Воронин Андрей Николаевич. Слепой стреляет без промаха

   «Разделение труда в действии, – подумал Глеб. – Благородный бизнесмен и его безжалостные охранники. Всю грязную работу сваливают на них, словно отдать приказ убить человека – это не грязная работа».
   – Я слушаю вас, – холодно проговорил Глеб, отходя в глубь комнаты и присаживаясь на тахту. Одно движение – и пистолет оказался бы в его руках.
   Когда все трое оказались в номере, Глеб предложил:
   – Садитесь, – но положил руку на спинку стула с курткой так, чтобы никто не мог его занять.
   Оставались лишь два кресла от мягкого уголка и небольшой пуфик у трюмо.
   Бизнесмен сел в кресло, а вот двое охранников остались стоять, словно в присутствии короля.
   – Дверь забыли закрыть, – напомнил Глеб.
   – Здесь, в «Самшитовой роще», все свои, – улыбнулся бизнесмен.
   – Я боюсь сквозняков, – улыбнулся Сиверов.
   – Виктор, – негромко приказал гость, – если хозяину не нравятся сквозняки, то прикрой дверь.
   Глеб благодарно кивнул и принялся ждать, что же такое скажут ему посетители. В общих чертах он уже имел представление, о чем пойдет разговор, но не хотел сам предвосхищать события.
   Бизнесмен еще раз улыбнулся дежурной улыбкой, тоже явно позаимствованной из какого-то заграничного журнала, и, поправив лацканы пиджака, начал:
   – Меня зовут Валентин Гуковский, председатель совета директоров «Комплекс-банка».
   – Город Санкт-Петербург, – в тон ему сказал Глеб. Тот приподнял брови.
   – Вы из Питера?
   – Нет, – коротко отвечал Сиверов.
   Бизнесмен на всякий случай протянул плотную картонную визитную карточку, тисненную золотом и зеленым металлом.
   – Что ж, очень приятно, – повертев карточку в руках и кладя ее на стул, ответил Сиверов. А затем, якобы только сейчас поняв, что не представился сам, назвал вымышленное имя:
   – Федор, – и немного помедлив, добавил:
   – Южнов.
   Ничего лучшего по аналогии с Сиверовым ему не пришло в голову. Несколько раз фамилия Гуковского попадалась ему в информации о банковской деятельности.
   Хотя точно сказать по памяти, чем именно знаменит Валентин Гуковский, Глеб без подготовки не взялся бы.
   – Приятно, когда тебя узнают если не в лицо, то хотя бы по фамилии, – рассмеялся Валентин, но тут же снова напустил на себя серьезный вид.
   Было понятно, что роль председателя совета директоров крупного банка для него пока еще игра, которая не утратила прелести новизны. А если брать во внимание, что банки, связанные с криминальным миром, теряют своих директоров, когда те еще в расцвете сил, то вряд ли он имел время привыкнуть к этой роли.
   Правда, Глеб не стал ему об этом напоминать – уж слишком грустная тема.
   – Как видите, Федор, я со своими друзьями решил немного отдохнуть, поразвлечься. А у нас, уж что говорить, существует такая традиция – в пансионате никого, кроме меня и моих друзей, быть не должно.
   Валентин вежливо улыбнулся, как бы предоставляя Глебу самому делать выводы, но Глеб прикинулся непонятливым.
   – И что же вы хотите от меня?
   – Извините, если мне пришлось нарушить ваше спокойствие и вторгнуться в ваши планы… – Валентин говорил вычурно, словно находился на официальном приеме.
   – Пока еще вы в мои планы не вторглись, – зло ответил Сиверов.
   – Я готов оплатить вам номер в любой из гостиниц на побережье, даже классом выше, но нарушать традицию мне не хотелось бы.
   – Так вы предлагаете уехать мне отсюда? – на лице у Глеба не дрогнул ни один мускул.
   – Я не предлагаю, я ставлю вас в известность и надеюсь вас здесь больше не увидеть. В любое другое время, в любом другом месте, по делам – пожалуйста. Но не сейчас.
   – А теперь послушайте меня, – Сиверов говорил уверенно и можно было не сомневаться – он, именно он является хозяином положения. – Я приехал сюда первым и поэтому не собираюсь никуда отсюда переезжать. Ведь когда вы заходите в троллейбус, то не требуете от сверстника уступать вам место?
   – Я давно не езжу в троллейбусах, – расплылся в улыбке Валентин Гуковский.
   – Нет, я не согласен, – покачал головой Глеб.
   – И вас даже не соблазняет возможность занять куда более престижный номер?
   – глаза у Валентина нехорошо заблестели, но он пока еще сдерживал себя, надеясь решить конфликт по-хорошему.
   Его рука скользнула во внутренний карман пиджака и извлекла бумажник.
   – Сколько вам заплатить, чтобы вы покинули «Самшитовую рощу»?
   – Я же сказал, никуда уезжать не собираюсь. А если вы со своими друзьями бандитами решили провести здесь сходку, то я готов рассматривать вас как обыкновенных отдыхающих, и не больше. Я не мешаю вам, а вы не мешаете мне.
   – Я еще раз прошу, прислушайтесь к моему совету. Валентин достал из портмоне деньги и веером протянул Глебу.
   – Я не считал, сколько здесь, но надеюсь, хватит, чтобы хорошо отдохнуть и не мешать другим. Я готов даже простить вам, что вы назвали моих друзей бандитами.
   – Надеюсь, мне не придется называть бандитом вас? Глаза Валентина уже буквально налились злостью. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали. Но он сделал скидку на то, что видит Глеба впервые.
   – Я не хочу конфликтов. Ваши вещи перенесут в другую гостиницу и, если придется, перенесут и вас.
   – Вы намекаете на гроб? – склонив голову к плечу, осведомился Глеб.
   – Нет. Вы меня ничем не обидели, не стали у меня на дороге, и вас ожидает элементарная депортация.
   – Попробуйте, – просто произнес Сиверов, опуская руку чуть пониже, к самому карману куртки.
   – Виктор, – кивнул Гуковский одному из охранников, – пожалуйста, сделай так, чтобы его здесь не было. А ты, Алик, доставь его чемоданы в гостиницу «Апсны». Мой шофер ждет во дворе, – Валентин поднялся, твердо уверенный, что его приказание будет выполнено.
   Но охранник Виктор в таких делах был более прозорлив, чем его хозяин. Он не сразу набросился на Глеба, а стал боком подбираться к нему.
   – Ну же, ну же, – подбадривал его Сиверов кивками головы, – подходи, чего же ты боишься?
   Вот это «боишься» вывело охранника из себя. Абсолютно молча, но бешено вращая глазами, он набросился на Глеба. Тот, казавшийся до этого совершенно разомлевшим и недееспособным, выхватил пистолет из кармана куртки, но ни стрелять, ни даже угрожать им не стал. Левой рукой он резко ударил Виктора по горлу, а затем еще раз коленом в живот. После чего, схватив его за воротник куртки, пустил головой в стену. Раздался глухой удар. Из носа охранника хлынула кровь, и он рухнул на пол, даже не успев выхватить из кобуры пистолет. Глеб сделал это за него, оружие разрядил и, опустив патроны в карман брюк, вернул пистолет владельцу. Но поскольку тот не мог взять его в руку самостоятельно, просто засунул его ему под мышку, словно градусник.
   – Чемоданы нести не понадобится, – обратился он ко второму охраннику.
   Валентин Гуковский смотрел на Глеба уже с интересом.
   – Алик, – негромко приказал он, – по-моему, Виктор сегодня не в форме.
   Ну-ка, покажи, на что ты способен, а затем вернешься за чемоданами.
   Первое, что сделал Алик, это вынул пистолет и тупо направил его на Глеба.
   – Ну-ка, ты! – Алик говорил, почти не шевеля губами. – Бросай оружие и выметайся из номера.
   – Слишком грубо, – спокойно ответил Сиверов.
   – Бросай оружие! – повторил Алик.
   Глеб с сожалением посмотрел на пистолет и покачал головой:
   – Очень многое у меня с ним связано, и не хотелось бы, глядя на него, вспоминать еще об одном убийстве.
   – Бросай пистолет! – уже прохрипел охранник, у него на лбу выступили маленькие капельки пота.
   – Лови! – крикнул Глеб, изо всех сил запустив пистолетом прямо в лоб охраннику.
   Тот даже не успел вскинуть руки, чтобы поймать его, хотя и попытался сделать это. Пистолет ручкой ударил в переносицу, в глазах у Алика на мгновение потемнело, рука, сжимавшая оружие, дернулась. Сиверову только этого и нужно было.
   Он одним прыжком оказался у охранника за спиной, схватил его за правую руку, сжимавшую пистолет, заломил ее за спину. Чуть меньше секунды потребовалось ему на то, чтобы Алик лежал на полу и изрыгал из себя нецензурные проклятия.
   Валентин Гуковский смотрел на происходящее так, как, наверное, смотрели на бои гладиаторов римские патриции, совсем не опасаясь за собственную жизнь.
   Он даже не изменился в лице, когда Глеб слез с Алика и вновь уселся на тахту. Ствол его пистолета переходил то на лежащего на полу Виктора, то вновь резко направлялся на Алика, который сидел на паркете, прислонившись спиной к письменному столу, и усиленно тер переносицу, на которой горел ярко-красный след от удара пистолета.
   Гуковский хорошо умел держать марку. Он несколько раз театрально хлопнул в ладоши, а затем уже зло бросил своим телохранителям:
   – Ребята, подождите за дверью.
   Хотя у Виктора не было сил самостоятельно подняться, но, заслышав голос хозяина, приказывавшего покинуть помещение, он собрался с духом, встал на четвереньки, потряс головой и, пошатываясь, двинулся к выходу. Алик, проходя мимо того места, где только что лежал его напарник, вынул из кармана не правдоподобно чистый для подобного гориллы носовой платок и аккуратно вытер кровь, сперва с паркета, а затем и с плинтуса.
   – Руки можете помыть в ванной, – не без злорадства бросил ему вслед Глеб.
   Алик не удостоил его даже взглядом.
   – Просто отлично, – выдохнул Валентин Гуковский, и Глеб по его взгляду понял, что тот готов пожать ему руку и сделает это от чистого сердца.
   – Я рад, что сумел доставить вам удовольствие, – пошутил Сиверов.
   – Нет, это в самом деле было великолепно. И мне приходится взять все свои слова обратно, кроме слов похвалы.
   Глеб хитро усмехнулся:
   – Если будет нужно еще что-нибудь, то заходите, не стесняйтесь.
   – Если можно, – Валентин понизил голос, – я отниму у вас времени ровно пять минут, не больше.
   – Я никуда не спешу, хотя и не стану врать – вы помешали моему отдыху.
   – Вряд ли вы уснете сразу после моего ухода.
   – Я слушаю, – не стал вдаваться в подробности Сиверов.
   – Мне очень жаль, – Валентин подался вперед, – что так получилось. Но поймите, моя просьба была обусловлена только беспокойством за вашу безопасность.
   – Полно, – остановил его Глеб, – свою безопасность я обеспечу не хуже, чем те двое ребят – вашу.
   – Я не знаю, чем вы занимаетесь, и, скорее всего, вы тоже не любите об этом распространяться, но я рад был бы видеть вас среди своей охраны.
   – Я привык быть вольным стрелком.
   – Жаль, – абсолютно искренне признался Валентин, – таких людей мне ужасно не хватает. Надеюсь, вы не приняли меня за какого-нибудь бандита?
   – Нет. Я знаю, вы и впрямь типичный председатель совета директоров банка.
   Предположение о том, что он, Валентин Гуковский, может быть кем-то типичным, не единственным в мире, немного неприятно его поразило. Но он справился с собой.
   – Вы правы. Заниматься бизнесом сегодня и не иметь связей с уголовным миром невозможно. Это раньше мне приходилось думать, что ты или с бандитами, или с теми, кто призван охранять закон. Но сегодня все перемешалось, и мне приходится иметь дело не с лучшими людьми.
   – Вот поэтому я и предпочитаю быть вольным стрелком. Гуковский поднялся и протянул руку Глебу.
   – И вы тоже, если что-то понадобится, не стесняйтесь. Только прошу вас, старайтесь не попадать в самую гущу событий, потому что мой партнер не станет церемониться.
   – Тем хуже для него, – усмехнулся Глеб и пожал руку Валентину.
   Когда дверь за Гуковским закрылась, Глеб тяжело вздохнул и вытащил из кармана пригоршню патронов.
   «Ну и громилы же ходят в охране у банкиров!» – рассмеялся он.
   Патроны оказались такого гигантского калибра, что оружия для того, чтобы зарядить ими обойму или барабан, у Глеба в сумке не нашлось. И он выбросил их в мусорное ведро рядом с унитазом. А затем, отмотав метра два туалетной бумаги, бросил ее сверху, чтобы не пугать уборщицу.
   "И какого черта я только ввязался в спор? – разозлился на себя Глеб. – Лучше было бы съехать в другую гостиницу и там спокойно провести несколько дней. Но Лада… – тут же вспомнил Глеб, – это она меня удерживает здесь. Хотя, почему, собственно, я должен с ней встречаться, заставлять ее вспоминать прошлое, если не хочу вспоминать о нем сам? Я совсем другой человек, она, судя по всему, тоже. И если два чужих человека поговорят о том, как двое детей любили на шелестящей бумаге в школьной кладовой, то мир от этого не изменится.
   Ребята эти незатейливые, особенно Гуковский, воображает себя пупом земли, хотя на самом-то деле в лучшем случае заработал пару миллионов, и теперь на него наехали бандиты".
   Глеб понял, что Гуковский говорил правду – сейчас ему не заснуть.
   А тем временем во дворе уже слышались голоса, несколько раз включалась музыка. Сиверов приоткрыл дверь балкона и выглянул на улицу. Гости небольшими группками кучковались возле столов. Их можно было разделить на две категории, и это различие было видно даже отсюда, сверху. Люди, приехавшие вместе с Валентином Гуковским, изображавшие из себя благородных бизнесменов, и откровенные бандиты, явно гордившиеся своей униформой. Несмотря на жару, никто из них даже не удосужился снять кожаную куртку. Наверное, под легкую летнюю майку не так-то легко спрятать пистолет.
   Он разложил шезлонг так, чтобы не сидеть в нем, а лежать, и пристроился за балконным экраном, невидимый для тех, кто собрался во дворе. Это был очень удобный наблюдательный пункт: ты видишь всех, тебя – никто. Погода стояла тихая, и только мерный шелест волн иногда мешал услышать слова, доносившиеся снизу.
   Группка девиц собралась возле вазы с фруктами. Все они глупо хихикали, обступив огромную раковину рапана, лежавшую на столе.
   Наконец Сиверов понял, в чем дело. Розовое нутро и покрытые перламутром загнутые края раковины уж слишком напоминали девушкам о том, что у каждой из них находилось под короткой юбкой. Одна из них догадалась взять из вазы огромный банан и, размяв его, откусила кончик, а затем под общий смех принялась выдавливать белую кашицу прямо из банана в розовую утробу раковины. Одна из девиц уже не в силах была стоять от смеха, к тому же ее изрядно разморило от выпитого. Глеб ощутил, как вместо отвращения испытывает легкое возбуждение.
   Глеб сообразил: самые главные переговоры, наверное, ведутся в одном из номеров, а здесь и впрямь собрались люди, желающие отдохнуть и придать переговорам банкира и бандитов неформальную атмосферу, что-то вроде бывших парилок для партийных боссов, только масштабы побольше, да нравы покруче. Глеб поудобнее устроился в шезлонге, но, к сожалению, девицам надоели банан и раковина, и они переключили свое внимание на парней.
   Одного из них Глеб узнал тут же – Алика, которому еще совсем недавно заламывал руку. Тот держался молодцом. Глядя на него, трудно было предположить, что совсем недавно ему пришлось пережить страшное поражение, одно из немногих в его жизни.
   И тут сердце Сиверова забилось учащенно. Стеклянная дверь главного корпуса отворилась, и в ней показалась пара – Валентин Гуковский и Лада.
   Они шли чинно, под руку. На женщине безукоризненно сидело тонкое шелковое платье, и даже отсюда, сверху, Глеб мог рассмотреть под этим полупрозрачным покровом тонкие полоски белья.
   «Так вот с кем она приехала! – усмехнулся Сиверов. – Парень моложе ее лет на пять, к тому же, иначе, как убожеством назвать его нельзя – убожеством, возомнившим о себе черт знает что».
   И Глеб невольно принялся сравнивать Валентина с собой. Конечно же, сравнение было не в пользу первого, если не считать денег, которыми располагали они оба в пропорции как минимум десять к одному.
   «А еще говорят, деньги не портят людей, – усмехнулся Глеб. – Портят и еще как! Кто бы сказал мне, что Лада польстится на деньги, я плюнул бы тому в морду. А теперь говорю о ней это сам. Хотя, кто знает, как сложилась ее судьба и что связывает ее с этим молокососом? К тому же, никогда нельзя обижаться на того, кто подобрал брошенное тобой. А ты за последние годы даже не удосужился разузнать, что с ней стало. Так что теперь пеняй на себя и не очень-то задавайся».
   Эти невеселые мысли оптимизма Глебу не прибавили. Но он все равно продолжал следить взглядом за Ладой, пытаясь предугадать ее реакцию на то, что происходило внизу. На импровизированной сцене разворачивали аппаратуру, и вскоре появились музыканты. Парень, с которым Гуковский сошел с корабля на пирс, уже заправлял своей командой. Музыканты принадлежали явно ему, и он давал наставления, что и как следует играть. Несколько нестройных звуков, ритм гитары, глухое уханье баса и пронзительное в своей быстроте соло пронеслись над побережьем и умолкли. Замигали лампочки светомузыки, и только после того, как они включились, Глеб понял, что уже стемнело. До этого темнота опускалась постепенно, и он успевал привыкнуть к ней. Валентин и Лада на какое-то время исчезли из его поля зрения, оставшись во мраке. На площадке начались танцы. На столах зажглись настольные лампы, зазвенели стаканы, заскребли по тарелкам вилки и ножи. Правда, большинство из гостей обходилось без ножей абсолютно свободно, предпочитая действовать вилкой, а в критические моменты помогать себе руками. Это касалось как парней, так и девушек. И впрямь, публика подобралась незатейливая.
   Но и Глеб был неприхотлив. Он прекрасно умел пользоваться приборами и не ударил бы в грязь за столом в самой изысканной компании, но вместе с этим он мог позволить себе есть с ножа, если под руками ничего лучшего не оказывалось. Поэтому не это поразило его в собравшейся публике. Он прямо-таки чувствовал, как от людей, сидевших за столами, от танцевавших перед эстрадой, исходят враждебность и страх. Каждый боялся соседа, и было понятно: достаточно кому-то первому начать ссору, как начнется всеобщая потасовка, и тогда уже никто не станет смотреть на приличия.
   Глеб увлекся рассматриванием танцующих пар. А там посмотреть было на что.
   Одна девушка, подойдя к эстраде, продолжая извиваться, стала сбрасывать с себя одежду. Сперва она стянула легкую блузку и зашвырнула ее в толпу. И ее большая, но упругая грудь, словно бы страдала забывчивостью, двигаясь за своей хозяйкой с небольшим опозданием, и временами девушке даже приходилось придерживать ее рукой.
   – Давай, Оля, давай! – крикнул кто-то из толпы.
   И тогда девушка, положив руки на бедра, принялась освобождаться от юбки.
   Та, узкая, кожаная, скрипя, стала сползать вниз. Плотно сжимая колени, девушка позволила ей достичь земли, а затем одним прыжком освободилась от нее и, наподдав ногой, зашвырнула ее на эстраду прямо на клавиши. На ней остались только узкие черные трусики да пара сверкающих пряжками туфель.
   – А дальше я не умею, – весело крикнула она.
   – Поможем! Поможем! – раздались голоса.
   Она повернулась спиной к зрителям, оперлась руками на эстраду и принялась бешено вращать бедрами. От этого зрелища и мертвый мог подняться бы из могилы.
   Затем одним молниеносным движением, последовавшим после того, как девушка развернулась на остром каблуке, оставив на асфальте черное пятно, она сбросила белье и принялась лихо отплясывать, вскидывая то одну, то другую ногу выше головы.
   И тут в разгар всеобщего веселья на эстраду, тяжело ступая, поднялся самый главный из бандитов. Он обвел хмурым взглядом своих соратников, и тут же все смолкли.
   Девушка, даже не подумав одеваться, отошла к гостям. Все образовали плотное полукольцо, освободив место перед эстрадой. Музыка смолкла. Бандит снял микрофон со стойки и негромко произнес:
   – Раз, два, три…
   И тут на его лице появилась улыбка, не более приятная, чем оскал волка.
   – Друзья мои, – с хрипотцой в голосе произнес он, – сегодня достаточно знаменательный день. Я встретился с Валентином Гуковским, и мы договорились с ним.
   Среди гостей послышался робкий крик «ура», но никто не подхватил его.
   Бандит чуть-чуть приподнял голову и попытался отыскать взглядом крикнувшего.
   – Да, мы договорились с ним. И теперь, с этого дня, я называю его своим другом. Валентин! – крикнул бандит, вскидывая руку.
   Гости расступились, и по проходу проследовал Гуковский. Лада шла рядом с ним, немного опасливо поглядывая по сторонам. Она осталась стоять у эстрады, а Валентин легко взобрался на нее и встал рядом с бандитом. Тот передал ему микрофон.
   – Я рад, что мы сумели договориться с… – он замялся, явно не зная, как назвать бандита.
   Тот ободряюще потрепал его по плечу.
   – Называй меня, как и раньше, – Боцманом.
   – …и отныне между нами не будет недоразумений. Мои люди, мои девочки среди ваших. Вы все веселитесь и можете заглянуть друг другу в глаза, не найдя там злости. И пусть так будет впредь. Мне не жалко денег, если они попадают в руки людей, которые заработали их.
   В толпе раздался истеричный смех. Смеялась голая девица, то ли от слов Валентина, то ли от того, что ее лапал парень с бритым затылком. Лада стояла, с ужасом глядя на обступивших ее людей, и Глебу стало на какое-то мгновение жаль ее, оказавшуюся среди чужих.
   А затем он подумал:
   «В конце концов, она знала, куда ехала, знала, с кем. И не мое дело осуждать или жалеть ее».
   – Ну а теперь, когда официальная часть закончена, – рассмеялся Боцман, принимая микрофон из рук Валентина, – я предлагаю наш неизменный аттракцион…
   Гуковский затравленно посмотрел на Боцмана. Это объявление явно не входило в программу.
   – …и если господину Гуковскому он понравится, то и он сам примет в нем участие. Стол! – закричал Боцман.
   – Стол! – подхватила толпа, и несколько добровольцев бросились выполнять распоряжение Боцмана.
   Вскоре на эстраде, перед музыкальными инструментами, поставили стол и застелили его длинной скатертью. Она доходила до самого пола.
   – Играем в девятку! – закричал Боцман. – Ну-ка, желающие из девушек есть?
   Тут же к эстраде подбежали несколько девиц и принялись предлагать свои услуги.
   – Нет-нет, мне нужно только девять девочек, – хохотал Боцман, подавая руку и помогая девушкам взбираться на сцену.
   Большинство из гостей явно знали о сути игры и объяснять им не было необходимости. Но затем главарь бандитов спохватился, глянув на Валентина и заметив, какой тот растерянный.
   – Наверное, наш гость не знает о такой игре, и она не распространена среди банкиров. Поэтому я объясню правила. Девять девочек, абсолютно голых, становятся у стола спиной к публике. Ну-ка, девочки, займите свои места!
   Те быстро разделись, а затем, весело смеясь, подбежали к столу и встали возле него. А потом все девять, как по команде, нагнулись.
   – А вот теперь мы принимаем ставки. Сможет ли вот он, – рука Боцмана указала на одного из своих охранников, – пройти их всех и не кончить? Ставки можно делать на любой номер. Только не так громко, – тут же предупредил он загалдевшую толпу, – чтобы наш Ваня не услышал.
   А тот уже начинал готовиться к игре, распуская ремень брюк.
   Валентин, явно в шоке от таких игр на свежем воздухе при луне, сделал шаг назад, на что Боцман не обратил ни малейшего внимания.
   – Делайте ваши ставки, господа! Сейчас начнется! Валентин Гуковский бросил беглый взгляд на Ладу, спрыгнул со сцены и, взяв ее под руку, вывел за плотное кольцо людей. Они стояли почти под самым балконом, где примостился Глеб, и тот слышал каждое слово их разговора, несмотря на галдеж и речь Боцмана, усиленную динамиками.
   – Я ухожу отсюда! – зло говорила Лада, пытаясь освободиться от цепких рук Валентина.
   – Но это всего лишь игра. Ты же видишь, какие они твари!
   – А ты вместе с ними! – упорствовала женщина. – Пусти меня!
   – Нет, нужно остаться. Это невежливо уходить, когда тебя приглашают развлечься.
   – Вот ты и развлекайся. Еще немного – и ты сам пойдешь трахать этих девиц на глазах у всей этой швали.
   – Ладно. Я не могу уйти, я должен быть рядом с Боцманом.
   – Раз! – послышался крик толпы, раздались крики, аплодисменты.
   – На первый номер никто и не ставил, – крикнул Боцман, – а вы, девочки, немного поживее, иначе так он дойдет до девятого!
   – Два, – загудела толпа.
   – Э, нет, правила нарушать нельзя! – кричал Боцман. – Руками хватать мужчину запрещается! Здесь как в футболе – только ногами, бедрами да головой.
   Можешь брать и на грудь.
   – Я ухожу! – крикнула Лада, наконец-то вырвавшись от Гуковского. – И слышишь, не приходи сегодня ко мне, все равно не пущу! Ты мне противен!
   – Дура! – крикнул Валентин, но не очень громко, боясь, что его услышит кто-нибудь из гостей.
   – Да, дура, – Лада обернулась, уже держась рукой за дверь, – а ты – хамло!
   – Лада, запомни, нас связывает многое, – зло продолжал Валентин.
   – Нас с тобой уже ничего не связывает! – женщина толкнула дверь, зазвенел колокольчик, и Глеб услышал, как стучат ее каблучки по мраморному полу.
   Двое охранников, недовольно кривясь – ведь они рассчитывали досмотреть зрелище до конца, – двинулись за ней. Валентин, изобразив на своем лице улыбку, вновь вышел на освещенную площадку.