Веприк Дмитрий. Карты рая

   — Вот это да! — вырвалось у него.
   Грибы росли от стены до стены, так что приходилось переступать со шляпки на шляпку. Они приятно пружинили под ногами. Выбрав особенно большую, Малыш прыгнул, заботясь только о том, чтобы приземлиться в ее центре.
   Она подбросила его с упругостью хорошего батута. Дейзи что-то крикнула, но он не расслышал и, взлетая чуть ли не под потолок, взвизгнул от восторга.
   Удовольствие закончилось быстро. Гриб лопнул, осыпав его светящейся пылью. Оступившись на скользком, Малыш шлепнулся задом во влажную труху. Под сморщившейся корочкой что-то противно захлюпало.
   — Что ты говорила? — спросил он с опозданием.
   — Я только хотела сказать, что он может лопнуть, — ответила Дейзи. — А теперь ты сам как гриб. Весь светишься.
   Лица ее Малыш не видел, зато хорошо расслышал смех. Запах лопнувшего гриба был терпким, но приятным. Малышу даже показалось, что когда-то он уже ощущал его. Хотя скорее всего это были ложные воспоминания.
   Грибная пещера заканчивалась развилкой. Они свернули направо. Попетляв, пещера вывела в зал, где огни факелов внезапно отразились в сталактитовом великолепии. Малыш даже открыл рот от удивления. Огни играли, отражаясь в хрустальном беспорядке колонн, беседок, лестниц и дворцов, необычно и ярко, и мерцание казалось частью какой-то скрытой от понимания гармонии. Казалось даже, что где-то играет неслышная для обычного слуха музыка.
   Все это промелькнуло в один миг, и были это даже не мысли, а ощущения. Дейзи вдруг засмеялась и, шагнув вперед, закружилась в каком-то импровизированном танце. Смех отразился многократным эхом, огни бешено заплясали, и не было ничего, кроме смеха, музыки и огня. Это, конечно, было не так, но всему этому не нашлось подходящих слов.
   Все закончилось, когда сорвавшийся с потолка обломок сталактита с грохотом упал, разлетевшись вдребезги. Дейзи замерла.
   — Жует! — позвала она.
   Ничего похожего на музыку не было, вместо этого раздавался неровный рокочущий гул. Новый обломок стукнул по полу, потом где-то в углу прогрохотала целая глыба.
   — Бежим! — сказал Малыш.
   Дейзи уронила факел. Малыш ухитрился поймать в темноте ее ладонь, и, не выбирая направления, они бросились вон. Позади что-то гремело, грохот нарастал, он гнал их дальше, в темноту — двух ребятишек, покинувших тихую долину, в-которой-ничего-не-могло-случиться…
   Малыш не помнил, как они остановились.
   — Это я виновата, — сказала Дейзи, садясь на какой-то камень. — Мне не надо было шуметь. И факелы я потеряла…
   Малыш устроился рядом. Хлюпнув носом, Дейзи уперлась лбом в его плечо. Ничего в ней не осталось от прежнего гонора, и это было очень непривычно. Свободной от факела рукой Малыш осторожно обнял ее. Такого раньше не случалось. Раньше она была слишком крута для подобных слабостей.
   Просто они испугались.
   — Ты знаешь, мы ведь побежали совсем в другую сторону, — сказал Малыш.
   Дейзи кивнула и постаралась незаметно вытереть нос. Свободной от горящего факела рукой Малыш пересчитал связку.
   — Четыре, — сказал он. — Нам надо пойти назад.
   — Да, конечно! — согласилась Дейзи, быстро вставая. — Давай вернемся. На сегодня хватит.
   Малыш думал точно так же, но, пройдя немного, они наткнулись на тупик, заваленный каменными обломками. Снова ставшая сама собой, Дейзи приняла эту новость спокойно.
   Нам надо пойти в другую сторону, — решила она. — Дензил говорил, что, если долго идти по подземелью, обязательно выйдешь наверх.
   — Дензил всегда врет, — сказал Малыш, невольно повторив заученную фразу. — Помнишь о драконе?
   Дейзи ничего не ответила, и они пошли назад. Сначала ход многообещающе устремился на подъем, но потом изогнулся и вывел к развилке. Ребятишки двинулись направо и через какое-то время снова уткнулись в тупик. Пришлось возвращаться, идти по другому рукаву, потом встретилась еще одна развилка, потом другая, и пещера вывела их к подземному озеру. Или к пруду. А может быть, и просто к большой луже.
   — Давай отдохнем, — предложила Дейзи. — Есть хочется. Малыш протянул ей яблоко из кармана, достал себе другое и с наслаждением откусил сочную мякоть.
   — У тебя еще осталось? — спросила она.
   — Одно, — ответил он, глядя в неподвижную черную воду. — Как думаешь, они заметят, что мы исчезли?
   — Может быть, вечером, — сказала Дейзи. — А что толку, они все равно не догадаются, где мы.
   Действительно, толку никакого не было. Абсолютно.
   — Слушай, Дейзи, — спросил вдруг Малыш, — а где ты нашла ключ?
   — На старом складе, — ответила она.
   — А раньше ты его там видела?
   — Нет, конечно.
   «Конечно» означало, что если бы увидела раньше, то раньше бы и подобрала, только и всего. Старый склад был местом, где постоянно отыскивалось что-то новое. Это был неиссякаемый источник неожиданных и приятных находок: игрушек, дисков с музыкой, книг с яркими картинками. Можно было долго искать и ничего интересного не обнаружить, а порой, едва войдя, наткнуться на приятную находку. Обитатели долины настолько привыкли к этому свойству, что никому не приходило в голову задумываться, как же эти предметы туда попадают.
   Следующие часы прошли в блужданиях по пещере. Если бы не счет сгорающим факелам, ребятишки потеряли бы всякое представление о времени. Когда пришлось зажечь предпоследний факел, Дейзи вдруг вскрикнула.
   Малыш тоже заметил мелькнувшую в воздухе тень, но испугался куда меньше. Взмахнув факелом, он едва не опалил заверещавшую и испуганно отпрянувшую маленькую крылатую тварь. Ошалев от света, та бестолково заметалась под сводом, а потом ринулась прочь.
   — Это же летучая мышь, — сказал Малыш.
   Дейзи не ответила. Казалось, она готова заплакать.
   — Глянь-ка, Дейзи, это же столб! — удивился Малыш. И торопливо добавил: — Он деревянный. Не толкни его, а то он совсем гнилой.
   Продолжение пещеры оказалось рукотворным, это была какая-то шахта, заброшенная довольно давно, судя по толстым отложениям пыли и гнили, основательно подточившей просевшие деревянные опоры. Пройдя вперед, они увидели рельсы, тоже деревянные, с намертво застрявшей вагонеткой с породой.
   Настроение снова поднялось. Позабыв про усталость, детишки двинулись по рельсовому пути. Дейзи вдруг заговорила, и не просто заговорила, а затараторила, о том, как их хватятся в Долине, а они придут, как они утрут нос этому зазнайке Дензилу, о том, как… Малыш вдруг вспомнил рассказы дедушки Дизза. До того как в этих местах появились люди, рассказывал тот, жившие на острове гоблины занимались поисками алмазов. Они рыли для этого глубокие шахты, проводя в них по многу дней, тем более что они не очень-то любили яркий дневной свет. Гоблины, продолжал дедушка Дизз, были тварями злыми, грубыми и жадными, но, зачем им нужны добытые каторжным трудом алмазы, он так и не смог объяснить. Напрашивался вывод, что гоблины были отчасти помешаны на поклонении прекрасному.
   Дальше ребятишкам пришлось подниматься по вырубленным в породе крутым ступенькам. Малыш подумал, что пора зажигать последний факел, когда…
   — Уф! — сказала Дейзи, преодолев последнюю ступеньку. — А что там дальше? Ой! Гляди!
   В глубине полого поднимающегося прохода угадывался слабый свет.
   — Вот мы и пришли! — решила она. — Интересно, куда это мы попали?
   Малыш подумал то же самое. Дейзи бросилась вперед, он следом, когда на их пути возник огромный кряжистый силуэт.
   — А куда вы собирались? — поинтересовался он.
   Дейзи что-то невнятно заорала, повернулась в обратную сторону, сказала «ой!» и почему-то остановилась как вкопанная. Еще не понимая, в чем дело, Малыш оглянулся и понял, что бежать некуда. Такое же точно существо стояло по другую сторону. Было оно высоким, сутулым и волосатым. Других подробностей Малыш не успел разглядеть, кроме железного шлема на голове незнакомца, давно не чищенного и даже тронутого ржавчиной.
   — Вот вы и попались нам, детишки! — сказало существо. Так Малыш свел знакомство с гоблинами. Хотя, имея выбор, он предпочел бы отложить его на неопределенное время. Действовали гоблины быстро, как будто хватать маленьких детей для них было самое привычное дело. Малыш даже не успел пригрозить страшной местью дедушки Дизза, как оказался под мышкой у одного из них, в очень неудобной и унизительной позе. Дейзи что-то возмущенно выкрикнула, и тогда, улучив момент, Малыш укусил гоблина за толстый палец.
   — А-а-ат! — взвыл гоблин, перехватывая его другой рукой. А затем потащил его, ловко меняя направление в узких штольнях. Пару раз он даже карабкался по каким-то лестницам.
   Минуту спустя зазвучали голоса, и Малыш оказался среди нескольких гоблинов. Из неудобной для наблюдений позиции ему показалось, что их вокруг несметное количество. На самом же деле гоблинов сбежалось не больше десятка. Собравшись в круг, они переговаривались быстрой скороговоркой на каком-то грубо звучавшем, непонятном языке.
   — Дейзи! — успел выдохнуть Малыш, сдавленный почти до невозможности дышать.
   Наконец гоблины пришли к какому-то общему мнению, и тот, который держал Малыша, проворно сорвался с места. Малыш и не подозревал, что он может так быстро двигаться. Он успел еще услышать ответный возглас Дейзи — и больше ничего. Их разлучили. Малыш еще немного посопротивлялся, даже не заметив, как оказался под открытым небом, а потом, до предела утомленный, затих. Все так же труся рысью, гоблин тащил его через какой-то лес хорошо знакомыми для него тропами, прыгая через полусгнившие стволы и продираясь напролом через заросли молодняка, выросшие на месте старого пожарища.
   Малыш увидел замок, когда ножищи гоблина затопали по настилу подъемного моста. Замок был очень стар, судя по обсыпавшимся стенам и зарослям мха. Из наполненного водой рва несло гнилью и тиной. Оказавшись во дворе замка и перебросившись с кем-то парой фраз на том же языке, гоблин юркнул в какое-то подземелье. Перед глазами Малыша опять замелькали каменные стены. Гоблин остановился. Лязгнул запор, и заскрипели несмазанные петли.
   — Эй, старый дурак! — Впервые после совещания в шахте гоблин заговорил на понятном человеческом языке. Вернее, прорычал. — Вот тебе еще один узник. И худо будет, если сбежит и этот.
   Едва успев ощутить подошвами пол, Малыш получил толчок под зад. Пробежав или даже пролетев несколько метров, он шлепнулся в центре помещения. И, приподнявшись, увидел тролля.
   — Где я? — спросил Малыш. — Это тюрьма?
   — Нет, — ответил тролль. — Ты в зале ожидания.
   — Что? — переспросил Малыш.
   — В зале ожидания, — терпеливо повторил тролль. — Ты можешь ждать здесь вечно.
   Малыш встал. Единственным выходом из темницы была окованная дверь, которую пузатый тролль подпирал задом. Насупившись, Малыш двинулся к ней по кратчайшему пути и…
   — Ой, куда это ты собрался? — спросил старый тролль».
 
   — И ты решила вернуться на свой остров? — спросил Хейл.
   — Мне больше ничего не хотелось, — сказала Сато. — Мне до смерти надоели и ваша Федерация, и Гвардия, и все человечество, вместе взятое. Надоело все.
   — Да, такое бывает, — подтвердил Хейл. — И ты вернулась туда, откуда ушла?
   — Не совсем, — сказала Сато. — К сожалению.
   Хейл молча ждал продолжения.
   — Наверное, так бывает со многими, кто возвращается после долгого отсутствия, — продолжила она. — Мы думаем вернуться туда же, откуда ушли, а оказывается, что вернулись совсем в другое место. Все напоминает прежнее, но все не так. Солома опавших колосьев шелестела под ногами. Из загонов для йеху воняло как прежде, но и там было тихо. Хотя я и разглядела нескольких, но далеко, почти на пределе видимости. Они были сильно перепуганы и, увидев меня, торопились убраться подальше. Хижины в глубине леса тоже казались пустыми, но, войдя в зал старейшин, я чуть не споткнулась об истлевающий череп. Дальше лежало еще несколько скелетов. Вот тогда-то я поняла все. Я плохо помню, что случилось позже. Наверное, плакала, сидя над останками, что-то кричала… Не помню. Кажется, я даже разговаривала с ними как с живыми. А потом встала и пошла за своим снаряжением…
   Хейл молча глядел на нее.
   — Это все было как в бреду, — добавила она. — Я убивала их, как ядовитых тварей. Я даже не знала, что можно так ненавидеть. Даже во время спецопераций со мной не было такого. Для меня они не были людьми.
   Она произнесла это, бессмысленно ковыряя в тарелке зажатыми в пальцах деревянными палочками. Потом замолчала. Хейл не стал ее тормошить.
   — Пора приниматься за работу, — сказала Сато вдруг. — Я пошла за скафандром.
   — Угу! — сказал Хейл. — Только не за своим. Подбери из тех, что в тамбуре. А свой хлам будь любезна выбросить в утилизатор.
   Три часа спустя они снова накрыли стол. На этот раз в меню было жаркое, картофель и еще одно тающее во рту блюдо, название которого Сато не потрудилась выяснить. Девушка выглядела усталой. Хейл не намного лучше, но все-таки значительно оживленней.
   — Еще два таких сеанса, — сказал он, — и мы сможем продолжить наше путешествие.
   Теперь работало уже пять обзорных экранов.
   — Ты сориентировался, где мы?
   — В скоплении Желтого Дракона. — Хейл глянул в один из экранов и надолго задержал взгляд. — Как видишь, довольно далеко. Тебе повезло, что я знаю, как при наших запасах топлива дотянуть до ближайшей фактории… Как ты говорила, звали этих разумных лошадей?
   — Гуингмы.
   — Гуингмы, — задумчиво повторил Хейл, по-прежнему глядя через ее плечо в тот же экран. — Теперь, по крайней мере, я понимаю причины твоей преувеличенной нелюбви к телесным контактам. Могло быть и хуже. Пожалуй, нам стоит отдохнуть. Можешь устраиваться в каюте.
   — Спасибо, но я лучше вздремну тут, в кресле.
   — Вольному воля, — сказал Хейл.
   Четыре часа спустя, войдя в пилотский отсек и застав девушку безмятежно спящей, он поглядел на экраны, хмыкнул и отправился к синтезатору.
   — Вставайте, леди! Завтрак подан почти в постель.
   — Почему так скоро? — спросила Сато, не открывая глаз.
   — Потому что не знаю, как тебе, а мне очень неуютно торчать в пространстве, сохраняя маневренность гроба. Теперь наружу выйду я.
   — Что это? — спросила Сато, взяв в пальцы пару деревянных палочек.
   — Меня забавляет, что ты упорно не хочешь пользоваться ложкой. Это салат. Называется «оливье».
   — Это все, что ты будешь есть перед работой? Тому, кто хочет сохранять ясную голову, не стоит забивать желудок.
   — Это не для меня. У меня ясная голова и пустой желудок совмещаются плохо.
   — Сходить за бифштексом?
   — Уже не стоит.
   — Скажи-ка мне, — начал Хейл, — эти гуингмы, как понял я, веками жили только на одном острове, искусственно поддерживая одну и ту же численность населения?
   — Да, — сказала Сато. — Я слышала, что два столетия назад остров был намного больше, но со временем часть его медленно опустилась под воду, так что им пришлось даже сократить свою численность. Если бы они не контролировали рождаемость, то просто бы вымерли. А что?
   — Должен сказать тебе жестокую вещь. У них действительно трудно обнаружить некоторые важнейшие признаки разума.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Жажду познания, — сказал Хейл. — И стремление к неведомому. Почему они не попытались расширить свой ареал? Почему не вышли в океан, тем более что они уже знали, что их остров не уникален в этом мире? Не построили кораблей, не расширили свое место под солнцем? Существовать веками, только чтобы продолжать свое существование, без высших целей, не задавая себе мучительных загадок и не стремясь к переменам — что может быть более убого?
   Девушка швырнула палочки на стол:
   — А тебе нужно, чтобы они были похожи на людей? Чтобы они плодились, как кролики, чтобы им вечно не хватало места, чтобы они воевали друг с другом, чтобы приливной волной затопляли все новые и новые миры? Послушай, Хейл, и не говори, что не слышал, — я видела, что такое твое большое человечество! Я была в разных мирах, и люди везде одни и те же. У всех зависть, комплексы неполноценности, жажда превосходства. И слепота ко всему, что непривычно и непохоже. Я вообще не понимаю, зачем они живут. А когда они приходят в новые миры, они превращают их в свалки отходов или в огромные ночлежки. Нечего щуриться! И посмотри мне в глаза!
   — Я лучше посмотрю на тот корабль, — хладнокровно сказал Хейл, снова бросив взгляд поверх ее плеча. — За последние пять часов он значительно приблизился.
   — Какой корабль?!
   — Вон тот, на правом экране. Я уже давно наблюдаю за ним. А ты слишком задумываешься. Иначе трудно объяснить, как вышло, что, продремав часы в пилотском кресле, ты ничего не заметила.
   Сато резко развернулась:
   — И ты до сих пор не сказал мне?!
   — А вдруг бы это испортило тебе сон и аппетит? Судя по скорости, а я не думаю, что эта громадина способна ее резко изменить, у нас хватит времени закончить ремонт или признаться в несостоятельности.
   — Что это может быть за корабль? — спросила Сато, позабыв о неоконченном споре. — Судя по массе и скорости, это что-то наподобие кораблей цивилизаций. — Несколько секунд она колдовала с клавиатурой. — Только вот я не слышала, чтобы в этом секторе были обитаемые планеты.
   — Я тоже. Значит, мы можем стать пионерами нового контакта. Не знаю, правда, насколько мы с тобой представительны. Может, поскорей закончим ремонт и уберемся восвояси?
   — Неплохая мысль.
   Следующие четыре часа прошли в упорной работе. Хейл как раз заканчивал возиться с маневровым двигателем, когда раздался голос в шлемофоне:
   — Послушай, Скотт! Они сигналят.
   — Великолепно, — ответил тот, отталкиваясь от борта и повиснув в пустоте. — Что за сигналы?
   — Графические изображения. Вот сейчас… Гляди на свой монитор.
   Изображение было черно-белым, вытканным из грубых пиксилей: обнаженный мужчина приветственно поднимал руку, стоя рядом с женщиной в тех же скромных одеждах, на фоне сооружения, в котором при известной смелости можно было предположить примитивный космический корабль с термоядерным реактором. Низ и правый край рисунка заполняли схематические наброски, в которых угадывались схемы атомов и космических объектов.
   — Хм! — сказал Хейл. — Как-то я уже видел нечто подобное. Мое предположение оправдалось. Это гуманоиды, и мы первые, с кем они встречаются. Право, у меня как-то не хватает духу их разочаровать. Это как первый писк младенца. Тебя не охватывает священный трепет? Что они передают сейчас?
   — Похоже на лингвистическую информацию.
   — М-м, — промычал Хейл. — Ну разбирайся. — И перешел к следующему двигателю.
   — Ну, что нового? — спросил он полчаса спустя, освободившись от скафандра и войдя в пилотский отсек.
   — Вот, — сказала Сато, показывая на экран. — Теперь это, кажется, уже география и история.
   — Ну-ну, — произнес Хейл, плюхаясь в кресло и глядя на экран. — Да, похоже.
   После чего замолчал надолго. Сато проследила, как на его физиономии вырастает нечто удивленное и ехидное.
   — Не будем терять время, — сказала она. — Стартуй. Нам пора.
   — Я передумал, — решительно заявил Хейл. — Первый крик я уже услышал, а теперь хочу услыхать первый лепет. Я вступаю в контакт.
   — Это тебе нужно? — спросила Сато.
   — Таково мое желание. Полагаю, на этой посудине я еще капитан? Или ты пошлешь мне «черную метку»?
   — Это как понимать?!
   — Не обращай внимания, это из другой оперы… Только не заставляй объяснять, что такое «черная метка»… Ты не хочешь присутствовать при контакте?
   — Обойдусь, — сказала Сато, вставая.
   — Правильно, лучше отдохни, — успел посоветовать Хейл. — На твоем бы месте я…
   Остальные его слова с глубоким вниманием были выслушаны плотно закрывшейся дверью.
 
   — А что случилось дальше? — спросила крыса.
   — Дальше? — переспросил Вольф. И аккуратно установил на место наружную панель терминала. — Малыш двинулся к двери, напролом, как будто тролль был препятствием, не заслуживающим внимания, вроде камня под ногами, который достаточно перешагнуть. И тогда тролль спросил его: «Ой, куда это ты собрался?!»
 
   — Ой, куда это ты собрался?! — спросил тролль. Пузатый, толстый, насквозь пропахший подземельем и даже забавно поросший мхом, он зябко грелся у горящего камина, ухитряясь при этом подпирать задом дубовую дверь.
   Дверь была внушительной, толстой, окованной железом. Что самое важное, она была единственной дверью.
   Не получив ответа, тролль лениво и будто даже нехотя поднял мохнатую лапу. Малыш отлетел на прежнее место. Было не больно, но обидно. Из противоположного угла жизнерадостно скалился скелет, закованный в ржавые цепи. Сырые дрова трещали в очаге. Блики яркого света дрожали на каменных стенах. Малыш сел, обняв руками подтянутые к груди исцарапанные коленки, и задумался.
   — Ты бы подсел ближе, — прогудел вдруг тролль. — Простудишься. Знаешь, есть еще такая болезнь — ревматизм.
   Огонь манил ласковым теплом. Хотя про такую болезнь Малыш не слышал, он подсел поближе к очагу, держась все-таки не слишком близко к старому троллю.
   — Как тебя зовут, Малыш? — спросил тот.
   Не уверенный, что ему стоит разговаривать, Малыш промолчал.
   — Вот и ты такой же! — обиженно фыркнул тролль. — А ведь сам во всем виноват. Что тебе было делать в алмазной шахте? Там хозяйничают гоблины, а они жадные, злые. И не любят чужих.
   Малыш косо поглядел на него.
   — Ты бы лучше сказал, где Дейзи! — отозвался он.
   — Ты о своей подружке? — переспросил тролль. — О той самой светленькой Малышке, о которой говорили гоблины? Ее отправили в замок Визарда. А ты, оказывается, все-таки умеешь говорить.
   Потерев набухающую на лбу шишку, Малыш вдруг вспомнил, что слышал это имя раньше. Его называл как-то Дедушка Дизз, к бредовым рассказам которого в Тихой Долине уже давно перестали относиться всерьез.
   — Визарда? — спросил он.
   — Это великий волшебник и маг! — с почтением произнес тролль, подкинув в очаг новое полено. — Несколько месяцев назад он вернулся на остров, выстроил над высокой горой замок из облаков и заставил служить себе все, как он выразился, создания стороны зла. А ты не уважаешь старших. Я уже два раза отвечал тебе, Малыш, а ты даже не сказал, как тебя зовут. Есть хочешь?
   — Хочу. Меня так и зовут — Малыш.
   — Гм! — сказал тролль, доставая откуда-то большой кувшин и круглый каравай хлеба. — Это, наверное, какое-то временное имя. А ты бы рассказал мне все по порядку. Вдруг я что-нибудь и подсказал бы тебе.
   Хлеб оказался сухим и твердым, а в кувшине плескалась вода. Малыш сделал несколько глотков, подумал… И начал рассказывать.
   Рассказ продлился достаточно долго.
   — Понимаешь, Малыш, я не могу отпустить тебя, — сказал тролль час или два спустя. — Я сам здесь не хозяин, а узник. Это очень старая история. — Он вздохнул. — Вряд ли она интересна тебе… Но я к тому же еще и старый глупый тролль, и ты можешь оказаться хитрее меня. Например, ты можешь вдруг взять и бросить в камин этот кувшин с водой. Он разобьется, не так ли? Не уверен, что воды хватит, чтобы потушить огонь, но мало ли чего не бывает. Странно, конечно, зачем бы тебе это делать, потому что потухший камин — это только потухший камин. Но после этого, проскочив мимо меня, ты можешь со всей силы толкнуть заднюю стену камина. Это тоже будет очень странным поступком, потому что задние стены каминов обычно оказываются глухими. То есть я говорю — обычно, но вдруг стена рухнет и за ней окажется подземный ход? Такое тоже бывает, — он помолчал, — в одном из тысячи замков.
   Последнюю фразу Малыш не понял. Или просто пропустил мимо ушей. Она и в самом деле не имела никакого значения.
   — Как все просто, — сказал он. — Скажи, а почему ты сам не хочешь убежать отсюда, если ты тоже здесь пленник?
   — Когда-нибудь ты станешь старше, Малыш, — сказал тролль, — и поймешь, что всякая свобода — это всегда и неволя, а всякая неволя — еще и свобода. Это очень просто. Надо только понять, какая неволя и какая свобода тебе дороже. Если ты сбежишь из замка, то окажешься в лесу, в котором каждый раз будешь вынужден выбирать новую тропу. А я останусь здесь и буду свободен от необходимости что-то выбирать. Ты не понял меня, Малыш? Ну, значит, тебе еще и не нужно меня понимать.
   Малыш смотрел на яркий огонь. Как-то не верилось, что, если разбить даже полный кувшин, вода сможет погасить пламя. Его рука тем временем нащупала в кармане забытое яблоко.
   — Это мне? — спросил тролль. Малыш кивнул, сглотнув комок.
   — Спасибо, Малыш, — сказал тролль. — Возьми с собой хлеб. Не отказывайся. Бросишь его, если к тебе начнут приставать крысы.
   Когда кувшин раскололся в камине, раздалось шипение и поднялся пар. Кажется, тролль сказал еще что-то, но Малыш уже не расслышал его. Неостывшие угли обожгли его ступни сквозь сандалии. Вслепую, закрыв глаза, он изо всей силы ударил стену и едва не полетел вслед за рухнувшими кирпичами. Один из них очень больно зацепил плечо.
   Хлеб в самом деле пришлось бросить, спасаясь от увязавшихся следом противно пищавших крыс. Это были очень прозаические, небольшие, озлобленные от голода зверьки с голыми хвостами, без всяких задатков к разговорной речи и склонности к философским играм ума. Достаточно отвратительные и даже страшные. Будь Малыш знаком с ними поближе, он испугался бы еще больше. Крысы отстали, занявшись добычей, а сам он, пройдя вперед, уткнулся в глухую стену.