– Когда?
   – Через четыре дня.
   – Ты сегодня до утра дежуришь?
   – Да.
   – Дверь оставь открытой, подъеду ночью на машине, наверное, часа через два-три, как получится. У меня сейчас работа, да и машина вчера плохо заводилась, глохла.
   – Приезжай, а то на помойку выброшу!
   – Не горячись. Выбросишь – заплатишь. И твоей зарплаты, поверь, не хватит. Будешь рассчитываться лет двадцать, – Эдуард повесил трубку.
   «Ну вот, одно дело сделано. Перед отпуском всегда надо хвосты подбирать, чтобы потом спокойно отдыхать и не сидеть над лункой, думая о делах. А так голова чистая, светлая. Рюмочку выпил – согрелся, и хорошо».
   Ночные дежурства нравились Кузьменкову еще потому, что начальства в такое время в гостинице нет, и никто не достает.
   Он потер руки:
   «Эдуард – не начальство, можно немного и выпить. Свой человек. Какая ему разница, выпивший я или трезвый? Кофр отдал, и все».
   Николай открыл электрический щиток, на котором красовались молния и череп с костями. В непосредственной близости от контактов, поблескивавших медью, стояла бутылка водки, аккуратно завернутая в газету. Электричества Кузьменков не боялся, знал, что, даже напившись, никогда не сунет руку куда не надо.
   Его каптерка была захламлена до удивления.
   Он собирал здесь все более-менее ценное – поломанные пылесосы, разбитые настольные лампы, части утюгов. Более половины этого барахла никуда не годилось, разве что на свалку. Но и этому металлолому Кузьменков находил применение: где винтик открутит, где гайку, где проводок откусит.
   Начальство уже много раз наказывало ему убрать каптерку, но у него всегда находился для ответа веский аргумент: если уберу, негде будет запчасти брать, вы же не покупаете! На этом разговоры, как правило, и заканчивались, в каптерку к электрику даже пожарники перестали ходить.
   Кузьменков деревянной линейкой расчистил верстак, отодвинув в сторону дюжину поломанных выключателей и розеток, несколько раз дунул, удаляя пыль, затем бережно, как ребенка, распеленал бутылку и встряхнул, любуясь игрой пузырьков.
   – Ну что, родимая, покачу-ка я тебя сейчас!
   Стресс все-таки пережил, не грех и выпить. Лучшее средство от стресса – рюмочка водки. Даже не рюмочка, а стаканчик. Где тут мой стаканчик? – он запустил руку под верстак и, извивая ее змеей среди всевозможного хлама, добрался до стаканов. Три стакана были вставлены один в другой.
   Эту стеклянную башенку Кузьменков и вытащил на свет.
   Он выбрал средний, как самый чистый, и поставил стакан на верстак. Затем взял плоскогубцы и, подцепив козырек пробки, одним рывком сорвал ее.
   – То-то же, – погрозил Николай бутылке, – я тебе покажу!
   Пробочку бросил в коробку из-под обуви, где лежали винты, гайки, шайбы… Таких пробок в коробке собралось уже много, они напоминали елочные украшения, но в глаза не бросались. Затем электрик снял с подоконника «ссобойку» – вареную колбасу, хлеб и два темных соленых огурца.
   Все аккуратно порезал, разложил и только после этого совершил магический обряд по наливанию водки.
   Кузьменков выдохнул воздух, поднес стакан к носу, втянул дурманящий запах. Ноздри затрепетали, глаза маслянисто сверкнули.
   – Ну, пошла, родная, – и водка полилась л рот. – Хорошо! – закусив огурцом, одобрил электрик.
   Отломив кусочек хлеба, он прикрыл его ломтиком колбасы, и не жуя, проглотил, заглушая легкое жжение спиртного.
   – Теперь можно и закурить.
   После водки дешевая сигарета показалась приятной и ароматной. Кузьменков налил еще полстакана, но пить не спешил. Эдуард мог приехать и через час, и через два, а мог появиться и к утру, так что все равно ждать придется – спать не ляжешь.
   И тут Николай спохватился, что дверь черного хода закрыта на ключ.
   Он выбрался из каптерки, прошел по темной лестнице вниз, открыл дверь, выглянул на улицу и поежился от холода.
   «Сейчас второй стаканчик в самый раз придется!»
   Электрик быстро добрался до своего убежища, где было тепло и уютно, естественно, в понимании человека, привыкшего к беспорядку. Водка и закуска окончательно примирили его с действительностью, которая теперь казалась не такой уж и паршивой, тем более, что скоро отпуск. Один бутерброд Кузьменков оставил на утро, положив его на подоконник поближе к продуваемой щели, чтобы не испортился. И водки оставил граммов сто пятьдесят. Он всегда так делал и не любил изменять привычкам. Подремывая в кресле под какую-то незатейливую мелодию, доносившуюся из радиоприемника, Николай то и дело открывал глаза, посмотреть, не приехал ли фотограф за аппаратурой, но Эдуарда все не было.
   Электрик не услышал, как бесшумно открылась дверь черного хода, и трое мужчин поднялись по темной лестнице к его каптерке. Впереди шел фотограф в короткой меховой куртке и лыжной шапочке.
   – Да говорю я вам, он ничего ему не рассказал!
   – Заткнись! – сквозь зубы процедил один из мужчин. – И тихо, не шуми! Это он тебе так заявил, а как на самом деле было – неизвестно.
   Фотограф указал пальцем на дверь, обитую железом.
   – Тут.
   – Заходи первым.
   Эдуард толкнул дверь, та, скрипнув, отворилась.
   Работало радио. Кузьменков беззаботно дремал в кресле. Фотограф тронул Николая за плечо.
   Тот вздрогнул, ошарашено затряс головой:
   – А ты откуда взялся?
   – Оттуда, – Эдуард кивнул в сторону двери.
   – Во, бля…
   – Не ругайся.
   Электрик осекся, увидев, что в каптерку входят двое незнакомых мужчин, широкоплечих, сильных.
   – А это кто?
   – Меня подвезли, приятели, – как-то неуверенно ответил Эдуард, словно боялся своих спутников. – Где мои причиндалы?
   – Здесь.
   – Сиди, не вставай, – сказал один из незнакомых мужчин, нагнулся и сам вытащил кофр из-под стеллажа, затем открыл его и показал фотографу.
   – Да, – подтвердил Эдуард, – все на месте.
   – Забирай и можешь быть свободен.
   – Понял, – фотограф быстро направился к двери. – Ты тут с ними поговори немного, Коля… – бросил он через плечо Кузьменкову.
   – О чем? Эдуард, погоди, не уходи.
   Все это электрику не нравилось. Какие-то мужики, которых он впервые видит, фотограф ведет себя как-то странно, будто до смерти напуган.
   – Ну, теперь выкладывай, кто к тебе приходил? – когда закрылась дверь, спросил один из мужчин и, положив руку на плечо Кузьменкову, не позволил ему подняться с кресла.
   – Мужик какой-то, в сорок втором номере поселился. Все приставал, расспрашивал… Я ему, ребята, конечно, ничего не сказал.
   – Что спрашивал?
   – Видел ли я бабу и, вообще, что-нибудь подозрительное… Я его послал, сказал, что ничего не видел, ничего не знаю.
   – От кого он о бабе узнал?
   – Понятия не имею! Может, сама рассказала.
   Про фотографии Кузьменков решил не говорить.
   Он не понимал, откуда взялись эти люди в его каптерке, чей приказ выполняют. Может, они из ФСБ, может, из МВД, а может, вообще, бандюги какие-нибудь. Лучше от таких держаться подальше.
   – Чего вы от меня хотите, ребята?
   – Сиди, молчи в тряпочку. Мы будем спрашивать, а ты – отвечать. Так говоришь, ее Эмма зовут?
   – Я говорю?
   – Ты говоришь.
   – Я такого не говорил.
   – А Эдуард сказал, что ты знаешь ее имя. Откуда?
   – Сама назвала.
   Мужчины переглянулись, явно недовольные тем, что получили подтверждение словам фотографа.
   – Ребята, ребята, ничего я не знаю, и вообще, сейчас ночь, я на дежурстве.
   – Не шуми, Коля, не шуми.
   – Я скоро в отпуск ухожу. Уеду на двадцать четыре дня, и отгулов – еще неделя. Так что месяц меня здесь не будет, а подписки с меня никто не брал.
   – Какой подписки?
   – О невыезде, естественно.
   – Подписки, говоришь, не брали? Это хорошо, значит, они в тебе уверены.
   – А вы кто?
   – Мы кто? Мужики в пальто, – засмеялся один из пришедших – тот, который до этого молчал. – Где у тебя телефон Эдуарда?
   – Эдуарда? Да вот же он, на стене карандашом записан!
   На стене было много телефонов, но мужчина быстро отыскал нужный номер. Взял отвертку, затем засомневался, сменил ее на кусок крупной наждачки и яростно стал тереть стену. Под наждачкой вместе с номером фотографа исчезли еще несколько телефонных номеров.
   – Эй, мужик, хорош, я же эти номера больше нигде не найду!
   – Тебе не надо их искать, и Эдуарду больше звонить не будешь.
   Николай дернулся, пытаясь подняться.
   – Сиди, урод! Так говоришь, в сорок втором номере любопытный остановился?
   – Вон его окна!
   – Ага.
   Мужчины глянули в грязное, давно не мытое окно каптерки.
   – А он сказал, по каким делам здесь?
   – Ничего не сказал.
   – Выглядит он как?
   – Обыкновенно…
   – Удостоверение показывал? – вопросы сыпались, как из дырявого мешка, Николай не успевал реагировать.
   – Никаких документов не показывал. Наехал на меня, втащил в свой номер и говорит, мол, кто ты такой, расскажи про сороковой номер все, что знаешь.
   Мужчины переглянулись, один из них кивнул:
   – Ладно, Коля, молодец, что ничего не сказал, – и мужчина полез во внутренний карман кожанки, словно собираясь достать деньги и дать их Николаю.
   Электрик подался вперед.
   – Сиди!
   Что-то было не так, Кузьменков чувствовал это позвоночником, но сделать ничего не мог. Он потянулся рукой к плоскогубцам, и в этот момент мужчина вытащил из внутреннего кармана что-то похожее на телефонную трубку – черную коробочку с блестящими клеммами. Такого прибора, электрошокера, Николай никогда не видел.
   Разряд тока был настолько силен, что Кузьменков судорожно вздрогнул, весь сжался и тут же потерял сознание. Мужчина посмотрел на открытый железный электрощиток, где Николай прятал бутылку с водкой.
   – Да-да, – понял его мысль другой, – давай, помоги, подтащим.
   – Вместе берем.
   Вся процедура заняла не более минуты. Кузьменкова, абсолютно бесчувственного, как мешок с картошкой, подняли и подтащили к щитку.
   – Раз, два, три! – дал отсчет один из мужчин.
   Они толкнули электрика вперед, предварительно подняв ему руки. Николай ткнулся всеми десятью пальцами в оголенные клеммы. Посыпались искры, тело затряслось, запахло паленым мясом.
   Кузьменков рухнул на пол с обуглившимися руками, от которых поднимался противный дымок и исходила вонь.
   – Мерзко пахнет! – заметил один из убийц, прикладывая руку к артерии на шее Николая.
   – Готов?
   – Готов. Больше нам здесь делать нечего. Несчастный случай. Пьяный забрался в щиток, вот Бог и наказал его. А еще электрик!
   – Да уж, электрик. Был электрик, и нет электрика. Ток – он шутить не любит.
   Спрятав электрошокер, двое мужчин покинули каптерку. По пожарной лестнице они поднялись на второй этаж. Дежурная по этажу спала перед включенным телевизором, на экране которого мельтешил электронный снег.
   Один из мужчин нажал на дверную ручку сорок второго номера. Дверь сразу открылась. С пистолетами в руках они вошли в номер, зажгли свет.
   Номер был пуст, лишь на раковине сверкали прозрачные капли. Горячей водой, по-видимому, пользовались совсем недавно – легкий пар еще висел в воздухе.
   – Сбежал, – тихо констатировал один из «приятелей».
   – Точно, сбежал, – согласился второй, проверив стенной шкаф и заглянув под кровать. – Пусто, как будто никого и не было.
   Покинули эти двое гостиницу так же, как и попали в нее.
   – Погоди, – сказал тот, что постарше, подходя к телефону-автомату.
   Он набрал номер дежурного администратора.
   – Гостиница «Заря», – заученно ответила женщина.
   – Вас беспокоят из больницы скорой помощи.
   – Да-да, слушаю, что случилось?
   – Пока ничего страшного, но у нас тут родственник вашего постояльца из сорок второго номера…
   – Сейчас, сейчас, – в трубке было слышно, как женщина листает регистрационный журнал, – Молчанова, что ли?
   – Ну да.
   – Так он совсем недавно срочно уехал.
   – Когда?
   – Час или полтора назад. Может, он к вам и поехал.
   – Наверное. Спасибо, извините за беспокойство, – мужчина повесил трубку и зло ударил кулаком по автомату. – Он может быть таким же Молчановым, как ты или я, а может быть Ивановым, Петровым, Сидоровым… Ненормальный он, что ли, под своей фамилией записываться? Поехали, в гостинице нам светиться не стоит, пусть потом Бутаков по своим каналам выясняет. Мы, что могли, сделали.

Глава 11

   Эмма Савина не любила откладывать дела в долгий ящик. Да и что толку откладывать, если есть задание и получен аванс. За дело надо браться немедленно.
   «Генерал гуляет с внучкой на Патриарших прудах. Что ж, попробую», – решила Эмма и позвала дочь.
   – Слушай, Аленка, пошли сходим погуляем немного?
   – Нет, мама, не хочу, – темноглазая девчушка на мгновение задумалась и резонно пояснила:
   – Там холодно.
   – Придется.
   – Почему придется?
   – Что ты все вопросы задаешь? Давай-ка лучше, родная, собирайся. Хоть воздухом подышишь, а то ты плохо спишь ночью. Вечером тебя в постель не загонишь, а утром вставать не хочешь. Может, погуляешь, лучше заснешь.
   – Не засну!
   – Почему? – спросила Эмма.
   – Не знаю. Но что-то мне по вечерам не спится. Я, наверное, сова.
   – Кто-кто? – Эмма удивленно улыбнулась.
   – Сова я, мама.
   – Какая ты сова? Ты маленький совенок, если уж на то пошло.
   – Значит, совенок. А ты, мама, кто?
   – Я? – Эмма задумалась.
   В общем-то, она тоже была совой, причем типичной. Ложилась, как правило, поздно, да и вставала не рано – часов в одиннадцать-двенадцать.
   К тому же и работать, по преимуществу, приходилось ночью.
   – Собирайся.
   – Может, лучше мультики посмотрим, а, мам?
   – Какие мультики, давай, поторопись!
   – Что мы будем делать на улице? Там же холодно, снег идет, мокро.
   – Ну и хорошо. Снег – значит свежий воздух.
   Генерала Климова Эмма увидела сразу. Такого мужчину не узнать невозможно – высокий, широкоплечий, крепко сбитый, подтянутый, походка пружинистая, немного небрежная. Правда, одет генерал ВДВ был вполне цивильно: хорошая добротная куртка, шапка с маленьким козырьком, дорогие ботинки, фирменные джинсы, кожаные перчатки на меху. И внучка – под стать генералу. Генерал крепко держал внучку за руку и что-то, улыбаясь, ей рассказывал. Девочка радостно смеялась, из-под капюшона выбивались золотистые локоны-кудряшки.
   – Смотри, какая красивая девочка! – сказала Эмма, привлекая внимание своей дочери.
   – Где?
   – Вон та, с дядей идет, видишь?
   – Вижу, давно уже вижу, – пожала плечами Леночка. – И что в ней красивого?
   – Мне она нравится.
   – А я тебе, мама, что, не нравлюсь? – обиделась шестилетняя Лена.
   – Ты мне больше всех нравишься! Пойдем, – Эмма тронула ее за плечо, нагнулась и, прижимая дочку к себе, поцеловала.
   Снег был не сильный, какой-то ленивый, медленный. Крупные снежинки кружились, падали, но не таяли.
   Генерал Климов остановился, повернулся спиной к ветру и закурил.
   – Извините, – услышал он приятный женский голос за спиной.
   – Да, – генерал повернулся и встретился взглядом с молодой, очень красивой и очень ухоженной женщиной. – Слушаю вас.
   – Извините, вот так всегда, то ключи забуду, то проездные документы, а сейчас зажигалку дома забыла, рассеянная.
   Климов улыбнулся, галантно и вполне доброжелательно.
   – Так вам нужна только зажигалка? Или сигареты тоже забыли?
   – В общем-то, да.
   – Возьмите, – генерал подал зажигалку.
   – А вы бы не могли.., я на ветру совершенно не умею прикуривать.
   В подтверждение своих слов Эмма несколько раз щелкнула зажигалкой.
   – Пожалуйста, пожалуйста, – генерал стал рядом с Эммой, закрывая ее от ветра своей широкой спиной. А девочки смотрели друг на друга немного застенчиво.
   – Ты кто? – спросила маленькая Леночка.
   – Я Ольга.
   – Оля?
   – Да, Оля.
   – А это у тебя настоящие волосы?
   – Конечно, настоящие, можешь даже их потрогать.
   Лена сняла варежку и аккуратно прикоснулась к золотистым локонам.
   – Точно, настоящие. А у меня волосы черные, как у мамы. Я брюнетка, а ты кто?
   – А я блондинка, так мой дедушка говорит.
   – Это твой дедушка?
   – Да.
   А дедушка в это время, сложив сильные ладони в ракушку, помогал Эмме Савиной прикурить сигарету. Наконец Эмме это удалось, она затянулась, закашлялась.
   " – Разволновалась, – проговорила она, – так-то я не люблю на улице курить.
   Генерал Климов был немного смущен. Ему уже давно не приходилось знакомиться на улице, вернее, даже не знакомиться, а просто разговаривать с молодой, очень красивой женщиной.
   – Случается…
   Эмма и генерал Климов стояли рядом и курили, метрах в четырех от них весело щебетали девочки.
   – Вы молодой папа? – с улыбкой поинтересовалась Эмма.
   – Да нет, что вы, неужели я похож на молодого отца? Годы уже не те.
   – А почему бы и нет?
   – Я дедушка, это моя внучка.
   – Вы дедушка? – изумилась Эмма.
   – Да, дедушка, – не без гордости подтвердил Климов.
   – Вот уж никогда бы не подумала, что бывают такие молодые дедушки!
   Генералу это польстило.
   – Не так уж я и молод. Седина.
   – Бросьте, бросьте, – махнула рукой Эмма, прикрываясь плечом от ветра, – вы очень молоды.
   – Вот вы молоды.
   – Кстати, меня зовут Эмма, а вас?
   – Андрей.
   Генералу хотелось сказать Андрей Борисович и назвать свое звание, но что-то его удержало, скорее всего, привлекательность этой женщины. Красота была яркой, броской, Эмма сразу выделялась из толпы.
   – Дети всегда так быстро знакомятся, счастливые! – заметила Эмма.
   – Да, им хорошо, у них вся жизнь впереди.
   – Вы так говорите, Андрей, словно ваша жизнь уже позади.
   – Конечно, – сказал генерал, – я же дедушка.
   – Честно говоря, я бы тоже хотела стать со временем такой энергичной бабушкой, как вы.
   – Поверьте, Эмма, это у вас впереди. Молодость – не недостаток, исправляется очень легко.
   Пройдет не так уж много лет, и у вас появится внук или внучка.
   – А это хорошо? – спросила Эмма.
   – Что?
   – Чувствовать себя дедушкой, бабушкой? Говорят, как будто молодость возвращается, вернее, так одна моя знакомая говорит.
   – Честно признаться – да. Когда я ее маму в коляске возил, думал, что вот оно – счастье. А сейчас с внучкой хожу и понимаю, что это счастье.
   – Извините, а чем вы занимаетесь? – дружелюбно спросила Эмма.
   – Это важно?
   – Интересно знать, какая работа позволяет так хорошо сохраниться.
   – Вам она не подойдет.
   – Не хотите говорить? – не надо.
   – Служу.
   – Наверное, в какой-нибудь важной конторе, занимаетесь бизнесом?
   – Да нет, что вы, бросьте. Неужели я похож на бизнесмена?
   – А почему бы и нет? Бизнесмены же люди, среди них тоже, наверное, есть молодые дедушки.
   – Нет, я служу в армии.
   – В армии? – воскликнула Эмма, гася окурок, вдавливая его в снег.
   – А что, не похож на военного, по-вашему?
   – Никогда бы не подумала.
   – На кого я похож?
   – Честно признаться, не знаю. Потому и спросила.
   – Я служу в армии.
   – Давно?
   – Очень давно.
   – Наверное, вы полковник.
   – Нет, Эмма, и тут вы ошиблись. Генерал.
   – Генерал? – Эмма даже отступила на шаг и осмотрела Андрея Климова с ног до головы. – Не могу поверить, у меня всякие есть знакомые, а вот с генералом никогда раньше встречаться не приходилось. Всегда представляла их толстыми, брюзгливыми, седыми, а вы такой молодой…
   – Ну, этот недостаток со временем пройдет, – генерал и его новая знакомая засмеялись. – А вы, позвольте спросить, чем занимаетесь?
   – Ой, они чего-то задумали! Пойдемте, пойдемте", Андрей, а то сейчас полезут к воде. Там лед, полыньи, я очень боюсь гулять здесь с дочерью, Она у меня вечно куда-нибудь влезет!
   – Не беспокойтесь, Эмма.
   – Девочки! Девочки! – закричала Эмма.
   Оля и Лена уже почти подошли к пруду.
   – Назад! Назад! – генерал крикнул так громко, что девочки застыли на месте, испуганно обернулись и заспешили к взрослым.
   – Вот теперь я вижу, что вы настоящий генерал.
   Голос у вас командный.
   – Да это что, это же не на плацу и не на аэродроме командовать.
   – Вы летчик? – спросила Эмма.
   – Можно сказать, и летчик. Я десантник.
   – Десантник? Это вы.., с самолетов прыгаете вниз, с парашютом?
   – Вверх не прыгнешь – только вниз. Да, приходится.
   – И вы, Андрей, тоже прыгали? Наверное, страшно?
   – Страшно в первый раз, а потом привыкаешь, даже нравится. Сейчас я не могу представить свою жизнь без прыжков.
   – Ужасно! Вы какие-то страхи, Андрей, рассказываете. Это же сверху, черт знает с какой высоты камнем вниз лететь! А я боюсь высоты, даже на стремянку со страхом залезаю, когда нужно что-нибудь с антресолей взять.
   Генерал снисходительно улыбнулся:
   – Все женщины такие, все боятся. Да и мужчины, знаете ли, тоже бывают довольно трусоваты, я с этим не раз сталкивался. Так чем вы занимаетесь, Эмма?
   – В одной фирме работаю референтом. По телефону отвечаю, даю консультации. Работа не пыльная, хотя и платят не очень много.
   – Понятно, – кивнул Климов. – А я то подумал, что вы, Эмма, работаете моделью в каком-нибудь рекламном агентстве.
   – Почему?
   – Очень уж вы… – генерал замялся, даже немного покраснел от смущения, – слишком вы красивая.
   – Перестаньте, это вам кажется, просто свежий воздух. Пойдемте вот по этой дорожке, людей поменьше, да и грязи нет. Вы здесь часто гуляете?
   – Гуляю, когда в Москве.
   – Что, вы не всегда в Москве бываете, не в городе живете?
   – Нет, квартира у меня в городе, бригада здесь.
   – Какая бригада?
   – Десантная бригада.
   – Ой, господи, извините, Андрей, я как-то в этих делах совершенно ничего не смыслю. Десантная бригада… Для меня бригада – это люди, которые что-то строят, ремонтируют. А в армии, по-моему, какие-то другие деления: дивизия, полк, батальон.
   – Да, и такое тоже есть.
   – Скажите, Андрей, с парашютом действительно страшно прыгать?
   – Да нет, что вы, не страшно. Я же вам говорил.
   – А вы воевали? – глядя генералу прямо в глаза, спросила Эмма.
   Климов сразу напрягся.
   – Приходилось, – спокойно ответил он.
   – Скажите, а на войне очень страшно?
   – Очень. И не столько за себя, сколько за своих ребят. Ведь на войне, как вы понимаете, стреляют, там гибнут.
   – Да, вам не позавидуешь, – вздохнула Эмма.
   – Почему? – не согласился генерал. – У каждого своя работа. Если ты военный, связал свою судьбу с армией, значит, должен быть готов к тому, что тебя убьют. По-другому не бывает.
   – Но зато, наверное, и жизнь, Андрей, вы чувствуете по-другому?
   – В смысле?
   – Ну, острее, что ли, ярче. Вам-то она, наверное, не надоедает?
   – Жизнь никому не надоедает, это я вам, Эмма, могу сказать точно.
   – А мне иногда так скучно становится, что жить не хочется. Если бы не дочь, то я даже не знаю…
   Климов уже догадался, что его новая знакомая не замужем, что она одна растит ребенка. Внешний вид женщины и то, как одета ее дочь, явственно говорили, что Эмма отнюдь не бедствует и вряд ли себе в чем-то отказывает. Скорее всего, у нее есть богатый любовник, а может, даже и не один.
   Последний раз генерал изменил своей жене года три назад. И сейчас рядом с молодой красивой женщиной он почувствовал, что весь его организм напрягся, воспрянул, что кровь быстрее побежала по жилам, сердце начало биться чаще, даже краска бросилась к лицу, хотя Климов был человеком выдержанным и даже во время военных действий редко бледнел, а голос на подчиненных не повышал никогда. Его приказания и так выполнялись молниеносно и беспрекословно.
   Генерал взглянул на часы.
   – Ваша прогулка, Андрей, окончена?
   – Да пет, в общем-то, мы еще должны около получаса гулять.
   – Ваша девочка плохо спит?
   – Вроде, хорошо, дочь не жалуется.
   – А вот моя что-то совсем плохо спит. Представляете, заявила, что она сова!
   – Что значит сова?
   – Поздно ложится, поздно встает.
   – Гулять надо больше. Свежий воздух, физические нагрузки – и ребенок будет спать, и взрослый, между прочим, тоже. Так что я вам советую, рекомендую.
   – Да, хорошо бы. Но работа есть работа, иногда приходится сидеть допоздна. Вот Аленка и пристрастилась: я сижу работаю, и она занимается своими делами.
   – Что это я вас раньше никогда здесь не видел? – спросил Андрей.
   – Мы сюда редко ходим. То в цирк, то еще куда-нибудь. И потом, у нас рядышком парк, чаще всего там и гуляем.
   – А сегодня почему здесь оказались?
   – Да и сама не знаю, – пожала плечами Эмма. – Давно здесь не были, да и дочка говорит:
   «Мама, давай съездим куда-нибудь в другое место». Вот мы и поехали. А вы не хотите выпить кофе, Андрей?
   – Кофе? – генерал с сомнением посмотрел на женщину.
   – Здесь рядом есть хорошее кафе. И девчонки чего-нибудь съедят, а мы выпьем кофе.
   Генерал опять взглянул на часы:
   – Можно. Вполне можно.
   – Тогда идемте. Здесь скользко, позвольте, я возьму вас под руку?
   – Конечно!
   Эмма взяла Климова под руку, и они, хотя и продолжали называть друг друга на «вы», шли по аллее, как старые знакомые. Девочки бежали впереди, они держались за руки, тоже вполне довольные жизнью.
   – Вы где живете? – спросила Эмма.
   – Да, вон в том доме, – генерал кивнул через плечо.
   – С балконами, что ли?
   – Нет, с лоджиями, рядом, левее.
   – А.., вижу.
   – Вот в этом доме мы и живем.
   – И дочка с вами?
   – Нет, дочка живет отдельно. Просто когда я в городе, мы берем внучку к себе.