Воронин Андрей Николаевич. Слепой в шаге от смерти

   – Тебе бы только трахаться! – Коровин демонстративно обошел жену, давая понять, что ему сейчас не до забав.
   Ужина, как водится, на плите не оказалось.
   – Ты чего, есть не приготовила?
   – Откуда же я знала, что ты рано приедешь?
   Думала, приму ванну и приготовлю.
   Валерий Павлович сдержался и не сказал заветное слово «дура», а может, сухость во рту помешала. Он открыл холодильник. Ничего такого, что можно было бы съесть сразу, не оказалось. Ругая министра, жену, самого себя, Коровин влил в кофеварку воды, засыпал две ложки молотого кофе поверх уже спитого, скопившегося в фильтре, и зло щелкнул выключателем.
   – Бутерброды хоть приготовь!
   – Отличная идея, – раздался томный голос жены. – Мы попьем кофе прямо в постели.
   Валерий Павлович в сердцах пнул холодильник ногой. А его жена, так и не удосужившись набросить на себя хотя бы халатик, принялась резать хлеб возле незавешенного окна. Коровин распахнул морозильное отделение, будто там могло оказаться что-то пригодное для еды в сыром виде, и вынул бутылку водки, которая тут же покрылась инеем. Обжигающая прохлада бутылки манила его сейчас куда больше, чем тепло разгоряченной после ванны женщины.
   – Ты что, пить собрался? – недовольным тоном спросила жена. Она знала, если Коровин выпьет, то непременно поскандалит с ней.
   – Дура! – тут же выпалил Валерий Павлович. – Что, уже и посмотреть нельзя?!
   – Да ты, козел старый, не туда смотришь! Я перед ним голым задом верчу, а он на бутылку пялится. Обидно, в конце концов! – она с силой воткнула нож в разделочную доску, пригвоздив к ней намазанный маслом ломоть хлеба, оттолкнула мужа и выбежала в комнату.
   Оттуда послышался сдавленный, но специально рассчитанный на то, чтобы быть услышанным на кухне, плач.
   – За козла ответишь! – без раскаянья в голосе крикнул Коровин, перебросив в руках бутылку.
   Злость буквально переполняла Валерия Павловича, и даже если бы ужин был готов, он не смог бы проглотить ни кусочка. Больше всего на свете ему сейчас хотелось схватить жену, тряхнуть ее хорошенько, чтобы притворный плач превратился в настоящий, а затем надавать ей пощечины, чтобы она, наконец, заткнулась, испугавшись его гнева.
   «Дура! Еще не знает, кем я скоро стану», – Коровин бережно положил бутылку в морозилку на твердое, как стекло, мясо и прикрыл дверцу.
   Теперь можно и самому спектакль устроить. Все равно уезжать, так пусть жена думает, что психанул, хлопнув дверью. Пусть гадает, куда поехал – то ли по бабам, то ли напиться.
   «Все равно от министра поздно вернусь».
   Плач на несколько секунд утих, жена прислушивалась.
   – Дура! Подстилка драная! – уже из прихожей прокричал Коровин и, путаясь в рукавах, стал надевать пальто.
   – Ты куда? – в дверном проеме гостиной показалась жена, закутанная в колючий плед. Не накрашенная, со спутанными мокрыми волосами она выглядела ужасно.
   – Пошла ты… – радостно ответил он, усаживаясь на стул и потуже затягивая шнурки.
   – Ты куда?
   – По бабам! Водку пить! – забыв взять портфель, Валерий Павлович выскочил на площадку и громко хлопнул дверью.
   По его расчетам жена сейчас должна была открыть дверь и попытаться остановить его. А он все равно оттолкнет ее и шагнет в подъехавший лифт, красная кнопка которого весело подмигивала ему.
   Но кабинка подъехала, дверцы лифта разошлись, а жена так и не вышла на площадку.
   – Ну и не надо! Не очень-то и хотелось, – пробормотал Коровин, направляясь к лифту.
   И только тут он вспомнил, что портфель со всеми документами остался дома. В другой ситуации Валерий Павлович непременно вернулся бы, как-никак, в портфеле осталось не только удостоверение с броской надписью «Кабинет министров» и двуглавым орлом, но и права на вождение автомобиля.
   На улице Коровин предпринял еще одну попытку мысленного примирения с женой, посмотрел на окно. Но в освещенном прямоугольнике были видны только потолок и раздражающе яркие лампочки.
   «Значит так, значит ей все равно, куда я еду, зачем, когда вернусь. Небось, изменяет мне, а со мной трахается лишь из-за квартиры и денег».
   Сигнализация темно-синего «опеля-омега» пискнула, когда Коровин нажал кнопку на брелоке.
   Уже сев за руль, Валерий Павлович взглянул на часы. Можно было побыть дома еще минут пятнадцать, времени как раз достаточно на то, чтобы попить кофе с бутербродами и поджарить яичницу..
   Голод давал о себе знать, Коровин привык есть в одно и то же время.
   Он открыл ящик на приборной панели, но там ничего съестного, кроме половины пачки жевательной резинки «Орбит», не оказалось. Резинка лежала на тот случай, если с похмелья придется сесть за руль и нужно будет перебить запах.
   «Хоть так желудок обману», – решил Валерий Павлович, забрасывая в рот сразу три подушечки, и стал усиленно жевать их, высасывая из резины сладость и свежесть.
   Пришлось сделать крюк, заехать в «Мак-драйв».
   В застекленном окошечке улыбчивая девчушка приняла у Коровина заказ и, не мешкая, наполнила едой объемный бумажный пакет.
   Вскоре Валерий Павлович уже ехал по кольцевой, одной рукой ведя машину, а другой вынимая из бумажного пакета хрустящие соломинки жареного картофеля, от которых во рту появлялась горечь и постоянно пересыхало. Тогда Коровин хватал стаканчик с кока-колой, жадно затягивался ледяным напитком сквозь соломинку. Время от времени приходилось браться за руль двумя руками, от чего оставались отпечатки жирных пальцев, которые Валерий Павлович зло стирал рукавом, даже не думая о том, что пачкает дорогое пальто.
   Он не гнал, времени было достаточно. Во-первых, немного сэкономил дома, а во-вторых, знал, девятнадцать двадцать – это только прибытие самолета, а пассажиры выйдут минут на двадцать позже.
   Наконец Валерий Павлович сжевал последние подгоревшие обломки картофельной соломки, допил кока-колу и потряс стаканчик, откликнувшийся веселым перезвоном льдинок. Открыв окно, Коровин выбросил скомканные пакет и стаканчик прямо на дорогу.
   На стоянке возле аэропорта машин оказалось мало, свободных мест сколько угодно. Все-таки зимой люди летают куда реже, чем летом, в основном по делам, редко кто на отдых. Поэтому и площадка перед входом в терминал выглядела вполне прилично. Не было тут огромных баулов с тряпками, коробок с аппаратурой, зловещих кавказцев, охраняющих свое богатство.
   Виктор Павлович поставил машину на сигнализацию и не спеша направился к терминалу. Первым делом он посмотрел расписание. Рейс из Санкт-Петербурга там значился, как и положено: прибытие в девятнадцать двадцать; на табло горело время девятнадцать ноль пять.
   Коровин стал прохаживаться по залу, коротая время у различных киосков. Дольше всего он простоял у аптечного киоска, вчитываясь в мудреные названия лекарств. Одни были знакомы ему по рекламе, о других он не имел ни малейшего представления. Некоторые названия звучали почти ласково, но встречались и такие, от которых исходила угроза, словно это были яды.
   На пластиковом, изукрашенном под камень прилавке лежали рекламные буклеты новых лекарственных средств, красочно напечатанные на хорошей бумаге, набранные броским шрифтом. Они сами просились в руки. Коровин взял несколько буклетов, бросил их в карман и вновь посмотрел на табло. Девятнадцать двадцать – самое время объявить о посадке самолета из Санкт-Петербурга.
   На табло замелькали лампочки, на мгновение вся строчка погасла, а затем вспыхнули лишь название города – Санкт-Петербург и номер рейса.
   Времени прибытия словно не существовало – четыре черных прямоугольника.
   – Что за ерунда такая! Опаздывает, что ли?
   И тут над самой головой у Валерия Павловича щелкнул громкоговоритель, мелодичный женский голос, лживыми интонациями напоминавший голос его жены, сообщил, что рейс из Санкт-Петербурга по метеорологическим условиям «задерживается прибытием». Так и было сказано: «задерживается прибытием».
   В Москве погода стояла довольно сносная, во всяком случае, самолеты взлетали и садились.
   «Значит, в Питере снег пошел, – подумал Коровин, еще до конца не осознав, что задержка означает бессмысленное торчание в аэропорту. – Хоть бы сказали, вылетел он из Питера или нет».
   Девушка-администратор дополнительной информации не дала, лишь подтвердила, что рейс задерживается, правда, на какое время, не знала. Будь у Валерия Павловича с собой удостоверение, он сумел бы пробиться и выше, но удостоверение осталось в портфеле – дома. Можно было попробовать и без него, но хотя кабинет министров и сила, да не настолько большая, чтобы заставить самолет совершить посадку раньше, чем он это может сделать. Да и поручение у Коровина было такое, что лучше не соваться с удостоверением кабинета министров. Пусть все пройдет спокойно и, в конце концов, дождется он человека, который передаст ему пакет. Но неизвестность раздражала. Что если придется ждать – не час и не два, а сидеть до полуночи? Сколько можно ходить по терминалу, заглядывая в витрины киосков или просматривая книжки на лотках?
   Эти занятия наскучили Валерию Павловичу достаточно быстро. Надоело ему и смотреть на часы, выдергивать левую руку из рукава дорогого пальто, чтобы взглянуть на сверкающий циферблат.
   «Вот если бы можно было так: нажал на кнопочку, стрелки сдвинулись, и время пролетело. Сделать-то можно, стрелки пойдут, но время.., оно идет своим ходом и никто – ни президент, ни премьер-министр – не властны над этой субстанцией. Она вечна, течет и течет, то быстрее, то медленнее. Когда хорошо, время пролетает мгновенно, когда скверно – почти останавливается, и даже кажется, что стрелки движутся вспять».
   В данном случае состоянию Коровина соответствовал второй вариант.
   "Как вы мне все надоели! Начальники… Нет чтобы договориться и передавать пакеты поездом.
   Ведь ходит же поезд, причем скорый, от Москвы до Питера и назад. Сел в вагон и приехал. Никаких тебе задержек. Что-что, а железная дорога в этой гнилой стране все еще работает, и работает исправно. И погода на нее не влияет. Плевать поезду, идет снег или льет дождь, ночь или утро. Лишь бы шахтеров поблизости не оказалось. Мчится себе по рельсам, стучит колесами на стыках. А самолет.., ему доверять нельзя, обязательно подведет – вот как сейчас".
   Кроме обычных неудобств, связанных с ожиданием, Валерия Павловича снова стал донимать голод. Он уже выкурил четыре сигареты. Во рту пересохло и вообще было гадко, так, что хотелось плеваться. Но не станешь же плевать на мраморный пол или каждый раз подходить к никелированной урне?
   «Надо поесть».
   То и дело звучали сообщения о том, что рейс помер такой-то задерживается. Время от времени информировали и о питерском самолете, но ничего обнадеживающего не говорили. А самое главное, невозможно было понять, вылетел ли самолет из Питера, и если вылетел, то где он: сел в другом городе или кружит где-то неподалеку? В общем, пока все было покрыто мраком, и этот мрак никак не рассеивался. Звучали сообщения на английском, немецком, французском, русском.
   – Черт с вами! – буркнул Валерий Павлович и резво зашагал к барной стойке.
   «Какого черта я мучаюсь? Было бы время в Москве, сидел бы где-нибудь в баре, попивал кофе, курил и считал, что отдыхаю. А тут – имею то же свободное от дел время, барная стойка к моим услугам, те же высокие табуреты и кофе такой же, приличный, не раз здесь пил. Надо расслабиться, представить себе, что просто вышел из дому и вместо того, чтобы податься в ближайший бар, решил съездить в аэропорт».
   Коровин понимал, конечно, какое искушение его ждет. Зеркальная стойка бара множила в отражениях различные бутылки. Чего здесь только не было – от самых дорогих коньяков до водки в пластиковых стаканчиках, доступных любому алкашу.
   «Пить не буду!» – твердо решил Коровин, взгромождаясь на высокий круглый табурет, и расправил полы пальто.
   И тут же память услужливо напомнила о заиндевевшей бутылке водки, которую он недавно держал в руках.
   «Ждет меня, родимая, лежит в морозилке. Получу бумаги, завезу их министру и.., быстрее домой. Жена, стерва, небось, спать уже ляжет. Сяду на кухне и пару рюмок… – с ходу… Больше двух пита не стану».
   Из задумчивости Коровина вывел бармен. Он ни о чем не спрашивал, даже не поздоровался, просто стоял напротив хорошо одетого посетителя с дорогими часами на запястье и ждал, когда тот сделает заказ.
   – Кофе и бутерброд.
   – Какой? – бармен указал на подносы с разнообразными бутербродами.
   – С икоркой, – мечтательно проговорил Коровин и тут же подумал, что бутерброд с икрой хорошо бы пошел под водку.
   – С красной или с черной? – словно бы издевался над ним бармен.
   – И с красной, и с черной.
   Жареный картофель из «Мак-драйва» еще стоял поперек горла, так и не дойдя до желудка, то и дело напоминая о себе привкусом горелого масла.
   – А водочки? – улыбаясь, спросил бармен.
   – Хорошо бы, – потер ладонь о ладонь Коровин и тут же отрицательно мотнул головой, – да я за рулем.
   – Что ж, всякое случается.
   Бармену уже не раз приходилось обслуживать таких посетителей. Сначала отказываются выпить, а потом посидят, посидят, да и надумают. И тогда уже удержу никакого на них нет, пьют одну за другой, словно с цепи сорвались.
   «Скорее всего, то же произойдет и с этим», – продолжая улыбаться, подумал бармен и аккуратно положил на тарелочку салфетку, а сверху два бутерброда – с красной и черной икрой.
   Из кофеварки шипя полился свежесваренный кофе, Коровин потянул носом. Желудок словно съежился, в животе заурчало, а во рту, наконец-то, впервые за весь вечер появилась не вязкая шершавая слюна, а аппетитная, которую даже приятно было сглотнуть. Валерий Павлович взял бутерброд и сходу ополовинил его. Жевал медленно, чтобы продлить удовольствие, запивал кофе и мечтательно разглядывал этикетки на бутылках.
   «Это я пробовал, и это тоже. Это пил в Лиссабоне, это – в Праге. А вон тот коньяк – в Париже. Текилу же больше никогда пить не буду. Пьется она легко, но потом голова, как свинцовая болванка».
   Кофе кончился незаметно. Коровин запрокинул голову, но из чашки в рот полилась лишь противная жижа. Пришлось заесть ее бутербродом.
   – Повторить? – спросил бармен.
   – Обычно «повторить» говорят, когда пьют водку, – усмехнулся Коровин.
   – Так, может, водочки? Из холодильника.
   Валерий Павлович закусил губу. На этот раз он рассуждал целых десять секунд, а затем, сделав над собой невероятное усилие, отказался:
   – Нет, за рулем.
   Из чисто профессионального любопытства бармен решил дожать клиента.
   «Денег у него, небось, куры не клюют, – в каждом кармане по штуке баксов. А тоже заладил: за рулем, за рулем… Может себе позволить и такси взять, а машину на охраняемую стоянку ему загонят».
   – Только кофе.
   В голосе Коровина уже чувствовалась отрешенность, он, по всему было видно, смирился с тем, что сегодня ему придется выпить, лишь для приличия оттягивал момент падения. Надеялся: вдруг случится чудо и объявят, что совершил посадку самолет из Санкт-Петербурга?
   На этот раз он пил кофе долго, смакуя каждый глоток. А чтобы как-то убить время, вытащил из кармана рекламные буклетики лекарств и разложил их на стойке. Чтение противопоказаний и принципа действия препарата от запора не прибавило аппетита. Скомкав глянцевый лист бумаги, Валерий Павлович отправил его в пепельницу и принялся читать про хитрое лекарство, которое отбивает, как сообщалось в рекламе, любой запах, причем своеобразно, не так, как мятные таблетки – капсула с препаратом постепенно растворяется в желудке, но при этом якобы отбивает все запахи.
   У Коровина это не укладывалось в голове, и он перечитал буклет еще раз. Подобное изобретение в его понимании находилось, на уровне гениального открытия, что-то вроде «перпетуум мобиле» или машины времени.
   «Вот бы еще действенное средство от похмелья придумали», – усмехнулся Валерий Павлович.
   Ему захотелось, не откладывая в долгий ящик, испытать действие препарата прямо сейчас.
   И он подозвал бармена:
   – Сколько я должен?
   В глазах служителя барной стойки мелькнуло удивление, он-то считал, что набитый деньгами посетитель непременно закажет водку, но выходило, что ошибся, хотя в своей профессии ошибался он редко.
   Бармен постучал по клавишам кассовой машины. Через несколько секунд чек уже лежал перед Коровиным. Валерий Павлович бросил на стойку крупную купюру и упреждаюше поднял руку:
   – Не суетись со сдачей, я сейчас вернусь. И место смотри, чтобы никто не занял.
   Бармен проводил Коровина взглядом и улыбнулся:
   «Ага, аптечный киоск его интересует, небось, сердце прихватило, пока сомневался, стоит пить или нет».
   – Мне вот это, пожалуйста, – Валерий Павлович от волнения даже не смог правильно прочесть длинное, ничего для него не значащее название препарата.
   Упаковка с зелеными капсулами легла на прилавок..
   Расплатившись, Коровин поинтересовался:
   – А их принимать до или после?
   – До или после чего? – сразу не сообразила женщипа-фармацевт.
   – Ну, до того, как выпил, или потом?
   – Насчет запаха спиртного я, честно говоря, не знаю…
   – У вас в рекламке написано, что он все запахи отбивает.
   – Раз написано, значит, отбивает. Думаю, разницы нет, – женщина, опустив очки на кончик носа, прочитала:
   – Действие препарата пять часов.
   Вращая в руках свое ценное приобретение, Коровин вновь взгромоздился на еще не успевший остыть табурет за стойкой бара.
   – Лекарство купили?
   – Минералки дай, – Валерий Павлович заглотнул сразу двойную дозу и замер, прислушиваясь, как реагирует желудок на непривычные для него по форме и цвету желатиновые капсулы.
   Желудок никак не отозвался. Теперь проверить, есть запах или нет, можно было только одним-единственным способом – выпить.
   – Водочки сто граммов и два бутерброда.
   «Пошло дело», – приободрился бармен, наливая в стакан водку.
   Коровин выпил ее залпом и тут же зажевал.
   Взгляд его прояснился, как у человека, только что нашедшего в пустыне оазис с прозрачной освежающей водой. Несколько минут он собирался с духом, прежде чем решился проверить действие препарата.
   «Что этот мужик вытворяет? – подумал бармен, глядя на то, как Валерий Павлович, приложив ко рту ладони, сложенные корабликом, усиленно в них дышит. – Дыхательные упражнения от сердца? Или для сердца?»
   «Ты смотри, вроде бы и впрямь запах не чувствуется, – удивлялся Коровин. – Это же надо, какой препаратик придумали? Или я мало выпил? Не жрал сегодня, считай, ничего, может, вся водка сразу в стенки желудка и всосалась без остатка, в кровь, потому как по голове слегка дало».
   – Повторить? – донесся до его слуха бесстрастный голос бармена.
   Чувство блаженства, охватившее Коровина, не позволяло ему быть многословным. Он лишь кивнул и показал оттопыренным большим пальцем правой руки на стакан, мол, лей сюда же. Следующие сто граммов Валерий Павлович тянул медленно, твердо решив, что больше пить не будет. Но когда обнаружил, что и после такого количества водки запах практически не чувствуется, голос его приобрел металлические нотки:
   – Налей полный. И все, хватит.
   «Снова в нем ошибся, непредсказуемый человек», – подумал бармен, не зная, что все метаморфозы Коровина есть лишь результат действия нового препарата.
   Через час возле Коровина уже сидела смазливая девчушка в короткой-прекороткой кожаной юбке и пила коктейль. А он ей втолковывал, какая тяжелая работа в кабинете министров и каким большим человеком он станет в ближайшее время.
   «Черт побери, откуда она взялась? – в момент просветления удивился Валерий Павлович. – Вроде бы не было раньше… И что за чушь я несу?»
   Он скользнул взглядом по своей соседке. Сначала по лицу, затем по туго затянутой свитером груди и, наконец, по длинным, неплотно сведенным ногам.
   – Вы так интересно рассказываете, Валерий Павлович, – проворковала девчушка.
   – Так тебе восемнадцать есть или еще нет?
   – Да вы же мой паспорт уже смотрели, – щелкнул замочек сумочки, и показался довольно потрепанный паспорт. Как бы невзначай девушка прихватила и пачку презервативов, которые тут же вернула обратно в сумку.
   «Трахнуть ее, конечно, можно, – подумал Коровин и, оглядевшись, вдруг сообразил, что сидит в баре аэропорта. – Какого черта я здесь делаю? – задал он себе вполне логичный вопрос и, нащупав связку ключей в кармане, вспомнил о машине. – Ах да, министр просил забрать пакет», – слово «пакет» еще больше отрезвило Коровина, и он вспомнил о табло.
   Рейс из Санкт-Петербурга среди прибывших не значился.
   – Мой рейс еще не объявляли? – в растерянности спросил он.
   – А вы разве улетаете? – поинтересовалась юная проститутка.
   – Нет, встречаю.
   «Значит, о самолете и о пакете я ей ничего не говорил. Ну что ж, надеюсь, лишнего пока не сболтнул».
   – О рейсе из Питера ничего не говорили? – спросил он у бармена и принюхался к своему дыханию, – запаха вроде не было.
   Бармен вспомнил лишь, что самолет вылетел, а вот когда? Часы показывали уже половину двенадцатого ночи.
   Больше пить водку Коровин не стал. Пока пакет не перекочует в его руки, пока он не вручит его министру, – ни капли. Решение правильное, но запоздалое.
   «А вот с девкой можно поразвлечься. Дура-дурой, такая и за двадцатку сделает все, что хочешь».
   Валерий Павлович протрезвел настолько, что смог заметить несколько небрежно заштопанных дырок на ее колготках. Две чашки крепкого кофе, от которого усиленно застучало сердце, привели его в относительную норму. Теперь он уже при надобности мог бы слезть с табурета и самостоятельно пройтись по терминалу.
   – Посиди, я сейчас приду.
   Он хотел было положить на стойку кошелек, чтобы место не заняли, но сообразил, что кожаному портмоне быстро приделают ноги, поэтому оставил упаковку с зелеными капсулками, а сам отправился в туалет.
   Уже перед писсуаром, проклиная мудреную застежку английских брюк, Коровин услышал, как объявили, что самолет из Питера совершил посадку.
   Расстегнуть застежку Валерий Павлович с грехом пополам сумел, а вот застегиваться она никак не хотела, лишь зажевала шелковую подкладку кармана. Чуть не прищемив и плоть крупными металлическими зубьями молнии, Коровин бросил это занятие и решил, что сможет временно сохранить приличия, плотно запахнув пальто.
   Проститутка терпеливо дожидалась его.
   – Ваш рейс, – сообщила она.
   – Сейчас встречу.., и поедем.
   Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Коровин ощутил, что в глазах посветлело, и двинулся к толпе встречающих. Только сейчас он вспомнил об условленном знаке – «Литературной газете» в руках, по которой приехавший и узнает его. Валерий Павлович похлопал себя по груди – толстая газета отозвалась хрустом. Он вынул ее, зажал под, мышкой и прислонился к мраморному столбу.
   «Нет, прислоняться нельзя, развезет».
   Коровин собрал волю в кулак и выпрямился, расставив ноги на ширину плеч, заметный со всех концов зала ожидания. Он стоял так, словно бы его водрузили на пьедестал для всеобщего обозрения.
   Появились первые пассажиры, не отягощенные вещами, те, у кого не было багажа. Среди них Коровин тут же заприметил высокого крепко сложенного мужчину, который рассматривал встречающих.
   Наконец внимательный взгляд остановился на Валерии Павловиче, и мужчина, рассекая толпу, двинулся прямо к Коровину, но, подойдя почти вплотную, с недоверием посмотрел на него.
   – Я, наверное.., вас встречаю, – проговорил консультант.
   Мужчина сразу заподозрил, что встречающий пьян: говорил Коровин несколько несвязно, как человек, недавно перенесший инсульт. Посланец из Питера втянул носом воздух – никакого запаха. С такого расстояния унюхал бы сразу, даже если бы выпито было немного.
   «Нашли кого прислать! И отдавать-то ему боязно».
   – Так это вас я встречаю? – повторил вопрос Коровин.
   – А вы сами кто будете? – уходя от прямого ответа, поинтересовался незнакомец из Питера. В руках он уже держал билет па обратный рейс.
   – Коровин я, Валерий Павлович," консультант, – после недолгого раздумья представился встречавший.
   Все сходилось – и фотография, показанная перед отлетом, и фамилия, и даже должность. Да и «Литературная газета» двухмесячной давности, зажатая под мышкой, подтверждала, что именно этому человеку следует вручить бумажный пакет, лежащий в кейсе.
   Самолет спешили отправить, уже началась регистрация на рейс.
   «Раз все сходится, значит, надо отдавать», – решил курьер, даже не знавший толком, что он привез.
   – Вам просили передать, – с этими словами мужчина отщелкнул замки и вручил Валерию Павловичу шелестящий, размером с газету, многослойный бумажный пакет, в торце зашитый толстой ниткой.
   Ни расписки, ни чего-либо другого посланец из Питера не потребовал, лишь бегло пожал Коровину на прощание руку и тут же пошел регистрироваться к стойке.
   Валерий Павлович бросил ненужную теперь газету в урну и, слегка покачиваясь, вернулся в бар.
   – Все в порядке? – спросила проститутка.
   – Да. Рассчитай нас, – бросил он в сторону стойки.
   На этот раз бармен уже не выбивал чек, а просто назвал слегка завышенную сумму. Валерий Павлович, даже если бы и хотел, все равно не смог бы ее оспорить, поскольку не помнил, что пил, что ел, сколько раз ему наполняли рюмку и сколько коктейлей выпила немного захмелевшая проститутка.
   Несмотря на то, что Коровин был изрядно пьян, службу он нес исправно, плотно зажав пакет под мышкой.