Страница:
Поэтому решили не маячить под дверью и спуститься вниз, подождать у подъезда, сидя в машине. Другого выхода из подъезда не было, дама проскочить иным путем не сможет. Зато были другие причины для беспокойства. Например, была ли она дома и уходила ли? Такие бабы очень часто живут не там, где прописаны. А ехать опять к Пиноккио и выяснять, у кого из своих хахалей может находиться мадам Масловская, - дохлый номер. Кроме того, описание дамы, полученное от Пиноккио, было слишком скупое. Таких невысоких, полных и светловолосых, лет сорока пяти - до фига и больше в каждом доме. Было и еще одно опасение. Недоверчивый мужик из квартиры 56 мог отследить в окошко, что гости не уехали. Во-первых, он мог осуществить свою угрозу и высвистать ментов, а во-вторых, мог, допустим, позвонить бабе и предупредить.
Так или иначе, минут двадцать прождали в сомнениях. Проходили мимо люди, но баб, похожих на Масловскую, что-то не высвечивалось. И толстые были, но темноволосые, и блондинки с пышными волосами, но худые. А в подъезд за это время вообще никто не заходил.
Агафон уже подумывал, не завязать ли с этим ожиданием. Съездить к Сэнсею, доложить, что и как, а уж там решать совместно, нужно ли заниматься расследованием по этой Эле или бросить. В конце концов Сэнсей мог все проверить и сам.
Но тут в поле зрения появилась дама, вполне подходящая под описание, выданное Пиноккио. Полная, коротконогая, в широкой зеленой юбке, оранжевой блузке и кожаной безрукавке. И с пышной копной светлых, хотя и крашеных волос.
И самое главное, она решительно направилась к подъезду.
- Останься, - сказал Налиму Агафон, выскользнул из машины и быстрым шагом последовал за ней.
Догнал он ее около лифта.
- Извините, гражданка! - произнес Агафон самым интеллигентным тоном, на который был способен. Подобный тон был у него отработан еще в годы милицейской службы для разговоров с приличными и очень нужными людьми. - Вы, случайно, не Оксана Матвеевна?
- Ну, допустим, - с подозрением ответила дама.
- Простите, что вынужден вас побеспокоить, - расшаркнулся Агафон. - Я представитель Фонда поддержки инвалидов Чечни. Дело в том, что один из наших возможных подопечных сейчас находится под фактической опекой Элеоноры Пряхиной. У нас есть серьезные сомнения в том, что она взяла на себя эту заботу из бескорыстных побуждений.
- Удостоверение у вас имеется? - спросила Масловская так, будто всю жизнь работала в органах.
На этот случай у Агафона было еще в давние времена заготовлено красивое, с цветной фотографией, солидное удостоверение с оттиснутой на голубой корочке золотой надписью "Благотворительный фонд "Защитник". Правда, с внутренней стороны было довольно четко написано - "ветеранов Афганистана", а насчет поддержки инвалидов Чечни никаких указаний не имелось, но Агафон справедливо полагал, что и так сойдет.
- А кто вас ко мне направил? - Масловская посмотрела на Агафона довольно тяжелым взглядом. - Допустим, я знаю Элечку. Но за характеристикой вам надо было обратиться по месту ее постоянной работы, то есть во Вторую горбольницу.
- Ну, речь идет как раз не об официальной характеристике и не о каком-то документе с постоянного места работы, - бойко затараторил Агафон. - Мы не какая-то бюрократическая контора, мы общественная благотворительная организация. Понимаете, один из жильцов дома 8 по улице Александра Матросова написал анонимку, в которой говорится, будто Пряхина Элеонора взяла на себя шефство над инвалидом чеченской войны по имени Олег исключительно с целью завладеть его трехкомнатной квартирой. Ну, и в порядке разоблачения ее морального облика утверждается, будто она занимается проституцией в гостинице "Береговия". Конечно, мы могли бы сначала пойти в соответствующие органы, но у нас неформальный подход к делу. Поэтому мы решили начать с вас, с ее лучшей подруги, как вас характеризуют...
- Кто характеризует?
- Человек, представившийся Пиноккио, - улыбнулся Агафон, - он сказал, что упоминание его псевдонима для вас будет вполне достаточной рекомендацией.
- Ну, это уже лучше, - чуточку потеплела "мамочка". - С этого бы и начали, а то я вас, извините, за рэкетира приняла. Давайте поднимемся ко мне и там потолкуем в спокойной обстановке.
Дверь в 56-ю квартиру открылась по первому звонку, должно быть, дядя, столь нелюбезно встретивший Агафона с Налимом, контролировал обстановку на лестничной клетке. Выглядел он внушительно и походил на заслуженного тренера Японии по борьбе сумо. Лысоватый, с маленькой головой, короткими тумбообразными ногами и необъятных габаритов туловищем. Все это было с трудом втиснуто в спортивный костюм огромного размера.
Кроме него, хозяйку сторожил молчаливый и с виду добрый мастино-неаполитано ростом с телка. Агафон хорошо знал, что подобные собаки очень гостеприимны и ласковы, пока видят, что гость находится в неплохих отношениях с хозяевами. Но ежели не дай Бог эти отношения обострятся, то за горло и кости пришельца никто не поручится.
- Ксаночка, - нацелив на Агафона испытующий взгляд из-под брежневских бровей, пробасил дядя, - этот молодой человек уже заходил сюда с другом. Ты его хорошо знаешь?
- Это от Пиноккио, - бросила Масловская, - поставь нам чаю и не мешай разговаривать примерно полчаса.
В уютно отделанной, хотя и небольшой кухоньке дядя налил воды в голубой эмалированный чайник и поставил на плиту, после чего покорно удалился. Мастино скромно лег у двери и сделал вид, будто мирно спит.
- Так что вас интересует, молодой человек? - спросила Масловская, закидывая ногу за ногу и вынимая из сумочки пачку "Мальборо-лайт".
- Нас интересует, есть ли доля истины в анонимном письме, причем намного лучше будет, если вы не ограничитесь словами:
"Все это вранье от слова до слова". Поверьте, это будет не в пользу Элеоноры.
- Почему я должна вам говорить гадости про эту девочку? - процедила Оксана Матвеевна. - По-моему, вы обратились не по адресу.
- Вот тут вы не правы, - глубокомысленным и даже философическим тоном произнес Агафон. - Поверьте, наша цель лишь в одном: обрести уверенность в том, что этот несчастный Олег, в двадцать лет лишившийся рук и ног, действительно находится под заботливой опекой. Понимаете? В собесе нам сказали, что юноша отказался от госпитализации в дом-интернат на том основании, что за ним ухаживает его знакомая. Насколько я знаю, они не расписаны, опека юридически не оформлена. Из этого следует, что в первой части своего письма анонимный жилец явно несправедлив. Ведь по логике вещей, будь Элеонора "хищницей-злодейкой", претендующей на захват трехкомнатной квартиры у сироты-калеки, она должна была бы как можно скорее юридически все оформить: и брак, и опекунство над мужем, и соответственно приобрести права на жилплощадь. Верно? А она, насколько мне известно, несколько месяцев осуществляет безвозмездный уход за юношей, не потрудившись произвести эти юридические операции. Но, с другой стороны, нам, к сожалению, известно и то, что гражданка Пряхина работает медсестрой во Второй горбольнице, но не ограничивается этим местом работы. Грубо говоря, занимается проституцией. То есть во второй части своего сочинения анонимщик прав. Что прикажете нам думать? Конечно, мы можем пойти по формальному пути. Настоять на помещении инвалида в дом-интернат, оформить свою опеку над его приватизированной квартирой, продать ее или сдать по рыночной цене, а вырученную сумму положить в банк на имя Олега, за счет чего обеспечить ему более качественный уход и питание в доме-интернате. И поверьте, у нас неплохие шансы добиться этого. В первую очередь благодаря тому, что Элеонора является проституткой.
- Что-то я вас не пойму... - Масловская, выслушав Агафона, устремила на него прощупывающий взор. Вряд ли она поверила хотя бы единому слову из тех десятков, что изрек Агафон. Но понять, где зарыта собака, и как ее, Оксану Матвеевну, хотят надуть, не могла.
- Чего тут непонятного? - Гребешок, наверно, на месте Агафона уже давно бы вскипел, вспылил и тут же испортил все дело. Но Агафон был постарше, потерпеливее. Он знал, что дамам такого рода нужно долго полоскать мозги.
- Вам что, нужно, чтобы я дала ей хорошую характеристику как проститутке? Или сама призналась в сводничестве?
- Да от вас никаких официальных показаний не требуется, - улыбнулся Агафон. - Ничего писать не надо, никаких выступлений в суде не потребуется, понимаете? Вы просто представьте себе, что такая девушка, как Эля, ухаживает, допустим, за вашим искалеченным племянником. Вы бы доверили ей это, зная, что она... ну, вовсе не святая?
- Как вас зовут, молодой человек? - поинтересовалась Оксана Матвеевна.
- Друзья называют Агафоном, - ухмыльнулся экс-старшина милиции. - А вообще-то это сокращение от фамилии. Но если хотите, можете называть по имени-отчеству...
- Нет, Агафон - это хорошо. Я люблю старинные имена. Никон, Дорофей, Агафон - красиво, звучно. В Бога верите?
- А как же! - Агафон в меру благоговейно вынул из-за ворота крестик на золотой цепочке 985-й пробы и поднес его к губам. - Спаси и сохрани!
- Вот вы сейчас сказали про Элю, что она, мол, вовсе не святая. А по-моему, более святой женщины, чем Элечка, нет и не было. Она пережила жуткую моральную травму. Об этом, конечно, анонимщик не писал, но она до окончания школы была абсолютно целомудренной. Да, они дружили с Олегом, но у них, вопреки нынешнему обычаю, никакой физической близости не было. Они, как она говорит, даже не целовались в губы до выпускного вечера. Только тогда позволили себе несколько поцелуев. А о сексе они и не думали. Собирались пожениться и вместе поступать в вуз. Но вот тут-то и случилось несчастье.
- Олега в армию забрали?
- Нет, просто какие-то негодяи затащили Элю в автомобиль, изнасиловали и заразили венерической болезнью. Родители, конечно, обратились в милицию, те стали искать, даже нашли каких-то четверых. Но потом то ли алиби у них обнаружилось, то ли еще что-то. В общем, суда не было. И слава Богу, наверное, что не было. Ведь вспоминать, давать показания - это ужасно. Эля этого не перенесла бы. Ей ведь тогда еще восемнадцати не было. Она хотела покончить с собой, вешалась, была на грани помешательства. Олега она прогнала от себя, ничего не объяснив, он и сейчас ничего толком не знает.
- И никто ему не "раскрыл глаза"?
- Ну, он тогда тоже был в трансе, считал, будто Эля его разлюбила. Не стал поступать в институт, дождался призыва и ушел в армию. Это была настоящая катастрофа для них. Если бы я была писательницей, то сочинила бы об этой истории роман. Все бы рыдали! Господи, сколько всего я знаю от девочек! Но Бог не дал таланта.
- Выйдете на пенсию - напишете, - обнадежил Агафон. - Ну а дальше?
- Потом она встретилась со мной. К сожалению, в кожвендиспансере. У меня было аналогичное заболевание, правда, без психологического шока, поскольку подцепила я его, увы, вполне добровольно и от собственной жадности. Господь наказал. У Эли в это время был конфликт с родителями, она тяготилась домом, и я предложила ей пожить у меня. Слава Богу, переболели мы без осложнений. Очень подружились, и когда я рассказала ей, чем, собственно, занимаюсь, она сама решилась попроситься на эту работу. Я ее отговаривала, потому что она казалась мне слишком чистой для такого занятия. И знаете, что она мне сказала? "Я уже погублена, - заявила она, - но теперь в моих силах будет спасти ту, которую может постигнуть моя участь!" Представляете? Может быть, она произнесла это немного по-другому, не так красиво, но суть была именно такая! Она всерьез верила, что те, кому она будет отдаваться, не станут никого насиловать и какая-то девочка спокойно дойдет до дому. Не месть мужчинам, как у многих "соблазненных и покинутых", которых я знавала десятки, а жертвенность ради ближнего своего. Потрясающе, верно?
- Ага, - пробормотал Агафон, который подумал, что, должно быть, эта толстуха на досуге только и делает, что читает любовные романы в мягких обложках да смотрит латиноамериканские сериалы, в которых все богатые помаленьку плачут. И сама слезу пускает по поводу того, кто от кого забеременел и отчего в этом не сознается.
Чайник закипел, Оксана Матвеевна бросила в кружки по пакетику "Липтона", залила кипятком, выставила на стол печенье и конфеты.
- Угощайтесь.
- Спасибо! Так, значит, она вовсе не погналась за деньгами?
- Ну, от денег она, конечно, не отказывалась, потому что ей надо было на что-то жить. Но прежде всего, я еще раз повторю, она думала, будто помогает неудовлетворенным мужчинам снять стресс и спасает их от совершения преступлений на почве секса, а девушек и женщин - от изнасилований и убийств.
- Да, это целая идейная база! - заметил Агафон.
- Вот с такой идейной базой она и занялась тем, что принято называть "проституцией". Параллельно поступила в медицинское училище, довольно успешно его закончила. Стала работать в больнице. Зачем? Не знаю. Конечно, потом все немного изменилось. Она стала более прагматичной. Пошли хорошие деньги, она смела, изысканна, умеет подать себя. И поэтому Эле дали возможность проявить свои таланты в столице, ей поспособствовали в поездке в Германию. Не в какой-нибудь бордель для загулявших моряков, а в аристократический клуб, где появлялись весьма богатые и знатные люди. У нее там были очень заманчивые предложения. Вполне могла бы устроить свою жизнь. Несколько пожилых богачей предлагали ей выйти за них замуж. Вы представляете себе, она им отказала! И когда кто-то из подруг по школе написал ей как-то вскользь, что вот, мол, Олег вернулся калекой, она не стала возобновлять свой германский контракт и отправилась сюда, в провинцию, к родителям, которые ее ненавидят и где весь дом знает, чем она занимается! Она снова устроилась в больницу. Ясно, что не из-за денег, оклад сестры - копейки, там и врачи-то живут впроголодь. И за тунеядство сейчас не привлекают, значит, это не прикрытие. Могу предположить только одно: ей нравится творить добро!
- Сложное впечатление... - произнес Агафон. - Значит, вы убеждены, что она порядочный человек?
- У меня нет никаких сомнений, что она опекает Олега исключительно из чувства любви. И то, что она сейчас работает в "Береговии", - просто средство заработать деньги для того, чтобы Олег мог нормально жить и питаться. Кроме того, она надеется, что сможет купить ему германские протезы. Хотя бы для ног.
- Тут еще один нюанс, - произнес Агафон совсем уж светским тоном, - аноним утверждает, будто Элеонора Пряхина вовлекает в проституцию несовершеннолетних, Терехину и Зуеву.
- Бред собачий, - хмыкнула Оксана Матвеевна, - во-первых, девицам уже по восемнадцать. А во-вторых, ни в какую проституцию она их не вовлекает. Мать Олега родом из деревни и каждое лето возила его туда отдыхать. Эти девочки жили в соседних домах, и ему как старшему поручали за ними присматривать. Он с ними играл, был им как старший брат, защищал их от других мальчишек. Может быть, они в него немножко влюбились, сразу обе. По-детски, конечно. А потом они поступили в ПТУ, стали малярами и оказались в общежитии, которое неподалеку от дома, где он живет. Решили зайти в гости, от Элечки узнали о несчастье. Теперь они помогают ей ухаживать за Олегом. Они очень подружились с Элей, подменяют ее, когда она уходит. Может быть, она и рассказала им про свою работу в "Береговии", но никаких попыток вовлечь их в это не было. Уж я бы знала. К тому же на нашем поприще из этих малышек ничего путного не выйдет. Я их видела пару раз. Они, как говорят спортивные тренеры, "бесперспективный материал". Слишком дремучие, скованные, да и по внешности неброские. Если такие начинают гулять, то быстро спиваются, теряют привлекательность и оказываются на вокзалах, а потом в бомжатниках. Пусть лучше заборы красят и подыскивают себе более-менее непьющих мужей-работяг.
- И между ними нет какой-то ревности, трений? Все-таки три девушки и один парень.
- Ну какая там ревность, скажите на милость? К заживо четвертованному парню?
- Но ведь странно же: три вполне здоровые, привлекательные девушки тратят свое время на уход за инвалидом. Это в наше-то время? Когда, извиняюсь, в туалет бесплатно не сходишь? То, что написал анонимщик, намного логичней, правда? - Логичнее, но не соответствует действительности.
- Ну ладно, допустим, что Эля - святая. Те девчонки пришли, увидели ее у Олега, узнали, что Олег без рук и ног. Опять же самое логичное решение: посочувствовать и уйти. С чистой совестью, между прочим, поскольку ясно, что за Олегом есть кому присмотреть. А они берутся помогать Эле. Хотя наверняка у них есть свои мальчики, увлечения и прочие занятия в нерабочее время. Ведь странное поведение, согласитесь?
- Ну, странное. Сейчас много странного. Вы газеты читаете? Там каждый день пишут о странном. Когда бывший секретарь обкома ругает коммунистов, а бывший диссидент их поддерживает, это разве не странно?
- Я не занимаюсь политикой, - вполне откровенно сообщил Агафон. - Насчет секретарей и диссидентов - это от меня очень далеко. Но доверять тому, что газеты пишут, наверно, иногда можно. А вот поверить в то, что современные девушки могут быть совсем бескорыстными, не могу. Кстати, ведь эти самые Терехина и Зуева живут в общежитии? Может, у них есть желание квартиру за так заполучить? Вы же их не знаете так, как Элю...
- Именно потому, что я хорошо знаю Элю, никогда не поверю в такую чушь. Элечка отнюдь не наивна, у нее огромный жизненный опыт, не дай Бог никому в ее годы. Если бы она хоть чуточку засомневалась в Ларисе и Лиде, то на порог бы их не пустила. А перехитрить ее они ни за что не смогут, даже если захотят. Они безобидные простушки - не более того.
Агафон отхлебнул чай и спросил:
- Стало быть, вы совершенно уверены, что это хорошие девушки и никаких задних мыслей насчет Олега у них нет?
- Думаю, что так. А вообще мне кажется, что вам надо сходить к ним и убедиться, что все в порядке.
- Ну что ж, - Агафон допил чашку, аккуратно поставил на стол, - спасибо за гостеприимство! Не стану вам больше надоедать. Извините за беспокойство!
Когда дверь за Агафоном закрылась, дядя, похожий на борца, спросил у Масловской:
- Ты не больно много ему рассказала, а? Что-то не шибко он на благотворителя похож.
- Какой он, к черту, благотворитель? Это бывший мент, сейчас работает на Сэнсея. Я его видела пару раз у Пиноккио. С "Куропаткой" сейчас надо поласковей, они все на нервах из-за Ворона.
- Как ты думаешь, на фига им эти девки?
- Милок, если бы я слишком много знала, то умерла бы молодой. Все нормально, не переживай, сопи в две дырки. Все равно, если им надо, они их замочат, а если захотят - озолотят. Ничего лишнего не сказала, он свалил без проблем.
Агафон вернулся к машине, уселся за баранку, завел мотор, тронул "девятку" с места. На морде у него была загадочная ухмылка. Явно размышлял о чем-то, шевелил мозгами, возможно, немного сомневаясь.
- Ну, чего там? - полюбопытствовал Налим.
- Нормально, - ответил тот. - Побеседовали, чайку попили. Рассказала мне про Эльку. Получилось, будто святая. Несчастная девушка, пострадала от насильников, решила проституцией заняться, чтобы других ее клиенты не трахали.
Налим хмыкнул:
- Ты ей поверил?
- Козел бы ей поверил. Но кой-какие фактики есть. Сейчас поедем к Наливайко, поговорим. По времени он дома должен быть, на обеде.
- А пожрать?
- Позже. Если Наливайко не угостит. От Наливайко прямо в "Куропатку" махнем.
Агафон в расчете не ошибся. Участковый действительно был дома и обедал, что оказалось очень кстати для Налима. Жена участкового была на работе, сын еще не пришел из школы, так что беседе никто не мешал. Выпили по стопке, похлебали щей.
- Все насчет Воинова? - осторожно поинтересовался Наливайко. - Или вас уже Ворон интересует?
- Хорошо, насчет Ворона тоже не помешает. - Вообще-то Сэнсей отправлял Агафона в первую голову за этими сведениями, но сейчас его отчего-то мало волновала судьба господина Гнездилова.
- Первое. Простое ДТП отпадает начисто. Правда, столкновение с грузовиком действительно было, но от простого взрыва баков такого пожара машины не бывает. Слишком высокая температура. Предполагают, был применен одноразовый огнемет "шмель". Второе. Установлено, что среди трупов в "Шевроле-Блейзере" Ворона нет. Три тела идентифицированы, четвертого просто не было. Есть две версии. Первая - инсценировка нападения с целью исчезнуть, вторая - похищение. Ориентировки со словесными портретами розданы в городе, но полагают, что его здесь нет. Сейчас копают в аэропорту. Вот все, что пока знаю.
- В салоне ничего интересного не находили?
- Нет. Там все поплавилось к чертовой матери.
- На нас не грешат?
- Как ни странно, нет. Больше прикидывают на Лавровку. Но вообще-то сейчас разговор идет о Москве. Что да как - не в курсе, но на нее кивают.
- И то хлеб. Ну а про Воинова?
- Про Воинова? Обнаружили на одежде следы цементной пыли и плесени, которая встречается только в подземных сооружениях. Решили, что убийство произошло где-то в той части парка, где есть подземелья. Даже хотели опергруппу туда отправлять. Но тут совершенно случайно взяли одного азика Ибрагимова с большим-пребольшим перышком. Короче, 218-я в части за холодное оружие. Посмотрели получше - на ножике кровь. Экспертиза показала - Воинова. Обыскали номер - этот азер в "Береговии" с тремя друганами жил, на рынке торговал - в номере нашли полный набор всего того, чем Ростика резали. Заточку, финку с узким лезвием, трехгранный стилет... Отпечатков нет, все ручки протерты до блеска, а на лезвиях кое-что осталось. Под матрасом прятали, в тряпку завернули. В общем, определили их в СИЗО на 30 суток по подозрению. Конечно, сознаваться не хотят. Ибрагимов врет, будто нож у себя под матрасом в номере нашел. Другие тоже какую-то фигню мелют. А на рынке у них, между прочим, на том самом, что в парке, подвальчик есть. Под склад арендовали. И на стенах там - та самая плесень. Я думаю, через пару дней их расколют. Особенно если их по одному в камеры к "шерстяным" рассадят. Так что дело, считай, раскрыто.
- Приятно слышать. Из вещичек Воинова ничего у них не нашлось?
- Нет, там не ограбление. Месть какая-то на почве женщины. Так спецы считают. Очень по-восточному: брюхо вспорото, голова отрезана, прибор в рот запихали...
- Ладно. А Воинов этот самый по изнасилованиям никогда не проходил? Агафон постарался сдержать волнение.
- Проверили, - усмехнулся Наливайко. - Азербайджанок у нас ни в городе, ни в области не насиловали. А Ростик по этой части задерживался всего один раз. Там русская баба была. Он с дружками какую-то телку затащил в машину и хором во все места. Одна старуха показания дала, будто видела, как они ее в машину сажали. Но ничего не доказали. Может, и правда не они были, а может, их Черный отмазал - сейчас не спросишь. Если только у Иванцова узнать, так он не скажет...
- А как фамилия той бабы?
- Я не спрашивал. Но могу выяснить, если хочешь. Агафон хотел задать еще вопросик: "А ее, случайно, не Пряхина Элеонора звали?", но вовремя одумался. Наливайко в два счета смекнет, что к чему, - мужик не дурак. Отличиться захочет. Участок его может и премию получить. Но самое главное - менты могут добраться до настоящего места убийства, найти там какие-нибудь следы, оставленные прошлой ночью, прицепиться к "Куропатке". Ну его на фиг! Надо срочно ехать к Сэнсею, все рассказывать.
- Ладно, - сказал Агафон, вынимая бумажку с Франклином, - по-моему, на сегодня достаточно.
- Не маловато?
- Нет, в самый раз. Будет больше - добавим.
- Ну, смотрите, вам видней. Между прочим, краем уха слышал, что завтра из Москвы спецы прилетают. И у СОБРа какие-то мероприятия намечены. Не по вашу ли душу?
- Это надо точно знать. Тогда бы получил таких штук пять.
- Дороже стоит, между прочим. Мне тоже иной раз кое с кем поделиться надо.
- Обдумаем. Я, может, еще заскочу сегодня вечерком.
- Смотри не опоздай...
- Если будет что экстренное, не стесняйся, сам звони Сэнсею. На звонок должны ответить: "Охрана оптовой базы слушает вас!" Ты спрашиваешь: "Извините, это не телефон 24-06-30?" Тебе ответят: "Нет, вы ошиблись" - и точно назовут наш телефон. Это будет означать, что все принято. Первая пара цифр завтрашнее число, остальные две пары - время наезда СОБРа и спецов. Часы с минутами. Если они еще сегодня накатить соберутся, значит, телефон будет, допустим, 23-23-30. Усек систему?
- Усек.
- Ну, тогда мы поехали.
Спустились к "девятке". Агафон покрутил головой по сторонам, поинтересовался, не приглядывают ли за ними. Если на завтра что-то намечают, то это нелишняя предосторожность. Правда, в течение дня катались спокойно, никто вроде бы на "хвост" не садился, но черт его знает. Машинки здешних оперов Агафон знал почти наперечет. Не так уж их много в облуправлениях. А вот если Москва свои привезла, спрятала под здешние номера, можно и прозевать.
Нет, вроде бы никто не цеплялся. Агафон не торопясь стал выбираться на северо-западное шоссе.
Шоковая терапия
Все-таки Лариса с Элей не подрались. То ли их примирил окрик Олега, то ли увещевание Лиды. Они еще немного позыркали друг на друга сердитыми глазками, посопели носиками, но все-таки успокоились.
- Давайте его мыть, что ли? - еще раз напомнила Лида. - Так и будем стоять над ним, сиськами трясти?
Так или иначе, минут двадцать прождали в сомнениях. Проходили мимо люди, но баб, похожих на Масловскую, что-то не высвечивалось. И толстые были, но темноволосые, и блондинки с пышными волосами, но худые. А в подъезд за это время вообще никто не заходил.
Агафон уже подумывал, не завязать ли с этим ожиданием. Съездить к Сэнсею, доложить, что и как, а уж там решать совместно, нужно ли заниматься расследованием по этой Эле или бросить. В конце концов Сэнсей мог все проверить и сам.
Но тут в поле зрения появилась дама, вполне подходящая под описание, выданное Пиноккио. Полная, коротконогая, в широкой зеленой юбке, оранжевой блузке и кожаной безрукавке. И с пышной копной светлых, хотя и крашеных волос.
И самое главное, она решительно направилась к подъезду.
- Останься, - сказал Налиму Агафон, выскользнул из машины и быстрым шагом последовал за ней.
Догнал он ее около лифта.
- Извините, гражданка! - произнес Агафон самым интеллигентным тоном, на который был способен. Подобный тон был у него отработан еще в годы милицейской службы для разговоров с приличными и очень нужными людьми. - Вы, случайно, не Оксана Матвеевна?
- Ну, допустим, - с подозрением ответила дама.
- Простите, что вынужден вас побеспокоить, - расшаркнулся Агафон. - Я представитель Фонда поддержки инвалидов Чечни. Дело в том, что один из наших возможных подопечных сейчас находится под фактической опекой Элеоноры Пряхиной. У нас есть серьезные сомнения в том, что она взяла на себя эту заботу из бескорыстных побуждений.
- Удостоверение у вас имеется? - спросила Масловская так, будто всю жизнь работала в органах.
На этот случай у Агафона было еще в давние времена заготовлено красивое, с цветной фотографией, солидное удостоверение с оттиснутой на голубой корочке золотой надписью "Благотворительный фонд "Защитник". Правда, с внутренней стороны было довольно четко написано - "ветеранов Афганистана", а насчет поддержки инвалидов Чечни никаких указаний не имелось, но Агафон справедливо полагал, что и так сойдет.
- А кто вас ко мне направил? - Масловская посмотрела на Агафона довольно тяжелым взглядом. - Допустим, я знаю Элечку. Но за характеристикой вам надо было обратиться по месту ее постоянной работы, то есть во Вторую горбольницу.
- Ну, речь идет как раз не об официальной характеристике и не о каком-то документе с постоянного места работы, - бойко затараторил Агафон. - Мы не какая-то бюрократическая контора, мы общественная благотворительная организация. Понимаете, один из жильцов дома 8 по улице Александра Матросова написал анонимку, в которой говорится, будто Пряхина Элеонора взяла на себя шефство над инвалидом чеченской войны по имени Олег исключительно с целью завладеть его трехкомнатной квартирой. Ну, и в порядке разоблачения ее морального облика утверждается, будто она занимается проституцией в гостинице "Береговия". Конечно, мы могли бы сначала пойти в соответствующие органы, но у нас неформальный подход к делу. Поэтому мы решили начать с вас, с ее лучшей подруги, как вас характеризуют...
- Кто характеризует?
- Человек, представившийся Пиноккио, - улыбнулся Агафон, - он сказал, что упоминание его псевдонима для вас будет вполне достаточной рекомендацией.
- Ну, это уже лучше, - чуточку потеплела "мамочка". - С этого бы и начали, а то я вас, извините, за рэкетира приняла. Давайте поднимемся ко мне и там потолкуем в спокойной обстановке.
Дверь в 56-ю квартиру открылась по первому звонку, должно быть, дядя, столь нелюбезно встретивший Агафона с Налимом, контролировал обстановку на лестничной клетке. Выглядел он внушительно и походил на заслуженного тренера Японии по борьбе сумо. Лысоватый, с маленькой головой, короткими тумбообразными ногами и необъятных габаритов туловищем. Все это было с трудом втиснуто в спортивный костюм огромного размера.
Кроме него, хозяйку сторожил молчаливый и с виду добрый мастино-неаполитано ростом с телка. Агафон хорошо знал, что подобные собаки очень гостеприимны и ласковы, пока видят, что гость находится в неплохих отношениях с хозяевами. Но ежели не дай Бог эти отношения обострятся, то за горло и кости пришельца никто не поручится.
- Ксаночка, - нацелив на Агафона испытующий взгляд из-под брежневских бровей, пробасил дядя, - этот молодой человек уже заходил сюда с другом. Ты его хорошо знаешь?
- Это от Пиноккио, - бросила Масловская, - поставь нам чаю и не мешай разговаривать примерно полчаса.
В уютно отделанной, хотя и небольшой кухоньке дядя налил воды в голубой эмалированный чайник и поставил на плиту, после чего покорно удалился. Мастино скромно лег у двери и сделал вид, будто мирно спит.
- Так что вас интересует, молодой человек? - спросила Масловская, закидывая ногу за ногу и вынимая из сумочки пачку "Мальборо-лайт".
- Нас интересует, есть ли доля истины в анонимном письме, причем намного лучше будет, если вы не ограничитесь словами:
"Все это вранье от слова до слова". Поверьте, это будет не в пользу Элеоноры.
- Почему я должна вам говорить гадости про эту девочку? - процедила Оксана Матвеевна. - По-моему, вы обратились не по адресу.
- Вот тут вы не правы, - глубокомысленным и даже философическим тоном произнес Агафон. - Поверьте, наша цель лишь в одном: обрести уверенность в том, что этот несчастный Олег, в двадцать лет лишившийся рук и ног, действительно находится под заботливой опекой. Понимаете? В собесе нам сказали, что юноша отказался от госпитализации в дом-интернат на том основании, что за ним ухаживает его знакомая. Насколько я знаю, они не расписаны, опека юридически не оформлена. Из этого следует, что в первой части своего письма анонимный жилец явно несправедлив. Ведь по логике вещей, будь Элеонора "хищницей-злодейкой", претендующей на захват трехкомнатной квартиры у сироты-калеки, она должна была бы как можно скорее юридически все оформить: и брак, и опекунство над мужем, и соответственно приобрести права на жилплощадь. Верно? А она, насколько мне известно, несколько месяцев осуществляет безвозмездный уход за юношей, не потрудившись произвести эти юридические операции. Но, с другой стороны, нам, к сожалению, известно и то, что гражданка Пряхина работает медсестрой во Второй горбольнице, но не ограничивается этим местом работы. Грубо говоря, занимается проституцией. То есть во второй части своего сочинения анонимщик прав. Что прикажете нам думать? Конечно, мы можем пойти по формальному пути. Настоять на помещении инвалида в дом-интернат, оформить свою опеку над его приватизированной квартирой, продать ее или сдать по рыночной цене, а вырученную сумму положить в банк на имя Олега, за счет чего обеспечить ему более качественный уход и питание в доме-интернате. И поверьте, у нас неплохие шансы добиться этого. В первую очередь благодаря тому, что Элеонора является проституткой.
- Что-то я вас не пойму... - Масловская, выслушав Агафона, устремила на него прощупывающий взор. Вряд ли она поверила хотя бы единому слову из тех десятков, что изрек Агафон. Но понять, где зарыта собака, и как ее, Оксану Матвеевну, хотят надуть, не могла.
- Чего тут непонятного? - Гребешок, наверно, на месте Агафона уже давно бы вскипел, вспылил и тут же испортил все дело. Но Агафон был постарше, потерпеливее. Он знал, что дамам такого рода нужно долго полоскать мозги.
- Вам что, нужно, чтобы я дала ей хорошую характеристику как проститутке? Или сама призналась в сводничестве?
- Да от вас никаких официальных показаний не требуется, - улыбнулся Агафон. - Ничего писать не надо, никаких выступлений в суде не потребуется, понимаете? Вы просто представьте себе, что такая девушка, как Эля, ухаживает, допустим, за вашим искалеченным племянником. Вы бы доверили ей это, зная, что она... ну, вовсе не святая?
- Как вас зовут, молодой человек? - поинтересовалась Оксана Матвеевна.
- Друзья называют Агафоном, - ухмыльнулся экс-старшина милиции. - А вообще-то это сокращение от фамилии. Но если хотите, можете называть по имени-отчеству...
- Нет, Агафон - это хорошо. Я люблю старинные имена. Никон, Дорофей, Агафон - красиво, звучно. В Бога верите?
- А как же! - Агафон в меру благоговейно вынул из-за ворота крестик на золотой цепочке 985-й пробы и поднес его к губам. - Спаси и сохрани!
- Вот вы сейчас сказали про Элю, что она, мол, вовсе не святая. А по-моему, более святой женщины, чем Элечка, нет и не было. Она пережила жуткую моральную травму. Об этом, конечно, анонимщик не писал, но она до окончания школы была абсолютно целомудренной. Да, они дружили с Олегом, но у них, вопреки нынешнему обычаю, никакой физической близости не было. Они, как она говорит, даже не целовались в губы до выпускного вечера. Только тогда позволили себе несколько поцелуев. А о сексе они и не думали. Собирались пожениться и вместе поступать в вуз. Но вот тут-то и случилось несчастье.
- Олега в армию забрали?
- Нет, просто какие-то негодяи затащили Элю в автомобиль, изнасиловали и заразили венерической болезнью. Родители, конечно, обратились в милицию, те стали искать, даже нашли каких-то четверых. Но потом то ли алиби у них обнаружилось, то ли еще что-то. В общем, суда не было. И слава Богу, наверное, что не было. Ведь вспоминать, давать показания - это ужасно. Эля этого не перенесла бы. Ей ведь тогда еще восемнадцати не было. Она хотела покончить с собой, вешалась, была на грани помешательства. Олега она прогнала от себя, ничего не объяснив, он и сейчас ничего толком не знает.
- И никто ему не "раскрыл глаза"?
- Ну, он тогда тоже был в трансе, считал, будто Эля его разлюбила. Не стал поступать в институт, дождался призыва и ушел в армию. Это была настоящая катастрофа для них. Если бы я была писательницей, то сочинила бы об этой истории роман. Все бы рыдали! Господи, сколько всего я знаю от девочек! Но Бог не дал таланта.
- Выйдете на пенсию - напишете, - обнадежил Агафон. - Ну а дальше?
- Потом она встретилась со мной. К сожалению, в кожвендиспансере. У меня было аналогичное заболевание, правда, без психологического шока, поскольку подцепила я его, увы, вполне добровольно и от собственной жадности. Господь наказал. У Эли в это время был конфликт с родителями, она тяготилась домом, и я предложила ей пожить у меня. Слава Богу, переболели мы без осложнений. Очень подружились, и когда я рассказала ей, чем, собственно, занимаюсь, она сама решилась попроситься на эту работу. Я ее отговаривала, потому что она казалась мне слишком чистой для такого занятия. И знаете, что она мне сказала? "Я уже погублена, - заявила она, - но теперь в моих силах будет спасти ту, которую может постигнуть моя участь!" Представляете? Может быть, она произнесла это немного по-другому, не так красиво, но суть была именно такая! Она всерьез верила, что те, кому она будет отдаваться, не станут никого насиловать и какая-то девочка спокойно дойдет до дому. Не месть мужчинам, как у многих "соблазненных и покинутых", которых я знавала десятки, а жертвенность ради ближнего своего. Потрясающе, верно?
- Ага, - пробормотал Агафон, который подумал, что, должно быть, эта толстуха на досуге только и делает, что читает любовные романы в мягких обложках да смотрит латиноамериканские сериалы, в которых все богатые помаленьку плачут. И сама слезу пускает по поводу того, кто от кого забеременел и отчего в этом не сознается.
Чайник закипел, Оксана Матвеевна бросила в кружки по пакетику "Липтона", залила кипятком, выставила на стол печенье и конфеты.
- Угощайтесь.
- Спасибо! Так, значит, она вовсе не погналась за деньгами?
- Ну, от денег она, конечно, не отказывалась, потому что ей надо было на что-то жить. Но прежде всего, я еще раз повторю, она думала, будто помогает неудовлетворенным мужчинам снять стресс и спасает их от совершения преступлений на почве секса, а девушек и женщин - от изнасилований и убийств.
- Да, это целая идейная база! - заметил Агафон.
- Вот с такой идейной базой она и занялась тем, что принято называть "проституцией". Параллельно поступила в медицинское училище, довольно успешно его закончила. Стала работать в больнице. Зачем? Не знаю. Конечно, потом все немного изменилось. Она стала более прагматичной. Пошли хорошие деньги, она смела, изысканна, умеет подать себя. И поэтому Эле дали возможность проявить свои таланты в столице, ей поспособствовали в поездке в Германию. Не в какой-нибудь бордель для загулявших моряков, а в аристократический клуб, где появлялись весьма богатые и знатные люди. У нее там были очень заманчивые предложения. Вполне могла бы устроить свою жизнь. Несколько пожилых богачей предлагали ей выйти за них замуж. Вы представляете себе, она им отказала! И когда кто-то из подруг по школе написал ей как-то вскользь, что вот, мол, Олег вернулся калекой, она не стала возобновлять свой германский контракт и отправилась сюда, в провинцию, к родителям, которые ее ненавидят и где весь дом знает, чем она занимается! Она снова устроилась в больницу. Ясно, что не из-за денег, оклад сестры - копейки, там и врачи-то живут впроголодь. И за тунеядство сейчас не привлекают, значит, это не прикрытие. Могу предположить только одно: ей нравится творить добро!
- Сложное впечатление... - произнес Агафон. - Значит, вы убеждены, что она порядочный человек?
- У меня нет никаких сомнений, что она опекает Олега исключительно из чувства любви. И то, что она сейчас работает в "Береговии", - просто средство заработать деньги для того, чтобы Олег мог нормально жить и питаться. Кроме того, она надеется, что сможет купить ему германские протезы. Хотя бы для ног.
- Тут еще один нюанс, - произнес Агафон совсем уж светским тоном, - аноним утверждает, будто Элеонора Пряхина вовлекает в проституцию несовершеннолетних, Терехину и Зуеву.
- Бред собачий, - хмыкнула Оксана Матвеевна, - во-первых, девицам уже по восемнадцать. А во-вторых, ни в какую проституцию она их не вовлекает. Мать Олега родом из деревни и каждое лето возила его туда отдыхать. Эти девочки жили в соседних домах, и ему как старшему поручали за ними присматривать. Он с ними играл, был им как старший брат, защищал их от других мальчишек. Может быть, они в него немножко влюбились, сразу обе. По-детски, конечно. А потом они поступили в ПТУ, стали малярами и оказались в общежитии, которое неподалеку от дома, где он живет. Решили зайти в гости, от Элечки узнали о несчастье. Теперь они помогают ей ухаживать за Олегом. Они очень подружились с Элей, подменяют ее, когда она уходит. Может быть, она и рассказала им про свою работу в "Береговии", но никаких попыток вовлечь их в это не было. Уж я бы знала. К тому же на нашем поприще из этих малышек ничего путного не выйдет. Я их видела пару раз. Они, как говорят спортивные тренеры, "бесперспективный материал". Слишком дремучие, скованные, да и по внешности неброские. Если такие начинают гулять, то быстро спиваются, теряют привлекательность и оказываются на вокзалах, а потом в бомжатниках. Пусть лучше заборы красят и подыскивают себе более-менее непьющих мужей-работяг.
- И между ними нет какой-то ревности, трений? Все-таки три девушки и один парень.
- Ну какая там ревность, скажите на милость? К заживо четвертованному парню?
- Но ведь странно же: три вполне здоровые, привлекательные девушки тратят свое время на уход за инвалидом. Это в наше-то время? Когда, извиняюсь, в туалет бесплатно не сходишь? То, что написал анонимщик, намного логичней, правда? - Логичнее, но не соответствует действительности.
- Ну ладно, допустим, что Эля - святая. Те девчонки пришли, увидели ее у Олега, узнали, что Олег без рук и ног. Опять же самое логичное решение: посочувствовать и уйти. С чистой совестью, между прочим, поскольку ясно, что за Олегом есть кому присмотреть. А они берутся помогать Эле. Хотя наверняка у них есть свои мальчики, увлечения и прочие занятия в нерабочее время. Ведь странное поведение, согласитесь?
- Ну, странное. Сейчас много странного. Вы газеты читаете? Там каждый день пишут о странном. Когда бывший секретарь обкома ругает коммунистов, а бывший диссидент их поддерживает, это разве не странно?
- Я не занимаюсь политикой, - вполне откровенно сообщил Агафон. - Насчет секретарей и диссидентов - это от меня очень далеко. Но доверять тому, что газеты пишут, наверно, иногда можно. А вот поверить в то, что современные девушки могут быть совсем бескорыстными, не могу. Кстати, ведь эти самые Терехина и Зуева живут в общежитии? Может, у них есть желание квартиру за так заполучить? Вы же их не знаете так, как Элю...
- Именно потому, что я хорошо знаю Элю, никогда не поверю в такую чушь. Элечка отнюдь не наивна, у нее огромный жизненный опыт, не дай Бог никому в ее годы. Если бы она хоть чуточку засомневалась в Ларисе и Лиде, то на порог бы их не пустила. А перехитрить ее они ни за что не смогут, даже если захотят. Они безобидные простушки - не более того.
Агафон отхлебнул чай и спросил:
- Стало быть, вы совершенно уверены, что это хорошие девушки и никаких задних мыслей насчет Олега у них нет?
- Думаю, что так. А вообще мне кажется, что вам надо сходить к ним и убедиться, что все в порядке.
- Ну что ж, - Агафон допил чашку, аккуратно поставил на стол, - спасибо за гостеприимство! Не стану вам больше надоедать. Извините за беспокойство!
Когда дверь за Агафоном закрылась, дядя, похожий на борца, спросил у Масловской:
- Ты не больно много ему рассказала, а? Что-то не шибко он на благотворителя похож.
- Какой он, к черту, благотворитель? Это бывший мент, сейчас работает на Сэнсея. Я его видела пару раз у Пиноккио. С "Куропаткой" сейчас надо поласковей, они все на нервах из-за Ворона.
- Как ты думаешь, на фига им эти девки?
- Милок, если бы я слишком много знала, то умерла бы молодой. Все нормально, не переживай, сопи в две дырки. Все равно, если им надо, они их замочат, а если захотят - озолотят. Ничего лишнего не сказала, он свалил без проблем.
Агафон вернулся к машине, уселся за баранку, завел мотор, тронул "девятку" с места. На морде у него была загадочная ухмылка. Явно размышлял о чем-то, шевелил мозгами, возможно, немного сомневаясь.
- Ну, чего там? - полюбопытствовал Налим.
- Нормально, - ответил тот. - Побеседовали, чайку попили. Рассказала мне про Эльку. Получилось, будто святая. Несчастная девушка, пострадала от насильников, решила проституцией заняться, чтобы других ее клиенты не трахали.
Налим хмыкнул:
- Ты ей поверил?
- Козел бы ей поверил. Но кой-какие фактики есть. Сейчас поедем к Наливайко, поговорим. По времени он дома должен быть, на обеде.
- А пожрать?
- Позже. Если Наливайко не угостит. От Наливайко прямо в "Куропатку" махнем.
Агафон в расчете не ошибся. Участковый действительно был дома и обедал, что оказалось очень кстати для Налима. Жена участкового была на работе, сын еще не пришел из школы, так что беседе никто не мешал. Выпили по стопке, похлебали щей.
- Все насчет Воинова? - осторожно поинтересовался Наливайко. - Или вас уже Ворон интересует?
- Хорошо, насчет Ворона тоже не помешает. - Вообще-то Сэнсей отправлял Агафона в первую голову за этими сведениями, но сейчас его отчего-то мало волновала судьба господина Гнездилова.
- Первое. Простое ДТП отпадает начисто. Правда, столкновение с грузовиком действительно было, но от простого взрыва баков такого пожара машины не бывает. Слишком высокая температура. Предполагают, был применен одноразовый огнемет "шмель". Второе. Установлено, что среди трупов в "Шевроле-Блейзере" Ворона нет. Три тела идентифицированы, четвертого просто не было. Есть две версии. Первая - инсценировка нападения с целью исчезнуть, вторая - похищение. Ориентировки со словесными портретами розданы в городе, но полагают, что его здесь нет. Сейчас копают в аэропорту. Вот все, что пока знаю.
- В салоне ничего интересного не находили?
- Нет. Там все поплавилось к чертовой матери.
- На нас не грешат?
- Как ни странно, нет. Больше прикидывают на Лавровку. Но вообще-то сейчас разговор идет о Москве. Что да как - не в курсе, но на нее кивают.
- И то хлеб. Ну а про Воинова?
- Про Воинова? Обнаружили на одежде следы цементной пыли и плесени, которая встречается только в подземных сооружениях. Решили, что убийство произошло где-то в той части парка, где есть подземелья. Даже хотели опергруппу туда отправлять. Но тут совершенно случайно взяли одного азика Ибрагимова с большим-пребольшим перышком. Короче, 218-я в части за холодное оружие. Посмотрели получше - на ножике кровь. Экспертиза показала - Воинова. Обыскали номер - этот азер в "Береговии" с тремя друганами жил, на рынке торговал - в номере нашли полный набор всего того, чем Ростика резали. Заточку, финку с узким лезвием, трехгранный стилет... Отпечатков нет, все ручки протерты до блеска, а на лезвиях кое-что осталось. Под матрасом прятали, в тряпку завернули. В общем, определили их в СИЗО на 30 суток по подозрению. Конечно, сознаваться не хотят. Ибрагимов врет, будто нож у себя под матрасом в номере нашел. Другие тоже какую-то фигню мелют. А на рынке у них, между прочим, на том самом, что в парке, подвальчик есть. Под склад арендовали. И на стенах там - та самая плесень. Я думаю, через пару дней их расколют. Особенно если их по одному в камеры к "шерстяным" рассадят. Так что дело, считай, раскрыто.
- Приятно слышать. Из вещичек Воинова ничего у них не нашлось?
- Нет, там не ограбление. Месть какая-то на почве женщины. Так спецы считают. Очень по-восточному: брюхо вспорото, голова отрезана, прибор в рот запихали...
- Ладно. А Воинов этот самый по изнасилованиям никогда не проходил? Агафон постарался сдержать волнение.
- Проверили, - усмехнулся Наливайко. - Азербайджанок у нас ни в городе, ни в области не насиловали. А Ростик по этой части задерживался всего один раз. Там русская баба была. Он с дружками какую-то телку затащил в машину и хором во все места. Одна старуха показания дала, будто видела, как они ее в машину сажали. Но ничего не доказали. Может, и правда не они были, а может, их Черный отмазал - сейчас не спросишь. Если только у Иванцова узнать, так он не скажет...
- А как фамилия той бабы?
- Я не спрашивал. Но могу выяснить, если хочешь. Агафон хотел задать еще вопросик: "А ее, случайно, не Пряхина Элеонора звали?", но вовремя одумался. Наливайко в два счета смекнет, что к чему, - мужик не дурак. Отличиться захочет. Участок его может и премию получить. Но самое главное - менты могут добраться до настоящего места убийства, найти там какие-нибудь следы, оставленные прошлой ночью, прицепиться к "Куропатке". Ну его на фиг! Надо срочно ехать к Сэнсею, все рассказывать.
- Ладно, - сказал Агафон, вынимая бумажку с Франклином, - по-моему, на сегодня достаточно.
- Не маловато?
- Нет, в самый раз. Будет больше - добавим.
- Ну, смотрите, вам видней. Между прочим, краем уха слышал, что завтра из Москвы спецы прилетают. И у СОБРа какие-то мероприятия намечены. Не по вашу ли душу?
- Это надо точно знать. Тогда бы получил таких штук пять.
- Дороже стоит, между прочим. Мне тоже иной раз кое с кем поделиться надо.
- Обдумаем. Я, может, еще заскочу сегодня вечерком.
- Смотри не опоздай...
- Если будет что экстренное, не стесняйся, сам звони Сэнсею. На звонок должны ответить: "Охрана оптовой базы слушает вас!" Ты спрашиваешь: "Извините, это не телефон 24-06-30?" Тебе ответят: "Нет, вы ошиблись" - и точно назовут наш телефон. Это будет означать, что все принято. Первая пара цифр завтрашнее число, остальные две пары - время наезда СОБРа и спецов. Часы с минутами. Если они еще сегодня накатить соберутся, значит, телефон будет, допустим, 23-23-30. Усек систему?
- Усек.
- Ну, тогда мы поехали.
Спустились к "девятке". Агафон покрутил головой по сторонам, поинтересовался, не приглядывают ли за ними. Если на завтра что-то намечают, то это нелишняя предосторожность. Правда, в течение дня катались спокойно, никто вроде бы на "хвост" не садился, но черт его знает. Машинки здешних оперов Агафон знал почти наперечет. Не так уж их много в облуправлениях. А вот если Москва свои привезла, спрятала под здешние номера, можно и прозевать.
Нет, вроде бы никто не цеплялся. Агафон не торопясь стал выбираться на северо-западное шоссе.
Шоковая терапия
Все-таки Лариса с Элей не подрались. То ли их примирил окрик Олега, то ли увещевание Лиды. Они еще немного позыркали друг на друга сердитыми глазками, посопели носиками, но все-таки успокоились.
- Давайте его мыть, что ли? - еще раз напомнила Лида. - Так и будем стоять над ним, сиськами трясти?