Чанхиуна почти не знали в высшем обществе Кумбиэна – да он там никогда и не появлялся, считая всех этих магнатов дармоедами и бездельниками. Сколотив тем или иным способом состояние, они будто теряли мотивацию, не знали, что с ним делать дальше, и швырялись миллионами направо и налево. То и дело кто-нибудь разорялся, просадив все деньги в казино, а в это время «Хейгорн» разрабатывал новые технологии и преодолевал галактические рубежи один за другим. «Я-то знаю свою цель, – думал профессор, – это Галактика под контролем «Хейгорна», никак не меньше. А дураки пускай тратят время и деньги на ерунду». Уж он-то не расходовал попусту ни того ни другого.
   О его состоянии ходили слухи. Все соглашались, что оно значительно превышает миллион, а вот насчет верхней границы были самые разные мнения; некоторые называли цифру в десятки миллиардов. Когда Чанхиуна спрашивали об этом, он не говорил ни да ни нет. Лишь тихо посмеивался иногда: «Своим деньгам я применение найду, даже не сомневайтесь». Жил он скромно, насколько это вообще было возможно при его нынешнем положении. Утром профессора можно было увидеть в парке компании, где он – в одной маечке при любой погоде – пробегал обязательный круг по всему периметру. Днем он нередко появлялся в столовой, где обедал вместе с обычными сотрудниками. По вечерам частенько спускался в тот же парк подышать свежим воздухом: именно на природе ему в голову приходили наиболее ценные идеи. Здоровью Чанхиуна могли позавидовать многие: несмотря на степенный возраст, на него до сих пор заглядывались женщины. Он, впрочем, почти не обращал на них внимания – секс был еще одной вещью, которая отвлекала от работы и уводила от цели. Не иначе как поэтому Имак, прожив столь долгую жизнь, так и не обзавелся семьей.
   Итак, профессор Чанхиун вывел перед собой изображение, добытое его агентами с немалым трудом. Агенты подчинялись ему лично, так что президент знал об этих делах ровно столько, сколько главный специалист считал нужным ему сообщить. В последнее время Чанхиун редко сам занимался разработкой новых технологий – для этого в его подчинении находилась целая команда, он же тратил гораздо больше времени на подбор кадров и внедрение разработок в производство. Но в этих чертежах и прилагавшихся к ним пояснениях была представлена технология, с которой профессор хотел сначала разобраться сам. Сейчас, когда борьба за сферы влияния шла в космических просторах, главным конкурентом «Хейгорна» была земная корпорация «Интергалактик». И документы, которые изучал Чанхиун, описывали ее новую секретную разработку.
   Он как раз пытался добраться до сути и понять, как эта штука работает, когда дворецкий – комп, обслуживающий кабинет профессора, – сообщил:
   – К вам пришли.
   – Кто? – спросил Чанхиун машинально и тут же подумал: странно, разве я не отключил эту штуковину?
   – Не могу идентифицировать.
   – Пусть уходит, – сказал профессор и протянул Руку, чтобы заодно отправить на отдых и дворецкого, дабы больше не отвлекал несвоевременными посетителями и прочей чепухой. Но тут через коми донесся голос человека, так настойчиво рвавшегося к нему:
   – Профессор, вы напрасно меня гоните. То, о чем я хочу с вами поговорить, гораздо более важно для вас, чем для меня. Так что еще вопрос, кто из нас должен сожалеть о потерянном времени.
   Пока пришелец выдавал эту слишком длинную, с точки зрения Чанхиуна, тираду, ученый вывел изображение с камеры. Внешность выдавала иностранца: черты лица слишком гладкие, волосы короткие, но густые, цвета воронова крыла… И что-то в его облике в целом… ускользающее и одновременно завораживающее… Профессор вдруг понял, что этот человек странным образом похож на него самого, каким он был в молодости. Нет, не внешне – именно скрытой целеустремленностью… Ладно, если мыслить логически: случайные люди не знают, что кабинет Чанхиуна здесь, а уж в такое время суток сюда потащится далеко не каждый. Тогда в чем дело? Проблемы на Эстимане или… Но почему, во имя Духа, он не идентится?
   – Что вам нужно? – Профессор всегда предпочитал сразу переходить к сути.
   – Нам надо поговорить о том, чем вы сейчас занимаетесь.
   Возможно, все это чепуха, подумал Чанхиун, но лучше знать наверняка. Он выключил изображение чертежа, вытащил карту и спрятал в верхний ящик стола.
   – Входите. У вас две минуты. Откликнувшись на голос, дворецкий распахнул дверь, и молодой человек проследовал внутрь. Одет он был в дешевый костюм, но походка в сочетании с лицом и манерой говорить выдавала аристократа. Сам собой нарисовался образ: некогда знатное и уважаемое семейство, но вот отец промотал все деньги, и сын, решив, что такое жалкое существование его не устраивает, решил попытать счастья в чужих краях, где можно подзаработать собственным умом, если имеешь способности и талант… Вот только талант к чему? Во взгляде парня чувствовалась наблюдательность и хватка – такие, как он, своего не упускают, это точно. С ним надо держать ухо востро. Но эта его манера строить фразы… Нет, наверняка тут тоже что-то не так просто.
   Гость тем временем прошел через всю комнату, взял стул, развернул к профессору и сел, не дожидаясь приглашения. Чанхиун располагался вполоборота к нему и поворачиваться не стал, однако не упускал из виду ни единого движения.
   – Ваше имя? – спросил главный специалист.
   – Мое имя вряд ли что-нибудь вам скажет. Не думаю, что вы прежде слышали его.
   – Короче! – потребовал профессор.
   – Кейвон Хаймс.
   – Вы не кумбиэнец. – Он утверждал, а не спрашивал.
   – Вы правы. Я родом с планеты Фидух и на Кумбиэн перебрался совсем недавно. На моем родном языке мое имя означает: «Человек, знающий себе цену».
   – Это заметно, – сказал Чанхиун. – А теперь давайте к делу: зачем вы здесь?
   – Это очень просто. Как я уже сказал, я здесь в связи с тем, над чем вы сейчас работаете.
   – И над чем же я работаю? – Одним из принципов Имака было получать как можно больше информации от собеседника, самому выдавая только необходимый минимум.
   – Так ведь мы с вами оба это знаем. Но если вы хотите, чтобы я уточнил… что ж, мне не трудно. Итак, три часа назад вам принесли файл с документами.
   Именно с этими документами вы и работали до того самого момента, как я вошел.
   – Еще одна такая фраза, и вам придется уйти. – Чанхиун уже терял терпение. Если целью посетителя было вывести профессора из себя, то ему это удалось. Вот только зачем?
   – Хорошо, тогда я буду конкретнее. Файл, о котором я сказал, лежит у вас сейчас в верхнем ящике стола. Сверху на нем лежит карта. Карта лежит отдельно потому, что как раз с ней вы и работали, а потом спрятали в стол, потому что не хотели, чтобы я видел. А если еще конкретнее, то вы изучали чертеж номер три-бэ-четырнадцать: принципиальная схема ТК. Все надписи на земном языке, а в правом нижнем углу – эмблема «Интергалактик». Я сказал достаточно, чтобы вы поверили, что мне все известно? Если нет, я могу еще продолжить…
   – Нет, – сказал Чанхиун и тут же поправился: – Не надо продолжать. – Он вдруг почувствовал дрожь в левой руке.
   Профессор привык ко всему подходить рационально, и если что-то на первый взгляд не укладывалось в привычную картину мира, он считал, что у него пока недостаточно информации, чтобы разобраться в этом. Так было и сейчас: он не видел объяснения феноменальной осведомленности Хаймса, но и не пытался найти его. Куда важнее было, как молодой человек распорядится такими сведениями – на это Чанхиун, пожалуй, мог повлиять.
   – Вы от «Интергалактик»? – спросил он прямо.
   – Нет, ну что вы. До сих пор не имел с ними дел. – От специалиста «Хейгорна», разумеется, не ускользнуло уточнение «до сих пор».
   – Допустим. Так что вы хотите?
   Хаймс не спешил отвечать, и это злило профессора. Особенно он был зол потому, что теперь, после услышанного, уже не мог просто выгнать незваного гостя. Неожиданно тот встал и медленно подошел к окну. Чанхиуну показалось, что он собирается распахнуть его, но Кейвон остановился и некоторое время смотрел сквозь стекло. Непонятно, что он мог увидеть там кроме огней ночного города внизу и огней звездного неба наверху. Скорее, было похоже, что он намеренно тянет время.
   – Я думаю, вам стоит уничтожить этот файл, – произнес Хаймс не оборачиваясь в тот самый момент, когда кумбиэнец уже хотел поторопить его. – Ничего сложного: в углу у вас стоит деструктор. Так вот: вы засунете в него файл с документами, закроете, включите – и через минуту все будет готово. Но есть еще ваш комп – вы ведь уже успели перенести в него часть данных… А знаете, профессор Чанхиун, я думаю, он красиво будет лететь с двухсотого этажа.
   Хорошо у него поставлен голос, отметил главный специалист как-то отстраненно. Говорит, будто рассказывает о том, что людям свойственно ходить на двух ногах, переставляя их поочередно. И завораживает, паскудник…
   – Еще немного, – сказал он вслух, – и я вызову охрану. – Чанхиун и правда держал палец на кнопке.
   – Я не думаю, что вам это поможет. А кроме того, не вижу в этом никакой необходимости.
   – Вот и хорошо. Так все-таки, чего вы хотите?
   – Профессор, разве у вас плохо со слухом? Я ведь только что все объяснил.
   – Тогда чего вы хотите взамен? Чтобы мне не нужно было этого делать.
   – Ничего.
   Чанхиуну очень захотелось стукнуть кулаком по столу, но он сдержался:
   – Я же говорил: у меня мало времени!
   – Если вы сделаете все, как я сказал, то время не имеет значения, сами понимаете. А если не сделаете, то тем более не имеет. Потому что тогда, – Хаймс глянул на часы, – у вас на все дела остается только десять часов. А за десять часов, согласитесь, вы не много успеете, как бы ни старались.
   – Почему десять часов?
   – Потому что если вы не скинете из окна комп, то ровно через десять часов из этого же окна вылетите вы.
   – Это угроза? – спросил профессор. Тон гостя был отнюдь не угрожающий – скорее, он говорил неохотно, будто извиняясь за неудобства, которые вынужден причинить.
   – Ни в коем случае. Я всего лишь пытаюсь вас предупредить. Согласитесь, что гораздо лучше сбросить с двухсотого этажа комп, чем упасть самому.
   – Чепуха. Как вы собираетесь это сделать?
   – Никак. Я не собираюсь этого делать. Боюсь, что вы сами, профессор…
   Да он ненормальный, подумал Чанхиун. Псих, к которому непонятно как – скорее всего, случайно – попала ценная информация и который не понимает, что с ней делать, и несет всякую чушь. Пора наконец заканчивать это глупое представление. А вроде бы казался весьма смышленым юношей… Но так обычно и бывает: бред может казаться логичным и непротиворечивым до тех пор, пока не выйдешь за его рамки.
   – Если вам больше нечего сказать, то, пожалуйста, покиньте кабинет.
   – Да, я хочу сказать кое-что, прежде чем уйду. Вы сейчас думаете, что я не могу выйти за рамки бреда. На самом же деле в рамках заперты вы, профессор, – в рамках вашего узкого и невероятно ущербного представления о реальности. Подумайте об этом.
   И развернувшись, Кейвон Хаймс быстрыми шагами проследовал к двери и исчез за ней, оставив Чанхиуна с раскрытым ртом. Впрочем, Имак недолго оставался в этой позе. Нажав наконец кнопку, он произнес:
   – Нельхо, от меня только что вышел некий Кейвон Хаймс с Фидуха. Не дай ему покинуть здание.
   – Слушаюсь, – откликнулся охранник.
   Профессор открыл ящик, вытащил карту, которую недавно изучал, и вставил в комп. Он только попытался вспомнить, на чем остановился, как голос охранника раздался снова:
   – Прошу прощения, профессор, но из вашего кабинета никто не выходил.
   – К-как?! – Впервые с начала этого странного происшествия Чанхиун не смог скрыть удивление.
   – Я никого не видел, поэтому просмотрел запись. Дверь открылась, но снаружи никто не появился. Потом закрылась снова, и все.
   – Чушь! Отмотай назад – найди, когда он входил. Тогда ты его видел?
   – Нет, профессор, иначе остановил бы его. Но я сейчас проверю.
   Некоторое время длилась пауза. Затем Нельхо заговорил, и теперь удивленным был уже он:
   – Не понимаю. Три минуты есть, а до этого – дает ошибку, будто повреждено…
   – Ну так разберись, восстанови! Или нет, потом… Возьми людей, сколько нужно, поставь контроль на выходах и прочеши здание, он не мог успеть выйти. Давай, сейчас же!
   – Слушаюсь.
   Чанхиун сбросил связь. Хотел было совсем ее отключить, чтобы сосредоточиться на работе, но тут же понял, что тогда не сможет узнать о результатах рейда охраны. Хотя нет, можно ведь маячок поставить…
   Вроде бы такие простые вещи, а он в них путается, надо же. Профессор принялся снова изучать чертеж и через две минуты понял, что этот узел он уже рассматривал до визита Хаймса. И кажется, вполне разобрался в его устройстве… Нет, стоп: кажется или в самом деле разобрался?
   Имак отругал сам себя: вроде не мальчишка какой-нибудь, угрозы выслушивает не в первый раз, но давно уже они так не выводили его из равновесия. Ну, в каком-то смысле это можно понять: кто бы его ни шантажировал, он всегда четко представлял, чего на самом деле хочет вымогатель. С этим же Хаймсом совершенно ничего не понятно: откуда он взялся, на кого работает, чего ему надо и, наконец, что за непонятное исчезновение… А кроме всего, не давало покоя глубинное чутье, которое говорило: никакой он не псих. Просто нашелся человек, который умнее и дальновиднее тебя на порядок; который просчитал ходы наперед, а ты, как ни стараешься, не можешь их разглядеть – поэтому предпочитаешь закрыть глаза и объявить их полной чепухой. А потом окажется, что никакая это не чепуха – вот только будет уже поздно что-либо менять…
   Чанхиун пытался отбросить такие мысли, сконцентрировать внимание на чертеже – все напрасно. «Ну его к шакалам, лучше сейчас выспаться, а утром взяться снова со свежими силами», – подумал он, когда раздался сигнал от Нельхо.
   – Ну как? – Имак включил картинку и впился глазами в экран.
   – Нашли несколько чужаков. С виду обычные отбросы. Хотите взглянуть?
   – Хочу.
   Камера развернулась и медленно прошла вдоль ряда лиц – в основном бородатых, основательно заросших. Но Чанхиун в первую очередь смотрел не на волосы – он готов был допустить, пускай это и казалось безумием, что Хаймс каким-то образом замаскировался, изменил внешность. Его интересовали глаза. Взгляды в основном были настороженные и усталые. Нет, не то, ничего похожего…
   – Ты прав – его здесь нет. Выкинь их на улицу.
   – Слушаюсь. Нам продолжать? Можно проверить все технические помещения, вентиляцию…
   Профессор недолго колебался:
   – Кажется, это бесполезно. Контролируйте лифты и выходы, этого достаточно.
   – Могу я спросить, что он натворил?
   – Украл мое время. Помешал мне работать.
   – Ясно. – По интонации сложно было понять, принял Нельхо это как шутку или всерьез.
   – Если найдешь его – скажешь мне, – приказал профессор. – Буду спать – разбудишь. Иначе не беспокой.
   Он отрубил связь и все-таки отключил дворецкого. Затем вынул карту, закрыл в столе и расстелил диван. Профессору нередко доводилось ночевать в кабинете, когда он вот так засиживался допоздна. Если бы кто увидел его в такие минуты, ни за что бы не подумал, что этот человек владеет огромным состоянием.
   «И все-таки это глупо. Кем бы Кейвон Хаймс ни был, ничего он мне не сделает», – подумал Чанхиун напоследок и с этой мыслью заснул.
* * *
   Утром профессора Чанхиуна разбудила мелодичная трель будильника. Обычно он без труда просыпался на рассвете, но сейчас почувствовал, что не имеет никакого желания вставать. Он даже подумал, не выпил ли вчера лишнего, но память подсказывала, что ничего подобного не было, а вариант «упиться до белого духа» Имак не допускал в принципе. И вообще, к чему эти пустые рассуждения: он хорошо помнил, как к нему явился неожиданный посетитель, а потом… потом все пошло наперекосяк.
   Наконец профессор пересилил себя и встал. В конце концов, время дорого: нужно поскорее разобраться с проектом «Интергалактик» и решить, как использовать его на благо «Хейгорна», учитывая, что «Призрак» только что перешел в их распоряжение. Чанхиун сунул все ту же карту в комп и развернул перед собой чертеж, вспоминая, на чем он вчера остановился. Однако головная боль здорово мешала сосредоточиться.
   «Здесь не хватает воздуха», – решил профессор и попросил дворецкого открыть окно. Тот отомкнул рамы и слегка раздвинул их.
   – На всю ширину, – приказал Чанхиун.
   Створки распахнулись полностью. Хозяин кабинета встал возле подоконника и вдохнул полной грудью. Он специально выбрал такое расположение своей рабочей комнаты, чтобы окна выходили не в сторону города, а в противоположную – где находился парк компании, переходящий за оградой в лес. Профессор видел кривые изгибы речки Гурах, струившейся среди зелени. Чуть дальше слева начинались поля, за ними виднелись деревеньки – и не скажешь, что он смотрит на все это из огромного небоскреба на краю многомиллионной столицы.
   «Значит, Хаймс говорил, что я выпаду отсюда? – подумал Чанхиун. – Какая чепуха!»
   Он вернулся за стол. Затем распорядился в пространство:
   – Сделай и принеси завтрак.
   Ожидая, когда появится еда, ученый вернулся к чертежу; мысли потихоньку возвращались в нужное русло. Он уже почти успокоился, когда перед глазами будто встало лицо вчерашнего гостя: «На самом деле в рамках заперты вы, профессор». Рука дернулась и попала не по той клавише – к счастью, ничего страшного из-за этого не случилось. «Нет, это уже совсем не годится», – подумал Чанхиун, вытащил склянку успокаивающего и капнул на язык. Вдруг сообразил, что совершенно забыл про утреннюю пробежку. Собрался плюнуть на все и спуститься вниз, когда в комнату въехала тележка с подносом, на котором стояла чашка гухейта и горячая запеканка. Профессор махнул рукой, поставил поднос на стол и отпустил тележку; взял горячую посудину левой рукой.
   Порыв ветра ворвался в комнату – на столе зашелестели бумажки. Чанхиун вздрогнул, чашка выскользнула из пальцев и полетела на пол. Гухейт растекся темным пятном. Профессор в сердцах шлепнул себя по ноге. «С этим надо что-то делать, приводить себя в порядок, – думал он, – но сначала разобраться с документами „Интергалактик", это прежде всего. Сказать дворецкому, чтобы принес еще напитка?» Нет, пить что-то уже не хотелось, есть, впрочем, тоже не очень. Он отставил тарелку на край стола– «потом доем» – и пересел поближе к компу. В который раз глянул на злополучный чертеж – ну сколько можно с ним возиться? Голова болела меньше, чем спросонья, но все-таки не успокаивалась. Может, ну ее пока, эту принципиальную схему, посмотреть для начала что-нибудь другое?
   Чанхиун вытащил файл, раскрыл его и начал проглядывать содержимое. Вдруг от окна раздался крик и вслед за ним, захлопав крыльями, в комнату влетел орхун. Нагло щелкнув клювом, птица опустилась на тарелку, из которой ел профессор, и принялась клевать его запеканку.
   – Пошла отсюда! – крикнул Имак и подумал: надо было прикрыть окно хотя бы до половины.
   Но орхун, кажется, обалдел от счастья и бросать такое количество дармовой пищи явно не хотел. Чанхиун вскочил, потянулся за птицей и едва не ухватил ее за торчащий сзади хохолок, однако та успела отпрыгнуть и взлететь. Но комнату все же не покинула, а только поднялась над окном и устроилась там на камере, рассчитывая попозже улучить подходящий момент и закончить трапезу.
   – Убирайся! Кыш! – заорал профессор, кидаясь к окну.
   Правая нога его опустилась на осколок разбитой чашки – точнехонько в середину разлитого гухейта. Он стремительно поехал вперед, носком уперся в стену, но разгон был слишком велик – тело перевесилось через низкий подоконник. Чанхиун беспорядочно замахал руками, сам напоминая птицу. На какой-то миг его движение замедлилось – правая туфля зацепилась за карниз. Но это лишь ненадолго задержало его. Уже в следующую секунду нога соскользнула, и главный специалист «Хейгорна» полетел вниз с двухсотого этажа.
   «Опять я сглупил, – невпопад подумал он, – надо было сразу же скомандовать дворецкому убрать осколки». Возможно, это была его последняя мысль.

III

   Квалин снова с надеждой посмотрел на датчик живых форм. Но красная точка на нем ясно показывала, что неизвестное существо и не думало отставать. Напротив, дистанция сокращалась на глазах. И Михаилу ничего не оставалось, кроме как продолжать бег по странно извивающемуся блестящему коридору «Призрака».
   – Эй! Петька! Леха! Отзовитесь, вашу мать! – кричал он, надеясь, что помощь уже близко.
   Но ответом была тишина – он не слышал ничего, кроме отзвука собственных шагов. Увидев, что биоформа уже совсем рядом, Квалин схватился за лучемет, развернулся и собрался выстрелить. Но кнопка не нажималась – разведчик давил на нее с силой, однако та будто застряла и плевать хотела на то, что от успешного выстрела зависела жизнь обладателя оружия. Михаил отбросил лучемет и снова глянул на датчик. Теперь тот показывал и вовсе дикую картину: красная точка пропала, а стрелка направления вертелась по кругу, как стрелка компаса в районе магнитной аномалии. Куда же бежать? Квалин стал озираться по сторонам, когда услышал громовой голос, доносящийся будто с самого неба:
   – Слышишь меня, Квалин? С тобой говорит компания «Хейгорн»! Мы купили «Призрак» и теперь владеем им по своему усмотрению! И сейчас наше усмотрение такое: всякий, кто не успел вовремя его покинуть, должен быть уничтожен! – последнее слово разнеслось по кораблю, и эхо повторило его десяток раз с разными интонациями.
   – Вы не имеете права! – закричал Квалин.
   – Еще как имеем! А вот ты не имеешь никаких прав! И сейчас будешь уничтожен!
   – Сундуков! Объясни же им! – в отчаянии требовал Михаил.
   – Я ничего не могу сделать, – донесся издалека слабый голос. – Они мне вообще ничего объяснять не хотели!
   – Но это же полный бред! – орал Квалин что есть мочи.
   Затем он попытался прыгнуть, но скафандр сковывал движения и удерживал его на месте. В результате он только опрокинулся на пол и почувствовал, как что-то тяжелое наваливается на спину. Тут Михаил снова заорал – и с этим криком подскочил в постели.
   Разумеется, «Призрак» остался в прошлом. Сейчас разведчик был дома – вчера «Устремленный вдаль» приземлился в Кантровске. С космодрома Квалин сразу отправился в УКР, кратко отчитался об основных результатах экспедиции, передал все видео-, аудио– и прочие записи, после чего снял с себя полномочия командира.
   Потом у него состоялся долгий неприятный разговор с командующим. Михаил объяснял, что не собирается участвовать ни в каких политических дрязгах; что в следующий раз он, прежде чем куда-то отправляться, тщательно выяснит, нет ли претензий на это место у какой-нибудь фирмы галактического масштаба. Сундуков его успокаивал: говорил, что вышло действительно нехорошо, но это не повод срывать злость на тех, кто ни в чем не виноват. Ага, ну конечно, не виноват, возражал Квалин, – а они там когда свои торги начали? Сообщили бы всего на час раньше – и человек остался бы жив. Я бы и сообщил, парировал Сундуков, если бы мне сообщили. А ты вообще кто, вспылил Квалин, командующий разведкой или так, мимо проходил? Чего стоит твоя разведка, если она такие простые вещи выведать не способна? Может, мне и правда бросить это гнилое дело, осесть на Земле, обзавестись семьей и хозяйством, и провались вы все хоть в черную дыру, – что скажешь, друг-Сундук, на такой поворот событий? Сундуков сказал, что, по-хорошему, надо тебе отдохнуть, Миша, отвлечься на время от этих дел… На том в конце концов и сошлись.
   Квартира Квалина выглядела нежилой – полуголые стены с минимальным, стандартным комплектом мебели. В общем-то, разведчик и воспринимал ее не столько как жилье, сколько как пристанище, где можно останавливаться в перерывах между экспедициями. Обитал он здесь один – к этому ему было не привыкать: с родителями Михаил расстался в восемь лет и навещал их не чаще раза в год. В пансионате он был вечным старостой и почти всегда предводительствовал в играх, но друзей у него никогда не было много. То же получалось и с девушками. Дважды Квалин рассорился с приятелями, на спор отбив у них подруг. Любая могла стать его – и наскучить уже через неделю; той единственной, с которой он захотел бы связать жизнь, все никак не находилось.
   С возрастом многое менялось – что-то переставало иметь значение, что-то напротив, – но характер Михаила, казалось, только портился. В итоге его попытки обзавестись парой так ни к чему и не привели. С женщинами Квалин вел себя так же, как с подчиненными ему разведчиками: любое его слово означало приказ и требовало неукоснительного выполнения. Одна сожительница после нескольких месяцев устроила истерику: сам, мол, целыми неделями пропадает неизвестно где, а от нее хочет подробных отчетов: что, где, когда, как и почему. Михаил спокойно сказал: я тебя не держу, дверь открыта, иди куда хочешь, но сюда ты больше не вернешься. После этого несколько дней она сидела тихо – когда же снова возроптала, Квалин выставил ее сам.