Витрянский Василий Владимирович. Договорное право. Книга первая. Общие положения

   Статья 195 Уголовного кодекса Российской Федерации относит к новым, ранее не известным преступлениям неправомерные действия при банкротстве. Это – «неправомерное удовлетворение имущественных требований отдельных кредиторов руководителем или собственником организации – должника или индивидуальным предпринимателем, знающим о своей фактической несостоятельности (банкротстве), заведомо в ущерб другим кредиторам…». При этом наряду с уголовной ответственностью указанного лица установлена аналогичная ответственность кредитора, который принял такое удовлетворение, зная об отданном ему предпочтении несостоятельным должником в ущерб другим кредиторам.
 
   КонсультантПлюс: примечание.
   Закон РФ от 19.11.1992 №3929-1 «О несостоятельности (банкротстве) предприятий» утратил силу в связи с принятием Федерального закона от 08.01.1998 №6-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)».
 
   Прекращение обязательства невозможностью исполнения предусмотрено ст. 416 ГК. В литературе принято выделять различные виды невозможности исполнения – физическую и юридическую, субъективную и объективную, первоначальную и последующую. Статья 416 ГК, посвященная указанному основанию прекращения обязательств, имеет в виду прежде всего невозможность исполнения последующую, поскольку невозможность, существующая в момент, когда обязательство должно было возникнуть, означает, что оно просто не возникнет: здесь действует прямо не закрепленный в законодательстве, но общепризнанный принцип – «невозможное не может стать предметом обязательства».
   Последующая невозможность исполнения может быть в равной мере как юридической, так и фактической. Юридическую невозможность может создать, например, акт Государственного таможенного комитета РФ, осуществляющего предоставленное ему право ограничивать или запрещать ввоз товаров в свободные таможенные зоны или помещать их на свой склад^[641]. Сама ст. 416 ГК подразумевает фактическую невозможность, которая выражается в том, что обязательство не может быть исполнено в натуре.
   Невозможность, о которой идет речь, имеет место прежде всего в случаях, когда предметом обязательства является передача индивидуально определенной вещи. Как подчеркивал Л.А. Лунц: «Обязательство, имеющее своим предметом вещи, определенные родовыми признаками, лишь в исключительных случаях прекращается невозможностью исполнения, так как доказать полное отсутствие в обороте вещей данного рода обычно весьма трудно („род никогда не погибает“)»^[642].
   Критерием для выделения фактической невозможности исполнения обязательства может служить состояние рынка соответствующих товаров, работ и услуг. Следовательно, если из-за пожара перестало работать предприятие, единственное способное выпускать необходимые для исполнения обязательства изделия, то такая ситуация ничем не отличается от той, при которой предметом обязательства служит индивидуально – определенная вещь.
   Пункт 1 ст. 416 ГК устанавливает, что обязательство прекращается невозможностью исполнения только в случаях, если она была вызвана обстоятельствами, за которые ни одна из сторон не отвечает. В период действия ГК 64, когда основное начало ответственности состояло в том, что должник должен был нести ответственность только при виновном нарушении обязательства, было важно разделить случаи невозможности исполнения, происшедшие по вине должника (субъективная невозможность) и без такой вины (объективная невозможность). Теперь, когда ответственность по обязательствам, связанным с предпринимательской деятельностью, наступает без вины и освобождение от ответственности за нарушение таких обязательств возможно лишь при наличии непреодолимой силы (ст. 401 ГК), указанное деление утрачивает в соответствующих случаях свое значение. В результате прекращение договора без трансформации его в обязательство, имеющее содержанием ответственность, происходит лишь при условии, если невозможность исполнения возникла не по вине стороны, а в обязательстве, носящем предпринимательский характер, – вследствие непреодолимой силы или вины кредитора.
   Вместе с тем следует иметь в виду необходимость распространительного толкования ст. 416 ГК: договор (обязательство) прекращается применительно прежде всего к индивидуально – определенной вещи и тогда, когда невозможность произошла вследствие обстоятельства, за которое та или иная сторона отвечает. Все дело лишь в том, что в последнем случае обязательство передать товары, выполнить работы или оказать услуги прекращается, но возникает обязательство возместить убытки, возвратить стоимость товаров, работ и услуг и т. п. Если невозможность исполнения возникла вследствие обстоятельств, за которые ни одна из сторон не несет ответственности, каждая из них вправе требовать возврата того, за что она не получила встречного удовлетворения. В противном случае за счет стороны, исполнившей обязательство и не осуществившей встречного удовлетворения, ее контрагент неосновательно обогатится.
   По-иному складывается ситуация, если имела место невозможность исполнения, за которую отвечает тот или другой из контрагентов. Один из таких случаев выделен в п. 2 ст. 416 ГК. Указанная норма явно имеет в виду двусторонний договор. Именно для него возникает необходимость определить, вправе ли контрагент требовать возврата того, что им было исполнено по обязательству и за что он не получил встречного удовлетворения? Пункт 2 указанной статьи дает ответ применительно к одной ситуации: в случаях, когда, невозможность для должника исполнить обязательство возникла по вине кредитора, последний не может требовать возвращения исполненного им по обязательству.
   Исключительный характер указанной нормы позволяет от противного сделать вывод: во всех остальных случаях, т. е. тогда, когда кредитор невиновен в возникшей невозможности исполнения, он вправе требовать компенсации за все то, за что не получил встречного удовлетворения (исполнения). Речь идет о восстановлении нарушенной по обстоятельствам, не зависящим от самой стороны, эквивалентности в ее отношениях с контрагентом. Необходимость именно такого решения связывалась с тем, что в противном случае сторона, не исполнившая обязательство, оказалась бы в положении лица, неосновательно обогатившегося за счет другого (своего контрагента)^[643].
   Тот же автор высказал и другую спорную мысль, полагая, что применение в подобных случаях правил о неосновательном обогащении «усложняет решение вопроса, требует известной профессиональной изощренности» (там же). Между тем использование норм о неосновательном обогащении в рассматриваемых и сходных с ним ситуациях не вызывало и не вызывает особых затруднений у суда. В подтверждение можно сослаться на решение, вынесенное судом в военные годы (Судебная практика. 1946. Вып. V. С. 30. Анализ дела проведен В.А. Рясенцевым – Вопросы недействительности сделок в судебной практике // Социалистическая законность. 1950. №10) и совсем недавно (Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. 1996. №10. С. 90). К этому следует добавить, что в ГК соответствующий случай прямо упомянут в ст. 1103, посвященной случаям возникновения обязательства из неосновательного обогащения.
   Сторонником именно такого, как в ГК, решения был в свое время Г.Ф. Шершеневич.
   Со ссылкой на немецкое и швейцарское право, а также право российское он приходил к выводу: «Невозможность исполнения обязательства одной стороной освобождает от исполнения в двустороннем обязательстве и другую сторону от лежащей на ней обязанности, а в случае, если она уже исполнила свою обязанность, то создает право потребовать обратно переданное без достаточного основания» (Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. 1912. С. 496). При этом автор сослался на ст. 275 ГГУ, считая, что и при отсутствии в ней прямой отсылки к правилам о неосновательном обогащении такой вывод считается сам собой разумеющимся.
   Отвергая содержащееся в ст. 416 ГК решение, В.А. Рахмилович вместо этого предлагает использовать идею «тщетности» (frustration), на которой строится английский Закон 1943 г. По этому поводу хотелось бы отметить, что само исходное понятие (frustration) является весьма гибким и не известным континентальному, в том числе российскому, праву.
   Объективной оценке значимости указанного Закона может содействовать мнение на этот счет крупнейшего специалиста в области правового регулирования международной торговли профессора Клайва Шмиттгофа. Приведя многочисленные дела, связанные с применением указанного закона, он подчеркнул: «Внимательный читатель может сделать вывод о том, что не всегда легко определить в конкретном случае, имела ли место тщетность договора. Он может прийти к выводу, что более разумно сторонам включить в договор положение, заранее определяющее их взаимные права и обязанности в случае наступления некоторых событий, находящихся вне их контроля, независимо от того, влекут ли они по закону такие события в виде тщетности договора или нет» (Шмиттгоф К. Экспорт: право и практика международной торговли. М.: Юрид. лит., 1993. С. 118). И там же несколько ранее (с. 107): «Несмотря на то что в английском праве тщательно обоснованы основные принципы доктрины тщетности, на практике нередко трудно бывает решить, влекут ли обстоятельства конкретного дела тщетность договора или нет». Вызывает сомнение, стоит ли конструкцию, которая видит выход в том, чтобы в каждом заключенном договоре определять, какие обстоятельства создают «тщетность», использовать в нашем праве? Не случайно в праве США «frustration» и «impossibility» употребляются как сопряженные понятия, в частности применительно к ст. 2—641, 2-613 и 2-615 Единообразного торгового кодекса США (Conrtacts, Third Edition, John D. Calamori, Joseph M. Perillo. P. 575—584).
   Статья 416 ГК предусматривает две ситуации. При первой все завершается тем, что права и обязанности сторон утрачивают свою силу. При второй одновременно с прекращением связывающего их одного обязательства (договора) возникает другое обязательство (в частности, другой договор).
   Чаще всего с прекращением обязательства передать товары, выполнить работы, оказать услуги между сторонами возникает обязательство, имеющее своим предметом необходимость одной стороны договора возместить контрагенту возникшие вследствие неисполнения или ненадлежащего исполнения первоначального обязательства убытки^[644]. Сама ст. 416 ГК ограничивается выделением невозможности исполнения, которая порождает полное прекращение обязательства между сторонами, т. е. последствия первого рода. Для наступления такого последствия необходимо, чтобы ни одна из сторон обязательства не могла быть признана ответственной за создавшуюся невозможность исполнения. Должник обязан отвечать за последствия наступившей невозможности исполнения при условии, если это произошло в период, когда он находился в просрочке^[645].
   Пункт 1 ст. 417 ГК предусматривает прекращение обязательства на основании акта государственного органа. В отличие от ст. 416 ГК в нем имеется в виду юридическая невозможность, создаваемая в равной мере актами государственного органа и органа местного самоуправления. Как правило, речь идет о запрещении соответствующим актом определенных действий, являющихся предметом обязательства. Примером может служить транспортное законодательство – ст. 108 и 75 КТМ, в силу которых возможно запрещение, исходящее от соответствующих органов, приема грузов для перевозки в определенных направлениях или назначением в определенные порты, а также задержка судна и грузов в морском торговом или рыбном порту, ст. 17 ВК, допускающая запрещение или ограничение в установленном Правительством порядке использования воздушного пространства или отдельных его районов, ст. 44 УЖД, устанавливающая порядок запрета погрузки в определенных направлениях. Создаваемая таким образом полная или частичная невозможность исполнения влечет за собой соответственно полное или частичное прекращение обязательства.
 
   КонсультантПлюс: примечание.
   Кодекс торгового мореплавания Союза ССР от 17.09.1968 утратил силу в связи с принятием Кодекса торгового мореплавания Российской Федерации от 30.04.1999 №81-ФЗ.
 
   Примером акта, повлекшего юридическую невозможность исполнения договоров, может служить и Указ Президента РФ от 21 ноября 1994 г., установивший мораторий на экспорт противопехотных мин, не оснащенных механизмами самоликвидации и не обнаруживаемых миноискателями^[646].
   Если речь идет об акте государственного органа или органа местного самоуправления, то такой ненормативный, а в случаях, предусмотренных законом, – нормативный (в последнем случае имеется в виду акт, нарушающий права и свободы граждан) акт может быть признан судом недействительным. И тогда в случаях, когда кредитор не утратил интереса к обязательству и это не противоречит соглашению сторон либо существу обязательства, оно подлежит восстановлению.
   Определенные требования, связанные с прекращением обязательств вследствие издания соответствующего акта, сторона может адресовать и своему контрагенту. Это связано с принципом, в силу которого по общему правилу каждая из сторон должна возвратить все то, что может расцениваться как неосновательно полученное ею (ст. 1103 ГК).
   Если акт, о котором идет речь, будет признан судом недействительным, контрагенты вправе требовать в зависимости от того, какой именно орган издал соответствующий акт, возмещения убытков от Российской Федерации, субъектов Федерации или муниципального образования в соответствии со ст. 15 и 1069 ГК.
   Смерть гражданина (ст. 418 ГК) может повлечь за собой прекращение обязательства (договора) в случаях, когда исполнение носит личный характер, т. е. когда обязательство не может быть исполнено без личного участия самого должника или иным образом с ним связано неразрывно.
   В ряде статей ГК предусмотрено, что смерть должника непременно вызывает прекращение соответствующего договора. Например, в ст. 701 ГК – смерть ссудополучателя, в п. 1 ст. 977 ГК – смерть доверителя или поверенного. Такие же последствия влечет смерть агента (ст. 1010 ГК) или доверительного управляющего (п. 1 ст. 1024 ГК).
   Прекращение обязательства (договора) может наступить вследствие смерти гражданина – кредитора при условии, если исполнение предназначалось самому кредитору либо иным образом связано с его личностью (п. 2 ст. 418 ГК). Применительно и к этому случаю в отдельных главах ГК содержатся статьи, предусматривающие безусловное прекращение обязательства в связи со смертью гражданина – контрагента. Имеются в виду, например, смерть гражданина – участника товарищества в случае прекращения договора простого товарищества (п. 1 ст. 1050), при определенных условиях – смерть правообладателя в договоре коммерческой концессии (п. 2 ст. 1038 ГК).
   В некоторых случаях у наследников умершего должника могут возникнуть в силу закона обязанности. Например, ст. 979 ГК предусматривает обязанность наследников поверенного в договоре поручения известить доверителя о смерти поверенного, принять меры для охраны имущества доверителя, в частности сохранения его вещей и документов, с последующей передачей их контрагенту умершего. Указанная обязанность связывает доверителя с поверенным.
   По общему правилу ликвидация юридического лица (ст. 419 ГК) влечет за собой прекращение обязательства независимо от того, выступало ли юридическое лицо в роли кредитора или должника. Однако из этого правила сделано исключение для случаев, когда законом или иными правовыми актами исполнение обязательств ликвидированного юридического лица возложено на других лиц. В качестве примера в самой ст. 419 ГК приводится требование о возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью гражданина. Последний случай урегулирован п. 2 ст. 1093 ГК.
   В указанном этой нормой случае вместо прекращения обязательства происходит смена сторон. Так, при ликвидации юридического лица, на которое была возложена ответственность за причинение вреда жизни или здоровью, осуществляется капитализация платежей (п. 1 ст. 64 ГК). Капитализация соответствующего платежа сводится к замене в обязательстве ликвидированного юридического лица – должника страховой организацией.
   Специальные последствия ликвидации юридического лица предусмотрены применительно к некоторым типам (видам) договоров. Так, например, при ликвидации юридического лица – ссудодателя его права и обязанности переходят к тому, кто приобрел право собственности или иное право, на основании которого была передана вещь, служащая предметом договора безвозмездного пользования (п. 2 ст. 700 ГК). Ликвидация в том же договоре юридического лица – ссудополучателя влечет иное последствие: вместо сингулярного правопреемства – прекращение договора. Однако сторонам предоставляется право предусмотреть в договоре иное.
   При ликвидации юридического лица возникает обязанность, совпадающая с той, о которой шла речь применительно к смерти поверенного – гражданина. В данном случае эту обязанность в договоре поручения несет ликвидатор юридического лица (п. 2 ст. 979 ГК). Речь идет о необходимости извещения доверителя и о принятии мер для охраны имущества последнего.
   Применительно к общим основаниям, содержащимся в гл. 26 ГК, прекращение договора может происходить в трех формах: во-первых, по согласованной воле сторон (имеется в виду соглашение о прекращении договора, отступное, новация, прощение долга), во-вторых, по воле одной из сторон, независимо от согласия контрагента на этот счет, и, в-третьих, вследствие обстоятельств, которые вообще от воли сторон не зависят (невозможность исполнения и смерть гражданина). Совпадение в одном лице обоих контрагентов, а также ликвидация юридического лица в принципе могут быть отнесены к любой из этих трех групп в зависимости от того, какие именно обстоятельства вызвали наступление соответствующих обстоятельств.
   Особенность действующего ГК состоит в том, что он содержит специальную оговорку, которая подчеркивает открытый характер перечня оснований прекращения обязательств. Имеется в виду п. 1 ст. 407 ГК, в силу которого обязательство прекращается полностью или частично по основаниям, которые содержатся в ГК (речь идет об основаниях, включенных в гл. 26 ГК, а также и находящихся в других главах Кодекса), в других законах, иных правовых актах или в договоре. Хотя аналогичной нормы в предшествующих Кодексах не было, но примерный характер содержащегося в них перечня оснований прекращения обязательств не вызывал сомнений.
   Применительно именно к договорному обязательству п. 3 ст. 425 ГК увязывает его существование с вопросом о сроке действия договора. Общее правило сводится к признанию обязательства прекращенным с момента наступления предусмотренного в нем срока, но лишь в случаях, когда на этот счет есть прямое указание в законе или договоре. Если же такое указание отсутствует, действует «запасная норма»: договор сохраняет силу до определенного в нем момента окончания исполнения сторонами обязательства. Следовательно, если, например, договор предусмотрел ежемесячную поставку товаров на протяжении 1997 г., то при отсутствии в нем специальных указаний на этот счет обязательство поставки прекращается 31 декабря того же года. Отмеченное обстоятельство, однако, не освобождает сторону от ответственности за допущенные в период действия договора его нарушения. Имеются в виду в равной мере как возмещение убытков, так и уплата причитающейся за 1997 г. неустойки.

4. Специальные случаи изменения договора (замена сторон)

   Глава 29 ГК подразумевает под изменением договора ситуацию, при которой в нем меняется какое-либо из условий с тем, однако, что, по крайней мере, стороны всегда остаются теми же. Таким образом, речь идет о внутреннем изменении, которое происходит в рамках первоначального договорного правоотношения. Однако гражданское законодательство знает и другую столь же традиционную форму изменения обязательств вообще, договоров в частности. Имеется в виду прямо противоположная ситуация, когда договор (обязательство) сохраняется в первоначальном виде, но меняются его стороны. Это означает, что происходит лишь внешнее изменение договора (обязательства). По поводу указанных, принципиально отличных одно от другого изменений О.С. Иоффе отмечал: «При изменении субъектов сохраняется тот же вид обязательства, но между другими лицами, тогда как при замене одного обязательства другим между теми же самыми субъектами прежний вид обязательственных связей исчезает, а новый появляется. Поэтому в первом случае речь должна идти об изменении и только во втором – о прекращении обязательства»^[647].
   Изменение обязательств, выходящее за рамки гл. 29 ГК, опирается на одну из трех конструкций: переход прав стороны, выступающей в качестве кредитора, к третьему лицу (цессия), перевод должником своего долга на другое лицо и суброгация – исполнение третьим лицом обязательства с одновременным вступлением в права кредитора. Развернутый гражданский оборот предполагает использование в разной степени всех трех форм изменения договора. Отвечая этим потребностям, ГК развил регулирование первых двух форм и впервые выделил третью.
   В период действия ГК 64 господствующая точка зрения, выраженная, в частности, в учебниках^[648], признавала правовым основанием как цессии, так и перевода долга особую (специальную) сделку: соответственно «соглашение об уступке требования» и «соглашение о переводе долга». Признание указанного особого вида сделок (договоров) было связано с тем, что в отличие от ГК 22, исходившего из того, что договор купли-продажи может иметь в качестве предмета не только вещи, но и права, ГК 64 аналогичную норму в одноименную главу не включил. При этом содержание главы о купле-продаже в этом Кодексе позволяло сделать вывод, что договор купли-продажи не охватывает реализации прав. Соответственно, например, в последнем по времени учебнике из числа изданных до принятия нового ГК под предметом купли-продажи понимались исключительно «движимые» и «недвижимые» вещи^[649].
   Действующий Кодекс вернулся к позиции ГК 22. Теперь в нем прямо указано на то, что положения о купле-продаже применяются к движению имущественных прав, если иное не вытекает из содержания или характера этих прав (п. 4 ст. 454 ГК). Следует отметить, что ГК пошел далее Кодекса 1922 г., поскольку еще одна глава в нем – о дарении – содержит специальную на этот счет норму. Она признает дарением договор, по которому даритель передает или обязуется передать одаряемому имущественное право (требование) третьему лицу.