Страница:
На снегу остались лежать 86 трупов. А на следующий день из соседнего села Жилава в лес на санях примчались местные жители — началась оргия грабежа. С окаменевших трупов мародеры сдирали одежду, обувь, нижнее белье, искали «забытые» легионерами золотые безделушки — кольца, сережки, вырывали из мертвых ртов золотые зубы…
Кровавые зверства повторятся
Все это время Антонеску спокойно сидел в своем дворце и спокойно взирал на происходящее за его стенами. Он не спешил дать приказ армии подавить восстание и прекратить еврейский погром. Кондукатора вполне устраивала анархия — устраивали горящие дома и магазины, устраивали трупы людей, валяющиеся на улицах его столицы. Еврейский погром даже был на руку «Красной собаке».
Антонеску вполне сознательно давал возможность легионерам запятнать себя грабежом и насилием, и без всяких угрызений совести говорил своим приспешникам: «Подождем, пока анархия будет полной. Беспорядки должны захватить железную дорогу. Тогда явятся немцы и будут просить меня восстановить порядок».
Антонеску знал, что румынская железная дорога должна работать бесперебойно, ведь по этой самой дороге, готовясь к операции «Барбаросса», Гитлер уже подтягивает войска к границам большевистской России. И действительно, когда движение на железной дороге было парализовано, к нему обратился глава германской военной миссии генерал Георг Хансен с требованием «начать действовать».
Но Антонеску медлит — требования немецкого генерала для него недостаточно. Возомнивший о себе кондукатор хочет, чтобы его «попросил сам фюрер». И фюрер попросил! Вечером, 22 января 1941 г., в Бухарест позвонил Гитлер. Разговор между двумя диктаторами велся через переводчика.
Гитлер сказал: «Пожалуйста, сделайте это. Мне нужны не фанатики, а здоровая румынская армия».
Антонеску ответил: «Скажите фюреру, что порядок будет восстановлен в течение 24 часов».
События, происходящие в Румынии, были настолько важны для Гитлера, что даже нашли свое отражение в «Военном дневнике» генерал-полковника Гальдера: «Сообщение о волнениях в Бухаресте и в Румынии. Военная миссия получила указание не вмешиваться в вопросы внутренней политики, но, в случае необходимости, поддержать Антонеску военной силой (если ее попросят)».
События, происходящие в Румынии, были не менее интересны для Сталина. 1 февраля 1941 г. секретарь советского полпредства в Бухаресте Сергей Михайлов направил в Москву доклад « О вооруженном конфликте, поводом для которого явилось счастливо совпавшее с этими событиями убийство немецкого майора».
После вмешательства фюрера, Антонеску показал, на что он способен. В течение одних суток он жестоко подавил восстание легионеров. Вождь «Железной гвардии» Хория Сима и сотни его приверженцев были арестованы и отправлены в Германию. «Красная собака» стал абсолютным властителем Румынии. За это 124 замученных погромщиками евреев заплатили своей жизнью.
Но самое ужасное в этом чудовищном злодеянии — это то, что кровавые зверства румынских варваров повторятся. Повторятся уже через несколько месяцев и в гораздо больших масштабах. Повторятся в румынском городе Яссы, повторятся в Бессарабии и в Буковине, повторятся в Транснистрии и в многострадальной Одессе.
Глава третья. ГИТЛЕРОВСКАЯ ДЕЗИНФОРМАЦИЯ, или «ШИЛА В МЕШКЕ НЕ УТАИШЬ». Февраль 1941
До «внезапного» нападения остается 140 дней. 1 февраля 1941. Москва
До «внезапного» нападения остается 134 дня. 7 февраля 1941. Москва
До начала операции «Барбаросса» остается 133 дня. 8 февраля 1941. Берлин
Кровавые зверства повторятся
Все это время Антонеску спокойно сидел в своем дворце и спокойно взирал на происходящее за его стенами. Он не спешил дать приказ армии подавить восстание и прекратить еврейский погром. Кондукатора вполне устраивала анархия — устраивали горящие дома и магазины, устраивали трупы людей, валяющиеся на улицах его столицы. Еврейский погром даже был на руку «Красной собаке».
Антонеску вполне сознательно давал возможность легионерам запятнать себя грабежом и насилием, и без всяких угрызений совести говорил своим приспешникам: «Подождем, пока анархия будет полной. Беспорядки должны захватить железную дорогу. Тогда явятся немцы и будут просить меня восстановить порядок».
Антонеску знал, что румынская железная дорога должна работать бесперебойно, ведь по этой самой дороге, готовясь к операции «Барбаросса», Гитлер уже подтягивает войска к границам большевистской России. И действительно, когда движение на железной дороге было парализовано, к нему обратился глава германской военной миссии генерал Георг Хансен с требованием «начать действовать».
Но Антонеску медлит — требования немецкого генерала для него недостаточно. Возомнивший о себе кондукатор хочет, чтобы его «попросил сам фюрер». И фюрер попросил! Вечером, 22 января 1941 г., в Бухарест позвонил Гитлер. Разговор между двумя диктаторами велся через переводчика.
Гитлер сказал: «Пожалуйста, сделайте это. Мне нужны не фанатики, а здоровая румынская армия».
Антонеску ответил: «Скажите фюреру, что порядок будет восстановлен в течение 24 часов».
События, происходящие в Румынии, были настолько важны для Гитлера, что даже нашли свое отражение в «Военном дневнике» генерал-полковника Гальдера: «Сообщение о волнениях в Бухаресте и в Румынии. Военная миссия получила указание не вмешиваться в вопросы внутренней политики, но, в случае необходимости, поддержать Антонеску военной силой (если ее попросят)».
События, происходящие в Румынии, были не менее интересны для Сталина. 1 февраля 1941 г. секретарь советского полпредства в Бухаресте Сергей Михайлов направил в Москву доклад « О вооруженном конфликте, поводом для которого явилось счастливо совпавшее с этими событиями убийство немецкого майора».
После вмешательства фюрера, Антонеску показал, на что он способен. В течение одних суток он жестоко подавил восстание легионеров. Вождь «Железной гвардии» Хория Сима и сотни его приверженцев были арестованы и отправлены в Германию. «Красная собака» стал абсолютным властителем Румынии. За это 124 замученных погромщиками евреев заплатили своей жизнью.
Но самое ужасное в этом чудовищном злодеянии — это то, что кровавые зверства румынских варваров повторятся. Повторятся уже через несколько месяцев и в гораздо больших масштабах. Повторятся в румынском городе Яссы, повторятся в Бессарабии и в Буковине, повторятся в Транснистрии и в многострадальной Одессе.
Глава третья. ГИТЛЕРОВСКАЯ ДЕЗИНФОРМАЦИЯ, или «ШИЛА В МЕШКЕ НЕ УТАИШЬ». Февраль 1941
Чем четче будут вырисовываться подготовительные действия к операции «Барбаросса», тем труднее будет сохранять эффект дезинформации.
Фельдмаршал Вильгельм Кейтелъ
До «внезапного» нападения остается 140 дней. 1 февраля 1941. Москва
Приглашение к размышлению
Нарком иностранных дел Вячеслав Молотов принял в Кремле посла Великобритании Стаффорда Криппса, появившегося в Москве в июне 1940 г.
Блестящий юрист и широко образованный человек, лорд Криппс был участником Международного следственного комитета, сопровождавшего проходивший в Берлине процесс о поджоге рейхстага. Тогда, в 1933 г., Криппс жестоко высмеивал «юридическую комедию, устроенную германским Верховным судом». А в дальнейшем он не раз выступал в поддержку идеи коллективной безопасности и был известен в мире своими симпатиями к Красной Москве. Назначение Криппса послом в СССР было связано с рядом трагических событий, произошедших в эти дни в Европе.
В эти дни Великобритания переживала одну из самых позорных страниц в своей истории. Под непрерывной бомбежкой гитлеровской авиации в спешном порядке из Дюнкерка эвакуировались английские войска. 4 июня 1940 г. германская армия достигла берегов Ла-Манша. Вечером Черчилль выступил в парламенте с еще одной исторической речью:
«Эвакуациями войны не выигрывают. Несмотря на то, что значительные пространства Европы и многие старые и славные государства подпали, или могут подпасть, под власть гестапо и всего отвратительного аппарата нацистского господства, мы не сдадимся и не покоримся. Мы пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и на океанах, мы будем сражаться с возрастающей уверенностью в воздухе; мы будем оборонять наш остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда».
В эти дни Черчилль всерьез опасался вторжения. Недаром он говорил о боях «на побережье, на полях и на улицах, на холмах». Нацеливая свою страну на битву с жестоким врагом, Черчилль, в то же время, прилагал все усилия для создания будущей антигитлеровской коалиции. И именно в это время он принял решение послать Стаффорда Криппса в Москву, к Сталину. Это было не простое решение.
Весной 1940 г. Сталин все еще считался «другом» Гитлера.
Русские публично и громогласно восхваляли все захватнические акции Германии, называя их «оборонительными мероприятиями против поджигателей войны Англии и Франции». Но Черчилль был абсолютно уверен в том, что рано или поздно столкновение между Гитлером и Сталиным должно произойти. Британский премьер «полагался на ход событий» и, в преддверии этих событий, пытался наладить более тесные отношения с Россией. Эту сложную миссию он доверил Криппсу.
Первая задача нового посла заключалась в передаче Сталину личного послания Черчилля. Однако выполнить эту, простую, на первый взгляд, задачу, оказалось не так то просто — Сталин, как правило, с иностранными дипломатами лично не встречался. И тогда, чтобы проникнуть к Сталину, Криппс, проявив незаурядную изобретательность, воспользовался ритуалом вручения верительных грамот. Правда, способ, которым он это сделал, гораздо больше подходил для профессионального шпиона, чем для английского лорда — посла Его Величества короля Великобритании Георга VI.
26 июня 1940 г. высокий и элегантный британский посол прибыл в Кремль для вручения верительных грамот наркому Молотову. Вручив верительные грамоты, Криппс неожиданно заявил, что он, в принципе, прибыл в Кремль еще «по одному весьма конфиденциальному вопросу, который изложен в записке, написанной на русском языке от руки…» и положил на стол перед Молотовым листок.
Выждав, пока Молотов прочтет записку и спрячет листок в ящик стола, дипломат заметил, что «далее он не считает возможным задерживать господина Молотова», и величественно удалился.
ИЗ ЗАПИСКИ БРИТАНСКОГО ПОСЛА
«Я получил инструкции от своего правительства добиваться немедленного приема у Вас с тем, чтобы поставить Вас в известность, что я получил весьма важное послание от министра-президента Великобритании на имя г-на Сталина, и мне поручено далее запросить у Вас, г-н председатель, может ли мне быть дана возможность передать в самое ближайшее время послание министра-президента г-ну Сталину лично, ввиду того, что яне вправе передать его каким-либо другим способом… Я вполне признаю, что выраженная мною просьба является крайне незаурядной, но обстоятельства нашего времени таковы, что министр-президент Великобритании счел необходимым в интересах своей собственной страны и, как он полагает, также в интересах СССР, избрать этот крайне исключительный путь, направленный к тому, чтобы г-н Сталин и Вы имели бы перед глазами полное и откровенное изложение политики Великобритании.
Если я получу в какое-то время сообщение от Вас, что я могу принести с собой документы, о которых шла речь, в известное место и в известный час, то я заключу из этого, что Вы начадили передачу мной послания министра-президента г-ну Сталину в указанные час и место.Я привезу с собой оригинальное послание на английском языке, равно как сделанный без ручательства перевод его на русский язык, каковой, я надеюсь, будет вполне точным…»
Сталин недаром любил всякого рода тайны и конспирации — просьба нового британского посла понравилась ему и была удовлетворена.
1 июля 1940 г., в 18 часов 30 минут, Криппс встретился в Кремле со Сталиным и получил возможность передать ему личное послание бывшего непримиримого врага большевистской России Уинстона Черчилля.
ИЗ ЛИЧНОГО ПОСЛАНИЯ ЧЕРЧИЛЛЯ
Премьер-министру Сталину
25 июня 1940 г.
В настоящее время, когда лицо Европы меняется с каждым часом, я хочу воспользоваться случаем — принятием Вами нового посла Его Величества, чтобы просить последнего передать Вам от меня это послание… В прошлом — по сути дела в недавнем прошлом — нашим отношениям, нужно признаться, мешали взаимные подозрения; а в августе прошлого года советское Правительство решило, что интересы Советского Союза требуют разрыва переговоров с нами и установления близких отношений с Германией. Таким образом, Германия стала Вашим другом почти в тот самый момент, когда она стала нашим врагом…
В настоящий момент проблема, которая стоит перед всей Европой, включая обе наши страны, заключается в следующем: как будут государства и народы Европы реагировать на перспективу установления германской гегемонии над континентом…
По существу, политика Великобритании сосредоточена на двух задачах: во-первых, спастись самой от германского господства, которое желает навязать нацистское правительство, и, во-вторых, освободить всю остальную Европу от господства, которое сейчас устанавливает над ней Германия. Только сам Советский Союз может судить о том, угрожает ли его интересам нынешняя претензия Германии на гегемонию в Европе, и если да, то каким образом эти интересы смогут быть наилучшим образом ограждены…
Черчилль составил это послание через три дня после того, как 22 июня 1940 г. на станции Ретонд в Компьенском лесу было подписано соглашение о капитуляции Франции. Это событие стало еще более символичным и еще более унизительным для Франции и Великобритании потому, что Гитлер потребовал произвести подписание соглашения в салон-вагоне маршала Фоша, в том самом, где в 1918 г. было подписано не менее унизительное соглашении о капитуляции Германии.
Теперь Германия стала фактической хозяйкой всей Европы.
В июне 1940 г., задолго до того, как была подписана гитлеровская «Директива № 21», Черчилль приглашает Сталина поразмыслить о претензиях Германии на гегемонию в Европе и об угрозе, которую могут представлять эти претензии для России.
Сталин прекрасно понял намек, содержащийся в послании британского премьера. А Криппс еще усилил впечатление, высказав Сталину устно то, что Черчилль не решился сказать даже в таком сверхсекретном послании.
ИЗ ПРОТОКОЛА БЕСЕДЫ С КРИП ПСОМ
1 июля 1940
Касаясь вопроса о желании Германии господствовать в Европе, Криппс говорит, что он не имел возможности встретить немцев и говорить с ними, но он имел возможность читать то, что они пишут. Кроме того, согласно информации, полученной от британской секретной службы, у него (Криппса) создалось прочное мнение, что желание Гитлера одинаково, как в отношении господства на Западе, так и в отношении господства на Востоке.
Сэр Стаффорд Криппс пробудет в Москве все предвоенные месяцы, почти до самого «внезапного» нападения. Со временем его уверенность в том, что Гитлер готовит агрессию против России, только укрепится. И сам факт пребывания этого неординарного человека в Москве будет иметь огромное значение для развития дальнейших событий, так как тесная связь дипломата с британской разведкой позволяла ему быть одним из самых информированных людей в мире.
Британский посол сознательно не будет делать тайны из известной ему информации, и даже, наоборот, станет охотно делиться ею и со своими коллегами — иностранными дипломатами, и с сотрудниками наркомата иностранных дел, и… с агентами контрразведки НКВД.
Сегодня, 1 февраля 1941 г., сэр Стаффорд Криппс снова приехал в Кремль на беседу с Вячеславом Молотовым.
Нарком иностранных дел Вячеслав Молотов принял в Кремле посла Великобритании Стаффорда Криппса, появившегося в Москве в июне 1940 г.
Блестящий юрист и широко образованный человек, лорд Криппс был участником Международного следственного комитета, сопровождавшего проходивший в Берлине процесс о поджоге рейхстага. Тогда, в 1933 г., Криппс жестоко высмеивал «юридическую комедию, устроенную германским Верховным судом». А в дальнейшем он не раз выступал в поддержку идеи коллективной безопасности и был известен в мире своими симпатиями к Красной Москве. Назначение Криппса послом в СССР было связано с рядом трагических событий, произошедших в эти дни в Европе.
В эти дни Великобритания переживала одну из самых позорных страниц в своей истории. Под непрерывной бомбежкой гитлеровской авиации в спешном порядке из Дюнкерка эвакуировались английские войска. 4 июня 1940 г. германская армия достигла берегов Ла-Манша. Вечером Черчилль выступил в парламенте с еще одной исторической речью:
«Эвакуациями войны не выигрывают. Несмотря на то, что значительные пространства Европы и многие старые и славные государства подпали, или могут подпасть, под власть гестапо и всего отвратительного аппарата нацистского господства, мы не сдадимся и не покоримся. Мы пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и на океанах, мы будем сражаться с возрастающей уверенностью в воздухе; мы будем оборонять наш остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда».
В эти дни Черчилль всерьез опасался вторжения. Недаром он говорил о боях «на побережье, на полях и на улицах, на холмах». Нацеливая свою страну на битву с жестоким врагом, Черчилль, в то же время, прилагал все усилия для создания будущей антигитлеровской коалиции. И именно в это время он принял решение послать Стаффорда Криппса в Москву, к Сталину. Это было не простое решение.
Весной 1940 г. Сталин все еще считался «другом» Гитлера.
Русские публично и громогласно восхваляли все захватнические акции Германии, называя их «оборонительными мероприятиями против поджигателей войны Англии и Франции». Но Черчилль был абсолютно уверен в том, что рано или поздно столкновение между Гитлером и Сталиным должно произойти. Британский премьер «полагался на ход событий» и, в преддверии этих событий, пытался наладить более тесные отношения с Россией. Эту сложную миссию он доверил Криппсу.
Первая задача нового посла заключалась в передаче Сталину личного послания Черчилля. Однако выполнить эту, простую, на первый взгляд, задачу, оказалось не так то просто — Сталин, как правило, с иностранными дипломатами лично не встречался. И тогда, чтобы проникнуть к Сталину, Криппс, проявив незаурядную изобретательность, воспользовался ритуалом вручения верительных грамот. Правда, способ, которым он это сделал, гораздо больше подходил для профессионального шпиона, чем для английского лорда — посла Его Величества короля Великобритании Георга VI.
26 июня 1940 г. высокий и элегантный британский посол прибыл в Кремль для вручения верительных грамот наркому Молотову. Вручив верительные грамоты, Криппс неожиданно заявил, что он, в принципе, прибыл в Кремль еще «по одному весьма конфиденциальному вопросу, который изложен в записке, написанной на русском языке от руки…» и положил на стол перед Молотовым листок.
Выждав, пока Молотов прочтет записку и спрячет листок в ящик стола, дипломат заметил, что «далее он не считает возможным задерживать господина Молотова», и величественно удалился.
ИЗ ЗАПИСКИ БРИТАНСКОГО ПОСЛА
«Я получил инструкции от своего правительства добиваться немедленного приема у Вас с тем, чтобы поставить Вас в известность, что я получил весьма важное послание от министра-президента Великобритании на имя г-на Сталина, и мне поручено далее запросить у Вас, г-н председатель, может ли мне быть дана возможность передать в самое ближайшее время послание министра-президента г-ну Сталину лично, ввиду того, что яне вправе передать его каким-либо другим способом… Я вполне признаю, что выраженная мною просьба является крайне незаурядной, но обстоятельства нашего времени таковы, что министр-президент Великобритании счел необходимым в интересах своей собственной страны и, как он полагает, также в интересах СССР, избрать этот крайне исключительный путь, направленный к тому, чтобы г-н Сталин и Вы имели бы перед глазами полное и откровенное изложение политики Великобритании.
Если я получу в какое-то время сообщение от Вас, что я могу принести с собой документы, о которых шла речь, в известное место и в известный час, то я заключу из этого, что Вы начадили передачу мной послания министра-президента г-ну Сталину в указанные час и место.Я привезу с собой оригинальное послание на английском языке, равно как сделанный без ручательства перевод его на русский язык, каковой, я надеюсь, будет вполне точным…»
Сталин недаром любил всякого рода тайны и конспирации — просьба нового британского посла понравилась ему и была удовлетворена.
1 июля 1940 г., в 18 часов 30 минут, Криппс встретился в Кремле со Сталиным и получил возможность передать ему личное послание бывшего непримиримого врага большевистской России Уинстона Черчилля.
ИЗ ЛИЧНОГО ПОСЛАНИЯ ЧЕРЧИЛЛЯ
Премьер-министру Сталину
25 июня 1940 г.
В настоящее время, когда лицо Европы меняется с каждым часом, я хочу воспользоваться случаем — принятием Вами нового посла Его Величества, чтобы просить последнего передать Вам от меня это послание… В прошлом — по сути дела в недавнем прошлом — нашим отношениям, нужно признаться, мешали взаимные подозрения; а в августе прошлого года советское Правительство решило, что интересы Советского Союза требуют разрыва переговоров с нами и установления близких отношений с Германией. Таким образом, Германия стала Вашим другом почти в тот самый момент, когда она стала нашим врагом…
В настоящий момент проблема, которая стоит перед всей Европой, включая обе наши страны, заключается в следующем: как будут государства и народы Европы реагировать на перспективу установления германской гегемонии над континентом…
По существу, политика Великобритании сосредоточена на двух задачах: во-первых, спастись самой от германского господства, которое желает навязать нацистское правительство, и, во-вторых, освободить всю остальную Европу от господства, которое сейчас устанавливает над ней Германия. Только сам Советский Союз может судить о том, угрожает ли его интересам нынешняя претензия Германии на гегемонию в Европе, и если да, то каким образом эти интересы смогут быть наилучшим образом ограждены…
Черчилль составил это послание через три дня после того, как 22 июня 1940 г. на станции Ретонд в Компьенском лесу было подписано соглашение о капитуляции Франции. Это событие стало еще более символичным и еще более унизительным для Франции и Великобритании потому, что Гитлер потребовал произвести подписание соглашения в салон-вагоне маршала Фоша, в том самом, где в 1918 г. было подписано не менее унизительное соглашении о капитуляции Германии.
Теперь Германия стала фактической хозяйкой всей Европы.
В июне 1940 г., задолго до того, как была подписана гитлеровская «Директива № 21», Черчилль приглашает Сталина поразмыслить о претензиях Германии на гегемонию в Европе и об угрозе, которую могут представлять эти претензии для России.
Сталин прекрасно понял намек, содержащийся в послании британского премьера. А Криппс еще усилил впечатление, высказав Сталину устно то, что Черчилль не решился сказать даже в таком сверхсекретном послании.
ИЗ ПРОТОКОЛА БЕСЕДЫ С КРИП ПСОМ
1 июля 1940
Касаясь вопроса о желании Германии господствовать в Европе, Криппс говорит, что он не имел возможности встретить немцев и говорить с ними, но он имел возможность читать то, что они пишут. Кроме того, согласно информации, полученной от британской секретной службы, у него (Криппса) создалось прочное мнение, что желание Гитлера одинаково, как в отношении господства на Западе, так и в отношении господства на Востоке.
Сэр Стаффорд Криппс пробудет в Москве все предвоенные месяцы, почти до самого «внезапного» нападения. Со временем его уверенность в том, что Гитлер готовит агрессию против России, только укрепится. И сам факт пребывания этого неординарного человека в Москве будет иметь огромное значение для развития дальнейших событий, так как тесная связь дипломата с британской разведкой позволяла ему быть одним из самых информированных людей в мире.
Британский посол сознательно не будет делать тайны из известной ему информации, и даже, наоборот, станет охотно делиться ею и со своими коллегами — иностранными дипломатами, и с сотрудниками наркомата иностранных дел, и… с агентами контрразведки НКВД.
Сегодня, 1 февраля 1941 г., сэр Стаффорд Криппс снова приехал в Кремль на беседу с Вячеславом Молотовым.
До «внезапного» нападения остается 134 дня. 7 февраля 1941. Москва
«Козыри» советской контрразведки
Для оценки создавшейся опасной ситуации Сталину не нужны были ни намеки Черчилля, ни сведения, поступающие из Токио, Берлина и Бухареста. Ему было вполне достаточно агентурной информации, добываемой в Москве в иностранных посольствах.
«Разработкой» посольств занималась контрразведка НКВД, во главе которого с 1939 г. стояли два незаурядных во всех отношениях человека — Петр Федотов и Леонид Райхман. Оба они пришли в контрразведку из «органов», оба участвовали в осуществлении сталинских «чисток», оба были людьми жестокими и неразборчивыми в средствах. Профессионализм и опыт формального руководителя контрразведки Петра Федотова дополнялись инициативностью и неуемным темпераментом его молодого заместителя Леонида Райхмана.
Изобретательность Райхмана не знала границ — телефонные разговоры всех иностранных посольств прослушивались, радиограммы перехватывались, дипломатическая почта вскрывалась, иностранные дипломаты иногда добровольно, а иногда и принудительно, становились источниками агентурной информации.
Дипломаты и дипкурьеры
Одним из самых простых и легких трюков Райхмана была вербовка иностранных дипломатов. Для этой цели использовались все возможные методы — алкоголь, деньги, женщины.
Вот и сегодня, 7 февраля 1941 г., в контрразведку поступило сообщение от одного из таких завербованных дипломатов — первого секретаря греческой дипломатической миссии Петра Депастаса. Депастас подтверждал информацию, полученную еще в сентябре 1940 г. из Парижа, — «Германия нападет на Россию до удара по Англии!»:
«7февраля 1941, №3/57
…За последнее время среди дипкорпуса сильно окрепли слухи о возможности нападения Германии на Советский Союз. По одной версии это произойдет после разгрома немцами Англии, по другой, которая считается наиболее вероятной, Германия нападет на СССР до удара по Англии, с целью обеспечить себе тыл и снабжение, независимо от исхода решительной схватки с Англией…»
Еще одним методом получения информации, широко применяемым Райхманым, был взлом дипломатической почты иностранных государств.
Секретные документы изымались из запечатанных дипломатических вализ, фотографировались, переводились на русский и незамедлительно поступали в Кремль. Вся обработка вализ проводилась настолько профессионально, что никаких следов взлома не оставалось. По свидетельству заместителя начальника внешней разведки НКВД генерала Павла Судоплатова, японская дипломатическая почта, идущая без сопровождения, фотографировалась в созданной НКВД небольшой лаборатории прямо в почтовом вагоне на пути ее следования из Москвы во Владивосток.
С германской дипломатической почтой творились дела еще более невероятные — вализы вскрывались в Москве в гостинице «Метрополь», где обычно останавливались немецкие дипкурьеры. На время «обработки» вализ, дипкурьеры «изолировались». Их «случайно» запирали в ванной комнате гостиничного номера или они вдруг оказывались в кабине «случайно» застрявшего между этажами лифта. И пока «нерасторопные» работники гостиницы освобождали насмерть перепуганных пленников, содержимое вализ фотографировалось.
Но самую интересную информацию советская контрразведка получала путем прослушивания и записи разговоров, ведущихся сотрудниками иностранных посольств. С этой целью в помещениях посольств устанавливалась специальная аппаратура, делающая их абсолютно «прозрачными» для Кремля. Вполне естественно, что немцы пользовались особым вниманием, и аппаратура прослушивания была установлена не только в особняке посольства в Леонтьевском переулке № 10, но и в частных резиденциях германских дипломатов — в особняке посла фон дер Шуленбурга, в Чистом переулке № 5, в резиденции военного атташе генерала Кёстринга, в Хлебном переулке № 28, и даже в особняках, занимаемых заместителем Кёстринга полковником Кребсом и военно-морским атташе Баунбахом.
Создание разветвленной системы прослушивания бьшо начато советской контрразведкой в середине 1940 г., после получения из-за рубежа первых тревожных шифровок о подготовке Германии к войне. Естественно, что установка аппаратуры прослушивания в помещениях иностранных посольств и в частных резиденциях дипломатов, была незаконна, как и незаконным было и вскрытие вализ иностранных дипкурьеров. Осуществление этой секретной акции стало возможным благодаря необычному таланту одного особого агента контрразведки, по кличке «Колонист».
Человек — легенда
Под кличкой «Колонист» в эти дни работал в Москве известный советский разведчик, человек, ставший легендой, Николай Кузнецов. Тот самый Кузнецов, который, действуя на оккупированной территории под личиной немца — обер-лейтенанта вермахта Пауля Вильгельма Зиберта, в беспримерных по смелости операциях уничтожит несколько высокопоставленных нацистов, в том числе, советника рейхскомиссариата Украины Гелля, заместителя рейхскомиссара генерала Даргеля, президента Верховного суда Функа, вице-губернатора Галиции Бауэра. По официальной версии Кузнецов погиб в 1944 г., попав в засаду, устроенную украинскими националистами в селе Боратин Львовской области. Многое в этой трагической гибели неясно и вызывает недоумение. Но так или иначе, указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 г. Кузнецову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, и имя разведчика стало широко известно.
В то же время работа Кузнецова в контрразведке в Москве все еще до конца не предана огласке. А ведь именно эта работа, в которой так блистательно проявился его необычный талант, возможно, и привела его впоследствии к гибели.
Николай Кузнецов прожил короткую жизнь, в которой было, пожалуй, не меньше загадок, чем в его гибели. Одной из загадок было его поразительное знание немецкого языка при полном отсутствии систематического образования. Это превосходное владение немецким, достаточно странное у крестьянского сына, родившегося в заброшенной пермской деревеньке Зырянка, удачно сочеталось с его арийской внешностью и кличкой «Колонист». Скорей всего, Николай (или Никанор?) Кузнецов, действительно, происходил из семьи немецких колонистов и получил свою кличку не случайно.
Человек сомнительного национального и социального происхождения, исключенный из комсомола как сын кулака и «участник белой банды», Кузнецов в 1932 г. был арестован, но в том же году, без всяких причин, освобожден и направлен на работу на один из уральских заводов. В 1938 г. та же картина — арестован, неожиданно освобожден и направлен на работу… в контрразведку. Кузнецов объявился в Москве. Но теперь это был уже не Кузнецов, а некий Рудольф Шмидт — немец, эмигрировавший в Россию вместе с родителями еще в детском возрасте. Два года провел Кузнецов под личиной Рудольфа Шмидта — летчика-испытателя Московского авиационного завода № 22.
Тридцатилетний стройный блондин, завсегдатай театров, выставок, ресторанов, Рудольф Шмидт легко располагал к себе людей и стал заметной фигурой в московском светском обществе. Большую часть своего времени он проводил с сотрудниками германского посольства, которые очень симпатизировали молодому обрусевшему немцу, в карманах которого всегда водились деньги. Пользуясь этой «дружбой», Кузнецов сумел обеспечить техническому подразделению контрразведки свободный доступ во все резиденции германских дипломатов.
Талантливый актер, Кузнецов обычно вступал в контакт с обслугой одного из германских дипломатов и, дождавшись момента, когда дипломат будет в отъезде, выманивал обслугу из резиденции, давая этим возможность установить в пустующем помещении прослушивающую аппаратуру. Так, обаятельный герр Шмидт влюбил в себя тридцатилетнюю немку Марту — горничную германского военно-морского атташе Норберта Баумбаха. В один из вечеров, когда атташе был в отъезде, он пригласил фрейлейн Марту на долгую «романтическую» прогулку на катере по Москве-реке, оставив тем самым особняк Баумбаха без присмотра.
В другом случае, герр Шмидт сдружился с камердинером германского посла Гейнцем Флегелем и «еще более тесно» с его женой Ирмой. В отсутствие посла Флегель дал возможность симпатичному и щедрому другу семьи осмотреть апартаменты Шуленбурга, о чем «Колонист» немедленно доложил своему куратору капитану Василию Рясному, а Рясной, в свою очередь, представил соответствующий рапорт начальству.
ИЗ РАПОРТА КАПИТАНА РЯСНОГО
В 14 ч 45 мин Гейнц Флегель встретил источник у «Националя». Привез его в своем автомобиле в квартиру Шуленбурга, где источник пробыл до 21 ч 45мин… Источник попросил Флегеля показать квартиру посла. Флегель провел его по всему дому, идя впереди, с ключом в руках и открывая двери. Квартира посла выглядела следующим образом…
Следующим шагом была установка аппаратуры. Для этой цели в один из рождественских вечеров, 28 декабря 1940 г., Рудольф Шмидт пригласил Гейнца Флегеля и его жену к себе на ужин.
ИЗ РАПОРТА КАПИТАНА РЯСНОГО
28/ХП-40 г. Флегель Гейнц с женой Ирмой были весь вечер у источника. Флегель подарил ист. рождественский подарок — значок нац. соц. партии — орел со свастикой в когтях, такой значок носят все члены СГРП. Кроме того, подарил грампластинки, пепельницу и т.д. В беседе Флегель Гейнц по-прежнему резко антисоветски настроен, советует источ. думать о перебежке в Германию…
На рапорте Рясного полустертая помета: «т. Егорову. В разработку».
Товарищ Егоров, как видно, выполнил свою задачу успешно, так как в дальнейшем записи всех разговоров, происходивших в апартаментах Шуленбурга, исправно поступали в Кремль. Круглосуточное прослушивание разговоров сотрудников иностранных посольств, контроль дипломатической почты, информация, получаемая от иностранных дипломатов, давали возможность Сталину, вне зависимости от сообщений, поступающих из-за рубежа, быть в курсе всего, что касалось подготовки Германии к нападению.
Для оценки создавшейся опасной ситуации Сталину не нужны были ни намеки Черчилля, ни сведения, поступающие из Токио, Берлина и Бухареста. Ему было вполне достаточно агентурной информации, добываемой в Москве в иностранных посольствах.
«Разработкой» посольств занималась контрразведка НКВД, во главе которого с 1939 г. стояли два незаурядных во всех отношениях человека — Петр Федотов и Леонид Райхман. Оба они пришли в контрразведку из «органов», оба участвовали в осуществлении сталинских «чисток», оба были людьми жестокими и неразборчивыми в средствах. Профессионализм и опыт формального руководителя контрразведки Петра Федотова дополнялись инициативностью и неуемным темпераментом его молодого заместителя Леонида Райхмана.
Изобретательность Райхмана не знала границ — телефонные разговоры всех иностранных посольств прослушивались, радиограммы перехватывались, дипломатическая почта вскрывалась, иностранные дипломаты иногда добровольно, а иногда и принудительно, становились источниками агентурной информации.
Дипломаты и дипкурьеры
Одним из самых простых и легких трюков Райхмана была вербовка иностранных дипломатов. Для этой цели использовались все возможные методы — алкоголь, деньги, женщины.
Вот и сегодня, 7 февраля 1941 г., в контрразведку поступило сообщение от одного из таких завербованных дипломатов — первого секретаря греческой дипломатической миссии Петра Депастаса. Депастас подтверждал информацию, полученную еще в сентябре 1940 г. из Парижа, — «Германия нападет на Россию до удара по Англии!»:
«7февраля 1941, №3/57
…За последнее время среди дипкорпуса сильно окрепли слухи о возможности нападения Германии на Советский Союз. По одной версии это произойдет после разгрома немцами Англии, по другой, которая считается наиболее вероятной, Германия нападет на СССР до удара по Англии, с целью обеспечить себе тыл и снабжение, независимо от исхода решительной схватки с Англией…»
Еще одним методом получения информации, широко применяемым Райхманым, был взлом дипломатической почты иностранных государств.
Секретные документы изымались из запечатанных дипломатических вализ, фотографировались, переводились на русский и незамедлительно поступали в Кремль. Вся обработка вализ проводилась настолько профессионально, что никаких следов взлома не оставалось. По свидетельству заместителя начальника внешней разведки НКВД генерала Павла Судоплатова, японская дипломатическая почта, идущая без сопровождения, фотографировалась в созданной НКВД небольшой лаборатории прямо в почтовом вагоне на пути ее следования из Москвы во Владивосток.
С германской дипломатической почтой творились дела еще более невероятные — вализы вскрывались в Москве в гостинице «Метрополь», где обычно останавливались немецкие дипкурьеры. На время «обработки» вализ, дипкурьеры «изолировались». Их «случайно» запирали в ванной комнате гостиничного номера или они вдруг оказывались в кабине «случайно» застрявшего между этажами лифта. И пока «нерасторопные» работники гостиницы освобождали насмерть перепуганных пленников, содержимое вализ фотографировалось.
Но самую интересную информацию советская контрразведка получала путем прослушивания и записи разговоров, ведущихся сотрудниками иностранных посольств. С этой целью в помещениях посольств устанавливалась специальная аппаратура, делающая их абсолютно «прозрачными» для Кремля. Вполне естественно, что немцы пользовались особым вниманием, и аппаратура прослушивания была установлена не только в особняке посольства в Леонтьевском переулке № 10, но и в частных резиденциях германских дипломатов — в особняке посла фон дер Шуленбурга, в Чистом переулке № 5, в резиденции военного атташе генерала Кёстринга, в Хлебном переулке № 28, и даже в особняках, занимаемых заместителем Кёстринга полковником Кребсом и военно-морским атташе Баунбахом.
Создание разветвленной системы прослушивания бьшо начато советской контрразведкой в середине 1940 г., после получения из-за рубежа первых тревожных шифровок о подготовке Германии к войне. Естественно, что установка аппаратуры прослушивания в помещениях иностранных посольств и в частных резиденциях дипломатов, была незаконна, как и незаконным было и вскрытие вализ иностранных дипкурьеров. Осуществление этой секретной акции стало возможным благодаря необычному таланту одного особого агента контрразведки, по кличке «Колонист».
Человек — легенда
Под кличкой «Колонист» в эти дни работал в Москве известный советский разведчик, человек, ставший легендой, Николай Кузнецов. Тот самый Кузнецов, который, действуя на оккупированной территории под личиной немца — обер-лейтенанта вермахта Пауля Вильгельма Зиберта, в беспримерных по смелости операциях уничтожит несколько высокопоставленных нацистов, в том числе, советника рейхскомиссариата Украины Гелля, заместителя рейхскомиссара генерала Даргеля, президента Верховного суда Функа, вице-губернатора Галиции Бауэра. По официальной версии Кузнецов погиб в 1944 г., попав в засаду, устроенную украинскими националистами в селе Боратин Львовской области. Многое в этой трагической гибели неясно и вызывает недоумение. Но так или иначе, указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 г. Кузнецову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, и имя разведчика стало широко известно.
В то же время работа Кузнецова в контрразведке в Москве все еще до конца не предана огласке. А ведь именно эта работа, в которой так блистательно проявился его необычный талант, возможно, и привела его впоследствии к гибели.
Николай Кузнецов прожил короткую жизнь, в которой было, пожалуй, не меньше загадок, чем в его гибели. Одной из загадок было его поразительное знание немецкого языка при полном отсутствии систематического образования. Это превосходное владение немецким, достаточно странное у крестьянского сына, родившегося в заброшенной пермской деревеньке Зырянка, удачно сочеталось с его арийской внешностью и кличкой «Колонист». Скорей всего, Николай (или Никанор?) Кузнецов, действительно, происходил из семьи немецких колонистов и получил свою кличку не случайно.
Человек сомнительного национального и социального происхождения, исключенный из комсомола как сын кулака и «участник белой банды», Кузнецов в 1932 г. был арестован, но в том же году, без всяких причин, освобожден и направлен на работу на один из уральских заводов. В 1938 г. та же картина — арестован, неожиданно освобожден и направлен на работу… в контрразведку. Кузнецов объявился в Москве. Но теперь это был уже не Кузнецов, а некий Рудольф Шмидт — немец, эмигрировавший в Россию вместе с родителями еще в детском возрасте. Два года провел Кузнецов под личиной Рудольфа Шмидта — летчика-испытателя Московского авиационного завода № 22.
Тридцатилетний стройный блондин, завсегдатай театров, выставок, ресторанов, Рудольф Шмидт легко располагал к себе людей и стал заметной фигурой в московском светском обществе. Большую часть своего времени он проводил с сотрудниками германского посольства, которые очень симпатизировали молодому обрусевшему немцу, в карманах которого всегда водились деньги. Пользуясь этой «дружбой», Кузнецов сумел обеспечить техническому подразделению контрразведки свободный доступ во все резиденции германских дипломатов.
Талантливый актер, Кузнецов обычно вступал в контакт с обслугой одного из германских дипломатов и, дождавшись момента, когда дипломат будет в отъезде, выманивал обслугу из резиденции, давая этим возможность установить в пустующем помещении прослушивающую аппаратуру. Так, обаятельный герр Шмидт влюбил в себя тридцатилетнюю немку Марту — горничную германского военно-морского атташе Норберта Баумбаха. В один из вечеров, когда атташе был в отъезде, он пригласил фрейлейн Марту на долгую «романтическую» прогулку на катере по Москве-реке, оставив тем самым особняк Баумбаха без присмотра.
В другом случае, герр Шмидт сдружился с камердинером германского посла Гейнцем Флегелем и «еще более тесно» с его женой Ирмой. В отсутствие посла Флегель дал возможность симпатичному и щедрому другу семьи осмотреть апартаменты Шуленбурга, о чем «Колонист» немедленно доложил своему куратору капитану Василию Рясному, а Рясной, в свою очередь, представил соответствующий рапорт начальству.
ИЗ РАПОРТА КАПИТАНА РЯСНОГО
В 14 ч 45 мин Гейнц Флегель встретил источник у «Националя». Привез его в своем автомобиле в квартиру Шуленбурга, где источник пробыл до 21 ч 45мин… Источник попросил Флегеля показать квартиру посла. Флегель провел его по всему дому, идя впереди, с ключом в руках и открывая двери. Квартира посла выглядела следующим образом…
Следующим шагом была установка аппаратуры. Для этой цели в один из рождественских вечеров, 28 декабря 1940 г., Рудольф Шмидт пригласил Гейнца Флегеля и его жену к себе на ужин.
ИЗ РАПОРТА КАПИТАНА РЯСНОГО
28/ХП-40 г. Флегель Гейнц с женой Ирмой были весь вечер у источника. Флегель подарил ист. рождественский подарок — значок нац. соц. партии — орел со свастикой в когтях, такой значок носят все члены СГРП. Кроме того, подарил грампластинки, пепельницу и т.д. В беседе Флегель Гейнц по-прежнему резко антисоветски настроен, советует источ. думать о перебежке в Германию…
На рапорте Рясного полустертая помета: «т. Егорову. В разработку».
Товарищ Егоров, как видно, выполнил свою задачу успешно, так как в дальнейшем записи всех разговоров, происходивших в апартаментах Шуленбурга, исправно поступали в Кремль. Круглосуточное прослушивание разговоров сотрудников иностранных посольств, контроль дипломатической почты, информация, получаемая от иностранных дипломатов, давали возможность Сталину, вне зависимости от сообщений, поступающих из-за рубежа, быть в курсе всего, что касалось подготовки Германии к нападению.
До начала операции «Барбаросса» остается 133 дня. 8 февраля 1941. Берлин
«Красная Капелла» в эфире
Органы советской разведки получают огромный объем агентурной информации. Количество источников поражает! Особенно много подробных и точных сведений поступает из Берлина. Вальтер Шелленберг, даже с каким-то удивлением, вспоминает: «…Фактически, в каждом министерстве рейха, среди лиц, занимавших ответственные посты, имелись агенты русской секретной службы, которые могли использовать для передачи информации тайные радиопередатчики».
В 1942 г. нацистам удалось выявить и арестовать большую группу советских агентов, и Рейнхард Гейдрих, по своему обыкновению, дал этой группе музыкальное название — «Красная Капелла». В отличие от «Черной Капеллы», обнаруженной им в 1939 г. и связанной с Западом через Ватикан, «Красная Капелла» работала напрямую с «Красной» Москвой.
В действительности, арестованные участники «Красной Капеллы», так же как и «музыканты Черной Капеллы», не были звеньями какой-то общей шпионской сети, а представляли собой несколько совершенно независимых групп. Некоторые из этих групп принадлежали к внешней разведке НКВД, другие — к военной разведке. В большинстве своем агенты не знали друг друга и действовали в разных странах — в Германии, Бельгии, Франции, Швейцарии… Их свяжет в будущем чья-то злая воля, общая трагическая судьба и имя, данное им Гейдрихом. Вальтер Шелленберг о «Красной Капелле» писал: «Ее радиосвязь охватывала всю территорию Европы, протянувшись от Норвегии через Швейцарию до Средиземного моря, и от Атлантического океана до Балтики. Первые „музыканты“ — так мы называли радистов — были сотрудниками советского посольства в Париже, которые, после вступления во Францию немецких войск, разъехались по разным странам…»
Случайно или намеренно, но Шелленберг не упоминает о том, что в «Красную Капеллу», кроме радистов — сотрудников советского посольства в Париже, входила берлинская группа немецких патриотов, сотрудничавших с советской разведкой из чисто идеологических соображений, и немалое число нелегалов, засланных в разное время во многие страны из Москвы.
Дело «Красной Капеллы», учитывая его важность, будет вести сам зловещий шеф гестапо Генрих Мюллер. Только в Берлине будут арестованы 130 человек — ученых, писателей, профессиональных военных. По приговору военного трибунала от 19 декабря 1942 г. 49 человек будут казнены — мужчины повешены, а женщины обезглавлены.
Органы советской разведки получают огромный объем агентурной информации. Количество источников поражает! Особенно много подробных и точных сведений поступает из Берлина. Вальтер Шелленберг, даже с каким-то удивлением, вспоминает: «…Фактически, в каждом министерстве рейха, среди лиц, занимавших ответственные посты, имелись агенты русской секретной службы, которые могли использовать для передачи информации тайные радиопередатчики».
В 1942 г. нацистам удалось выявить и арестовать большую группу советских агентов, и Рейнхард Гейдрих, по своему обыкновению, дал этой группе музыкальное название — «Красная Капелла». В отличие от «Черной Капеллы», обнаруженной им в 1939 г. и связанной с Западом через Ватикан, «Красная Капелла» работала напрямую с «Красной» Москвой.
В действительности, арестованные участники «Красной Капеллы», так же как и «музыканты Черной Капеллы», не были звеньями какой-то общей шпионской сети, а представляли собой несколько совершенно независимых групп. Некоторые из этих групп принадлежали к внешней разведке НКВД, другие — к военной разведке. В большинстве своем агенты не знали друг друга и действовали в разных странах — в Германии, Бельгии, Франции, Швейцарии… Их свяжет в будущем чья-то злая воля, общая трагическая судьба и имя, данное им Гейдрихом. Вальтер Шелленберг о «Красной Капелле» писал: «Ее радиосвязь охватывала всю территорию Европы, протянувшись от Норвегии через Швейцарию до Средиземного моря, и от Атлантического океана до Балтики. Первые „музыканты“ — так мы называли радистов — были сотрудниками советского посольства в Париже, которые, после вступления во Францию немецких войск, разъехались по разным странам…»
Случайно или намеренно, но Шелленберг не упоминает о том, что в «Красную Капеллу», кроме радистов — сотрудников советского посольства в Париже, входила берлинская группа немецких патриотов, сотрудничавших с советской разведкой из чисто идеологических соображений, и немалое число нелегалов, засланных в разное время во многие страны из Москвы.
Дело «Красной Капеллы», учитывая его важность, будет вести сам зловещий шеф гестапо Генрих Мюллер. Только в Берлине будут арестованы 130 человек — ученых, писателей, профессиональных военных. По приговору военного трибунала от 19 декабря 1942 г. 49 человек будут казнены — мужчины повешены, а женщины обезглавлены.