Воронин Андрей Николаевич. Слепой стреляет без промаха

   – Эй, ты, сука, я ее застрелю! Я ее застрелю! – кричал бандит.
   Затем все смолкло. И у Глеба сжалось сердце. Но вдруг вновь раздался крик.
   – Кто ты такой? Кто тебя прислал? – слышалось сверху.
   – Не твое дело.
   – Что тебе надо?
   – Мне нужна девочка. И если ты мне ее отдашь – останешься в живых.
   – Никогда! – проревел бандит.
   Глеб помнил, что у задней стены дома стоит длинная деревянная лестница. И он решил ею воспользоваться. Неслышно крадучись, он выскользнул на веранду, затем обошел дом и подвинул лестницу к окну на втором этаже. Затем взобрался по ней и, разбив стекло, начал стрелять в потолок. Он стрелял до тех пор, пока не кончились патроны. А затем, ломая оконную раму, ввалился в комнату, держа перед собой пистолет.
   – Брось оружие! – услышал он голос. – Брось, иначе я ее пристрелю!
   Бандит держал на руках девочку, приставив пистолет к ее виску.
   – Брось, я тебе сказал! – повторил он.
   – Сейчас брошу, – глядя прямо в наполненные страхом глаза бандита, проговорил Глеб. – Вот уже бросаю, – и нажал на курок.
   Бандит разжал руки. Пуля вошла ему в глаз. Девочка упала на пол.
   Глеб бросился к ней.
   – Скорее! Скорее! – он схватил ее на руки и побежал вниз.
   Когда он с девочкой на руках выбежал на крыльцо, раздались выстрелы. Одна из пуль оцарапала плечо. Глеб скривился. На его куртке тут же выступило кровавое пятно. Стрелявший спрятался за бетонной плитой у клумбы.
   Глеб Сиверов тоже упал на землю, прикрывая собой девочку. Та беззвучно плакала. Ее маленькое тело сотрясалось от страха и рыданий.
   – Успокойся, успокойся, маленькая, – шептал Глеб, – сейчас я с ним разберусь, сейчас…
   Девочка попыталась вырваться, но Глеб успел схватить ее. Вновь прогремел выстрел. Пуля впилась в деревянные ступени крыльца. Глеб понял, что на этот раз у него соперник посерьезнее, чем предыдущий.
   Он вытащил пистолет, перезарядил обойму.
   – Ну что ж, держись.
   Он прицелился и принялся стрелять. Пули били по краю бетонной плиты. Глеб поднялся на ноги, продолжая стрелять, и с девочкой на руках бросился к машине.
   За машиной он притаился в ожидании, когда же появится бандит.
   И вот Глеб увидел, как тот приподнялся над бетонной плитой. Глеба на прежнем месте не было, и бандит растерялся. Он испуганно оглянулся. Глеб выстрелил. Бандит вскрикнул и спрятался за бровку. Глеб недовольно поморщился.
   Нестерпимо болело плечо.
   – Черт побери, как же я так промахнулся!
   Бандит принялся стрелять по машине. Глеб улучил момент, приподнялся над капотом и, зажав «кольт» в двух руках, трижды нажал на курок. Бандит покачнулся и рухнул на плиту. Пистолет выпал из его руки.
   Глеб стремительно рванул дверцу машины и увидел, что бандит, которого он оставил в машине, мертв. Пуля вошла ему в висок.
   – Я не хотел тебя убивать, – проговорил Глеб, вытаскивая безжизненное тело из салона.
   Двигатель запустился. Глеб усадил плачущую девочку на переднее сиденье и рванул с места. Машина неслась по гравийке, поднимая клубы пыли. У самого выезда на шоссе Глеб затормозил. Он взял аптечку, лежащую у заднего стекла, вытащил бинт, продезинфицировал рану и быстро сделал себе перевязку.
   – Вот теперь можно ехать.
   Он натянул окровавленную куртку.
   – Куда? Куда вы меня везете? – негромко взвизгнув, спросила девочка.
   – Сиди тихо, не бойся. Я везу тебя к папе с мамой. Ведь они тебя ждут, беспокоятся.
   – Да, да, ждут! – девочка вновь расплакалась.
   – Ничего, ничего, скоро мы будем дома. Только бы нам добраться до города.
   Самое главное – добраться до города.
   Через час они были в городе. У одного из почтовых отделений на окраине Глеб затормозил.
   – Посиди в машине, я скоро вернусь.
   В кабинке переговорного пункта Глеб быстро набрал номер полковника Соловьева.
   – Соловьев слушает, – послышалось из трубки.
   – Все в порядке, – коротко сказал Глеб, – девочка у меня. Встретимся в мастерской.
   – Все понял. Молодец, – в трубке раздались гудки. Глеб заспешил к машине…
   Соловьев откинулся на спинку кресла и с облегчением вздохнул.
   «Наконец-то все в порядке. Глеб, как всегда, не подвел. Удивительный, человек, хотя очень опасный. И лучше его держать в друзьях, нежели быть его врагом».
   Затем Соловьев набрал телефонный номер Бортеневского.
   – Альфред Иннокентьевич? Соловьев.
   – Да, слушаю, – выдохнул в трубку банкир.
   – Хочу вам сообщить, что все в порядке. Ваша дочь находится у моих людей.
   Мы забрали ее.
   – Как забрали? – еще не веря услышанному, выкрикнул Бортеневский.
   – Как забрали – долго объяснять. Мне сообщили, что вскоре она будет в городе.
   – Немедленно! Я хочу немедленно видеть дочь!
   – Не спешите, Альфред Иннокентьевич, все в свое время.
   – Как она себя чувствует? С ней все в порядке?
   – Скорее всего, все в полном порядке. Так что не переживайте, успокойте жену. Я думаю, к вечеру вы получите свою дочь.
   – Боже, как я вам благодарен, Сергей Васильевич! Я теперь ваш вечный должник.
   – Об этом мы поговорим в другой раз. А сейчас всего доброго. Кланяйтесь вашей красавице жене и скажите, пусть не нервничает, пусть не проливает слезы.
   Все хорошо. У меня всегда все хорошо, – сам себя похвалил Соловьев.
   Бортеневский подошел к жене.
   – Ты слышала?
   – Что я должна была слышать? – нервно и немного зло выкрикнула женщина.
   – Нашу девочку спасли! Забрали!
   Жена Бортеневского не поверила услышанному.
   – А где она сейчас?
   – Скоро ее привезут.
   Бортеневский взял бутылку коньяка и плеснул в два бокала.
   – Давай выпьем, дорогая.
   – Да, я выпью. Выпью с удовольствием. Я вся извелась.
   А в это время Глеб Сиверов добирался к вокзалу. Его попытался остановить постовой милиционер, но Глеб не прореагировал на его свисток. Он подъехал к вокзалу, бросил машину, взял на руки девочку, которая немного успокоилась, и направился к билетным кассам. До поезда на Москву оставался еще целый час.
   Глеб подошел к билетной кассе.
   – Мне, пожалуйста, купе до Москвы.
   – Купе нет, – проговорила кассирша, – Мне, пожалуйста, купе до Москвы, – Глеб сунул в окошко четыре крупных банкноты.
   Кассирша увидела деньги и все поняла.
   – Пожалуйста, пожалуйста. Сейчас постараюсь что-нибудь для вас сделать, мужчина.
   И буквально через полминуты у Глеба уже были билеты. С девочкой на руках он постарался затеряться в толпе.
   – Ты чего-нибудь хочешь? – спросил он.
   – Хочу пить, дядя.
   – Меня зовут Федор Анатольевич, – сказал Глеб.
   – Федор Анатольевич, дядя Федор, я хочу пить.
   – Хорошо, хорошо, маленькая, сейчас что-нибудь придумаем.
   Глеб протолкался без очереди к киоску, купил две бутылки сока.
   – Пойдем, пойдем, сейчас я открою, и мы попьем. – А стаканчик? – заметила девочка.
   Глеб вернулся и взял два пластиковых стаканчика. Он смотрел, как девочка жадно пьет сок. Когда она напилась, он спросил:
   – Ну, чего ты хочешь еще?
   – Я хочу спать, хочу к маме с папой.
   – Скоро мы приедем.
   – А бабушка? – спросила девочка.
   – Бабушка? Не знаю. Бабушка, наверное, уже там.
   – Где? У нас дома?
   – Да-да, у вас дома. А где вы живете?
   – В Лаврушинском переулке, – сказала девочка и назвала номер дома, впервые за все это время улыбнувшись.
   – Ей было приятно, что она такая умная. Глеб тоже заулыбался.
   – Да ты, я смотрю, умница, даже знаешь свой адрес.
   – Я, дядя Федор, даже знаю номер телефона.
   – Ну, ты совсем большая. Сколько тебе лет?
   – Шесть лет и два месяца, – девочка показала два пальца. Один из пальцев был перепачкан темным виноградным соком.
   – А ты не хочешь умыться или в туалет?
   – Хочу, – кивнула девочка. – Только я боялась вам об этом говорить.
   – Ну что ж, мы сейчас пойдем, и ты умоешься. А затем сядем в поезд и поедем.
   – А почему мы едем на поезде, а не на самолете?
   – На самолет нет билетов.
   – А вот у моего папы всегда есть билеты на самолет, – и девочка принялась рассказывать, как папа, мама и еще два дяди провожали их в Ленинград. Это было месяц назад. Потом она взялась рассказывать, какой замечательный кот у бабушки и какая бабушка хорошая. Еще рассказала, что она несколько раз ходила в зоопарк и какой там смешной ослик. Они с бабушкой всегда покупали печенье, и ослик кушал печенье, беря его из рук. А вот крокодилы дочке Бортеневского почему-то не нравились. Также ей не нравились и жирафы.
   – Они большущие-большущие и глупые-глупые. Я хотела с ними познакомиться, а они не хотят.
   – Ничего, когда ты подрастешь, ты с ними познакомишься. И даже, наверное, подружишься.
   – А я скоро подрасту, дядя Федор?
   – Довольно скоро, – Глеб задумался. Он не знал, какую цифру назвать.
   А потом сказал:
   – Примерно, лет через пять-семь.
   – Ой, это же очень долго.
   – Не очень долго. Это тебе сейчас так кажется.
   – А вообще я хочу шоколадку, – сказала девочка.
   – Ну что ж, пойдем поищем шоколадку.
   – Я хочу с орехами.
   Они шли по вокзалу, держась за руки. Глеб слушал лепет девочки и пристально смотрел по сторонам, боясь, что в любой момент могут показаться враги. Он был весь как натянутая струна, готовый в любой момент к бою, готовый к неожиданному прыжку, готовый выхватить из-под куртки оружие и дать достойный отпор.
   Но все было спокойно. Сновали пассажиры, кто-то куда-то спешил, кто-то спал, кто-то ругался. Вообще была обычная вокзальная толчея.
   – Эй, дядя Федор, не идите так быстро, я потеряюсь! – Не бойся, не потеряешься, я рядом с тобой.
   Глеб взял девочку за руку и почувствовал, как сильно болит плечо.
   – Вам плохо, дядя Федор? – девочка заметила обильную испарину на лице Глеба.
   – Нет-нет, ничего, просто немного жарко.
   – А почему у вас кровь на руке? Я видела в машине.
   – Ах, ты все запомнила. Это я оцарапался.
   – А зачем вы стреляли?
   – Господи, да ты и это знаешь?
   – Знаю-знаю, я видела в кино. Вы их всех убили, да?
   – В общем-то да. Они плохие.
   – А, тогда правильно. Они наши враги?
   – Да, они наши враги.
   – А вы хороший, дядя Федор? Глеб пожал плечами.
   – В общем-то, наверное, хороший. А как ты считаешь?
   – Вы хороший. Такой же, как мой папа. Наконец-то они купили шоколадку и именно такую, какая нравилась девочке, и вдвоем принялись ее грызть.
   Ровно за десять минут до отправления поезда Глеб Сиверов и его маленькая спутница вошли в вагон. Они подали билеты молоденькой проводнице.
   – А кто еще едет с вами?
   – Мы едем вдвоем, – сказал Глеб, затем наклонился к уху проводницы и прошептал:
   – Знаете, эта девочка очень больна, поэтому пришлось купить все купе, чтобы никто ее не беспокоил.
   – А что с ней? – таким же шепотом осведомилась проводница.
   – Мне даже не хочется об этом говорить.
   – Это ваша дочь? – спросила сердобольным голосом девушка.
   – Нет, к счастью, не дочь, – горько улыбнулся Глеб.
   Они вошли в купе. Глеб закрыл дверь и уложил девочку на нижнюю полку.
   – Спи.
   – А когда я проснусь, мы уже будем в Москве? Да, дядя Федор?
   – Не знаю. Если ты будешь хорошо спать, то скорее всего, да. А если проснешься раньше, то тоже не страшно. Мы с тобой поговорим, во что-нибудь поиграем.
   – Нет, я хочу спать. Я всю ночь глаз не сомкнула. Они так ругались, что я все время плакала. Они плохие, так им и надо. Но вы же, дядя Федор, их не по-настоящему убили?
   – Конечно, не по-настоящему. Спи, спи, – Глеб поудобнее подвинул подушку.
   Девочка отвернулась к стене, подложила ладошки под пухлую щеку. Ее белесые ресницы дрогнули, глаза закрылись, и поезд даже не успел тронуться, как она уснула.
   «А теперь самое главное – спокойно добраться до Москвы», – подумал Глеб, глядя на мирно уснувшую девочку.
   И только сейчас он почувствовал, как голоден. Он съел еще кусок шоколада и запил его холодным соком.
   Глеб не мог спать. Дверь купе была закрыта. Он сидел, откинувшись к стенке. Под подушкой лежал «кольт». Глеб был готов в любое мгновение выхватить его.
   В дверь купе негромко постучали.
   – Кто там? – спросил Глеб, сунув руку под подушку.
   – Это я. Вы чай будете пить? Глеб узнал голос проводницы.
   – Да-да, – сказал он и, спрятав пистолет за спину, осторожно открыл дверь.
   – Она уснула? – участливо спросила проводница.
   – Да-да, уснула. Чай мы будем пить. И пожалуйста, если можно, бутерброды.
   – Сейчас принесу.
   Вскоре на столе стояли чай, тарелка с бутербродами. Глеб снова закрыл дверь и, глядя на стаканы с горячим чаем, вдруг понял, насколько устал. Его нервы были целые сутки напряжены до предела.
   «Сомневаюсь, чтобы все закончилось вот так просто и благополучно», – думал Глеб, неторопливо жуя бутерброды.
   Он смотрел в окно на быстро сменяющиеся пейзажи, на зелень, уже тронутую осенними красками, и у него на душе было тревожно. Когда-то давно, примерно такой же порой он с отцом ехал в купе из Ленинграда в Москву. Отец читал газеты, что-то постоянно подчеркивая ногтем, и негромко бурчал. Глебу было тогда лет четырнадцать.
   – Ты чем-то недоволен, папа? – спросил Глеб.
   – А чем можно быть довольным? Если бы ты, сын, был немного взрослее, я бы тебе кое-что объяснил. А так еще не время.
   – Почему не время? И когда придет то время, когда ты будешь разговаривать со мной серьезно?
   – Я с тобой всегда разговариваю серьезно и честно. Но политика – дело грязное. Это ты запомни.
   – Как, грязное? – не понял Глеб.
   – Все политики, чтобы оставаться у власти, вынуждены обманывать народ, вынуждены обманывать друг друга. И если политик не умеет обманывать, он никогда не удержится у власти.
   – Даже если он очень умный? – спросил Глеб.
   – Будь он мудрым и умным, как сам Соломон. Никогда. А для того, чтобы лучше обманывать, они придумали массу всяких вещей.
   – Каких, папа?
   – Они придумали газеты, радио, телевидение – все то, что мы читаем, слушаем и смотрим. Но тебе, Глеб, лучше пока об этом не задумываться.
   – Пап, у тебя что-то случилось? – спросил Глеб, глядя – Да, случилось. И наверное, мне придется уйти со службы.
   – Почему?
   – Когда подрастешь – поймешь, – сказал отец и зло швырнул газету на полку.
   И сейчас Глеб вспомнил все это настолько отчетливо, словно все происходило сию минуту, у него на глазах, словно на том месте, где спала спасенная им девочка, сидел отец – немолодой генерал Комитета Государственной Безопасности.

Глава 7

   Полковник Соловьев Сергей Васильевич подъехал к Ленинградскому вокзалу на черной служебной «волге». Он припарковался и не спеша закурил, пытаясь представить себе действия своего друга Глеба Сиверова. Соловьеву казалось, что он достаточно хорошо изучил все привычки и все черты характера Глеба.
   И сейчас он пытался вычислить, каким путем Сиверов с девочкой выйдет из вокзала.
   Он закурил, долго вертя в руках сверкающую зажигалку. «Так, так, – рассуждал сам с собой полковник Соловьев, – скорее всего, Глеб пойдет через центральный вход – там, где наибольшее количество людей, где самая густая толпа. Он попытается смешаться с ней, раствориться и уже затем, выбравшись, возьмет такси, и поедет в свое убежище. Ведь они договорились встретиться в мастерской. Да, Глеб, конечно, незаменимый человек: он принес мне уже столько денег…»
   И полковник Соловьев представил сумму в одном из Швейцарских банков. Сумма была довольно значительной. Трижды Соловьев проверял, поступают ли деньги на его счет. Деньги всегда поступали, еще ни разу не было проколов. А если бы прокол случился, то тогда, скорее всего, не поздоровилось бы кому-нибудь Из заказчиков. И Соловьев мысленно представил себе тех людей, которые заказывают убийства. Они заказывали убийства ему, полковнику Соловьеву, который был тесно связан кое с кем из финансовых кругов. А уже потом Соловьев заказывал убийства Глебу Сиверову. Тот работал безукоризненно и четко, как механизм совершенных часов.
   "Да. Но и с Глебом придется расстаться. Он слишком много знает обо мне.
   Слишком. Он слишком много знает о моих делах и, скорее всего, догадывается, что я работаю не только на государство, и что деньги я получаю не из казны, а от частных лиц, от известных банкиров и промышленных воротил. А может, и не догадывается. Глеб считает меня своим другом, настоящим другом, таким, как Альберт Костров. Ведь начинали мы все вместе, втроем. Вернее, нас было двенадцать человек – очень близких друг другу, связанных одним делом. Сейчас из тех двенадцати в живых осталось только двое – я и Глеб. Да и Глеба можно считать мертвецом, ведь никто из официальных лиц не знает о его существовании.
   Все уверены, что Глеб погиб. Только я и он знаем всю правду, вернее, всей правды Глеб не знает, ее знаю только я один, – и на лице полковника Соловьева появилась самодовольная ухмылка. – Если бы Глеб знал… Наверное, он даже не подал бы мне руки, наверное, он скрылся бы. У него тоже достаточное количество денег, и он тоже достаточно талантлив, чтобы исчезнуть. Исчезнуть так, что его не найдет ни ФСБ, ни ЦРУ, ни Моссад – никто. Он просто пропадет, растворится.
   Глеб Сиверов как никто умеет это делать, умеет залечь на дно и не никак не обнаруживать себя.
   Зачем он этим занимается? – задал себе вопрос полковник Соловьев. – Неужели только за деньги? Нет-нет, Глеб не такой человек. Он работает за идею, и поэтому очень опасен. Как только он засомневается во мне – сразу же переменит свое отношение к делу. Хотя такой человек, как Глеб, в наше время просто золотое дно. Он незаменим. Большего профессионала я, полковник Соловьев, на территории бывшего Советского Союза не знаю. Хотя встречаться мне доводилось с очень многими профессионалами, да и себя я таковым считаю".
   Сигарета медленно догорала в крепких пальцах полковника Соловьева. А он смотрел сквозь тонированное стекло автомобиля на привокзальную толчею, и у него на душе было неспокойно. Он и сам не мог себе ответить, что же его беспокоит.
   "А может, я просто устал? Может, мне все надоело и пора отдохнуть, уехать на дачу. А может, уехать куда-нибудь подальше, хорошенько выспаться, расслабиться, попить хорошего вина, поплавать в море – и тогда вернется душевное равновесие, вернется спокойствие. Нет, – тут же сам себе сказал полковник Соловьев, – душевного равновесия мне уже не видать. Слишком много всяких дел тянется за мной, слишком длинный шлейф преступлений. Хотя, если разобраться, это не преступления. Всех, кого Глеб убивал с моей помощью, по моему заказу, суд признал бы преступниками. Все они бандиты и воры, казнокрады.
   Все эти банкиры занимались махинациями, а ворам в законе – вообще нет места в нашей жизни – И тут же Соловьев задал себе следующий вопрос:
   – А я? Не похож ли я на вора в законе? Не такой же ли я преступник, как и они? Ведь, прикрываясь своим положением, своим званием, я зарабатываю деньги. И огромные деньги – такие, какие и не снились моим коллегам. Это я тогда уговорил Глеба Сиверова стать человеком без имени, человеком без прошлого. Это по моей указке Глеб нажимает на спусковой крючок, и гибнут люди. Гибнут без вынесения приговора, без суда и следствия. Я так решаю. Вернее, не я, решают за меня, – на губах полковника Соловьева появилась разочарованная, смешанная с досадой улыбка. – А может, и мне скрыться? Уехать за границу, в Цюрих, а оттуда еще куда-нибудь в Аргентину или на какие-нибудь Зеленые острова, в небольшое государство и там окончить свою жизнь. Нет-нет, – одернул себя Соловьев, – это не для меня. Я должен сделать карьеру. И я уверен в своих силах, уверен, что смогу добиться того, о чем мечтаю. Я должен попасть в самый высокий эшелон власти. Может быть, с помощью Глеба, а может, с помощью еще кого-то. И тогда я буду недосягаем, недосягаем для своих коллег, недосягаем ни для кого".
   Соловьев откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Он уже видел себя в огромном кабинете с множеством телефонов. Он даже видел телефон без диска, на котором был герб – золотой двуглавый орел.
   «Да, я добьюсь того, что смогу напрямую звонить Президенту, смогу давать ему советы. Но, может быть, пока лучше оставаться в тени, оставаться неизвестным и незаметным, и тихо продвигаться вперед, заводить дружбу с банкирами, помогать им избавляться от конкурентов. А что будет, если банкиры решат отделаться от меня? – Соловьев похолодел, и тонкая струйка липкого пота побежала вдоль позвоночника. – Да, им может прийти в голову подобная мысль. Они могут нанять киллера, и я, выходя из подъезда своего дома, получу пулю в затылок. А после все будут говорить, что вот погиб еще один борец за справедливость, борец с преступным миром. Бандиты с ним рассчитались. А он, невзирая ни на что, до конца выполнял свой долг. Будут говорить так, как говорят о моих коллегах. Хотя многие из них продажны, и я об этом знаю, у меня есть на них досье. Вот эти мои досье, наверное, и есть моя гарантия безопасности. Вот они-то и стоят дороже моей жизни. Там записаны все заказы, фамилии всех заказчиков, известных банкиров, предпринимателей и промышленников, по чьей указке я убирал их конкурентов. А также на дискету занесена информация на моих коллег».
   Соловьев приоткрыл окошко и выкинул окурок. Затем выбрался из машины, запер замки и неторопливо направился к центральному выходу из вокзала.
   Прозвучал искаженный динамиком голос: «Поезд Ленинград-Москва прибывает на первый путь».
   – Ну что ж, прекрасно, – сказал сам себе Соловьев, – вот здесь я и буду стоять. Вот здесь я и перехвачу Глеба, заберу девочку и отвезу к Бортеневскому.
   А от него с деньгами вернусь домой.
   – Скорее, скорее, дядя Федор! – радостно говорила девочка, подпрыгивая и глядя в окошко.
   – Не торопись, – одернул ее Глеб.
   – Почему не торопиться? Я же хочу скорее к маме, к папе.
   – Мы поедем к твоим маме и к папе, – сказал Глеб и поморщился от боли.
   Плечо нестерпимо болело. Иногда кружилась голова, и крупные капли холодного пота выступали на лице Глеба Сиверова.
   – У вас болит голова, дядя Федор? – спросила девочка, видя, как Глеб морщится от боли.
   – Нет-нет, дорогая, у меня просто разболелся зуб.
   – У вас такая интересная борода… Можно я ее потрогаю? – спросила девочка.
   Глеб поморщился, но затем улыбнулся.
   – Конечно, потрогай. Только аккуратно. Девочка прикоснулась к бороде.
   – Какая она…
   – Какая? – спросил Глеб.
   – Ну очень шершавая, очень жесткая. Глеб усмехнулся.
   – Ладно, ладно, все в порядке. Сейчас выходим.
   Он перекинул через плечо свою спортивную сумку, взял за руку девочку, и они направились по опустевшему вагону к выходу. Молоденькая проводница стояла у двери.
   – Всего доброго, – сказал Глеб, – спасибо за беспокойство.
   – Как она? – участливо осведомилась проводница, кивнув в сторону девочки.
   – В порядке. Спасибо за чай, за бутерброды.
   – Пожалуйста. Не за что. Глеб улыбнулся девушке.
   «Если бы она только знала, что перед этим я убил восемь человек! Наверное, она не улыбалась бы мне так весело и призывно», – подумал Глеб и, повернувшись, махнул рукой проводнице.
   Та послала в ответ воздушный поцелуй.
   «Какой интересный мужчина! Какой заботливый!» – подумала она и зашла в вагон, чтобы проверить, не остался ли кто-нибудь из пассажиров в купе.
   Полковник Соловьев взглянул на часы. Он внимательно ощупывал взглядом выходящих на площадь людей. Глеба Сиверова и девочки не было.
   "Что за черт? – подумал Соловьев. – Неужели он решил лететь самолетом?
   Этого не может быть! Глеб не настолько глуп, чтобы так сильно рисковать. Хотя почему… Может, он придумал какой-нибудь очередной трюк и преспокойно уже давным-давно прилетел в Москву. А я как дурак торчу здесь, встречаю его".
   Глеб взял девочку на руки. Она прижалась к нему, и только после этого, цепко осматривая все вокруг, он вошел в двери. Еще издали он увидел Сергея Соловьева. Тот стоял в стороне от толпы, внимательно осматривая выходящих. Глеб застыл на месте.
   «Странно, – подумал он, – ведь мы договорились встретиться у меня в мастерской. Что он делает здесь?»
   Глеб около минуты стоял, следя за Соловьевым. Затем быстро вышел с вокзала через другой выход.
   – Почему мы идем сюда? – спросила девочка.
   – Так надо, дорогая, сиди смирно, – Глеб вновь поморщился от острой жгучей боли.
   Девочка прикоснулась к его плечу своей легкой ладошкой, и это ее движение причинило нестерпимую боль. У Глеба перед глазами поплыли круги.
   С девочкой на руках он обошел Соловьева и приблизился к нему сзади.
   – Что случилось, Сергей? – негромко сказал Глеб, остановившись в двух шагах за спиной полковника Соловьева.
   Тот испуганно вздрогнул, узнав голос Глеба, и резко обернулся.
   – Стой спокойно.
   – Пошли быстрее отсюда, мы торчим на виду у всех, – и Соловьев, больше не оборачиваясь, двинулся к своему автомобилю. – Как все прошло? – спросил Соловьев, открывая заднюю дверцу.
   – Нормально. Только много трупов, – тихо, чтобы не слышала девочка, сказал Глеб.
   – Много – это сколько?
   – По-моему, восемь, – сказал Глеб.
   – Да, ты разошелся, – как-то невнятно пробормотал Соловьев. – Тебя куда отвезти?
   – Просто подальше от вокзала. Хотя нет. Знаешь, я передумал. Бери девочку, отвезешь ее родителям, а я доберусь сам.
   – Ты куда сейчас?
   – К себе.
   – Часа через полтора я к тебе заеду.
   – Хорошо, – сказал Глеб, – только предварительно позвони.
   – Все как всегда? – заглянув в глаза Глеба, уточнил Соловьев.