Воронин Андрей Николаевич. Слепой в шаге от смерти

   Деньги тут же перекочевали в сервант.
   – Значит, пить не будешь?
   – Не буду.
   – Нам больше останется, – подмигнула парню жена хозяина.
   Парень, который открыл дверь, потянулся за бутылкой, налил в две рюмки.
   – Ну, что ж, за твое здоровье, мил человек. Я уж думала, ты не отдашь, решила, что Колька все придумал, сам деньги пропил, а потом сказал, будто кому-то одолжил.
   Хозяин что-то забормотал, перевернулся на другой бок и с чувством захрапел.
   – Скотина! Животное! Вечно напьется, подушку обслюнявит, потом мне стирай. Хорошо хоть рыгать перестал, а то раньше еще и обои паскудил.
   Только новые поклеишь, а он сразу – на стенку, до ванной не добегал! Хотела моющиеся купить, но это очень дорого. И все равно, блевотина – такая гадость, все что угодно разъест. Теперь там комод поставила, сверху аквариум.
   Глеб бросил взгляд на аквариум, в котором лежали сухие камни, а воды не было и в помине. Высохшие водоросли напоминали клочья передержанного на солнце сена.
   – А рыбки где?
   – Он, сволочь, свинья, в аквариум блеванул!
   Рыбы все и сдохли.
   Разговор наскучил уже не только Сиверову, но и парню, сидевшему с рюмкой водки в руках. Не дожидаясь, когда кто-нибудь предложит выпить или произнесет тост, он перевернул рюмку над широко открытым ртом. Кадык даже не дернулся, спиртное с бульканьем исчезло в горле.
   – Колька мне помочь обещал, да хрен с него сейчас чего-нибудь добьешься, – с недовольным видом закинул Глеб пробный шар.
   – Да уж.., одно слово – животное.
   Сиверов, уже в который раз, осмотрел квартиру.
   – А что это вы разглядываете?
   – Смотрю, давненько вы обои клеили.
   – Когда переехали, тут был порядок, если бы не мой боров. Он же все испоганил, пришлось и обои переклеивать, но не везде, а частями. Где испортит, там и клею. А вон те – красивые – от старой хозяйки остались. Она была баба богатая, одежды вывезла два большущих шкафа, один из них нам за полцены оставила. Он, понимаешь ли, несъемный оказался. Так мы, в общем, и рады.
   – А куда прежняя хозяйка свалила? Далеко?
   За границу что ли?
   – Нет, не за границу, она здесь, в Москве живет.
   Поначалу ей часто звонили – и все мужики. Так она свой телефон оставила, чтобы мы, если что, им давали.
   – Какой у нее телефон?
   – Вон, на стене, под выключателем написан.
   Иногда и сейчас звонят, хоть уже столько лет прошло.
   Глеб подошел к выключателю и увидел, что там было написано несколько телефонных номеров.
   – Который?
   – Самый верхний, – хозяйка подошла к гостю, чтобы помочь.
   – Вкусно ваш одеколон пахнет, – оценила она, поводив носом из стороны в сторону, словно охотничья собака.
   – Мне тоже нравится, – с улыбкой заметил Глеб.
   – Вот, этот самый телефон.
   – Ага, спасибо. А адрес, случаем, не знаете?
   – Знаю, почему же нет, – хозяйка квартиры взяла потрепанную телефонную книгу, из которой посыпались на пол страницы.
   – Вот, невезуха, как пьяный примется своих дружков по телефону искать, всю книжку порвет.
   Животное, одним словом! И какие дела у него могут быть?
   – Такие и дела, – скривил губы Глеб.
   – А вот она… Эмма Савина, Оболенский переулок, дом семь, квартира сорок восемь.
   – Понятно. С вашего позволения, запишу.
   – Зачем она тебе? Хочешь с ней переспать?
   Баба она видная, но, наверное, берет дорого. Так что полтинником не отделаешься.
   – Я по другому вопросу.
   – По какому еще вопросу можно такую женщину искать?
   – Кому что, – заметил Глеб, – одному проститутка нужна, переспать, другому – представительная женщина для сопровождения гостей.
   – А, вон оно что! Небось, не за свои деньги нанимать будешь?
   – За деньги фирмы, – подтвердил Глеб, доброжелательно улыбаясь.
   Он уже знал и телефон Эммы Савиной, и ее адрес.
   – Так Кольке чего сказать? Чего ты от него хотел?
   – Проспится, завтра я его найду, поговорим.
   – А понятно. Но думаю, завтра ты его не найдешь. Ты его, наверное, еще плохо знаешь. Один день он не пьет. Если уж вошел в раж, то пьет дня три. К тому же – полнолуние, – взглянув в окно, сказала хозяйка. – А у него как полнолуние, так пьет до полной отключки, пока Луна на убыль не пойдет.
   – Приливы и отливы, – заметил Глеб.
   – Вот-вот, и приливы, и отливы. Правда, раньше отливал через рот, сейчас уже – нет, наверное, возраст, а может, проспиртовался. Животное, одним словом! – уже в сотый раз повторила хозяйка.
   – Эй, иди сюда, – позвал ее парень, – что ты с ним базаришь? Бабки взяла и…
   Глеб так взглянул на него, что парень даже втянул голову в плечи и виновато улыбнулся сквозь пьяный угар.
   – Я, ты не подумай, обидеть не хотел. Хочешь, садись выпить, вот и капуста, и огурцы, – он подцепил капусту и, как спагетти, намотал на вилку.
   Затем выволок этот клубок, плюхнул его на грязную тарелку. – Самое то. С виду неказистая, а на вкус – так до печенки пробирает.
   – Да, мой тоже, как встанет с перепоя, сразу начинает капусту жрать, потому как пива у этого животного никогда нет – все выпивает с вечера.
   Полируется… И придумали же такое, водки напьются, потом еще пива сверху. Полируют… Вот, животное!
   – Вопросов у меня больше нет, Кольке привет.
   – А от кого хоть привет?
   – Скажите, от Чемоданова.
   – От какого Чемоданова?
   – От Ивана Чемоданова.
   – Я что-то не помню, чтобы Колька про Чемоданова говорил. К нему Пулихов обещал прийти. Ты не Пулихов?
   – Нет. Чемоданов.
   – А полтинник?
   – Кольке привет.
   В подъезде Сиверов столкнулся с мертвецки пьяным немолодым мужчиной, который чуть ли не на четвереньках старательно и сосредоточенно, ступенька за ступенькой, преодолевал лестницу, словно взбирался на отвесную скалу и боялся сорваться.
   – Это какой этаж? – спросил он, глядя снизу вверх на Глеба.
   – Ты лучше спроси, который час.
   – А сколько времени?
   – Да уже четвертый.
   – Значит, до рассвета успею, – и мужик, совершив чудовищное усилие над собой, поднялся на ноги, сразу зашатался, а затем, упершись в стену, двинулся вверх, стирая плечом побелку и всяческие надписи.
   «Вот, еще она радость идет, – с грустью подумал Глеб, – небось, доберется до аквариума и блеванет».
   Мужик хрипел, но продолжал восхождение.
   Иногда он крякал, иногда стонал, в горле у него клокотало, словно внутри полыхало пламя, на котором кипела большая кастрюля с картошкой.
   «Пожалуй, не дойдет до аквариума, блеванет прямо на лестнице».
   Глеб придвинулся к стене подальше от широкого пролета. И вовремя: раздался утробный звук, похожий на рев марала, затем хлюпанье, ругань и после этого гортанный вскрик, а через несколько секунд – вздох облегчения. Но тут же вздох пресекся, словно его обрезали ножницами, и вновь заклокотало, забулькало, как лава из вулкана. Съеденное и выпитое запросилось наружу мощным и сильным толчком.
   Глеб не выдержал, выругался, а затем быстро побежал вниз, стараясь держаться поближе к стене. Уже подходя к двери подъезда, он услышал, как пьяный мужик заголосил:
   – Эй, открывайте, мать вашу! Я пришел, молочка принес, зеленого, козлы рогатые, падлы вонючие.
   Дверь хлопнула, и звук исчез.
   «Добрался-таки, альпинист, совершил восхождение. В квартире блевать не стал, все в подъезде оставил. Вот же, уроды, – подумал Глеб сразу обо всех, с кем пришлось столкнуться сегодняшней ночью. – Куй железо, пока горячо. Звонить не буду, – решил он, – проверять по компьютеру тоже, скорее всего, стерто все, и этой квартиры, наверное, даже нет в базе данных. Надо сразу ехать и надеяться, что Эмма Савина сейчас дома».
   В том, что он сможет получить нужную информацию, Глеб не сомневался. Вряд ли Эмма знает, что ее партнер по сексу, запечатленный на фотографии, мертв. Это будет для нее сюрпризом. Известие о чужой смерти всегда действует парализующе, и человек, как правило, робеет, начинает говорить, признается даже в несовершенных грехах. А Савиной есть, о чем рассказать, есть, чего бояться. Если убили Самохвалова, значит, она тоже в опасности. Мертв электрик, впускавший ее в гостиницу, возможно, убит и фотограф, которого ищет Потапчук. Но живым вряд ли застанет".
   Сиверов мчался по городу. Садовое кольцо, Комсомольский проспект… – улицы сменялись одна за другой.
   Доехав до Оболенского переулка, Глеб сбавил скорость, чтобы не проскочить нужный дом.
   «А вот и он! – Сиверов остановился у следующего дома и припарковал машину на улице. – Если заехать во двор, Савина может насторожиться. Хотя маловероятно. Однако лишний раз перестраховаться не вредно».
   Подъезд был без кодового замка, но лестница, на удивление, оказалась довольно чистой. Дверь квартиры тоже выглядела очень прилично, явно была недавно отремонтирована. Сиверов осмотрелся.
   Замок показался ему не очень сложным, как в большинстве не самых дорогих металлических дверей.
   Затем Глеб прошелся взглядом по периметру стальной дверной коробки и увидел покрытый побелкой телефонный провод.
   «А вот провод, на всякий случай, лучше перерезать», – он достал из кармана перочинный ножик и аккуратно, сначала одну жилу, потом вторую, перерезал провод, тщательно следя за тем, чтобы не замкнуть, иначе телефон отозвался бы коротким звонком.
   «Так, теперь Савина никуда не сможет позвонить. Если, конечно, она дома».
   Замаскировав обрезанный провод, Сиверов взял в пальцы отмычку и аккуратно ввел ее в замочную скважину. Замок – такая штука, что ковыряться в нем абсолютно бесшумно не получается, металл все-таки. Судя по конструкции, за первой дверью находилась вторая. Поэтому то, как открывался первый замок, в квартире вряд ли было слышно.
   Наконец ригель отошел, и Глеб открыл тяжелую металлическую дверь. За ней действительно оказалась вторая, уже деревянная, обитая черным дерматином в блестках фигурных гвоздей. Сиверов осторожно нажал на ручку. Замок был открыт.
   Придерживая дверь на весу, Глеб повел ее в квартиру, где царила полная темнота. Где-то в глубине комнаты тлел красным огоньком телевизор.
   Закрыв обе двери. Сиверов остановился и прислушался. Если бы в квартире кто-то спал, он бы обязательно услышал сопение, но царила полная тишина.
   «Значит, либо Эммы нет, либо она проснулась, затаилась».
   На цыпочках он двинулся к комнате. Сзади чуть слышно скрипнула дверь в ванной, и уже в который раз острый слух спас Глеба. Он пригнулся и одновременно качнулся в сторону. Удар короткой резиновой дубинки с металлическим стержнем внутри пришелся точно на то место, где еще секунду назад находилась голова Глеба. Нападавший, не удержавшись, по инерции полетел вперед, следом за дубинкой, и Сиверов нанес ему сильный удар ребром ладони по горлу. То, что на него напал мужчина, Глеб не сомневался ни секунды, такой силы был удар.
   Мужчина захрипел, зашатался, но не упал. Сиверов рванулся в комнату. Но тут ярко вспыхнул свет, и Глеб увидел нацеленный на него пистолет с массивным глушителем.
   – Стой! – коротко скомандовал человек с пистолетом, продолжая держать вторую руку на выключателе, Двигаться было опасно. Глеб сразу заметил, что пистолет снят с предохранителя, и, решив не рисковать, замер на месте.
   – Руки поднимай, только медленно!
   По глазам мужчины Сиверов понял, что тот удивлен. Ждали явно не его и наверняка знали, кого ждут. Второй незнакомец, хоть еще хрипел и ругался, но уже выпрямился и ощупывал горло. Резиновая дубинка валялась рядом.
   – Ты кто? – тихо спросил мужчина с пистолетом в руке.
   И Глеб решил закосить под идиота:
   – Мужики, вы чего?
   – Откуда ключи взял?
   – Эмма дала, сказала, заходи, когда хочешь, а вы кто? Набросились, как петухи какие!
   – К стене! И руки за головой держи! А ты обыщи его, – сказал мужчина с пистолетом своему напарнику.
   Сиверов понял, что дело не в обыске, пока они хотят лишь выяснить, кто он такой, но любой ответ на этот вопрос не повлияет на его дальнейшую судьбу. Глеб нутром чуял, что отсюда его не выпустят, он сорвал все их планы. Скорее всего, они ждут Эмму, он же – временная помеха. А временные помехи устраняют. По поведению мужчин, сидевших в засаде, он сразу определил, что они профессионалы, привыкшие убивать, хладнокровные киллеры. Значит, времени, чтобы что-то предпринять, не так уж много. Они сильные, тренированные и, скорее всего, прошли ту же школу, что и он.
   «Против двоих устоять трудно, особенно, если находишься под прицелом. Одного из них придется убрать, а второго нужно завалить, чтобы потом выяснить, кто он такой и что здесь делает».
   – К стене! – рявкнул мужчина с пистолетом, не повышая голоса, угрожающим был лишь тон.
   – Мужики, вы чего? – Сиверов сделал вид, что боится, и уткнулся лицом в стену. – Я потрахаться пришел, если что, уйду… Деньги нужны – берите.
   Глеб видел тень мужчины, подходившего к нему сзади, подходившего аккуратно, с опаской, явно помнившего резкий неожиданный удар.
   «Ну, Глеб Петрович, – сказал себе Сиверов, – покажи, на что способен!»
   – Эй, де трогай, я щекотки боюсь! – усыпляя бдительность врагов, весело предупредил он.
   – Я тебя сейчас пощекочу!
   По движению тени Глеб определил момент замаха дубинкой и, резко развернувшись, ударил мужчину ногой в грудь, вложив в этот удар всю свою силу. Бил он с таким расчетом, чтобы противник, пролетев часть комнаты, сшиб с ног и напарника.
   Так все и получилось. Мужчина с пистолетом в руке упал спиной на диван, второй же, падая, ударился виском о вентиль радиатора, не прикрытый маховиком. Хрустнула височная кость, Сиверов отметил это как бы между прочим. Времени на раздумья и на анализ обстановки у него не было.
   Мужчина с пистолетом уже успел перевернуться на бок и вставал. Сиверова спасло лишь то, что противник на секунду замешкался, вынимая ногу из-под тела напарника. Глеб набросился на него сбоку, цепко обхватил шею локтем и сжал руку с оружием.
   Мужчина оказался очень сильным. Как ни старался Глеб, ему удавалось только удерживать руку, но вывернуть ее он не мог. Преимущество неожиданного нападения было сведено на нет. Мужчина изо всех сил напрягся и сумел-таки подмять под себя Глеба, а затем, ни секунды не медля, стал пытаться отжаться от него, чтобы иметь возможность выстрелить. Сиверов отчаянно сопротивлялся, не давая ему этого сделать. Он понимал, пока между ними практически нет зазора, пистолет с длинным глушителем не вывернуть, не упереть ему в грудь.
   Руки у Глеба уже подрагивали от напряжения, на лбу выступил пот. Противники почти не двигались, оба боролись из последних сил. Они напоминали намертво сросшихся «сиамских близнецов». В глазах навалившегося сверху мужчины Глеб видел лишь одно желание – убить, и как можно скорее.
   Сиверов понял, что долго ему не продержаться, слишком силен был противник.
   «Если ему так хочется развернуть пистолет, надо позволить ему это сделать, маленькая хитрость может привести к победе», – решил Глеб.
   Он чуть-чуть ослабил хватку, рука задрожала сильнее. Пистолет стал поворачиваться. И тут Сиверов резко отпустил руку. А так как противник действовал изо всех сил, кисть его повернулась слишком резко. Ствол, оцарапав Глебу шею, качнулся в другую сторону, а Глеб помог этому, выворачивая мужчине запястье. Секунда, и ствол пистолета уперся противнику в нижнюю челюсть.
   Мужчина дернулся, пытаясь отвести оружие, и в этот момент чуткий спуск сработал, раздался выстрел, тихий, глуховатый, какой бывает всегда, когда стреляют в упор с глушителем.
   Мужчина мгновенно обмяк, и Глеб еле успел отпрянуть от него, чтобы не испачкаться кровью.
   «Ты сам этого хотел! Я на спуск не нажимал», – подумал Глеб, мгновенно вскакивая на ноги.
   Он не стал даже подходить ко второму. Тот лежал неподвижно, из пробитого виска тонкой струйкой текла яркая кровь.
   – Ну и дела! – проговорил Глеб. – Ни тебе здравствуйте, ни тебе до свидания.
   «Что-то эта ночь явно не задалась. То пьяные идиоты, то профессиональные убийцы. Ну да ничего, Бог миловал. Брошенное всегда возвращается рикошетом».
   И тут же память послушно подсказала: «Пускайте хлеб свой по водам, и он к вам вернется».
   Сиверов погасил свет, вид крови его раздражал.
   В темноте он видел неплохо, зато цвета становились почти неразличимыми, они были лишь обозначены.
   "Кстати, может, у них при себе есть документы?
   Ага, сотовый телефон…
   – Глеб выкладывал содержимое карманов обоих мужчин на журнальный столик.
   Чтобы лучше рассмотреть свои находки, он зажег ночную лампу. Сквозь плотно задернутые шторы свет не пробивался. Никаких документов не было, даже водительских удостоверений. Ключи, сигареты, пистолеты, ножи, дубинки, у одного оказались наручники. На связке болтался ключ от машины с брелоком сигнализации. Но где стоит автомобиль и какой он марки, по ключу определить было невозможно.
   «И что теперь делать? Если эти двое ждали Савину, значит, были уверены, что рано или поздно она здесь появится. Рано или поздно – понятие растяжимое. Но другого варианта нет. Ждали они, значит, и мне ничего другого не остается, кроме как ждать».
   Глеб посмотрел на сотовый телефон.
   «В любой момент он может зазвонить. И что тогда делать? Отвечать или нет? Допустим, я сымитирую, что телефон неисправен, будто звонивший соединился с другим номером, или просто аппарат барахлит. Но это может проскочить один или два раза, долго не протянешь. Да и с трупами надо что-то делать. Сообщать Потапчуку пока не стоит, это я всегда успею».
   По отсутствию документов Глеб понял, что мужчины, поджидавшие Эмму Савину, не из милиции и не из ФСБ, хотя, возможно, раньше нам и служили. Парни крепкие, обученные, умеющие за себя постоять.
   «Если бы нарвались не на меня, исход борьбы был бы в их пользу. Но им не повезло, зато повезло мне, – Глеб грустно улыбнулся. – Хотя какое уж тут везение – два трупа? И не известно, появится ли здесь Савина и где она сейчас. Но эта квартира – единственная зацепка».
   По сему видно, что хозяйка была тут совсем недавно, живет в квартире постоянно. Документы, вещи, невымытая посуда, оставленная, скорее всего, с утра. По остаткам еды Глеб определил, это был завтрак. Да и дорогие украшения на месте. Такие украшения, уезжая, как правило, берут с собой.
   Внутренняя дверь оставалась открытой, Глеб сидел в кресле, на полу лежали два трупа. Свет был погашен. Сиверов дремал, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Он слышал, как в квартире этажом выше ходит мужчина. То, что это мужчина, Глеб сначала предположил, а затем и убедился, когда услышал надсадный кашель. Так кашляют по утрам заядлые курильщики, у которых хронический бронхит – обычное явление.
   Зашумел лифт.
   «Кто-то поднимается, но входная дверь не хлопала».
   Глеб напрягся, прислушиваясь к шуму двигателя. Лифт остановился на том же этаже, где располагалась квартира Савиной, негромко загремела дверь. Человек на площадке мешкал.
   «Один, или их несколько?»
   Сиверов бросился к двери и припал к глазку, благо в квартире было темно. На площадке – Глеб мгновенно узнал ее – стояла Эмма Савина. Она была чем-то напугана, причем очень сильно. Скорее всего, этот страх был вызван чем-то произошедшим раньше, глаза женщины покраснели от слез.
   Она держала в руке ключ, словно раздумывая, открыть дверь самой или позвонить. Затем ее рука медленно потянулась к замочной скважине.
   Сиверов отступил в сторону. Дверь открылась, и Эмма осторожно зашла. Глеб шагнул на свет и абсолютно спокойно произнес:
   – Заходи, я пришел защитить тебя. И закрой дверь.
   Савина вздрогнула, но послушно исполнила то, о чем просил незнакомый мужчина.
   – Кто вы? – сразу вырвалось у нее, когда захлопнулась дверь.
   – Сейчас я не могу сказать, – голос Сиверова звучал успокаивающе.
   – Вы от.., вы с ними?
   – С кем? – переспросил Сиверов.
   – Не знаю, но я видела, они…
   – Вот, кого видела, тот и должен тебе ответить.
   Ты знаешь, у кого спросить.
   – Но мне же Григорий Германович велел… А почему вы свет не зажигаете? – Эмма схватила Сиверова за куртку и начала трясти.
   – Тише, не шуми, – Глеб приложил палец к губам женщины, и она тут же затихла.
   Сиверов мало напоминал тех амбалов, которых Эмме приходилось видеть в окружении Бутакова, поэтому она никак не могла понять, что происходит. Эмма попыталась заглянуть в комнату, но, во-первых, там было темно, а во-вторых, Сиверов прикрыл дверь, оставив лишь узкую щелку.
   – Что случилось? Кто вы?
   – А кто такой Григорий Германович? – вопросом на вопрос ответил Сиверов.
   – Как?! – воскликнула Эмма и тут же осеклась, с подозрением глядя на Сиверова, пальцы ее разжались, руки безвольно опустились.
   – Проходи. Только не кричи, – Глеб решил нанести психологический удар.
   Он пропустил Эмму в комнату и резко включил свет. Савина хоть и обещала молчаливым кивком, что не будет кричать, тут же вскрикнула, увидев два трупа в своей квартире. И если бы Глеб не поддержал ее за локоть, она бы непременно упала. Сиверов усадил ее в кресло.
   Зубы Эммы выбивали частую дробь. Испуганная женщина при всем желании не могла сказать ни слова и лишь с мольбой смотрела на Сиверова, не в силах понять, что произошло.
   – Ты их знаешь?
   Эмма, собравшись с силами, кивнула.
   – Ты не хотела приходить сюда? Боялась с ними встретиться?
   Вновь кивок.
   – Чьи это люди?
   Савина мелко затряслась, вжалась в кресло, словно ответ на этот вопрос таил в себе смертельную угрозу. Но Эмма уже поняла, что приговор ей вынесен, и, возможно, этот незнакомый мужчина спас ей сейчас жизнь. Не известно, правда, надолго ли, но пока она жива.
   – Это люди полковника Бутакова, – немного успокоившись сказала Эмма, – Шафранский и Белов.
   – Пошли на кухню. Мне самому смотреть на них тошно, – Сиверов помог ей подняться, отвел на кухню и плотно прикрыл дверь. Затем налил стакан холодной воды и протянул Савиной. – Пей хоть немного успокоишься.
   Теперь зубы Эммы стучали уже о край толстого стакана, Сиверов даже испугался, не откусит ли она кусок стекла. Вода бежала по подбородку на блузку.
   Наконец, отпив половину, Эмма поставила стакан на стол и с ужасом посмотрела на Сиверова.
   – Это вы.., их…
   – Я не хотел их убивать, это они собирались убить меня, вернее, тебя. Но я случайно пришел чуть раньше, на каких-то полчаса.
   – Кто вы?
   – Какая разница? – усмехнулся Сиверов. – Главное, я успел прийти вовремя.
   – Вам от меня что-то надо?
   – Я еле нашел тебя. Вот по этому снимку, – и Сиверов в несчетный раз за последние два бессонных дня достал из кармана фотографию, которая уже успела помяться.
   Эмма взяла снимок дрожащими пальцами, поднесла к глазам, словно страдала близорукостью. Черный маркер, которым было зарисовано лицо полковника Самохвалова, напомнил ей траурную рамку.
   – Зачем вы мне это показываете?
   – Это ты?
   – Я.
   – А кто с тобой, знаешь?
   – Зачем вы пришли? – вместо ответа спросила Савина.
   – Я пока не решил. Вижу тебя и этих двоих впервые. Ладно, можешь не сообщать, кто с тобой на фотографии, я и так знаю, кто он.
   – Ну, и кто? – Эмма уже немного осмелела и говорила более уверенно.
   – Он мертв.
   Губы у Эммы задрожали.
   – Вы врете.
   – Я бы мог показать и другие фотографии, на которых полковник Самохвалов запечатлен с простреленной головой у себя на даче, а перед ним на столе три фотографии. Эта – одна из них.
   – А я тут при чем? Я спала с разными мужчинами. А то, что нас фотографировали, откуда мне было знать?
   – Перестань, ты прекрасно знала, что тебя фотографируют.
   – Почему вы так решили?
   – Во-первых, по снимкам сразу видно, что ты прячешь свое лицо. Но, как оказалось, делала ты это не всегда удачно. А партнера разворачиваешь так, чтобы он был лицом к камере. Да и электрик в гостинице «Заря» опознал тебя по снимкам. Кстати, он тоже мертв.
   Сиверов мог бы сказать: «Эмма, не запирайся, они хотели убить тебя», но сознательно не делал этого. Савина должна была сама прийти к этой мысли, поняв, прочувствовав свое сегодняшнее положение.
   – Я был в гостинице, говорил с электриком. А потом оказалось, что его ночью убили, как убили и Самохвалова. Интересная история получается.
   – Они хотели убить и меня?
   – Ты сама это сказала.
   Эмма опустила голову, избегая смотреть в глаза Глебу.
   – Вы все испортили, – внезапно сказала она, так и не поднимая головы. – Я собиралась уехать, спрятаться. А теперь что мне делать, когда они оба мертвы?
   – Зато ты жива. Ты бы не сделала и двух шагов по квартире. Почему ты не пришла раньше? Подозревала, тебе угрожали?
   – Мне страшно, – вздохнула Савина.
   – Где твоя дочь?
   – Не скажу.
   – Значит, с ней все в порядке. Я боялся, что ее похитят.
   Эмма расплакалась.
   – Бутаков обещал дать денег. Я думаю, ему было бы на руку, если бы я убралась из Москвы к чертовой матери.
   – И куда же ты собиралась уехать?
   – Не знаю. Бутаков раньше говорил, что сам найдет место, где я буду в безопасности.
   – От кого? – спросил Глеб.
   – Не знаю. Но я боялась.
   – Платил он тебе хорошо? – вопрос был задан спокойно, без лишнего любопытства в голосе.
   – Да. На жизнь хватало, он платил, не жалея денег.
   – Потому как не свои деньги тратил.
   – А чьи?
   – Пока не знаю, – Глеб пожал плечами. – Я сколько раз уже слышу от тебя – Бутаков, Бутаков – а кто он такой, этот Бутаков?
   – Я же сказала вам, полковник ФСБ.
   – Это он тебя от тюрьмы спас, когда ты загремела с наркотиками пять лет назад?