Страница:
Аста больше не могла сдерживаться. Она выскользнула из своего ящика и, ступая как сомнамбула, начала приближаться. Ее неудержимо тянуло к нему, тащило, как металлическую пуговицу сильным магнитом.
- Соллар... - вдруг позвала его лысая девка, сидевшая рядом у изголовья.
Никакой реакции. Значит, Соллар, подумала Аста. Красивое какое имя...
- Сол, перестань... Возьми себя в руки.
Молчание. Шевелящиеся губы. Аста застыла. Только бы эта лысая делась куда-нибудь, с ненавистью подумала. Только бы...
И в эту секунду беззвучное шевеление наполнилось звуком:
Человек без цели,
Человек без смысла...
Листья шелестели,
И текла вода.
А в небесной келье,
Где луна повисла,
В облачной метели
Пряталась звезда!
Он говорил все громче и громче, а его голос бился, как птица, посаженная в клетку. Казалось, он стремился выскочить вон, прочь, прочь из тела, пока приоткрыты губы.
Человек без чувства,
Мысли или слова,
Радости и грусти
Смотрит в никуда!!
Голос летал под потолком барака, ища выход. И вслед за голосом заметались по бараку ЕГО глаза. Аста, завороженная этим голосом и странными, но такими знакомыми словами, не могла сдвинуться с места. В бараке стихли обычные шумы, все рабы настороженно прислушивались.
И не остается
Ничего другого:
Ждать, когда вернется
Вновь его звезда!!!
- Так говорила Ольга Швец! - уже выскочив из гроба, остервенело кричал Сол. - Слышите, вы?! Не остается ничего другого! Ждать, когда вернется вновь его звезда!..
Смотреть на него было страшно. Лицо Сола сотрясала нервная дрожь. На лбу появилась испарина, словно бы его вдруг окатило волной горячего воздуха. Он вздрагивал, бросая затравленные взгляды на окна, которые незаметно, вобрав в себя разлившуюся за ними темень, стали непрозрачными. Окна чернели непроглядной тьмой, замуровавшей рабов. Окна были продолжением стен, еще более непроницаемым, чем стены. Барак превратился в мрачную ловушку, и это было началом страшного конца. Гибели от удушья... Смерть, смерть, смерть!!!
Аста неотрывно глядела на Сола, и ей казалось, что его чувства напрямую передаются ей. Асте стало по-настоящему жутко - как никогда за пять лагерных циклов. Она реально почувствовала удушье! Незримые лапы вцепились в шею и сдавили, сдавили безжалостно, лишая воздуха, лишая жизни... Смерть!!! Исполин натужно захрипел, рванул ворот. Ткань робы затрещала, поддалась. Он схватился двумя руками за горло, словно пытаясь освободиться от затягивающейся петли невидимой удавки.
- Верните... мне... звезды... - исторгал он из последних сил.
Его напарница, бросившись к нему, что-то нечленораздельно кричала, пытаясь привлечь внимание, а потом отвесила полновесную затрещину.
- Со-о-о-ол!!! - забился в тесных проходах ее панический вопль.
А он обезумевшими глазами смотрел на спутницу, судорожно схватив ее за хрупкие плечи. Казалось, сейчас он просто раздавит их... Аста сжалась. Она ненавидела эту девку только что и хотела бы занять ее место рядом с сильным и отважным мужчиной, но в это мгновение рабыня поняла, что не хотела бы оказаться на ее месте. Безволосая смертельно рисковала, подставляясь внезапно сошедшему с ума гиганту. Вот-вот его руки переместятся с плечей на шею и сомкнутся, перекрывая доступ воздуха, которого так не хватало ему самому...
НЕТ!!!
Асте показалось, что она кричит на весь барак, но на самом деле губы ее спеклись и даже не шевельнулись.
И все же именно в этот момент, будто мысленный крик Асты пробился в помутившееся сознание, взгляд Сола прояснился и в нем появилась осмысленность. Он отпустил свою женщину, на месте которой Аста уже не хотела бы очутиться ни за что на свете! Оглядываясь растерянно, спросил удивленно:
- Ира?.. Это ты? А где это мы? Кто выкачал отсюда весь воздух? Я не могу дышать...
- Сол! Очнись, любимый! Ничего страшного... Сейчас это пройдет... бормотала его напарница, с трудом сдерживая слезы, явно несвойственные ей, - я видела подобное... Это планетная клаустрофобия, так бывает с теми, кто почти все время живет в космосе, и вдруг попадает в плен одной планеты... Счастье наше, что мы на Харрбе тогда не задержались, быстро улетели, не то...
- Звезды... - прошептал он.
- Да, да, конечно! К звездам! Давай выбираться из этой вонючей задницы...
Начавший хоть что-то соображать мужчина, сумев обуздать панику и обретя цель, вскочил и ринулся к выходу. Он буквально снес плечом левую створку и пополам сломал правую. За ним, не отставая, вылетела во двор его верная спутница, которую он называл Ирой. Аста, как на поводке, устремилась за ними... Снаружи Ира настигла Сола и, прильнув к нему, потянулась вверх лицом, что-то шепча ему в левое ухо.
Никто не решился последовать за ними, только Аста тенью скользила следом. Во дворе она юркнула вдоль стены барака, притаилась за углом и приникла к прохладной шершавой деревянности.
Прижавшись друг к дружке, большой мужчина и его маленькая женщина застыли посреди двора, запрокинув головы к усеянному звездами ночному небу рабовладельческого Тарсиса. Только там, вверху, в этом мире была свобода. Внизу, на земле, ее не оставалось ни для кого... Ни для рабов, ни для хозяев.
- Звезды - это панацея от всего, включая сумасшествие. И они же - кара наша, и вечный укор... - вдруг прилетел из тьмы шамкающий шепот. Аста пригляделась. Поблизости от беспокойной парочки появился неясный силуэт. Возник непонятно откуда. Будто тьма сгустилась, породив шепчущий комок еще большей тьмы. Седая девушка медленно двинулась к ним. Она опять ничего не могла с собой поделать, она не владела собой. С того самого момента, как эти двое новичков появились в лагере, она чувствовала себя прикованной к ним. Глаза уже привыкли к темноте, и силуэт все больше становился похожим на человека.
Двое, застывшие посреди двора, не реагировали. Молча смотрели в небо, шумно втягивая и выпуская воздух. Они словно ДЫШАЛИ огоньками, усеявшими черноту космоса.
- Небо - пространство, полное звезд и молитв, - продолжал силуэт. Звезды, они, конечно, сплошь и напрочь чужие. И живут на них - чужие. А вот молитвы... Знаешь, дружище, в этом небе добрая половина молитв - моя. Вот только когда же они долетят до Него? Дождусь ли...
Аста наконец-то узнала говорившего. Корнеич... Вечный дед. Слабосильное полуживое существо, с виду лишь отдаленно напоминавшее человеческое существо. Старожил этой плантации и один из немногих, кто относился к ней по-человечески. Впрочем, он ко всем так относился. Удивительно, почему дед до сих пор жив! Но даже бригадиры его не трогали...
Аста стояла в отдалении, так и не решившись сделать последние шаги, и порывы ветра доносили к ней лишь обрывки диалога:
- ...Звезды... Их свет как избавление... Так бы глядел и глядел...
- ...этот свет превращается в пытку длиною в жизнь, если лететь к нему...
- ...я знаю, парень, что ты здесь ненадолго. Такого, как ты, никому не под силу удержать. Тем более нашим уродам... Слушай, что скажу... Но за это пообещай мне... Хоть умереть хочу на свободе... Я долго ждал такого, как ты...
- Обещаю... А теперь запоминай, что нужно сделать... Потом Асту словно подтолкнула в грудь мягкая ладонь; девушка развернулась и побрела обратно в барак.
В ту ночь ей не спалось. В окно заглядывала багрово-желтая луна с длинным именем, которое рабыня так и не смогла запомнить за пять циклов. Спутник Тарсиса разливал по полу и спальным стеллажам свое варево. Периодически рабыня поглядывала на СВОЮ парочку - они не спали, все о чем-то шептались. Правда, теперь они шептались втроем, к ним присоединился Корнеич, для которого они отвоевали место рядом с собою, кого-то выгнав. Потом Аста наконец-то незаметно для себя уснула, упала в темный морок без сновидений и облегчения.
Тревога поднялась на утренней перекличке, когда недосчитались сразу троих рабов, а после скоротечных поисков не обнаружили даже их тел. Весь третий барак лишили пищи, а с десяток самых подозрительных невольников увели в лабораторию Круккаса, то ли на изощренный допрос, то ли в отместку, для мучительных экспериментов. К полудню, уже на полях, весть о дерзком побеге облетела всех рабов, распространяясь со скоростью пожара. Да и ночью, вопреки обыкновению поменьше разговаривать друг с другом, эрсеры в бараках только и делали, что обсуждали этот побег. Иногда затихали, прислушиваясь то к шуму бронированных глоссеров, то к ругани возвратившихся ни с чем преследователей. Беглецы как в жидкую грязь канули. Они словно растворились в воздухе или превратились в диких зверей. И хотя говорили, что по следу безумцев пустили безжалостных Даггеров, но и эти твари не сумели учуять дерзкую троицу.
"Значит, все-таки есть выход? Не бывает безвыходных положений? - так думала Аста, не смыкая глаз даже под утро. - Наверное, и я могла бы поискать СВОЙ выход. Главное, даже не найти его, а не переставать искать. Не перестать... Не перестать..."
В ней словно вспыхнула лампочка надежды, которая, как ей казалось, давно перегорела и разбилась от ударов бичей надсмотрщиков. И ей вдруг страстно захотелось СВОБОДЫ, а там - будь что будет! Беглецы оставили после себя доброе наследие, напомнив один из древних имперских девизов: "Don't given up!".
"Не сдавайся!"
"Ни один взрослый землянин не способен претерпеть унижение с пользой для себя!" - вспомнилась Асте еще одна частица наследия предков. "Так уж и не один?" (Хотя она уже позабыла, кто так ГОВОРИЛ, но вспомнила, что когда-то была приверженкой наследия этого древнего землянина.) "Точно... Если он простил, значит, оно вросло в его жизнь, значит, он отождествил себя с причиной своего позора. Значит, он перестал быть землянином".
...Лагерный ветеран Корнеич, с трудом переводя дыхание, пытался успокоить заполошно стучащее сердце. Они наконец-то добрались до входа в Подземные Пустоты. Дальше начиналось царство Дромма, как величали божество подземного царства еще при той прапрарслигии аборигенов Тарсиса; в отличие от имени божества, от них самих не осталось не только имен, но даже названий племен и народностей.
Сюда можно было забрести лишь от большой нужды или от скудоумия, да вот только ни нуждающихся, ни скудоумных больше никто не видал. Говорили, что тут из недр периодически сочатся настолько едкие газы, что они растворяют даже почву. Оттого-то они и образовались - Подземные Пустоты Дромма... Что уж говорить о людях, если камни не выдерживают!
* * *
Сверху эти места выглядели как причудливых форм плоскогорье, лишенное какой-либо растительности, сплошь и затейливо изрезанное трещинами, уходящими вглубь бездонными пропастями. И докуда долетал взгляд - все тянулось и тянулись эти мрачные темно-серые складки, а в каких глубинах терялось дно провалов, и вовсе никто не ведал.
Старик вспоминал невероятные события прошедшей ночи. И уже начинал сомневаться, а было ли все именно так? Да и кому в это поверится... Все началось ночью, с торопливой побудки после короткого беспокойного сна, и выхода в замкнутый двор. Из барака выскальзывали по одному, сначала Корнеич, как старожил, знающий каждый миллиметр территории, потом - Ира, и замыкал шествие Сол. Потом эта парочка о чем-то перешепталась, и гигант куда-то исчез, а девушка, вытащив заранее заготовленное и припрятанное Корнеичем тряпье и веревки, соорудила некое подобие подушек.
Далее они со стариком привязали их поочередно друг другу на спины. И тут началось... Откуда-то из ночной тьмы спикировала гигантская птица и, ухватив когтями старика и девушку за тряпичную сбрую, взмыла вверх. Старик со смешанным чувством ужаса и восторга наблюдал, как внизу проплыла ненавистная ограда лагеря, периодически перемежаемая сторожевыми вышками-треногами, как импульсно простреливают над стеной тоненькие сканирующие лучи, как... Конец путешествия он не помнил, подкатило головокружение, ослабевшее сознание просто-напросто отключилось. Когда он очнулся, лежа на земле, птицы уже не было и в помине. Сол и Ира приводили его в чувство, и у них это даже получилось. Дальше, в проклятую зону Подземных Пустот Дромма, уже вел он, и, похоже, они достигли ее раньше, чем преследователям удалось напасть на след...
- К добру или к худу... что мы сюда... заползли... Все равно что западня... - Старик раскашлялся, изможденно опускаясь на большой плоский камень.
- Нет ни добра, ни зла, Корнеич... Есть только поступки, как шаги на дороге в будущее. Даже если эта дорога для кого-то закончится на первом шаге, задумчиво сказал Сол, поудобнее умащиваясь рядом. Ира прошла дальше и присела у стенки, прислонившись спиной к прохладной каменности.
- Может быть... Узнать бы только, по правильной ли дороге будут сделаны наши последние шаги... И в чем наше предназначение в жизни. Зачастую очень даже правильные действия потомки истолкуют, как первородное зло... Возьмем хотя бы... Иуду, например. Знаешь, парень, а ведь это благодаря ему Иисус Христос стал мессией.
- Как можно благодарить предателя, Корнеич?
- Да не был он предателем... Не был. В том-то и дело. Сдается мне, что это именно он был самым верным учеником. И наиболее преданным из всех. Только фанатик мог пожертвовать собой ради Учителя. Да не просто жизнью, а добрым именем и репутацией потомков... Ведь не мог же Христос явиться с повинной к римлянам и восстание поднять не мог, не к тому призывал. А публичной жертвенности откуда взяться, спрашивается?.. О, Иисус был величайшим командиром всех времен и народов! Ему необходим был лжепредатель, он это понимал, как никто. Понимал, что ничем особо не рискует. Иначе бы непременно попросил у Отца упоминаемые в Книге двенадцать легионов ангелов... И только пух и перья полетели бы от плюмажей со шлемов римлян. Да что там легионы, он и мечи-то, заранее припасенные, в ход пустить не дал... Нужен был ему такой человечек. Ох как нужен... Да и Иуда потом понял, что к чему. И согласился на вечное проклятие только из крайнего фанатизма. А сребреники - так, антураж. Их специально так мало было. Римляне за такого врага, как Иисус, тридцати тысяч не пожалели бы... А Иуда что? Повесился на осине, не выдержал бремени, но вешался он, наверняка сознавая, ЧЕМ ему обязан Христос. А вот потомки...
- Знаешь, Корнеич, у меня на этот счет свое мнение... Был ли он вообще, этот пресловутый Иуда? Может, и не было его вовсе, а? Может, Христос выдумал его поступок от отчаяния. Это все-таки получше будет, чем признаться в том, что ты ничему путному так и не сумел научить своих апостолов. Лучше один предатель, чем двенадцать равнодушных трусов.
- Ты хочешь сказать - лучше один явный, чем двенадцать тайных. Равнодушие - это ж, как ни крути, молчаливое предательство Общего... Да нет, я знаю - был он... Иуда. Был...
Сол пристально поглядел на Корнеича.
- Откуда в тебе это, старик?
- Знаешь, сынок... - помолчав, сказал Корнеич. - Был такой умный прапредок, жалко не мой. Звали Спиноза. Он говорил: "Бедность - второе наказание после смерти". Наверное, он не ведал рабства. Ведь рабство - оно как бы апофеоз нищеты. Даже тело не является твоей собственностью. Только дух... У кого его еще не вышибли. Наказание рабством - вот высшая кара. Высшая пожизненная мера. А смерть - она просто вне конкуренции. Нулевая, так сказать.
- Бедность - второе наказание после смерти... - пробормотал Сол, думая о чем-то своем. - А ведь и правда... До тела еще не везде добрались. А вот почву из-под ног у этого тела вышибли... Корнеич, верно ведь - земли-то под ногами нет. Нет ее, Земли нашей. Отняли у нас Родину. Чем мы лучше нищих?.. Побираемся по всему космосу.
- То-то и оно, Сол, не подохнуть можно везде, даже в рабстве. Да вот можно ли это назвать жизнью? Я ведь не зря говорил тебе про Иуду. Это МОЙ ПРАЩУР. Я из его проклятых в веках потомков... Кому-то всегда приходится расплачиваться за триумфальное восшествие Спасителя человечества... Сколько себя помню - в роду только и было рассказов о том, кто больше мучился. Рабство - это ведь моя судьба, мое пожизненное состояние. Мои предки - все как один влачили жалкое существование... еще там, в колыбели человеческой цивилизации. На Земле... Один строил какие-то гигантские каменные пирамиды. Тогда среди тиранов было модно пытаться быть богом, вот и строили искусственные горы... Другой был живым придатком весла на каком-то древнем водоплавающем судне со странным названием... кажется, галерея. Так с веслом в обнимку и пошел на дно в каком-то из морских сражений... Еще один сгинул в концентрационном лагере... Были такие ублюдки, опять взяли на себя смелость - попробовали быть богами, занялись чисткой рас и народов... Именовали себя фашистами. И по сей день в космосе жива их идеология, процветает... А пращур мой изошел дымом в трубу крематория в Заксенхаузене, так тот лагерь звался... Ох сколько нас было, потомков Иуды, всех сразу и не припомнить. Вот и я, наследственный раб, продолжаю их тяжкую стезю. И нету нам искупления, хотя искупаем не свой грех, а Спасителя... Но так хотелось помереть свободным! Вот я и подался с вами.
- Да уж, старик, озадачил ты меня, - пробормотал Сол. - Это надо же... Кто-то навалил на себя грехи всего человечества и слывет искупителем, но настоящий-то спаситель не он, а тот, кто взял на себя не свой грех, тем самым...
- Ты понял. Ты понял, кто настоящий спаситель. Истинные всегда получают от спасенных хулу, а вся слава достается примазавшимся, - сказал Корнеич и надолго замолчал. Его молодые спутники тоже молчали. Было о чем подумать...
Сверху сквозь трещину свода сочилось скупое свечение, оно разбавляло подземную темноту до неплотной серости, в которой уже вполне можно было различать не только спутников, но и выступы стен, и большие трещины под ногами. Корнеич молчал и прислушивался.
Из-за толщи каменных стен донесся неясный шум, напомнивший рычание. Казалось, где-то там томились, пытаясь вырваться на волю, злобные существа, и беснование их не могла заглушить даже толща земли. Старик явственно почувствовал их злобу и вздрогнул, представив, что случится, если камни все же не удержат рвущихся к ним тварей.
В том, что они рвутся именно к ним, сомнений не было никаких. Ведь, кроме них троих, в этом лабиринте подземелий никого быть не могло. Корнеич перевел взгляд со стеньг пещеры на Сола, и... обнаружил, что тот исчез. Лишь под сводами отдавалось, затихая, эхо быстро удаляющихся шагов. Ира была здесь, и старик решил пока не бояться. Вскоре, где-то уже на подступах, раздался короткий атакующий рык, и тотчас же сдавленный рев, прерываемый короткими спазмами. Там, за перестенком, где длинный витиеватый коридор резко изгибался, входя в главную пещеру, послужившую временным пристанищем беглецов, кипела яростная схватка. Спазмы, прерывавшие рык, становились все продолжительнее и продолжительнее... и вдруг прекратились.
Тишина.
Старик приподнял голову, прислушиваясь, в надежде услышать поступь возвращавшегося человека.
Шагов не было.
Далеко за спиной ритмично капала на каменный пол вода. Она просачивалась сверху, падала, увлекая за собой неостановимо летящие в прошлое секунды, вдалбливала их в каменный пол. Старик вновь перевел взгляд на Иру. С самого начала схватки та сидела неподвижно, как изваяние, будто окружающая каменность влилась в нее через поры тела и превратила в человекоподобную глыбу.
Корнеич хотел подняться, но в этот миг Ира, не глядя на него, вскинула руку в предостерегающем жесте. Потом упруго, текуче и беззвучно, как двуногая кошка, покинула свое место. Где-то, совсем рядом, за поворотом осыпались мелкие камешки. Ира скользящим шагом двинулась к выходу из пещеры. И вдруг застыла на месте, и даже отшатнулась, прижавшись к стене...
Проем на секунду заслонило что-то большое, но приземистое; оно вдвинулось внутрь, оно перемещалось на "четырех точках", словно крупный человек, который уже не в силах идти, и ползет на четвереньках. Голова его была опущена, беспокойный нос вынюхивал манящие запахи, и когда существо подняло голову, старика пробрала запоздалая дрожь, ледяным холодом пронзил страх. Глаза были нечеловечьи! Они полоснули красным огнем, и жуткая пасть разошлась в оскал, обнажая неумолимые клыки.
Даггер!!!
Руки лагерного ветерана безвольно опустились. Никаких шансов на спасение. Все кончено! Сейчас они присоединятся к Солу, растерзанному несколькими минутами ранее... Старик закрыл глаза, чтобы не видеть дьявольский, .обжигающий взгляд зверя, и принялся торопливо бормотать про себя самую действенную из известных ему молитв, с ужасом ожидая броска и смыкания клыков, рвущих плоть в клочья... Он дочитал молитву до конца и принялся читать ее во второй раз.
А броска все не было.
Странно.
Корнеич дочитал молитву и осторожно приоткрыл один глаз. И обмер - даггер исчез! Этого не могло быть, этого просто быть не могло, и тем не менее... Первой опомнилась девушка. Старик с трудом двинулся за ней на непослушных, подламывающихся ногах - только бы не оставаться в одиночестве. Когда они добрели по извилистому коридору до места, где проход расширялся своеобразным раструбом, впуская изрядные порции дневного света, Корнеич судорожно вцепился в руку Иры.
Молча показал влево. На каменной осыпи у самой стены лежала бездыханная туша огромного даггера с вывалившимся языком и развороченной грудной клеткой. Рядом, ближе к ним, валялся округлый окровавленный комок с оборванными веревочками сосудов.
Сердце!
Корнеич даже побоялся представить себе исчадие, способное проделать подобное с даггером, который до сего дня был для старика высшим пределом мощи и свирепости. Лагерный ветеран с опаской ощупал окрестности взглядом, понимая, что где-то неподалеку обязательно должны валяться останки Сола или хотя бы лужа крови... Однако взгляд выхватывал лишь каменные валуны. Ни остатков тела, ни лужи нигде не было. Старик и девушка двинулись было дальше, и тут услышали... голоса. И они приближались! Корнеич потянул Иру за рукав, увлекая в глубокую расселину.
Когда в проходе появились двое в оранжевых комбинезонах надсмотрщиков, беглецы уже настолько вползли в глубь трещины, что разглядеть их, войдя со света, было никак не возможно.
Впрочем, вошедшим было не до поисков. Они остолбенели, наткнувшись на растерзанного даггера.
- О, Дромм!.. - потрясенно выдавил из себя один из оластеров. - Этого не может быть! Если такое проделали беглецы... то они сущие демоны! А если нет... Миаллз...
Второй оластер наклонился и поднял окровавленный комок.
- Выдрано, как заноза... мешавшая умереть... Именно вырвано, Закк... Нигде нет ни одного следа зубов... Это не зверь сделал, Закк. Это человек.
- Человек? - вопросительно пробормотал первый. - Не хотел бы я встречаться с таким человеком... лучше уж со зверем. Что ты там говорил мне о перспективе упасть в грязь с перегрызенным гордом?.. Скорее уж - с вырванным кадыком.
- Я и говорю, Закк, все зло от земов... - второй с остервенением зашвырнул сердце в глубь коридора. - Идем. С меня хватит. Я, конечно, их ненавижу... Наверное, это цель моей жизни, ненавидеть земов. Но еще больше я хочу жить. Я люблю жить, мне это нравится очень. Идем. Никуда они не денутся с Тарсиса. Кто-нибудь их остановит. Не мы.
Оластеры оказались не такими уж безоглядными мстителями. По крайней мере эти двое.
Беглецы дождались, пока шаги ретировавшихся преследователей стихнут, и осторожно вылезли из своего убежища. Со всеми предосторожностями подкрались к самому выходу. И застыли на месте, окаменев. Дикий, леденящий крик! Сдавленный стон. Булькающие, захлебывающиеся звуки. И поверх всего - рычание ЗВЕРЯ, заглушившее даже сам шум борьбы...
Когда, спустя примерно четверть часа, свершилось чудо и явился Сол, целый, хотя не сказать чтобы невредимый, израненный, перемазанный кровью, - старик очень хотел задать ему несколько вопросов, и все порывался это сделать. Однако постоянно натыкался на сдерживающий взгляд Иры. Да и взгляд самого Сола, жуткий, остановившийся, не располагал к расспросам.
И тогда старик, наверное, чтобы отвлечься от последних событий, принялся рассказывать спутникам о своей жизни в молодости. Правда, при этом, он почему-то постоянно скатывался на тему своего пристрастия к блюзам. И даже, прокашлявшись, тихонько запел:
- Падаю вновь в Тебя, пьяно-бездонную,
чувства моргают сонно - с них опадает мох.
Палец мой исписал карту твою ладонную, только
Судьбы черту дорисовать не смог...
Оборвав пение, Корнеич помолчал, вздыхая тяжко, и сказал:
- Так говорил Алексей Торхов... Это мой самый любимый, "Блюз медленно падающей звезды".
Помолчал и тихонько произнес:
- Соллар... Ира... я дальше не пойду. Оставьте меня здесь, как я хотел. Вам предстоит неблизкий путь. К чему вам обуза? А я уже на месте. Я умру свободным... А еще лучше - помогите. Убейте меня, чтоб избавить от лишних мучений. Неохота подыхать с голода и жажды. Я и так всю жизнь этим занимался.
Они переглянулись и, похоже, хотели сказать что-нибудь утешительное, обнадеживающее, но, заглянув в глаза старика, передумали. В глазах этих уже погасла половина света, а оставшаяся половина не желала цепляться за жизнь. За такую не желала.
Девушка поцеловала Корнеича в морщинистую щеку и торопливо вышла. А Сол, испросив разрешения взглядом и получив подтверждение: ДА!!! - кивнул и ударил человека, освобожденного им из рабства, в тощую грудину. Грудная клетка проломилась легко, как тонкий пластик. Свет окончательно померк в глазах ушедшего к праотцам ЗЕМЛЯНИНА. Счастливая улыбка застыла на выцветших, похожих на старый шрам, губах.
...а на объекте "Оуфлит гладс-08", особенно в третьем бараке сто девятого блока, бурно обсуждали последние новости. События последних дней неожиданно объединили невольников. Особенно порадовал их просочившийся слух о том, что один из даггеров, пущенных по следу беглецов, взбесился и буквально разорвал в клочья одного из двух надсмотрщиков-оластеров, работавших с ним не первый цикл. Второму оластеру зверь просто откусил кусок шеи с кадыком, а остальным чудовищам-даггерам преградил дорогу, и даже перегрыз глотку вожаку, вынудив стаю поджать хвосты и вернуться ни с чем. Правда, было непонятно, куда девалось оружие надсмотрщиков. Даггерам ведь просто нечем жать на спуск.
- Соллар... - вдруг позвала его лысая девка, сидевшая рядом у изголовья.
Никакой реакции. Значит, Соллар, подумала Аста. Красивое какое имя...
- Сол, перестань... Возьми себя в руки.
Молчание. Шевелящиеся губы. Аста застыла. Только бы эта лысая делась куда-нибудь, с ненавистью подумала. Только бы...
И в эту секунду беззвучное шевеление наполнилось звуком:
Человек без цели,
Человек без смысла...
Листья шелестели,
И текла вода.
А в небесной келье,
Где луна повисла,
В облачной метели
Пряталась звезда!
Он говорил все громче и громче, а его голос бился, как птица, посаженная в клетку. Казалось, он стремился выскочить вон, прочь, прочь из тела, пока приоткрыты губы.
Человек без чувства,
Мысли или слова,
Радости и грусти
Смотрит в никуда!!
Голос летал под потолком барака, ища выход. И вслед за голосом заметались по бараку ЕГО глаза. Аста, завороженная этим голосом и странными, но такими знакомыми словами, не могла сдвинуться с места. В бараке стихли обычные шумы, все рабы настороженно прислушивались.
И не остается
Ничего другого:
Ждать, когда вернется
Вновь его звезда!!!
- Так говорила Ольга Швец! - уже выскочив из гроба, остервенело кричал Сол. - Слышите, вы?! Не остается ничего другого! Ждать, когда вернется вновь его звезда!..
Смотреть на него было страшно. Лицо Сола сотрясала нервная дрожь. На лбу появилась испарина, словно бы его вдруг окатило волной горячего воздуха. Он вздрагивал, бросая затравленные взгляды на окна, которые незаметно, вобрав в себя разлившуюся за ними темень, стали непрозрачными. Окна чернели непроглядной тьмой, замуровавшей рабов. Окна были продолжением стен, еще более непроницаемым, чем стены. Барак превратился в мрачную ловушку, и это было началом страшного конца. Гибели от удушья... Смерть, смерть, смерть!!!
Аста неотрывно глядела на Сола, и ей казалось, что его чувства напрямую передаются ей. Асте стало по-настоящему жутко - как никогда за пять лагерных циклов. Она реально почувствовала удушье! Незримые лапы вцепились в шею и сдавили, сдавили безжалостно, лишая воздуха, лишая жизни... Смерть!!! Исполин натужно захрипел, рванул ворот. Ткань робы затрещала, поддалась. Он схватился двумя руками за горло, словно пытаясь освободиться от затягивающейся петли невидимой удавки.
- Верните... мне... звезды... - исторгал он из последних сил.
Его напарница, бросившись к нему, что-то нечленораздельно кричала, пытаясь привлечь внимание, а потом отвесила полновесную затрещину.
- Со-о-о-ол!!! - забился в тесных проходах ее панический вопль.
А он обезумевшими глазами смотрел на спутницу, судорожно схватив ее за хрупкие плечи. Казалось, сейчас он просто раздавит их... Аста сжалась. Она ненавидела эту девку только что и хотела бы занять ее место рядом с сильным и отважным мужчиной, но в это мгновение рабыня поняла, что не хотела бы оказаться на ее месте. Безволосая смертельно рисковала, подставляясь внезапно сошедшему с ума гиганту. Вот-вот его руки переместятся с плечей на шею и сомкнутся, перекрывая доступ воздуха, которого так не хватало ему самому...
НЕТ!!!
Асте показалось, что она кричит на весь барак, но на самом деле губы ее спеклись и даже не шевельнулись.
И все же именно в этот момент, будто мысленный крик Асты пробился в помутившееся сознание, взгляд Сола прояснился и в нем появилась осмысленность. Он отпустил свою женщину, на месте которой Аста уже не хотела бы очутиться ни за что на свете! Оглядываясь растерянно, спросил удивленно:
- Ира?.. Это ты? А где это мы? Кто выкачал отсюда весь воздух? Я не могу дышать...
- Сол! Очнись, любимый! Ничего страшного... Сейчас это пройдет... бормотала его напарница, с трудом сдерживая слезы, явно несвойственные ей, - я видела подобное... Это планетная клаустрофобия, так бывает с теми, кто почти все время живет в космосе, и вдруг попадает в плен одной планеты... Счастье наше, что мы на Харрбе тогда не задержались, быстро улетели, не то...
- Звезды... - прошептал он.
- Да, да, конечно! К звездам! Давай выбираться из этой вонючей задницы...
Начавший хоть что-то соображать мужчина, сумев обуздать панику и обретя цель, вскочил и ринулся к выходу. Он буквально снес плечом левую створку и пополам сломал правую. За ним, не отставая, вылетела во двор его верная спутница, которую он называл Ирой. Аста, как на поводке, устремилась за ними... Снаружи Ира настигла Сола и, прильнув к нему, потянулась вверх лицом, что-то шепча ему в левое ухо.
Никто не решился последовать за ними, только Аста тенью скользила следом. Во дворе она юркнула вдоль стены барака, притаилась за углом и приникла к прохладной шершавой деревянности.
Прижавшись друг к дружке, большой мужчина и его маленькая женщина застыли посреди двора, запрокинув головы к усеянному звездами ночному небу рабовладельческого Тарсиса. Только там, вверху, в этом мире была свобода. Внизу, на земле, ее не оставалось ни для кого... Ни для рабов, ни для хозяев.
- Звезды - это панацея от всего, включая сумасшествие. И они же - кара наша, и вечный укор... - вдруг прилетел из тьмы шамкающий шепот. Аста пригляделась. Поблизости от беспокойной парочки появился неясный силуэт. Возник непонятно откуда. Будто тьма сгустилась, породив шепчущий комок еще большей тьмы. Седая девушка медленно двинулась к ним. Она опять ничего не могла с собой поделать, она не владела собой. С того самого момента, как эти двое новичков появились в лагере, она чувствовала себя прикованной к ним. Глаза уже привыкли к темноте, и силуэт все больше становился похожим на человека.
Двое, застывшие посреди двора, не реагировали. Молча смотрели в небо, шумно втягивая и выпуская воздух. Они словно ДЫШАЛИ огоньками, усеявшими черноту космоса.
- Небо - пространство, полное звезд и молитв, - продолжал силуэт. Звезды, они, конечно, сплошь и напрочь чужие. И живут на них - чужие. А вот молитвы... Знаешь, дружище, в этом небе добрая половина молитв - моя. Вот только когда же они долетят до Него? Дождусь ли...
Аста наконец-то узнала говорившего. Корнеич... Вечный дед. Слабосильное полуживое существо, с виду лишь отдаленно напоминавшее человеческое существо. Старожил этой плантации и один из немногих, кто относился к ней по-человечески. Впрочем, он ко всем так относился. Удивительно, почему дед до сих пор жив! Но даже бригадиры его не трогали...
Аста стояла в отдалении, так и не решившись сделать последние шаги, и порывы ветра доносили к ней лишь обрывки диалога:
- ...Звезды... Их свет как избавление... Так бы глядел и глядел...
- ...этот свет превращается в пытку длиною в жизнь, если лететь к нему...
- ...я знаю, парень, что ты здесь ненадолго. Такого, как ты, никому не под силу удержать. Тем более нашим уродам... Слушай, что скажу... Но за это пообещай мне... Хоть умереть хочу на свободе... Я долго ждал такого, как ты...
- Обещаю... А теперь запоминай, что нужно сделать... Потом Асту словно подтолкнула в грудь мягкая ладонь; девушка развернулась и побрела обратно в барак.
В ту ночь ей не спалось. В окно заглядывала багрово-желтая луна с длинным именем, которое рабыня так и не смогла запомнить за пять циклов. Спутник Тарсиса разливал по полу и спальным стеллажам свое варево. Периодически рабыня поглядывала на СВОЮ парочку - они не спали, все о чем-то шептались. Правда, теперь они шептались втроем, к ним присоединился Корнеич, для которого они отвоевали место рядом с собою, кого-то выгнав. Потом Аста наконец-то незаметно для себя уснула, упала в темный морок без сновидений и облегчения.
Тревога поднялась на утренней перекличке, когда недосчитались сразу троих рабов, а после скоротечных поисков не обнаружили даже их тел. Весь третий барак лишили пищи, а с десяток самых подозрительных невольников увели в лабораторию Круккаса, то ли на изощренный допрос, то ли в отместку, для мучительных экспериментов. К полудню, уже на полях, весть о дерзком побеге облетела всех рабов, распространяясь со скоростью пожара. Да и ночью, вопреки обыкновению поменьше разговаривать друг с другом, эрсеры в бараках только и делали, что обсуждали этот побег. Иногда затихали, прислушиваясь то к шуму бронированных глоссеров, то к ругани возвратившихся ни с чем преследователей. Беглецы как в жидкую грязь канули. Они словно растворились в воздухе или превратились в диких зверей. И хотя говорили, что по следу безумцев пустили безжалостных Даггеров, но и эти твари не сумели учуять дерзкую троицу.
"Значит, все-таки есть выход? Не бывает безвыходных положений? - так думала Аста, не смыкая глаз даже под утро. - Наверное, и я могла бы поискать СВОЙ выход. Главное, даже не найти его, а не переставать искать. Не перестать... Не перестать..."
В ней словно вспыхнула лампочка надежды, которая, как ей казалось, давно перегорела и разбилась от ударов бичей надсмотрщиков. И ей вдруг страстно захотелось СВОБОДЫ, а там - будь что будет! Беглецы оставили после себя доброе наследие, напомнив один из древних имперских девизов: "Don't given up!".
"Не сдавайся!"
"Ни один взрослый землянин не способен претерпеть унижение с пользой для себя!" - вспомнилась Асте еще одна частица наследия предков. "Так уж и не один?" (Хотя она уже позабыла, кто так ГОВОРИЛ, но вспомнила, что когда-то была приверженкой наследия этого древнего землянина.) "Точно... Если он простил, значит, оно вросло в его жизнь, значит, он отождествил себя с причиной своего позора. Значит, он перестал быть землянином".
...Лагерный ветеран Корнеич, с трудом переводя дыхание, пытался успокоить заполошно стучащее сердце. Они наконец-то добрались до входа в Подземные Пустоты. Дальше начиналось царство Дромма, как величали божество подземного царства еще при той прапрарслигии аборигенов Тарсиса; в отличие от имени божества, от них самих не осталось не только имен, но даже названий племен и народностей.
Сюда можно было забрести лишь от большой нужды или от скудоумия, да вот только ни нуждающихся, ни скудоумных больше никто не видал. Говорили, что тут из недр периодически сочатся настолько едкие газы, что они растворяют даже почву. Оттого-то они и образовались - Подземные Пустоты Дромма... Что уж говорить о людях, если камни не выдерживают!
* * *
Сверху эти места выглядели как причудливых форм плоскогорье, лишенное какой-либо растительности, сплошь и затейливо изрезанное трещинами, уходящими вглубь бездонными пропастями. И докуда долетал взгляд - все тянулось и тянулись эти мрачные темно-серые складки, а в каких глубинах терялось дно провалов, и вовсе никто не ведал.
Старик вспоминал невероятные события прошедшей ночи. И уже начинал сомневаться, а было ли все именно так? Да и кому в это поверится... Все началось ночью, с торопливой побудки после короткого беспокойного сна, и выхода в замкнутый двор. Из барака выскальзывали по одному, сначала Корнеич, как старожил, знающий каждый миллиметр территории, потом - Ира, и замыкал шествие Сол. Потом эта парочка о чем-то перешепталась, и гигант куда-то исчез, а девушка, вытащив заранее заготовленное и припрятанное Корнеичем тряпье и веревки, соорудила некое подобие подушек.
Далее они со стариком привязали их поочередно друг другу на спины. И тут началось... Откуда-то из ночной тьмы спикировала гигантская птица и, ухватив когтями старика и девушку за тряпичную сбрую, взмыла вверх. Старик со смешанным чувством ужаса и восторга наблюдал, как внизу проплыла ненавистная ограда лагеря, периодически перемежаемая сторожевыми вышками-треногами, как импульсно простреливают над стеной тоненькие сканирующие лучи, как... Конец путешествия он не помнил, подкатило головокружение, ослабевшее сознание просто-напросто отключилось. Когда он очнулся, лежа на земле, птицы уже не было и в помине. Сол и Ира приводили его в чувство, и у них это даже получилось. Дальше, в проклятую зону Подземных Пустот Дромма, уже вел он, и, похоже, они достигли ее раньше, чем преследователям удалось напасть на след...
- К добру или к худу... что мы сюда... заползли... Все равно что западня... - Старик раскашлялся, изможденно опускаясь на большой плоский камень.
- Нет ни добра, ни зла, Корнеич... Есть только поступки, как шаги на дороге в будущее. Даже если эта дорога для кого-то закончится на первом шаге, задумчиво сказал Сол, поудобнее умащиваясь рядом. Ира прошла дальше и присела у стенки, прислонившись спиной к прохладной каменности.
- Может быть... Узнать бы только, по правильной ли дороге будут сделаны наши последние шаги... И в чем наше предназначение в жизни. Зачастую очень даже правильные действия потомки истолкуют, как первородное зло... Возьмем хотя бы... Иуду, например. Знаешь, парень, а ведь это благодаря ему Иисус Христос стал мессией.
- Как можно благодарить предателя, Корнеич?
- Да не был он предателем... Не был. В том-то и дело. Сдается мне, что это именно он был самым верным учеником. И наиболее преданным из всех. Только фанатик мог пожертвовать собой ради Учителя. Да не просто жизнью, а добрым именем и репутацией потомков... Ведь не мог же Христос явиться с повинной к римлянам и восстание поднять не мог, не к тому призывал. А публичной жертвенности откуда взяться, спрашивается?.. О, Иисус был величайшим командиром всех времен и народов! Ему необходим был лжепредатель, он это понимал, как никто. Понимал, что ничем особо не рискует. Иначе бы непременно попросил у Отца упоминаемые в Книге двенадцать легионов ангелов... И только пух и перья полетели бы от плюмажей со шлемов римлян. Да что там легионы, он и мечи-то, заранее припасенные, в ход пустить не дал... Нужен был ему такой человечек. Ох как нужен... Да и Иуда потом понял, что к чему. И согласился на вечное проклятие только из крайнего фанатизма. А сребреники - так, антураж. Их специально так мало было. Римляне за такого врага, как Иисус, тридцати тысяч не пожалели бы... А Иуда что? Повесился на осине, не выдержал бремени, но вешался он, наверняка сознавая, ЧЕМ ему обязан Христос. А вот потомки...
- Знаешь, Корнеич, у меня на этот счет свое мнение... Был ли он вообще, этот пресловутый Иуда? Может, и не было его вовсе, а? Может, Христос выдумал его поступок от отчаяния. Это все-таки получше будет, чем признаться в том, что ты ничему путному так и не сумел научить своих апостолов. Лучше один предатель, чем двенадцать равнодушных трусов.
- Ты хочешь сказать - лучше один явный, чем двенадцать тайных. Равнодушие - это ж, как ни крути, молчаливое предательство Общего... Да нет, я знаю - был он... Иуда. Был...
Сол пристально поглядел на Корнеича.
- Откуда в тебе это, старик?
- Знаешь, сынок... - помолчав, сказал Корнеич. - Был такой умный прапредок, жалко не мой. Звали Спиноза. Он говорил: "Бедность - второе наказание после смерти". Наверное, он не ведал рабства. Ведь рабство - оно как бы апофеоз нищеты. Даже тело не является твоей собственностью. Только дух... У кого его еще не вышибли. Наказание рабством - вот высшая кара. Высшая пожизненная мера. А смерть - она просто вне конкуренции. Нулевая, так сказать.
- Бедность - второе наказание после смерти... - пробормотал Сол, думая о чем-то своем. - А ведь и правда... До тела еще не везде добрались. А вот почву из-под ног у этого тела вышибли... Корнеич, верно ведь - земли-то под ногами нет. Нет ее, Земли нашей. Отняли у нас Родину. Чем мы лучше нищих?.. Побираемся по всему космосу.
- То-то и оно, Сол, не подохнуть можно везде, даже в рабстве. Да вот можно ли это назвать жизнью? Я ведь не зря говорил тебе про Иуду. Это МОЙ ПРАЩУР. Я из его проклятых в веках потомков... Кому-то всегда приходится расплачиваться за триумфальное восшествие Спасителя человечества... Сколько себя помню - в роду только и было рассказов о том, кто больше мучился. Рабство - это ведь моя судьба, мое пожизненное состояние. Мои предки - все как один влачили жалкое существование... еще там, в колыбели человеческой цивилизации. На Земле... Один строил какие-то гигантские каменные пирамиды. Тогда среди тиранов было модно пытаться быть богом, вот и строили искусственные горы... Другой был живым придатком весла на каком-то древнем водоплавающем судне со странным названием... кажется, галерея. Так с веслом в обнимку и пошел на дно в каком-то из морских сражений... Еще один сгинул в концентрационном лагере... Были такие ублюдки, опять взяли на себя смелость - попробовали быть богами, занялись чисткой рас и народов... Именовали себя фашистами. И по сей день в космосе жива их идеология, процветает... А пращур мой изошел дымом в трубу крематория в Заксенхаузене, так тот лагерь звался... Ох сколько нас было, потомков Иуды, всех сразу и не припомнить. Вот и я, наследственный раб, продолжаю их тяжкую стезю. И нету нам искупления, хотя искупаем не свой грех, а Спасителя... Но так хотелось помереть свободным! Вот я и подался с вами.
- Да уж, старик, озадачил ты меня, - пробормотал Сол. - Это надо же... Кто-то навалил на себя грехи всего человечества и слывет искупителем, но настоящий-то спаситель не он, а тот, кто взял на себя не свой грех, тем самым...
- Ты понял. Ты понял, кто настоящий спаситель. Истинные всегда получают от спасенных хулу, а вся слава достается примазавшимся, - сказал Корнеич и надолго замолчал. Его молодые спутники тоже молчали. Было о чем подумать...
Сверху сквозь трещину свода сочилось скупое свечение, оно разбавляло подземную темноту до неплотной серости, в которой уже вполне можно было различать не только спутников, но и выступы стен, и большие трещины под ногами. Корнеич молчал и прислушивался.
Из-за толщи каменных стен донесся неясный шум, напомнивший рычание. Казалось, где-то там томились, пытаясь вырваться на волю, злобные существа, и беснование их не могла заглушить даже толща земли. Старик явственно почувствовал их злобу и вздрогнул, представив, что случится, если камни все же не удержат рвущихся к ним тварей.
В том, что они рвутся именно к ним, сомнений не было никаких. Ведь, кроме них троих, в этом лабиринте подземелий никого быть не могло. Корнеич перевел взгляд со стеньг пещеры на Сола, и... обнаружил, что тот исчез. Лишь под сводами отдавалось, затихая, эхо быстро удаляющихся шагов. Ира была здесь, и старик решил пока не бояться. Вскоре, где-то уже на подступах, раздался короткий атакующий рык, и тотчас же сдавленный рев, прерываемый короткими спазмами. Там, за перестенком, где длинный витиеватый коридор резко изгибался, входя в главную пещеру, послужившую временным пристанищем беглецов, кипела яростная схватка. Спазмы, прерывавшие рык, становились все продолжительнее и продолжительнее... и вдруг прекратились.
Тишина.
Старик приподнял голову, прислушиваясь, в надежде услышать поступь возвращавшегося человека.
Шагов не было.
Далеко за спиной ритмично капала на каменный пол вода. Она просачивалась сверху, падала, увлекая за собой неостановимо летящие в прошлое секунды, вдалбливала их в каменный пол. Старик вновь перевел взгляд на Иру. С самого начала схватки та сидела неподвижно, как изваяние, будто окружающая каменность влилась в нее через поры тела и превратила в человекоподобную глыбу.
Корнеич хотел подняться, но в этот миг Ира, не глядя на него, вскинула руку в предостерегающем жесте. Потом упруго, текуче и беззвучно, как двуногая кошка, покинула свое место. Где-то, совсем рядом, за поворотом осыпались мелкие камешки. Ира скользящим шагом двинулась к выходу из пещеры. И вдруг застыла на месте, и даже отшатнулась, прижавшись к стене...
Проем на секунду заслонило что-то большое, но приземистое; оно вдвинулось внутрь, оно перемещалось на "четырех точках", словно крупный человек, который уже не в силах идти, и ползет на четвереньках. Голова его была опущена, беспокойный нос вынюхивал манящие запахи, и когда существо подняло голову, старика пробрала запоздалая дрожь, ледяным холодом пронзил страх. Глаза были нечеловечьи! Они полоснули красным огнем, и жуткая пасть разошлась в оскал, обнажая неумолимые клыки.
Даггер!!!
Руки лагерного ветерана безвольно опустились. Никаких шансов на спасение. Все кончено! Сейчас они присоединятся к Солу, растерзанному несколькими минутами ранее... Старик закрыл глаза, чтобы не видеть дьявольский, .обжигающий взгляд зверя, и принялся торопливо бормотать про себя самую действенную из известных ему молитв, с ужасом ожидая броска и смыкания клыков, рвущих плоть в клочья... Он дочитал молитву до конца и принялся читать ее во второй раз.
А броска все не было.
Странно.
Корнеич дочитал молитву и осторожно приоткрыл один глаз. И обмер - даггер исчез! Этого не могло быть, этого просто быть не могло, и тем не менее... Первой опомнилась девушка. Старик с трудом двинулся за ней на непослушных, подламывающихся ногах - только бы не оставаться в одиночестве. Когда они добрели по извилистому коридору до места, где проход расширялся своеобразным раструбом, впуская изрядные порции дневного света, Корнеич судорожно вцепился в руку Иры.
Молча показал влево. На каменной осыпи у самой стены лежала бездыханная туша огромного даггера с вывалившимся языком и развороченной грудной клеткой. Рядом, ближе к ним, валялся округлый окровавленный комок с оборванными веревочками сосудов.
Сердце!
Корнеич даже побоялся представить себе исчадие, способное проделать подобное с даггером, который до сего дня был для старика высшим пределом мощи и свирепости. Лагерный ветеран с опаской ощупал окрестности взглядом, понимая, что где-то неподалеку обязательно должны валяться останки Сола или хотя бы лужа крови... Однако взгляд выхватывал лишь каменные валуны. Ни остатков тела, ни лужи нигде не было. Старик и девушка двинулись было дальше, и тут услышали... голоса. И они приближались! Корнеич потянул Иру за рукав, увлекая в глубокую расселину.
Когда в проходе появились двое в оранжевых комбинезонах надсмотрщиков, беглецы уже настолько вползли в глубь трещины, что разглядеть их, войдя со света, было никак не возможно.
Впрочем, вошедшим было не до поисков. Они остолбенели, наткнувшись на растерзанного даггера.
- О, Дромм!.. - потрясенно выдавил из себя один из оластеров. - Этого не может быть! Если такое проделали беглецы... то они сущие демоны! А если нет... Миаллз...
Второй оластер наклонился и поднял окровавленный комок.
- Выдрано, как заноза... мешавшая умереть... Именно вырвано, Закк... Нигде нет ни одного следа зубов... Это не зверь сделал, Закк. Это человек.
- Человек? - вопросительно пробормотал первый. - Не хотел бы я встречаться с таким человеком... лучше уж со зверем. Что ты там говорил мне о перспективе упасть в грязь с перегрызенным гордом?.. Скорее уж - с вырванным кадыком.
- Я и говорю, Закк, все зло от земов... - второй с остервенением зашвырнул сердце в глубь коридора. - Идем. С меня хватит. Я, конечно, их ненавижу... Наверное, это цель моей жизни, ненавидеть земов. Но еще больше я хочу жить. Я люблю жить, мне это нравится очень. Идем. Никуда они не денутся с Тарсиса. Кто-нибудь их остановит. Не мы.
Оластеры оказались не такими уж безоглядными мстителями. По крайней мере эти двое.
Беглецы дождались, пока шаги ретировавшихся преследователей стихнут, и осторожно вылезли из своего убежища. Со всеми предосторожностями подкрались к самому выходу. И застыли на месте, окаменев. Дикий, леденящий крик! Сдавленный стон. Булькающие, захлебывающиеся звуки. И поверх всего - рычание ЗВЕРЯ, заглушившее даже сам шум борьбы...
Когда, спустя примерно четверть часа, свершилось чудо и явился Сол, целый, хотя не сказать чтобы невредимый, израненный, перемазанный кровью, - старик очень хотел задать ему несколько вопросов, и все порывался это сделать. Однако постоянно натыкался на сдерживающий взгляд Иры. Да и взгляд самого Сола, жуткий, остановившийся, не располагал к расспросам.
И тогда старик, наверное, чтобы отвлечься от последних событий, принялся рассказывать спутникам о своей жизни в молодости. Правда, при этом, он почему-то постоянно скатывался на тему своего пристрастия к блюзам. И даже, прокашлявшись, тихонько запел:
- Падаю вновь в Тебя, пьяно-бездонную,
чувства моргают сонно - с них опадает мох.
Палец мой исписал карту твою ладонную, только
Судьбы черту дорисовать не смог...
Оборвав пение, Корнеич помолчал, вздыхая тяжко, и сказал:
- Так говорил Алексей Торхов... Это мой самый любимый, "Блюз медленно падающей звезды".
Помолчал и тихонько произнес:
- Соллар... Ира... я дальше не пойду. Оставьте меня здесь, как я хотел. Вам предстоит неблизкий путь. К чему вам обуза? А я уже на месте. Я умру свободным... А еще лучше - помогите. Убейте меня, чтоб избавить от лишних мучений. Неохота подыхать с голода и жажды. Я и так всю жизнь этим занимался.
Они переглянулись и, похоже, хотели сказать что-нибудь утешительное, обнадеживающее, но, заглянув в глаза старика, передумали. В глазах этих уже погасла половина света, а оставшаяся половина не желала цепляться за жизнь. За такую не желала.
Девушка поцеловала Корнеича в морщинистую щеку и торопливо вышла. А Сол, испросив разрешения взглядом и получив подтверждение: ДА!!! - кивнул и ударил человека, освобожденного им из рабства, в тощую грудину. Грудная клетка проломилась легко, как тонкий пластик. Свет окончательно померк в глазах ушедшего к праотцам ЗЕМЛЯНИНА. Счастливая улыбка застыла на выцветших, похожих на старый шрам, губах.
...а на объекте "Оуфлит гладс-08", особенно в третьем бараке сто девятого блока, бурно обсуждали последние новости. События последних дней неожиданно объединили невольников. Особенно порадовал их просочившийся слух о том, что один из даггеров, пущенных по следу беглецов, взбесился и буквально разорвал в клочья одного из двух надсмотрщиков-оластеров, работавших с ним не первый цикл. Второму оластеру зверь просто откусил кусок шеи с кадыком, а остальным чудовищам-даггерам преградил дорогу, и даже перегрыз глотку вожаку, вынудив стаю поджать хвосты и вернуться ни с чем. Правда, было непонятно, куда девалось оружие надсмотрщиков. Даггерам ведь просто нечем жать на спуск.