Страница:
И непокорный депутат мгновенно становится покорным. Он просит отдать ему фотографии вместе с негативами, клятвенно обещая выполнить все просьбы, ответить на все вопросы бывшего полковника ФСБ, который, естественно, работает не на себя, а на неизвестных депутату людей, свято защищая их интересы.
Если возникала необходимость, компромат становился еще более изощренным. Как и откуда доставал документы бывший полковник ФСБ, – об этом его подопечные могли только гадать, они были свято уверены, что их частная жизнь – тайна за семью печатями, и заглянуть в нее никому не удастся. Иногда Григорий Германович действовал не напрямую, а через жен, братьев, детей. Бутаков был уверен, что для достижения цели все способы хороши, не отрицал он и самых скверных. Иногда ему приходилось, правда лишь в крайних случаях, прибегать к оружию. Но и тут Григорий Германович старался все делать предельно аккуратно, не оставляя следов.
Хорошо сложенная двадцативосьмилетняя женщина, которую звали Эмма Савина, работала с Бутаковым уже пять лет. Еще будучи в штате КГБ, он взял ее под свое крыло, вернее, поймал на правонарушениях. Но наказывать не стал, хотя мог упрятать Эмму Савину за решетку, поскольку взяли ее с поличным, – с небольшим пакетиком наркотиков. Сначала она отпиралась, однако отпираться легко, когда нет улик. А тут была видеосъемка, и грузный иранец, с которым ее взяли, не отрицал, что наркотики женщина приобрела у него. Эмме Савиной светил срок. Но полковник ФСБ Бутаков, следивший за иностранцами, решил замять дело, а умную и красивую бабу использовать по назначению. Ведь еще во всесильном КГБ одними из лучших информаторов были валютные проститутки.
– Послушай, Эмма, – в приватной беседе предложил ей Григорий Германович, – если ты станешь работать на меня, я забуду о наркотиках. У тебя маленький ребенок, ему, кажется, год. Не надо плакать, Москва, как известно, слезам не верит. Не размазывай косметику по лицу. Давай сделаем по-другому: ты будешь выполнять мои поручения, а я закрою твое дело. Ну как? Согласна?
Молодой и, в общем-то, еще не очень опытной жрице любви ничего не оставалось, как согласиться с довольно разумными доводами могущественного человека, представителя всесильной организации. С этого все и началось. Одно задание, второе, третье… Она спала с нужными полковнику людьми, Бутаков собирал компромат и умело его использовал. При необходимости он прикрывал Эмму Савину, причем надежно. Так что вскоре проститутка почувствовала себя неприкосновенной, ей уже не приходилось спать с каждым встречным-поперечным иностранцем, которые платили кто сто, кто двести, кто триста долларов за ночь. Она спала только с нужными людьми.
Бутаков постепенно начал ей платить, и платить намного больше, чем проститутка могла заработать лежа на спине или стоя на коленях. Фотографа полковник к ней приставил очень хорошего, тот работал профессионально, и ни разу за все это время никто из ее клиентов не догадался, что стал объектом скрытой съемки.
Вот так они и сотрудничали. Эмма не знала фамилии полковника, ей были известны лишь его имя и отчество – Григорий Германович. О том, что он ушел из ФСБ, она тоже не знала, Бутаков ей об этом, естественно, не сказал. Все шло, как и прежде. Полковник звонил ей, назначал встречу, показывал фотографию клиента и пояснял, что это за человек, какие у него слабости и пристрастия, короче, вооружал жрицу любви всей необходимой информацией. Так что заманить в постель нужного человека было лишь делом умения, техники и времени.
А в своей профессии Эмма Савина кое-что собой представляла – пусть и не звезда первой величины, но все же звезда, причем довольно яркая.
Иногда раз в месяц, иногда два раза, а иногда и чаще она встречалась со своим работодателем, получала от него информацию и конверт с деньгами.
Денег Бутаков не жалел, словно там, где он их брал, этого добра было в избытке.
Но всегда предупреждал:
– Смотри, Эмма, – и грозил указательным пальцем, – с деньгами не светись, не корчи из себя богачку. Будь скромнее, а то еще попадешь в поле зрения какой-нибудь другой организации. И тогда, поверь, я могу и не суметь тебя выцарапать и отмазать.
Постепенно даже лексикон у Григория Германовича менялся, но Эмма этого не замечала.
Звонок раздался в квартире Савиной ровно в девять вечера, Эмма еще посмотрела на зеленые цифры электронных часов.
– Алло, – буднично, безинтонационно, просто показывая, что слушает, произнесла она.
– Здравствуй, красавица. Как дела?
Этот голос Эмма узнала мгновенно, хотя не слышала его уже почти месяц.
– Добрый вечер, – чувствовалось, что она волнуется.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Жива.
– А здоровье как?
– Вроде бы, здорова.
– Надо встретиться, – это прозвучало как приказ, обсуждать который не следует.
– Когда? Прямо сейчас, что ли?
– Зачем прямо сейчас, можно встретиться часа через полтора.
– Где?
Григорий Германович назвал адрес.
– Так далеко!
– У тебя есть машина, сядешь и приедешь. А не хочешь на своей, возьми такси, – про такси было сказано таким тоном, словно Григорий Германович собирался по приезду Эммы оплатить ей дорогу.
– Да-да, хорошо, мне надо привести себя в порядок, уложить ребенка.
– Ну, вот и давай.
– А на завтра нельзя перенести встречу? – робко попросила Эмма.
– Нет, на завтра нельзя, жду тебя сегодня, – в трубке зазвучали гудки.
Адрес, названный полковником, Савина знала, там располагалась трехкомнатная квартира, одновременно походившая и на офис, и на жилье. Но кто работает или живет в этой квартире, ей было неизвестно. Уже несколько раз именно по этому адресу она встречалась с полковником ФСБ., Эмма все еще была убеждена, что Григорий Германович работает в органах.
Она позвонила своей двоюродной сестре, жившей на соседней улице, и попросила ее присмотреть, за дочкой: пусть девочка переночует у них, если, конечно, двое сыновей сестры не больны.
Мальчики оказались здоровы, и Эмма прикинула, что вполне может успеть, если, конечно, поспешит.
– Эй, ребенок, – окликнула она дочь, возившуюся с куклами.
– Что, мамочка?
– Давай быстренько собираться, пойдем к тете Оле.
– Ой, ура! – обрадованно воскликнула Леночка. – Я так давно просилась в гости к ней, а ты меня все не вела.
– Ну вот и пойдем. Даже переночуешь у нее, а я заберу тебя завтра утром, согласна?
– Конечно!
Двоюродная сестра понятия не имела, чем занимается кузина, и была уверена, что та работает в какой-то фирме кем-то вроде секретаря или референта.
– Давай, давай!
Девочка быстро собралась.
– А рюкзак можно взять?
– Конечно, бери.
Она напихала в рюкзак игрушек, он раздулся, но тем не менее все не поместилось – ноги куклы торчали из него.
– А это еще зачем? – строго посмотрела на дочь Эмма.
– Я ее тете Оле покажу, ведь она еще не видела мою куклу.
– И остальное?
– Тоже куклы, я же играть буду.
– Большую оставь дома, а то рюкзак не закроется.
– Нет, нет, мамочка, я большую возьму!
– Ну, хорошо, – махнув рукой, согласилась Эмма, – давай только быстрее одевай куртку, и вперед.
– А мы поедем на машине или пойдем пешком?
– Конечно, на машине.
– Ура! Ура!
До дома кузины Эмма добралась благополучно, перепоручила ей дочку и дала сто долларов.
– Вот, возьми, Ольга. Может, завтра я не смогу приехать, тогда купишь чего-нибудь.
– Перестань, мне твои деньги не нужны.
– Бери, бери.
Леночка уже разделась и помчалась в комнату к мальчишкам. Из детской сразу же раздались приветственные крики: «Ленка-пенка – драная коленка», а затем – смех и грохот.
– Слышишь?! Так что не волнуйся, все у них будет хорошо, – успокоила Ольга сестру. – А ты-то куда?
– Еще не знаю, шеф вызвал на работу.
– В таком виде?
– А какой у меня вид?
– Словно ты в ресторан собралась.
– Ай, брось ты! У нас все так ходят, – соврала Эмма, поцеловала кузину в щеку и побежала вниз к машине.
Вскоре ее «фольксваген-пассат» уже мчался в район Пресни.
Ровно в десять Савина нажала кнопку звонка.
Дверь открыл сам Григорий Германович.
– Ты, как обычно, пунктуальна, Эмма. Я всегда ценил в тебе это качество.
– Спасибо, Григорий Германович.
– Проходи, – он подхватил короткую дубленку, стильную и дорогую. – Хорошо выглядишь, – осмотрев Эмму, констатировал Бутаков.
– Стараюсь, стараюсь…
– Правильно делаешь.
– Пока молода…
– Ну да ладно, комплименты друг другу будем потом говорить. Проходи к столу, садись. Знаю, ты на машине, так что спиртного предлагать не стану.
А я выпью, чертовски устал.
– Пожалуйста, могу даже поухаживать.
– Нет, я люблю сам наливать в свою рюмку.
Эмма присела; забросила ногу на ногу.
«Да, хороша бабенка, и работает качественно, за что и ценю. Ни разу еще не прокололась».
Бутаков налил себе в бокал коньяка и устроился в мягком кресле напротив гостьи.
– Что вы на меня так смотрите?
– Как – так?
– Словно никогда в жизни не видели.
– Вот я смотрю, понравишься ты одному типу или нет, и не могу понять.
– А что за тип? – улыбнувшись, спросила Эмма.
– Тип как тип – генерал.
– У-У-У, – протянула Савина, – военных я не очень люблю.
– Кстати, выбирать тебе не приходится. Если сможешь его обработать, а я надеюсь, что сможешь" – получишь приличные деньги.
Эмма никогда не спрашивала – сколько. Как-то так выходило, что Григорий Германович платил всегда больше, чем она предполагала. Ну, что ж, пусть сумма окажется приятным сюрпризом.
– А генерал-то хоть не очень старый?
– Как положено, – за пятьдесят. Но не много за пятьдесят.
Мужчин такого возраста Эмма любила и даже знала почему. Она выросла без отца, который оставил семью, когда ей было два года, жила с дедом. И наверное, все это отложилось в детском сознании, поэтому ей нравились мужчины в годах, убеленные сединой. – – Выбирать не приходится, – вновь повторил Григорий Германович, – и веером, как картежник, разбросал на столе фотографии.
– Ничего, симпатичный генерал. А он, собственно говоря, генерал чего?
– В каком смысле – «чего»?
– Ну, какими войсками командует?
Бутаков рассмеялся. Его иногда поражала наивность женщин и их неосведомленность в серьезных вещах.
– Он генерал воздушно-десантных войск. А вот это – его жена.
– Такая старая?
– Старая, старая и больная. Здесь, – Григорий Германович указывал пальцем на фотографии, – его дочь и сын. Дочь – твоя ровесница, может быть, на год старше, чем-то даже похожа на тебя.
– Какая же все-таки старая жена!
– Вот на это я и надеюсь, ты должна ему понравиться.
– Что мне надо делать?
– Для начала познакомься с ним, подружись, ну, и затащи в постель. А остальное тебя не касается.
– В какую постель? Где?
" – Погоди, не спеши, дойдем и до постели. Учти, Эмма, мужик он не простой, я бы сказал, очень не простой. Нрав у него крутой, и на расправу он скор.
Подчиненные его боятся, с непокорными и нерадивыми генерал разбирается быстро.
– А есть у него какие-нибудь слабости или пристрастия?
– Слабость у него есть – очень любит внучку.
– Ну, знаете ли, Григорий Германович, это вряд ли окажется полезным для меня.
– Почему? Пусть его внучка познакомится с Твоей дочкой. Кстати, как она там?
– Нормально, не болеет.
– Это хорошо. Вот через детей, внуков вы и сможете найти общий язык.
– Сколько у меня времени? – заглянув в стекла очков в дорогой золотой оправе, спросила Эмма.
– К сожалению, времени у тебя на этот раз совсем немного.
– Что значит немного? Такие дела за один день не делаются.
– Понимаю, что не делаются. Если я скажу, допустим, полторы-две недели, сможешь?
– Не знаю, слишком быстро.
– Сможешь! Он мне понадобится очень скоро, так что ты уж постарайся. А я тебя не обижу, заплачу, как за шаха из Арабских Эмиратов.
Эмма улыбнулась:
– А еще какие-нибудь пристрастия у вашего генерала есть?
– Кстати, зовут его Андрей Борисович Климов.
Думаю, ты видела его когда-нибудь по телевизору.
– Я не смотрю телевизор и газет не читаю.
– Наверное, правильно делаешь.
– Как у него с женой?
– Не знаю, но она с ним уже лет тридцать: и по гарнизонам ездила, и на Дальний Восток, и на Север, и в Рязани пять лет прожила. А теперь вот в Москву приехали. Что касается его отношений с женщинами, – никакого криминала, во всяком случае, я информацией подобного рода не владею. Но ты же знаешь, не мне тебя учить, все мужики до женщин падки.
– Кроме вас, – улыбнулась Эмма.
– Да, наверное, кроме меня, – согласился Бутаков. – Я – другое дело, у меня на это просто-напросто нет времени.
– Ну, время всегда можно найти, – Эмма загадочно улыбнулась, словно предлагая себя прямо сейчас, прямо здесь.
Бутаков недовольно скривился:
– Эмма, ты, конечно, баба красивая, привлекательная во всех отношениях, но я с теми, кому плачу, в постель не ложусь.
– А почему нет? – удивилась Савина. – Я же денег за это не прошу, вы мужчина симпатичный.
– Симпатичный? – ухмыльнулся Григорий Германович.
– Как стодолларовая банкнота.
Бутаков рассмеялся.
– Нет, Эмма, ты занимайся своим делом, а я буду заниматься своим, и тогда у нас все будет хорошо, поверь мне.
Эмма одернула короткую юбку, но ногу с ноги не убрала.
– Чаю, кофе? Чего желаешь?
– Я бы, честно говоря, выпила, но – за рулем.
– Поэтому и не предлагаю.
– А фотографии можно взять?
– Нет, нельзя, это, так сказать, казенное имущество. Ты же знаешь, мне будут нужны другие фотографии. Как только все устроишь, договоришься с этим несговорчивым генералом, сразу же позвони.
Надеюсь, помнишь телефон фотографа?
– А то! Как телефон «Скорой помощи».
– Вот и прекрасно. И учти, о моей просьбе – никому. То, что он генерал, ты не знаешь.
– Разве я вас когда-нибудь подводила, Григорий Германович?
– Ты, кстати, обдумай вариант с внучкой. Дети очень быстро знакомятся. А гулять с внучкой Климов любит у Патриарших прудов. Почти каждый вечер гуляет, если, конечно, не на службе. Там ты его и сможешь найти. Слово за слово, познакомитесь. Сначала сильно на него не наезжай, он хоть и не робкого десятка, но может заподозрить. Пусть лучше сам проявит инициативу, а ты уж знаешь, как свою работу делать.
– Да, этому я и сама могу поучить.
– Вот и славно, Эмма, – в голосе бывшего полковника ФСБ появились холодные нотки. – Ну а теперь мы с тобой расстанемся. Думаю, тебе понадобятся деньги – вот, возьми, – в руках Григория Германовича появился конверт из плотной бумаги.
Даже по виду пухлого конверта Эмма поняла, что в нем изрядная сумма, никак не меньше тысячи.
– Это, так сказать, аванс, чтобы ты гардеробчик могла обновить.
– Спасибо. Я не забываю тех, кто мне помогает.
– Но учти, будь осторожна, он мужик подозрительный. Мы пытались с ним и так и сяк, но ничего не получилось. Так что вся надежда на тебя, Эмма.
– Постараюсь оправдать ваше доверие, Григорий Германович.
– Постарайся, постарайся, это в твоих же интересах. Разберешься с генералом, дам много денег, чтобы ты могла себе позволить съездить куда-нибудь с дочкой, может, во Францию, может, на Кипр или куда-нибудь еще, где потеплее.
– Да, не помешало бы загореть.
– Вот и загоришь. Кстати, насколько мне известно, генералу нравятся блондинки, а ты жгучая брюнетка. Может, придется поменять имидж.
– Это, Григорий Германович, мужики только говорят, что любят блондинок или брюнеток, а на самом деле, им все равно. Цвет волос их не интересует, главное, чтобы ноги были длинные, да тело гибкое. И претензий поменьше.
– Ну вот и хорошо. Приятно с тобой работать.
Сколько мы знакомы?
Эмма хотела сказать, но Бутаков опередил ее:
– Пять лет по моим расчетам выходит. И как это ты так глупо тогда попалась? Но, надеюсь, не жалеешь, – он сознательно, хотя и намеком, напомнил Савиной, как она оказалась в поле зрения ФСБ.
И от этого напоминания Эмме стало не по себе, даже холодок пробежал по спине, а игривое настроение тут же исчезло, словно его сдуло ветром. Никогда раньше полковник не напоминал ей об обстоятельствах знакомства и о пакете с наркотиками.
Бутаков улыбнулся неприятной холодной улыбкой:
– Ладно, иди. Кофе ты не хочешь, чая тоже, так что, давай, вперед, задело. И не откладывай. Кстати, завтра генерал Климов будет в ресторане «Прага», его родной брат юбилей празднует. У тебя есть шанс познакомиться с нашим десантником в ресторане.
– По мне, лучше у Патриарших.
– Сама выбирай.
Эмма еще раз посмотрела на фотографии генерала. На двух снимках он был в штатском, а на остальных – в форме.
– Да, настоящий военный…
– Настоящий, настоящий. И награды у него настоящие, боевые. Работенка тебе предстоит непростая. Такого, как танк, не сдвинешь, надо брать хитростью.
– Постараюсь.
Зачем все это было нужно полковнику ФСБ, Эмма никогда не спрашивала. Да он и не стал бы посвящать ее в свои тайны и планы.
«Платит за то, чтобы я делала свое дело и молчала. Платит хорошо, и такая жизнь меня устраивает. Лучше обслужить генерала в какой-нибудь гостинице и заработать две-три тысячи зеленых, чем трахаться черт знает с кем за сто или двести долларов и рисковать. А так, прикрытие надежное и, в случае чего, есть к кому обратиться за помощью».
Бутаков не стал подавать гостье дубленку, даже не вышел в прихожую проводить. Зазвонил телефон. Он взял трубку:
– Алло, слушаю! – и махнул рукой, показывая, чтобы Савина поскорее покинула квартиру, похожую на офис.
Эмма не стала дожидаться лифта, легко сбежала по лестнице с третьего этажа, столкнувшись в подъезде с пожилым мужчиной, который вел овчарку в наморднике. Пес зарычал.
– Не бойтесь, не бойтесь, девушка, – прозвучал в полутемном подъезде мужской голос, – она у меня в наморднике.
Эмма постаралась как можно быстрее проскочить мимо огромного пса. Автомобиль сразу завелся, и «фольксваген-пассат» помчался по ночной Москве. На перекрестке машина остановилась.
Эмма вытащила из кармана конверт, вытряхнула из него деньги и быстро пересчитала.
– Тысяча долларов, – довольно улыбнулась она. – Угадала!
«Каких-то два часа потратила, а заработала кучу денег. Думаю, за генерала, если все пройдет успешно, он мне заплатит тысячи две. Так что жизнь складывается неплохо. Вот если бы я работала не на него, а сама по себе.., но лучше про это не думать, все идет хорошо, деньги сами плывут в руки. Ну, полежу немного на спине, повздыхаю, побормочу, покусаю немного генерала, зато при деньгах буду».
Она увидела, как мужчина, сидевший за рулем остановившегося рядом автомобиля, пристально наблюдает за ней. Эмма быстро спрятала деньги, и светофор даже не успел еще вспыхнуть зеленым, как «фольксваген-пассат» рванул с места.
«Засмотрелся, деньги увидел», – подумала она о мужчине в «тойоте».
На всякий случай взглянула в зеркальце заднего вида. «Тойота» на перекрестке свернула направо, а «фольксваген-пассат», за рулем которого сидела Эмма Савина, двинулся прямо.
«Андрей Борисович Климов. Андрей.., хорошее имя. Надо будет с тобой познакомиться, Андрей Борисович, и затащить тебя в кровать, что, насколько я понимаю, не просто».
Эмма вспомнила, как тяжело дался ей Самохвалов Евгений Ильич, сколько времени и сил она на него потратила, почти месяц, пока они не оказались в затрапезной петербургской гостинице на скрипучей кровати. Тот тоже – мужик с принципами был.
А потом – пошло-поехало.
«Интересно, где он сейчас? Что-то давно не звонил. Или я ему разонравилась? Я тогда по полной программе его обрабатывала, старалась, как для отца родного».
В конце концов «фольксваген-пассат» въехал во двор. Савина припарковалась. Вспыхнула красная лампочка сигнализации, и Эмма пошла домой.
Без дочери – единственного существа, которое она любила всем сердцем, квартира показалась пустой, даже безжизненной. Эмма тотчас позвонила сестре.
– Ну, как вы там, Оля?
– Дети уже спят. Сумасшествие какое-то! Еле уложила. А ты откуда звонишь?
– Из дома.
– Из дома? – удивилась кузина.
– Да-да, из дома. Работы оказалось немного, затерялись кое-какие бумаги. Нашла, отдала, и все дела. Так что завтра я, наверное, заберу Аленку.
– Да нет, пусть побудет. Им вместе веселее.
– Где ты ее уложила?
– В большой комнате на диване. Но угомонить эту троицу было посложнее, чем выпившего мужа.
Пришлось пообещать им поход в цирк.
Глава 10
Если возникала необходимость, компромат становился еще более изощренным. Как и откуда доставал документы бывший полковник ФСБ, – об этом его подопечные могли только гадать, они были свято уверены, что их частная жизнь – тайна за семью печатями, и заглянуть в нее никому не удастся. Иногда Григорий Германович действовал не напрямую, а через жен, братьев, детей. Бутаков был уверен, что для достижения цели все способы хороши, не отрицал он и самых скверных. Иногда ему приходилось, правда лишь в крайних случаях, прибегать к оружию. Но и тут Григорий Германович старался все делать предельно аккуратно, не оставляя следов.
Хорошо сложенная двадцативосьмилетняя женщина, которую звали Эмма Савина, работала с Бутаковым уже пять лет. Еще будучи в штате КГБ, он взял ее под свое крыло, вернее, поймал на правонарушениях. Но наказывать не стал, хотя мог упрятать Эмму Савину за решетку, поскольку взяли ее с поличным, – с небольшим пакетиком наркотиков. Сначала она отпиралась, однако отпираться легко, когда нет улик. А тут была видеосъемка, и грузный иранец, с которым ее взяли, не отрицал, что наркотики женщина приобрела у него. Эмме Савиной светил срок. Но полковник ФСБ Бутаков, следивший за иностранцами, решил замять дело, а умную и красивую бабу использовать по назначению. Ведь еще во всесильном КГБ одними из лучших информаторов были валютные проститутки.
– Послушай, Эмма, – в приватной беседе предложил ей Григорий Германович, – если ты станешь работать на меня, я забуду о наркотиках. У тебя маленький ребенок, ему, кажется, год. Не надо плакать, Москва, как известно, слезам не верит. Не размазывай косметику по лицу. Давай сделаем по-другому: ты будешь выполнять мои поручения, а я закрою твое дело. Ну как? Согласна?
Молодой и, в общем-то, еще не очень опытной жрице любви ничего не оставалось, как согласиться с довольно разумными доводами могущественного человека, представителя всесильной организации. С этого все и началось. Одно задание, второе, третье… Она спала с нужными полковнику людьми, Бутаков собирал компромат и умело его использовал. При необходимости он прикрывал Эмму Савину, причем надежно. Так что вскоре проститутка почувствовала себя неприкосновенной, ей уже не приходилось спать с каждым встречным-поперечным иностранцем, которые платили кто сто, кто двести, кто триста долларов за ночь. Она спала только с нужными людьми.
Бутаков постепенно начал ей платить, и платить намного больше, чем проститутка могла заработать лежа на спине или стоя на коленях. Фотографа полковник к ней приставил очень хорошего, тот работал профессионально, и ни разу за все это время никто из ее клиентов не догадался, что стал объектом скрытой съемки.
Вот так они и сотрудничали. Эмма не знала фамилии полковника, ей были известны лишь его имя и отчество – Григорий Германович. О том, что он ушел из ФСБ, она тоже не знала, Бутаков ей об этом, естественно, не сказал. Все шло, как и прежде. Полковник звонил ей, назначал встречу, показывал фотографию клиента и пояснял, что это за человек, какие у него слабости и пристрастия, короче, вооружал жрицу любви всей необходимой информацией. Так что заманить в постель нужного человека было лишь делом умения, техники и времени.
А в своей профессии Эмма Савина кое-что собой представляла – пусть и не звезда первой величины, но все же звезда, причем довольно яркая.
Иногда раз в месяц, иногда два раза, а иногда и чаще она встречалась со своим работодателем, получала от него информацию и конверт с деньгами.
Денег Бутаков не жалел, словно там, где он их брал, этого добра было в избытке.
Но всегда предупреждал:
– Смотри, Эмма, – и грозил указательным пальцем, – с деньгами не светись, не корчи из себя богачку. Будь скромнее, а то еще попадешь в поле зрения какой-нибудь другой организации. И тогда, поверь, я могу и не суметь тебя выцарапать и отмазать.
Постепенно даже лексикон у Григория Германовича менялся, но Эмма этого не замечала.
Звонок раздался в квартире Савиной ровно в девять вечера, Эмма еще посмотрела на зеленые цифры электронных часов.
– Алло, – буднично, безинтонационно, просто показывая, что слушает, произнесла она.
– Здравствуй, красавица. Как дела?
Этот голос Эмма узнала мгновенно, хотя не слышала его уже почти месяц.
– Добрый вечер, – чувствовалось, что она волнуется.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Жива.
– А здоровье как?
– Вроде бы, здорова.
– Надо встретиться, – это прозвучало как приказ, обсуждать который не следует.
– Когда? Прямо сейчас, что ли?
– Зачем прямо сейчас, можно встретиться часа через полтора.
– Где?
Григорий Германович назвал адрес.
– Так далеко!
– У тебя есть машина, сядешь и приедешь. А не хочешь на своей, возьми такси, – про такси было сказано таким тоном, словно Григорий Германович собирался по приезду Эммы оплатить ей дорогу.
– Да-да, хорошо, мне надо привести себя в порядок, уложить ребенка.
– Ну, вот и давай.
– А на завтра нельзя перенести встречу? – робко попросила Эмма.
– Нет, на завтра нельзя, жду тебя сегодня, – в трубке зазвучали гудки.
Адрес, названный полковником, Савина знала, там располагалась трехкомнатная квартира, одновременно походившая и на офис, и на жилье. Но кто работает или живет в этой квартире, ей было неизвестно. Уже несколько раз именно по этому адресу она встречалась с полковником ФСБ., Эмма все еще была убеждена, что Григорий Германович работает в органах.
Она позвонила своей двоюродной сестре, жившей на соседней улице, и попросила ее присмотреть, за дочкой: пусть девочка переночует у них, если, конечно, двое сыновей сестры не больны.
Мальчики оказались здоровы, и Эмма прикинула, что вполне может успеть, если, конечно, поспешит.
– Эй, ребенок, – окликнула она дочь, возившуюся с куклами.
– Что, мамочка?
– Давай быстренько собираться, пойдем к тете Оле.
– Ой, ура! – обрадованно воскликнула Леночка. – Я так давно просилась в гости к ней, а ты меня все не вела.
– Ну вот и пойдем. Даже переночуешь у нее, а я заберу тебя завтра утром, согласна?
– Конечно!
Двоюродная сестра понятия не имела, чем занимается кузина, и была уверена, что та работает в какой-то фирме кем-то вроде секретаря или референта.
– Давай, давай!
Девочка быстро собралась.
– А рюкзак можно взять?
– Конечно, бери.
Она напихала в рюкзак игрушек, он раздулся, но тем не менее все не поместилось – ноги куклы торчали из него.
– А это еще зачем? – строго посмотрела на дочь Эмма.
– Я ее тете Оле покажу, ведь она еще не видела мою куклу.
– И остальное?
– Тоже куклы, я же играть буду.
– Большую оставь дома, а то рюкзак не закроется.
– Нет, нет, мамочка, я большую возьму!
– Ну, хорошо, – махнув рукой, согласилась Эмма, – давай только быстрее одевай куртку, и вперед.
– А мы поедем на машине или пойдем пешком?
– Конечно, на машине.
– Ура! Ура!
До дома кузины Эмма добралась благополучно, перепоручила ей дочку и дала сто долларов.
– Вот, возьми, Ольга. Может, завтра я не смогу приехать, тогда купишь чего-нибудь.
– Перестань, мне твои деньги не нужны.
– Бери, бери.
Леночка уже разделась и помчалась в комнату к мальчишкам. Из детской сразу же раздались приветственные крики: «Ленка-пенка – драная коленка», а затем – смех и грохот.
– Слышишь?! Так что не волнуйся, все у них будет хорошо, – успокоила Ольга сестру. – А ты-то куда?
– Еще не знаю, шеф вызвал на работу.
– В таком виде?
– А какой у меня вид?
– Словно ты в ресторан собралась.
– Ай, брось ты! У нас все так ходят, – соврала Эмма, поцеловала кузину в щеку и побежала вниз к машине.
Вскоре ее «фольксваген-пассат» уже мчался в район Пресни.
Ровно в десять Савина нажала кнопку звонка.
Дверь открыл сам Григорий Германович.
– Ты, как обычно, пунктуальна, Эмма. Я всегда ценил в тебе это качество.
– Спасибо, Григорий Германович.
– Проходи, – он подхватил короткую дубленку, стильную и дорогую. – Хорошо выглядишь, – осмотрев Эмму, констатировал Бутаков.
– Стараюсь, стараюсь…
– Правильно делаешь.
– Пока молода…
– Ну да ладно, комплименты друг другу будем потом говорить. Проходи к столу, садись. Знаю, ты на машине, так что спиртного предлагать не стану.
А я выпью, чертовски устал.
– Пожалуйста, могу даже поухаживать.
– Нет, я люблю сам наливать в свою рюмку.
Эмма присела; забросила ногу на ногу.
«Да, хороша бабенка, и работает качественно, за что и ценю. Ни разу еще не прокололась».
Бутаков налил себе в бокал коньяка и устроился в мягком кресле напротив гостьи.
– Что вы на меня так смотрите?
– Как – так?
– Словно никогда в жизни не видели.
– Вот я смотрю, понравишься ты одному типу или нет, и не могу понять.
– А что за тип? – улыбнувшись, спросила Эмма.
– Тип как тип – генерал.
– У-У-У, – протянула Савина, – военных я не очень люблю.
– Кстати, выбирать тебе не приходится. Если сможешь его обработать, а я надеюсь, что сможешь" – получишь приличные деньги.
Эмма никогда не спрашивала – сколько. Как-то так выходило, что Григорий Германович платил всегда больше, чем она предполагала. Ну, что ж, пусть сумма окажется приятным сюрпризом.
– А генерал-то хоть не очень старый?
– Как положено, – за пятьдесят. Но не много за пятьдесят.
Мужчин такого возраста Эмма любила и даже знала почему. Она выросла без отца, который оставил семью, когда ей было два года, жила с дедом. И наверное, все это отложилось в детском сознании, поэтому ей нравились мужчины в годах, убеленные сединой. – – Выбирать не приходится, – вновь повторил Григорий Германович, – и веером, как картежник, разбросал на столе фотографии.
– Ничего, симпатичный генерал. А он, собственно говоря, генерал чего?
– В каком смысле – «чего»?
– Ну, какими войсками командует?
Бутаков рассмеялся. Его иногда поражала наивность женщин и их неосведомленность в серьезных вещах.
– Он генерал воздушно-десантных войск. А вот это – его жена.
– Такая старая?
– Старая, старая и больная. Здесь, – Григорий Германович указывал пальцем на фотографии, – его дочь и сын. Дочь – твоя ровесница, может быть, на год старше, чем-то даже похожа на тебя.
– Какая же все-таки старая жена!
– Вот на это я и надеюсь, ты должна ему понравиться.
– Что мне надо делать?
– Для начала познакомься с ним, подружись, ну, и затащи в постель. А остальное тебя не касается.
– В какую постель? Где?
" – Погоди, не спеши, дойдем и до постели. Учти, Эмма, мужик он не простой, я бы сказал, очень не простой. Нрав у него крутой, и на расправу он скор.
Подчиненные его боятся, с непокорными и нерадивыми генерал разбирается быстро.
– А есть у него какие-нибудь слабости или пристрастия?
– Слабость у него есть – очень любит внучку.
– Ну, знаете ли, Григорий Германович, это вряд ли окажется полезным для меня.
– Почему? Пусть его внучка познакомится с Твоей дочкой. Кстати, как она там?
– Нормально, не болеет.
– Это хорошо. Вот через детей, внуков вы и сможете найти общий язык.
– Сколько у меня времени? – заглянув в стекла очков в дорогой золотой оправе, спросила Эмма.
– К сожалению, времени у тебя на этот раз совсем немного.
– Что значит немного? Такие дела за один день не делаются.
– Понимаю, что не делаются. Если я скажу, допустим, полторы-две недели, сможешь?
– Не знаю, слишком быстро.
– Сможешь! Он мне понадобится очень скоро, так что ты уж постарайся. А я тебя не обижу, заплачу, как за шаха из Арабских Эмиратов.
Эмма улыбнулась:
– А еще какие-нибудь пристрастия у вашего генерала есть?
– Кстати, зовут его Андрей Борисович Климов.
Думаю, ты видела его когда-нибудь по телевизору.
– Я не смотрю телевизор и газет не читаю.
– Наверное, правильно делаешь.
– Как у него с женой?
– Не знаю, но она с ним уже лет тридцать: и по гарнизонам ездила, и на Дальний Восток, и на Север, и в Рязани пять лет прожила. А теперь вот в Москву приехали. Что касается его отношений с женщинами, – никакого криминала, во всяком случае, я информацией подобного рода не владею. Но ты же знаешь, не мне тебя учить, все мужики до женщин падки.
– Кроме вас, – улыбнулась Эмма.
– Да, наверное, кроме меня, – согласился Бутаков. – Я – другое дело, у меня на это просто-напросто нет времени.
– Ну, время всегда можно найти, – Эмма загадочно улыбнулась, словно предлагая себя прямо сейчас, прямо здесь.
Бутаков недовольно скривился:
– Эмма, ты, конечно, баба красивая, привлекательная во всех отношениях, но я с теми, кому плачу, в постель не ложусь.
– А почему нет? – удивилась Савина. – Я же денег за это не прошу, вы мужчина симпатичный.
– Симпатичный? – ухмыльнулся Григорий Германович.
– Как стодолларовая банкнота.
Бутаков рассмеялся.
– Нет, Эмма, ты занимайся своим делом, а я буду заниматься своим, и тогда у нас все будет хорошо, поверь мне.
Эмма одернула короткую юбку, но ногу с ноги не убрала.
– Чаю, кофе? Чего желаешь?
– Я бы, честно говоря, выпила, но – за рулем.
– Поэтому и не предлагаю.
– А фотографии можно взять?
– Нет, нельзя, это, так сказать, казенное имущество. Ты же знаешь, мне будут нужны другие фотографии. Как только все устроишь, договоришься с этим несговорчивым генералом, сразу же позвони.
Надеюсь, помнишь телефон фотографа?
– А то! Как телефон «Скорой помощи».
– Вот и прекрасно. И учти, о моей просьбе – никому. То, что он генерал, ты не знаешь.
– Разве я вас когда-нибудь подводила, Григорий Германович?
– Ты, кстати, обдумай вариант с внучкой. Дети очень быстро знакомятся. А гулять с внучкой Климов любит у Патриарших прудов. Почти каждый вечер гуляет, если, конечно, не на службе. Там ты его и сможешь найти. Слово за слово, познакомитесь. Сначала сильно на него не наезжай, он хоть и не робкого десятка, но может заподозрить. Пусть лучше сам проявит инициативу, а ты уж знаешь, как свою работу делать.
– Да, этому я и сама могу поучить.
– Вот и славно, Эмма, – в голосе бывшего полковника ФСБ появились холодные нотки. – Ну а теперь мы с тобой расстанемся. Думаю, тебе понадобятся деньги – вот, возьми, – в руках Григория Германовича появился конверт из плотной бумаги.
Даже по виду пухлого конверта Эмма поняла, что в нем изрядная сумма, никак не меньше тысячи.
– Это, так сказать, аванс, чтобы ты гардеробчик могла обновить.
– Спасибо. Я не забываю тех, кто мне помогает.
– Но учти, будь осторожна, он мужик подозрительный. Мы пытались с ним и так и сяк, но ничего не получилось. Так что вся надежда на тебя, Эмма.
– Постараюсь оправдать ваше доверие, Григорий Германович.
– Постарайся, постарайся, это в твоих же интересах. Разберешься с генералом, дам много денег, чтобы ты могла себе позволить съездить куда-нибудь с дочкой, может, во Францию, может, на Кипр или куда-нибудь еще, где потеплее.
– Да, не помешало бы загореть.
– Вот и загоришь. Кстати, насколько мне известно, генералу нравятся блондинки, а ты жгучая брюнетка. Может, придется поменять имидж.
– Это, Григорий Германович, мужики только говорят, что любят блондинок или брюнеток, а на самом деле, им все равно. Цвет волос их не интересует, главное, чтобы ноги были длинные, да тело гибкое. И претензий поменьше.
– Ну вот и хорошо. Приятно с тобой работать.
Сколько мы знакомы?
Эмма хотела сказать, но Бутаков опередил ее:
– Пять лет по моим расчетам выходит. И как это ты так глупо тогда попалась? Но, надеюсь, не жалеешь, – он сознательно, хотя и намеком, напомнил Савиной, как она оказалась в поле зрения ФСБ.
И от этого напоминания Эмме стало не по себе, даже холодок пробежал по спине, а игривое настроение тут же исчезло, словно его сдуло ветром. Никогда раньше полковник не напоминал ей об обстоятельствах знакомства и о пакете с наркотиками.
Бутаков улыбнулся неприятной холодной улыбкой:
– Ладно, иди. Кофе ты не хочешь, чая тоже, так что, давай, вперед, задело. И не откладывай. Кстати, завтра генерал Климов будет в ресторане «Прага», его родной брат юбилей празднует. У тебя есть шанс познакомиться с нашим десантником в ресторане.
– По мне, лучше у Патриарших.
– Сама выбирай.
Эмма еще раз посмотрела на фотографии генерала. На двух снимках он был в штатском, а на остальных – в форме.
– Да, настоящий военный…
– Настоящий, настоящий. И награды у него настоящие, боевые. Работенка тебе предстоит непростая. Такого, как танк, не сдвинешь, надо брать хитростью.
– Постараюсь.
Зачем все это было нужно полковнику ФСБ, Эмма никогда не спрашивала. Да он и не стал бы посвящать ее в свои тайны и планы.
«Платит за то, чтобы я делала свое дело и молчала. Платит хорошо, и такая жизнь меня устраивает. Лучше обслужить генерала в какой-нибудь гостинице и заработать две-три тысячи зеленых, чем трахаться черт знает с кем за сто или двести долларов и рисковать. А так, прикрытие надежное и, в случае чего, есть к кому обратиться за помощью».
Бутаков не стал подавать гостье дубленку, даже не вышел в прихожую проводить. Зазвонил телефон. Он взял трубку:
– Алло, слушаю! – и махнул рукой, показывая, чтобы Савина поскорее покинула квартиру, похожую на офис.
Эмма не стала дожидаться лифта, легко сбежала по лестнице с третьего этажа, столкнувшись в подъезде с пожилым мужчиной, который вел овчарку в наморднике. Пес зарычал.
– Не бойтесь, не бойтесь, девушка, – прозвучал в полутемном подъезде мужской голос, – она у меня в наморднике.
Эмма постаралась как можно быстрее проскочить мимо огромного пса. Автомобиль сразу завелся, и «фольксваген-пассат» помчался по ночной Москве. На перекрестке машина остановилась.
Эмма вытащила из кармана конверт, вытряхнула из него деньги и быстро пересчитала.
– Тысяча долларов, – довольно улыбнулась она. – Угадала!
«Каких-то два часа потратила, а заработала кучу денег. Думаю, за генерала, если все пройдет успешно, он мне заплатит тысячи две. Так что жизнь складывается неплохо. Вот если бы я работала не на него, а сама по себе.., но лучше про это не думать, все идет хорошо, деньги сами плывут в руки. Ну, полежу немного на спине, повздыхаю, побормочу, покусаю немного генерала, зато при деньгах буду».
Она увидела, как мужчина, сидевший за рулем остановившегося рядом автомобиля, пристально наблюдает за ней. Эмма быстро спрятала деньги, и светофор даже не успел еще вспыхнуть зеленым, как «фольксваген-пассат» рванул с места.
«Засмотрелся, деньги увидел», – подумала она о мужчине в «тойоте».
На всякий случай взглянула в зеркальце заднего вида. «Тойота» на перекрестке свернула направо, а «фольксваген-пассат», за рулем которого сидела Эмма Савина, двинулся прямо.
«Андрей Борисович Климов. Андрей.., хорошее имя. Надо будет с тобой познакомиться, Андрей Борисович, и затащить тебя в кровать, что, насколько я понимаю, не просто».
Эмма вспомнила, как тяжело дался ей Самохвалов Евгений Ильич, сколько времени и сил она на него потратила, почти месяц, пока они не оказались в затрапезной петербургской гостинице на скрипучей кровати. Тот тоже – мужик с принципами был.
А потом – пошло-поехало.
«Интересно, где он сейчас? Что-то давно не звонил. Или я ему разонравилась? Я тогда по полной программе его обрабатывала, старалась, как для отца родного».
В конце концов «фольксваген-пассат» въехал во двор. Савина припарковалась. Вспыхнула красная лампочка сигнализации, и Эмма пошла домой.
Без дочери – единственного существа, которое она любила всем сердцем, квартира показалась пустой, даже безжизненной. Эмма тотчас позвонила сестре.
– Ну, как вы там, Оля?
– Дети уже спят. Сумасшествие какое-то! Еле уложила. А ты откуда звонишь?
– Из дома.
– Из дома? – удивилась кузина.
– Да-да, из дома. Работы оказалось немного, затерялись кое-какие бумаги. Нашла, отдала, и все дела. Так что завтра я, наверное, заберу Аленку.
– Да нет, пусть побудет. Им вместе веселее.
– Где ты ее уложила?
– В большой комнате на диване. Но угомонить эту троицу было посложнее, чем выпившего мужа.
Пришлось пообещать им поход в цирк.
Глава 10
Глеб Сиверов не предполагал, что ему так скоро вновь придется оказаться в Питере, но разговор с генералом Потапчуком заставил его изменить планы. На этот раз Сиверов воспользовался самым быстрым транспортом – самолетом, поезд его не устраивал. Минуя багажное отделение, Глеб вышел на стоянку перед терминалом.
Уже смеркалось. Город жил своей обычной жизнью.
«Вот только кавказцев с прошлого года прибавилось, – отметил про себя Сиверов, глядя на скопище пестрых сумок, возле которых дежурили двое молодых джигитов. – Но все равно их здесь значительно меньше, чем в Москве».
Водители-частники кучковались отдельно от шоферов такси. Игнорируя их призывные восклицания типа «куда ехать?», «до города за полцены подброшу», Глеб подошел к новенькому желтому такси «пежо» и забрался на переднее сиденье.
– В город?
– А то куда же!
Сиверов еще не выработал конкретного плана действий. Конечно, нужно постараться воспользоваться информацией, предоставленной генералом Потапчуком. Но она была крайне скудной – несколько фотографий молодой женщины, название гостиницы да номер, в котором неизвестный фотограф запечатлел, как полковник Самохвалов самозабвенно развлекался с проституткой.
Уже в городе Глеб назвал и конкретный адрес:
– Гостиница «Заря», Курская, 40.
В холле гостиницы было малолюдно. Администратор скучала за столиком, разгадывая кроссворд.
Остро отточенным карандашом женщина вписывала в горизонтальную строку длинное слово: Андалусия – южная провинция Испании.
Глеб облокотился на пластиковый парапет и, пригнувшись, так как для разговоров между стойкой и стеклом ограждения была оставлена лишь узкая щель, поздоровался:
– Добрый вечер!
Администратор терпеливо печатными буквами дописала название провинции и, сложив газету, отодвинула ее на край стола, после чего удосужилась посмотреть на приезжего.
– Добрый вечер!
В голосе ее не было ни приветливости, ни злости – обычная механическая фраза, которой она встречала тысячи приезжих.
Сиверову захотелось нарушить серую монотонность гостиничной жизни:
– У вас очень изящный крестик, – улыбнувшись, заметил он.
Женщина машинально дотронулась пальцами до золотого нательного крестика на тонкой цепочке, который поблескивал в глубоком вырезе ее платья.
– Да…
– Такой я впервые вижу.
– На заказ делала, – несколько растерявшись, объяснила она.
Кроме крестика, остановить взгляд было не на чем. Ни особой красотой, ни модной одеждой женщина не выделялась.
– Сразу видно, что это не штамповка, грани прорезаны наждаком, – с видом знатока сообщил Сиверов, хотя имел очень расплывчатое представление о том, как обрабатываются цветные металлы. – Я бы такой хотел жене подарить, – усмехнулся Глеб. – Но это так, к слову. Мне нужен номер, одноместный. Найдется?
– Можно, – администратор принялась листать канцелярскую книгу.
– Я у вас как-то останавливался, только не помню, не то сороковой, не то сорок первый номер был, – Сиверов назвал номер, соседний с интересующим его. – Мне там понравилось, тихо и чисто.
– Вы хотели бы поселиться туда же?
– Не обязательно, можно и где-нибудь поблизости, чтобы окна, как и там, во двор выходили. А то у меня в Москве окна на Ярославское шоссе выходят, хоть в командировке отдохну.
– Если окна во двор, то это никак не сорок первый. Сорок второй устроит?
– А окна во двор?
– Да.
– Тогда хорошо.
Глеб расплатился, быстро заполнил карточку на имя Федора Молчанова и, оставив паспорт, с ключом в руках поднялся на второй этаж. В коридоре он остановился возле плана эвакуации на случай пожара, какие висят во всех гостиницах и учреждениях – в общем-то, абсолютно бесполезная для постояльцев информация. Но Сиверову она могла пригодиться, потому как на плане были обозначены все служебные лестницы, обычно закрытые на ключ.
– Ага, вот оно в чем дело, – пробормотал Глеб, разглядывая план. – Теперь понятно, как проститутка могла попасть в номер, чтобы при этом ее никто из обслуживающего персонала не видел.
Судя по информации Потапчука, она тут бывала не раз, ее бы непременно запомнили. Нельзя же предположить, что весь персонал гостиницы сговорился не выдавать проститутку ФСБ, тут достаточно и одного посвященного человека.
Стол дежурной по этажу стоял в холле, а черная лестница находилась в самом конце коридора, скрытая от стола поворотом.
«Нужны были два ключа, – рассуждал Глеб Сиверов, – от входной двери, выходящей во двор, и от двери в коридор. Вряд ли эти ключи имелись у самой проститутки; кто-то ее встречал, провожал в номер и аккуратно закрывал обе двери».
Уже смеркалось. Город жил своей обычной жизнью.
«Вот только кавказцев с прошлого года прибавилось, – отметил про себя Сиверов, глядя на скопище пестрых сумок, возле которых дежурили двое молодых джигитов. – Но все равно их здесь значительно меньше, чем в Москве».
Водители-частники кучковались отдельно от шоферов такси. Игнорируя их призывные восклицания типа «куда ехать?», «до города за полцены подброшу», Глеб подошел к новенькому желтому такси «пежо» и забрался на переднее сиденье.
– В город?
– А то куда же!
Сиверов еще не выработал конкретного плана действий. Конечно, нужно постараться воспользоваться информацией, предоставленной генералом Потапчуком. Но она была крайне скудной – несколько фотографий молодой женщины, название гостиницы да номер, в котором неизвестный фотограф запечатлел, как полковник Самохвалов самозабвенно развлекался с проституткой.
Уже в городе Глеб назвал и конкретный адрес:
– Гостиница «Заря», Курская, 40.
В холле гостиницы было малолюдно. Администратор скучала за столиком, разгадывая кроссворд.
Остро отточенным карандашом женщина вписывала в горизонтальную строку длинное слово: Андалусия – южная провинция Испании.
Глеб облокотился на пластиковый парапет и, пригнувшись, так как для разговоров между стойкой и стеклом ограждения была оставлена лишь узкая щель, поздоровался:
– Добрый вечер!
Администратор терпеливо печатными буквами дописала название провинции и, сложив газету, отодвинула ее на край стола, после чего удосужилась посмотреть на приезжего.
– Добрый вечер!
В голосе ее не было ни приветливости, ни злости – обычная механическая фраза, которой она встречала тысячи приезжих.
Сиверову захотелось нарушить серую монотонность гостиничной жизни:
– У вас очень изящный крестик, – улыбнувшись, заметил он.
Женщина машинально дотронулась пальцами до золотого нательного крестика на тонкой цепочке, который поблескивал в глубоком вырезе ее платья.
– Да…
– Такой я впервые вижу.
– На заказ делала, – несколько растерявшись, объяснила она.
Кроме крестика, остановить взгляд было не на чем. Ни особой красотой, ни модной одеждой женщина не выделялась.
– Сразу видно, что это не штамповка, грани прорезаны наждаком, – с видом знатока сообщил Сиверов, хотя имел очень расплывчатое представление о том, как обрабатываются цветные металлы. – Я бы такой хотел жене подарить, – усмехнулся Глеб. – Но это так, к слову. Мне нужен номер, одноместный. Найдется?
– Можно, – администратор принялась листать канцелярскую книгу.
– Я у вас как-то останавливался, только не помню, не то сороковой, не то сорок первый номер был, – Сиверов назвал номер, соседний с интересующим его. – Мне там понравилось, тихо и чисто.
– Вы хотели бы поселиться туда же?
– Не обязательно, можно и где-нибудь поблизости, чтобы окна, как и там, во двор выходили. А то у меня в Москве окна на Ярославское шоссе выходят, хоть в командировке отдохну.
– Если окна во двор, то это никак не сорок первый. Сорок второй устроит?
– А окна во двор?
– Да.
– Тогда хорошо.
Глеб расплатился, быстро заполнил карточку на имя Федора Молчанова и, оставив паспорт, с ключом в руках поднялся на второй этаж. В коридоре он остановился возле плана эвакуации на случай пожара, какие висят во всех гостиницах и учреждениях – в общем-то, абсолютно бесполезная для постояльцев информация. Но Сиверову она могла пригодиться, потому как на плане были обозначены все служебные лестницы, обычно закрытые на ключ.
– Ага, вот оно в чем дело, – пробормотал Глеб, разглядывая план. – Теперь понятно, как проститутка могла попасть в номер, чтобы при этом ее никто из обслуживающего персонала не видел.
Судя по информации Потапчука, она тут бывала не раз, ее бы непременно запомнили. Нельзя же предположить, что весь персонал гостиницы сговорился не выдавать проститутку ФСБ, тут достаточно и одного посвященного человека.
Стол дежурной по этажу стоял в холле, а черная лестница находилась в самом конце коридора, скрытая от стола поворотом.
«Нужны были два ключа, – рассуждал Глеб Сиверов, – от входной двери, выходящей во двор, и от двери в коридор. Вряд ли эти ключи имелись у самой проститутки; кто-то ее встречал, провожал в номер и аккуратно закрывал обе двери».