Страница:
— Доктор Дон, значит ли это...
— Пожалуйста, Джейн, — прервал ее Кэлхоун, — называйте меня просто Дон.
— Ну, мистер Кэлхоун, — продолжала та, — значит ли это, что вы больше не будете летать в реактивном самолете стоимостью пять миллионов долларов, на котором путешествуете последние пять лет?
— Джейн, этот самолет принадлежит независимой корпорации, она сдавала его на разные сроки «Фейтс кейбл телевижн, Инк». Если мне понадобится этот самолет в ближайшее время, руководители моей политической кампании постараются заключить соответствующее соглашение с названной корпорацией.
— А какова должна быть почасовая оплата аренды этого самолета?
— Ну, можете не сомневаться, мы договоримся, и она будет справедливой. — Кэлхоун посигналил другому репортеру.
— Док... ах, мистер Кэлхоун... в прошлое году церковь Святого Холма построила вам и вашей жене дом в двенадцать тысяч квадратных футов на территории городка Университета веры, только меблировка его, по слухам, обошлась более чем в два миллиона долларов. Что же, вы теперь переедете оттуда?
— Конечно, вы знаете, Эд, — Кэлхоун просиял улыбкой, — что большую часть этой мебели мне подарили люди из моего прихода, и я счастлив сказать, что Совет регентов университета согласился предоставить мне право пользоваться его землей на девяносто девять лет, а дом я выкуплю.
— Сэр, — прервал его репортер, — ваше заявленное жалованье по всем должностям, которые вы занимали в церкви, в университете и в «Фейтс кейбл телевижн, Инк» достигало девятиста тысяч долларов в год, а теперь вы уходите в отставку с этих должностей. Как вы сможете выкупить дом площадью двенадцать тысяч футов?
— Что ж, я внесу свою скромную лепту из средств, которые мы с женой накопили за многие годы, а университет предоставит мне заем на остальную сумму.
— Какова согласованная цена дома и условия займа?
— Так или иначе, я уверен, что мы придем к согласию в духе христианской любви и сотрудничества. А теперь у меня остается время для ответа только на еще один вопрос. — Кэлхоун обернулся к молодому репортеру новостей «Фейтс кейбл телевижн, Инк». — Да, сын мой, слушаю.
— Мистер Кэлхоун, — сказал молодой человек, читая вопрос с листка бумаги, — каковы цели и задачи вашей кампании по выборам в сенат Соединенных Штатов?
Репортеры недовольно, заворчали, телевизионные техники начали убирать оборудование.
— Что ж, ну вот, я рад получить политический вопрос, — захихикал Кэлхоун. — Кампания моя до самого ее окончания будет христианской.
Кэлхоун продолжал говорить, а Мики Кин продвинулся к открытому окну. Большой автобус был уже запаркован поперек дороги. Мики выглянул из окна и махнул рукой. Из автобуса появился Мэнни Пирл и направился к церкви. Он нес плакат «ОТДЕЛИТЬ ЦЕРКОВЬ ОТ ГОСУДАРСТВА! Л.К.Д.Д!!!», за ним следовала дюжина красоток в бикини с такими же плакатами в руках.
— Святое дерьмо! — крикнул какой-то репортер, увидев в окно процессию. — Взгляните-ка на это!
Кэлхоун продолжал гудеть свое, а люди в церкви бросились к окнам. Кэлхоун запнулся.
— Что такое там происходит? — с яростью вопросил он.
— Ну и девки!!! — прокричал телеоператор, прорываясь к дверям.
Туда же бросилось десятка два газетчиков, опрокидывая ряды кресел. Кэлхоун спустился с кафедры и поспешил к окну, а за ним его сын и дьяконы. Выглянув, Кэлхоун повернулся к преосвященному Ральфу Беверли.
— Вызови полицию! — распорядился он. Мики Кин стоял на газоне, надрываясь от смеха при виде того, как Кэлхоун в сопровождении совета дьяконов и сына выскочил к дренажной канавке, отделяющей его от оголенных женщин. С полдюжины телевизионных камер готовы были запечатлеть его прибытие на место происшествия.
— Что происходит? — строго спросил Кэлхоун.
— Обмен любезностями, доктор Дон, — рявкнул Мэнни Пирл. — Вы пикетировали место моего бизнеса, и я надумал пикетировать ваше: это мои девушки с «Аллеи Кошек». Приглашаю вас заглянуть в заведение.
— Ради Бога, — кричал Кэлхоун, — накиньте что-нибудь на этих женщин! Они же почти голые!
— Послушайте-ка, что я говорю: если хотите увидеть все доподлинно, заезжайте сегодня вечером в «Аллею Кошек», — надрывался Мэнни, видя, что телевизионщики ведут звукозапись. — В «Кошечку», или в «Дикую Кошку». Мы открыты с пяти часов вечера до четырех утра шесть дней в неделю!
Послышался вой полицейских машин. Две из них с визгом притормозили перед церковью. Вылез внушительный сержант.
— Офицер, я требую, чтобы вы сейчас же убрали этих людей с принадлежащей церкви территории! — прокричал Кэлхоун.
— Ну, Мэнни, — сказал сержант. — Вы позабавились, а теперь забирайте своих дев и смывайтесь.
Из-за автобуса тотчас же появился молодой человек с портфелем.
— Извините, сержант, — сказал он, — меня зовут Уилкокс, и я адвокат, представляющий интересы мистера Пирла и этих леди. Я хотел бы указать, что они находятся не на территории церкви, а на дороге, притом совершенно не мешая транспорту или проходу.
К Мэнни подскочила женщина-репортер с микрофоном.
— Извините, мистер Пирл, — сказала она, — что означают буквы Л.К.Д.Д?
— Это политический лозунг, — ухмыльнулся Мэнни Пирл: — «Любого, Кроме Доктора Дона», — вот что они значат.
Девицы разразились криками.
— Любого, Кроме Доктора Дона! Любого, Кроме Доктора Дона! — скандировали они. К толпе подъехала машина без служебного номера, из нее вышел человек в штатском. Сержант отдал ему честь.
— Доброе утро, лейтенант, — сказал он. — Боюсь, мы в затруднительном положении.
— Эй, Харви, — крикнула одна из девиц лейтенанту. — Не видела вас с прошлой ночи! Как дела?
Лейтенант побагровел.
— Ол-райт, — сказал он. — Все пикетчики арестованы. Непристойное поведение.
Молодой юрист выступил снова:
— Лейтенант, на молодых леди пристойные бикини, принятые повсеместно в нашей стране для появления на публике.
— Но я-то не арестован, — воскликнул Мэнни Пирл. — По крайней мере, пока!
— Всем в автобус, — скомандовал лейтенант. — Сержант, ваша машина впереди, остальные за ней. Остановка у городской тюрьмы! Остальное обсудим в присутствии судьи!
Мики Кин просто катался от хохота, когда Мэнни и его девицы шумно погружались в автобус, а Дон Беверли Кэлхоун уводил свою паству обратно в церковь.
— Преосвященный Ральф! — кричал Кэлхоун. — Позовите моего юриста.
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
— Пожалуйста, Джейн, — прервал ее Кэлхоун, — называйте меня просто Дон.
— Ну, мистер Кэлхоун, — продолжала та, — значит ли это, что вы больше не будете летать в реактивном самолете стоимостью пять миллионов долларов, на котором путешествуете последние пять лет?
— Джейн, этот самолет принадлежит независимой корпорации, она сдавала его на разные сроки «Фейтс кейбл телевижн, Инк». Если мне понадобится этот самолет в ближайшее время, руководители моей политической кампании постараются заключить соответствующее соглашение с названной корпорацией.
— А какова должна быть почасовая оплата аренды этого самолета?
— Ну, можете не сомневаться, мы договоримся, и она будет справедливой. — Кэлхоун посигналил другому репортеру.
— Док... ах, мистер Кэлхоун... в прошлое году церковь Святого Холма построила вам и вашей жене дом в двенадцать тысяч квадратных футов на территории городка Университета веры, только меблировка его, по слухам, обошлась более чем в два миллиона долларов. Что же, вы теперь переедете оттуда?
— Конечно, вы знаете, Эд, — Кэлхоун просиял улыбкой, — что большую часть этой мебели мне подарили люди из моего прихода, и я счастлив сказать, что Совет регентов университета согласился предоставить мне право пользоваться его землей на девяносто девять лет, а дом я выкуплю.
— Сэр, — прервал его репортер, — ваше заявленное жалованье по всем должностям, которые вы занимали в церкви, в университете и в «Фейтс кейбл телевижн, Инк» достигало девятиста тысяч долларов в год, а теперь вы уходите в отставку с этих должностей. Как вы сможете выкупить дом площадью двенадцать тысяч футов?
— Что ж, я внесу свою скромную лепту из средств, которые мы с женой накопили за многие годы, а университет предоставит мне заем на остальную сумму.
— Какова согласованная цена дома и условия займа?
— Так или иначе, я уверен, что мы придем к согласию в духе христианской любви и сотрудничества. А теперь у меня остается время для ответа только на еще один вопрос. — Кэлхоун обернулся к молодому репортеру новостей «Фейтс кейбл телевижн, Инк». — Да, сын мой, слушаю.
— Мистер Кэлхоун, — сказал молодой человек, читая вопрос с листка бумаги, — каковы цели и задачи вашей кампании по выборам в сенат Соединенных Штатов?
Репортеры недовольно, заворчали, телевизионные техники начали убирать оборудование.
— Что ж, ну вот, я рад получить политический вопрос, — захихикал Кэлхоун. — Кампания моя до самого ее окончания будет христианской.
Кэлхоун продолжал говорить, а Мики Кин продвинулся к открытому окну. Большой автобус был уже запаркован поперек дороги. Мики выглянул из окна и махнул рукой. Из автобуса появился Мэнни Пирл и направился к церкви. Он нес плакат «ОТДЕЛИТЬ ЦЕРКОВЬ ОТ ГОСУДАРСТВА! Л.К.Д.Д!!!», за ним следовала дюжина красоток в бикини с такими же плакатами в руках.
— Святое дерьмо! — крикнул какой-то репортер, увидев в окно процессию. — Взгляните-ка на это!
Кэлхоун продолжал гудеть свое, а люди в церкви бросились к окнам. Кэлхоун запнулся.
— Что такое там происходит? — с яростью вопросил он.
— Ну и девки!!! — прокричал телеоператор, прорываясь к дверям.
Туда же бросилось десятка два газетчиков, опрокидывая ряды кресел. Кэлхоун спустился с кафедры и поспешил к окну, а за ним его сын и дьяконы. Выглянув, Кэлхоун повернулся к преосвященному Ральфу Беверли.
— Вызови полицию! — распорядился он. Мики Кин стоял на газоне, надрываясь от смеха при виде того, как Кэлхоун в сопровождении совета дьяконов и сына выскочил к дренажной канавке, отделяющей его от оголенных женщин. С полдюжины телевизионных камер готовы были запечатлеть его прибытие на место происшествия.
— Что происходит? — строго спросил Кэлхоун.
— Обмен любезностями, доктор Дон, — рявкнул Мэнни Пирл. — Вы пикетировали место моего бизнеса, и я надумал пикетировать ваше: это мои девушки с «Аллеи Кошек». Приглашаю вас заглянуть в заведение.
— Ради Бога, — кричал Кэлхоун, — накиньте что-нибудь на этих женщин! Они же почти голые!
— Послушайте-ка, что я говорю: если хотите увидеть все доподлинно, заезжайте сегодня вечером в «Аллею Кошек», — надрывался Мэнни, видя, что телевизионщики ведут звукозапись. — В «Кошечку», или в «Дикую Кошку». Мы открыты с пяти часов вечера до четырех утра шесть дней в неделю!
Послышался вой полицейских машин. Две из них с визгом притормозили перед церковью. Вылез внушительный сержант.
— Офицер, я требую, чтобы вы сейчас же убрали этих людей с принадлежащей церкви территории! — прокричал Кэлхоун.
— Ну, Мэнни, — сказал сержант. — Вы позабавились, а теперь забирайте своих дев и смывайтесь.
Из-за автобуса тотчас же появился молодой человек с портфелем.
— Извините, сержант, — сказал он, — меня зовут Уилкокс, и я адвокат, представляющий интересы мистера Пирла и этих леди. Я хотел бы указать, что они находятся не на территории церкви, а на дороге, притом совершенно не мешая транспорту или проходу.
К Мэнни подскочила женщина-репортер с микрофоном.
— Извините, мистер Пирл, — сказала она, — что означают буквы Л.К.Д.Д?
— Это политический лозунг, — ухмыльнулся Мэнни Пирл: — «Любого, Кроме Доктора Дона», — вот что они значат.
Девицы разразились криками.
— Любого, Кроме Доктора Дона! Любого, Кроме Доктора Дона! — скандировали они. К толпе подъехала машина без служебного номера, из нее вышел человек в штатском. Сержант отдал ему честь.
— Доброе утро, лейтенант, — сказал он. — Боюсь, мы в затруднительном положении.
— Эй, Харви, — крикнула одна из девиц лейтенанту. — Не видела вас с прошлой ночи! Как дела?
Лейтенант побагровел.
— Ол-райт, — сказал он. — Все пикетчики арестованы. Непристойное поведение.
Молодой юрист выступил снова:
— Лейтенант, на молодых леди пристойные бикини, принятые повсеместно в нашей стране для появления на публике.
— Но я-то не арестован, — воскликнул Мэнни Пирл. — По крайней мере, пока!
— Всем в автобус, — скомандовал лейтенант. — Сержант, ваша машина впереди, остальные за ней. Остановка у городской тюрьмы! Остальное обсудим в присутствии судьи!
Мики Кин просто катался от хохота, когда Мэнни и его девицы шумно погружались в автобус, а Дон Беверли Кэлхоун уводил свою паству обратно в церковь.
— Преосвященный Ральф! — кричал Кэлхоун. — Позовите моего юриста.
Глава 4
Уилл созвал всех на десять утра в понедельник.
— Ну вот, — сказал он, — мы в совершенно новой игре. Неделя на то, чтобы сориентироваться и найти новые подходы. — Он повернулся к отцу. — Пап, начнем с тебя. Как с финансами?
Билли Ли прокашлялся.
— У нас в банке немногим более ста десяти тысяч долларов; а если учесть неоплаченные счета, получится около семидесяти.
— И это все?
— Да, — сказал Билли. — Кстати, я помню, что требуется миллион долларов, чтобы пройти всеобщие выборы.
— Это моя вина, Уилл, — сказал Том Блэк. — Я настаивал на том, чтобы выложить почти все на телевещание за две недели до первичных выборов. Но Мака вдруг пригвоздили без нас, и конкурентом выступит не Уинслоу, с которым было бы проще сладить. Я попытался было отказаться от телепередач в последние два дня перед первичными выборами, но телестудии и слышать не хотели о возврате денег.
— Что ж, вы не могли предвидеть всего. Как и я. Никто не мог предвидеть.
— Есть и другие новости на финансовом фронте, — сказал Билли, — но они разного свойства.
— Начни, пожалуйста, с хороших.
— Лартон Питтс и его группа передали демократической партии полмиллиона.
— Новость хороша, — заметил Уилл. — Но получим ли мы это?
— Боюсь, что нет, — сказал Билли. — Исполнительный комитет демократов выделил мам сто тысяч долларов.
— Что?
— Они говорят, что им, мол, надо что-то еще финансировать. Это, конечно, чепуха.
— Не понимаю, — сказал Уилл. — Я одолевал их засидевшегося губернатора еще до того, как он сам себе навредил. Неужели они полагают, что я не смогу победить телевизионного проповедника?
Билли продолжил:
— Группа Лартона Питтса передала полмиллиона также и республиканской партии.
— Что же, они работают на обе стороны? — с недоверием спросил Уилл.
— Я еще не закончил, — сказал Билли. — Говорят, что республиканцы хотят передать Кэлхоуну эти полмиллиона целиком, поскольку, дескать, он начинает с пустого места.
— Проклятие, — вымолвил Уилл. В комнату вошел Мосс Малле, руководитель опросов общественного мнения.
— Извините, что я запоздал, Уилл, — сказал он. Слово взяла Китти Конрой.
— Я думаю, лучше свыкнуться с мыслью, что Кэлхоун сможет истратить больше денег, чем мы. Он в свое время сумел мобилизовать задень сотни тысяч долларов для своих телепередач. Между прочим, видел ли кто вчера его «прощальную проповедь?»
— Я пропустил, — сказал Уилл.
— И я тоже, — откликнулся Том.
— Она была похожа на тридцати минутную речь в политической кампании по свободному телевещанию, — сказала Китти. — Бог там был упомянут всего однажды, когда Кэлхоун заявил, что раздавит всех своих врагов. Думаю, он имел в виду вас.
— Думается, мне надо к этому привыкнуть, — улыбнулся Уилл.
— Привыкайте не только к этому, — сказала Китти, — но кое к чему еще.
— К чему же?
— Он сильно налегал на борьбу с гомосексуалами, не упоминая имен, но можно было вычислить их. Разглагольствовал насчет либералов, извращающих предназначение правительства, и как он лично собирается очищать нравственность в штате. Судя по его запалу, он ни перед чем не остановится.
— Ол-райт, Мосс, а что дали опросы на прошлой неделе?
— Что ж, — Мосс Малле разложил перед собой листы бумаги, — вот данные, полученные в четверг после стриптиза у церкви и до утренней проповеди Кэлхоуна в воскресенье.
— Боже, разве этот стриптиз не был изумителен? — сказал Том. — Я давно так не смеялся.
Уилл суеверно постучал по столу пальцем:
— Не дай Бог, нас еще увяжут с этим Мэнни Пирлом и его девчонками. Проверьте источники денежных взносов. Я не хочу получать от Мэнни ни цента. Это нанесет нам смертельный удар.
— Я рад, что вам понравился стриптиз, Том, — сказал Малле. — Но многим избирателям он не понравился, по крайней мере, несколько кадров, показанных в телевизионных новостях. Это уже сыграло свою роль. Во всяком случае, в пятницу телефонный опрос шестисот вероятных избирателей дал вот какую картину: Кэлхоун имеет сорок шесть процентов голосов, а вы, Уилл, — тридцать девять.
— Хотите сказать, что когда после первичных выборов было объявлено о выдвижении Кэлхоуна, мы сразу отстали от него на семь пунктов?
— Может быть, и всего на три пункта в зависимости от степени ошибки, — сказал Малле. — Но учтите, только пятнадцать процентов опрошенных не определили свое отношение. Это беспокоит меня. Если бы выборы состоялись в пятницу, вам для победы понадобилось бы восемьдесят процентов голосов из этой категории, а Кэлхоуну нужно было бы около трети. Всего.
— Ну, я не верю, — сказала Китти.
— Сожалею, — ответил Малле, — я просчитал все дважды. Мои люди интервьюировали некоторых избирателей, применив проверенную методику. Все подтверждается. — Он пожал плечами. — Полагаю, вы платите мне за правдивую информацию.
— Конечно же, Мосс, — сказал Уилл.
— А где мы котируемся хорошо, и где — хуже? — спросил Том.
Малле взглянул на цифры.
— Лучше всего в самой Атланте и в городах с населением более ста тысяч — Саванне, Огасте, Колумбусе... Хуже всего в маленьких городках и на периметре Атланты — в Мариетте, округе Кобб, Лоренсвилле и округе Гуннетт. Это похоже на кольцо республиканцев вокруг Атланты.
— Есть ли что-то обнадеживающее? — спросил Уилл.
— Ну, черные не любят Кэлхоуна и не доверяют ему, там вы получаете восемьдесят процентов. Затем, я думаю, вы получите голоса гомосексуалов. Ни один из них не станет голосовать за Кэлхоуна.
— Да-а, — протянул Том, — а если они еще нас поддержат финансово, Кэлхоун обрушится на нас, как кирпич с высоты.
Уилл со вздохом сообщил:
— Мои новости еще хуже. Сегодня утром я получил письмо от судьи Боггса. В его календаре возник перерыв; он наметил суд на утро понедельника в конце октября, то есть за восемь дней до выборов.
— Негодяй, — бросил Том. — Почему он идет на это?
— Откажитесь вести дело! — сказала Китти.
— В таком случае судья упрячет его в тюрьму за неуважение к суду, — сказал Билли. — И кампания будет проиграна наверняка. Уилл не сможет ее завершить. Думаю, судья работает на республиканцев и лгал Уиллу с момента, когда Уилл объявил о своем намерении баллотироваться.
Группа погрузилась в горестное молчание.
— О, я совсем забыла, — сказала, наконец, Китти довольно безразлично. — Утром мне звонил управляющий кампанией Кэлхоуна. Он предлагает нам теледебаты.
— Однократно? — спросил Уилл.
— Да, один раз.
— Спасибо и на том.
— Ну вот, — сказал он, — мы в совершенно новой игре. Неделя на то, чтобы сориентироваться и найти новые подходы. — Он повернулся к отцу. — Пап, начнем с тебя. Как с финансами?
Билли Ли прокашлялся.
— У нас в банке немногим более ста десяти тысяч долларов; а если учесть неоплаченные счета, получится около семидесяти.
— И это все?
— Да, — сказал Билли. — Кстати, я помню, что требуется миллион долларов, чтобы пройти всеобщие выборы.
— Это моя вина, Уилл, — сказал Том Блэк. — Я настаивал на том, чтобы выложить почти все на телевещание за две недели до первичных выборов. Но Мака вдруг пригвоздили без нас, и конкурентом выступит не Уинслоу, с которым было бы проще сладить. Я попытался было отказаться от телепередач в последние два дня перед первичными выборами, но телестудии и слышать не хотели о возврате денег.
— Что ж, вы не могли предвидеть всего. Как и я. Никто не мог предвидеть.
— Есть и другие новости на финансовом фронте, — сказал Билли, — но они разного свойства.
— Начни, пожалуйста, с хороших.
— Лартон Питтс и его группа передали демократической партии полмиллиона.
— Новость хороша, — заметил Уилл. — Но получим ли мы это?
— Боюсь, что нет, — сказал Билли. — Исполнительный комитет демократов выделил мам сто тысяч долларов.
— Что?
— Они говорят, что им, мол, надо что-то еще финансировать. Это, конечно, чепуха.
— Не понимаю, — сказал Уилл. — Я одолевал их засидевшегося губернатора еще до того, как он сам себе навредил. Неужели они полагают, что я не смогу победить телевизионного проповедника?
Билли продолжил:
— Группа Лартона Питтса передала полмиллиона также и республиканской партии.
— Что же, они работают на обе стороны? — с недоверием спросил Уилл.
— Я еще не закончил, — сказал Билли. — Говорят, что республиканцы хотят передать Кэлхоуну эти полмиллиона целиком, поскольку, дескать, он начинает с пустого места.
— Проклятие, — вымолвил Уилл. В комнату вошел Мосс Малле, руководитель опросов общественного мнения.
— Извините, что я запоздал, Уилл, — сказал он. Слово взяла Китти Конрой.
— Я думаю, лучше свыкнуться с мыслью, что Кэлхоун сможет истратить больше денег, чем мы. Он в свое время сумел мобилизовать задень сотни тысяч долларов для своих телепередач. Между прочим, видел ли кто вчера его «прощальную проповедь?»
— Я пропустил, — сказал Уилл.
— И я тоже, — откликнулся Том.
— Она была похожа на тридцати минутную речь в политической кампании по свободному телевещанию, — сказала Китти. — Бог там был упомянут всего однажды, когда Кэлхоун заявил, что раздавит всех своих врагов. Думаю, он имел в виду вас.
— Думается, мне надо к этому привыкнуть, — улыбнулся Уилл.
— Привыкайте не только к этому, — сказала Китти, — но кое к чему еще.
— К чему же?
— Он сильно налегал на борьбу с гомосексуалами, не упоминая имен, но можно было вычислить их. Разглагольствовал насчет либералов, извращающих предназначение правительства, и как он лично собирается очищать нравственность в штате. Судя по его запалу, он ни перед чем не остановится.
— Ол-райт, Мосс, а что дали опросы на прошлой неделе?
— Что ж, — Мосс Малле разложил перед собой листы бумаги, — вот данные, полученные в четверг после стриптиза у церкви и до утренней проповеди Кэлхоуна в воскресенье.
— Боже, разве этот стриптиз не был изумителен? — сказал Том. — Я давно так не смеялся.
Уилл суеверно постучал по столу пальцем:
— Не дай Бог, нас еще увяжут с этим Мэнни Пирлом и его девчонками. Проверьте источники денежных взносов. Я не хочу получать от Мэнни ни цента. Это нанесет нам смертельный удар.
— Я рад, что вам понравился стриптиз, Том, — сказал Малле. — Но многим избирателям он не понравился, по крайней мере, несколько кадров, показанных в телевизионных новостях. Это уже сыграло свою роль. Во всяком случае, в пятницу телефонный опрос шестисот вероятных избирателей дал вот какую картину: Кэлхоун имеет сорок шесть процентов голосов, а вы, Уилл, — тридцать девять.
— Хотите сказать, что когда после первичных выборов было объявлено о выдвижении Кэлхоуна, мы сразу отстали от него на семь пунктов?
— Может быть, и всего на три пункта в зависимости от степени ошибки, — сказал Малле. — Но учтите, только пятнадцать процентов опрошенных не определили свое отношение. Это беспокоит меня. Если бы выборы состоялись в пятницу, вам для победы понадобилось бы восемьдесят процентов голосов из этой категории, а Кэлхоуну нужно было бы около трети. Всего.
— Ну, я не верю, — сказала Китти.
— Сожалею, — ответил Малле, — я просчитал все дважды. Мои люди интервьюировали некоторых избирателей, применив проверенную методику. Все подтверждается. — Он пожал плечами. — Полагаю, вы платите мне за правдивую информацию.
— Конечно же, Мосс, — сказал Уилл.
— А где мы котируемся хорошо, и где — хуже? — спросил Том.
Малле взглянул на цифры.
— Лучше всего в самой Атланте и в городах с населением более ста тысяч — Саванне, Огасте, Колумбусе... Хуже всего в маленьких городках и на периметре Атланты — в Мариетте, округе Кобб, Лоренсвилле и округе Гуннетт. Это похоже на кольцо республиканцев вокруг Атланты.
— Есть ли что-то обнадеживающее? — спросил Уилл.
— Ну, черные не любят Кэлхоуна и не доверяют ему, там вы получаете восемьдесят процентов. Затем, я думаю, вы получите голоса гомосексуалов. Ни один из них не станет голосовать за Кэлхоуна.
— Да-а, — протянул Том, — а если они еще нас поддержат финансово, Кэлхоун обрушится на нас, как кирпич с высоты.
Уилл со вздохом сообщил:
— Мои новости еще хуже. Сегодня утром я получил письмо от судьи Боггса. В его календаре возник перерыв; он наметил суд на утро понедельника в конце октября, то есть за восемь дней до выборов.
— Негодяй, — бросил Том. — Почему он идет на это?
— Откажитесь вести дело! — сказала Китти.
— В таком случае судья упрячет его в тюрьму за неуважение к суду, — сказал Билли. — И кампания будет проиграна наверняка. Уилл не сможет ее завершить. Думаю, судья работает на республиканцев и лгал Уиллу с момента, когда Уилл объявил о своем намерении баллотироваться.
Группа погрузилась в горестное молчание.
— О, я совсем забыла, — сказала, наконец, Китти довольно безразлично. — Утром мне звонил управляющий кампанией Кэлхоуна. Он предлагает нам теледебаты.
— Однократно? — спросил Уилл.
— Да, один раз.
— Спасибо и на том.
Глава 5
Пикеты появились незамедлительно. «БОГ РАЗРУШИЛ СОДОМ И ГОМОРРУ», «НЕ ПУСКАЙТЕ ГОМОСЕКСУАЛОВ В ПРАВИТЕЛЬСТВО»— кричали плакаты. Уилл проходил сквозь пикеты едва ли не каждый раз перед своими выступлениями по всему штату. Он отвечал на любые вопросы в любой аудитории, местные телестанции неизменно освещали его «городские встречи».
В Саванне после его выступления из первого ряда встала какая-то женщина и напористо заявила:
— Мистер Ли, не могу отделаться от впечатления, что вы в своей речи не были искренни насчет гомосексуализма. Может, вы бы лучше открыто признали свою связь с покойным Джеком Бахенаном, и скажите, были ли у вас другие гомосексуальные связи?
Уилл взглянул на камеру телевидения, там уже горел красный сигнал. Следовало перейти в контратаку.
— Мадам, — твердо произнес Уилл, — то, что вы сказали, основано на лжи, а я пришел в этот зал отвечать на честные вопросы, а не изобличать ложь.
— Отвечайте на вопрос! — закричал кто-то из конца зала. Уилл обратился к женщине в первом ряду, которая еще стояла.
— Может быть, назовете ваше имя, — сказал он.
— Маргарет Тсермонд. Я учительница в школе, и я училась в колледже вместе с Милли Бахенан, вдовой Джека Бахенана, и я заметила, что Милли не так уж вас защищала в этом деле.
— Милли Бахенан потрясена, охвачена горем, ей теперь приходится самой растить детей. Я не просил ее помощи. А вы повторяете злобную сплетню и почему-то этого не стыдитесь.
— Отвечайте же на вопрос! — повторил мужчина из задних рядов.
— Какой вопрос? — спросил Уилл. — Я не слышал вопроса ни от нее, ни от вас. Если у вас ко мне вопрос, задайте его!
— Вы гомосексуал? — прокричал мужчина.
— Нет, — ответил Уилл, — а вы сами?
— Нет, черт возьми!
— Что ж, я вижу, вам нравится отвечать на ложные обвинения не больше, чем мне, — сказал Уилл.
Кто-то в зале рассмеялся, некоторые стали даже аплодировать.
— А теперь, когда прояснилась сексуальная ориентация — моя и ваша — не перейти ли нам к действительным проблемам нынешней встречи?
Один из подсаженных Томом людей был уже на ногах, и Уилл ответил ему на вопрос, касающийся местных дел...
Уже в машине Китти сказала:
— Меня беспокоит, что слова «гомосексуал» и «педераст» прозвучали несколько раз, что и попадет в газеты. У многих в памяти застрянет в связи с вашим именем только это.
— Я проверял насчет школьной учительницы, — сказал Том. — Она училась с Милли Бахенан в одном колледже, но, как вы заметили, не сказала, что разговаривала с Милли. А сейчас она преподает в одной из так называемых христианских академий, устроенных правыми для того, чтобы их дети не ходили в школы вместе с черными. Все это дело кажется мне подстроенным. Но ведь не докажешь.
— Хотелось бы найти способ покончить с этими вопросами раз и навсегда.
— Боюсь, такого способа нет. Разве что вы нападете на улице на нескольких женщин. Думаю, лучше с этим управляться по ходу дела, именно так, как сегодня. Получилось хорошо, когда вы обернули вопрос на того парня и заставили людей рассмеяться. Может быть, подготовить варианты ответов, если так будет продолжаться?
— Невеселая мысль, — сказал Уилл.
— Том прав, — сказала Китти. — Дьявол, почему вы не разведены с женой, как другие?
В Саванне после его выступления из первого ряда встала какая-то женщина и напористо заявила:
— Мистер Ли, не могу отделаться от впечатления, что вы в своей речи не были искренни насчет гомосексуализма. Может, вы бы лучше открыто признали свою связь с покойным Джеком Бахенаном, и скажите, были ли у вас другие гомосексуальные связи?
Уилл взглянул на камеру телевидения, там уже горел красный сигнал. Следовало перейти в контратаку.
— Мадам, — твердо произнес Уилл, — то, что вы сказали, основано на лжи, а я пришел в этот зал отвечать на честные вопросы, а не изобличать ложь.
— Отвечайте на вопрос! — закричал кто-то из конца зала. Уилл обратился к женщине в первом ряду, которая еще стояла.
— Может быть, назовете ваше имя, — сказал он.
— Маргарет Тсермонд. Я учительница в школе, и я училась в колледже вместе с Милли Бахенан, вдовой Джека Бахенана, и я заметила, что Милли не так уж вас защищала в этом деле.
— Милли Бахенан потрясена, охвачена горем, ей теперь приходится самой растить детей. Я не просил ее помощи. А вы повторяете злобную сплетню и почему-то этого не стыдитесь.
— Отвечайте же на вопрос! — повторил мужчина из задних рядов.
— Какой вопрос? — спросил Уилл. — Я не слышал вопроса ни от нее, ни от вас. Если у вас ко мне вопрос, задайте его!
— Вы гомосексуал? — прокричал мужчина.
— Нет, — ответил Уилл, — а вы сами?
— Нет, черт возьми!
— Что ж, я вижу, вам нравится отвечать на ложные обвинения не больше, чем мне, — сказал Уилл.
Кто-то в зале рассмеялся, некоторые стали даже аплодировать.
— А теперь, когда прояснилась сексуальная ориентация — моя и ваша — не перейти ли нам к действительным проблемам нынешней встречи?
Один из подсаженных Томом людей был уже на ногах, и Уилл ответил ему на вопрос, касающийся местных дел...
Уже в машине Китти сказала:
— Меня беспокоит, что слова «гомосексуал» и «педераст» прозвучали несколько раз, что и попадет в газеты. У многих в памяти застрянет в связи с вашим именем только это.
— Я проверял насчет школьной учительницы, — сказал Том. — Она училась с Милли Бахенан в одном колледже, но, как вы заметили, не сказала, что разговаривала с Милли. А сейчас она преподает в одной из так называемых христианских академий, устроенных правыми для того, чтобы их дети не ходили в школы вместе с черными. Все это дело кажется мне подстроенным. Но ведь не докажешь.
— Хотелось бы найти способ покончить с этими вопросами раз и навсегда.
— Боюсь, такого способа нет. Разве что вы нападете на улице на нескольких женщин. Думаю, лучше с этим управляться по ходу дела, именно так, как сегодня. Получилось хорошо, когда вы обернули вопрос на того парня и заставили людей рассмеяться. Может быть, подготовить варианты ответов, если так будет продолжаться?
— Невеселая мысль, — сказал Уилл.
— Том прав, — сказала Китти. — Дьявол, почему вы не разведены с женой, как другие?
Глава 6
Отчаяние подсказало Мики Кину идею. Он просто выдохся. И подумал, что, если второй пешеход на дороге был Перкерсон, его усики означали, что Перкерсон изменил свою внешность. Это предположение имело смысл. Опознать торчавшие уши и длинный нос находящегося в розыске преступника мог любой полисмен. Но эти уши и нос не появлялись с тех пор, как Перкерсон скрылся. Между тем стрельба у клиники абортов была наверняка его работой.
Кин не раз видел в кино такие истории; пластические операции помогли преступникам менять облик. Конечно, это — в кино, но других идей не было, и если отбросить эту, расследование заходило в тупик.
Полиция имела бы право при необходимости опросить всех хирургов-косметологов Большой Атланты, но Кин работал в одиночку и — частным образом. Пришлось углубиться в телефонный справочник. Изучая его, он для начала отбросил известных в городе специалистов, работающих в центральных, престижных госпиталях. Затем исключил докторов южной части города, населенной преимущественно черными. Перкерсон не пошел бы к черному доктору. Декатур и северо-восточные пригороды, где живут люди среднего класса, Кин отнес на последнюю очередь проверок, а для начала, рассудил он, можно заняться поиском в Мариетте, северо-западном пригороде Атланты. На референдуме жители Мариетты голосовали против присоединения к транспортной системе скоростного сообщения с центром города, чтобы, как тут объявили, не привлекать в Мариетту черных. В Мариетте было полно магазинов оружия и сдавалось в аренду коммерческое стрельбище. Можно было снять его хоть на часок. Подходящее, словом, местечко для темных дел.
В Мариетте, судя по справочнику, работало восемнадцать хирургов подходящей к случаю специализации. Нужно было каждого проверить. Кин ездил, согласно своему списку, весь день из офиса в офис. Там за стеклянными переборками сидели медицинские сестры, а в приемных, как правило, кроме журналов можно было увидеть доски с прикрепленными к ним карандашами: пациенты могли записать и оставить свои имена, адреса, телефоны.
За день работы Кин едва освоил половину списка. К вечеру он устал от пустых разговоров и нудных встреч с равнодушными людьми. На другое утро, однако, он выпил две чашки крепкого кофе и снова выехал в Мариетту.
Первый же офис, куда он заехал с утра, был в другом стиле, чем все вчерашние. Он показался Кину слишком большим для одного врача, а на табличке значилось только одно имя: Леонард Оллгуд, доктор медицины. Среди журналов в приемной лежали иллюстрированные издания с рекламами разных видов оружия и политическая периодика. Нашелся армейский журнал и один, которого Кин никогда не видел до этого, называющийся «Он гард», с подзаголовком «Журнал американцев, выступающих за сильную оборону». Ожидая приемщицу, вызванную по телефону, Кин полистал его и обнаружил имя издателя-редактора: «полковник морской пехоты Стюарт Уиллингхэм (в отставке)».
Кин показал приемщице свой значок.
— Доброе утро, — сказал он, вынимая коричневый конверт. — Посмотрите, пожалуйста, на фотографию. Не был ли этот человек вашим пациентом в последние несколько недель или месяцев?
Грудастая женщина в форме медицинской сестры слегка смешалась, как, впрочем, многие обыкновенные люди, которым внезапно предъявляют полицейский значок. На пластиковой карточке, прикрепленной к ее халату, значилось, что она — Сузи Эдемс.
— Конечно, я посмотрю, — бодро сказала она.
Кин вынул фотографию из конверта и показал ей, не отводя взгляда от ее лица. Глаза медсестры расширились, почти неуловимо дрогнули ноздри, она задержала дыхание.
— Никогда его не видела, — предельно искренне сказала она, покачав головой. И поднялась: — Посмотрим, может быть, его доктору знает...
Кин не выпустил из рук фотографию.
— Я хотел бы повидать доктора, — любезно сказал он, — если он найдет для меня минутку.
— Минутку... — повторила она, исчезая в дверях. Как только она вышла, в офис вошли три женщины, одна из них была забинтована, они расписались на листе бумаги. Первые пациенты сегодня, понял Кин. Медсестра открыла дверь и пригласила Кина войти.
— У доктора есть минутка до начала приема, — сказала она. — Пойдемте.
Она повела его по длинному коридору, в который выходили двери нескольких комнат. Доктор, подумалось Кину, должно быть, набирает пациентов целыми кучами. За последней дверью открылась небольшая, хорошо оборудованная операционная, при ней был просторный, обставленный дорогой мебелью кабинет. Или, скорее, операционная — при кабинете.
Человечек, одетый в белый халат, пожал Кину руку.
— Я — доктор Оллгуд, — сказал он. — У меня есть минута: чем могу быть полезен?
Кин уже не показывал своего значка.
— Я веду расследование, доктор, и прошу вас взглянуть на фотографию, интересующего меня человека. Не видели ли вы его раньше, не пришлось ли вам его оперировать — вот что я хотел бы узнать, если вас не затруднит.
Доктор не обращал внимания на фотографию.
— А могу я увидеть ваше удостоверение личности, пожалуйста? — справился он.
— Конечно, — сказал Кин. достав бумажник со значком и удостоверением.
И тогда Оллгуд протянул руку и взял у Кина бумажник. Такого в практике Кина еще не бывало. Он был изумлен.
— Я вижу, вы из Атланты, — сказал доктор. — А это означает, что вы не имеете права здесь действовать.
— Мне не нужно такого права, чтобы задать несколько вопросов, — ответил Кин.
— О, правильнее было бы вам попросить офицера полиции Мариетты сопровождать вас. — Доктор еще раз глянул в удостоверение. — Тем более вы уже вышли в отставку и, кажется, вообще не можете нигде действовать.
— Я — частный сыщик, действую на основании лицензии, — сказал Кин, представив другое удостоверение. Оллгуд и его внимательно рассмотрел.
— Майкл Кин, — произнес от задумчиво. — Что ж, мистер Кин, я рад сотрудничать. Хотел, лишь узнать, с кем имею дело. — Он вернул все бумаги Кину и уставился на фотографию. — Что ж, — сказал он, — этому парню, конечно, не повредило бы хирургическое вмешательство. Посмотрите на его уши! Думаю, что следовало подправить и нос. — Он облегченно вздохнул. — Нет, я, определенно, его не видел и не оперировал.
— Спасибо, доктор, — сказал Кин, уже поворачиваясь к выходу. — Вижу, что у вас операционная прямо в офисе.
— Это становится обычным, — ответил Оллгуд, выходя из-за стола, чтобы проводить Кина. — Я экономлю массу времени, оперируя здесь, а не в госпитале. — Он опять пожал руку Кина. — Сожалею, что не смог вам помочь. Всего хорошего. — Он повернулся и, подойдя к столу, что-то записал на листке бумаги. Кин мельком увидел это, следуя за медсестрой.
На прощанье она натянуто улыбалась.
«Горячо», — сказал себе Кин, усевшись в машину. В своей записной книжке он начертал имена доктора и медицинской сестры, Леонард Оллгуд и Сузи Эдемс. Здесь все удобно. Ни вопросов, неизбежных в госпитале, ни регистрации пациентов за пределами офиса. По остальным адресам ехать было бессмысленно.
И Кин узнал кое-что дополнительно. У Перкерсона теперь не только новые уши, но и новый нос: что-то приятное и прямое. И усики.
Когда Кин отъезжал от офиса, что-то важное всплыло в его сознании, понадобилась минута, чтобы это освоить. Оллгуд долго рассматривал его удостоверение частного сыщика и, безусловно, выяснил адрес. Затем записал это как пить дать.
Кин заехал на автостоянку возле торговых рядов и поставил машину так, чтобы видеть офис доктора Оллгуда и долго сидел в машине, раздумывая. Прошел час, но Кину не надоело. Он все смотрел на офис, время от времени приближая к глазам бинокль. Люди входили и выходили. А вот и знакомая личность!
Из черного джипа «чероки», подкатившего к офису, вышел полковник Уиллингхэм, седовласый, подтянутый. Его осанка производила впечатление и на расстоянии. Обратно полковник проследовал минут через десять. Он сел в свой джип и уехал.
Наконец-то, подумал Кин. Кое-что складывалось. Определенные имена, лица, имеющие, очевидно, касательство к преступлениям Перкерсона. Кин аккуратно тронул свою машину следом за джипом.
Кин не раз видел в кино такие истории; пластические операции помогли преступникам менять облик. Конечно, это — в кино, но других идей не было, и если отбросить эту, расследование заходило в тупик.
Полиция имела бы право при необходимости опросить всех хирургов-косметологов Большой Атланты, но Кин работал в одиночку и — частным образом. Пришлось углубиться в телефонный справочник. Изучая его, он для начала отбросил известных в городе специалистов, работающих в центральных, престижных госпиталях. Затем исключил докторов южной части города, населенной преимущественно черными. Перкерсон не пошел бы к черному доктору. Декатур и северо-восточные пригороды, где живут люди среднего класса, Кин отнес на последнюю очередь проверок, а для начала, рассудил он, можно заняться поиском в Мариетте, северо-западном пригороде Атланты. На референдуме жители Мариетты голосовали против присоединения к транспортной системе скоростного сообщения с центром города, чтобы, как тут объявили, не привлекать в Мариетту черных. В Мариетте было полно магазинов оружия и сдавалось в аренду коммерческое стрельбище. Можно было снять его хоть на часок. Подходящее, словом, местечко для темных дел.
В Мариетте, судя по справочнику, работало восемнадцать хирургов подходящей к случаю специализации. Нужно было каждого проверить. Кин ездил, согласно своему списку, весь день из офиса в офис. Там за стеклянными переборками сидели медицинские сестры, а в приемных, как правило, кроме журналов можно было увидеть доски с прикрепленными к ним карандашами: пациенты могли записать и оставить свои имена, адреса, телефоны.
За день работы Кин едва освоил половину списка. К вечеру он устал от пустых разговоров и нудных встреч с равнодушными людьми. На другое утро, однако, он выпил две чашки крепкого кофе и снова выехал в Мариетту.
Первый же офис, куда он заехал с утра, был в другом стиле, чем все вчерашние. Он показался Кину слишком большим для одного врача, а на табличке значилось только одно имя: Леонард Оллгуд, доктор медицины. Среди журналов в приемной лежали иллюстрированные издания с рекламами разных видов оружия и политическая периодика. Нашелся армейский журнал и один, которого Кин никогда не видел до этого, называющийся «Он гард», с подзаголовком «Журнал американцев, выступающих за сильную оборону». Ожидая приемщицу, вызванную по телефону, Кин полистал его и обнаружил имя издателя-редактора: «полковник морской пехоты Стюарт Уиллингхэм (в отставке)».
Кин показал приемщице свой значок.
— Доброе утро, — сказал он, вынимая коричневый конверт. — Посмотрите, пожалуйста, на фотографию. Не был ли этот человек вашим пациентом в последние несколько недель или месяцев?
Грудастая женщина в форме медицинской сестры слегка смешалась, как, впрочем, многие обыкновенные люди, которым внезапно предъявляют полицейский значок. На пластиковой карточке, прикрепленной к ее халату, значилось, что она — Сузи Эдемс.
— Конечно, я посмотрю, — бодро сказала она.
Кин вынул фотографию из конверта и показал ей, не отводя взгляда от ее лица. Глаза медсестры расширились, почти неуловимо дрогнули ноздри, она задержала дыхание.
— Никогда его не видела, — предельно искренне сказала она, покачав головой. И поднялась: — Посмотрим, может быть, его доктору знает...
Кин не выпустил из рук фотографию.
— Я хотел бы повидать доктора, — любезно сказал он, — если он найдет для меня минутку.
— Минутку... — повторила она, исчезая в дверях. Как только она вышла, в офис вошли три женщины, одна из них была забинтована, они расписались на листе бумаги. Первые пациенты сегодня, понял Кин. Медсестра открыла дверь и пригласила Кина войти.
— У доктора есть минутка до начала приема, — сказала она. — Пойдемте.
Она повела его по длинному коридору, в который выходили двери нескольких комнат. Доктор, подумалось Кину, должно быть, набирает пациентов целыми кучами. За последней дверью открылась небольшая, хорошо оборудованная операционная, при ней был просторный, обставленный дорогой мебелью кабинет. Или, скорее, операционная — при кабинете.
Человечек, одетый в белый халат, пожал Кину руку.
— Я — доктор Оллгуд, — сказал он. — У меня есть минута: чем могу быть полезен?
Кин уже не показывал своего значка.
— Я веду расследование, доктор, и прошу вас взглянуть на фотографию, интересующего меня человека. Не видели ли вы его раньше, не пришлось ли вам его оперировать — вот что я хотел бы узнать, если вас не затруднит.
Доктор не обращал внимания на фотографию.
— А могу я увидеть ваше удостоверение личности, пожалуйста? — справился он.
— Конечно, — сказал Кин. достав бумажник со значком и удостоверением.
И тогда Оллгуд протянул руку и взял у Кина бумажник. Такого в практике Кина еще не бывало. Он был изумлен.
— Я вижу, вы из Атланты, — сказал доктор. — А это означает, что вы не имеете права здесь действовать.
— Мне не нужно такого права, чтобы задать несколько вопросов, — ответил Кин.
— О, правильнее было бы вам попросить офицера полиции Мариетты сопровождать вас. — Доктор еще раз глянул в удостоверение. — Тем более вы уже вышли в отставку и, кажется, вообще не можете нигде действовать.
— Я — частный сыщик, действую на основании лицензии, — сказал Кин, представив другое удостоверение. Оллгуд и его внимательно рассмотрел.
— Майкл Кин, — произнес от задумчиво. — Что ж, мистер Кин, я рад сотрудничать. Хотел, лишь узнать, с кем имею дело. — Он вернул все бумаги Кину и уставился на фотографию. — Что ж, — сказал он, — этому парню, конечно, не повредило бы хирургическое вмешательство. Посмотрите на его уши! Думаю, что следовало подправить и нос. — Он облегченно вздохнул. — Нет, я, определенно, его не видел и не оперировал.
— Спасибо, доктор, — сказал Кин, уже поворачиваясь к выходу. — Вижу, что у вас операционная прямо в офисе.
— Это становится обычным, — ответил Оллгуд, выходя из-за стола, чтобы проводить Кина. — Я экономлю массу времени, оперируя здесь, а не в госпитале. — Он опять пожал руку Кина. — Сожалею, что не смог вам помочь. Всего хорошего. — Он повернулся и, подойдя к столу, что-то записал на листке бумаги. Кин мельком увидел это, следуя за медсестрой.
На прощанье она натянуто улыбалась.
«Горячо», — сказал себе Кин, усевшись в машину. В своей записной книжке он начертал имена доктора и медицинской сестры, Леонард Оллгуд и Сузи Эдемс. Здесь все удобно. Ни вопросов, неизбежных в госпитале, ни регистрации пациентов за пределами офиса. По остальным адресам ехать было бессмысленно.
И Кин узнал кое-что дополнительно. У Перкерсона теперь не только новые уши, но и новый нос: что-то приятное и прямое. И усики.
Когда Кин отъезжал от офиса, что-то важное всплыло в его сознании, понадобилась минута, чтобы это освоить. Оллгуд долго рассматривал его удостоверение частного сыщика и, безусловно, выяснил адрес. Затем записал это как пить дать.
Кин заехал на автостоянку возле торговых рядов и поставил машину так, чтобы видеть офис доктора Оллгуда и долго сидел в машине, раздумывая. Прошел час, но Кину не надоело. Он все смотрел на офис, время от времени приближая к глазам бинокль. Люди входили и выходили. А вот и знакомая личность!
Из черного джипа «чероки», подкатившего к офису, вышел полковник Уиллингхэм, седовласый, подтянутый. Его осанка производила впечатление и на расстоянии. Обратно полковник проследовал минут через десять. Он сел в свой джип и уехал.
Наконец-то, подумал Кин. Кое-что складывалось. Определенные имена, лица, имеющие, очевидно, касательство к преступлениям Перкерсона. Кин аккуратно тронул свою машину следом за джипом.
Глава 7
Компания продолжалась, и Уилл погрузился в ее рутину. Вечером он едва добирался до постели. Изо дня в день он встречался с десятками, сотнями людей, обменивался с ними рукопожатиями, выслушивал их советы и пожелания. Отвечал, не тушуясь, на всяческие вопросы. Насчет патриотизма, «семейных ценностей», своих мужских способностей и прочего.
В середине октября в общинном зале в Уэйкроссе, на крайнем юге штата, его удивило отсутствие провоцирующих плакатов. Он вдруг ощутил серьезность собравшихся. Не видно было пикетов.
— Их там не было нынче вечером, — сказал он Тому.
— Похоже, что это кончилось, — заметил Том. — Наши опросы показывают, что это уже не срабатывает.
В середине октября в общинном зале в Уэйкроссе, на крайнем юге штата, его удивило отсутствие провоцирующих плакатов. Он вдруг ощутил серьезность собравшихся. Не видно было пикетов.
— Их там не было нынче вечером, — сказал он Тому.
— Похоже, что это кончилось, — заметил Том. — Наши опросы показывают, что это уже не срабатывает.