Влодавец Леонид. Большой шухер (Black Box - 2)

   - Загружайтесь! - сказал он решительно, когда Луза и. Ксюша подтащили к вертолету Эльку.
   - А куда полетим? - спросила Ксюша, пока Луза втягивал Длинную на задние сиденья.
   - На Кудыкины горы, воровать помидоры... - хмыкнул Гребешок. - Все втиснулись?
   - Ага, - отозвался Луза.
   Гребешок постучал носком кроссовки по каблуку лежащего лицом вниз пилота:
   - Вставай, командир. Ехать пора!
   Пилот поднялся, не решаясь опустить руки с головы, залез в вертолет. Его голова сразу оказалась под прицелом у Лузы. Гребешок запрыгнул следом, уселся рядом.
   - Руки можешь опустить, - сообщил Гребешок пилоту. - Как тебя зовут, командир?
   - Жора, - ответил вертолетчик.
   - Жена, дети есть?
   - Есть, - товарищ явно не любил длинных фраз.
   - Взлетай. На запросы с земли отвечай, что все идет нормально. Если будешь слушаться, жену и детей увидишь.
   - Постараюсь, - сказал Жора, надевая гарнитуру.
   На земле и в воздухе
   Агафон и Налим нашли ключи от Гребешковой "девятки" еще до того, как вертолет, пилотируемый Жорой, в первый раз появился над поляной. Евдокии Сергеевне, которая была перепугана стрельбой и очень переживала за внука, они не очень внятно объяснили, что Миша с Севой преследуют преступников, а им надо перекрыть дорогу. Они надеялись, что им удастся настичь серую "Волгу" и захватить кубик, который заполаскивает людям мозги. А Гребешок с Лузой, ежели "ниндзя" их не пристукнут, сами вернутся в деревню и объяснятся с бабулей.
   Расчет Агафона строился на том, что вряд ли юные малярши, усевшись за руль такой серьезной машины, как "Волга", сумеют благополучно проехать по извилистой и ухабистой дороге дальше Воронцова. Хотя у беглянок было почти полчаса форы, Агафон надеялся, что они засядут где-нибудь или слетят в кювет на ближайшем повороте.
   Агафон под причитания бабы Дуси завел "девятку" и погнал ее по дороге на Воронцово.
   Проехав примерно километр, они услышали стрекот вертолета.
   - По-моему, это за теми, "черными"... - заметил Агафон.
   - Может, просто пожарник?
   - Пожарник так рано не полетит, леса на рассвете редко загораются... закуривая, произнес Агафон. - Интересно, сколько суток человек может нормально не спать, а?
   - Не знаю. Я лично чувствую, что если не высплюсь сегодня, то сдохну.
   - У нас будет еще куча возможностей сдохнуть. И не от недосыпания.
   На такой дороге, что вела из Конца в Воронцово, выдерживать скорость свыше сорока километров в час было опасно. Когда ехали в обратном направлении, в гору, это не очень ощущалось. На второй передаче ехать вверх по уклону было не так уж и сложно, несмотря на то, что дорога зачастую резко меняла направление и притом еще круто шла вверх. Было бы сыро - не въедешь, но посуху, на хорошей резине, реквизированной у Лавровки, проехали нормально. Крупные валуны, вымытые дождями из откосов холма, объезжались довольно просто. Деревья, валявшиеся вдоль дороги по обочинам или чуть-чуть наклонившиеся над колеёй дороги, тоже не воспринимались как серьезная угроза. Гребешок опасался только поцарапать краску.
   Теперь же, когда ехали вниз и упрямая сила тяготения назойливо подгоняла "девятку" под уклон, Агафон, втайне считавший себя хорошим водителем, почуял, что ему надо будет поставить и Богу свечку и черту кочергу, если этот спуск завершится благополучно.
   По идее семь километров до Воронцова даже при скорости двадцать восемь километров в час можно было проехать за пятнадцать минут. Тем более что самый сложный участок с наиболее крутыми поворотами и спусками занимал не более половины этой дистанции. Они ехали не меньше получаса, поскольку раза четыре после самых диких фортелей, выкинутых дорогой, машиной и силой тяготения, Агафон с испариной на лбу притормаживал, матюкался и пять минут отдыхал, нервно покуривая. Налим, который в городе ремни безопасности лишь накладывал на грудь, никогда не пристегиваясь по-настоящему, после первого же поворотика, чреватого вылетом в кювет, попросил остановиться и зафиксировался по всем правилам. При этом он с явной тоской подумал, что не худо бы и шлем иметь, такой, какие надевают спортсмены-автогонщики.
   Агафон тоже пристегнулся. Рулевая колонка "девятки" вовсе не казалась ему травмобезопасной, да и получить удар баранкой по ребрам он не жаждал. Поговорка "Тише едешь, дальше будешь", над которой он обычно посмеивался, приобретала для него весьма осязаемую и неоспоримую форму.
   Но больше всего Агафона бесило, что его расчет догнать девчонок не оправдался. Хотя на тяжелой и длинной "Волге", да еще и управляемой женскими ручками, беглецы должны были давным-давно улететь за бровку, намертво сесть на днище или вообще завалиться вверх колесами под откос - таких мест Агафон по пути видел с десяток, - они проскочили. Конечно, бывают чудеса из серии "дуракам везет", но не косяком же! Главный расчет Агафона потерпел крах, надо было гнать несчастную "девятку" до полного изнеможения, чтобы попробовать каким-то образом отыграть ту самую фору в полчаса. Она, кстати, могла и увеличиться. Был, правда, еще один шанс. "Волга" жрала на один километр гораздо больше топлива. Судя по тому, что девчонки откачали топливо из бака Ксюшиного "Опеля", в котором его вряд ли было под завязку, "Волга" выжгла почти все, что было слито из лавровской "шестерки". Правда, у "девятки" в баке тоже было не слишком много бензина, но все же была надежда, что он кончится позже, чем у "Волги".
   Когда "девятка" подкатывала к окраине Воронцова, шофер Костя Ермаков (полсотни уже, а он все Коська!) наконец сумел разбудить участкового Хахалина. Когда в Конце началась стрельба, Ермаков хотел было тут же гнать в село. Но, как назло, "ЗИЛ" сломался. И тогда Костя под вой и матюки жены, требовавшей "сидеть и не соваться", решился бежать пешком. Пока он топал напрямик, через лес, у него в голове выстроилась своя версия происшедшего. Конечно, он увязал происшедшее с приездом в село Мишки Гребешкова с приятелями и девок. По его разумению, крутые мужики перессорились из-за баб и устроили пальбу. Дальше этого у него фантазия не пошла. "Черных ниндзя" никто в темноте не видел, а тех двоих, что Агафон застрелил на огороде, нашли только два часа спустя после того, как Костя побежал в село. Зато все слышали песни, которые распевали Элька с Ксюшкой, и многие видели, что они прогуливались по улице с приезжими парнями.
   Участковый до двух часов проторчал на танцах, поддерживая порядок и законность. Крупного мордобоя не состоялось, но было несколько вспышек между молодяжником, которые он кое-как утихомирил с помощью мужиков постарше. Правда, по такому случаю пришлось принять сперва триста граммов с одними, потом триста с другими. После этого было самое оно дойти до дома, свалиться на койку и отсыпаться часиков до десяти-одиннадцати, как это обычно водилось. А тут и пары часов поспать не дали.
   Поэтому, когда Костя постучал в окошко к участковому, его жена, Зойка Хахалина, визгливо заорала, даже не поглядев, кто там за окном:
   - Пошел на хрен отсюда! Все, отгулялся Митрич! Завтра допьете, козлы гребаные! Заколебали, блин, алкашня! Хоть поспать дайте!
   - Зоя! - обиженно завопил Костя. - Я не пить, я по делу! Буди Митрича, скажи, стреляют у нас в Конце!
   - Чего ты мелешь, Коська? - проворчала Зойка, но все же вылезла на крыльцо - необъятная, в драном байковом халате, из-под которого торчала ночная рубаха.
   - Стреляют, я говорю! У нас, в Конце, стреляют! Из оружия!
   - Сдурел, да? - Зойка не могла поверить в такую новость. - Кому там у вас стрелять-то? Одно ружье было у деда, да и тот пять лет как помер.
   - Да я разве про наших говорю? Это приезжие с городу прикатили. Сперва три девки на иномарке, парнишку безногого привезли. Одна - Светланкина дочь, которая от негра. Дом ей от матери достался.
   - Видела их, к Женьке в магазин заходили по пути. Она черная-то черная, а по-нашему шпарит вовсю.
   - Ну а потом к ней еще одна краля приехала, вся из себя. Растрепанная, размазанная, в рванье каком-то - небось мода считается. Длинная, белобрысая, на "Волге". А после всех Мишка Гребешков с парнями прикатил, на "девятке". Здоровые такие, стриженые, как есть мафия.
   - Так Мишка же вроде бы в милиции работал. Даже лейтенантом был.
   - Уволился он вроде бы, Сергеевна говорила. Теперь в какой-то охране работает. Так вот, часа в два у Евдокии во дворе как бахнет! А потом беготня по деревне пошла, а после уже у Дарьи во дворе палить начали.
   - Ну и что, убили кого? - заинтересованно спросила Зойка.
   - Я смотрел? - проворчал Костя. - Думаешь, охота пулю словить?
   - Ага, - снова взъярилась Зойка, - сам, значит, забоялся, а моего мужика побежал звать, дескать, иди, под пули суйся?!
   Вот тут, на этом остром моменте, и проснулся, услышав шум и гам, старший лейтенант милиции Иван Дмитриевич Хахалин, он же в обиходе просто Митрич.
   - Чего за базар? - сказал он, появляясь на крыльце в ситцевых семейных трусах до колен. - Кого забрать надо? Ща, в два счета, блин!
   И участковый, немного позабыв, в каком виде находится, Цапнул себя за трусы на том месте, где обычно пристегивал наручники.
   - Митрич, - произнес Костя, - позвони в район! У нас в Конце сейчас пальба была. Раз двадцать шарахнули из пистолетов, по-моему, даже автоматы стреляли.
   - А кто стрелял-то? - с трудом врубаясь в ситуацию, произнес Хахалин. - К вам ведь туда и дороги-то вроде нет...
   - Дорога есть, хоть и одна...
   В этот момент в конце улицы послышалось урчание мотора, а еще через минуту мимо милицейского крыльца на максимально возможной в условиях бездорожья скорости проскочила "девятка" с Агафоном и Лузой.
   - Во! Эти! - заорал Ермаков. - Их четверо было, вместе с Мишкой Гребешковым. А тут двое. Значит, двоих грохнули.
   - Зойка, - тяжело мотнув головой, пробормотал Хахалин. - Дай квасу, а? В горле все посохло.
   Жадно высосав стакан холодного пойла, участковый набрал номер райотдела...
   Проскочив село, Агафон прибавил газу и, подскакивая на ухабах, погнал машину по дороге, которая в конце концов должна была вывести на Московское шоссе. Солнце вовсю сияло на востоке, небо было чистенькое, безоблачное. Дорога шла по ровному месту, особо не извивалась и по сравнению с той, которую пришлось преодолеть на пути от Конца до Воронцова, казалась прямо-таки автострадой. Внезапно в гудение мотора "девятки" вплелось стрекочущее тарахтение.
   - Опять вертолет, - заглядывая в боковое окошко, сказал Налим. Разлетались чего-то...
   - Вертолет, говоришь? - обеспокоено произнес Агафон. - Сюда идет, по-моему... Не шандарахнул бы он нас!
   Вертолет, тарахтя и посвистывая, пронесся в ста метрах над дорогой.
   - Наши катят! - возбужденно сказал Гребешок Лузе и Ксюше. - Куда они, интересно, намылились?
   - Мы вот тоже куда-то намылились, а куда - неизвестно, - проворчал Луза, которого начало укачивать. Кроме того, лететь на вертолете ему было страшно. Раньше он вообще никогда не летал, даже на рейсовых самолетах, а тут на такую маленькую "вертушку" посадили, башка в потолок упирается... Из нее, поди, и не выскочить, если грохнется.
   - Там, впереди, где-то поле было, - припомнил Гребешок, пропуская мимо ушей Лузино ворчанье. - Давай, командир, сядем?
   - Как скажете, - сказал пилот Жора,, - если место есть - сядем, если нет разобьемся.
   - Ты давай-ка не разбивайся, - строго сказал Гребешок. - Нам нужно "девятку" остановить. Если сядем и остановим, то перелезем в нее, а ты лети, куда тебе положено.
   Пилот пожал плечами и ничего не сказал. То ли не знал, куда ему теперь положено лететь, то ли знал, но сильно сомневался, стоит ли это делать после всего, что произошло. Вертолет проскочил над кромкой лесного массива и оказался над просторным лугом, раскинувшимся вдоль небольшой речки, через которую был перекинут крепенький деревянный мост.
   - Э, - воскликнул Луза, указывая пальцем в лобовое стекло, - а там, за мостом, "Волга" стоит! Такая, как у Эльки!
   - Вот там и сяду, - объявил Жора, хотя ему никто прямых указаний на этот случай не давал. Он уменьшил обороты, накренил ротор назад, и машина немного опустив хвост, стала плавно снижаться чуть в стороне от дороги, где у обочины стояла серая "Волга" с открытым капотом, из-под которого были видны только две круглые девчачьи попки, туго обтянутые джинсами. Вертолет коснулся земли, сел, но продолжал крутить лопастями.
   - Не понял... - пробормотал Гребешок, когда, привлеченные тарахтением вертолета, Лида с Ларисой высунули головы. - Сева, ё-мое, ты же сказал, что их зарезали?
   - Бля буду... - аж поперхнулся Луза. - Перекрещусь, если не веришь! У них головы были почти что отрезаны!
   - Я тоже видела! - в ужасе пробормотала Ксюша. - Может, это призраки? А?
   - Что-то я не видел призраков среди бела дня, - произнес Гребешок.
   - Дальше полетим? - флегматично спросил пилот. - У меня горючки только до дома.
   - Выгружаемся! - решительно сказал Гребешок, выскакивая на луг с автоматом. Следом за ним Луза, увешанный трофейным оружием, в паре с Ксюшей вытащил Эльку и понес к "Волге".
   Гребешок задержался, поинтересовался у пилота:
   - Командир, мы тебе должны чего?
   - Нет! - решительно ответил Жора. - Спасибо, что вовремя свалили и не убили.
   Гребешок отбежал от вертолета, пилот накренил ротор вперед, дал полный газ и поскорее, пока воздушные пираты не передумали, вспорхнул с луга.
   Встреча у "Волги" не напоминала встречу на Эльбе. Обе стороны глядели друг на друга с неприкрытым изумлением. Лида и Лариса обалдели оттого, что их догнали на вертолете, а остальные - оттого, что те, кого считали зарезанными, оказались живы и здоровы. Беглянки с перемазанными ручками - в моторе ковырялись! - кроме того, со страхом смотрели на неподвижную Эльку, которую Луза с Ксюшей уложили на траву.
   - Та-ак, - сказал Гребешок, сурово поглядывая то на Лузу с Ксюшей, то на Лиду с Ларисой, то на выглядывавшего из окна "Волги" Олега. - Либо кто-то врал, либо покойники воскресли.
   - Я их вот так видел! Вот те крест! - побожился Луза.
   - Ты еще честное комсомольское дай для убедительности, - съехидничал Гребешок. - Покойники машин не угоняют, это медицинский факт. Слыхал я, что один гражданин, шибко задолжавший по жизни, сам себя взял в заложники и прислал письмо домой: мол, срочно все продавайте и платите выкуп - миллион долларов. Ну, кто-то из друзей собрал, жена продала последние бриллианты. Положили все это в чемодан и отдали проводнику вагона на Киевском вокзале в столице нашей Родины Москве. Ментуру, естественно, не вмешивали - себе дороже. Стали ждать, когда похитители отпустят родного человечка. А похитители вместо этого присылают жуткое, но цветное фото: гражданин заложник весь в крови, на рубашке дырки, но морду лица опознать можно. И подпись: "Извините, мы поторопились! Миллион, к сожалению, вернуть не можем". Труп хотя искали, но не нашли, эксперты по фото признали, что факт убийства, должно быть, имел место, и гражданин со всеми долгами был признан умершим в судебном порядке. Сейчас, говорят, живет не то на Маврикии, не то на Сейшельских островах.
   - Твоя "девятка" едет! - перебил треп Гребешка Луза. Действительно, оставляя за собой небольшой пыльный хвостик - солнце уже просушило дорогу, - к мосту стремительно приближалась "девятка". Агафон проскочил мост и притормозил почти рядом с "Волгой".
   - Какие люди! - осклабился он. - Клево смотритесь! Луза весь автоматами увешался, за версту видно, что боец. Гребешок тоже орел, полевой командир! Хоть сейчас в Чечню, ислам защищать. А не боитесь вы, граждане боевики, что вас в пучки повяжут, а? Тут вертолеты уже летают, между прочим.
   - Мы сюда на нем и прилетели, - Гребешок был рад огорошить Агафона. Могли бы и дольше полетать, но видим, что внизу симпатичные "покойницы" загорают, вопреки утверждениям господ Лузы и Налима, вот и решили помочь.
   Напоминание насчет "покойниц" сразу простимулировало деятельность Агафона.
   - Так. Лидочка, Ларисочка - где ваш волшебный кубик? Быстро!
   - В бардачке "Волги", - сказал из машины Олег, - не бейте девчонок, ладно?
   - Да что ты, корефан, как можно! - растрогался Налим и вытащил знакомый кубик и шайбу с дыркой.
   - Дай сюда, - сказал Агафон. Налим подал ему таинственные предметы.
   - Машина идет из Воронцова, - Гребешок посмотрел в конец дороги. - Надо бы и впрямь автоматы попрятать. Кинь их в "девятку", Луза!
   - А что там, не милиция случайно? - пошутил Агафон.
   - Молоковоз, по-моему, - ответил Гребешок, приглядевшись...
   Участковый в это самое время только-только закончил разговор с дежурным райотдела. Там, на другом конце провода, Митричу сперва предложили проспаться, потом - опохмелиться. Слишком уж язык заплетался. Наверно, он и последовал бы советам, послав Костю с его сообщением в дальние страны, но Ермаков выхватил у старлея трубку и вполне трезвым голосом объяснил, что он житель деревни Конец и между двумя и тремя часами ночи в деревне была интенсивная стрельба. На вопрос, есть ли жертвы и кто стрелял, Костя ответил, что жертв не видел, а стреляли, должно быть, два приезжих бандита, которые только что проехали через село Воронцово на красной "девятке" в сторону Московского шоссе. Костя даже сообщил, что на машине номер с буквами облцентра, а первые две цифры номера 23.
   Дежурный в райотделе для начала связался с гаишниками и сообщил им насчет возможности появления на Московской трассе автомашины "ВАЗ-2109" красного цвета с облцентровским номером, начинающимся на 23, и двумя вооруженными людьми на борту, а потом стал искать по рации свои ГНР, которые, как выяснилось, находились далеко от Воронцова. Выбрав ту, которая оказалась поближе, он послал ее в Конец посмотреть, в кого там стреляли и кого убили...
   ...Молоковоз благополучно миновал мост, притормозил у "Волги", под капот которой уже залез Гребешок, спросил, не надо ли помочь, но Агафон помахал рукой: мол, проезжай, все нормально, и цистерна покатила дальше, в райцентр, для чего ей понадобилось выехать на Московское шоссе. На ближайшем посту ГАИ молоковоз привычно тормознули хорошо знакомые гаишники, знавшие, что товарищ везет на молзавод свежее молоко утренней дойки. Ребята зачерпнули по бидончику для детишек - сверху в цистерне были настоящие сливки, - а заодно и поинтересовались, не видел ли водитель молоковоза чего-либо подозрительного на Воронцовской дороге и не заметил ли красную "девятку" с городским номером, начинающимся на 23. Тот сказал, что подозрительного ничего не видел, а красная "девятка" с номером, который начинается на 23, четверть часа тому назад стояла на обочине в пяти километрах от Воронцова, рядом с серой "Волгой" - около машин находится с десяток парней и девушек вполне мирного вида.
   Когда гаишники расспрашивали молоковозника. Гребешок сумел завести Элькину "Волгу", отдал ее на растерзание Агафону, которому предстояло везти Налима, Олега, Лиду и Эльку, а сам посадил к себе в "девятку" Лузу, Ларису и Ксюшу. Оставалось только решить, куда ехать.
   Возвращаться в Конец было рискованно: туда могли вновь нагрянуть неизвестно кем присланные "ниндзя" и обыкновенная милиция, от которой тоже ничего приятного ждать не приходилось. Ехать в облцентр, а затем в "Куропатку" тоже нельзя. Сэнсей им не обрадуется, да и неприятностей с разными органами не оберешься. Сворачивать на левую сторону дороги, в Мухановский район, означало невеселую перспективу разбирательства по поводу перебитых лавровцев, да и делать там было нечего. Оставалось продолжать движение на Москву, точнее, в один из подмосковных дачных поселков, где Сэнсей предполагал припрятать своих лучших работников на период шухера в облцентре. Но тут тоже было немало сложностей: первая же приличная проверка на дороге закончится задержанием и минимум 218-й - оружия в машинах было дополна. К тому же на подмосковную дачу пригласили четверых людей Сэнсея, но вовсе не девчонок и Олега.
   Но второе обстоятельство Агафон решил пока не принимать во внимание. А первое - насчет проверки, он уже придумал, как обойти: у него в кармане уже лежали кубик с шайбочкой.
   Перед тем как тронуться в путь, Агафон перебросился с Гребешком парой фраз:
   - Самое главное - иди за мной. Ничему не удивляйся.
   - А чему именно?
   - Всему. Дистанция - 25 метров, не больше. Если увидишь, что кто-то втискивается, - не пускай. Можешь вообще прижаться к бамперу. Но самое главное, если увидишь, что моя машина выглядит как-то не так, - не паникуй.
   - Хрен поймешь, - хмыкнул Гребешок, - но там увидим... "Волга" заняла место флагмана, "девятка" пошла за ней следом.
   - Элька глаза открыла, - сказал Олег, едва "Волга" тронулась с места.
   - Приятно слышать, - не оборачиваясь произнес Агафон. - Как здоровьичко, девушка?
   - Куда едем? - произнесла Эля сонным голосом.
   - В Москву, - ответил Агафон. - А кстати, где ключики, из-за которых весь сыр-бор разгорелся?
   Хитрые переговоры
   "Русский вепрь" всегда был местом тихим и спокойным. Во всяком случае, для Виктора Семеновича. Но сегодня Иванцов ощущал, что тишина и спокойствие его неофициальной обители могут быть нарушены. Нет, он не ожидал, что над "Вепрем" появится эскадрилья "Су-25" или "Ми-24", которая сделает из охотничьего домика мишень для прицельного бомбометания или обстрела "НУРС-ами". И нападения бригады коммандос с танками и минометами не предвиделось. Даже мелкопакостного теракта с использованием одной 400-граммовой тротиловой шашки, наверно, можно было не опасаться. И все же облпрокурор испытывал серьезное беспокойство. Не то чтобы его пробрал панический страх, нет, он вполне держал в узде эмоции, и даже Многоопытная Ольга Михайловна, посвященная во многие тайны своего супруга, не замечала, что он волнуется. Может, эта посвященность в передряги Виктора Семеновича и притупила ее интуицию. Анализируя известную ей обстановку в области и ситуацию в правоохранительной сфере, мадам Иванцова была убеждена, что у Витюши нет поводов для волнений.
   Впрочем, причины, породившие беспокойство, были и для самого Иванцова не до конца ясны: чего конкретно он боится, от каких объектов или субъектов исходят беспокоящие сигналы, наконец, отчего его душа ощущает тревогу, он не очень понимал.
   Казалось бы, вчерашний день был потрачен не зря. Друг и наставник Михалыч дал массу полезных советов, оказал солидные практические услуги, проинформировал, из-за чего, собственно, перегрызлись меж собой "кукловоды", "дергающие за веревочки", управляющие Иванцовым из дальнего далека. Стало более-менее ясно, за кого держаться, как строить тактику, чего избегать. А что еще надо, чтобы не ощущать себя мишенью? Да, пожалуй, больше ничего. В конце концов, здесь, в родной области, Иванцов не самый последний человек, и если подкрепиться стопроцентно надежным союзником, благодетелем из Москвы, а Чудо-юдо представлялся ему именно таким, то можно было не только побороться за выживание, но и отвоевать у капризной фортуны кое-какие новые рубежи.
   Не было особых причин беспокоиться и о возможных результатах разгрома Лавровки. Никто из сколько-нибудь значащих и опасных представителей группировки на свободе не остался. Филя Рыжий по состоянию на 23.30 вчерашнего вечера находился в реанимации. В камере с ним случился сердечный приступ, и его спровадили в тюремную больницу. Шансов дожить до утра Рыжий не имел никаких. Теплов и его люди тоже работать умеют.
   Даже наличие такой серьезной дамы, как Алпатова, уже не беспокоило. Оказалось - в этом большая заслуга подполковника Агапова! - что молодой муж Алпатовой, тренер по карате - очень хороший знакомый, даже почти друг Алексея Сенина по кличке "Сэнсей". А из этого следовало, что если Наташа самовольно начнет проявлять излишнюю активность в отношении "Куропатки", то запросто может оказаться заинтересованным лицом, возможно, даже запачканным.
   Итак, почти все было на мази. Что же давило на психику и лишало душевного покоя? Иванцов, по зрелом размышлении, увидел два основных дискомфортных обстоятельства.
   Первым таким обстоятельством была назначенная на сегодня встреча с представителем Антона Борисовича Соловьева. Как ни странно, но его интересы взялись представлять деятели из АО "Альгамбра" - президент Вячеслав Маряхин и господин Альберт Заборский (он же Алик Забор). Странного тут, конечно, ничего не было, за исключением состава делегации. Заборский вполне мог бы и один сообщить Виктору Семеновичу все, что жаждет передать его московский патрон. Маряхин, каждый постовой сержант знает, всего лишь зиц-председатель. Правда, Михалыч утверждал, что его предполагают сделать первым номером на губернаторских выборах, из зиц-президента АО он станет зиц-губернатором. В чем будет его роль на предстоящих хитрых переговорах? Иванцов мог только догадываться об этом, а значит, вынужден был сомневаться в том, что правильно представляет себе их цели и задачи. Во всяком случае, со стороны соловьевских представителей. До того как в "Русский вепрь" позвонил Маряхин и предложил встретиться в таком составе, Иванцову казалось, будто ему вполне ясно, о чем и как пойдет разговор.
   Вторым обстоятельством, которое смущало Виктора Семеновича, было наличие на территории "Вепря" специалистов по техническим средствам наблюдения, прибывших, как и предупреждал Михалыч, для негласного участия в переговорном процессе, проще говоря, для фиксации их на всякое там аудио-видео - дальше этого у Иванцова фантазия не прорывалась - и оперативной передачи всей этой информации в распоряжение Чуда-юда.
   Прибывшая четверка молодцов не выглядела особо внушительно на фоне раскормленных и тяжеловатых охранников "Русского вепря", но как-то сразу, без каких-либо деклараций и заявлений, дала понять, что они сами будут все для себя регулировать, а здешние хозяева не имеют никакого права совать нос в их дела. Представляться они не стали. По отчеству представился лишь один Василий Васильевич, который был в этой команде главным и непререкаемым авторитетом. Хотя внешне, посмотрев на него, никто бы этого не сказал, слишком уж помятый и потертый вид был у этого товарища. Он выглядел точно так, как должен был выглядеть, по представлению Иванцова, несчастный университетский доцент (для профессора Василий Васильевич слишком молодо смотрелся), который месяца три не получал зарплату. Остальные именовались Борисом, Глебом и Богданом, но Иванцов нюхом чуял, что у них, в отличие от Василия Васильевича, имена вымышленные. Они никаких документов никому не предъявляли, а потому выяснить, как их звали на самом деле, Иванцов не мог. Впрочем, иметь лишних сведений об этих московских гостях ему и не надо было, к тому же Михалыч предупредил, что эти ребята будут контролировать не только ход бесед с представителями Соловьева, но и самого Иванцова. Вот это-то и было самым неприятным моментом во всей этой истории. Получалось, что Иванцов - человек, в отношении которого остается актуальным старый лозунг: "Доверяй, но проверяй". А если упаси Господь сомнения в искренности Виктора Семеновича окажутся относительно большими, чем те проблемы, которые его фигура помогает решать в губернском масштабе, то единственной возможностью избежать роковых последствий окажется добровольное бегство на тот свет.