Он продумал и другой, страховочный вариант. Он договорился со своими друзьями с Кавказа, что те двое, которые уберут полковника ФСБ, тоже будут убиты и навсегда исчезнут, не смогут выступить свидетелями. Одного из наемных убийц Седой знал хорошо. Это был немолодой мужчина, дважды сидевший в лагере вместе с ним. О втором Седой знал немного. Но и этой информации было достаточно, чтобы упрятать киллера по кличке Ключ лет на пятнадцать в тюрьму или подвести под вышку.
   Как и было условленно, в полдень два киллера появились в квартире Седого.
   Они были одеты почти в одинаковые коричневые кожаные куртки. На шее Ключа красовалась массивная золотая цепь толщиной чуть ли не в указательный палец. От вида цепи и от вида массивных золотых часов Седого немного покоробило.
   – Ключ, – грозно сказал Седой, – тебе следовало бы быть поосмотрительнее и не красоваться с килограммом золота на шее.
   – Петр Петрович, – спокойно ответил сухощавый мужчина, застегивая верхнюю пуговицу черной рубашкой, – не могу себе отказать.
   – А ты откажи. Укрепляй свою волю, Ключ. Садитесь. Седой кивнул на стулья.
   Киллеры уселись.
   – Дело не простое. Надо грохнуть одного мужика. Но мужик, учтите, тоже не простой.
   Молчаливый молодой мужчина с двухдневной щетиной на щеках мрачновато взглянул на Седого.
   – Не тяни, говори, кто он?
   – Полковник ФСБ, – мрачно и спокойно сообщил Седой.
   Ключ, услышав подобное, тут же громко присвистнул.
   – Потише, – сказал Седой, – а то денег не будет, все просвистишь.
   – Не верю я во все эти заморочки, – сказал Ключ.
   – Сколько это будет стоить? – спросил тот, что был постарше, и, скрестив на груди руки, немного воинственно глянул на Седого.
   – А сколько ты хочешь, Остап?
   Тот задумался. Его лоб сжался, как меха гармошки, маленькие глазки полуприкрылись, и только из узких щелей Седого буравили черные зрачки.
   – Сто штук на двоих.
   – Остап, имей совесть, – урезонил киллера Седой.
   – Я же не говорю, что на каждого. На двоих, – опять же мрачновато и воинственно повторил Остап.
   – Послушай, Остап, а ты не хочешь пулю в затылок?
   – Нет, не хочу, Седой.
   – И вообще, ты вспомни, сколько раз я тебя отмазывал? А теперь ты за услугу требуешь таких денег.
   – А ты еще скажи, что их у тебя нету, – процедил сквозь желтые зубы Остап.
   – Деньги-то у меня есть, но давай разговаривать по-другому: пятьдесят штук сразу, вторую половину через месяц.
   Остап посмотрел на своего напарника. Ключ пожал плечами: дескать, ты старший, тебе и решать.
   – Ладно, только из уважения к тебе, Седой, – буркнул Остап. – Говори, кто он, адрес, фотографию и все такое прочее.
   – Вот тебе его фотография, – Седой подошел к книжной полке, взял два фотоснимка, торчащие из книги, положил перед Остапом.
   Тот поднес фотоснимки к глазам, затем посмотрел на расстоянии вытянутой руки. Ключ сидел безучастным, будто весь этот разговор его не касался.
   – Серьезный мужик, по всему видно, – проронил Остап, передавая снимки Ключу.
   Тот медленно взглянул на фотографии, затем на Остапа, потом на Седого.
   – Значит, половину мы получим сейчас.
   – Да, сейчас, – сказал Седой и бросил на стол две толстые пачки долларов.
   – Эти деньги не меченые? Чистые? – задал вопрос Ключ.
   – Чистые, – ответил Седой, – из банка. Так что можете быть спокойны и можете тратить их смело.
   – Это хорошо.
   – Слушай дальше, Остап. После того, как вы его грохнете, сразу же поедете на Кавказ. Там вас будет ждать Гога. У него получите вторую половину.
   – Это какой Гога? Баран? – спросил Остап.
   – Да, он.
   – Я с ним имел дело.
   – Тем более. С Гогой я обо всем договорился. Он вас спрячет, если это будет нужно.
   – Я думаю, прятать нас не надо.
   – Остап, а может, за границу? – не вытерпев, спросил Ключ, пряча деньги во внутренний карман куртки.
   Седой увидел, что из-под мышки Ключа торчит рукоятка револьвера.
   – Ключ, ты, кроме того, что нацепил на себя килограмм золота, еще и пушку таскаешь?
   – А что делать? В любой момент может подвернуться работа, да и с пушкой мне спокойнее.
   – Смотри, нарвешься.
   – Как-то Бог миловал, Петр Петрович.
   – Какие-нибудь особые пожелания будут? – спросил Остап.
   – Убить его надо наверняка, чтобы не рыпнулся и ничего не вякнул.
   – Понял. Ты же знаешь, я всегда действую наверняка.
   – Знаю, потому и позвал.
   Киллеры поняли, что разговор закончен.
   – Кстати, адрес квартиры?
   – На обратной стороне все адреса.
   Ключ перевернул фотографии и прочел адреса.
   – Да, все в порядке.
   Примерно в это же время Соловьев встретился с Глебом. Разговор был коротким. Соловьев спешил.
   – За мной следят, – сказал он Глебу. – Уже третий день.
   – Это плохо.
   – Сам знаю, что плохо. И на Бортеневского наседают. Так что, Глеб, придется действовать. Богаевский уехал на воровскую сходку, и сейчас его в Москве нет. Остался Мартынов, займись им. Правда, он не сидит на месте, и охрана у него многочисленная. Но его надо убрать. Одной твари в городе станет меньше.
   – Понял, – кивнул Глеб.
   – Кстати, как твое плечо?
   – Да вроде бы ничего, – меланхолично ответил Глеб и положил ладонь на левое плечо, сжал пальцы, и лицо его осталось спокойно. – Даже не болит, заживает как на собаке.
   – Ты всегда этим отличался. Я был у Наташи, – безо всякого перехода сообщил Соловьев.
   – Как она?
   Соловьев пожал плечами и покачал головой.
   – Честно признаться – не очень. Вспоминала тебя.
   – Да, я ей сочувствую, – мрачновато сказал Глеб.
   – Вечером я к тебе заеду и сообщу адреса, по которым можно найти Мартынова.
   – Это было бы хорошо, – Глеб поднялся и прошелся по мастерской. – Давай договоримся точно. У меня есть кое-какие дела в городе.
   – Ты хочешь встретиться с Быстрицкой? – улыбнулся полковник Соловьев.
   Глеб изумленно посмотрел на своего друга.
   – А ты откуда знаешь?
   – Работа у меня такая, Глеб. Я все должен знать и все должен помнить. Ты допустил оплошность, – шутливо сказал Соловьев – Ладно, не беспокойся, об этом никто ничего не знает, кроме меня.
   – Тогда я спокоен, – пожал плечами Глеб. – Значит, ровно в десять.
   – . Хорошо, в десять, так в десять. Звонить по телефону я не буду, поднимусь прямо к тебе.
   – Ладно, – кивнул Глеб.
   Мужчины пожали друг другу руки, и Глебу почему-то показалось, когда он закрывал дверь, что в этом крепком рукопожатии было что-то не то, словно бы оно было прощальным, словно бы оно было последним.
   – Черт! – сказал Глеб. – Мысли какие противные лезут в голову.
   Ему хотелось открыть дверь и крикнуть вниз Соловьеву, чтобы тот был поосторожнее. Но он удержался.
   «Серега опытный человек, в обиду себя не даст».
   Глеб минут двадцать сидел в кресле с закрытыми глазами. Затем вскочил, встряхнулся, быстро переоделся в свой серый костюм. Но на этот раз галстук он не повязал. И еще через десять минут он уже ехал в своей «восьмерке» цвета мокрого асфальта в район Кузнецкого моста, где размещался офис фирмы, в которой работала Ирина.
   Моросил мелкий дождь, пешеходы торопились, многие были без зонтиков, ведь дождь начал накрапывать неожиданно. В районе Сандуновских бань Глеба остановил гаишник.
   – Ваши документы, – представившись и дохнув перегаром в кабину, попросил сержант.
   Глеб ухмыльнулся и подал документы. Тот долго и придирчиво осматривал бумаги, затем отдал их Глебу и вяло кивнул:
   – Проезжайте, не задерживайтесь.
   Глеб пожал плечами, повернул ключ, и его «жигули» плавно покатились дальше. Глеб попытался ответить на вопрос, случайно ли его задержали или просто гаишник решил заработать, чтобы поправить здоровье.
   Наконец, Глеб добрался до Кузнецкого моста, долго искал, где припарковаться. Затем, уткнувшись передними колесами в бордюр, остановился.
   «Конечно, могут опять придраться. Стоянка здесь запрещена».
   Глеб осмотрелся. Нигде не было видно ГАИ. Он закрыл машину и заспешил к офису.
   Найти Ирину не составило большого труда. На лице Ирины при виде Глеба появилось удивленное выражение. Ее глаза расширились. Глеб улыбнулся.
   Ирина тоже улыбнулась, отошла от кульмана.
   – Вот не ожидала! – промолвила она.
   Высокая и симпатичная девушка, работавшая за соседним кульманом, с нескрываемым интересом рассматривала Глеба. Он подошел к Ирине, взял ее за плечи и поцеловал. Девушка встала со своего рабочего места.
   – Ирина, может, кофе или чаи? Глеб взглянул на девушку.
   – Мне кофе и покрепче, если, конечно, можно.
   – Да-да, можно.
   – Катя, я сама приготовлю, – сказала Ирина. Катя пожала плечами.
   – Ну что ж, тогда я вас покину.
   – Нет, не надо, – сказала Ирина, – мы пройдемся.
   – Нет, давай вначале выпьем кофе. Я никогда не был у тебя на работе.
   – Ну и что, интересно?
   Глеб подошел и провел указательным пальцем по тонким пластинкам жалюзи.
   – Да, у вас здесь хорошо. Чисто.
   – Да нет, что ты, у нас не убрано. Мы с Катей обленились, все забросили, да и работы море.
   – А чем занимается Катя? – спросил Глеб и взглянул в голубые, прямо-таки сапфировые глаза Кати.
   – Я считаю, что и сколько будет стоить.
   – Хорошая работа. Только ошибаться нельзя, правда?
   – Почему, бывают и ошибки, – Катя смутилась.
   А Ирина уже заваривала кофе. Но Катя все-таки ушла. Глеб и Ирина остались вдвоем.
   – Для меня это так неожиданно, что ты среди белого дня появился на работе!
   И как ты узнал, где находится офис?
   – Это было несложно. Тем более, что ты сама мне говорила – Когда? – изумилась Ирина, и на ее щеках вдруг появился румянец.
   – Конечно же, ночью.
   – Вот тебе на… Я думала, что мое место работы для тебя секрет.
   – Секретов для меня не существует, я только и занимаюсь тем, что их разгадываю.
   Ирина оставила кофеварку, подошла к Глебу, привстала на цыпочках и поцеловала в губы.
   – Мне так приятно, что ты появился здесь! Мне все уже осточертело. Эти дурацкие загородные виллы, эти подземные гаражи, колонны, арки, мансарды, камины, водосливы… Хочется отдохнуть, забыть все это.
   – Может, вскоре мы и отдохнем.
   – Когда?
   – Я же сказал – скоро.
   Они выпили по чашке кофе. Глеб все время оглядывал мастерскую, иногда задавал вопросы.
   – О, это дом для банкира, это вообще непонятно для кого. Этот дом мы уже построили в Пахре, а эти два уже стоят по Ярославке.
   – Ясно, ясно. А реставрацией ваша фирма занимается?
   – Нет, это слишком дорого и масса всяких проблем. Надо согласовывать с городом… Короче, мое начальство решило, что это не выгодно. Лучше строить заново.
   – Понятно, – улыбнулся Глеб, – все лучше начинать с нуля.
   Через четверть часа они уже шли по Кузнецкому мосту. Ирина прижималась к Глебу. Она чувствовала себя рядом с ним совершенно спокойной, уверенной в себе.
   У двери антикварной лавки Глеб остановился.
   – Не хочешь ли зайти?
   – Я иногда захожу сюда, – призналась Ирина, – но ты понимаешь, здесь все стоит так дорого… Мне эти удовольствия не по карману.
   – А тебе что-нибудь нравится?
   – Мне много чего нравится.
   – Тогда давай войдем.
   Он открыл дверь, учтиво пропустил женщину. В антикварной лавке было несколько иностранцев. Они рассматривали серебряные кресты.
   Ирина подошла к витрине, где лежали ювелирные украшения.
   – Ну, и что тебе нравится? – с улыбкой поинтересовался Глеб.
   – Это старинные вещицы, и они все прекрасны.
   – А ты не хочешь примерить вот тот перстень?
   – Какой?
   Глеб подозвал продавца и попросил:
   – Второй слева.
   Тот взглянул на Глеба, затем на его спутницу и тут же извлек маленький платиновый перстенек.
   – Какая прелесть! – не удержавшись от восторга, прошептала Ирина.
   – Примерь его.
   – Ты что, он же стоит целое состояние!
   – А ты примерь.
   Ирина надела перстень на безымянный палец левой руки. – Он будто бы сделан специально для меня.
   – Господа, – немного заискивающе улыбнулся продавец, – к этому перстню есть еще и серьги, – и он положил на темное стекло маленькую кожаную шкатулку, поднял крышечку. На пунцовом бархате сверкали изящные серьги.
   – Тебе нравится? – спросил Глеб. На щеках Ирины заиграл румянец.
   – А разве это может не нравиться? Ты задаешь странные вопросы.
   – Примерь.
   Ирина быстро сняла свои недорогие сережки и примерила новые. Алмазы сверкнули. Глеб отвел темные локоны и посмотрел на свою женщину. Серьги были ей к лицу.
   – Сколько это все стоит?
   Лицо продавца мгновенно напряглось. Ирина, как загипнотизированная, смотрела то на Глеба, то на продавца, а затем переводила взгляд на свое отражение в зеркальце. Она поняла, что произошло, только после того, как они с Глебом покинули антикварную лавку.
   – Ты что, купил все это?
   – Ну конечно, конечно, – ответил Глеб, – вот тебе и шкатулочка, – он подал Ирине кожаную шкатулку.
   Та взяла ее в руки.
   – Мне никто и никогда не дарил таких дорогих вещей. Ты же заплатил целое состояние.
   – Ты того стоишь, – спокойно ответил Глеб.
   Ирина обняла его за шею и, не обращая внимания на прохожих, страстно поцеловала в губы.
   – Спасибо, дорогой, – прошептала она в ухо Глебу.
   В девять вечера Глеб был у себя в мастерской. Он сидел, слушал музыку и немного меланхолично насвистывал. Он был сосредоточен. Он вспоминал все, что знал о Мартынове и Богаевском.
   Вечером он обещал приехать к Ирине. Та обещала приготовить шикарный, прямо-таки царский ужин, и Глеб был в предвкушении вечера.
   Но перед этим ему еще надо было встретиться с Соловьевым.
* * *
   Сергей Соловьев гнал свою черную «волгу». Время от времени он посматривал в зеркальце заднего вида. Как ни странно, на этот раз за ним никто не следил. И Соловьев чувствовал себя спокойно. Он держал в памяти несколько адресов. На ходу прикурив сигарету, он опустил боковое стекло, затем включил приемник и прослушал сводку погоды на завтра. Соловьев не любил, когда идут дожди, а на завтра обещали именно дожди и порывистый северо-западный ветер.
   «Вот и осень началась», – подумал про себя Соловьев, сворачивая в арбатский переулок.
   Рядом с ним пронеслись белые «жигули», затем две Машины такси. На большой скорости промчалась «тойота» с включенными фарами. Соловьев свернул под арку, затем въехал во двор к подъезду дома, в котором находилась мастерская Глеба.
   Затормозив, он посмотрел на часы. Было без пяти десять.
   «Что ж, я как всегда пунктуален».
   Вытащив ключи из замка зажигания, Соловьев увидел, как во двор въезжает серый «фиат».
   «Кажется, я эту машину где-то видел».
   В машине сидело двое мужчин. Соловьев открыл дверь, и в это время серый «фиат» поравнялся с его «волгой». Нога Соловьева не успела коснуться асфальта, как прогремел выстрел. Соловьев вздрогнул и уткнулся головой в руль. На прорезиненный коврик, на колени полилась кровь.
   Дверь черной «волги» открылась, и Соловьев рухнул на асфальт. Прогремел еще один выстрел. Соловьев вздрогнул. Боковое тонированное стекло в сером «фиате» быстро поднялось, мотор взревел, и автомобиль, резко развернувшись, помчался к арке.
   Глеб слушал музыку. Его лицо было сосредоточено. Ровно в десять он поднялся с кресла. Еще через десять минут он забеспокоился. А вскоре он услышал вой сирены «скорой помощи», и его сердце судорожно сжалось.
   – Не может быть! Нет! Нет! – сказал он сам себе, уже понимая, что произошло.
   Он выбежал из мастерской, затем остановился и, припав щекой к стеклу, глянул на улицу. Прямо у подъезда стояла черная «волга» Соловьева, милицейская машина и машина «скорой помощи». Дверь черной «волги» была открыта. Внизу о чем-то громко говорили.
   Глеб напряг слух и смог услышать:
   – Убили мужчину… Вот так, прямо на дворе. Да я сама слышала, как два раза стреляли, два раза, – говорила женщина.
   Послышался собачий лай.
   – Тузик, успокойся, замолчи. Видите, Мария Ивановна, даже пес испугался крови. Такая лужа…
   – А что за мужчина?
   – Да не из нашего двора, я его не знаю.
   – Что же это делается! Как во время войны!
   – И не говорите…
   Глеб быстро вбежал в мастерскую, закрыл за собой дверь. Отодвинув стеллаж, открыл свой тайник и вытащил из зеленого ящика немецкий карабин, оптический прицел, две гранаты и сверток одежды.
   – Скорее! Скорее! – торопил себя Глеб, чувствуя, как в нем закипает ярость и ненависть. – Серега… Серега… Как же ты так неосмотрительно? Сам же говорил, что за тобой следят… Я знаю, кто это, я все сделаю. Я перестреляю этих мерзавцев!
   Через пять минут все вещи стояли на своих местах. И Глеб с тяжелой спортивной сумкой на плече уходил по чердаку, покидая свою мастерскую.
   Тем же вечером Петр Петрович Мартынов уже знал, что полковник ФСБ Сергей Соловьев убит. Тем же вечером два его киллера уехали пассажирским поездом на юг. Там их должен будет встретить человек Седого, и эти двое навсегда исчезнут.
   А деньги, которые им пообещал Седой, он передаст Гоге. Тот будет просто счастлив.
   Накрапывал мелкий дождь. Вор в законе Седой сидел на мостках под зонтиком.
   Он внимательно следил за поплавками своих удочек. Лицо его было сосредоточенно и спокойно.
   Все шло по плану. Бортеневский даст согласие, Седой прекрасно понимал, что деться банкиру уже некуда, что почва выбита у него из-под ног, и теперь можно делать с ним все, что угодно.
   Красное перышко поплавка дрогнуло и медленно ушло под воду. Седой не спеша наклонился, взял сильной рукой удилище, сделал короткую подсечку и потянул на себя. Удилище выгнулось. Седой аккуратно подвел крупного окуня к мосткам, опустил подсачек, подхватил рыбу и поднял из воды. Окунь был действительно хорош, граммов на четыреста.
   Шагах в десяти за его спиной прохаживались два телохранителя. Время от времени Седой оборачивался и грозил им кулаком. Те двое тут же останавливались и замирали как вкопанные.
   Седой шипел:
   – Отвалите, болваны, всю рыбу распугаете.
   Те отходили шагов на пять в сторону по высокой мокрой траве. Седой цеплял червяка и забрасывал удочку. А затем замирал, глядя неподвижными глазами на покачивающиеся на мелких волнах красные поплавки.
   – Ну, еще… еще… – шептал Седой и облизывал пересохшие губы.
   Рыбалка и деньги – вот две страсти, которым отдавался Седой. Правда, деньгам он уделял куда больше внимания, а вот на рыбалку выбирался редко. Но если уж представлялся случай, то он уже не видел ничего вокруг себя. Он даже забывал о деньгах, вернее, ему казалось, что забывает, но его мозг продолжал работать. Он был похож на бухгалтера в отпуске, который, занимаясь любым делом, продолжает складывать, умножать и делить суммы.
   Еще трое телохранителей стояли под развесистыми ивами. Им было получше, чем тем двоим, расхаживающим у края тростника. Седой сидел на мостках, перед ним простиралась старица, на которой не было ни одной лодки.
   На одном из берегов были расположены дачи важных чинов из Министерства иностранных дел. Тут же находился и дом Седого. Он уже давным-давно выкупил его. Сумма была заплачена немалая, но, ясное дело, наличными. По бумагам прошли куда меньшие деньги. Седой очень дорожил этим своим убежищем – большим домом на берегу водоема в старом сосновом лесу.
   Седой был так увлечен созерцанием неподвижно застывших поплавков, что даже не смотрел на противоположный берег. А там в кустах, одетый в камуфляжную форму, лежал Глеб Сиверов. Он следил в армейский бинокль за Седым. Он лежал уже полтора часа. Цель находилась от него довольно-таки далеко, и Глеб не был уверен, что сможет уложить его с одного выстрела. А на второй времени уже не оставалось. Выстрели он два раза – и его позицию засечет охрана. Но Глеб этого не боялся. Во-первых, им надо преодолеть старицу, а во-вторых, им еще надо будет его догнать.
   Глеб освободил карабин от брезентового чехла, в котором обычно рыболовы носят удочки и спиннинги, затем приладил оптический прицел, загнал патрон в патронник и припал глазом к окуляру. Затем вспомнил и приподнял крышечку объектива. Дальний берег мгновенно приблизился.
   Седой был так близко, что Глебу даже показалось, стоит протянуть руку – и коснешься плеча Седого. Он медленно повел карабином из стороны в сторону, а затем остановил перекрестье прямо на переносице Седого. Указательный палец лег на спусковой крючок.
   Но в это время поплавок качнулся, Седой наклонился, потянувшись к удилищу.
   Глеб выругался.
   Поклевка оказалась ложной. Седой, морщась, занял прежнее положение и принялся едва заметно покачиваться на маленьком складном стульчике.
   – Что, ноги затекли? – прошептал Глеб, и его палец вновь почувствовал рифленый язычок курка. – Сейчас ты пойдешь кормить рыб, – сказал Глеб, мягко нажимая на курок.
   Пуля вошла точно между глаз. Седой качнулся, затем завалился на бок и упал с мостков в воду. Глеб еще несколько секунд видел в окуляре одиноко стоящий под зонтиком маленький складной стул, затем он быстро спрятался за куст, опустил ветви, за считанные секунды разобрал карабин, убрал его в чехол и, пригнувшись, побежал к старым соснам на пологом берегу.
   А на другой стороне старицы уже был переполох. Двое телохранителей Седого прямо с мостков бросились в воду, на поверхности которой расплылось розовое пятно. Они втащили своего шефа на мостки. Но он был мертв. Тут же один из телохранителей стал истерично вопить, подзывая тех, что были под деревьями.
   Еще через полчаса Глеб Сиверов с брезентовым чехлом за плечами, в камуфляжной форме, в резиновых коротких сапогах, с рюкзаком за плечами стоял в тамбуре пригородной электрички, которая мчалась к Москве. У него был немного усталый вид. Он смотрел в стекло, забрызганное дождем, и время от времени на его губах появлялась горькая улыбка.
   – Извините, у вас не будет закурить? – услышал Глеб немного охрипший, прокуренный голос.
   Он резко обернулся, готовый к любым неприятностям. Перед ним стоял невысокий сухощавый мужчина в интеллигентных очках на небритом лице.
   – Ну, как рыбалка? – глядя в глаза Глебу, поинтересовался мужчина.
   – Да не очень. Двух окуней взял – и все.
   – А что так слабо?
   – Да что-то не идет рыба. А вот закурить у меня нет – некурящий.
   – Как это так – рыбак, и некурящий? А хотите, я угощу вас яблоком?
   Мужчина наклонился, сдернул с лукошка белую тряпку, взял в руку большое красное яблоко и подал Глебу.
   – Спасибо, – ответил тот.
   – Не за что. Надоела эта дача. Возишься, возишься, а толку – никакого.
   – А по-моему, яблоки прекрасные, – сказал Глеб, рассматривая тяжелый плод.
   – Яблоки эти не мои. У меня такие не растут. Это из соседского сада.
   – Ну, может, и у вас вырастут такие.
   – Я не умею всем этим заниматься. Ни садовник из меня не получается, ни огородник. Моя профессия – физик. Но кому это сейчас надо? А вы, прошу прощения, чем занимаетесь?
   Глеб на мгновение задумался, а затем, глядя в глаза мужчине, сказал:
   – Пишу статьи о музыке.
   – Так вы критик или музыкант?
   – Я занимаюсь музыкой, в частности, оперой.
   – Оперы пишите или оперу? – пошутил дачник.
   – Сейчас пишу книгу о Верди.
   – Понятно, – сказал дачник…
   Глеб с хрустом надкусил яблоко и только сейчас почувствовал, как пересохло у него во рту. Ведь ему пришлось бежать пять километров до станции, где он сел в пригородную электричку. Даже если кто-то и выйдет на его след, догнать его уже будет невозможно.
   За окнами поплыли подмосковные дачные поселки.
   Электричка начала останавливаться все чаще и чаще, и Глеб вышел, не доехав до вокзала. Он шел по улице с рюкзаком за плечами, с брезентовым чехлом для рыболовных снастей в руках. Накрапывал мелкий дождь, на тонких губах Глеба Сиверова появлялась и исчезала горькая улыбка. Он шел к автобусной остановке.
   Он знал, что уже через час будет думать совсем о другом: ему надо будет срочно исчезнуть из Москвы, и может быть, даже навсегда.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

   Никогда нельзя знать точно, что с тобой случится заранее – это так. Но предполагать можно всегда. Однако бывают ситуации, которых человек панически боится и избегает даже думать о них. Это просто какая-то мистическая боязнь, словно одной только мыслью можно накликать беду. Но рано или поздно такая ситуация складывается, и тогда тот, кто боялся, оказывается беспомощным перед ней.
   Так случилось и с Глебом Сиверовым.
   Сколько раз ему доводилось видеть смерть других! Ежечасно он был готов встретить и собственную смерть. Однажды уже ему пришлось расстаться со своей прежней жизнью, со своей прежней внешностью, сменить имя. Но он не был готов в душе окончательно порвать с прошлым. Всегда оставалась какая-то, хоть и очень тонкая нить, связывающая его с прожитыми годами. И вот теперь, когда эта нить оборвалась, пусть даже и не по его вине, Глеб, понял, что он слаб. Можно бороться с другими, мобилизуя на это всю свою волю, но невозможно бороться с самим собой – ведь это достойный противник, ни в чем тебе не уступающий.
   Первым желанием было отдаться течению судьбы, положиться на везение. Для всех он уже несколько лет как мертв, а единственный человек, знающий его тайну, теперь уже никому не мог о ней рассказать. Теперь Глеб был не в силах избавиться от навязчивого воспоминания. Он то и дело воскрешал в памяти давно забытый разговор со своим последним другом, предавшим его. Глеб не помнил в точности, где и когда это произошло. Но сама сцена вставала в мыслях в мельчайших подробностях.