толян ухватил юношу за рубаху.
   — Ты мне мозги не засирай! Искал он кого-то?!
   — Вам-то что? — Пытаясь вырваться, бармен ухитрился нажать кнопку под стойкой. — Вы из ментовки разве?
   — Я те щас покажу ментовку! Что он тут вынюхивал?!
   Тут из подсобки выкатился здоровенный бугай и воззрился на Толяна сонными глазками.
   — Ты чё, братан? — проговорил он через губу. — Ты от ореховских, что ли?
   Толян отпустил рубашку бармена.
   — У меня своя шобла, покруче, — буркнул он хмуро. Бугай зевнул.
   — Ну так чё? Забивай стрелку — побазарим. Толян повернулся к нему спиной.
   — Двойной кофе без сахара, — заказал он бармену.
   — Ты чё, не догоняешь, что ли?! — повысил голос бугай. — Тут все схвачено, вали!
   Толян саданул кулаком по стойке.
   — Могу я выпить кофе или нет?!
   Бугай и бармен обменялись взглядами.
   — Налей ему, Антон, — разрешил здоровяк, возвращаясь в подсобку. — Будет еще возникать… свистни, я у себя.
   Толян взял из бокала бумажную салфетку и промокнул вспотевший лоб.
 
   Сжимая в руках пакеты с продуктами, Глеб позвонил в Дашину дверь. Открыл ему Илья. Конечно же, не глядя, буркнул:
   — Шолом.
   — Я тебе дам “шолом”! — прикрикнул Глеб, захлопывая ногой дверь. — В глазок бы хоть посмотрел, кому открываешь!
   Илья оторвал взгляд от листка.
   — Ша, без паники, — улыбнулся он, поглаживая курчавую бородку. — Дуське вроде грозить перестали. И моя интеллигентская морда тоже никого не интересует. Как-то даже скучно.
   — Как бы весело не стало! — проворчал Глеб, прислоняя пакеты к стене прихожей. И, понизив голос, быстро спросил: — О предложении моем подумал?
   — Угу, если всё мне объяснишь… — Илья вновь уткнулся в листок с уравнениями. — Вот собака! Похоже, я потерял где-то корень из трех!
   Тут в прихожую стремительно вошла Даша. Она была в очень коротеньком бежевом платье и туфельках на шпильке. Смотреть на ее умопомрачительные ноги и сохранять на лице невозмутимость было нелегко. Глеб поспешно перевел взгляд на ее сияющие изумрудные глазищи, на пепельные волосы, растрепавшиеся по плечам, и… Это зрелище тоже оказалось не для слабонервных.
   — Ребята, мать вашу, — проворчал Глеб, — смотрите все же, кому открываете!
   Даша быстро шагнула к нему, будто собираясь броситься на шею. Но вдруг остановилась и нахмурилась.
   — Что это? — кивнула она на пакеты.
   — Еда, — ответил Глеб. — Я говорю, прежде чем открыть дверь…
   — Дуська! Что он приволок? — раздался из комнаты голос Ильи, который хоть и погрузился в свои уравнения, но спрашивал с неподдельным интересом.
   — Сейчас выясним, — отозвалась Даша, исследуя содержимое пакетов. — О-о, какая ветчина!.. Балык! С ума сойти, ананасы! А тут… копченые языки!..
   Глеб ретировался в комнату. Илья, сидя за письменным столом, облизнулся:
   — В принципе я не прочь все это порубать.
   — Опять дистрибьюторы из дома выжили? — с улыбкой спросил Глеб.
   Илья возвел очи к небу:
   — Старик, там такой стоит гармидер [4] …
   Тут ворвалась Даша. Она хотела выглядеть сердитой, но лицо плохо ее слушалось.
   — Что это вообще за пижонство?! — набросилась она на Глеба.
   Глеб пожал плечами.
   — Взял, что под руку подвернулось.
   — Проворная, видать, была рука! — Дашины губы дрогнули в улыбке. — Представь счет, я оплачу.
   У Глеба покраснели уши.
   — Непременно, — сказал он. — Плюс десять процентов за доставку…
   — Ластик, — ввернула с улыбкой Даша.
   — …и надбавка за работу в выходной.
   — Ластик, я сказала!
   — Плюс чаевые. Надеюсь, Эдик не поскупится.
   — Что-о?! Что ты произнес?!
   — Ладно, ластик.
   — Дурак!
   — Я же сказал, ластик! Сама дура!
   Оторвавшись от бумаг, Илья вперил в них изумленный взгляд.
   — Ни фига себе! — вырвалось у него. Теперь покраснела Даша.
   — Гольдберг, ты о чем? Что “ни фига себе”?.. Ладно, пойду разберу пакеты. — С этими словами она вышла.
   Глеб быстро наклонился к уху Ильи.
   — На той неделе поговорим, да?
   — Угу, — кивнул Илья, — я позвоню. Или ты звони.
   — Замётано. — Глеб положил руку ему на плечо и громко произнес: — Пока, ребята! Вечером созвонимся!
   Чиркнув “молнией” на куртке, он вышел и захлопнул за собой дверь.
   И тут же в комнату влетела Даша.
   — Ну, морда! — возмутилась она. Метнувшись в прихожую, она мигом надела дубленку и сменила туфли на сапоги. — Илюшка! Разбери пакеты и поешь! — крикнула она, выскакивая из квартиры.
   Илья оторопело поглаживал бородку.
   — Поесть-то, конечно, я поем, — пробормотал он, — но все равно интересно.
 
   Горбатая старушка приходу Глеба так обрадовалась, что, не рискнув ее обидеть, он по-быстрому выпил чаю с кизиловым вареньем. Но брать вновь деньги Варвара Львовна упорно отказывалась.
   — Это просто излишество, Глеб. Вы и так дали нам столько, что… и холодильник у нас набит. Мы деликатесы ваши еще неделю доедать будем.
   После энергичных препирательств Глеб сурово нахмурил брови.
   — Варвара Львовна, почему вы не хотите помочь нашей фирме? Если вы будете упрямиться, нам не удастся списать налоги.
   — Извините, Глеб, я, конечно, в этом не разбираюсь, но… сдается мне, что с налогами вы меня дурите.
   — Здрасьте-пожалуйста! Могу показать вам статью закона, — врал напропалую Глеб. — И к тому же, вероятно, я скоро уеду в командировку и хочу быть уверен, что… Варвара Львовна, пожалуйста, не упрямьтесь.
   Старушка сдалась и взяла пачку сторублевок. Вертящаяся возле ног Танька недовольно поинтересовалась:
   — В какую еще командиловку?
   — В служебную, — улыбнулся ей Глеб. — А что же Саша, так и не покажется?
   Старушка виновато развела руками.
   — Не обижайтесь, в последние дни он какой-то… Не понимаю, что с ним.
   — Уплямый, как балан, — поставила диагноз Танька.
   — Ну что ж, — вздохнул Глеб, — если гора не идет к Магомету… — Он постучал и вошел в Сашину комнату. За ним проследовали бабушка и Танька.