Вудс Стюарт. Корни травы

   — Доброе утро, — воскликнул он, — вы меня нагоняете, приятель?
   — Конечно, нагоняю, — ответил Перкерсон и взмахнул трубкой.
   Она опустилась на шею человека у основания черепа. И он упал на дорогу, потеряв сознание еще до того, как ударился оземь.
   Следов удара на затылке не должно было оставаться, и упавший скоро придет в себя. Перкерсон заспешил. Вынув из кармана хирургический резиновый жгут, он перетянул им левую ногу человека немного выше колена и подсучил штанину на ней. Затем извлек шприц и запустил иглу в вену. После инъекции вытер пальцем выступившую каплю крови, снял жгут, опустил брючину на ногу и стал ждать. Все должно было занять секунды. Но человек застонал, приходя в себя.
   Перкерсон больше не хотел его трогать. И все обошлось: лежащий замычал, дернулся, подтянув руку к груди, затем обмяк и будто растекся по гудрону. Все кончилось быстро.
   Раздался шум, вдали появилась машина, Перкерсон наклонился к мертвому пешеходу, повернул его на спину и приложил ухо к его опавшей груди. Машина остановилась рядом.
   — Что случилось? — крикнул водитель.
   — Не знаю! — крикнул в ответ Перкерсон, не оглядываясь. — Я только видел, как он схватился за грудь и упал, наверное, сердечный приступ! Можете помочь?
   Водитель, выскочив, упал на колени около тела. Он тронул пульс на шее лежавшего, затем дважды резко ударил его по груди.
   — Да, — сказал он, — могу. Вы возьмите мою машину и вызовите «скорую». — Он наклонился и начал дышать рот в рот лежавшему.
   Перкерсон впрыгнул в машину. Выехав из туннеля деревьев, он развернул ее у магазинчика и телефонной будки, вошел, набрал 911.
   — Аварийка, — ответил голос. — Какая услуга вам нужна?
   — «Скорая».
   Включилась «Скорая помощь».
   — Здесь упал тренировавшийся в ходьбе мужчина, подозрение на сердечный приступ, Нортсайд-драйв, сразу после развилки; нуждается в экстренной помощи. Поняли?
   — Да, но нужна дополнительная информация.
   Перкерсон повесил трубку, оглянулся и бросился в лес, где оставил собственную машину.

Глава 30

   Уилл просыпался медленно. Утро принадлежало ему. Телефон был отключен, Том и Китти находились в Атланте.
   Он сел и зевнул. Правая рука слегка распухла от сотен пожатий, выше локтя она болела до самого плеча. Он почувствовал себя старым и бессильным.
   Десять минут под горячим душем, несколько вялых движений, и он почти проснулся, взял газеты.
   С первой страницы «Атланта конститьюшен» мужественно улыбалась Луиза Дин, брюнетка лет сорока пяти. Она стояла перед зданием суда округа Фултон, вокруг поднимался лес микрофонов. Она с наслаждением рушила остатки политической карьеры своего мужа. Уилл уже видел все это на экране телевизора в интервале между своими вчерашними выступлениями. Она рассказала всему штату Джорджия и большей части остальной страны о многолетней неверности своего мужа, о его слабости к бутылке, о его личной и политической некомпетентности. Уилл молил Бога, чтобы она не вздумала назвать его имя и поддержать его как конкурента своего мужа. Но она благополучно нырнула в здание суда, удовлетворенная проделанной за утро работой.
   В это солнечное и раннее утро понедельника одна из бульварных газет появилась в каждом супермаркете штата и по всей стране с цветными фотографиями Мака Дина и Шерли Скотт при совокуплении. Интимные места были прикрыты черными заплаточками.
   Днем в двенадцатичасовых новостях президент шестого канала, удостоверясь, что Шерли развлекалась с губернатором еще до его телевизионных дебатов с Уиллом Ли, заявил, что мисс Скотт вопреки желанию покинула работу на телестудии и выехала из города, используя накопившиеся отпускные недели. Мак Дин скрывался в одном из номеров отеля «Пич-три Плаза», и телефонистки не пропускали к нему звонков. Никто не видел его с субботнего вечера за исключением официантов отеля. Они в свое неслужебное время выступали перед телекамерами. Старина Мак, утверждали они, не отрывается от бутылки.
   Покончив с завтраком, Уилл побрился и приоделся для своего единственного появления на публике в этот день. В городе он остановил машину перед избирательным участком ровно в десять минут первого, как было заранее договорено Китти Конрой с телевизионщиками. Его ждало с полдюжины телевизионных камер. Что-то слишком их много, подумал он.
   — Доброе утро, леди и джентльмены, — сказал он, излучая улыбки. — Или уже послеполудня? Я долго спал.
   — Мистер Ли, — сказала молодая женщина, подсовывая микрофон к его лицу, — что вы скажете...
   Уилл не планировал обсуждать затруднения Мака Дина и приготовился обойти эту тему, но она продолжила неожиданно:
   — Можете ли вы прокомментировать смерть вашего республиканского оппонента?
   — Прошу прощения? — удивился Уилл, подумав, что не понял ее.
   — Сэр, может быть, вы еще не слышали, что у Джима Уинслоу был сердечный приступ, и он умер сегодня рано утром, занимаясь спортивной ходьбой?
   Уилл безмолвно стоял перед камерами.
   — Уилл, — сказал молодой репортер, отстраняя женщину, — вы явно еще не слышали, что сегодня после шести утра на Нортсайд-драйв некто, тренировавшийся в ходьбе, был обнаружен без сознания другим пешеходом и водителем машины. «Скорая помощь» доставила его в госпиталь Грейди. Жена мистера Уинслоу пошла его искать в семь часов и сообщила о его исчезновении в семь тридцать. Опознан он был только в морге примерно час тому назад.
   — Что ж, я поражен, — искренне ответил Уилл. — Я не очень хорошо знал Джима Уинслоу, но, судя по всему, что я слышал о нем, он был прекрасным человеком. Я ожидал, что окажусь лицом к лицу с ним на всеобщих выборах, если, конечно, выиграю сегодня. Я могу лишь выразить свои симпатии и сожаления его семье и друзьям. А теперь, с вашего позволения я пройду внутрь и проголосую. — И он поднялся по ступенькам Коммьюнити-Билдинг, раз или два остановившись для рукопожатий. Внутри он поприветствовал голосующих местных жителей, проголосовал сам и покинул здание. Телекамеры снова были направлены на него.
   — Мистер Ли, что вы думаете о известных событиях последних дней?
   — Ну, честно говоря, я изумлен. Суббота и воскресенье выдались, конечно, для меня очень трудными, времени для раздумий не было. Но я продолжаю надеяться, что народ не забудет о выборах, и сегодня люди пойдут и проголосуют. Большое вам спасибо.

* * *

   Он пробрался к машине и направился в аэропорт.
   Ближе к вечеру Уилл прибыл в отель «Омни» в Атланте.
   Родители его были уже там, они говорили по телефону со штаб-квартирой, откуда Том Блэк связывался с руководителями кампании по всему штату.
   — Явка избирателей слабая, — информировал Том. — Мы могли этого ожидать, но я думал, что-то изменится после сообщений о скандале с Маком. Разрозненный учет голосов пока дает нам немного больше шестидесяти пяти процентов; но люди еще пойдут голосовать после работы.
   — Да-а, — протянул Уилл. — Хотел бы я получить от всего этого большее удовольствие. Сказать по правде, я бы предпочел, чтобы Мак был в конце кампании на ногах, а я бы мог использовать при голосовании свои собственные возможности.
   — Последний опрос в пятницу показывал, что вы опережали его на три пункта при возможной ошибке в четыре пункта. Если нуждаетесь в утешении, скажу, что вы бы так и так победили.
   — Что ж, спасибо и за это. Том.
   — Говорят, Исполнительный комитет республиканцев соберется уже сегодня, но я думаю, что мы не сразу узнаем, кто будет их кандидатом. Трудно представить, что они выберут этого клоуна — Кэлхоуна.
   — В прошлый раз он был вторым.
   — Да, но и последним из кандидатов. Но не могут же они быть столь безумными.
   — О'кей, поговорим позднее. Я попытаюсь вздремнуть. Я еще не в себе.
   Уилл спал, пока мать не разбудила его к обеду. В восемь пятнадцать позвонил Том.
   — К моему телефону подключены все три телевизионных станции, — сказал он. — Они планировали полностью освещать выборы с девяти часов, но теперь, при таких односторонних результатах, уговаривают нас сделать раннее заявление.
   — Это меня устраивает, — сказал Уилл. — Но я думаю, что сначала мы должны что-то услышать от Мака.
   — Приезжайте сюда, а я свяжусь с управляющим его кампанией.
   В штаб-квартире был полный сбор. Никто больше не интересовался сведениями о ходе голосования. Уилл пробрался через толпу своих сторонников и помощников. Том помахал перед ним листком бумаги.
   — Можете называть это телеграммой. Мак сам продиктовал это мне пять минут назад. Голос его звучал отвратительно.
   Уилл прочитал заявление о поражении.
   — Телевидение хочет продолжать передачи в восемь пятьдесят, следовательно, они могут возобновить работу по расписанию в девять часов. Я согласился.
   — Хорошо, — сказал Уилл.
   Следующие несколько минут он принимал поздравления, а затем, по сигналу сотрудника телевидения, взобрался на письменный стол.
   — Спасибо всем за то, что пришли, — прокричал он. — Прежде всего, я знаю, что все вы присоединитесь ко мне в выражении искреннего сочувствия семье Джима Уинслоу. Почтим его память. — Он сделал паузу. — А теперь я хотел бы кое-что прочитать вам. У меня телеграмма, в ней говорится: «Я хочу выразить сегодня свои поздравления вам, вашей матери и вашему отцу и всем участникам пашей кампании. Вы провели прекрасную и честную кампанию и завоевали право представлять демократов на всеобщих выборах. В предстоящем ноябре вы получите мою полную и неуклонную поддержку».Подпись — губернатор Мак Дин.
   Уиллу пришлось немного помолчать, слушая поздравительные выкрики, тем временем из своего кабинета вышла Китти Конрой и отвела в сторону Тома Блэка. Том махнул Уиллу рукой: закругляйтесь.
   — Я хочу поблагодарить всех вас за напряженную работу во время кампании, — продолжал Уилл, спрашивая себя, что же могло еще произойти, — а также всех, людей по всему штату, которые упорно работали и вносили на эту кампанию свои заработанные трудом доллары. — Он взглянул на Тома, который опять подавал ему сигнал заканчивать. — И, наконец, я хотел бы сказать, что приблизительно в это время во вторник в ноябре, я, видимо, устрою для вас значительно более крупный прием, чем сегодня!
   Уилл спрыгнул со стола, обнял отца и мать и, пожимая руки и целуя щечки, стал прокладывать себе путь сквозь телекамеры и толпу. Том и Китти ждали его в кабинете. Том закрыл дверь.
   — Китти позвонил один из ее друзей, — сказал он. — Исполнительный комитет республиканцев достиг соглашения в отношении своего кандидата в сенат.
   — Они не подождали, когда остынет тело Джима Уинслоу?
   — Нет же, — сказал Том. — Они не планируют объявлять это до завершения похорон, но кандидатом стал преподобный Дон Беверли Кэлхоун.
   — Это плохо, — сказал Уилл.
   — Более того, — заметила Китти. — Они уже запланировали его первое появление в кампании. Он проведет похороны Джима Уинслоу.

Книга третья

Глава 1

   Только в соборе Святого Филиппа на похоронах Джима Уинслоу Уилл понял, почему Том и Китти настояли, чтобы он прибыл туда. На похороны приехала добрая половина политических деятелей штата. Еще до того, как они покинули автостоянку, отец, бывший с ним, представил ему дюжину людей, и знакомства продолжились в соборе. В церкви были все члены семьи Уинслоу, четыре телевизионных команды и происходило нечто вроде совместного заседания сената и палаты представителей штата Джорджия. Рядом с вдовой и двумя дочерьми Уинслоу сидел губернатор Мак Дин. Он выглядел больным.
   Билли Ли вырвался из кружка законодателей, чтобы проводить Уилла к скамье.
   — Говорят, — шепнул он, — что в конце концов доктор Дон не будет вести службу.
   — Что же случилось?
   — Очевидно епископ связался с председателем комитета республиканской партии и недвусмысленно объяснил ему, что ориентирующийся на самого себя священнослужитель так называемой Баптистской церкви обоих побережий с сомнительной докторской степенью, полученной от новоиспеченного Библейского колледжа, не уполномочен проводить епископальные религиозные службы.
   Уилл попытался не рассмеяться:
   — Не шутишь?
   — Тем не менее, — продолжал отец, — руководящие деятели партии, вопреки возражениям вдовы, добились от епископа, чтобы он разрешил Кэлхоуну произнести панегирик.
   — Это скверно.
   — ...Если он обещает не подходить к могиле.
   Служба была внушительной. В ней были помпезность, яркость и похвалы покойному: вовсю старался хор мальчиков Атланты, епископ лично воздавал должное личности Джима Уинслоу, а затем представил преосвященного Дона Беверли Кэлхоуна, представляющего, как он сухо добавил, республиканскую партию Джорджии.
   Уилл никогда лично не встречался с Кэлхоуном. Тот в действительности был выше, чем казался на телеэкране. Одет он был в очень строгий черный костюм при черном галстуке и белоснежной рубашке. Манжеты рубашки были накрахмалены.
   Кэлхоун обвел аудиторию долгим взглядом.
   — Друзья мои, — начал он обманчиво мягким, хорошо поставленным голосом, — сегодня мне выпала задача говорить не о том, что означал Джим Уинслоу для своей семьи и для своих друзей, это хорошо было сказано утром. Меня просили рассказать вам, что он значил для своей партии, своего штата и своей страны. Меня просили при этом быть кратким. Это трудно сделать, когда жизнь человека значила так много, но я постараюсь выполнить просьбу. — Кэлхоун повысил голос. — Джим Уинслоу лучше большинства понимал, в какой беде сегодня наша страна после чередования многих руководителей безбожников, после многих проигранных битв, потери многих жизней, загубленных в мельницах-абортариях — этом позорище нашей страны. Слишком много троп проложено коммунистами, либералами и так называемыми мирскими гуманистами, слишком много молитв запрещено в школах, в то время как убийцы, насильники и торговцы наркотиками получили полную свободу в обществе при содействии слабых законов и либеральных судей. — Кэлхоун сделал паузу.
   Уилл заметил, что епископ ерзает на своем месте.
   — И, — продолжал Кэлхоун, — если бы Джим Уинслоу жил, он бы что-нибудь предпринял в этом отношении в сенате Соединенных Штатов.
   В глубине собора какие-то люди начали было аплодировать, но на них зашикали. Епископ выглядел несчастным.
   Кэлхоун опустил глаза, помолчал, выждал тишины.
   — А следовательно, — продолжил он, — это дело доверено нам, кто остался на земле. Мы должны поднять упавший факел и нести его к свету. И. следовательно, нам осталось донести идеи борьбы Джима Уинслоу до каждого уголка нашего штата! И, следовательно, нам осталось повести Америку к свету нового дня — под руководством Бога.
   Кэлхоун склонил голову для минуты молчания, затем отступил и вернулся на место.
   Хор мальчиков начал заупокойный гимн, а носильщики понесли гроб по проходу, затем к поджидавшему катафалку; за ними следовали семья Уинслоу и губернатор Мак Дин. Законодатели также потекли наружу, и церковь опустела. К тому времени, когда Уилл и Билли очутились на улице, все уже поехали на кладбище.
   — Ничего подобного я не слышал за всю свою жизнь, — сказал отец.
   — И никто другой не слышал, — ответил Уилл. Перед ними возникла телевизионная команда, и какой-то репортер поднес к лицу Билли микрофон.
   — Губернатор Ли, что вы подумали о сегодняшней службе?
   — Я думаю, что епископальная служба прекрасно воздала должное хорошему человеку, но должен сказать, что панегирик Кэлхоуна был скорее похож на политическую речь, может быть, даже на речь в предвыборной кампании. Можно задаваться вопросом, было в ней что-либо, чего он еще не говорил.
   Репортер повернулся к Уиллу.
   — Уилл Ли, вы являетесь кандидатом демократической партии в сенат, думаете ли вы, что доктор Дин станет вашим оппонентом от республиканцев?
   — Это дело Исполнительного комитета республиканцев штата, и я уверен, что они сумеют выждать надлежащим образом, прежде чем выдвинут своего кандидата. В конце концов этот день вряд ли подходит для политической деятельности, — сказал Уилл, как он надеялся, не слишком ядовито.
   Они извинились и прошли к машине.
   — Предстоит дьявольски тяжелая кампания, — сказал отец. — Кажется, я тебе не завидую.

Глава 2

   Мики Кин вошел в закусочную на Пичтри-роуд и обнаружил, что детектив, приглашенный им на ленч, уже поджидает.
   — Привет, Дейв, — сказал он.
   Детектив по убийствам Дейв Хейнс пожал его руку. Они сели за столик недалеко от бара.
   — Как вам эта работа? — спросил Хейнс.
   — Пирл приличный парень. Я работал на многих похуже.
   — Ну, надеюсь, вы не имеете в виду вашего возлюбленного капитана, — заметил Хейнс.
   — Ну, — в том же тоне ответил Кин, — я никогда не имею его в виду.
   — Как проводите время?
   — Просматриваю газетенки.
   — Я видел объявления. Но вы получаете массу хлама.
   — Можно было предвидеть. Что у вас происходит?
   Хейнс оглянулся и понизил голос.
   — Забавные дела, — сказал он. — О, не слишком, в пределах допустимого, но то тут, то там бывает забавно.
   — Расскажите-ка мне что-нибудь посмешнее.
   — С Джимом Уинслоу случился приступ, когда он шагал по дороге, — сказал Хейнс.
   — Что же тут забавного? — простецки спросил Кин, медля над своим салатом. — Ничуть не смешно, когда здоровые парни падают мертвыми, не закончив утренних тренировок. Шел-шел и упал.
   — Да, но у тех парней вены с тромбами. У Уинслоу же чистые, как свисток.
   — Что сказал эксперт?
   — Специальные слова, означающие, что время от времени какой-нибудь парень в хорошей форме падает из-за причуд сердечной деятельности.
   — А есть иные предположения?
   — Ничего существенного. Набор своеобразных мелочей.
   — Вроде?
   — Вроде следующего. Уинслоу занимался спортивной ходьбой каждое утро при восходе солнца всю свою жизнь зимой и летом. Об этом все знают. Если бы вы захотели прихватить Уинслоу, как бы вы это сделали? С восходом солнца, отвечу я вам, когда разносчик газет прошел, а остальные спят, или еще не вышли на улицу.
   — Интересный поворот мысли, приятель.
   — О'кей, вот его и находят двое. Один из них — сосед, который спешит на ранний самолет в аэропорт Хартфилд. И когда этот самый сосед подъезжает к упавшему, он там видит другого парня, ухо которого приложено к груди Уинслоу.
   — Другой тренировался тоже. Все, вроде, естественно.
   — О'кей, конечно. Но на этом другом были капюшон и темные очки. В теплое влажное утро. Затем этот парень уезжает на машине соседа, вызывает «Скорую» и — исчезает.
   — Не хотелось вляпаться в эту историю. Такое случается.
   — Я обошел всю округу. Такой человек не живет там. Никто в округе не занимается спортивной ходьбой на восходе. По дороге ходил один Уинслоу.
   — А дал вам этот сосед описание другого парня? — Не очень-то многое. Вроде бы, тот был усатый. Это почти все; парень был в серой шерстяной одежде. Ну и капюшон, темные очки...
   — А что на записи номера девятьсот одиннадцать?
   — Минимум. Человек упал, место, вызов «Скорой помощи». Он повесил трубку, прежде чем оператор смог выяснить что-нибудь еще. Выговор южный, глубокого Юга, но произношение четкое, будто он давно привыкает правильно говорить.
   — Подобно южанам в армии, наемным парням, которых там обучают говорить?
   — Похоже.
   Кин посмотрел на Хейнса с демонстративной серьезностью.
   — Конечно, вы знаете, что это дикое предположение.
   — Забавно, что именно так и сказал наш возлюбленный капитан. — Хейнс отложил свою вилку. — Черт возьми, я знаю, что этого недостаточно, чтобы продолжать расследование. Я также понимаю, что это политические дела, то есть горячий картофель в пальцах, и управление не хочет официально расследовать предположения вроде этого, не подкрепленные убедительными фактами. Но есть основания для чего-то большего, чем рутинное вскрытие трупа. Надо было бы привлечь более проницательного патологоанатома, чем наши штатные медицинские эксперты.
   — Но это бы насторожило прессу, — сказал Кин.
   — Знаю, но не могу успокоиться. Уже не впервые меня предостерегают от чего-то, потому что оно обещает много хлопот и расходов. — Хейнс посмотрел на Кина, который, казалось, и не очень слушал его, а затем перевел взгляд на телевизор, передающий полуденные новости.
   Группа людей окружила кафедру, с которой выступал Дон Беверли Кэлхоун.
   — Вот он опять, — сказал Кин.
   — О да, его избрали кандидатом от республиканцев штата.
   — Да-а, — произнес Кин и повторил: — и вот он опять.
   — Он часто выступает по телевидению, — сказал Хейнс.
   — Я не это имел в виду, — осветил Кин. — В последние месяцы каждый раз, когда я чем-то интересуюсь, появляется и он. Его люди пикетировали книжную лавку Мэнни Пирла перед тем, как Перкерсон попытался уничтожить Мэнни; кое-кто из них устроил демонстрацию у клиники абортов в тот самый день, когда были убиты доктор и медсестра; а теперь вот вы говорите, что Уинслоу, возможно, прикончили, и снова в поле зрения возникает доктор Дон.
   — Ну, Мики, — усмехнулся Хейнс. — Это уж самое дикое предположение.
   — Ваша правда, — рассмеялся Кин. — Но я вот что
   скажу вам, Дейв.: очень меня настораживают всякие совпадения.
   — Понимаю, что вы имеете в виду, — сказал Хейнс, вытерев губы и бросив салфетку на тарелку. — А теперь, если вы меня извините, мистер Кин, я хотел бы убраться как можно дальше от вас и ваших далеко идущих идей. — Он поднялся и, проходя возле Кина, хлопнул его по спине. — Желаю удачи, Мики. Больше разговаривать не будем.

Глава 3

   Мики Кин стоял в переполненном зале Баптистской церкви Святого Холма обеих побережий. Здесь было несколько знакомых газетчиков. Но никто его не спрашивал, почему он пришел в церковь, и это его устраивало.
   Через боковую дверь вошла группа мужчин, они разместились на возвышении впереди зала. С минуту, впрочем, они постояли все вместе, позируя фотографам. Кин обратил внимание на одного из них — представительного, высокого, худощавого, с выправкой, выдающей военного. У него были густые, гладко причесанные седые волосы, темные брови. Он встал рядом с Кэлхоуном. Красивый мужчина.
   — Что за парень возле Кэлхоуна? — спросил Мики репортера из «Конститьюшен», подпиравшего стенку по соседству.
   — Это отставной полковник Джи Стюарт Уиллингхэм, — сказал репортер. — Он служил в морской пехоте. Предполагалось, что Старина Джеб, как его называют, должен был принять командование корпусом морской пехоты, но он попал в какую-то историю во Вьетнаме. В его части были слишком большие потери из-за захвата плацдармов, самоубийственных вылазок и тому подобного. По этому вопросу конгресс проводил закрытые слушания, и Уиллингхэма перевели служить в своем штате. Он вышел здесь в отставку. Руководит какой-то правой организацией. Она называется «Американцы за сильную оборону»...
   — Доброе утро, леди и джентльмены.
   Громкий голос навел тишину. Зажглись прожекторы.
   Полковник с легкой улыбкой оглядел зал.
   — Мое имя Уиллингхэм, — сказал он. — Я председатель совета дьяконов Баптистской церкви Святого Холма обеих побережий. Должен с сожалением объявить, что сегодня утром совет принял отставку преосвященного доктора Дона Беверли Кэлхоуна с постов пастора нашей церкви, ректора Университета веры и главного исполнительного директора «Фейтс кейбл телевижн. Инк», — Полковник сделал, для пущего эффекта паузу, затем продолжил: — Наше сожаление, однако, смягчается сознанием, что в роли кандидата в сенат Соединенных Штатов доктор Кэлхоун будет вносить еще больший вклад в развитие своего штата и своей страны, и мы считаем, что должны поделиться талантами этого прекрасного человека с другими согражданами Америки. Но вместе с тем мы получаем удовольствие пригласить на замену отцу преосвященного Ральфа Беверли Кэлхоуна. Он до-последнего времени был правой рукой доктора Кэлхоуна и в церкви и во всей связанной с ней деятельности.
   Уиллингхэм повернулся, и на возвышении появилась фигура молодого белокурого человека. Преосвященный Ральф Беверли Кэлхоун был еще более худ, чем отец, ii остальном они были поразительно схожи: те же выступающие зубы, та же улыбка. Правда, на щеке молодого Кэлхоуна красовалась красная шишка, не добавлявшая ему красоты.
   — А теперь, — продолжал Уиллингхэм, — с удовольствием представляю вам преосвященного доктора Дона.
   Кэлхоун в хорошо сшитом синем костюме и ярко-красном галстуке шевельнулся на кафедре.
   — Доброе утро всем вам, — жизнерадостно прогудел он. — С нынешнего дня я буду просто Доном Кэлхоуном, республиканским кандидатом в сенат Соединенных Штатов от Джорджии. — Он сделал паузу, как бы ожидая аплодисментов, которых не получилось, а затем поспешил дальше. — Сегодня я разрываю узы, которые много лет связывают меня с церковью Святого Холма. Университетом веры и «Фейтс кейбл телевижн, Инк». В воскресенье я произнесу прощальную проповедь. — Он повернулся и посмотрел на сына, тот осклабился ответно. — По любезному приглашению нашего нового пастора, преосвященного Ральфа Беверли Кэлхоуна. Все это, конечно, означает, что мои деловые и финансовые отношения с этими организациями закончатся. Мне не будут выплачивать жалованье, и я не буду пользоваться связанными с моим прошлым положением преимуществами. А теперь я готов ответить на вопросы журналистов. — Он подал знак молодой женщине в первом ряду. — Джейн?