Страница:
– Вы и это знаете? Вы с ним заодно?
– Нет, я с ним не заодно, – возразил Сиверов.
– Да, да, он.
Эмма вскочила и быстро побежала в спальню.
Глеб направился следом.
Женщина схватила телефон, но он молчал.
– Куда ты собралась звонить?
– Бутакову.
– Погоди, не спеши. Может, будет лучше, если я позвоню?
– Нет, не вмешивайтесь в это!
– Что ты собираешься делать дальше? На Бутакова работать?
– Не знаю, не знаю…
– Ты хоть понимаешь, дуреха, что Бутаков хотел тебя убить?
– Зачем ему это?
– Наверное, ты много знаешь, и ему твои познания ни к чему. Ты, так сказать, опасный свидетель.
А свидетелей убирают.
– Он же из ФСБ!
– Из ФСБ?
– Ну да, он меня из неприятностей вытащил, я сама удостоверение видела. К нему еще все обращались, я даже у него в кабинете была.
– Пять лет назад?
– Да, – призналась Эмма.
– Он уже давно там не служит. Со многими тебе пришлось переспать?
– Не считала. Больше ничего не буду говорить.
Глеб почувствовал, что сейчас у Эммы начнется истерика, женщина уже едва сдерживалась. Но ему она стала верить больше.
– С твоим ребенком, – глядя прямо в глаза перепуганной Эмме, сказал Сиверов, – может случиться несчастье. Бутаков, если узнает, где ты прячешь дочь, попробует ее похитить, чтобы заманить тебя и убить.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Для Бутакова, пока ты жива, ребенок – это единственный козырь, это единственная приманка, на которую ты обязательно клюнешь. Ведь пришла же сюда за документами?
– Пришла, – неохотно согласилась Эмма.
– Хоть тебе и не хотелось, хоть ты и боялась.
– Да, боялась, да, не хотелось!
– Значит, нам отсюда надо убираться как можно скорее. Возьми самое необходимое, и уходим.
Заберешь дочь, и я тебя спрячу.
– А с трупами что?
– С ними разберутся те, кому следует.
Глава 16
– Нет, я с ним не заодно, – возразил Сиверов.
– Да, да, он.
Эмма вскочила и быстро побежала в спальню.
Глеб направился следом.
Женщина схватила телефон, но он молчал.
– Куда ты собралась звонить?
– Бутакову.
– Погоди, не спеши. Может, будет лучше, если я позвоню?
– Нет, не вмешивайтесь в это!
– Что ты собираешься делать дальше? На Бутакова работать?
– Не знаю, не знаю…
– Ты хоть понимаешь, дуреха, что Бутаков хотел тебя убить?
– Зачем ему это?
– Наверное, ты много знаешь, и ему твои познания ни к чему. Ты, так сказать, опасный свидетель.
А свидетелей убирают.
– Он же из ФСБ!
– Из ФСБ?
– Ну да, он меня из неприятностей вытащил, я сама удостоверение видела. К нему еще все обращались, я даже у него в кабинете была.
– Пять лет назад?
– Да, – призналась Эмма.
– Он уже давно там не служит. Со многими тебе пришлось переспать?
– Не считала. Больше ничего не буду говорить.
Глеб почувствовал, что сейчас у Эммы начнется истерика, женщина уже едва сдерживалась. Но ему она стала верить больше.
– С твоим ребенком, – глядя прямо в глаза перепуганной Эмме, сказал Сиверов, – может случиться несчастье. Бутаков, если узнает, где ты прячешь дочь, попробует ее похитить, чтобы заманить тебя и убить.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Для Бутакова, пока ты жива, ребенок – это единственный козырь, это единственная приманка, на которую ты обязательно клюнешь. Ведь пришла же сюда за документами?
– Пришла, – неохотно согласилась Эмма.
– Хоть тебе и не хотелось, хоть ты и боялась.
– Да, боялась, да, не хотелось!
– Значит, нам отсюда надо убираться как можно скорее. Возьми самое необходимое, и уходим.
Заберешь дочь, и я тебя спрячу.
– А с трупами что?
– С ними разберутся те, кому следует.
Глава 16
В семь часов вечера к одной из правительственных дач, расположенных в поселке километрах в тридцати от города, потянулись автомобили. Сначала в ворота въехали две «волги», затем «мерседес» и «вольво». Несколько машин уже стояли на площадке у самого крыльца, еще три остановились у ворот.
Большая двухэтажная дача была казенной, вот уже несколько лет ею пользовался один из министров. Хозяин гостей не встречал. Они сами, кто устало, а кто довольно-таки бодро, взбегали на высокое крыльцо и входили в дом. Лишь колокольчик на двери звякал, сообщая о прибытии очередного гостя.
Все выглядело вполне респектабельно. У некоторых мужчин – а собрались здесь одни мужчины – в руках были букеты. Можно было подумать, что на даче отмечали какое-то торжество – например, день рождения, юбилей, что-нибудь еще в этом роде или просто собрались в мужском кругу выпить водки, без женщин поговорить о том, о сем.
Правда, озабоченные лица гостей не очень соответствовали праздничному настроению.
Многие из этих мужчин были известны как в России, так и за рубежом, они часто появлялись на экранах телевизоров, участвовали во всевозмоных заседаниях, презентациях и прочих мероприятиях. Одним словом, – люди уважаемые, занимающие высокие посты.
Пожалуй, единственным, кто не имел никакой официальной должности, но тем не менее чувствовал себя более уверенно, чем остальные, был Григорий Германович Бутаков. Его безукоризненный внешний вид свидетельствовал о хорошем вкусе и достатке: элегантный серый костюм, модная голубая рубашка в мелкую полоску и в тон ей – галстук, дорогой и изысканный. В руках у Григория Германовича был дипломат. Бутаков появился в доме первым и уже успел минут двадцать побеседовать с хозяином с глазу на глаз.
Наконец все собрались.
– Кого ждем? – блеснув стеклами очков, спросил хозяин правительственной дачи.
– Уже никого, – уверенно сказал Бутаков, – все прибыли.
– Прекрасно, – хозяин взглянул на золотые часы.
Все появились вовремя, никто не опоздал. Да и немудрено, поскольку многие из присутствующих жили неподалеку, в этом же дачном поселке, занимая такие же казенные особняки.
– Ну что, дорогие мои, – дружелюбно обратился к гостям хозяин и несколько раз моргнул, словно в глаза ему попал сигаретный дым, хотя никто из собравшихся пока не курил, – давайте сначала потолкуем, а затем перекусим. Или есть какие-нибудь другие предложения?
– Нет-нет, так и сделаем.
– Григорий Германович, поясни, что к чему и на каком этапе мы находимся.
Все перешли в большую комнату с мягкими черными диванами и тремя низкими столиками. На столиках стояли глубокие хрустальные пепельницы, лежали сигареты и зажигалки. Свет был мягким, углы комнаты тонули в тени.
– Ну, если говорить кратко… Почти все, что мы намечали с вами, господа, сделано. Проведена очень большая работа, деньги у нас сейчас есть, план продуман до мельчайших деталей. Знакомить вас с ним я не буду.
– А что Евдоким Емельянович? Почему он не здесь? – хозяин дачи посмотрел на Григория Германовича, окинул взглядом присутствующих.
– Неужели непонятно? Он пока здесь не нужен.
– А он хоть в курсе? – раздался дрогнувший голос из дальнего угла комнаты, где сидел человек из управления делами президента, старавшийся поменьше попадаться другим на глаза.
– Да-да, он в курсе, – заверил Григорий Германович, – насколько я знаю.
– Так знаете или точно? – вопрос был задан все из того же полутемного угла.
– Я сам с ним встречался, держу его в курсе.
– А он не дрогнет? – спросил еще один из гостей. – Поддержит в нужный момент?
– Это не обсуждается.
– Но вы же встречались с ним, должны были почувствовать.
– Чувствам я не доверяю, кто боится, может уйти.
– Страх тут ни при чем, за дело радеем.
Четверо из присутствующих представляли армию, занимали высокие должности и имели на погонах большие звезды. Но сейчас они были не в форме, и это бросалось в глаза. Как правило, люди военные, привыкшие к мундиру и к брюкам с лампасами, в гражданских, даже очень дорогих костюмах выглядят неуклюже и чувствуют себя не очень уютно.
– Так все будет по плану? – спросил один из них.
– Думаю, да, – голос Бутакова вселял уверенность.
Григорий Германович извлек из дипломата тонкую кожаную папку, в которой лежали документы.
– Вот, ознакомьтесь, пожалуйста, – он обошел гостей, раздавая бумаги.
Минут пятнадцать или двадцать царила тишина. Кое-кто курил, слышался шелест переворачиваемых листов.
– Неужели все так просто? – удивился кто-то из гостей.
– Просто только на бумаге, за всем этим большая работа, – объяснил Бутаков. – Многих пришлось обламывать самыми разными способами.
Одни хотели денег, другие требовали гарантий.
– Ну и?
– Пришлось пообещать.
– Вот ведь, прохиндеи! – возмутился мужчина в черном костюме. – Они требуют гарантий… А потом начнут претендовать на портфели? "Не пойдет! Мы, если что не так, окажемся в Матросской тишине или в Лефортово, а они будут жировать?
Нет, не пойдет!
– Угомонись, – строго сказал хозяин дачи, – тебе-то чего волноваться? У тебя хороший счет в банке.
– А ты моих денег не считай, я же в твои не лезу!
– Успокойтесь, друзья, – вмешался Григорий Германович, – всем всего хватит. Россию хоть и разграбили, но не до такой степени. У меня есть бумаги, которые помогут привлечь на нашу сторону половину владельцев всех российских богатств.
Кто не пойдет за нами, лишится денег и собственности. Так что не переживайте.
– Что значит, «пойдет за нами»? А теперь они с кем?
– Да ни с кем, сами по себе. Они и нам дают деньги, и президента поддерживают, как всегда.
Вспомните девяносто третий год, когда начиналось похоже, только болваны за дело взялись. Начали за здравие, а кончили за упокой. Алкоголики, слабонервные и невыдержанные такие дела не могут делать, им лучше не браться. Все должны делать профессионалы, как мы с вами, и тогда прокола не будет.
– Я слышал, Григорий Германович, что не все у вас гладко.
– Гладко не бывает, Василий Петрович, – философски заметил Бутаков, – но благодаря вам, кое-что удалось замять. И думаю, ваши коллеги из ФСК доберутся до нас нескоро. Я отдал распоряжение, и сейчас всех сомнительных нейтрализуют, ненужных свидетелей тоже.
– Вот это правильно, – одобрил Василий Петрович, вытирая вспотевший лоб белым носовым платком, – очень правильно. Чем меньше людей будет в курсе наших дел, тем больше шансов на успех.
– Связь мы отключим, тут уже все продумано, вопрос решен.
– Да? Но это сделать невероятно сложно, – с сомнением сказал один из мужчин.
– Сложно, если не браться. Но мы нашли короткий путь к начальнику оперативной связи. Так что все произойдет само собой, и если он не хочет оказаться за решеткой, значит, сделает то, о чем мы с ним договорились.
– Прекрасно!
Еще, наверное, час собравшиеся, прочитав бумаги, розданные Бутаковым, переговаривались, спорили, иногда до хрипоты, до брани. Но, в конце концов, Бу таков и хозяин дачи все эти споры умело гасили, находя приемлемые решения, которые устраивали всех. После обсуждения Бутаков аккуратно собрал бумаги и пересчитал их.
– Ну, а теперь, друзья, можно закусить. Все-таки торжество, пять лет я в должности.
– Пять лет было позавчера, – заметил генерал ФСК.
– Верно. Вот за это я и люблю сотрудников спецслужб – все знают точно. А ты Григорий Германович, знал?
– Конечно. И даже подарок приготовил. К случаю.
– Ну, подарок потом, – мужчины расхохотались.
– Наверное, он тебе приведет одну из своих шлюх, подарок получится знатный.
– Со шлюхами кончено, – сказал Бутаков, – больше к ним обращаться не будем, все вопросы улажены.
– Ой-ли…
Собравшиеся на даче люди чувствовали себя несколько напряженно: как-никак, затевался государственный переворот, и бывший полковник ФСБ Бутаков играл в нем не последнюю роль. Вся оперативная работа лежала на Григории Германовиче и его помощниках, правда, никто из присутствующих толком не знал, сколько человек работает на Бутакова. В разговорах варьировались разные цифры – от ста до пятисот пятидесяти.
Но сколько людей у него на самом деле, знал лишь сам Бутаков. Все, что ему поручалось, он исполнял безукоризненно. Если была нужна какая-то информация, – Бутаков ее добывал, если требовалось кого-то устранить, отправить в отставку, убрать с занимаемой должности, – Бутаков и с подобными делами справлялся быстро. Как и каким способом он добивался поставленной цели, у него никто не спрашивал. А если бы и спросили, Григорий Германович не стал бы посвящать любопытных в тонкости своей работы.
Бутаков не сидел на месте, он постоянно находился в разъездах – то Санкт-Петербург, то Красноярск, то Вологда. За неделю он мог объехать пол-России, и везде у него имелись знакомые. Одни давали ему деньги, с другими Бутаков договаривался о помощи, гарантируя, что в скором будущем им воздается сторицей.
Весь последний год Григорий Германович работал очень активно, хотя и был в заговоре человеком не первым, – над ним стояли люди, к словам которых Бутаков прислушивался, чьи указания и распоряжения он не мог не выполнить.
После дискуссии и продолжительного разговора Григорий Германович еще раз пересчитал экземпляры бумаг, спрятал их в кейс и защелкнул кодовые замки.
– Ну, друзья, идемте. Стол накрыт, женщин нет, так что выпьем и закусим в чисто мужской компании.
Мужчины перешли в большую гостиную с длинным столом, который уже ломился от яств и бутылок. Гости, не церемонясь, наполнили рюмки, такие сборища были для них привычными.
– Ну, за удачу, друзья! – произнес хозяин дачи.
– Да-да, за удачу.
После серьезного разговора все расслабились, словно у каждого с плеч свалился тяжелый груз.
На лицах появились улыбки, движения стали раскованными. Кто-то распахнул пиджак, кто-то расслабил галстук, кто-то позволил себе даже расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Обращались друг к другу по именам, почти не соблюдая иерархии.
И сейчас вся эта компания еще больше стала похожа на группу заговорщиков. Говорили теперь смело, голоса звучали громко.
– Давай, давай – по второй!
– Наполните свои рюмашки, выпить хочу.
– За что?
– Чтоб они сдохли!
– Достойный тост.
– С удовольствием присоединюсь.
– Кто еще с нами?
– Все!
Каждый пил, что хотел. Люди постарше предпочитали водку, молодые – коньяк и виски, выбор за столом был богатый.
Но бывший полковник ФСБ Григорий Германович Бутаков покинул компанию сразу же после совещания, даже не пригубив спиртного. Он подошел к хозяину дачи и несколько минут с ним о чем-то шептался. Затем они обменялись рукопожатием, многозначительно взглянув друг на друга, и Бутаков с дипломатом в руке направился к своей машине.
– Куда? – спросил водитель.
– В город и побыстрее, очень много дел.
Дел у бывшего полковника ФСБ действительно было предостаточно. Некоторые могли подождать, но не много – день или два. А другие требовали незамедлительных действий.
И одним из таких первоочередных дел была ликвидация Эммы Савиной, ставшей опасным и ненужным свидетелем. Но недаром Григорий Германович слыл очень умным человеком, он все просчитал и знал, что никуда Савина не денется. За годы общения Бутаков изучил ее психологию досконально: сама, по своей инициативе, Савина вредить ему не станет, испугается ответных действий.
Даже заподозрив неладное, она сможет лишь тянуть время, но нервы у нее не железные, а нрав Бутакова ей хорошо известен.
На квартире у Савиной Шафранский и Белов устроили засаду, но пока Эмма не появлялась, и Бутаков распорядился к вечеру сменить людей, но засаду не снимать.
«Сломается, никуда не денется – обязательно явится и будет ползать на коленях, будет просить и молить. Но пощады ей не видать. Лучше всего молчат мертвые».
Эту истину бывший полковник усвоил как никакую другую, возможно, именно поэтому он предпочитал решать все вопросы просто: человек мертв – и свидетеля нет.
О том, что фотографии генерала Климова находятся у Кириллова с Груздевым, Бутаков знал. Снимки, как ему доложили, достаточно красноречивые.
Теперь дело оставалось за малым: прижать генерала, заставить его дивизию в случае начала переворота остаться на месте, и это – задача минимум.
Но была и задача максимум: перетащить боевого генерала ВДВ на свою сторону, посулив ему всевозможные выгоды, естественно, в перспективе, не сейчас.
Нужно было как можно скорее найти решение, определиться, что делать дальше. Глеб размышлял, Савина тихо плакала. Она напоминала маленького щенка, побитого хозяином, и чувствовала свою полную беспомощность.
Наконец, прервав размышления, Сиверов спросил:
– Где твой ребенок?
– Ребенок?
– Да.
– Она у сестры, – уже немного успокоившись, ответила Эмма, и робкая улыбка впервые за этот вечер появилась на ее губах. – У двоюродной, у Ольги.
– Послушай, а Бутаков знает, что у тебя есть сестра?
– Конечно, знает! – Эмма сжалась от страха, поняв, куда клонит Сиверов.
– Надо немедленно забрать ее.
– И что дальше?
– Я знаю, что делать. Пойдем, пойдем отсюда скорее!
Глеб помог Эмме одеться, и они покинули ставшую такой опасной квартиру. Мобильный телефон, найденный у одного из людей Бутакова, Сиверов прихватил с собой.
Во дворе дома не оказалось ни одной живой души. Город словно вымер, как будто на него несколько часов назад сбросили нейтронную бомбу.
Все было нетронутым – дома, деревья, автомобили. Лишь люди пропали, не доносился даже шум проезжающего транспорта.
– Ну идем, идем! Ты сядешь в свою машину, а я поеду следом.
Савина подчинялась этому странному мужчине уже безоговорочно, понимая, что, возможно, лишь с его помощью ей удастся спасти свою жизнь и жизнь дочери. За короткое время, которое они провели вместе в ее квартире, она успела рассказать ему все или почти все, что ей было известно самой. И теперь, поддавшись порыву и совершенно незаметно для себя перейдя на «ты», говорила то, что считала самым важным и о чем до сих пор молчала:
– Они убили Вяткина, представляешь? Убили!
Я сама видела, он мертв. Эдуард никогда не баловался наркотиками, никогда. Еще днем он заезжал ко мне, он был жив! Он был жив… – шептала Эмма Сиверову и ей казалось, что ее голос гулким эхом разносится над спящим городом, буквально сотрясает дома.
– Ты сможешь вести машину? – с беспокойством спросил Глеб.
– Да, смогу, – не слишком уверенно ответила Эмма.
– Тогда садись за руль. И, пожалуйста, осторожнее, не гони, – он уже знал, что надо делать. – Скорее!
Глеб сам открыл дверцу ее машины.
– За руль и аккуратно…
Эмме с трудом удалось выехать, слишком много машин стояло на проезжей части двора и на тротуаре. Оказавшись на пустынной улице, она немного успокоилась. Автомобиль Глеба двигался следом.
«А может, ну его? – пришла вдруг шальная мысль. – Ну его к черту, этого странного мужика? Бросить все и уехать! – но тут же Эмма одернула себя. – Не знаю, кто он, на кого работает, но пока ничего плохого он мне не сделал. А от добра-добра не ищут. Если я останусь одна, Бутаков меня найдет, найдет! И тогда со мной случится то же, что произошло с Вяткиным – он убьет меня! Или не он, а кто-то из его прихвостней. У него полно людей. Кто-нибудь из его помощников перережет мне горло!» – почему-то Савиной казалось, что Бутаков желает не просто убить ее, а именно таким способом, отдаст приказ перерезать горло, и все.
Возможно, лишь это удержало ее от неосмотрительного поступка, от безумного, панического бегства, когда бросают все, даже самое ценное, самое дорогое.
Наконец, Савина въехала во двор дома своей сестры. Сиверов подпер ее машину бампером своей, выскочил и сделал знак рукой, чтобы Эмма не спешила. Затем проводил ее до квартиры.
– Я туда не пойду, не стоит мне показываться, – сказал Глеб, – ступай сама. Возьми дочку, а потом я вас спрячу. Быстрее!
– Но она спит.
– Это неважно. Забирай дочку,." уходим. Чем быстрее, тем лучше.
– Я боюсь!
– Обещаю, что все будет хорошо.
Уже через двадцать минут Эмма выходила из квартиры сестры со спящей дочкой на руках. Она прижимала ребенка к груди и шептала:
– Спи, спи, родная.
Девочка была одета наспех. Уже на улице Эмма поставила ее на ноги.
– Мама, мамочка, куда мы? Куда?
– Садись скорее в машину, едем!
Глеб Сиверов, хотя времени у него было в обрез, разработал операцию так, как опытный режиссер строит мизансцену с ограниченным количеством актеров.
Минут десять он тщательно инструктировал Савину:
– ., делай все, как я тебе сказал.
– Зачем?
– Лучше не спрашивай, долго объяснять. Но поверь, это единственный шанс выбраться из западни и остаться в живых. Ты меня поняла?
– Конечно, я тебе верю, – и Эмма почувствовала, что это действительно так.
Надежду вселяло то, что дочка была с ней, а человек, спасший ей жизнь, похоже, знал, что делает.
В том, что Бутаков решил расправиться с ней, Савина уже не сомневалась.
– Ну давай, вперед!
Эмма села за руль.
– Мама, мама, а куда мы едем? – полусонным голосом спросила дочь, дремавшая на заднем сиденье. – И почему дядя едет не с нами, а в своей машине?
– Не бросит же он ее на дороге. Ты лучше спи, не задавай лишних вопросов. Придет время, все узнаешь.
– Ладно, мама, хорошо, я буду спать.
Автомобиль Эммы Савиной подъехал к заправке.
И тут симпатичная женщина с заплаканными глазами превратилась в нервную склочницу. Она кричала, ругалась, скандалила, обвиняя двух полузаспанных сотрудников заправки в том, что в бак ее машины недолили около литра бензина. Причем разорялась она так, что рабочим на заправке ее истерика и ругань изрядно надоели.
– Задавись ты!
– Вот сволочь, – прошептал один другому, – шкура, одно слово! Денег у нее – прорва, а из-за каких-то трехсот граммов скандал устроила, милицией грозит.
Бензин на заправке действительно не доливали, но меру знали. И Эмму обманули не на литр, а граммов на двести-триста. Однако в запале, войдя в роль, порученную ей Глебом, она через пять минут уже утверждала, что ей не долили даже не литр, а два.
– Ладно, ладно, не шуми. Сейчас мы тебе нальем столько, что из бака польется.
– А мне, чтобы лилось, не надо, себе наливай! Я хочу лишь свое получить, на ту сумму, которую заплатила. Кругом жулье, так и норовят обворовать!
– Мы тебе больше нальем, только не шуми. И проваливай.
– Я сейчас милицию вызову! У меня есть знакомые в милиции, они вас, мошенников, быстро на чистую воду выведут! Воспользовались тем, что женщина с ребенком, одна, беззащитная!
Думали на мне нажиться? Не выйдет! На меня где залезешь, там и слезешь. Слышишь? Слышишь, ты, небритый? Не знаю, как тебя зовут… – Эмма настолько искусно разыграла скандал, что даже Сиверов был потрясен и, выглянув из окна своего автомобиля, мысленно аплодировал ей.
«Да, не зря Бутаков пользовался ее услугами. Мало того, что она красива, так еще и дьявольски талантлива. Такая кого угодно сможет за нос водить, причем столько времени, сколько понадобится. А уж в постель, если захочет, уложит любого, самого холодного, самого неприступного».
Эмма распалялась. Ей залили полный бак, даже вытерли крышечку чистой салфеткой, лишь бы поскорее избавиться от скандалистки. Эмма переглянулась с Сиверовым. Тот делал вид, будто просто заинтересовался скандалом.
Наконец, автомобиль Эммы отъехал от заправки. Глеб двинулся следом.
– Ну и сука же!
– Да проститутка, самая настоящая! Наверное, где-то недотрахалась, вот и злая как мегера, цепляется ко всем мужикам.
– Нет, она же с ребенком. Ты видел, ребенок на заднем сиденье спал, девочка? Может, и правда куда спешит?
– Если бы она спешила, скандалить бы не стала.
А так, ездят по ночам прошмандовки всякие, только нервы портят.
Заправщики посмотрели друг на друга, одновременно вытащили из карманов сигареты и, выругавшись, не закурили. Им было хорошо до появления этой бабы. Работа спорилась, бензин они не доливали, но никто не обращал на это внимание.
– И вот одна нашлась, стерва, только настроение испортила! Попадись она мне где-нибудь в другом месте, я бы ей рожу начистил.
– Ты что, Сева, с ума сошел? Ее трахать надо, а не бить. Она такая нервная…
– Думаешь, потому что недотраханная?
– Думаю, да. Ты не понял это по ее глазам? Они у нее горят, заплаканные…
К заправке подъехали два трейлера и «мерседес», и Сева с напарником занялись привычным делом, забыв о недавнем скандале.
А в это время Сиверов уже разговаривал с Эммой. Они стояли рядом с ее машиной, и Глеб выражал свое восхищение:
– Ну, ты молодец, даже не ожидал, все сделала так, что лучше не придумаешь.
– Но зачем был нужен этот спектакль?
– Придет время, узнаешь, а сейчас не задавай лишних вопросов. Садись в мою машину и жди. – Савина не спешила, продолжая стоять рядом с Глебом, и вопросительно смотрела на него.
Глеб пожал плечами и сел на место водителя в ее машине.
– Машина, точно, твоя собственность?
– Моя, а то чья же?!
– Давай документы.
– Какие документы?
– Права, техпаспорт.
Эмма покопалась в сумке и передала Сиверову права и техпаспорт на автомобиль.
– Ну вот и прекрасно. Это мы постараемся положить в надежное место. – Он засунул документы в кармашек солнцезащитного козырька.
Глеб взглянул на дорогу. Внизу, под обрывом, лежала скованная тонким льдом река. Они находились за городом. До рассвета оставался час или чуть больше.
– Дочку забери и жди меня тут.
Сиверов резко добавил газ, дернул автомобиль, Эмма, испугавшись, схватила дочь на руки и отбежала.
На полном ходу Глеб с силой вывернул руль и выпрыгнул из машины. Завалясь на бок, она покатилась по откосу к реке. И через каких-то десять секунд почти новый «фольксваген-пассат», проломив тонкий лед, ушел под воду.
У Савиной даже речь отнялась от неожиданности.
– Чего молчишь? – спросил Глеб, уже сидя за рулем своей «вольво».
– Вы.., ты… Зачем ты это сделал?
– Так надо. Пусть думают, что ты погибла.
– Кто будет думать?
– Кому надо, тот и будет думать.
– Бутаков и его люди? – догадалась Эмма.
– И он тоже.
– Машину жалко.
– А своей жизни тебе не жалко? Машину пожалела!..
– Да, пожалела. Она мне нравилась, удачная попалась. Куда мы сейчас?
Сиверов понимал, что его затея разозлит Потапчука, к тому же, возможно, придется расстаться с мансардой. Он знал, что нарушает все законы конспирации, но в данный момент у него не было выбора да и времени на то, чтобы придумать и организовать что-то другое.
– Так куда мы едем?
– На Арбат.
– В Москву? Я думала…
– А ты не думай, – усмехнулся Сиверов, – сейчас я за тебя думаю.
Эмма сидела на заднем сиденье, дочка спала, положив голову ей на колени. Когда Глеб притормозил у светофора, девочка проснулась.
– Ты кто? – спросила она, увидев незнакомого мужчину, и несколько раз испуганно моргнула.
Эмма нежно притянула дочку к себе, и та сразу успокоилась. Раз мама рядом – значит, все в порядке.
– Спи, спи, Леночка, я твой друг, – сказал Глеб.
– Друг – это хорошо, – уже сквозь сон откликнулась девочка и сладко засопела.
Большая двухэтажная дача была казенной, вот уже несколько лет ею пользовался один из министров. Хозяин гостей не встречал. Они сами, кто устало, а кто довольно-таки бодро, взбегали на высокое крыльцо и входили в дом. Лишь колокольчик на двери звякал, сообщая о прибытии очередного гостя.
Все выглядело вполне респектабельно. У некоторых мужчин – а собрались здесь одни мужчины – в руках были букеты. Можно было подумать, что на даче отмечали какое-то торжество – например, день рождения, юбилей, что-нибудь еще в этом роде или просто собрались в мужском кругу выпить водки, без женщин поговорить о том, о сем.
Правда, озабоченные лица гостей не очень соответствовали праздничному настроению.
Многие из этих мужчин были известны как в России, так и за рубежом, они часто появлялись на экранах телевизоров, участвовали во всевозмоных заседаниях, презентациях и прочих мероприятиях. Одним словом, – люди уважаемые, занимающие высокие посты.
Пожалуй, единственным, кто не имел никакой официальной должности, но тем не менее чувствовал себя более уверенно, чем остальные, был Григорий Германович Бутаков. Его безукоризненный внешний вид свидетельствовал о хорошем вкусе и достатке: элегантный серый костюм, модная голубая рубашка в мелкую полоску и в тон ей – галстук, дорогой и изысканный. В руках у Григория Германовича был дипломат. Бутаков появился в доме первым и уже успел минут двадцать побеседовать с хозяином с глазу на глаз.
Наконец все собрались.
– Кого ждем? – блеснув стеклами очков, спросил хозяин правительственной дачи.
– Уже никого, – уверенно сказал Бутаков, – все прибыли.
– Прекрасно, – хозяин взглянул на золотые часы.
Все появились вовремя, никто не опоздал. Да и немудрено, поскольку многие из присутствующих жили неподалеку, в этом же дачном поселке, занимая такие же казенные особняки.
– Ну что, дорогие мои, – дружелюбно обратился к гостям хозяин и несколько раз моргнул, словно в глаза ему попал сигаретный дым, хотя никто из собравшихся пока не курил, – давайте сначала потолкуем, а затем перекусим. Или есть какие-нибудь другие предложения?
– Нет-нет, так и сделаем.
– Григорий Германович, поясни, что к чему и на каком этапе мы находимся.
Все перешли в большую комнату с мягкими черными диванами и тремя низкими столиками. На столиках стояли глубокие хрустальные пепельницы, лежали сигареты и зажигалки. Свет был мягким, углы комнаты тонули в тени.
– Ну, если говорить кратко… Почти все, что мы намечали с вами, господа, сделано. Проведена очень большая работа, деньги у нас сейчас есть, план продуман до мельчайших деталей. Знакомить вас с ним я не буду.
– А что Евдоким Емельянович? Почему он не здесь? – хозяин дачи посмотрел на Григория Германовича, окинул взглядом присутствующих.
– Неужели непонятно? Он пока здесь не нужен.
– А он хоть в курсе? – раздался дрогнувший голос из дальнего угла комнаты, где сидел человек из управления делами президента, старавшийся поменьше попадаться другим на глаза.
– Да-да, он в курсе, – заверил Григорий Германович, – насколько я знаю.
– Так знаете или точно? – вопрос был задан все из того же полутемного угла.
– Я сам с ним встречался, держу его в курсе.
– А он не дрогнет? – спросил еще один из гостей. – Поддержит в нужный момент?
– Это не обсуждается.
– Но вы же встречались с ним, должны были почувствовать.
– Чувствам я не доверяю, кто боится, может уйти.
– Страх тут ни при чем, за дело радеем.
Четверо из присутствующих представляли армию, занимали высокие должности и имели на погонах большие звезды. Но сейчас они были не в форме, и это бросалось в глаза. Как правило, люди военные, привыкшие к мундиру и к брюкам с лампасами, в гражданских, даже очень дорогих костюмах выглядят неуклюже и чувствуют себя не очень уютно.
– Так все будет по плану? – спросил один из них.
– Думаю, да, – голос Бутакова вселял уверенность.
Григорий Германович извлек из дипломата тонкую кожаную папку, в которой лежали документы.
– Вот, ознакомьтесь, пожалуйста, – он обошел гостей, раздавая бумаги.
Минут пятнадцать или двадцать царила тишина. Кое-кто курил, слышался шелест переворачиваемых листов.
– Неужели все так просто? – удивился кто-то из гостей.
– Просто только на бумаге, за всем этим большая работа, – объяснил Бутаков. – Многих пришлось обламывать самыми разными способами.
Одни хотели денег, другие требовали гарантий.
– Ну и?
– Пришлось пообещать.
– Вот ведь, прохиндеи! – возмутился мужчина в черном костюме. – Они требуют гарантий… А потом начнут претендовать на портфели? "Не пойдет! Мы, если что не так, окажемся в Матросской тишине или в Лефортово, а они будут жировать?
Нет, не пойдет!
– Угомонись, – строго сказал хозяин дачи, – тебе-то чего волноваться? У тебя хороший счет в банке.
– А ты моих денег не считай, я же в твои не лезу!
– Успокойтесь, друзья, – вмешался Григорий Германович, – всем всего хватит. Россию хоть и разграбили, но не до такой степени. У меня есть бумаги, которые помогут привлечь на нашу сторону половину владельцев всех российских богатств.
Кто не пойдет за нами, лишится денег и собственности. Так что не переживайте.
– Что значит, «пойдет за нами»? А теперь они с кем?
– Да ни с кем, сами по себе. Они и нам дают деньги, и президента поддерживают, как всегда.
Вспомните девяносто третий год, когда начиналось похоже, только болваны за дело взялись. Начали за здравие, а кончили за упокой. Алкоголики, слабонервные и невыдержанные такие дела не могут делать, им лучше не браться. Все должны делать профессионалы, как мы с вами, и тогда прокола не будет.
– Я слышал, Григорий Германович, что не все у вас гладко.
– Гладко не бывает, Василий Петрович, – философски заметил Бутаков, – но благодаря вам, кое-что удалось замять. И думаю, ваши коллеги из ФСК доберутся до нас нескоро. Я отдал распоряжение, и сейчас всех сомнительных нейтрализуют, ненужных свидетелей тоже.
– Вот это правильно, – одобрил Василий Петрович, вытирая вспотевший лоб белым носовым платком, – очень правильно. Чем меньше людей будет в курсе наших дел, тем больше шансов на успех.
– Связь мы отключим, тут уже все продумано, вопрос решен.
– Да? Но это сделать невероятно сложно, – с сомнением сказал один из мужчин.
– Сложно, если не браться. Но мы нашли короткий путь к начальнику оперативной связи. Так что все произойдет само собой, и если он не хочет оказаться за решеткой, значит, сделает то, о чем мы с ним договорились.
– Прекрасно!
Еще, наверное, час собравшиеся, прочитав бумаги, розданные Бутаковым, переговаривались, спорили, иногда до хрипоты, до брани. Но, в конце концов, Бу таков и хозяин дачи все эти споры умело гасили, находя приемлемые решения, которые устраивали всех. После обсуждения Бутаков аккуратно собрал бумаги и пересчитал их.
– Ну, а теперь, друзья, можно закусить. Все-таки торжество, пять лет я в должности.
– Пять лет было позавчера, – заметил генерал ФСК.
– Верно. Вот за это я и люблю сотрудников спецслужб – все знают точно. А ты Григорий Германович, знал?
– Конечно. И даже подарок приготовил. К случаю.
– Ну, подарок потом, – мужчины расхохотались.
– Наверное, он тебе приведет одну из своих шлюх, подарок получится знатный.
– Со шлюхами кончено, – сказал Бутаков, – больше к ним обращаться не будем, все вопросы улажены.
– Ой-ли…
Собравшиеся на даче люди чувствовали себя несколько напряженно: как-никак, затевался государственный переворот, и бывший полковник ФСБ Бутаков играл в нем не последнюю роль. Вся оперативная работа лежала на Григории Германовиче и его помощниках, правда, никто из присутствующих толком не знал, сколько человек работает на Бутакова. В разговорах варьировались разные цифры – от ста до пятисот пятидесяти.
Но сколько людей у него на самом деле, знал лишь сам Бутаков. Все, что ему поручалось, он исполнял безукоризненно. Если была нужна какая-то информация, – Бутаков ее добывал, если требовалось кого-то устранить, отправить в отставку, убрать с занимаемой должности, – Бутаков и с подобными делами справлялся быстро. Как и каким способом он добивался поставленной цели, у него никто не спрашивал. А если бы и спросили, Григорий Германович не стал бы посвящать любопытных в тонкости своей работы.
Бутаков не сидел на месте, он постоянно находился в разъездах – то Санкт-Петербург, то Красноярск, то Вологда. За неделю он мог объехать пол-России, и везде у него имелись знакомые. Одни давали ему деньги, с другими Бутаков договаривался о помощи, гарантируя, что в скором будущем им воздается сторицей.
Весь последний год Григорий Германович работал очень активно, хотя и был в заговоре человеком не первым, – над ним стояли люди, к словам которых Бутаков прислушивался, чьи указания и распоряжения он не мог не выполнить.
После дискуссии и продолжительного разговора Григорий Германович еще раз пересчитал экземпляры бумаг, спрятал их в кейс и защелкнул кодовые замки.
– Ну, друзья, идемте. Стол накрыт, женщин нет, так что выпьем и закусим в чисто мужской компании.
Мужчины перешли в большую гостиную с длинным столом, который уже ломился от яств и бутылок. Гости, не церемонясь, наполнили рюмки, такие сборища были для них привычными.
– Ну, за удачу, друзья! – произнес хозяин дачи.
– Да-да, за удачу.
После серьезного разговора все расслабились, словно у каждого с плеч свалился тяжелый груз.
На лицах появились улыбки, движения стали раскованными. Кто-то распахнул пиджак, кто-то расслабил галстук, кто-то позволил себе даже расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Обращались друг к другу по именам, почти не соблюдая иерархии.
И сейчас вся эта компания еще больше стала похожа на группу заговорщиков. Говорили теперь смело, голоса звучали громко.
– Давай, давай – по второй!
– Наполните свои рюмашки, выпить хочу.
– За что?
– Чтоб они сдохли!
– Достойный тост.
– С удовольствием присоединюсь.
– Кто еще с нами?
– Все!
Каждый пил, что хотел. Люди постарше предпочитали водку, молодые – коньяк и виски, выбор за столом был богатый.
Но бывший полковник ФСБ Григорий Германович Бутаков покинул компанию сразу же после совещания, даже не пригубив спиртного. Он подошел к хозяину дачи и несколько минут с ним о чем-то шептался. Затем они обменялись рукопожатием, многозначительно взглянув друг на друга, и Бутаков с дипломатом в руке направился к своей машине.
– Куда? – спросил водитель.
– В город и побыстрее, очень много дел.
Дел у бывшего полковника ФСБ действительно было предостаточно. Некоторые могли подождать, но не много – день или два. А другие требовали незамедлительных действий.
И одним из таких первоочередных дел была ликвидация Эммы Савиной, ставшей опасным и ненужным свидетелем. Но недаром Григорий Германович слыл очень умным человеком, он все просчитал и знал, что никуда Савина не денется. За годы общения Бутаков изучил ее психологию досконально: сама, по своей инициативе, Савина вредить ему не станет, испугается ответных действий.
Даже заподозрив неладное, она сможет лишь тянуть время, но нервы у нее не железные, а нрав Бутакова ей хорошо известен.
На квартире у Савиной Шафранский и Белов устроили засаду, но пока Эмма не появлялась, и Бутаков распорядился к вечеру сменить людей, но засаду не снимать.
«Сломается, никуда не денется – обязательно явится и будет ползать на коленях, будет просить и молить. Но пощады ей не видать. Лучше всего молчат мертвые».
Эту истину бывший полковник усвоил как никакую другую, возможно, именно поэтому он предпочитал решать все вопросы просто: человек мертв – и свидетеля нет.
О том, что фотографии генерала Климова находятся у Кириллова с Груздевым, Бутаков знал. Снимки, как ему доложили, достаточно красноречивые.
Теперь дело оставалось за малым: прижать генерала, заставить его дивизию в случае начала переворота остаться на месте, и это – задача минимум.
Но была и задача максимум: перетащить боевого генерала ВДВ на свою сторону, посулив ему всевозможные выгоды, естественно, в перспективе, не сейчас.
* * *
Сиверов понимал, что чем дольше они находятся в квартире Савиной, тем туже затягивают петли вокруг собственных шей.Нужно было как можно скорее найти решение, определиться, что делать дальше. Глеб размышлял, Савина тихо плакала. Она напоминала маленького щенка, побитого хозяином, и чувствовала свою полную беспомощность.
Наконец, прервав размышления, Сиверов спросил:
– Где твой ребенок?
– Ребенок?
– Да.
– Она у сестры, – уже немного успокоившись, ответила Эмма, и робкая улыбка впервые за этот вечер появилась на ее губах. – У двоюродной, у Ольги.
– Послушай, а Бутаков знает, что у тебя есть сестра?
– Конечно, знает! – Эмма сжалась от страха, поняв, куда клонит Сиверов.
– Надо немедленно забрать ее.
– И что дальше?
– Я знаю, что делать. Пойдем, пойдем отсюда скорее!
Глеб помог Эмме одеться, и они покинули ставшую такой опасной квартиру. Мобильный телефон, найденный у одного из людей Бутакова, Сиверов прихватил с собой.
Во дворе дома не оказалось ни одной живой души. Город словно вымер, как будто на него несколько часов назад сбросили нейтронную бомбу.
Все было нетронутым – дома, деревья, автомобили. Лишь люди пропали, не доносился даже шум проезжающего транспорта.
– Ну идем, идем! Ты сядешь в свою машину, а я поеду следом.
Савина подчинялась этому странному мужчине уже безоговорочно, понимая, что, возможно, лишь с его помощью ей удастся спасти свою жизнь и жизнь дочери. За короткое время, которое они провели вместе в ее квартире, она успела рассказать ему все или почти все, что ей было известно самой. И теперь, поддавшись порыву и совершенно незаметно для себя перейдя на «ты», говорила то, что считала самым важным и о чем до сих пор молчала:
– Они убили Вяткина, представляешь? Убили!
Я сама видела, он мертв. Эдуард никогда не баловался наркотиками, никогда. Еще днем он заезжал ко мне, он был жив! Он был жив… – шептала Эмма Сиверову и ей казалось, что ее голос гулким эхом разносится над спящим городом, буквально сотрясает дома.
– Ты сможешь вести машину? – с беспокойством спросил Глеб.
– Да, смогу, – не слишком уверенно ответила Эмма.
– Тогда садись за руль. И, пожалуйста, осторожнее, не гони, – он уже знал, что надо делать. – Скорее!
Глеб сам открыл дверцу ее машины.
– За руль и аккуратно…
Эмме с трудом удалось выехать, слишком много машин стояло на проезжей части двора и на тротуаре. Оказавшись на пустынной улице, она немного успокоилась. Автомобиль Глеба двигался следом.
«А может, ну его? – пришла вдруг шальная мысль. – Ну его к черту, этого странного мужика? Бросить все и уехать! – но тут же Эмма одернула себя. – Не знаю, кто он, на кого работает, но пока ничего плохого он мне не сделал. А от добра-добра не ищут. Если я останусь одна, Бутаков меня найдет, найдет! И тогда со мной случится то же, что произошло с Вяткиным – он убьет меня! Или не он, а кто-то из его прихвостней. У него полно людей. Кто-нибудь из его помощников перережет мне горло!» – почему-то Савиной казалось, что Бутаков желает не просто убить ее, а именно таким способом, отдаст приказ перерезать горло, и все.
Возможно, лишь это удержало ее от неосмотрительного поступка, от безумного, панического бегства, когда бросают все, даже самое ценное, самое дорогое.
Наконец, Савина въехала во двор дома своей сестры. Сиверов подпер ее машину бампером своей, выскочил и сделал знак рукой, чтобы Эмма не спешила. Затем проводил ее до квартиры.
– Я туда не пойду, не стоит мне показываться, – сказал Глеб, – ступай сама. Возьми дочку, а потом я вас спрячу. Быстрее!
– Но она спит.
– Это неважно. Забирай дочку,." уходим. Чем быстрее, тем лучше.
– Я боюсь!
– Обещаю, что все будет хорошо.
Уже через двадцать минут Эмма выходила из квартиры сестры со спящей дочкой на руках. Она прижимала ребенка к груди и шептала:
– Спи, спи, родная.
Девочка была одета наспех. Уже на улице Эмма поставила ее на ноги.
– Мама, мамочка, куда мы? Куда?
– Садись скорее в машину, едем!
Глеб Сиверов, хотя времени у него было в обрез, разработал операцию так, как опытный режиссер строит мизансцену с ограниченным количеством актеров.
Минут десять он тщательно инструктировал Савину:
– ., делай все, как я тебе сказал.
– Зачем?
– Лучше не спрашивай, долго объяснять. Но поверь, это единственный шанс выбраться из западни и остаться в живых. Ты меня поняла?
– Конечно, я тебе верю, – и Эмма почувствовала, что это действительно так.
Надежду вселяло то, что дочка была с ней, а человек, спасший ей жизнь, похоже, знал, что делает.
В том, что Бутаков решил расправиться с ней, Савина уже не сомневалась.
– Ну давай, вперед!
Эмма села за руль.
– Мама, мама, а куда мы едем? – полусонным голосом спросила дочь, дремавшая на заднем сиденье. – И почему дядя едет не с нами, а в своей машине?
– Не бросит же он ее на дороге. Ты лучше спи, не задавай лишних вопросов. Придет время, все узнаешь.
– Ладно, мама, хорошо, я буду спать.
Автомобиль Эммы Савиной подъехал к заправке.
И тут симпатичная женщина с заплаканными глазами превратилась в нервную склочницу. Она кричала, ругалась, скандалила, обвиняя двух полузаспанных сотрудников заправки в том, что в бак ее машины недолили около литра бензина. Причем разорялась она так, что рабочим на заправке ее истерика и ругань изрядно надоели.
– Задавись ты!
– Вот сволочь, – прошептал один другому, – шкура, одно слово! Денег у нее – прорва, а из-за каких-то трехсот граммов скандал устроила, милицией грозит.
Бензин на заправке действительно не доливали, но меру знали. И Эмму обманули не на литр, а граммов на двести-триста. Однако в запале, войдя в роль, порученную ей Глебом, она через пять минут уже утверждала, что ей не долили даже не литр, а два.
– Ладно, ладно, не шуми. Сейчас мы тебе нальем столько, что из бака польется.
– А мне, чтобы лилось, не надо, себе наливай! Я хочу лишь свое получить, на ту сумму, которую заплатила. Кругом жулье, так и норовят обворовать!
– Мы тебе больше нальем, только не шуми. И проваливай.
– Я сейчас милицию вызову! У меня есть знакомые в милиции, они вас, мошенников, быстро на чистую воду выведут! Воспользовались тем, что женщина с ребенком, одна, беззащитная!
Думали на мне нажиться? Не выйдет! На меня где залезешь, там и слезешь. Слышишь? Слышишь, ты, небритый? Не знаю, как тебя зовут… – Эмма настолько искусно разыграла скандал, что даже Сиверов был потрясен и, выглянув из окна своего автомобиля, мысленно аплодировал ей.
«Да, не зря Бутаков пользовался ее услугами. Мало того, что она красива, так еще и дьявольски талантлива. Такая кого угодно сможет за нос водить, причем столько времени, сколько понадобится. А уж в постель, если захочет, уложит любого, самого холодного, самого неприступного».
Эмма распалялась. Ей залили полный бак, даже вытерли крышечку чистой салфеткой, лишь бы поскорее избавиться от скандалистки. Эмма переглянулась с Сиверовым. Тот делал вид, будто просто заинтересовался скандалом.
Наконец, автомобиль Эммы отъехал от заправки. Глеб двинулся следом.
– Ну и сука же!
– Да проститутка, самая настоящая! Наверное, где-то недотрахалась, вот и злая как мегера, цепляется ко всем мужикам.
– Нет, она же с ребенком. Ты видел, ребенок на заднем сиденье спал, девочка? Может, и правда куда спешит?
– Если бы она спешила, скандалить бы не стала.
А так, ездят по ночам прошмандовки всякие, только нервы портят.
Заправщики посмотрели друг на друга, одновременно вытащили из карманов сигареты и, выругавшись, не закурили. Им было хорошо до появления этой бабы. Работа спорилась, бензин они не доливали, но никто не обращал на это внимание.
– И вот одна нашлась, стерва, только настроение испортила! Попадись она мне где-нибудь в другом месте, я бы ей рожу начистил.
– Ты что, Сева, с ума сошел? Ее трахать надо, а не бить. Она такая нервная…
– Думаешь, потому что недотраханная?
– Думаю, да. Ты не понял это по ее глазам? Они у нее горят, заплаканные…
К заправке подъехали два трейлера и «мерседес», и Сева с напарником занялись привычным делом, забыв о недавнем скандале.
А в это время Сиверов уже разговаривал с Эммой. Они стояли рядом с ее машиной, и Глеб выражал свое восхищение:
– Ну, ты молодец, даже не ожидал, все сделала так, что лучше не придумаешь.
– Но зачем был нужен этот спектакль?
– Придет время, узнаешь, а сейчас не задавай лишних вопросов. Садись в мою машину и жди. – Савина не спешила, продолжая стоять рядом с Глебом, и вопросительно смотрела на него.
Глеб пожал плечами и сел на место водителя в ее машине.
– Машина, точно, твоя собственность?
– Моя, а то чья же?!
– Давай документы.
– Какие документы?
– Права, техпаспорт.
Эмма покопалась в сумке и передала Сиверову права и техпаспорт на автомобиль.
– Ну вот и прекрасно. Это мы постараемся положить в надежное место. – Он засунул документы в кармашек солнцезащитного козырька.
Глеб взглянул на дорогу. Внизу, под обрывом, лежала скованная тонким льдом река. Они находились за городом. До рассвета оставался час или чуть больше.
– Дочку забери и жди меня тут.
Сиверов резко добавил газ, дернул автомобиль, Эмма, испугавшись, схватила дочь на руки и отбежала.
На полном ходу Глеб с силой вывернул руль и выпрыгнул из машины. Завалясь на бок, она покатилась по откосу к реке. И через каких-то десять секунд почти новый «фольксваген-пассат», проломив тонкий лед, ушел под воду.
У Савиной даже речь отнялась от неожиданности.
– Чего молчишь? – спросил Глеб, уже сидя за рулем своей «вольво».
– Вы.., ты… Зачем ты это сделал?
– Так надо. Пусть думают, что ты погибла.
– Кто будет думать?
– Кому надо, тот и будет думать.
– Бутаков и его люди? – догадалась Эмма.
– И он тоже.
– Машину жалко.
– А своей жизни тебе не жалко? Машину пожалела!..
– Да, пожалела. Она мне нравилась, удачная попалась. Куда мы сейчас?
Сиверов понимал, что его затея разозлит Потапчука, к тому же, возможно, придется расстаться с мансардой. Он знал, что нарушает все законы конспирации, но в данный момент у него не было выбора да и времени на то, чтобы придумать и организовать что-то другое.
– Так куда мы едем?
– На Арбат.
– В Москву? Я думала…
– А ты не думай, – усмехнулся Сиверов, – сейчас я за тебя думаю.
Эмма сидела на заднем сиденье, дочка спала, положив голову ей на колени. Когда Глеб притормозил у светофора, девочка проснулась.
– Ты кто? – спросила она, увидев незнакомого мужчину, и несколько раз испуганно моргнула.
Эмма нежно притянула дочку к себе, и та сразу успокоилась. Раз мама рядом – значит, все в порядке.
– Спи, спи, Леночка, я твой друг, – сказал Глеб.
– Друг – это хорошо, – уже сквозь сон откликнулась девочка и сладко засопела.