Влодавец Леонид. Большой шухер (Black Box - 2)

   - Да-а, - воспользовавшись паузой, произнес Баринов. - Это откуда, Михалыч, такие подробности?
   - Чуть позже расскажу. Пока слушай по порядку. В тот самый день, когда Ростик приехал в облцентр и совершенно случайно ушел от ребят Сэнсея, он навещал своих бывших любовниц. У Светланы Коваленко он оказался персоной нон грата, а Наталья Сергачева его встретила радушно, приласкала, но ночевать не оставила - мог муж появиться. Ростик решил ехать в гостиницу, но, на свою беду, подсадил в машину Лиду и Ларису. Они его, молодого-холостого, должно быть, очаровали, он за ними увязался в общагу. Выпили, потанцевали втроем, а потом девчонкам вдруг захотелось взбеситься. Должно быть, Ростик им чего-то возбуждающего накапал под шумок. В общем, получился у них маленький бардак, а потом решили сходить проветриться по улице. Как раз в это время Пряхина вывозила на прогулку инвалида. Она сказала девчонкам: "Проводите его на полянку у аварийного выхода, а я подземным ходом приду, ради хохмы".
   - Их что, задержали уже? - недоуменно спросил Чудо-юдо. - Почему мои об этом не сообщают?
   - Не спеши, - досадливо проговорил Михалыч, - всему свое время. В общем, повели эти крошки подвыпившего Ростика через парк, доставили на ту самую полянку, а потом появилась Элька. С бутылкой. Обычно на этой полянке были ребята, но в тот вечер никого не было. Вот тут-то и произошло что-то. А что конкретно, пока непонятно.
   - Почему?
   - Да потому, что все эти подробности, которые тебя так удивили, стали известны из письма, которое было позавчера отправлено в прокуратуру. Без обратного адреса и подписи. А самое главное - без последнего листа или даже нескольких листов. Пришло сегодня утром. Но автора установить просто - это Лариса Зуева. Похоже, она решила с чистосердечным признанием выступить, но, должно быть, о самом убийстве писать, не захотела. Или страшно стало, или еще почему-то - не знаю.
   - Но зачем тогда вообще письмо было отправлять, если испугалась?
   - Не знаю. Трудно сказать и даже предположить что-либо.
   - Ну хорошо, а про ключи-то что известно?
   - Прошлой ночью на Матросова, восемь, где-то около полуночи, приехали Штырь, Монтер и еще несколько человек, которым Филя Рыжий срочно приказал спрятать кое-какой товар. Монтер вспомнил о своем давнем предложении, и на сей раз его приняли, то есть решили спрятать этот товар в бомбоубежище. Элька была еще дома и дала Монтеру ключ. Они сгрузили товар и уехали. Дело было примерно в час ночи, но она торопилась на работу.
   - В "Береговию"?
   - Да. А Лида и Лариса оставались присматривать за парнишкой. Но Эля, как видно, плохо задвинула в стену ящичек, и та же самая Лариса прошлой ночью нашла за аптечкой тайник с ключами. На одной связке были ключ от бомбоубежища, ключ "Switzerland" и ключ "Schweiz". Неизвестно в точности, откуда, но Лариса знала, что эти ключи представляют большую ценность. Примерно в 3.30 она позвонила из автомата в Лавровку. Точнее, в офис Фили Рыжего, рассчитывала застать там Монтера. До этого, как удалось уточнить, она звонила на квартиру к двоюродному брату, но там была только престарелая тетка и обругала ее за то, что подняла в полчетвертого утра. А в офисе у телефона сидел некий Леша Бетон, которого она знала. Телефон, конечно, был взят на прослушку. Правда, в этот раз она себя не называла, но имелось несколько прежде сделанных записей, где она представлялась Ларисой Зуевой. В тех записях ничего существенного не было: как правило, просьбы зайти и что-нибудь починить. А вот на этот раз была фраза: "Передайте Толе, что ключи у нас в шестьдесят седьмой, в ванной, под плиткой за аптечкой".
   - Значит, Монтер тоже знал что-то?
   - Сам же сказал, что у него теперь не спросишь... Прослушка, К сожалению, важность этого звонка, сразу не поняла. А может, не обратила внимание, потому что сонная была. Неизвестно, понял ли что-то Леша Бетон, поскольку меньше чем через полчаса научалась операция спецназа. И Лешу, и всех, кто был в офисе, повязали. В СИЗО тем временем Теплов взялся за Филю и поставил перед ним вопрос об отступном. Как это все кончилось, мы уже обсуждали. Но по ходу дела, я полагаю, всплыл вопрос и о ключах, точнее, о том, имеет ли Лавровка какое-то отношение к делам Ростика и Ворона. Конечно, Филя лишнего брать не хотел, но попросил у Теплова разрешения переговорить с друганами. Или маляву переслать Бог его знает, меня там не было. Но могу с уверенностью сказать, что к тому моменту, когда Штырь через Додика доложил насчет облома с деньгами, Теплов уже просветил Филю насчет того, что ключи могут с лихвой заменить чемоданчик с баксами, а Леша Бетон успел доложить Филе, что ему насчет ключей звонила Лариса. Поэтому Штырь с Монтером и остальными поехали туда. Причем, как мне лично думается, вовсе не с целью выручить Филю. Они просто надеялись, что эти ключики им самим пригодятся. Разумеется, Филя Теплова не информировал ни о том, куда ездят его люди, ни о том, откуда известно про ключики. Но тем не менее, милиция в шестьдесят седьмую квартиру попала довольно быстро. Не потому, что Теплов как-то сумел отследить и вычислить, а потому, что жильцы вызвали группу немедленного реагирования. На лестничной клетке, согласно звонку в отделение, была стрельба. ГНР прибыла, поглядела, нашла штук пять гильз, следы пуль, но ни трупов, ни следов крови. Обнаружили, что дверь в шестьдесят седьмую квартиру не закрыта, осмотрели, не нашли ни следов взлома, ни признаков борьбы. Но зато нашли в ванной тайник, где ничего уже не было. А чуть позже нашли несколько упаковок с наркотическими веществами.
   - Согласно показаниям Носкова, стрельбу устроила Элеонора, у нее оказался пистолет Стечкина. Ни в кого не целилась, чисто для испуга. Потом якобы она села в "Волгу", а Штырь с компанией - в "шестерку". На дороге откуда-то взялась машина из "Куропатки", возле Мухановска в лесу произошла разборка со стрельбой и теми итогами, о которых я тебе уже докладывал. Штыря, конечно, еще надо проверять, потому что многое там непонятно. Например, почему его, опаснейшего врага и свидетеля обвинения, куропаточники не только не убили, но и отпустили на волю. Но ключи опять пропали.
   - И не только они, - ухмыльнулся Михалыч. - К тому моменту, когда я улетал, ни Лиды, ни Ларисы, ни даже этого инвалида без рук и без ног все еще не нашли. Ну, Элька, понятно, уехала на "Волге". Допустим, остальные две девицы могли куда-то сбежать. Но солдатик их даже на инвалидной коляске далеко не сбежит. На работу Лида с Ларисой не вышли, в общежитии их не было уже сутки. Проверили село, откуда они родом, - не приезжали.
   - Жаль, - поглядев на часы, сказал Чудо-юдо, - меня, к сожалению, время поджимает, а то бы еще поговорили. Ладно, будем следить за развитием событий. Больше туда не езди, а займись тихими стариковскими делами здесь, в Первопрестольной. Наверняка Антон Борисович Соловьев, прежде чем проконтактировать с Иванцовым, будет еще и еще раз обращаться к тебе за посредничеством. Очень важно выцедить из него все, что ему известно о Гнездилове-Воронкове. Так что придется тебе, дедушка, еще немножко побыть разведчиком.
   Отпускники гуляют
   Застолье в деревне Конец, в доме бабушки Гребешка, было обильное, но не хмельное. И песен не пели, и не плясали, потому что кавалеры были слишком молоды, а у "барышни" суставы плохо сгибались. Разговоров было много, но беседа не очень касалась собственного житья-бытья. Всех так и тянуло поворошить мировую политику, до которой бабе Дусе никакого дела не было и быть не могло, ибо ни телевизора, ни радио не имела, да и газеты к ней не ходили одну какую-нибудь выписать денег не хватало.
   Больше одной бутылки на пятерых Агафон за ужином выпить не дал. И никто, даже Гребешок, не протестовал. Только Евдокия Сергеевна на него посетовала:
   - Им, чай, завтра не на работу. Отдохнули бы, выспались, отчего и не испить-то?
   - Да мы, бабуль, напоследок немного ночью поработали, - пояснил Агафон, вот и устали. Опять же, сколько съели с дороги - всю ночь переваривать будем.
   Сама бабка залезла на печь в кухне, а молодежь устроилась на полу в горнице. Конечно, Агафону, как старшему, Евдокия Сергеевна предложила занять никелированную кровать. Но тот вежливо отказался, решив не возвышаться над народом.
   Налим и Луза, а за ними и бабка на печке быстро вырубились и захрапели. Но вовсе не храп капитально мешал спать Гребешку и Агафону. У них не было того чувства удаленности от всех опасностей цивилизации, которое расслабило младших товарищей. За спиной было четыре свежих трупа и один отпущенный на произвол судьбы неприятель, опираясь на показания которого запросто можно выйти на их след. Кроме того, где-то рядом находится очень опасная девушка Эля.
   Она была очень близко, по прямой сорока метров не будет. "Волга" никуда не выезжала, другой дороги, кроме как мимо дома Гребешковой бабушки, ей нет. Возможно, она не заметила, что в деревне появилась "девятка" с куропаточниками, а возможно, не сообразила, что это они. К тому же и на нее могла найти расслабуха, после того как выкрутилась от девяти передравшихся между собой мужиков. Впрочем, строго говоря, она ведь, сама того не желая, спасла им жизнь. Очень уж не верилось в то, что Штырь с друганами оставил бы куропаточников в живых, если бы фортуна не повернулась другим боком. По большому счету, они должны были ее водкой поить до скончания века.
   Они ничего плохого ей не сделали. Наоборот, помогли отделаться от Штыря энд компани. Тоже, между прочим, услуга нехилая. Попадись Элька Лавровке - ей бы точно не жить. Если речь шла о ключах Ростика, то поканали бы ее однозначно. Кроме того, эти оглоеды, пожалуй, сделали бы с ней то, что "Содом не делал со своей Гоморрой", говоря словами Попандопуло из фильма "Свадьба в Малиновке". Так что с нее за это избавление явно причиталась хотя бы бутылка. Она же вместо этого, конечно, крепко саданула Агафона по мужскому достоинству, напакостила Гребешку, пропоров шины, - в общем, повела себя явно недружественно.
   Хотя, конечно, как посмотреть. Агафона видели ее подруги. (Кстати, где они сейчас?) Налима тоже, а тем, как известно, они представились ментами. Госпожа Пряхина тоже могла разглядеть Агафона и Налима через лобовое стекло машины, когда девицы выгуливали своего увечного солдатика. И Лида с Ларисой запросто могли ей сказать: "А вон там, в машине, менты, которые нас расспрашивали насчет Воинова". А у Эльки, если она действительно резала Ростика, наверняка нет желания встречаться с органами. Опять же раз она знала цену ключикам, то могла знать и то, что ей будет от тех, кому она собирается эти ключики доставить, если она с ними угодит в милицию. Агафон был твердо убежден, что Элька нашла на эти ключики приличных покупателей, а не таскала их ради сорочьей страсти к блестящим металлическим предметам. За непоставку товара в срок вообще-то наказывают. Нашли бы даже в СИЗО.
   Кроме того, ей ведь вряд ли было приятно попасть из одних бандитских лап в другие. Тем более что ключики она обещала кому-то третьему. Элька вполне могла пострелять и их, выполнить то самое, что подсказывала логика: "Боливар не выдержит двоих".
   Гребешок тоже волновался. И про шины вспоминал, конечно, и про то, как их лавровцы разложили на просеке мордами в мох, и про то, как сам насмерть забил Чику, и как Штырь швырнул его через себя, а потом чуть не расстрелял его и Лузу, беспомощных и безоружных. Да уж, бедная бабуля! Небось думает, что они с Лузой в обычной пьяной драке пострадали.
   В общем, Агафон и Гребешок не сговариваясь натянули тренировочные костюмы и пошли на воздух, покурить. Присели на ступеньках крыльца-терраски, в качестве пепельницы взяли консервную банку. Закурили. Днем им было не до того, чтоб радоваться свежему воздуху, а сейчас светлой ночью этот воздух так и пропитывал все легкие кислородом. Даже казалось, будто этого кислорода избыток. А потому курево как-то помогало адаптироваться к недостатку бензиновой гари и асфальтовой пыли.
   В открытую дверь крыльца-терраски виднелась часть улицы, тускло озаренная оранжево-золотистым отсветом спрятавшегося за лес солнца. Деревья стояли темные, загадочные, неподвижные. Ни одного дуновения ветерка не ощущалось, и ни один листочек на ветвях не трепетал, будто колдун заворожил. Ни шагов, ни голосов не слышалось. Только из дома через окна долетал храп спящих да откуда-то издалека доносились слабые и неясные звуки музыки. Безмолвие нарушил Гребешок:
   - Слышишь? Это в Воронцове, на танцах.
   - Ну и тишина тут! - заметил Агафон. - Неужели за семь километров слышно?
   - А как ты думал? Конечно. Тут шуметь нечему.
   - Вообще-то хорошо. Но только вот одно смущает - что сейчас Элька делает?
   - Спит небось. Они там, по-моему, поддавали куда крепче, нашего.
   - Ты так и не спросил, кто там сейчас живет?
   - Забыл. Да и вообще бабку не хотелось тревожить всякими вопросами. Слишком уж серьезное дело.
   - Может, ты и прав. Только ведь что-то надо делать. Или по-хорошему с ней договариваться, или по-плохому.
   - Ты что, предлагаешь сейчас к ней залезть? Шум на всю деревню поднять? Стреканет пару очередей - мало не покажется, автомат-то она у тебя забрала...
   Агафон досадливо поморщился:
   - Ну и что ты предлагаешь? Ждать, пока она возьмет ключики и на автобусе слиняет? Она, между прочим, уже могла проскочить, кстати. Лесом, не выходя на улицу. Оставить "Волгу" здесь и смыться пешком.
   - А с чего ты взял, будто она заметила, что мы здесь?
   - В этой деревне сейчас только две машины. Ее и наша. А мы, между прочим, два раза тарахтели, когда приезжали и когда во "двор" машину загоняли. Наверняка обратила внимание.
   - Может, и обратила. Только таких "девяток", как моя, тыщи. Ну, допустим, увидела она ее из окна. И что? Номер с такого расстояния не прочтешь.
   - А морды наши, само собой, не в счет? Или одежда хотя бы?
   - Между прочим, машину она еще могла увидеть, а нас - навряд ли. Куст сирени заслонял. Вот этот, рядом с калиткой.
   - Соседи могли подсказать...
   Агафон собрался привести еще какой-то аргумент, но тут от дома, у которого стояла Элькина "Волга", послышался скрип двери, ступенек, а потом шаги. Шли две женщины, шушукались невнятно, потом вдруг звонко заржали.
   - Ну, Ксюха, ты и сказала! - отхохотавшись, заметила одна из дам, и Агафон с Гребешком тут же узнали Элькин голос. "Поддатая", - Агафон, как старый "сексопохметолог", в диагнозах ошибался редко.
   - Запросто! - очень самодовольно сказала вторая. Ее голос куропаточникам был явно незнаком, но в нем ощущался заметный хмель.
   Они опять перешли на шушуканье и, протопав по деревянному настилу во дворе избы, вышли на улицу, тихо скрипнув калиткой.
   - Сюда идут, - шепотом произнес Гребешок, - свалим с крыльца на всякий случай?
   - Зачем? В темноте они нас не рассмотрят. И потом, ты что думаешь, они сюда с автоматом придут?
   - Ксюха, ты петь умеешь? - спросила Элька.
   - Иногда, от сильного кайфа. А что?
   - Ну, какую-нибудь русскую народную, блатную-хороводную...
   - З-запросто! - плохо различимая во тьме Элькина спутница откашлялась с нарочито старческими интонациями: "Кхе-кхе!" и завела довольно сильным, хотя и пьяноватым голосом:
   Ромашки спрятались, поникли лютики,
   Когда застыла я от горьких слов...
   Элька тут же подтянула, и уже в два голоса над заснувшей деревней понеслось:
   Зачем вы, девочки-и, красивых любите?
   Непостоянная у них любовь!
   Они постепенно приближались к дому бабы Дуси. Если первый куплет бабоньки спели в лирическом ключе и стараясь прежде всего, чтоб исполнить красиво, то второй проорали именно в расчете на громкость. Может, найдется в деревне хоть какой-нибудь гражданин, который заинтересуется, отчего девушки так надрываются?
   Впрочем, из застольного разговора с бабкой Агафону с Гребешком было известно, что самому молодому из мужиков, коренных жителей Конца, сравнялось семьдесят.
   В общем, надрывались девки зря. Наконец Эля и Ксюша, поравнялись с крыльцом, где покуривали куропаточники. Как раз в это время они допели песню про ромашки и лютики, после чего без перекура взялись за следующую. Тоже, естественно, из бабского застольного репертуара:
   Огней так много золотых
   На улицах Саратова...
   Зоркий глаз Эльки углядел, однако, красноватое мерцание сигарет сквозь щель полузакрытой двери. Она оборвала пение и сказала:
   - Ага, а вот тут-то мы и закурить стрельнем!
   - Запросто! - подтвердила Ксюха.
   - Ну и что делать будем? - обеспокоенно пробормотал Гребешок. Девицы уже открывали щеколду калитки.
   - Общаться, - лаконично произнес Агафон. - На ловца и зверь бежит.
   Легкий топоток двух пар туфель быстро добежал от калитки до крыльца терраски. Дверь дернули за ручку с внешней стороны, она открылась.
   - Здрасте, мальчики! - сказала Элька. - Сигаретки не будет?
   - Будет сигаретка, - Агафон произнес это весьма спокойно и вытащил пачку.
   Элька даже при свете сигареты лицо рассмотреть не могла, но голос ей показался знакомым. Правда, алкоголь изрядно нарушил у нее способность к логическому мышлению, а также и память ослабил, и она сообразить сразу, что нарвалась на кого-то из тех, кого пыталась жестоко кинуть, не сумела.
   - Спасибо, вы очень любезны, - покривлялась береговская этуаль. Ксюша тоже полезла в пачку, и тут куропаточники с удивлением увидели, что рука у нее с внешней стороны намного темнее Элькиной. А когда девушки прикурили от услужливо выставленной Гребешком зажигалки, пламя на несколько секунд осветило их лица, и все стало ясно.
   Большие глазищи, ярко-белые зубки, выпуклые темно-красные губы... Волосы чернее воронова крыла, свитые в дикое множество мелких косичек. Наконец, кожа цвета темного шоколада.
   - Ты чего, африканка, что ли? - с легким обалдением произнес Гребешок.
   - Конечно, только сегодня из Африки, а позавчера, блин, хвост отпал и с дерева слезла, - невозмутимо произнесла чернокожая.
   - А по-русски шпаришь классно, без акцента, - заметил Агафон.
   - Ничего не поделаешь, приходится.
   - Прямо как в анекдоте, - хмыкнул Гребешок. - Спрашивает, значит, негритенок у матери: "Мама, а почему у меня такая черная кожа?" Мать отвечает: "А затем, сынок, чтоб защитить тебя от палящего африканского солнца". Негритенок опять спрашивает: "Мама, а почему у меня такие жесткие и курчавые волосы?" - "А это, сынок, чтоб ты не цеплялся волосами за листья пальм, которые растут в вечнозеленых африканских джунглях под палящим африканским солнцем". - "Мама, а почему у меня такие крепкие и красивые белые зубы?" - "А это, сынок, чтоб ты мог разгрызать кокосы, которые висят на пальмах, растущих в вечнозеленых джунглях под палящим африканским солнцем". - "Слушай, мам, а какого же хрена мы тогда в Архангельске живем?"
   Девицы закатились таким хохотом, что Гребешок испугался: вдруг бабку разбудят? Агафон, как раз наоборот, был вовсе не против, чтоб кто-нибудь проснулся. Конечно, лучше, чтобы Налим с Лузой.
   - Можно потише? - сказал Гребешок не очень сердито. - Люди спят.
   - Можно, - прошептала негритянка Ксюша, готовая вот-вот опять прыснуть.
   - А вы пройтись не хотите? - поинтересовалась вполголоса Элька. - Воздухом подышать, тишину послушать? Так клево!
   - Без проблем, - ответил Агафон, - только мы, предупреждаю, песен не поем. У нас голоса сорваны.
   - Как жаль, а нам так мужской силы не хватает... в пении. Общей группой, попыхивая сигаретами, вышли за калитку.
   - Не люблю на ходу курить, - заметил Гребешок, - вон там бревнышко лежит, присесть можно.
   Это возражений не вызвало. Дошли до бревнышка, присели рядком: девочки посередке, мальчики с краев. Агафон оказался рядом с Элькой, а Гребешок с негритянкой Ксюшей.
   - В отпуск приехали? - поинтересовалась Ксюша. - Из города?
   - Само собой, - ответил Гребешок, удивляясь тому, что Элька их до сих пор не узнала. Вспомнилось, как меньше чем полсуток назад эта длинноногая блондинка навела на него пистолет и он, струхнув, положил на землю автомат. А почему? Да потому что она прямо на глазах у куропаточников задушила здоровяка Барбоса. Точнее, шею ему свернула. Жуть!
   Агафон тоже соображал помаленьку. Действительно настолько пьяна, что не может узнать, или все-таки узнала, но виду не подает? А если это так, то какую новую заподлянку задумала?
   - Что-то я вас здесь раньше не видел, - заметил Гребешок. - Вроде в том доме Дарья Петровна жила. Верно?
   - Это моя бабушка была, - вздохнула Ксюша. - Померла полтора года назад. Правда, я ее никогда не видела.
   - Я тоже никогда не слышал, что у нее такая внучка есть.
   - В смысле черная?
   - Нет, вообще.
   - Не мудрено. Мать у меня объявилась только год назад. Последний срок досидела. И к бабке лет двадцать не ездила. Сперва от стыда, что залетела от негра, потом оттого, что пила и в тюрьму садилась. Но как бабка померла, тут же примчалась наследство на дом оформлять. Хотела пропить, но не успела. Надрызгалась и померла в поезде. Я и не знала ничего про дом, если бы менты мне бумаги не отдали, которые у нее нашлись.
   - Нормально, да? - пуская дым ноздрями, сказала Элька. - Два подарка сразу!
   - Не понял... - произнес Агафон. - Почему два?
   - А потому что главный подарок - это не дом, - хмыкнула Ксюша. - Главный подарок - это то, что она сдохла.
   - Ни фига себе, - неодобрительно произнес Гребешок, - про мать - и так круто...
   - В самый раз, - красноватые блики от сигареты отразились в сердито сверкнувших белках Ксюшиных глаз. - Чего я от нее хорошего видела? То, что она меня родила, блин, хрен знает от какой гориллы? Так я ее об этом не просила. Знаешь, сколько раз думала: как бы хорошо было, если бы меня вообще на свете не было?
   - Не заводись, - миролюбиво произнесла Элька, - фига ли ее теперь поливать, когда уже все? Теперь-то все о'кей у тебя: квартира в Питере есть, дом в деревне есть, хрусты водятся... Прикида - завались, какие проблемы?
   - Да я так, просто товарищ за мою маму испереживался, - хмыкнула Ксюша, небось была бы у него такая, так он бы ее сам зарезал.
   - Значит, ты тоже отдыхать приехала? - спросил Гребешок.
   - А что, нельзя? - зло сказала Ксюша.
   - Не, можно... - обескуражено произнес Гребешок. - Я же не расист. Мне лично все по фигу, был бы человек хороший.
   - Правильно, - поддержала Элька, - пойдем лучше погуляем, а то на этом бревне радикулит нажить можно.
   Встали и пошли в том же развернутом строю.
   - А мы, по-моему, еще не знакомились, - сказал Агафон, - верно? Может, пора?
   - Запросто! - сказала Ксюша. - Щапова Ксения Николаевна, русская негритянка.
   - Очень приятно, - поклонился Гребешок, - меня можно просто Миша, я не гордый. Можно, я вас буду Ксюшей называть?
   - Можно. "Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша..."
   - Во, это по-нашему! - пьяненько просияла Элька. - А то, блин, как в анекдоте про собак. Встречаются два кобеля: "Я - доберман-пинчер!" - "А я просто так, пописать вышел!" Так вот, я просто Эля, без отчества.
   - Ну, тогда я Саня, - произнес Агафон.
   - Врешь, конечно, - усмехнулась Элька, - но имя хорошее. Агафон немного опешил, однако промолчал.
   - Не могу понять, - вздохнула Элька, - как здесь народ без электричества живет? А главное - без телика?
   - Зато спокойно. Никто никого не пугает. Ни войной, ни революцией, ни ростом организованной преступности, - с умным видом заявил Агафон.
   - Точно! - сказала Ксюша. - Я, кроме "Санта-Барбары", ничего не смотрю, только уже не помню, с чего начиналось. Видак интереснее. У меня кассет тридцать дома, в любой момент могу поглядеть.
   - А ты, поди-ка, богатая невеста! - заметил Гребешок. - Квартира, дом в деревне, видак есть... Или уже замужем?
   - Ага, сейчас, возьмут меня. У негров такие, как я, дома есть, а русские, козлы, трахнуть, конечно, не откажутся, но чтобы замуж... Да они со мной днем по улице пройтись не захотят. Застыдятся, видишь ли.
   - Вообще-то ты права, - задумчиво произнес Агафон. - Меня это тоже здорово занимало. Почему, интересно, русские бабы к черным и прочим липнут, а наши мужики только белых в жены подыскивают?
   - Сказать? - воскликнула Элька. - Не обидитесь?
   - Да ладно, - разрешил Агафон, - правду, даже горькую, знать полезно.
   - Верно мыслишь, гражданин начальник, - произнесла Элька. - Так вот, слушайте горькую правду. Во-первых, русский мужик ухаживать не умеет. Либо забалтывать пытается, либо руки тянет, когда еще не надо. А когда надо, почему-то стесняется. Во-вторых, русские бабы сами ни к кому не липнут. Это к ним все липнут. Потому что они намного красивей мужиков. И даже умней, если на то пошло. В-третьих, мужики наши вообще сволочи.
   - Понятно, - сказал Гребешок.
   - Высказалась! - хихикнула Ксюша. - Мы тут две бутылки на четверых усидели, вот ее и ведет.
   - На четверых? - переспросил Агафон. - Так вы тут кавалеров нашли?
   - Кроме вас, чуваков, ничего пока не подвернулось, - сказала Элька. - У нас тут еще две девочки есть. Только они отключились и спят.
   - Надо же! - Агафон догадался, что речь идет о Ларисе и Лиде. - А у нас есть два мальчика свободных. Может, подымем их, познакомим?
   - Нет, нечего их будить. Они молодые, глупые и пьяные. Еще развратят малолетних, - тоном заботливой мамаши произнесла Элька.
   - Прохладно что-то стало, - глубокомысленно произнес Гребешок. - У нас, между прочим, есть, чем погреться. Как насчет пары глоточков?