Воронин Андрей Николаевич. Слепой в шаге от смерти

   В холле послышались шаги. Глеб поспешил вперед по коридору, чтобы его не застали за разглядыванием плана. Ключ легко вошел в разболтанный замок. Сиверов осмотрел дверь. В ней явственно виднелись три отверстия от пуль, наскоро зашпаклеванные и покрытые лаком – другим, чем на остальной поверхности двери.
   Уже в номере он также обнаружил два следа от пуль на потолке, третья, по-видимому, ушла в окно. Штапики на стекле были новые, еще не покрашенные.
   Номер Сиверова располагался по соседству с тем, в котором велась съемка.
   Времени было около девяти часов вечера.
   «Ресторан наверняка работает до полуночи, если не всю ночь», – подумал Глеб.
   Гостиница была заселена лишь наполовину, может, поэтому в ней и чувствовалось какое-то гнетущее напряжение, словно что-то вот-вот должно случиться или только что произошло.
   Сиверов вышел из номера и не стал закрывать его на ключ. Брать у него было нечего – приехал налегке. Он прошел в холл и увидел дежурную по этажу. Та сидела за новым письменным столом и смотрела телевизор с выключенным звуком.
   – Добрый вечер! Вы что, знаете сериал наизусть, и вам не нужен звук?
   Женщина перевела взгляд с экрана на Глеба.
   – Да нет, конечно, просто директор гостиницы запретил включать звук телевизоров, чтобы не мешать постояльцам. После девяти вечера приходится смотреть так.
   – О постояльцах заботится?
   – О ком же еще. Стараемся… Но если вы хотите посмотреть – пожалуйста, смотрите со звуком.
   – Я не очень люблю телевизор, предпочитаю реальную жизнь. Так говорите, у вас тихая гостиница?
   – Достаточно тихая, – уклончиво ответила дежурная.
   – Я в сорок втором номере поселился.
   – А, понимаю, – женщина улыбнулась, – еще не все отремонтировать успели.
   – Гостиница тихая, но постреливают. Мне даже в какой-то момент показалось, что войду в номер, а там труп лежит.
   – Нет-нет, у нас стрельба только один раз и была. Две недели назад. Никого не убили. После этого директор запретил, селить лиц кавказской национальности.
   – Не знаю такой национальности. Есть чеченцы, ингуши, осетины, армяне, грузины, а такой национальности не существует.
   Дежурная с подозрением посмотрела на Глеба.
   Обычно славяне не бросались защищать кавказцев, но на южанина Глеб не походил.
   – Не знаю, кто уж они были, но – черные, кучерявые, носатые, смуглые, – женщине явно хотелось дорассказать о недавнем происшествии. – Бизнесом каким-то занимались – то ли фруктами, то ли цветами. Теперь и не поймешь.
   Напились в ресторане, повздорили с каким-то мужиком, проститутку, вроде, не поделили. А тот тоже пьяный был. Вместе с девушкой кавказцы поднялись в номер, а мужик оказался милиционером в отпуске, да еще оружие при себе имел.
   Поднялся в номер, стал стучать. Ему не открыли; он и выпустил три пули. Милиция приехала, забрала всех. Уж не знаю, что потом кому присудили, но с тех пор у нас в гостинице кавказцев не селят.
   «Бывает и такое, – подумал Сиверов, – три дырки в двери от пуль – а простая случайность, совпадение, не имеющее отношения к тому, чем я занимаюсь».
   – Так говорите, всех забрали?
   – Да. И кавказцев, и мужика-милиционера, и проститутку.
   – А кавказцев-то за что?
   На этот вопрос дежурная вразумительно ответить не смогла. Для нее было достаточно того, что мужчины – черные, носатые, кучерявые – провели в номер проститутку.
   – Спасибо, успокоили меня. А то я уж думал, в моем номере убили кого-то.
   – Призраков боитесь?
   – Да нет, просто знать, что на твоей кровати труп лежал..
   – А как же больные в больнице? Там в палате каждый месяц кто-нибудь умирает, и ничего, – Замки-то в дверях у вас хоть разные, или их можно одним ключом открыть?
   – Я бы вам не советовала дорогие вещи в номере оставлять. Ключи, конечно, разные, но замки дешевые.
   – Как известно, лучше один раз увидеть, – пристально глядя в глаза дежурной по этажу, сказал Глеб, – чем сто раз услышать. Можно, к примеру, попробовать мой номер ключами от сорокового открыть?
   Когда Сиверов назвал номер, в котором побывали Самохвалов с проституткой, он не заметил в глазах женщины ни испуга, ни настороженности, – лишь удивление.
   – Боитесь, сосед пьяный к вам в номер посреди ночи зайдет?
   – И такое случается.
   Просьба была довольно странной, никто раньше к дежурной с такими не обращался. Немного растерянная, она выдвинула ящик стола.
   – В этом номере никто не живет, но если хотите, можете проверить, – она подала ключ от сорокового номера.
   С первого взгляда было понятно, что ключи от сорокового и сорок второго разные, но Глеб, словно не замечая этого, взял ключ в руки.
   – Ну что, убедились?
   – Не могу понять, – продолжал разыгрывать из себя простачка Сиверов.
   – Ну вот же, разные, – дежурная взяла в руки ключи и приложила один к другому. – Видите. отличаются, что вы еще хотите?
   – Бывает, что и разные ключи подходят к одной двери.
   – Так в сороковом же никто не живет. Чего вам дался этот номер?
   – Можно проверить? – с обворожительной улыбкой, перед которой женщина не могла устоять, попросил Сиверов.
   – Ладно, пошли. Странные у вас желания…
   Ключ от сорокового номера, естественно, не открыл дверь сорок второго. Но Глеб преследовал этим спектаклем двойную цель: во-первых, он узнал, что в сороковом номере постояльца нет, а во-вторых, теперь дежурная обязательно расскажет работникам гостиницы о странном постояльце, которого интересует ключ от сорокового номера. И эта информация должна насторожить человека, который помогал проститутке. Он, скорее всего, заинтересуется Сиверовым. И тогда вычислить его будет не очень сложно.
   – А ресторан у вас до которого часа работает?
   – До полуночи. Но если посетители есть, то и позже.
   – Что ж, думаю, воспользуюсь.
   Глеб зашел в номер. Не прошло и пятнадцати минут, как зазвонил телефон.
   «Интересно…»
   Он взял трубку и спокойно ответил:
   – Алло!
   – Добрый вечер, – раздался ласковый, вкрадчивый женский голос.
   – Добрый, – все так же спокойно поздоровался Глеб.
   – С праздником вас.
   – С каким? – искренне удивился Сиверов: как он ни напрягал память, не мог сообразить, какой сегодня праздник.
   – Ну как же, с церковным.
   – Я не верующий.
   Но даже такой ответ не смог привести в замешательство говорившую. Чувствовалось, что эта женщина привыкла беседовать с незнакомцами.
   – Вечером, наверное, одному скучно… – мечтательно произнесла она.
   – Да, – подыграл ей Сиверов.
   – Могли бы прийти в гости, или, если хотите, я к вам наведаюсь. Вдвоем веселее, развлеклись бы немного. И недорого, – добавила женщина.
   – Я не в настроении, – ответил Глеб и повесил трубку.
   "Да, прокол, – подумал он, – обыкновенная гостиничная проститутка, – но тут же усмехнулся. – Значит, служба оповещения в «Заре» работает отлично. Откуда проститутке известно, что в номере совсем недавно обосновался одинокий мужчина? Наверняка администратор за небольшую плату сбрасывает информацию сутенерам.
   Остается только ждать, когда информация дойдет до адресата".
   Сиверов легко сбежал вниз, до закрытия ресторана времени оставалось немного – как раз поужинать. В ресторане было почти пусто. В прежние годы здесь собирались шумные компании, а теперь, когда появились крутые заведения, публика переметнулась туда. В центре зала за столиком сидела женщина, одетая так, что сомневаться в ее профессии не приходилось – проститутка. Из небольшой пузатой бутылочки она подливала в стакан фанту, две пустых стояли рядом. На лице женщины мелькнула улыбка, но не рассчитанная на то, чтобы привлечь мужчину.
   Глеб сразу понял, что это она звонила ему совсем недавно.
   «Да, не повезло тебе, девочка, можешь сегодня остаться без работы».
   Сиверов развел руками, мол, ничего не поделаешь, у меня настроения нет, так что поищи себе другого клиента. Проститутка некоторое время колебалась, а затем, прихватив недопитую бутылку фанты и стакан, подошла к Сиверову.
   – День у меня сегодня идиотский какой-то.
   Можно присесть?
   – Пожалуйста, только чисто по-дружески.
   – Вот и с вами сорвалось, – вздохнула она, присаживаясь на самый краешек стула. – Это я вам звонила.
   – Я понял.
   Метрдотель посмотрел на Сиверова. Если бы посетитель выразил неудовольствие, он сразу бы вмешался. Но Глеб кивнул, мол, ничего страшного, все в порядке, пусть сидит.
   – Живешь здесь? – спросил он женщину.
   – Да, номер снимаю.
   – И часто работать приходится?
   – Как когда, – уклончиво ответила проститутка и покосилась на опустевшую бутылку фанты.
   – Ужином покормить? – спросил Сиверов.
   – Не отказалась бы.
   Глеб подозвал официанта, заказал два скромных ужина. Проститутка была явно разочарована: мало того, что клиент не клеился, так еще и спиртного не заказал. Хорошо хоть голодной не оставил.
   – Послушай, хону спросить тебя, – Сиверов подался вперед, приблизившись к соседке по столу, которая уже принялась за отбивную, – тебе в сороковом номере работать не приходилось?
   Проститутка чуть не поперхнулась, испуганно уставившись на Глеба.
   :
   – А вы что, может, из ментовки?
   – Похож я на следователя?
   – Не очень, – губы женщины расплылись в глуповатой улыбке.
   – Так работала или нет?
   – Я везде работала, а вот в сороковом не приходилось, словно заколдованный какой-то. И на третьем, и на пятом бывала, но там – никогда. А почему вас этот номер заинтересовал? Тут и до вас приходили – то ли из милиции, то ли из ФСБ…
   Обыск в сороковом делали. Пришлось слинять из гостиницы, отсидеться. Денег потеряла – жуть!
   – Крыша у тебя хоть надежная?
   – Об этом говорить не принято.
   – Ты одна на всю гостиницу?
   – Есть еще пара девчонок, подменяют. Но из постоянных только я. Контингент тут не очень, большинство – командировочные, норовят как бы подешевле или вообще задаром. Думают, от меня можно бутылкой водки отделаться, да и ту стараются сами выпить, а мне поменьше наливать.
   По глазам проститутки Сиверов понял: упоминание о сороковом номере ее насторожило, и теперь она уже немного осторожничает с ним, скорее всего, после ужина доложит своим сутенерам, что какой-то мужик интересуется этим номером.
   «Значит, информация пойдет еще по одному каналу, и мне остается только ждать».
   Поужинав, Глеб заказал проститутке еще одну бутылку фанты и распрощался. Выйдя на улицу, он завернул во двор. В здании гостиницы светилось лишь десять окон. Не удивительно: время было довольно позднее – около двенадцати, день будний, жильцов мало.
   "Сейчас развлечемся, – Сиверов потер руки.
   Он хотел спровоцировать неизвестного на действия. – Оберегают они этот сороковой номер как зеницу ока".
   Глеб поднялся на свой этаж. Дежурная все так же смотрела телевизор с выключенным звуком.
   «Да, строгий у них директор, ничего не скажешь!»
   Справиться с замком сорокового номера не представляло большого труда, Глеб одолел его меньше, чем за минуту, при помощи отмычки. Искать что-либо было бесполезно, люди Потапчука поработали основательно. Поэтому Сиверов лишь включил в номере свет и тут же вернулся к себе.
   Результат не заставил себя долго ждать. Уже через несколько минут в сороковом зазвонил телефон.
   «Ага, проверяют. Быстро они заметили, что зажегся свет. Ну-ка, позвони еще».
   Еще какое-то время, с небольшими перерывами телефон продолжал трезвонить.
   «Ничего, терпение у тебя быстро кончится, а проверить придется».
   Сиверов вплотную подошел к двери, неплотно прилегавшей к коробке. Через щель при желании можно было увидеть коридор.
   «Если придет дежурная, она прятаться не станет, а тот, кто мне нужен, непременно будет таиться».
   Наконец, Глеб уловил звук шагов в коридоре.
   Он не успел толком рассмотреть, кто подошел к двери сорокового номера, понял лишь, что это мужчина, и тут же услышал, как ключ осторожно входит в замочную скважину. Замок сработал почти бесшумно, человек вошел в номер.
   «Все, пора!» – Сиверов проскользнул в открытую дверь и замер в коридоре.
   Он слышал осторожные шаги в номере, затем раздался щелчок выключателя – свет погас. Дверь открылась, и на пороге Глеб разглядел мужчину лет сорока в джинсах и свитере. Было понятно, что он пришел не с улицы, не станешь же ходить в таком наряде, когда идет снег! Мужчина вздрогнул, увидев Сиверова, сделал полшага назад, но тут же справился с собой, прикрыл дверь и запер ее на ключ.
   Глеб быстро подошел к нему и, ничего не объясняя, толкнул к себе в номер. Мужчина даже не успел сообразить, что произошло.
   – Тихо, не дергайся, – прошептал Сиверов, – дернешься – убью!
   Он буквально впечатал незнакомца в кресло, оно жалобно скрипнуло, но все-таки не развалилось.
   Глеб сел на край стола и с минуту, не моргая, смотрел в глаза мужчине, который под этим взглядом боялся пошевелиться.
   – Рассказывай, – бесстрастно велел Сиверов.
   – Что? О чем? – глаза мужчины забегали. – Я электрик, свет увидел в окне. Знаю, что там никто не живет, решил погасить. А вы тут набросились…
   – Ты мне не заливай, – зло оборвал его Сиверов, – рассказывай!
   – Не понимаю.
   И тут Глеб вытащил из кармана куртки фотографию, на которой были изображены полковник Самохвалов и проститутка.
   – Кто это? – указывая пальцем на обнаженную женщину, спросил Глеб.
   – Баба.., голая… – дрогнувшим голосом сказал мужчина.
   – Я и без тебя вижу, что голая, и что баба, вижу.
   Кто она?
   – Не знаю… Номер, вроде, сороковой, но тут все номера одинаковые.
   Сиверов, особо не церемонясь, схватил мужчину за грудки и встряхнул. В кармане у того звякнули ключи. Глеб быстро вытащил их.
   – Один от нижней двери, второй от двери, выходящей на этаж. Ты провожал ее сюда!
   – Не понимаю, о чем вы говорите.
   – Тебе известно, что он уже мертв?
   Перепуганный мужчина закивал.
   – Да, приезжали из ФСБ.
   – Почему ты сказал, что не знаешь ее? – Сиверов вновь встряхнул его. – Поднимайся, и поживее, пока жив…
   Глеб подтащил мужчину к балконной двери:
   – Здесь невысоко, но если ты упадешь головой вниз, мало не покажется. Советую подумать. Только быстро, даю три секунды.
   Сиверов открыл дверь, вытолкал мужчину на балкон и прижал к перилам. Стоило разжать руки, и тот полетел бы вниз головой.
   – Крыльев, как я вижу, у тебя нет – не ангел, так что сломаешь шею. В лучшем случае, останешься инвалидом на всю жизнь.
   Три секунды прошло, и Сиверов сделал шаг назад. Мужчина взмахнул руками, качнувшись вперед, ноги оторвались от пола, в последний момент, буквально на лету, Глеб подхватил его и втащил в номер.
   – Будем говорить?
   – Да, да, я бабу приводил!
   – Кто тебя просил об этом?
   – Она сама давала деньги, я и номер им накануне заказывал.
   – Много давала?
   – Сто долларов.
   – Многовато что-то за такую пустяковую услугу.
   – Зато я об этом никому не говорил – Врешь. А фотограф?
   – Какой фотограф?
   – Забыл? Голову освежить захотел? Пойдем на балкон, подышим свежим воздухом.
   – И фотографа тоже я приводил.
   – А он тебе сколько платил?
   – Все в те сто долларов входило.
   – Как ты его вызывал?
   – Они сами с бабой договаривались, я его только встречал внизу и провожал.
   – Понятно. Как фотограф выглядит?
   – Обыкновенный, вроде тебя. Такой.., посмотришь на лицо, и потом не вспомнишь.
   – А она?
   – Она ничего, смазливая, сволочь! – уже поняв, что его не собираются сбрасывать головой вниз, заговорил электрик.
   – Она сама тебе звонила?
   – Да.
   – А как представлялась?
   – Я ее по голосу узнавал, ведь не каждый день сто долларов дают.
   – Значит, ты не знаешь ни имени, ни фамилии? – Глеб извлек из кармана бумажник и сунул электрику под нос стодолларовую купюру.
   – Смотри, сто долларов. Говорят, они память обновляют.
   – Эмма ее зовут, Эмма.
   – Откуда имя знаешь?
   – Она себя так называла.
   – А фотографа как зовут?
   – Эдуард.
   – Вот видишь, как много ты вспомнил.
   Электрик было потянулся за стодолларовой купюрой, но Сиверов отдернул ее.
   – Вспомнишь что-нибудь еще, получишь.
   – Я и так рассказал все, что знал.
   – Ты рассказал пока ровно настолько, чтобы я тебя с балкона не сбросил вниз головой.
   – Не надо денег – отпусти.
   – Где эту бабу найти можно?
   – Не знаю, не знаю! – лицо мужчины стало мокрым от холодного пота. – После того, как приезжали из ФСБ, она больше не появлялась. И фотограф тоже. А что ему одному делать? – резонно рассудил электрик.
   – Значит, так… Сто баксов ты не заработал, но жизнь свою сохранил. Жаль, хотел тебе и денег дать!
   – Дочка у нее есть.
   – Теплее, – поощрил Глеб. – Большая или маленькая?
   – Лет пять-шесть.
   – Откуда знаешь?
   – Она, когда деньги мне давала, портмоне открыла, а там – фотография ее, и дочка на коленях сидит. Я еще сказал, что хорошая девочка, у меня у самого такая.
   – Полтинник ты уже заработал.
   Электрик Николай Кузьменков, не отрываясь, смотрел на сотенную купюру. Природная жадность брала свое, и вид денег заставил его забыть о пережитых недавно волнениях. Даже скрип балконной двери уже не приводил его в трепет, слух окончательно настроился на банкноту.
   А сотка похрустывала в пальцах незнакомого мужчины призывно – как хорошая вобла в пивном баре. От этого аппетитного хруста самопроизвольно выделяется слюна, и ты уже не смотришь по сторонам на других мужчин, которые с большими бокалами, будто с фонарями, ходят по полутемному залу и отыскивают свободное местечко. Ты всецело поглощен заманчивым хрустом.
   – Тебе пока причитается только полтинник, – напомнил Глеб и взял купюру пальцами так, словно собирался разорвать ее пополам.
   Такого глумления над деньгами электрик Кузьменков не мог вынести, сердце готово было остановиться.
   – Вспомнил, я еще вспомнил! – он уже не обманывал, а действительно лихорадочно вспоминал. – Эта баба, Эмма…
   – Проститутка? – уточнил Сиверов.
   – Ну да, она не местная, не питерская.
   – Откуда знаешь?
   – Во-первых, говорок такой, как у вас у всех, – московский.
   Сиверов отметил, что уже второй раз за последние несколько дней ему сказали про его московский говор. И где? В Питере, в родном городе.
   – А во-вторых…
   – Я билет у нее видел на поезд – на московский. Да и с сумкой она приезжала. Местные с таким багажом трахаться не ходят. Щетку зубную в карман сунут, да упаковку презервативов – вот и весь багаж.
   – Логично рассуждаешь, – Сиверов помахал купюрой перед носом электрика. – Спас ты Бенджамина от четвертования.
   – Кого-кого? – не понял Кузьменков.
   – Да вот этого мужика в халате с меховым воротником, – Глеб ткнул пальцем в портрет на банкноте. – Отец нации, между прочим.
   – А я подумал, что вас так зовут. Еще удивился, чего это вы так хорошо по-русски говорите!
   Глеб рассмеялся. Электрик оказался безобидным малым, и даже забавлял своей непосредственностью. Кузьменков последние дни жил предчувствием отпуска, всего четыре денька осталось доработать, а там – к тетке в Карелию рыбу ловить. И хрен кто узнает, что он разболтал о проститутке и о фотографе. Правда, была еще одна вещь, о которой электрик Кузьменков не обмолвился ни словом: кофр с аппаратурой фотографа стоял у него в каптерке, надежно спрятанный за ящиком с перегоревшими люминесцентными лампами, которые по инструкции нужно сдавать на завод для переработки. Естественно, никто из начальства об этом не побеспокоился, и лампы преспокойно пылились под верстаком второй год.
   – Кстати, а как тебя зовут? – с дружелюбной улыбкой протягивая сотку, спросил Глеб.
   – Николай.
   – А фамилия?
   – Зачем вам?
   – Для отчетности, чтобы в записную книжку записать, кому я сотку отдал.
   – А… – расплылся в улыбке Кузьменков, но к деньгам прикасаться пока боялся. – Кто эти записи смотреть будет?
   – Только я.
   Электрик все еще колебался.
   – Мне же твою фамилию узнать – раз плюнуть. Вышел в коридор и спросил у дежурной.
   – Да уж, точно. Кузьменков моя фамилия, Николай Петрович.
   – А моя – Молчанов.
   – Я бы тоже мог узнать, – с ощущением собственной важности заметил электрик, – достаточно заглянуть в книгу регистрации посетителей.
   – Ну вот, теперь у нас тайн друг от друга нет.
   Точно нет?
   – Точно! – с готовностью ответил электрик.
   – Я бы тебе посоветовал, Николай Петрович, смыться куда-нибудь недельки на три, от греха подальше.
   – Это еще зачем?
   – Вдруг передумаю и вернусь?
   – Валяйте, – осклабился электрик, показывая неровные зубы, – еще сотку заработаю.
   – Лучше уж тебе уехать. Хотя, в общем-то, сам о себе побеспокойся. Ну, чего расселся?
   Николай не мог поверить, что его отпускают, не причинив никакого вреда, да еще с деньгами.
   – Может, вам лампочки в номере заменить? – он покосился на погасшую трубку с черными концами.
   – Я и в темноте вижу.
   Николай принял это за шутку, рассмеялся и на прощание даже подал Глебу руку, словно они расставались друзьями, партнерами, которые только что строили планы на будущее.
   – Спокойной ночи, я пошел. Если что – вызывайте, я сегодня дежурю до утра.
   Довольный Кузьменков спустился в каптерку и оттуда покосился на свет в окне сорок второго номера, где сначала чуть не расстался с жизнью, а потом приобрел сто долларов.
   "Так хреново начиналось, а кончилось неплохо, – он достал сотку, посмотрел на свет, вроде бы, все в порядке. Поскреб ногтем рельефную надпись, буквы держались крепко, не сковырнешь. – Настоящая, не обманул. Вот и заработал. Три минуты страха, и сотка в кармане. В отпуске пригодится.
   Правда, за эти три минуты я чуть заикой не стал.
   Ну да ничего, все хорошо, что хорошо кончается. А кончилось ли?"
   Он помрачнел. Эти деньги были разовыми. Постоянно ему платили другие люди, и перед ними существовали обязательства.
   Кузьменков присел, выдвинул ящик с перегоревшими лампами, с отвращением посмотрел на кофр. Он вспомнил леденящий душу страх, когда его допрашивал человек из ФСБ, вспомнил, как чуть не рассказал про фотоаппаратуру, спрятанную в каптерке. Эдуард обещал в скором времени забрать аппаратуру, но это «скорое время» никак не наступало. Уже больше двух недель прошло, а она все пылилась за коробками.
   «Еще с обыском нагрянут, как тогда объяснишь, почему не дал показания? Хоть в мусорку выброси. Но потом не рассчитаешься, аппаратура стоит больших денег».
   Николай вновь посмотрел на окно сорок второго номера. Света там уже не было.
   "Спать лег. А если сюда направился? – электрик подбежал к двери и задвинул щеколду. – Звонить! Звонить! Пусть Эдуард приезжает и забирает свое барахло. Скажу, если не заберет, выкину на хрен, мне лишние неприятности ни к чему.
   Это их дела, мне за хранение деньги не платили.
   Что мне в вину можно поставить? Впустил проститутку, выпустил. За такие дела самое большое – с работы выгнать могут, а с этим, – он покосился на кофр, – и в тюрьму угодить можно. Небось, шантажом занимались. Приведут богатенького, на него бабу посадят, а сами – щелк! Снимочки готовы, потом выкупай, плати денежки. Дорогие, наверное, карточки выходили, каждая, небось, баксов по сто!"
   Фантазия электрика выше ста баксов за единицу чего-либо не поднималась. Ему и в голову не могло прийти, сколько па самом деле стоит один такой снимок.
   Старый, давно списанный телефонный аппарат электрик вытащил из глубин стеллажа. Естественно, личный телефонный номер ему не полагался, но он подключился к линии, ведущей в конференц-зал. Тот телефон использовали лишь во время каких-нибудь симпозиумов, конференций, когда гостиницу арендовала организация.
   Время, конечно, было уже позднее, но Николай не мог бы уснуть, если бы не взял с Эдуарда обещание, что завтра тот заберет свою сумку. Естественно, записной книжки у Кузьменкова не было, все телефоны, какие ему могли понадобиться, он писал карандашом прямо на стене, на штукатурке.
   Какое-то время Николай блуждал пальцем среди номеров. Наконец коротко стриженный ноготь ткнулся в три буквы, вполне фотографические – «ФЭД», обозначавшие: «фотограф Эдуард».
   – А ну-ка, мать твою, поднимайся!
   Где сейчас зазвенит телефон, электрик не знал, но еще ни разу не было, – чтобы Эдуард не ответил.
   "Продолжая сидеть на корточках, Николай набрал номер и прислушался к заунывным гудкам.
   – Слушаю, – раздался в трубке хриплый голос – Эдуард, ты?
   – А кто спрашивает?
   – Да Николай я, электрик из гостиницы «Заря».
   – Чего не спишь? Стряслось что?
   – Не понос, так золотуха. Говорил я тебе, забирай скорее свое барахло, одни неприятности из-за него.
   – Какие неприятности? – Эдуард явно насторожился и в любой момент готов был прервать разговор.
   – Мужик тут один, в сорок втором номере остановился, все допытывался у меня про разные обстоятельства, про бабу расспрашивал…
   – Какую бабу? – это было сказано так непосредственно, что электрик даже усомнился, не привиделась ли ему проститутка Эмма, которую он водил в сороковой номер.
   – Ну как же… Про Эмму.
   – Про какую Эмму?
   Кузьменков прикусил язык. Фотограф-то имени проститутки ему не называл, да и не телефонный это разговор.
   – Короче, приезжай и забирай свою тряхомудию. Мне она уже надоела. И тебе спокойнее, и мне. Я в отпуск ухожу.