Страница:
— Приятно было познакомиться, — сказала Даша. Директор поднялся, хромая, обошел стол и поцеловал ей руку.
— Взаимно. Глеб Михайлович, надеюсь, наш разговор не закончен.
Глеб молча кивнул, и они с Дашей вышли. Географичка пролепетала:
— Иван Гаврилович, я просто подумала, что…
Директор хлестнул ее по щеке.
— Гусыня безмозглая!
Из глаз географички потекли слезы.
— За что, Иван Гаврилович?
Директор подошел к двери и запер ее на ключ. В походке его не осталось и следа хромоты, и морщины на лице разгладились.
— Вертись возле него, шалава, и не упускай из виду. — Голос Ивана Гавриловича как-то вдруг очистился от кашля и хрипоты. — Для этого и существует твоя задиристая задница.
— Ну да, задница! А у этой девчонки…
— Делай что велено! Девчонка эта долго не протянет! — Низенький и щуплый директор с легкостью швырнул пышнотелую Галину животом на стол и задрал ей сзади юбку. — Не тушуйся, заманивай его своими прелестями!
Географичка взвизгнула.
— Ой, не надо!
Одним резким движением директор сдернул с нее колготки и трусики.
— Раздвинь ляжки, персик! — приказал он и, приспустив на себе штаны, вонзил в ее телеса увесистый член. — Вот так, вот так, потренируемся…
— Ненавижу! — вскричала Галина Даниловна. — Подонок!
Однако она постанывала от удовольствия.
Из окна “жигуленка” Даша посмотрела на здание школы.
— Симпатичный дедуля.
— Чересчур, — задумчиво отозвался Глеб.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказал.
Пятый день весны тоже выдался пасмурный. Спасибо, хоть не было дождя, и Глеб гнал свой “жигуленок” настолько быстро, насколько позволяли дороги, потоки транспорта и служба ГАИ. Достав из дубленки пачку сигарет, Даша повертела ее в руке и выкинула в окошко.
— Странно, — проговорила она, — все нормальные люди бросают курить с трудом, а мне хоть бы хны.
— Поздравляю, — усмехнулся Глеб. — А город-то зачем засорять?
— Извините, сэр Майкл. Остановите: я подберу.
— Ладно уж. Но впредь остерегись.
— Нет, правда, я сама не терплю такого свинства. Давай подберем.
— На обратном пути. Запомни место.
Они рассмеялись. И Даша спросила:
— А ты чем вчера занимался?
— Глупостями.
— Какими? Давай подробности.
— Дашка, дай поразмышлять. Создай условия.
— Да пожалуйста! Думаешь, мне охота с тобой трепаться? У меня самой мыслей, как у дурака махорки.
До Мытищ они ухитрились доехать молча. Затем Глеб дважды выходил из машины и, назвав адрес колдуньи, просил у прохожих подсказки. Прохожие как-то многозначительно усмехались, но подсказывали охотно. И в конце концов после недолгого блуждания “жигуленок” Глеба остановился возле жиденького забора, за которым виднелся покосившийся домишко — обычное жилье колдуний.
— Посиди пока в машине, ладно? — попросил Дашу Глеб, выходя.
Даша тут же вышла следом.
— Ладно-ладно, я здесь постою, — пообещала она.
— Только без фокусов! — Глеб отворил просевшую калитку и зашагал по тропе, расчищенной в сугробе.
Дом казался нежилым, даже дымок над печной трубой не вился. Входа было два: один (застекленная верандочка), очевидно, летний, другой, тот, что подальше, использовался, похоже, в холодное время года. Вот к тому-то входу Глеб и направился. Дверь вполне соответствовала общему антуражу: обшарпанная и потрескавшаяся — ни ручки, ни звонка. Глеб попробовал заглянуть в окно, однако оно оказалось завешено изнутри темной тряпкой. Глеб собрался уж было в него постучать, но вдруг услыхал со стороны веранды испуганный Дашин возглас. Чертыхнувшись, Глеб бросился к летнему входу.
Он увидел Дашу, обалдело замеревшую внутри веранды. А из дома, через распахнутую дверь, на нее лилась визгливая ругань:
— Кыш отсюда, мерзавка! Нечего тут высматривать! Пошла прочь, лярва!
— Но послушайте, — пыталась оправдаться Даша, — я ведь хотела только…
— Нечего мне слушать! Катись, кому сказала!
— Но я хочу только задать вам…
— Я тебе задам, прошмандовка! Так задам, костей не соберешь!
Взбежав на крыльцо веранды, Глеб разглядел в полумраке дома безобразную старуху, одетую в засаленный халат, на ворот которого ниспадали длинные свалявшиеся патлы. При появлении Глеба эта злосчастная образина будто захлебнулась своей руганью и чуть отступила в глубь комнаты.
— Кого ты привела, мерзавка?! — прокаркала она. — Думаешь, я не справлюсь с вами обоими?!
От изумления брови Глеба взлетели вверх. Слегка отстранив обомлевшую Дашу, он шагнул к порогу, за которым агрессивно ощетинилась старуха.
— Графиня? — тихо проговорил он. — Наталья Дмитриевна?
Вздрогнув, старуха так и подалась ему навстречу.
— Боже мой… Глеб Михайлович… — Голос ее зазвучал вдруг нежно, как серебряный колокольчик. — Неужели это вы?
Воздух вокруг старухи внезапно загустел и заклубился, как дым, и вся она словно погрузилась в клубящийся белый омут. Комната вдруг вспыхнула ярким светом, засверкала огнями, и дым рассеялся, будто от дуновения ветерка. На месте безобразной старухи стояла взволнованная пожилая дама, седеющие волосы которой уложены были в старомодную прическу, а длинное дорогое платье, казалось, было сшито для дворянского бала.
Дама перешагнула порог, и они с Глебом троекратно расцеловались.
— Неплохая маскировка, мадам, — улыбнулся Глеб. — И ругаться вы наловчились, как… Не знаю, приятен ли вам подобный комплимент, графиня.
Графиня зарделась.
— Вы же сами, сударь, понуждали меня одолеть эту науку. Али запамятовали?
— Помню, — подтвердил Глеб, — и ничуть о том не сожалею.
Даша пошатнулась и оперлась о его руку.
— Дамы и господа, могу я тут на что-нибудь присесть?
Глеб обнял ее за плечи.
— Просил ведь: подожди в машине.
Пожилая дама виновато проговорила:
— Душечка, не знаю, сможете ли вы меня простить, но поверьте: недостойное мое поведение имеет свои причины. Если бы я знала, что вы пришли с Глебом Михайловичем… Извините меня и не принимайте всерьез брань выжившей из ума старухи. В утешение вам должна заметить: за свои сто двенадцать лет я не встречала женщины, красота которой могла бы равняться с вашей.
Дашины щеки заалели, как маков цвет.
— Благодарю вас, графиня, вы слишком ко мне снисходительны. И вам не пристало оправдываться. Я и без того уверена, что ни характер ваш, ни воспитание не позволили бы вам обидеть кого-либо понапрасну.
Глеб с усмешкой на нее покосился.
— Каков стиль, блин!
— Не встревай в базар, — в тон ему ответила Даша. — Я с детства тонкий стилист. Не усёк разве?
Графиня рассмеялась.
— Вижу, сударыня, мне придется брать у вас уроки.
— Да это я так… — вздохнула Даша, — от девичьей застенчивости.
Графиня лукаво посмотрела на Глеба.
— Где вы отыскали это чудо?
— Места надо знать. — Глеб взглянул на свои часы. — Однако, Наталья Дмитриевна, у нас к вам два вопроса. За этим, собственно, мы и приехали.
Графиня всплеснула руками:
— Что же мы стоим! Глеб Михайлович и…
— Даша, — подсказал Глеб.
— Дашенька. Вам так идет ваше имя. Заходите, прошу вас.
Они вошли, разделись и очутились в голубой гостиной, тесноватой для дворянского гнезда, но весьма просторной для этого домишки. В углу гостиной помещался белый рояль, на котором в бронзовом канделябре горели свечи. Графиня пробормотала нечто невнятное, взмахнула руками — и на столе появилась кружевная скатерть.
— Сейчас, мои хорошие… минутку… — Обойдя вокруг стола, графиня произвела руками несколько пассов, и на скатерти прямо из воздуха возникли всевозможные варенья да печенья вместе с посудой и кипящим самоваром. А из соседней комнатушки своим ходом приковыляли три стула с резными спинками и чинно встали у стола. — Прошу, гости дорогие! — пригласила графиня.
И откуда-то из пустоты на свободное место стола шваркнулось блюдо с гусем, обложенным печеными яблоками.
— Спасибо, с удовольствием, — сказал Глеб. — Мы голодны как волки.
Графиня взглянула на него в изумлении.
— Глеб Михайлович, гуся я не готовила.
— Да? — удивился Глеб — Значит, он сам сюда залетел.
Графиня погрозила ему пальцем.
Глядя на всё это, Даша тихо объявила:
— Кажется, я в обморок грохнусь.
— Лучше после обеда, — попросил Глеб.
— После обеда охота пропадет, — возразила Даша. Чуть подумав, Глеб кивнул.
— Ладно, падай. Только по-быстрому.
Даша вздохнула и села за стол. Графиня была в восторге.
— Глеб Михайлович, Дашенька, ваш приход для меня — просто Божья милость.
— А уход наш станет избавлением, — съехидничал Глеб, уписывая гуся. И не дав графине возразить, тут же задал вопрос: — Не довелось ли вам, Наталья Дмитриевна, месяц-два назад побывать в нехорошей компании?
Графиня быстро подняла на него взгляд.
— Вы не устаете меня поражать, Глеб Михайлович. Ну откуда вам это известно?
Отодвинув от себя тарелку, Глеб обтер салфеткой губы.
— Чисто случайно. В мои руки попал весьма странный список имен, среди которых фигурировали вы, графиня, под именем Наталья Салтыкова с пометой “колдунья”. И рядом был указан ваш мытищинский адрес. Признаться, до последней минуты я сомневался, что встречу здесь именно вас.
— Понимаю, — вздохнула графиня. — Глеб Михайлович, скажу как на духу: все это из-за проклятого моего любопытства. Следуя вашему совету, я перестала афишировать свои… более чем скромные способности. Восемь лет назад я переехала сюда…
— Прямо из Риги? — уточнил Глеб. Даша слушала, широко раскрыв глаза.
— Нет, — ответила графиня, — уже из Ростова. О, это изумительная история! Но как-нибудь в другой раз… Ну вот, стало быть, поселилась я здесь, приняла сей непривлекательный облик и, когда малость пообвыклась, начала лечить людей. Да, Глеб Михайлович, тут я вас не послушалась! Не сетуйте на старуху! Люди порой так несчастны…
— Картина вырисовывается, — с горечью перебил Глеб. — Вы многим помогли, многих вылечили, и вскоре о вас поползли слухи, которые в итоге достигли ушей тех, кого я просил вас остерегаться.
— Но, друг мой, меня все знали как безумную старую мегеру, которая излечивает многие болячки из корыстных побуждений.
— Подобный образ, графиня, привлекает к себе чёрта.
— Но я работала только среди местных.
— И кто-то из этих местных, преисполненный благодарности, взял на себя труд заняться вашей рекламой. И вот к вам явились очень милые люди и пригласили принять участие… В чем, Наталья Дмитриевна? В заседании? В круглом столе?
Графиня опустила глаза.
— В симпозиуме парапсихологов. Там был один шаман… то ли из Якутии, то ли с Чукотки, демонстрировавший трюки на уровне индийского факира из Одессы. Я, конечно, догадалась, что он не более чем бутафория. Публика там собралась разношерстная, но атмосфера была насыщена какой-то зоологической злобой. И устроителей этого, с позволения сказать, симпозиума интересовало, на что способна именно я.
— Вы запомнили хоть кого-то из устроителей? — с надеждой спросил Глеб.
— Ну… обхаживали меня двое научных сотрудников — Ира и Ян. Весьма недалекие молодые люди с неприметной внешностью, которую так ценят в любой разведке. Представляете, Дашенька, чтобы выпытать мои секреты, они ухаживали за старой чокнутой уродиной, как… — подыскивая слово, Наталья Дмитриевна щелкнула пальцами, — прямо как…
— …за графиней, — подсказала Даша.
— Именно! — рассмеялась графиня. — Их любезности могли бы растопить камень. Но я оттуда свалила.
— Ах! — улыбнулась Даша.
— При чем здесь “ах”? — улыбнулась графиня. — В моем возрасте, деточка, пора бы чувствовать, когда вступаешь в какашку.
— Поэтому, значит, вы на меня так напустились?
— Ну разумеется! Теперь мне в каждом углу поросенок с хреном мерещится.
Дамы, похоже, развеселились. Глеб, однако, всё более мрачнел.
— Спасибо, за хлеб-соль, — сказал он, поднимаясь. — Нам пора.
Глаза графини потухли.
— Так скоро? — проговорила она с печальной покорностью.
— Можно я вас навещу? — спросила, вставая, Даша.
— Правда? — оживилась графиня. — Это было бы чудесно!
Глеб помог Даше надеть дубленку.
— Быть может, Наталья Дмитриевна, мы увидимся гораздо скорее, чем вы думаете. У вас нет телефона?
— Зачем он мне?
Глеб достал из куртки блокнот, черкнул в нем авторучкой и протянул графине вырванный листок.
— Здесь мой и Дашин телефоны. Когда вас вновь станут приглашать на симпозиум, тут же позвоните. Соглашайтесь, но без меня не делайте ни шагу.
Графиня прижала листок к груди.
— Вы полагаете, что они…
— Убежден. Они вот-вот объявятся.
Графиня проводила Дашу с Глебом до крыльца.
— Глеб Михайлович, — проговорила она встревоженно, — эти люди… так ли они опасны?
— Опасней просто не бывает. Вам повезло, Наталья Дмитриевна, что они считают себя неуязвимыми и потому не очень торопятся. Обещайте мне позвонить.
— Ну разумеется, друг мой. Бог знает, что у вас на уме. Вы всегда были для меня загадкой, Глеб Михайлович. Но положа руку на сердце… никому в жизни я не доверяла так, как доверяю вам. — Она перекрестила его лоб. — До свидания, Дашенька.
Даша поцеловала ее в щеку, сбежала с крыльца и зашагала к машине. Глеб пошел вслед за ней по расчищенной тропе.
Графиня стояла на крыльце, пока “жигуленок” не уехал. Тогда она вздохнула, зябко повела плечами и через веранду прошла в дом. И в тот же миг гостиная с белым роялем превратилась в убогую комнатенку, свечи погасли, а благородная госпожа вновь приняла облик безобразной старухи в засаленном халате. Однако взгляд у старухи был добрым и мечтательным.
Сквозь сырой и холодный мартовский сумрак Глеб гнал машину к Москве. С ним рядом, отвернувшись к окну, всхлипывала Даша.
— Она же там одна… совершенно одна…
— Дашка, замолчи! — прикрикнул Глеб. По щекам его катились слезы.
Даша резко обернулась.
— Вот сейчас я тебя обниму, прижмусь к тебе, и мы врежемся!
Глеб пожал плечами.
— Ну, не знаю… в принципе можешь попробовать.
— Думаешь испугаюсь?! — Даша обняла его за шею и прижалась щекой к его щеке. — Теперь хоть трава не расти!
— Трудно с тобой спорить… — Глеб бросил руль и поцеловал ее в губы.
Даша вскрикнула и в страхе взглянула в окно. “Жигуленок” как ни в чем не бывало катил по скользкой трассе и, пока руки Глеба обнимали Дашу, совершенно самостоятельно выполнил левый поворот. Даша облегченно перевела дух.
— Что же я за трусиха, — пробормотала она, впиваясь губами в губы Глеба. И задохнувшись, произнесла: — Наконец-то!.. Зачем ты вообще держишь руль?
Глеб потерся носом о ее нос.
— Чтоб не привлекать внимания. Отодвинься, кстати, от водителя: впереди пост ГАИ.
Руки Глеба вновь легли на руль. Даша чинно отодвинулась, помолчала и спросила:
— Вообще она кто?
— Ну, если тебе нужны формулировки… она фея, — с грустью проговорил Глеб.
— В смысле?.. Не хочешь ли ты сказать, что феи существуют в реальности?
— Насчет реальности не гарантирую. За свои двести тридцать два года я встретил пока лишь ее одну.
Даша посмотрела на него долгим внимательным взглядом.
— Про твои двести тридцать два года я слышу уже не впервые. Но я б тебе и тридцати не дала.
— Так и есть, — кивнул Глеб, косясь на притаившихся у поворота гаишников. — Физиологически мы с тобой примерно одного возраста. Но живу я очень давно. Впрочем, по нашим меркам я мальчишка.
— Вот и ладушки! — Даша положила голову ему на плечо. — Не знаю, по каким это вашим меркам, и не спрашиваю. Я ничего уже не спрашиваю.
— Скоро все узнаешь.
— Хочется верить. А пока можно я немного посплю? Когда ты вчера швырнул трубку, у меня была жуткая ночка…
— Я не швырял, ты первая положила.
— Я не клала, ты меня заставил. И вот от всего этого обилия впечатлений… — Даша зевнула, — бедная моя голова уже идет кругом.
Глеб поцеловал ее в макушку.
— Спи, родная. Все эти впечатления и вправду нужно переспать.
Пригревшись на его плече, Даша действительно заснула и не заметила, как они въехали в Москву. Волосы Даши рассыпались по руке Глеба, и он старался не шевелиться, чтобы их не стряхнуть. Но стоило “жигуленку” притормозить возле дома, Даша открыла глаза.
— Уже приехали? — удивилась она. — Классно я вздремнула.
Только лишь они поднялись в квартиру, Глеб сразу же стал прощаться.
— Завтра приду. Никуда не выходи.
Даша встала к нему лицом, подбоченясь.
— Между прочим, сегодня понедельник.
— Знаю.
— Что ты знаешь?
— Что неделю назад я пришел к тебе наниматься телохранителем.
— Не пришел, а заявился! Весь из себя в темных очках: “Какие, блин, у вас проблемы?” Дешевка жалкая!
— Ну, не совсем так…
— Именно так! Самоуверенный, вздорный и жутко ехидный мальчишка!
Глеб грустно улыбнулся.
— Мальчику меж тем далеко за двести.
Даша приблизила к нему лицо.
— Почему же ты так долго ко мне шел?
— Я думал, тебя не бывает.
— Меня и не было до прошлого понедельника.
— Ты будешь смеяться, — Глеб потерся носом о ее нос, — но до прошлого понедельника не было и меня.
Дашины глаза наполнились слезами.
— Уходи! Убирайся немедленно или… я тебя съем!
Глеб коснулся губами ее губ.
— Нехорошо наедаться на ночь, — сказал он и вышел, мягко прикрыв дверь.
Даша постояла в прихожей, сняла с себя дубленку, затем вошла в комнату и достала с книжной полки потрепанный томик, взятый на днях в библиотеке. Отыскав по оглавлению стихи Ли Бо, она открыла нужную страницу и принялась читать вслух:
Среди цветов поставил я
кувшин в тиши ночной
и одиноко пью вино,
и друга нет со мной…
Тут Даша всхлипнула, однако, взяв себя в руки, продолжила чтение:
Но в собутыльники луну
позвал я в добрый час,
и тень свою я пригласил,
и трое стало нас.
Но разве, — спрашиваю я, —
умеет пить луна
и тень, хотя всегда за мной
последует она?
Уронив книгу на кровать, Даша разрыдалась в подушку.
— Ведь я же здесь… — бормотала она сквозь плач, — я же вот она, дурак!
Первым делом Глеб принял ледяной душ. Затем, как обычно, воссел в позе “лотоса” на диване. Однако смотрел он на сей раз не на дверцу шкафа, а на свою раскрытую ладонь.
Минут примерно через сорок на ладони его появился изумруд величиной с грецкий орех. И внутри изумруда вспыхнул огонь: камень засветился, засверкал с яркостью “вольтовой дуги”, сохраняя при этом зеленый цвет. В комнате стало жарко.
Закрыв ладонь, Глеб сжал изумруд в кулак. И пальцы его начали светиться изнутри. Еще минут через сорок Глеб разжал кулак. Теперь на его ладони лежало колечко, сверкающее столь же ослепительно, как породивший его изумруд. Но сверкание это вскоре потускнело, и жара в комнате начала спадать. Колечко сделалось прозрачно-зеленым и обрело форму вьюнка, который, чудилось, вот-вот зашелестит крохотными своими листиками.
Положив колечко на стул, Глеб вытер со лба пот и устало растянулся на диване. Около получаса он пролежал, не шевелясь. Затем ему позвонила Даша.
— Варваре Львовне дали срок до завтра, — сообщила она без предисловий. — Если она не согласится…
— Варваре Львовне? — тупо переспросил Глеб.
— Это бабушка Саши и Тани. Глеб, очнись! Она звонила тебе весь день и только что дозвонилась до меня. Ей поставили ультиматум.
Усталость Глеба как рукой сняло.
— Господи, — пробормотал он, — что я за дубина. Когда они явятся за ответом?
— Завтра в пять. Если она не согласится переехать в коммуналку, ее с детьми выселят из Москвы.
— Ну прямо! — буркнул Глеб.
— Они говорят, — повысила голос Даша, — что, поскольку у Варвары Львовны нет прописки, а квартира числится за ее покойной дочерью…
— Даш, плевать на то, что они говорят! Завтра они запоют у меня “аллилуйя”!
Даша чуть помолчала, затем потребовала:
— Верни мне пистолет, я иду с тобой.
— Сейчас! Какие еще просьбы, пожелания? — ядовито осведомился Глеб.
Даша вздохнула.
— Могу я позвонить Варваре Львовне и как-то ее обнадежить?
— Безусловно, — ответил Глеб. — Фирма “Даша” гарантирует.
Даша еще чуть помолчала.
— Мне тут тоже… довольно странный звонок был, — проговорила она неуверенно. — Не то чтоб угрожающий, но…
— Дашка, не тяни душу! — мигом встревожился Глеб.
— В общем, ничего хамского, просто… Реплика была такая: “Скоро, очень скоро, мой свет!” Но главное, голос — то ли мужской, то ли женский…
— Тот самый, который ты слышала в трубке, когда тебе звонила Ольга, — без труда догадался Глеб.
— Да, — тихо подтвердила Даша. После короткого молчания Глеб сказал:
— Ладно, пора заканчивать дебютную подготовку. Ты хорошо заперла двери?
— На оба замка.
— Пока этого достаточно. Еда у тебя еще осталась?
— Навалом. Глеб, ты не думай, я не очень-то испугалась…
— Вот и замечательно. Завтра у меня уроки с половины девятого, значит… Около восьми я буду у тебя с двумя классными парнями. Они посидят с тобой, пока я не вернусь из школы.
— Глеб, прекрати. Если б я обращала внимание на телефонные наезды…
— Дарья Николаевна, вы же умненькая девочка, первая ученица по математике… Будешь ты слушаться или нет?
— Буду, буду.
— Тогда выспись как следует и без четверти восемь утра жди: я представлю тебе двух игроков нашей команды.
— Ой! — удивилась Даша. — Я не ослышалась?
— Ты не ослышалась.
— А сколько народу в нашей команде?
— Всё, Дашка! Звони Варваре Львовне — и спать. Я тебя целую.
— О-о! Сколько раз?
— Пока не надоест.
— Кому?
Глеб улыбнулся.
— Клади трубку, сейчас же.
— Сам клади.
— Раз, два, три… три с половиной…
— Продолжай, — подзадорила Даша. — Вместо колыбельной.
Глеб вздохнул.
— Даш, мне надо сделать срочные звонки.
— Ладно уж, в виде исключения.
Даша дала отбой, и Глеб тут же набрал номер японского посольства и по-английски попросил к телефону господина Такэру Абэ. Вежливый мужской голос предложил ему представиться. Глеб назвался Майклом Грином. Через полминуты Такэру взял трубку. Невзирая на поздний час, звонку Глеба он явно обрадовался и без малейших колебаний согласился охранять “кого угодно, где угодно и сколько угодно”. Глеб договорился забрать его у посольства в 7.20 утра.
Второй звонок был Стасу. Глеб легко его разыскал по номеру мобильного телефона. В отличие от японца рыжий расспросил обо всем подробно и основательно. В итоге он, хоть и без энтузиазма, дал согласие охранять племянницу бывшего своего хозяина. Глеб продиктовал Стасу Дашин адрес и договорился встретиться у ее подъезда без четверти восемь.
После этих переговоров Глеб заснул в тревоге, и рука его сжимала изумрудное колечко в форме вьюнка.
— Доброе утро, Глеб-сан, — произнес юноша по-русски. — Надеюсь, день будет солнечным.
— Если весна услышит твой зов, — по-японски ответил Глеб.
Улыбка Такэру выразила удовольствие. И он возразил по-японски:
— Весна подобна кукушке: криклива и непостоянна.
— Так рассудил ворчливо бредущий впотьмах старик, — заключил Глеб, отъезжая от посольства.
Такэру засмеялся и захлопал в ладоши.
— Восхитительно, Глеб-сан! Просто восхитительно!
Глеб с улыбкой его осадил:
— Сдержанность — лицо самурая.
— Откровенность — оружие юности, — улыбнулся в ответ Такэру.
Беседуя в подобном духе, они подъехали к Дашиному дому. Возле серой “тойоты” их ждал Стас.
— Осаждающих вроде не видать, — буркнул он, озираясь.
— Сплюнь три раза, — посоветовал Глеб. Такэру сдержанно поклонился.
— Доброе утро.
— Привет! — Стас протянул ему свою необъятную пятерню и мстительно сдавил изящную ладонь японца.
Такэру побагровел, однако невозмутимо выдержал это варварское рукопожатие. Хмыкнув, Стас отпустил его руку.
— Разминка закончена? — хмуро осведомился Глеб.
— Порядок, — усмехнулся рыжий. — Проверка на вшивость.
Даша открыла им, едва Глеб коснулся кнопки звонка. Она тоже была в джинсах, в футболке с короткими рукавами, и волосы ее были собраны в “конский хвост”. Несмотря на службу у ее дяди, Стас, если судить по выражению его физиономии, ни разу Дашу не видел. То есть его физиономия выражала, что называется, полный отпад. А на юном лице Такэру написано было столь откровенное восхищение, что его самурайские предки, вероятно, заворочались в гробу.
Как только Глеб представил их всех друг другу, Даша деловито объявила:
— Мойте руки, буду вас кормить.
Рыжий немедля стал отнекиваться. Такэру кланялся и бормотал, что утром вообще не завтракает, что чрезмерное потребление калорий губит спортсмена… Словом, эт-то надо было видеть!
— Иначе выгоню, — прекратила базар Даша. Глеб взглянул на свои часы.
— Некоторые и сами сбегут, — пообещал он.
— Взаимно. Глеб Михайлович, надеюсь, наш разговор не закончен.
Глеб молча кивнул, и они с Дашей вышли. Географичка пролепетала:
— Иван Гаврилович, я просто подумала, что…
Директор хлестнул ее по щеке.
— Гусыня безмозглая!
Из глаз географички потекли слезы.
— За что, Иван Гаврилович?
Директор подошел к двери и запер ее на ключ. В походке его не осталось и следа хромоты, и морщины на лице разгладились.
— Вертись возле него, шалава, и не упускай из виду. — Голос Ивана Гавриловича как-то вдруг очистился от кашля и хрипоты. — Для этого и существует твоя задиристая задница.
— Ну да, задница! А у этой девчонки…
— Делай что велено! Девчонка эта долго не протянет! — Низенький и щуплый директор с легкостью швырнул пышнотелую Галину животом на стол и задрал ей сзади юбку. — Не тушуйся, заманивай его своими прелестями!
Географичка взвизгнула.
— Ой, не надо!
Одним резким движением директор сдернул с нее колготки и трусики.
— Раздвинь ляжки, персик! — приказал он и, приспустив на себе штаны, вонзил в ее телеса увесистый член. — Вот так, вот так, потренируемся…
— Ненавижу! — вскричала Галина Даниловна. — Подонок!
Однако она постанывала от удовольствия.
Из окна “жигуленка” Даша посмотрела на здание школы.
— Симпатичный дедуля.
— Чересчур, — задумчиво отозвался Глеб.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказал.
Пятый день весны тоже выдался пасмурный. Спасибо, хоть не было дождя, и Глеб гнал свой “жигуленок” настолько быстро, насколько позволяли дороги, потоки транспорта и служба ГАИ. Достав из дубленки пачку сигарет, Даша повертела ее в руке и выкинула в окошко.
— Странно, — проговорила она, — все нормальные люди бросают курить с трудом, а мне хоть бы хны.
— Поздравляю, — усмехнулся Глеб. — А город-то зачем засорять?
— Извините, сэр Майкл. Остановите: я подберу.
— Ладно уж. Но впредь остерегись.
— Нет, правда, я сама не терплю такого свинства. Давай подберем.
— На обратном пути. Запомни место.
Они рассмеялись. И Даша спросила:
— А ты чем вчера занимался?
— Глупостями.
— Какими? Давай подробности.
— Дашка, дай поразмышлять. Создай условия.
— Да пожалуйста! Думаешь, мне охота с тобой трепаться? У меня самой мыслей, как у дурака махорки.
До Мытищ они ухитрились доехать молча. Затем Глеб дважды выходил из машины и, назвав адрес колдуньи, просил у прохожих подсказки. Прохожие как-то многозначительно усмехались, но подсказывали охотно. И в конце концов после недолгого блуждания “жигуленок” Глеба остановился возле жиденького забора, за которым виднелся покосившийся домишко — обычное жилье колдуний.
— Посиди пока в машине, ладно? — попросил Дашу Глеб, выходя.
Даша тут же вышла следом.
— Ладно-ладно, я здесь постою, — пообещала она.
— Только без фокусов! — Глеб отворил просевшую калитку и зашагал по тропе, расчищенной в сугробе.
Дом казался нежилым, даже дымок над печной трубой не вился. Входа было два: один (застекленная верандочка), очевидно, летний, другой, тот, что подальше, использовался, похоже, в холодное время года. Вот к тому-то входу Глеб и направился. Дверь вполне соответствовала общему антуражу: обшарпанная и потрескавшаяся — ни ручки, ни звонка. Глеб попробовал заглянуть в окно, однако оно оказалось завешено изнутри темной тряпкой. Глеб собрался уж было в него постучать, но вдруг услыхал со стороны веранды испуганный Дашин возглас. Чертыхнувшись, Глеб бросился к летнему входу.
Он увидел Дашу, обалдело замеревшую внутри веранды. А из дома, через распахнутую дверь, на нее лилась визгливая ругань:
— Кыш отсюда, мерзавка! Нечего тут высматривать! Пошла прочь, лярва!
— Но послушайте, — пыталась оправдаться Даша, — я ведь хотела только…
— Нечего мне слушать! Катись, кому сказала!
— Но я хочу только задать вам…
— Я тебе задам, прошмандовка! Так задам, костей не соберешь!
Взбежав на крыльцо веранды, Глеб разглядел в полумраке дома безобразную старуху, одетую в засаленный халат, на ворот которого ниспадали длинные свалявшиеся патлы. При появлении Глеба эта злосчастная образина будто захлебнулась своей руганью и чуть отступила в глубь комнаты.
— Кого ты привела, мерзавка?! — прокаркала она. — Думаешь, я не справлюсь с вами обоими?!
От изумления брови Глеба взлетели вверх. Слегка отстранив обомлевшую Дашу, он шагнул к порогу, за которым агрессивно ощетинилась старуха.
— Графиня? — тихо проговорил он. — Наталья Дмитриевна?
Вздрогнув, старуха так и подалась ему навстречу.
— Боже мой… Глеб Михайлович… — Голос ее зазвучал вдруг нежно, как серебряный колокольчик. — Неужели это вы?
Воздух вокруг старухи внезапно загустел и заклубился, как дым, и вся она словно погрузилась в клубящийся белый омут. Комната вдруг вспыхнула ярким светом, засверкала огнями, и дым рассеялся, будто от дуновения ветерка. На месте безобразной старухи стояла взволнованная пожилая дама, седеющие волосы которой уложены были в старомодную прическу, а длинное дорогое платье, казалось, было сшито для дворянского бала.
Дама перешагнула порог, и они с Глебом троекратно расцеловались.
— Неплохая маскировка, мадам, — улыбнулся Глеб. — И ругаться вы наловчились, как… Не знаю, приятен ли вам подобный комплимент, графиня.
Графиня зарделась.
— Вы же сами, сударь, понуждали меня одолеть эту науку. Али запамятовали?
— Помню, — подтвердил Глеб, — и ничуть о том не сожалею.
Даша пошатнулась и оперлась о его руку.
— Дамы и господа, могу я тут на что-нибудь присесть?
Глеб обнял ее за плечи.
— Просил ведь: подожди в машине.
Пожилая дама виновато проговорила:
— Душечка, не знаю, сможете ли вы меня простить, но поверьте: недостойное мое поведение имеет свои причины. Если бы я знала, что вы пришли с Глебом Михайловичем… Извините меня и не принимайте всерьез брань выжившей из ума старухи. В утешение вам должна заметить: за свои сто двенадцать лет я не встречала женщины, красота которой могла бы равняться с вашей.
Дашины щеки заалели, как маков цвет.
— Благодарю вас, графиня, вы слишком ко мне снисходительны. И вам не пристало оправдываться. Я и без того уверена, что ни характер ваш, ни воспитание не позволили бы вам обидеть кого-либо понапрасну.
Глеб с усмешкой на нее покосился.
— Каков стиль, блин!
— Не встревай в базар, — в тон ему ответила Даша. — Я с детства тонкий стилист. Не усёк разве?
Графиня рассмеялась.
— Вижу, сударыня, мне придется брать у вас уроки.
— Да это я так… — вздохнула Даша, — от девичьей застенчивости.
Графиня лукаво посмотрела на Глеба.
— Где вы отыскали это чудо?
— Места надо знать. — Глеб взглянул на свои часы. — Однако, Наталья Дмитриевна, у нас к вам два вопроса. За этим, собственно, мы и приехали.
Графиня всплеснула руками:
— Что же мы стоим! Глеб Михайлович и…
— Даша, — подсказал Глеб.
— Дашенька. Вам так идет ваше имя. Заходите, прошу вас.
Они вошли, разделись и очутились в голубой гостиной, тесноватой для дворянского гнезда, но весьма просторной для этого домишки. В углу гостиной помещался белый рояль, на котором в бронзовом канделябре горели свечи. Графиня пробормотала нечто невнятное, взмахнула руками — и на столе появилась кружевная скатерть.
— Сейчас, мои хорошие… минутку… — Обойдя вокруг стола, графиня произвела руками несколько пассов, и на скатерти прямо из воздуха возникли всевозможные варенья да печенья вместе с посудой и кипящим самоваром. А из соседней комнатушки своим ходом приковыляли три стула с резными спинками и чинно встали у стола. — Прошу, гости дорогие! — пригласила графиня.
И откуда-то из пустоты на свободное место стола шваркнулось блюдо с гусем, обложенным печеными яблоками.
— Спасибо, с удовольствием, — сказал Глеб. — Мы голодны как волки.
Графиня взглянула на него в изумлении.
— Глеб Михайлович, гуся я не готовила.
— Да? — удивился Глеб — Значит, он сам сюда залетел.
Графиня погрозила ему пальцем.
Глядя на всё это, Даша тихо объявила:
— Кажется, я в обморок грохнусь.
— Лучше после обеда, — попросил Глеб.
— После обеда охота пропадет, — возразила Даша. Чуть подумав, Глеб кивнул.
— Ладно, падай. Только по-быстрому.
Даша вздохнула и села за стол. Графиня была в восторге.
— Глеб Михайлович, Дашенька, ваш приход для меня — просто Божья милость.
— А уход наш станет избавлением, — съехидничал Глеб, уписывая гуся. И не дав графине возразить, тут же задал вопрос: — Не довелось ли вам, Наталья Дмитриевна, месяц-два назад побывать в нехорошей компании?
Графиня быстро подняла на него взгляд.
— Вы не устаете меня поражать, Глеб Михайлович. Ну откуда вам это известно?
Отодвинув от себя тарелку, Глеб обтер салфеткой губы.
— Чисто случайно. В мои руки попал весьма странный список имен, среди которых фигурировали вы, графиня, под именем Наталья Салтыкова с пометой “колдунья”. И рядом был указан ваш мытищинский адрес. Признаться, до последней минуты я сомневался, что встречу здесь именно вас.
— Понимаю, — вздохнула графиня. — Глеб Михайлович, скажу как на духу: все это из-за проклятого моего любопытства. Следуя вашему совету, я перестала афишировать свои… более чем скромные способности. Восемь лет назад я переехала сюда…
— Прямо из Риги? — уточнил Глеб. Даша слушала, широко раскрыв глаза.
— Нет, — ответила графиня, — уже из Ростова. О, это изумительная история! Но как-нибудь в другой раз… Ну вот, стало быть, поселилась я здесь, приняла сей непривлекательный облик и, когда малость пообвыклась, начала лечить людей. Да, Глеб Михайлович, тут я вас не послушалась! Не сетуйте на старуху! Люди порой так несчастны…
— Картина вырисовывается, — с горечью перебил Глеб. — Вы многим помогли, многих вылечили, и вскоре о вас поползли слухи, которые в итоге достигли ушей тех, кого я просил вас остерегаться.
— Но, друг мой, меня все знали как безумную старую мегеру, которая излечивает многие болячки из корыстных побуждений.
— Подобный образ, графиня, привлекает к себе чёрта.
— Но я работала только среди местных.
— И кто-то из этих местных, преисполненный благодарности, взял на себя труд заняться вашей рекламой. И вот к вам явились очень милые люди и пригласили принять участие… В чем, Наталья Дмитриевна? В заседании? В круглом столе?
Графиня опустила глаза.
— В симпозиуме парапсихологов. Там был один шаман… то ли из Якутии, то ли с Чукотки, демонстрировавший трюки на уровне индийского факира из Одессы. Я, конечно, догадалась, что он не более чем бутафория. Публика там собралась разношерстная, но атмосфера была насыщена какой-то зоологической злобой. И устроителей этого, с позволения сказать, симпозиума интересовало, на что способна именно я.
— Вы запомнили хоть кого-то из устроителей? — с надеждой спросил Глеб.
— Ну… обхаживали меня двое научных сотрудников — Ира и Ян. Весьма недалекие молодые люди с неприметной внешностью, которую так ценят в любой разведке. Представляете, Дашенька, чтобы выпытать мои секреты, они ухаживали за старой чокнутой уродиной, как… — подыскивая слово, Наталья Дмитриевна щелкнула пальцами, — прямо как…
— …за графиней, — подсказала Даша.
— Именно! — рассмеялась графиня. — Их любезности могли бы растопить камень. Но я оттуда свалила.
— Ах! — улыбнулась Даша.
— При чем здесь “ах”? — улыбнулась графиня. — В моем возрасте, деточка, пора бы чувствовать, когда вступаешь в какашку.
— Поэтому, значит, вы на меня так напустились?
— Ну разумеется! Теперь мне в каждом углу поросенок с хреном мерещится.
Дамы, похоже, развеселились. Глеб, однако, всё более мрачнел.
— Спасибо, за хлеб-соль, — сказал он, поднимаясь. — Нам пора.
Глаза графини потухли.
— Так скоро? — проговорила она с печальной покорностью.
— Можно я вас навещу? — спросила, вставая, Даша.
— Правда? — оживилась графиня. — Это было бы чудесно!
Глеб помог Даше надеть дубленку.
— Быть может, Наталья Дмитриевна, мы увидимся гораздо скорее, чем вы думаете. У вас нет телефона?
— Зачем он мне?
Глеб достал из куртки блокнот, черкнул в нем авторучкой и протянул графине вырванный листок.
— Здесь мой и Дашин телефоны. Когда вас вновь станут приглашать на симпозиум, тут же позвоните. Соглашайтесь, но без меня не делайте ни шагу.
Графиня прижала листок к груди.
— Вы полагаете, что они…
— Убежден. Они вот-вот объявятся.
Графиня проводила Дашу с Глебом до крыльца.
— Глеб Михайлович, — проговорила она встревоженно, — эти люди… так ли они опасны?
— Опасней просто не бывает. Вам повезло, Наталья Дмитриевна, что они считают себя неуязвимыми и потому не очень торопятся. Обещайте мне позвонить.
— Ну разумеется, друг мой. Бог знает, что у вас на уме. Вы всегда были для меня загадкой, Глеб Михайлович. Но положа руку на сердце… никому в жизни я не доверяла так, как доверяю вам. — Она перекрестила его лоб. — До свидания, Дашенька.
Даша поцеловала ее в щеку, сбежала с крыльца и зашагала к машине. Глеб пошел вслед за ней по расчищенной тропе.
Графиня стояла на крыльце, пока “жигуленок” не уехал. Тогда она вздохнула, зябко повела плечами и через веранду прошла в дом. И в тот же миг гостиная с белым роялем превратилась в убогую комнатенку, свечи погасли, а благородная госпожа вновь приняла облик безобразной старухи в засаленном халате. Однако взгляд у старухи был добрым и мечтательным.
Сквозь сырой и холодный мартовский сумрак Глеб гнал машину к Москве. С ним рядом, отвернувшись к окну, всхлипывала Даша.
— Она же там одна… совершенно одна…
— Дашка, замолчи! — прикрикнул Глеб. По щекам его катились слезы.
Даша резко обернулась.
— Вот сейчас я тебя обниму, прижмусь к тебе, и мы врежемся!
Глеб пожал плечами.
— Ну, не знаю… в принципе можешь попробовать.
— Думаешь испугаюсь?! — Даша обняла его за шею и прижалась щекой к его щеке. — Теперь хоть трава не расти!
— Трудно с тобой спорить… — Глеб бросил руль и поцеловал ее в губы.
Даша вскрикнула и в страхе взглянула в окно. “Жигуленок” как ни в чем не бывало катил по скользкой трассе и, пока руки Глеба обнимали Дашу, совершенно самостоятельно выполнил левый поворот. Даша облегченно перевела дух.
— Что же я за трусиха, — пробормотала она, впиваясь губами в губы Глеба. И задохнувшись, произнесла: — Наконец-то!.. Зачем ты вообще держишь руль?
Глеб потерся носом о ее нос.
— Чтоб не привлекать внимания. Отодвинься, кстати, от водителя: впереди пост ГАИ.
Руки Глеба вновь легли на руль. Даша чинно отодвинулась, помолчала и спросила:
— Вообще она кто?
— Ну, если тебе нужны формулировки… она фея, — с грустью проговорил Глеб.
— В смысле?.. Не хочешь ли ты сказать, что феи существуют в реальности?
— Насчет реальности не гарантирую. За свои двести тридцать два года я встретил пока лишь ее одну.
Даша посмотрела на него долгим внимательным взглядом.
— Про твои двести тридцать два года я слышу уже не впервые. Но я б тебе и тридцати не дала.
— Так и есть, — кивнул Глеб, косясь на притаившихся у поворота гаишников. — Физиологически мы с тобой примерно одного возраста. Но живу я очень давно. Впрочем, по нашим меркам я мальчишка.
— Вот и ладушки! — Даша положила голову ему на плечо. — Не знаю, по каким это вашим меркам, и не спрашиваю. Я ничего уже не спрашиваю.
— Скоро все узнаешь.
— Хочется верить. А пока можно я немного посплю? Когда ты вчера швырнул трубку, у меня была жуткая ночка…
— Я не швырял, ты первая положила.
— Я не клала, ты меня заставил. И вот от всего этого обилия впечатлений… — Даша зевнула, — бедная моя голова уже идет кругом.
Глеб поцеловал ее в макушку.
— Спи, родная. Все эти впечатления и вправду нужно переспать.
Пригревшись на его плече, Даша действительно заснула и не заметила, как они въехали в Москву. Волосы Даши рассыпались по руке Глеба, и он старался не шевелиться, чтобы их не стряхнуть. Но стоило “жигуленку” притормозить возле дома, Даша открыла глаза.
— Уже приехали? — удивилась она. — Классно я вздремнула.
Только лишь они поднялись в квартиру, Глеб сразу же стал прощаться.
— Завтра приду. Никуда не выходи.
Даша встала к нему лицом, подбоченясь.
— Между прочим, сегодня понедельник.
— Знаю.
— Что ты знаешь?
— Что неделю назад я пришел к тебе наниматься телохранителем.
— Не пришел, а заявился! Весь из себя в темных очках: “Какие, блин, у вас проблемы?” Дешевка жалкая!
— Ну, не совсем так…
— Именно так! Самоуверенный, вздорный и жутко ехидный мальчишка!
Глеб грустно улыбнулся.
— Мальчику меж тем далеко за двести.
Даша приблизила к нему лицо.
— Почему же ты так долго ко мне шел?
— Я думал, тебя не бывает.
— Меня и не было до прошлого понедельника.
— Ты будешь смеяться, — Глеб потерся носом о ее нос, — но до прошлого понедельника не было и меня.
Дашины глаза наполнились слезами.
— Уходи! Убирайся немедленно или… я тебя съем!
Глеб коснулся губами ее губ.
— Нехорошо наедаться на ночь, — сказал он и вышел, мягко прикрыв дверь.
Даша постояла в прихожей, сняла с себя дубленку, затем вошла в комнату и достала с книжной полки потрепанный томик, взятый на днях в библиотеке. Отыскав по оглавлению стихи Ли Бо, она открыла нужную страницу и принялась читать вслух:
Среди цветов поставил я
кувшин в тиши ночной
и одиноко пью вино,
и друга нет со мной…
Тут Даша всхлипнула, однако, взяв себя в руки, продолжила чтение:
Но в собутыльники луну
позвал я в добрый час,
и тень свою я пригласил,
и трое стало нас.
Но разве, — спрашиваю я, —
умеет пить луна
и тень, хотя всегда за мной
последует она?
Уронив книгу на кровать, Даша разрыдалась в подушку.
— Ведь я же здесь… — бормотала она сквозь плач, — я же вот она, дурак!
Первым делом Глеб принял ледяной душ. Затем, как обычно, воссел в позе “лотоса” на диване. Однако смотрел он на сей раз не на дверцу шкафа, а на свою раскрытую ладонь.
Минут примерно через сорок на ладони его появился изумруд величиной с грецкий орех. И внутри изумруда вспыхнул огонь: камень засветился, засверкал с яркостью “вольтовой дуги”, сохраняя при этом зеленый цвет. В комнате стало жарко.
Закрыв ладонь, Глеб сжал изумруд в кулак. И пальцы его начали светиться изнутри. Еще минут через сорок Глеб разжал кулак. Теперь на его ладони лежало колечко, сверкающее столь же ослепительно, как породивший его изумруд. Но сверкание это вскоре потускнело, и жара в комнате начала спадать. Колечко сделалось прозрачно-зеленым и обрело форму вьюнка, который, чудилось, вот-вот зашелестит крохотными своими листиками.
Положив колечко на стул, Глеб вытер со лба пот и устало растянулся на диване. Около получаса он пролежал, не шевелясь. Затем ему позвонила Даша.
— Варваре Львовне дали срок до завтра, — сообщила она без предисловий. — Если она не согласится…
— Варваре Львовне? — тупо переспросил Глеб.
— Это бабушка Саши и Тани. Глеб, очнись! Она звонила тебе весь день и только что дозвонилась до меня. Ей поставили ультиматум.
Усталость Глеба как рукой сняло.
— Господи, — пробормотал он, — что я за дубина. Когда они явятся за ответом?
— Завтра в пять. Если она не согласится переехать в коммуналку, ее с детьми выселят из Москвы.
— Ну прямо! — буркнул Глеб.
— Они говорят, — повысила голос Даша, — что, поскольку у Варвары Львовны нет прописки, а квартира числится за ее покойной дочерью…
— Даш, плевать на то, что они говорят! Завтра они запоют у меня “аллилуйя”!
Даша чуть помолчала, затем потребовала:
— Верни мне пистолет, я иду с тобой.
— Сейчас! Какие еще просьбы, пожелания? — ядовито осведомился Глеб.
Даша вздохнула.
— Могу я позвонить Варваре Львовне и как-то ее обнадежить?
— Безусловно, — ответил Глеб. — Фирма “Даша” гарантирует.
Даша еще чуть помолчала.
— Мне тут тоже… довольно странный звонок был, — проговорила она неуверенно. — Не то чтоб угрожающий, но…
— Дашка, не тяни душу! — мигом встревожился Глеб.
— В общем, ничего хамского, просто… Реплика была такая: “Скоро, очень скоро, мой свет!” Но главное, голос — то ли мужской, то ли женский…
— Тот самый, который ты слышала в трубке, когда тебе звонила Ольга, — без труда догадался Глеб.
— Да, — тихо подтвердила Даша. После короткого молчания Глеб сказал:
— Ладно, пора заканчивать дебютную подготовку. Ты хорошо заперла двери?
— На оба замка.
— Пока этого достаточно. Еда у тебя еще осталась?
— Навалом. Глеб, ты не думай, я не очень-то испугалась…
— Вот и замечательно. Завтра у меня уроки с половины девятого, значит… Около восьми я буду у тебя с двумя классными парнями. Они посидят с тобой, пока я не вернусь из школы.
— Глеб, прекрати. Если б я обращала внимание на телефонные наезды…
— Дарья Николаевна, вы же умненькая девочка, первая ученица по математике… Будешь ты слушаться или нет?
— Буду, буду.
— Тогда выспись как следует и без четверти восемь утра жди: я представлю тебе двух игроков нашей команды.
— Ой! — удивилась Даша. — Я не ослышалась?
— Ты не ослышалась.
— А сколько народу в нашей команде?
— Всё, Дашка! Звони Варваре Львовне — и спать. Я тебя целую.
— О-о! Сколько раз?
— Пока не надоест.
— Кому?
Глеб улыбнулся.
— Клади трубку, сейчас же.
— Сам клади.
— Раз, два, три… три с половиной…
— Продолжай, — подзадорила Даша. — Вместо колыбельной.
Глеб вздохнул.
— Даш, мне надо сделать срочные звонки.
— Ладно уж, в виде исключения.
Даша дала отбой, и Глеб тут же набрал номер японского посольства и по-английски попросил к телефону господина Такэру Абэ. Вежливый мужской голос предложил ему представиться. Глеб назвался Майклом Грином. Через полминуты Такэру взял трубку. Невзирая на поздний час, звонку Глеба он явно обрадовался и без малейших колебаний согласился охранять “кого угодно, где угодно и сколько угодно”. Глеб договорился забрать его у посольства в 7.20 утра.
Второй звонок был Стасу. Глеб легко его разыскал по номеру мобильного телефона. В отличие от японца рыжий расспросил обо всем подробно и основательно. В итоге он, хоть и без энтузиазма, дал согласие охранять племянницу бывшего своего хозяина. Глеб продиктовал Стасу Дашин адрес и договорился встретиться у ее подъезда без четверти восемь.
После этих переговоров Глеб заснул в тревоге, и рука его сжимала изумрудное колечко в форме вьюнка.
Глава девятая
Улыбающийся Такэру выглядел как студент, прогуливающий занятия. Одет он был, как и Глеб, в куртку и джинсы и без черного своего кимоно производил несерьезное впечатление. Но глуп был бы тот, кто бы этому впечатлению поверил.— Доброе утро, Глеб-сан, — произнес юноша по-русски. — Надеюсь, день будет солнечным.
— Если весна услышит твой зов, — по-японски ответил Глеб.
Улыбка Такэру выразила удовольствие. И он возразил по-японски:
— Весна подобна кукушке: криклива и непостоянна.
— Так рассудил ворчливо бредущий впотьмах старик, — заключил Глеб, отъезжая от посольства.
Такэру засмеялся и захлопал в ладоши.
— Восхитительно, Глеб-сан! Просто восхитительно!
Глеб с улыбкой его осадил:
— Сдержанность — лицо самурая.
— Откровенность — оружие юности, — улыбнулся в ответ Такэру.
Беседуя в подобном духе, они подъехали к Дашиному дому. Возле серой “тойоты” их ждал Стас.
— Осаждающих вроде не видать, — буркнул он, озираясь.
— Сплюнь три раза, — посоветовал Глеб. Такэру сдержанно поклонился.
— Доброе утро.
— Привет! — Стас протянул ему свою необъятную пятерню и мстительно сдавил изящную ладонь японца.
Такэру побагровел, однако невозмутимо выдержал это варварское рукопожатие. Хмыкнув, Стас отпустил его руку.
— Разминка закончена? — хмуро осведомился Глеб.
— Порядок, — усмехнулся рыжий. — Проверка на вшивость.
Даша открыла им, едва Глеб коснулся кнопки звонка. Она тоже была в джинсах, в футболке с короткими рукавами, и волосы ее были собраны в “конский хвост”. Несмотря на службу у ее дяди, Стас, если судить по выражению его физиономии, ни разу Дашу не видел. То есть его физиономия выражала, что называется, полный отпад. А на юном лице Такэру написано было столь откровенное восхищение, что его самурайские предки, вероятно, заворочались в гробу.
Как только Глеб представил их всех друг другу, Даша деловито объявила:
— Мойте руки, буду вас кормить.
Рыжий немедля стал отнекиваться. Такэру кланялся и бормотал, что утром вообще не завтракает, что чрезмерное потребление калорий губит спортсмена… Словом, эт-то надо было видеть!
— Иначе выгоню, — прекратила базар Даша. Глеб взглянул на свои часы.
— Некоторые и сами сбегут, — пообещал он.