Волос Андрей. Маскавская Мекка

   За проспектом Слияния потянулась мелкая чересполосица тускло освещенных строений Пресненского базара. В южной его части тесно лепились друг к другу разнокалиберные дымные обжорки, и, несмотря на плотно закрытые двери вагона, оттуда все же пахнуло сладостной вонью бараньего шашлыка, жареных в масле пирожков с луком, самбусы и плова.
   Вагон мягко набирал скорость и так же мягко притормаживал. "Остановка площадь Крашенинникова, - шелестел над ухом женский голос. - Покупайте справочное издание "Маскав златоглавый". Более восьми тысяч адресов и телефонов: кафе, рестораны, стриптиз-бары, клубы, массажные салоны, бани, спортзалы, "уголки развлечений". А также справочник "Маскав на каждый день": магазины, рынки, таксопарки, отделения милиции муниципальной, православной и мамелюкской, центры шариатского надзора, управления по борьбе с преступностью, церкви, мечети, ритуальные услуги, телефоны доверия. Осторожно, двери закрываются. Следующая - Союз старейшин".
   И точно - скользнула слева, плавно уплывая в дождливый сумрак, темная громада Союза старейшин, не так давно возведенная на месте обветшалых руин Центра международной торговли...
   На одной из остановок рядом сел господин в феске и долго отдувался, потряхивая у пола сложенным зонтом; потом достал из одного кармана очки, из другого - сложенную вчетверо газету-имиджграмму; газету с хрустом расправил, мельком оглядел, мазнул пальцем по заинтересовавшей его картинке... Картинка торопливо загундосила свой текст. Мазнул по другой... тоже не понравилось. Полез в спортивный отдел, ткнул пальцем: побежали футболисты, послышался гул стадиона...
   Найденов отвернулся.
   Вот огни пропали, и за окнами резко посветлело - анрельс нырнул под титаническую хрустальную чашу, опрокинутую над игольчатым скоплением небоскребов. Ну конечно - здесь вместо сумрака дождливой ночи царил ясный летний день: по густой синеве плыли пышные облака, иногда задевая сливочным краешком слепящий диск солнца. В июльскую жару лазерные пайнтографы изображали заснеженные вершины, водопады или прохладную штриховку грибной мороси, а средь бела дня можно было изумиться звездному мерцанию ночного неба...
   Он вышел на первой же станции Рабад-центра - у площади Шамиля. Турникет проверил билетик, удовлетворенно лязгнул, и Найденов ступил на черный базальт поблескивающей мостовой. Откуда-то из-под недосягаемых голубых сводов нежно струилась негромкая музыка, а с двух сторон площади, замыкавшейся двумя симметрично расположенными зданиями мечетей, летели вперебив друг другу усиленные электроникой вопли муэдзинов. Близилась пора вечернего намаза, и Найденов, проходя мимо резных дверей мечети, наспех перекрестился.
   Время было промежуточное: для гуляющих поздно, для загулявших - рано. Встречались редкие парочки, маячили синие мундиры службы безопасности. Бестолково галдя, гурьбой прошли какие-то иностранцы. Сгрудились возле фонтана, стали щелкать фотоаппаратами, снимая нагую фигуру, которая с печальной улыбкой на мраморном лице следила за тем, как вытекает вода из позолоченного кувшина... Несмотря на немноголюдность, магазины торговали. За бронированными стеклами ювелирных товар переливался и посверкивал. У распахнутых дверей бутиков и салонов вкрадчиво бормотали динамики - как будто опасаясь заглушить сладкий голос Гугуш, льющийся с небес. В одной из витрин сделанный под старину глазастый, губки бантиком, манекен-девушка раздевался, совершая нарочито угловатые неловкие движения; оставшись в одних трусиках, тонко сказал "Ой, мамочки!" и прикрылся гипсовыми ладошками; затем все пошло в обратном порядке - лифчик, блузка, юбка... Найденов остановился было у рыбной лавки, где за толстым стеклом в ярчайшем свете таллиевых ламп на сверкающих грудах колотого льда мучительно копошилась разнообразная морская нечисть, одинаково закованная в пластины черно-зеленого хитина. Но тут же из дверей вылетел приказчик, угодливо осведомился - чего изволите? желаете купить?
   - Купишек нету, - хмуро пошутил Найденов.
   Он не любил Розовый район, и, когда ближе к бульварам в витринах стали появляться настоящие, из плоти и крови, женщины, пожалел, что не вышел на площади Странствий. По большей части черненькие, с мелкими чертами смуглых лиц, они лениво бродили по своим освещенным квадратам, словно не вполне проснувшись. Некоторые, точь-в-точь как давешний манекен, неспешно раздевались в помаргивающем красном свете (правда, манекены не вызывали ассоциаций, связанных с мясной лавкой и зоопарком). Их равнодушная невозмутимость мешала поверить, что стекло прозрачно с обеих сторон. Одна, поставив толстую ногу на табурет и позевывая, распяливала между растопыренными пальцами чулок, чтобы рассмотреть дырку. Найденов на секунду замедлил шаг, приглядываясь. Цветозона выглядела тусклой, серой, только в самой верхней части светились голубые прожилки.
   Улица Регистан тоже была пока еще тихой и почти безлюдной. Только у дверей стриптиз-баров кое-где уже лениво прохаживались зазывалы.
   Скоро он миновал последние проулки Розового района и, пройдя аллейкой небольшого сквера, засаженного кипарисами и туей, оказался возле отеля "Славутич". Нижний ярус здания был выстроен в русском стиле - с башенками, луковичками, стрельчатыми окнами и веерообразными белокаменными лестницами подъездов. Верхний, несравненно более высокий, возносил свои сорок или пятьдесят этажей зеркальным пеналом, по которому неспешно ползали просвечивающие лифты. На площади перед отелем традиционно штукарили клоуны и фокусники. Какой-то крепыш плевался струями огня, не прекращая вдобавок жонглировать горящими булавами. Парочка рыжих - один, как водится, весельчак-коротышка, другой на две головы выше, но сутулый и грустный отнимали друг у друга большой трехколесный велосипед. Грустный ударил коротышку по башке надувной палкой, и у того из бровей забили струи слез. Всласть набегавшись и наоравшись, они взгромоздились на велосипед и поехали по кругу - один крутил педали, а второй, сидя задом наперед, кланялся и протягивал редким зрителям шляпу, отмечая каждое подаяние ликующим гоготом.
   На бульварах круглые фонтаны, распустив разноцветные плюмажи воды, громко пощелкивали попадавшимися в струе воздушными пузырями. Воздух переливался радугами, и мелкая водяная пыль лакировала пластмассовую листву. Впрочем, в круглых гранитных клумбах по четырем углам перекрестков росли настоящие липы.
   На бульварах было оживленно и весело.
   Он брел по боковой аллее мимо нескончаемой вереницы ресторанов, распространивших столики где на веранды, где просто на тротуары. Белые мазки скатертей, янтарные пятна пивных кружек, темная зелень винных бутылок, угольная штриховка лакейских фраков, яркие полосы галстуков и многоцветные одеяния женщин - все это пестрило, шаг за шагом отставая, но тут же вновь и вновь накатывало, чтобы наполнить душу знобящим ощущением праздника.
   Он взглянул на часы и оглянулся. Спешить не было никакой нужды.
   Конечно, пятьдесят рублей не могли явиться серьезным обеспечением полноценного участия в этом радостном карнавале. С другой стороны, экономить все равно уже не имело никакого смысла. Всего через час или полтора - короче говоря, как только он переступит порог "Маскавской Мекки", - жизнь переменится, и что тогда будут значить какие-то пятьдесят рублей?
   Найденов сел за первый попавшийся столик.
   Ресторанчик был отделан по-восточному - боковые стены террасы, закрытые коврами, поддерживали резной потолок, по которому тут и там вился плющ. У центральной колонны он кудрявыми прядями свисал до полу. В дальнем углу сдержанно пировала компания каких-то арабов. Их стол был обставлен совершенно по-бедуински - в центре огромное блюдо с мясом, а вокруг тарелки с зеленью, лепешки, чайники, грушевидные стеклянные стаканчики. На низеньком столике сбоку дымились кальяны. Чуть ближе ко входу расположились за кофейно-коньячной сервировкой две прекрасно одетые женщины. Одна, оперевшись подбородком на ладонь, картинно курила длинную черную сигарету и понимающе кивала; вторая, белокурая и круглолицая, что-то вдохновенно рассказывала. По соседству с ними толстяк лет сорока пяти в роскошном клетчатом пиджаке терзал выпуск "Первого финансового бюллетеня". Неожиданно он выкрикнул: "Нет, ну вы подумайте! Двадцать семь пунктов!" (женщины оглянулись, курившая пожала плечами), отшвырнул скомканную газету и тут же расстроенно махнул официанту. Официант кивнул и очень скоро поставил перед ним полную кружку. При этом он невзначай подхватил пустую и уж совсем между делом вернул на место газету, в которую толстяк, благодарно замычав, немедленно и взволнованно углубился.
   Сделав все это, официант поспешил к новому посетителю.
   - Мне бы... ну, попить, что ли, - грубо сказал Найденов.
   - Пива? - предложил официант, угодливо наклоняясь. - Свежайший грольш. Вчера получили. Может быть, предпочитаете темное? Гиннес? Кельникен? Меню не желаете? Наисвежайшая рыбная доставочка. Балычок. Севрюжка.
   - Шараб-кола есть?
   - Маленький - двадцать пять, большой - сорок.
   - Сорок?!
   - Можете и так посидеть, - сказал официант, мирно пожимая плечами.
   Найденов почувствовал, как вспотела спина.
   - Принесите маленький, - отрубил он. - А меню не надо.
   Толстяк продолжал шуршать газетой. Время от времени чувства вскипали в нем, как убегающее молоко, и тогда он фыркал и восклицал что-нибудь вроде: "Западная сталелитейная на восемь пунктов! Нет, ну вы подумайте!.." Арабы галдели и размахивали руками. То и дело у кого-нибудь пиликал телефон, прерывая течение беседы. Как только один араб договаривал свое и совал аппаратик в карман, оживал другой в кармане у соседа. Женщины тоже толковали о чем-то вполне материальном: до ушей Найденова долетали обрывки фраз, и по всему выходило, что касались они какого-то неудачного вложения в недвижимость, приведшего одну из них чуть ли не на край финансового краха. Впрочем, судя по тому, что, допив кофе, дамочки заказали ужин, стоимость которого Найденов боялся даже вообразить, катастрофа если и грозила, то не сегодня.
   Он сидел, потягивая шараб-колу и рассеянно посматривая... нет, делая вид, что рассеянно посматривает по сторонам.
   Все вокруг выглядели спокойными и уверенными в себе, и ему тоже хотелось бы ощутить спокойствие и уверенность. Он имеет право: ведь он сидит за столиком ресторана под сводами Рабад-центра... наблюдает, как хрустальная вода изливается из глотки серебряного дельфина... тянет горечь шараб-колы... окружен безмятежием праздничной толпы... Увы - вместо уверенности и покоя он чувствовал только раздражение и озабоченность. Он старался не думать о Насте, но это никак не получалось. Вот сейчас она вернется домой - а его нет. Он представил, как Настя растерянно стоит в дверях, повторяя: "Леша! Леша!.." - а отзывается только куцее эхо. Ну потерпи! Пожалуйста!.. повторял Найденов про себя, не замечая, что губы непроизвольно проговаривают каждое слово. - Пойми, я должен был так сделать! Иначе бы ты запутала меня своей любовью, заморочила бы... и я не смог попасть на кисмет-лотерею! Только не говори, что я тебя обманул. Ты сама уехала. Но неважно, не в этом дело. Я вернусь через три часа. И никогда потом, никогда... веришь? Разве ты можешь подумать, что я хочу оставить тебя одну в этом сумасшедшем мире? Не нужно, не плачь. Я скоро вернусь. Если бы я хоть на секунду мог предположить, что рискую тобой, рискую тем, что могу оставить тебя одну, разве я пошел бы за их погаными деньгами?! Я точно знаю: все будет хорошо.
   Деньги, проклятые деньги.
   Все вокруг думали о деньгах. Здесь, под хрустальной крышей Рабад-центра, было особенно понятно: деньги пропитывали окружающий мир, сочились по тонким канальцам жизни, и нельзя было найти хотя бы сантиметр пространства, где бы не блуждали их всепроникающие флюиды.
   Шараб-кола приятно ударила в голову.
   Что делать - мир принадлежит богачам и бизнесменам. Что остается? остается быть спокойным. Биржевые сводки. Недвижимость. "Западная сталелитейная". Ха-ха. Болтайте себе. О недвижимости. Об акциях... "Когда я слышу ваши обычные речи богачей и дельцов, на меня нападает тоска, и мне становится жаль вас... Потому что вы думаете, что дело делаете, а сами только напрасно время тратите. Вы же, может быть, считаете несчастным меня, и я допускаю, что вы правы; но что несчастны вы - это я не то что допускаю, а знаю твердо..."
   Вот так. И ни шагу назад.
   Ладно, пора.
   Вздохнув, он вытряс на язык последние капли и хотел уже было подняться, когда со стороны Восточных ворот показалась довольно шумная процессия.
   Впереди, повизгивая по базальту стальными подшипниками своей тачки, по-обезьяньи размашисто отталкиваясь подбитыми резиной деревянными толкушками и оставляя за собой шлейф тяжелого запаха, грубо перебивающего тонкие ароматы дорогой косметики и снеди, ехал широко улыбающийся безногий. Он победительно озирался и то и дело вздымал кверху правую руку, чтобы угрожающе потрясти толкушкой.
   За ним шагали три насупленных подростка. Левый нес барабан, отчаянно выколачивая немудреный ритм побудки. Правый надувал щеки и прерывисто дудел в горн, извлекая из него не вполне приличные звуки. Центральный, самый нахмуренный, наклонно держал обеими руками красный флаг, пересеченный черной полосой, на которой виднелись белые буквы - КСПТ.
   За подростками шагали трое мужчин. Один был простоволос (поблескивала плешь), другой в кепке, третий - в чалме.
   Следом шествовала группа человек в сто пятьдесят. Семеро первых несли перед собой, растянув во всю длину, метровой ширины кумачовую ленту. На ней колыхалась надпись: "Ресурс революции не исчерепан!" Найденов не мог понять ее смысла, пока не сообразил, что в последнем слове допущена ошибка. Дальше тут и там торчали над головами картонные транспаранты. Рисунки на них, похоже, делались второпях. Круги, полосы... вот чья-то безухая голова вроде капустного кочана... от нее черта кверху - веревка, что ли?.. Вот что-то вроде разлапистой молнии, бьющей в пузо запрокинутому медвежонку - а на самом деле, наверное, не медвежонок, а жирный человек. Земной шар с "КСПТ" на месте Евразии? Еще на одном крупно написано в сухом телеграфном стиле: "Клику Барабаша ответу". Дальше - "Не хватит совести хватит фанарей". Вот еще: "Прикратите издиватся".
   Справа и слева от процессии с таким видом, будто не имели к ней никакого отношения, шагали мамелюки. Большей частью в антитеррористическом облачении - серебристый форспластовый скафандр, выдерживающий выстрел из крупнокалиберного скорчера, закрытый стеклокерамический шлем с окошечками, смахивающий на водолазный, электрошоковая дубинка в руках.
   Замыкали шествие фургончик "скорой помощи" и желто-синяя машина с зарешеченными окошками заднего отделения - по-видимому, на случай возможных задержаний. Мигалка на крыше медленно вращалась, то и дело касаясь лиц тревожным синим лучом.
   Дойдя до фонтана, то есть оказавшись метрах в двадцати пяти от ресторанной террасы, один из тех трех мужчин, что следовали непосредственно за подростками и, судя по всему, руководили манифестацией, обернулся и повелительно вскинул руку.
   Процессия остановилась.
   Мужчины недолго посовещались. Затем один поправил кепку на голове, а два других (в чалме и лысый) помогли ему взобраться на мраморный борт фонтанной чаши. Найдя опору в виде дельфиньего плавника и кое-как утвердившись, он поднес ко рту мегафон, и тот далеко разнес голос потрескивающий, но исполненный свойских интонаций:
   - Ближе, ближе подходите... Кузьмич, подгони своих. Ребятки, ну-ка развернитесь. Знамя в середину. Что вы там с ним, как с целкой! Вот так...
   Отнес руку с мегафоном в сторону и откашлялся, держась за грудь левой ладонью.
   Участники демонстрации почему-то зааплодировали.
   - Куда правительство смотрит? - проворчал толстяк-биржевик, шумно складывая свой бюллетень. - Совсем распоясались! Вчера митинг, сегодня митинг... куда докатимся?
   Оратор с нездоровым всхлипом набрался воздуху, молча покрутил головой и произнес неожиданно низким и мрачным голосом:
   - Товарищи! Никто не должен стоять в стороне, когда сложилась такая...
   Помедлил, подыскивая верное слово.
   - Положение! - сказал он, но тут же поправился:
   - Такое сложилось трагическое... ситуация!
   Толпа угрожающе зароптала. Один из инвалидов потряс воздетым костылем.
   - Что богачи? - спросил оратор и сам же ответил: - Жир заливает глаза. Они не смотрят простые вещи!
   - Верно! - крикнул второй инвалид и тоже махнул какой-то палкой.
   - Мы засохнем нищетой - а здесь будет играть музыка и фонтаны! Мы с голоду там - а они с холуями здесь!.. - Он перевел дух и продолжил сипло, причем с каждой фразой его речь становилась все более связной: - Кому разносолы? Кто оттопыривает карманы! Что их? Их главных забот - не дай бог прослышишь о наших бедах! Гори огнем, лишь бы сытый мир останется таким! Они наняли охранников! - Оратор указал полусогнутым пальцем в сторону мамелюков, мрачно наблюдавших за происходящим. - Чтобы никто не мешал им жить! Чтобы ничто не отвлекало и не портило аппетита - ни наш соленый пот, ни слезы наших жен, ни горькие жалобы наших детей! Откуда дети? Наши жены бесплодны! Мы пьем отравленную воду, и они не дают нам бэби-мед! Они оградились - и думают, что тем самым сохранят свой мир в неприкосновенности! Думают, мы будем тихо гнить! Будем говорить друг другу: "Братья, стенайте тише! Ваши стоны могут испортить им настроение!.."
   Когда он сделал тяжелую паузу, Найденов услышал, как позванивает сережка в розовом ухе торговки недвижимостью.
   - Так ли это? - негромко спросил оратор, переводя взгляд воспаленных глаз с лица на лицо.
   Толпа неразборчиво взревела.
   - Нет! Не-е-е-ет!
   - Хва-а-а-атит!
   - Гады!
   - К ответу! - хрипло крикнул безногий, размахивая толкушкой. Фонарей-то у нас на всех достанет!
   Оратор поднял руку, и все замолчали.
   - Они думают, - вкрадчиво сказал он, и мегафон, огрубив, разнес его слова в пространстве, - что жизнь придумана нарочно для них!
   - Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а! - отозвались демонстранты.
   - Что солнце светит нарочно для них!
   - Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а!
   - Что воздух создан нарочно для них!
   - Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а!
   - Но это не так! - крикнул оратор. - Это не ихнее солнце и не ихний воздух! И они дождутся, что жители города столицы!.. столицы города Маскава!.. маскавской городской столицы... - он никак не мог добраться до конца фразы; лицо покраснело пуще. - Орденоносной столицы нашего города!.. то есть столичные жители наших орденоносных!.. орденоносных предместий городской столицы!.. двинутся как один на этот растленный город!.. - с облегчением и яростью выкрикнул оратор. - И пусть тогда кровь!.. прольется на головы тех, которые... которые они все... нас которые...
   - Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а! - взревела толпа, заглушая. Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а!
   - Сегодня каждый должен решить: или ты с народом...
   - Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а!..
   - Или ты кто грабишь, кто наживаешься за счет народа!
   - Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а!..
   Найденов поежился и нервно посмотрел на часы - рев этой толпы, несмотря на ее немногочисленность, был страшен.
   - Ну что за безобразие! - воскликнула в этот момент белокурая торговка недвижимостью и уперлась ему в глаза возмущенным взглядом.
   В следующую секунду она, с грохотом отставив стул, поднялась, оказавшись довольно упитанной и массивной женщиной ("Лиззи! - испуганно воскликнула товарка. - Бог с тобой, Лиззи!"), стремительно и размашисто прошла по террасе (обдало жарким ароматом косметики), миновала ступени, резко процокала по брусчатке и почти достигла цели, - каковой, как догадался Найденов, был мамелюкский майор, хмуро прохаживающийся метрах в десяти от столпления. Шагая, она уже стала что-то требовательно говорить, указывая зонтиком на толпу, как вдруг безногий, визгнув подшипниками по базальту, ловко развернулся и покатил ей наперерез. "Что?! Зашевелились?!" вскрикивал он, утробно хохоча; и еще что-то опять про фонари. Она заметила его маневр в последнюю секунду, однако недостаток времени был с лихвой возмещен быстротой реакции: размахнувшись, торговка с треском опустила длинный атласный зонт, угодив точно по макушке. Безногий кувыркнулся кульком (коляска весело грохотнула еще метра на полтора) и матерно завопил, уперевшись руками в брусчатку. Толпа вздрогнула, зарычала и шатнулась. Женщина растерянно пятилась. Даже издали было видно, как побелели ее губы. Майор гаркнул и дал отмашку. Выставив искрящие дубинки, мамелюки сошлись в свинью.
   Голопольск, четверг. Варяг
   Небольшое тело памятника, стоящее на несоразмерном возвышении, казалось едва ли не детским. Протянутая вперед рука придавала ему прежде какую-то солидность, взрослость, значительность - ведь всякий указывающий, даже милиционер на перекрестке, внушает уважение уже самим данным ему правом указывать. Теперь же отломанная конечность неловко лежала внизу, придавив оранжевые и бурые листья. И лицо изваяния приняло обиженное, трогательное в своей беззащитности выражение.
   - Черт возьми! - сказала Александра Васильевна.
   Как человек власти, она понимала, что этой властью наделил ее вовсе не Клейменов, и не Тимофей Сидорович Горбатый, и не другие авторитетные товарищи. То есть, конечно, по форме все так и есть: рекомендация Клейменова, утверждение Тимофея Сидоровича... Но только по форме! По сути же она получила власть именно из его рук: потому что только он, вечный Виталин, мог распоряжаться ею! Да, да, это его бессмертный дух двигал мохнатыми пальцами Клейменова!.. его дыхание надувало толстые мокрые губы Тимофея Сидоровича!.. по велению его воли расступились однажды воды, и она, Александра Васильевна Твердунина, восстала к новой жизни из мерцающих зелено-розовых огней!..
   А как женщина, она не могла не трепетать от благодарности за то, что именно ее выбрал он из тысяч и тысяч других - таких же привлекательных и игривых, таких же красивых и щедрых в любви: выделил! именно ее! не другую!..
   И вот - на тебе. Все кругом заляпано известкой. Сам памятник полосат и по-арестантски страшен.
   Она давно уже - года два или три - держала в уме, что монумент требует обновления... Да ну, какой там два! какой три! Девчонкой еще смотрела бывало и думала - а ведь вот-вот развалится... Но ведь все в жизни так: пока стоит, находятся дела поважнее.
   - Ну что ты будешь делать! - досадливо пробормотала Александра Васильевна.
   Многочисленные хлопоты сулило случившееся. Да как не вовремя!
   Во-первых, Клейменов. Она представила себе его щедро налившееся кровью лицо: подрагивающие щеки, покрытые, словно пылью, успевшей пробиться спозаранку щетиной; внушительный нос, грубо вылепленный и украшенный, во-первых, пучками волос из ноздрей и, во-вторых, узорчатой сетью фиолетовых прожилок; суженные глаза под съехавшимися к переносице кустами буро-седых бровей. "У нас вот-вот до Маскава дело дойдет, а ты за своим хозяйством уследить не можешь?! Гумунизм, понимаешь, не сегодня-завтра по всей планете, а у тебя руки отваливаются?! Чтобы в двадцать четыре часа!.." - и дальше, дальше, дальше...
   А не сообщить нельзя... еще, чего доброго, стороной дойдет до обкома... такого наворотят, греха не оберешься.
   Нужно как-то решать вопрос, и решать экстренно: нельзя на площади стоять однорукому. Вот не вовремя-то, черт бы его побрал!..
   Она торопливо поднялась на второй этаж, простучала каблуками по коридору, озабоченно кивая, если кто попадался навстречу. В углу приемной сидел какой-то старик. При ее появлении он подался вперед и оперся на клюку, готовясь вскочить. Александра Васильевна хмуро мазнула по нему взглядом и бросила, берясь за ручку двери своего кабинета:
   - Зоя, Клейменов не звонил?
   Зоя Алексеевна, секретарша Твердуниной, женщина лет сорока пяти с большой бородавкой на губе, пучком жидких волос на затылке и зеленой аляповатой брошкой, пристегнутой к вороту глухого коричневого платья, помотала головой, протягивая лист телеграммы.
   - Соедините с Михаилом Кузьмичем, - приказала Твердунина. - А вы к кому, товарищ? У меня сегодня неприемный день.
   Старик не удивился, не стал протестовать, а согласно закивал, помавая ладошками с видом самым униженным - мол, не извольте беспокоиться, меня и так-то почти нет, а через секундочку и вовсе не будет.
   - Я им говорила, - сообщила Зоя Алексеевна. - Они говорят - посижу.
   - Ну, хорошо, - неожиданно для самой себя смилостивилась Твердунина. Если время есть - сидите. Будет возможность - приму.
   Пройдя в кабинет, она плотно притворила дверь, сняла пальто, села и, подперев голову руками, погрузилась в изучение документа.
   совсекретно
   первому секретарю голопольского рк гр твердуниной
   копия председателю голопольского ро укгу клопенко
   связи развитием событий маскаве целью выхода гумунизма пределы края двтч
   первое связи необходимостью формирования добровольческих отрядов братской поддержки приступить реализации мобилизационного плана номер четыре обеспечить питание зпт довольствие зпт матчасть двтч сбор дефис разбор зпт смазку зпт включая боеприпасы тчк ответственный клопенко тчк
   второе связи требованиями срочного выдвижения добротрядов границам маскава ревизовать парк жд средств двтч тплвз зпт првз зпт мтвз зпт ккшк зпт дрезин зпт связи чем обеспечить ревизию машинистов зпт кочегаров зпт путей зпт разъездов зпт горок зпт тупиков тчк ответственный твердунина тчк