Страница:
– Я бы об этом так не беспокоился, – заметил Михаил. – Учитывая «десять-ка».
– Как сказать. Она может разорвать «Призрак» на части, а центральный блок останется целым – и что потом? Нет, надо чтоб рвануло на самом источнике! Теперь смотри: набираешь код, – Диранст щелкнул клавишами. – Запомнил?
– Ага.
– Нажимаю сброс, поскольку сейчас нам ее запускать не нужно. Учти: если после кода нажал старт – сброс уже не действует. Ну, тут еще подстройка времени… Опять-таки: действует только до старта, потом уже все.
– Сколько поставил?
– Полчаса.
– Сурово…
– Я сначала думал о двадцати минутах.
– Нереально. В лучшем случае хватит только добежать до модуля. А хотелось бы еще и улететь.
– Поэтому я в конце концов остановился на тридцати.
– Это все замечательно, – сказал Квалин. – Ты не учел одного. Если «Призрак» испортит нам эту фигню так же, как датчики?
– Об этом нечего даже и думать! Помнишь про уровни воли? Твоя воля – это еще и твоя вера.
– По-твоему, достаточно верить, что это сработает, и оно сработает?
– На твоем месте, Квалин, я бы так не смеялся.
– Я только хочу сказать, что вера и воля есть не только у нас с тобой. Та же Мэри, Хаймс…
– Ну, ты же понимаешь, что абсолютно все факторы учесть невозможно. Надеюсь, удача будет с нами!
– Ты, как всегда, оптимистичен, – заметил разведчик.
– Я становлюсь оптимистом, когда ситуация настолько паршивая, что ничего другого уже не остается.
Улыбнувшись, Квалин принялся облачаться в скафандр. Диранст подготовил для них облегченные костюмы – ничего лишнего, только самое необходимое. Хотя они надеялись, что смогут нормально дышать на «Призраке», Койтль подстраховался и прихватил кислородные баллоны – Михаил его понимал. Из оружия они взяли комбики, набор ручных загравов и ножи. На поясе у каждого висела сумка с необходимым минимумом. Диранст ухватился за рюкзак с бомбой, собираясь закинуть его на плечи:
– Тяжелая, зараза, хоть в середке и минусовая!
– Дай лучше мне, – предложил Квалин.
– Почему тебе?
– Я все ж покрепче тебя буду. Хотя со стимулятором один хрен, но тем не менее…
– Ладно, держи, – Койтль отдал смертельный груз неохотно. – А я возьму это, – он подхватил другую сумку.
– А там что?
– Припасы. На всякий случай.
– Сам же говорил, чтоб ничего лишнего…
– Я подумал, что лучше все-таки перестраховаться. Ничего не забыл?
– Издеваешься? – Михаил почему-то подумал о ключе, который, по уверению Диранста, сейчас болтался где-то в межмерном пространстве. – Койтль, пока мы туда не вошли, хочу попросить тебя об одном.
– О чем?
– Если тебе покажется, что я… веду себя странно, скажи «Катак». Одно имя – Катак. На меня это хорошо действует.
– Договорились.
– Ну тогда пошли.
Они ступили на «Призрак» там же, где и в прошлый раз. Квалин считал, что вряд ли стоит выдумывать что-то новое – лучше всего идти к источнику тем же путем, каким он тогда шел с кумбиэнцами. Возможно, это было его воображение, но сейчас «Призрак» казался еще более пустым, чем раньше. Пустым, заброшенным, покинутым… хотелось добавить «и никому не нужным», но, будь так, им не потребовалось бы его взрывать.
– Отойдем чуть подальше, и можно будет дышать, – сказал Диранст. – Мне почему-то кажется, что так должно быть.
– Наверное, – согласился Квалин.
Он представил, что возле модуля находится еще их обычная, повседневная реальность. Реальность «Призрака» начинается там, где внешней двери шлюза уже не видно. И в этой иной реальности возможно все. Дышать без скафандра – в сущности, мелочь… по сравнению со многими другими вещами.
– Эккумундивный спокоен, как никогда, – заметил Михаил. – Только центральный, и никаких колебаний.
– Аналогично, – согласился Диранст. – Они поняли, что с нами эти игры больше не пройдут.
– Нет. Это мы поняли. Койтль расхохотался:
– Ты прав! Ты быстро схватываешь суть.
– А кто из нас двоих уже бывал здесь? Мне кажется, что не ты!
Пройдя несколько метров, они одновременно схватились за застежки шлемов. Глянули друг на друга, улыбнулись и, перекрыв шланги, оголили головы. Квалин сразу узнал эти грозовые запахи, будто придававшие сил. Хотя чего-чего, а сил у него сейчас было полно… впрочем, их в любом случае не стоило расходовать понапрасну.
– Черт! – воскликнул разведчик, пройдя еще немного.
– Что такое?
– Прошлый раз здесь была дыра. Вот тут, где мы стоим!
– А теперь, значит, ее нет?
– Не издевайся, Койтль! Между прочим, именно через эту дыру мы добирались к источнику.
– А теперь, значит, будем добираться другим путем.
– Чего тебе так весело? – удивился Квалин.
– Наверное, оттого, что я наконец-то здесь. Я видел записи, читал документы… а теперь я сам – своими ногами – стою здесь!
– Это, конечно, замечательно! Но мы здесь, если помнишь, не для того, чтобы прыгать от радости.
– Да, я понимаю… Но ты, кажется, понял суть не до конца. Нам теперь открыты любые пути, Квалин!
– В каком смысле?
– Сейчас увидишь! Закрой глаза ненадолго. Расслабься и постарайся ни о чем не думать.
– Что за детские игры, Койтль?
– Пожалуйста, дай мне попробовать! Хочу убедиться, что это работает и на практике, а не только в теории. Если все получится, то добраться до источника нам будет раз плюнуть!
– Ну смотри, – только сказал Квалин. – У тебя десять секунд.
Он прикрыл глаза и невольно стал прислушиваться к тому, что творится вокруг. Однако слушать было нечего – на «Призраке» стояла тишина. И вовсе не потому, что якобы низкое давление не давало распространяться звукам, а потому что он был мертв – или, скорее, глубоко спал. Единственными бодрствующими существами на нем были Квалин и Диранст.
Единственными ли?
– Открывай, готово! – произнес Койтль.
Михаил взглянул – и тотчас был ослеплен. Ничего похожего на серые стены не осталось вокруг – их заменили сияющие кристаллы самых разных форм и расцветок. Огромные, чуть ли не с самого Квалина в высоту, и маленькие, заметные глазу только благодаря их внутреннему свечению. Прозрачные, как алмазы, алые, как рубины, зеленые, как изумруды… А только ли «как»? – мелькнула мысль. Некоторые – правильные октаэдры и додекаэдры, другие – гораздо более сложных форм: тут были и кристаллические снежинки, и застывшие листья, и подобия кораллов, и большие разноцветные фрактальные деревья… А вот – фигурка, напоминающая собаку… а там – словно карикатура на слона… а здесь будто птичка замерла на ветке…
Не осталось ни стен, ни потолка, ни пола. Некоторые большие кристаллы, смыкаясь, сами образовывали целые стены и уступы. Другие, казалось, зависли в воздухе – Квалин мог поклясться, что их ничего не поддерживало, и тем не менее они не собирались падать. А затем все вдруг пришло в движение. Птичка взлетела и захлопала сияющими крыльями, слон поднял хобот, оторвал от опоры четыре ноги и медленно поплыл ввысь. Деревья захлопали листьями, которые стали расти на глазах, пускать новые ветки и превращаться в новые деревья. Снежинки, поднимаясь высоко над головой, разлетались цветным салютом, а затем каждый кристаллик вырастал и оборачивался огромным алмазом или изумрудом. Драгоценности устремлялись к земле градом, но не достигали ее, вновь распадаясь на маленькие фигурки, – и все повторялось, рождая еще большее великолепие.
Да и земля… была ли земля? Михаил опустил голову – и вдруг пол под ним треснул, распался на множество осколков, которые тут же окрасились в разные цвета. А потом осколки все разом ухнули вниз, и Квалин теперь сам висел в воздухе, как те кристаллы… И он понял, что может теперь идти куда угодно и как угодно. Можно, конечно, по старинке двигаться прямо, а можно сделать кувырок, встать на воображаемом потолке вниз головой и шагать так, и ему совсем не будет неудобно. На место провалившихся в бездну кристалликов поднимались другие – некоторые оставались под ногами, другие уносились выше, где на глазах претерпевали новые изменения…
Михаил оглянулся на Диранста. Тот стоял, завороженный своим творением. Взгляд его был устремлен куда-то далеко, за пределы видимого… может быть даже – за пределы самого «Призрака».
– У тебя камера есть? – спросил Квалин. – Потом ведь не поверят…
– Она-то есть… только боюсь испортить.
– Значит, и я так могу?
– Сможешь… если захочешь. Мне кажется, тебе не очень и хотелось – иначе ты бы еще в прошлый раз сделал что-нибудь подобное.
– В прошлый раз мне не до того было. Я думал только как бы выбраться.
– Тебе и сейчас не до того, – заметил Койтль.
– Верно, черт раздери! Вот я и думаю: мы тратим время на всякую фигню, а надо идти к источнику.
– В этом и разница между нами. У тебя образ мышления простой: есть постановка задачи, есть способы ее решения, и ты выбираешь самый эффективный. А мне интересно все попробовать! Даже те способы, которые к решению никак не ведут. Да и к самой задаче почти не относятся.
– Ага, я помню. Разобрать и посмотреть, как устроено.
– Да, и это. Понимаешь: твой подход, конечно, хорош, но он не позволяет выйти за рамки. Вот как сейчас.
– А надо ли? – спросил Квалин.
– Иногда надо. Иначе люди бы не в космос летали, а гонялись друг за другом с каменными топорами… и еще хорошо, если с топорами.
– И все-таки в первую очередь нам надо идти, – напомнил Михаил.
– Конечно, идем.
Диранст устремился вперед, вышагивая по воздуху и огибая кристаллы, которые, впрочем, ни разу не задели ни разведчика, ни ученого. Квалин чувствовал, как что-то мягкое пружинит под ногами при каждом шаге, и решил не утруждать себя размышлениями о том, что это может быть. На «Призраке» сон превращается в реальность, и сейчас Михаил оказался во сне Койтля – бредовая формулировка, зато объясняет все в несколько слов. А главное – при кажущейся бредовости она максимально близка к действительности. Пусть я и не могу совсем выйти за рамки, подумал Квалин, зато, когда нужно, я легко могу их расширить. Только благодаря этому я не сошел с ума за десять лет службы в разведке.
– А согласись: ведь жалко уничтожать такую красоту? – спросил Диранст.
– Да уж. Лучше бы мы этого не видели.
– Вот опять ты мыслишь с точки зрения цели! А я бы не простил себе, если бы не увидел. Ты представь: ведь когда-нибудь и люди до этого дойдут. Может, через сотню-другую лет…
– Как раз потому ее и надо уничтожить. Чтобы у них был шанс дойти.
– С этим не поспоришь, – согласился Койтль.
Кристаллические фигуры окружали их повсюду – не только впереди, но и позади не осталось никаких следов привычных коридоров. Ориентироваться можно было только по датчику, указывающему направление на источник. Интересно, подумал Квалин, а если бы я сейчас захотел сразу переместиться к центру? Вот точно так же закрыл глаза и представил, что следующий шаг приведет меня к воротам? Он действительно зажмурился, как мог четко представил себе дверной проем, за которым виднелись центральный пульт и труба с фиолетовым кубом. Шагнул, затем открыл глаза… Ничего но изменилось. Те же кристаллы, то степенно проплывающие рядом, то проносящиеся сверху вниз и обратно, меняясь на ходу.
– Интересно, это я опять не смог выйти за рамки? – спросил Квалин вслух.
– Ты о чем?
– Только что хотел переместиться прямо к источнику. Чтобы один шаг – и сразу там.
– Ну, какие-то рамки есть и на «Призраке». Чтобы мгновенно перемещаться, нам нужно менять скорее не его, а самих себя. Те самые точки воли. А это так просто не получится. Во всяком случае, пока не включен источник.
– Пока? – переспросил разведчик.
– Да, а что?
– Звучит, как будто потом он будет включен.
– Ну, Квалин, я не думал, что ты уже настолько на этом зациклен. К словам цепляешься…
– Извини, – сказал Михаил и продолжил идти молча.
Вскоре он заметил, что трансформации кристаллов становятся более однообразными. Только теперь он обратил внимание, что раньше среди них почти не было холодных оттенков – исключительно яркие, жизнеутверждающие. Но сейчас они тускнели на глазах – алое, изумрудное и ослепительно белое уступало место багровому, коричневому и темно-серому. Формы упрощались – сложных многогранных фракталов больше не было, в основном попадались банальные кубики и восьмигранники. Эти кубики все чаще соединялись вместе, образуя стены – и за их формой смутно угадывались знакомые очертания темно-серебристого коридора.
– Это ты делаешь? – спросил Квалин.
– Нет, оно само. Я же говорил про приоритет воли того, кто включает источник. Хотя я мог бы поддерживать мой кристальный рай, но это дополнительные усилия…
– Что-то у тебя резко пропал энтузиазм… Не потому ли, что здесь появились новые точки воли? Например, высадилась Мэри…
– И это вернуло «Призрак» к исходному состоянию? Может быть. А может…
– Хаймс? – спросил Михаил.
Диранст не ответил. Квалин на всякий случай глянул на датчик, но там ничего не изменилось.
Скоро их ноги ступали уже не по невидимому, а по обычному серо-серебристому полу «Призрака». Шаги вновь отдавались гулким эхом – там, в кристаллической пещере, его не было. Михаил оглянулся назад. Разумеется, он не увидел никаких кристаллов – коридор тянулся метров двадцать, после чего заворачивал влево. Реальность «Призрака» становилась знакомой, но Квалина это не радовало. Пока направление коридора более-менее совпадало со стрелкой на датчике, но будет ли так продолжаться и дальше? Выведет ли коридор туда, куда надо? Смогут ли они в случае чего усилием воли проделать проход в стене?
Михаил невольно ускорил шаг, и Диранст последовал его примеру. Чем быстрее они будут идти, тем больше шансов опередить преследователей, кем бы те ни были и к каким бы средствам ни прибегали, чтобы их остановить. Они только что прошли поворот влево, когда Койтль сказал:
– А вот и живая форма…
– Сорок четыре, точно за нами, – подтвердил Квалин, глянув на свой датчик. На нем не было настроено опознавание «свой-чужой», поэтому все точки отображались красным. – Вряд ли это Мэри. Она не так глупа, чтобы сунуться сюда одна.
– «Защитник» тоже вряд ли, – сказал Диранст. – Тогда его увидел бы только один из нас.
– Думаешь, Хаймс? Если ему нужны мы, он мог бы появиться прямо перед нами. К чему эти игры?
– Ну пойди и спроси его. Всего-то сорок метров…
– Пускай догоняет сам.
Михаил не стал сбавлять темп, и Койтль следовал его примеру. Ход долго шел прямо, и когда они наконец достигли следующего поворота, Квалин чуть остановился, надеясь, что сможет увидеть преследователя позади себя. Но тот не спешил показываться, а, судя по всему, затаился за углом. Наконец разведчик махнул рукой и пошел дальше. Почти тут же коридор раздвоился на два – глянув на датчик, Диранст указал направление.
– Мы прошли уже половину, – заметил он.
– До сих пор мы шли почти по прямой. А если они сейчас начнут крутить…
– Тогда объединим нашу волю и попробуем создать прямой проход.
– Я тоже об этом думал. Интересно, а мы могли бы создать «защитников»? И направить на того же Хаймса…
– Теоретически – почему нет?
Коридор, в который они свернули, отличался от предыдущего разве что большим количеством механизмов у стен. Смотреть здесь было особенно не на что, и Квалин направил взгляд внутрь собственных мыслей. Он ясно представил себе фигуру Хаймса – такую же, как и раньше: в строгом, не предназначенном для походов костюме.
Кейвон Хаймс движется вперед равномерными шагами. Хотя его темп почти такой же, как у тех, кого он преследует, со стороны совсем не похоже, что он спешит. Хаймс спокоен и уверен в себе. Глаза его смотрят не столько перед собой, сколько в точку, где находятся сейчас Квалин и Диранст. Неважно, что их от него отделяют стены – они не помеха для взгляда существа чужой цивилизации, временно оказавшегося в человеческом теле.
Но вот по лицу Хаймса пробегает тень беспокойства. Он поворачивает голову назад, но ничего там не видит. Пока он еще не может увидеть это, но уже чувствует его. Чувствует иную форму существования, смесь жизни и энергии, для которой нет разницы, кто именно проник на «Призрак». Если у чужака нет ключа, то его нужно остановить – вот все, что знает «защитник». Поэтому он неотвратимо приближается к существу, присвоившему себе имя и облик безвестного Кейвона Хаймса.
Сознавая, что ничего хорошего от внезапно возникшего противника ждать не приходится, Хаймс ускоряет шаг. Он почти бежит, хотя это по-прежнему незаметно при беглом взгляде. А вот взгляд самого Хаймса становится более жестким. Никто не может знать, какие мысли бродят в его голове, но сейчас в этих мыслях наверняка нет ничего хорошего. Впереди поворот, совсем рядом. Хаймс спешит к нему, будто надеется, что за углом сможет укрыться от непредвиденной опасности.
Вот он уже на углу, разворачивается по ходу коридора – и останавливается. Выражение глаз не меняется, но рот слегка приоткрывается – то ли от удивления, то ли от страха. Потому что за поворотом, к которому Хаймс так спешил, притаился еще один «защитник». Он разгорается смертоносным сиянием, напоминая о том, что пощады не будет никому. Несколько секунд Хаймс стоит неподвижно, и страх все глубже закрадывается в его душу – или что там у него внутри. Он начинает поворачиваться, будто надеясь, что с преследователем, настигающим сзади, справиться будет легче. А потом взгляд уходит в сторону – мимо «защитников», мимо стен коридора – и останавливается на Квалине.
Михаил видит глаза Хаймса. Все остальное будто исчезает, зато глаза становятся огромными, и это глаза не человека. В них нет ничего – ни страха, ни надежды, ни превосходства. Только глубокая космическая пустота. И Квалин чувствует, как пустота затягивает его. Он хочет моргнуть или повернуть голову, чтобы разорвать связь, но не в силах пошевелиться. Он проваливается в черноту и падает навстречу темно-коричневому облаку. Это облако – материализованный ужас, и, едва соприкоснувшись с ним, разведчик ощущает, как тот наполняет его и отравляет все чувства. Господи, думает Квалин, неужели я всерьез рассчитывал справиться с этим, победить его в поединке воли? Ведь это невозможно, таких сил нет ни у одного человека в Галактике. Это все равно что преодолевать космическое пространство на элере… все равно что выйти одному против всего маризянского флота… все равно что тушить звезду из пожарного шланга. Невозможно…
А потом Михаил чувствует удар и боль в голове, чернота расплывается, и…
– Квалин, ты чего? – в испуге воскликнул Диранст.
Перед глазами еще все плыло – разведчик лишь смутно осознавал, что стоит, а не идет. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, поморгал и только тогда стал видеть снова. Сейчас он стоял перед раздвижной дверью, на которую налетел лбом. Квалин поднял руку, потер место ушиба.
– Что это было? – переспросил Койтль.
– Этот Хаймс.. я будто в него заглянул.
– И что ты увидел?
– Что нам надо поторопиться. – Квалин понимал, что не найдет слов, которыми мог бы описать свои ощущения, да и ни к чему сейчас нагонять страху.
Дверь, на которую налетел разведчик, находилась в тупичке – единственный путь проходил через нее.
– Открой, – привычно скомандовал Михаил, но она даже не шелохнулась.
– Там должна быть кнопка, – сказал Диранст. Квалин не стал переспрашивать, почему Койтль так решил. Он просто глянул в угол и действительно увидел там круглую синюю кнопочку. Подняв руку, разведчик нажал ее. Дверь загудела, начала раздвигаться и тут же замерла. Через образовавшуюся щель можно было разглядеть новый серебристый коридор, но протиснуться сквозь нее не удалось бы никому. Михаил щелкнул кнопкой еще раз, но никакой реакции не последовало.
Разведчик взялся за створки, навалился покрепче и попробовал раздвинуть силой. В первый момент ничего не получилось, но Квалин приналег сильнее, и половинки стронулись с места.
– Помоги! – крикнул он Койтлю.
Тот схватился с другой стороны, и они дернули одновременно. Створки еще немного раздвинулись, но тут раздался скрип, и они резко устремились навстречу друг другу. Михаил едва успел отдернуть руки, прежде чем дверь сомкнулась. Разведчик снова потянулся к кнопке, нажал еще и еще раз – нет, бесполезно. Только скрипы и ни малейшего движения.
– Это он, – сказал Диранст. Квалин заметил на датчике число «37».
– Да хоть кто… Сейчас вышибу! – Он вскинул импульсник.
– Лучше загравом, – предложил Койтль.
– И то верно.
Михаил вытащил из сумки шарик, стиснул и кинул под дверь. Тут же они с Диранстом отбежали назад на несколько метров. Хлопнуло, весь тупичок заволокло туманом. Квалин немного переждал, потом рванулся вперед. Правая створка отлетела совсем и, покореженная, валялась в трех метрах за проемом. Левая болталась на честном слове – при желании ее легко можно было сломать, но проход и так был достаточным.
– Идем! – крикнул Михаил Койтлю.
Они переступили через порог. Дистанция уменьшилась и составляла теперь всего двадцать один метр. Квалин отметил, что «защитники» не двигаются так быстро – Хаймс, если это он, ведет себя более по-человечески. Хотя по-прежнему непонятно, зачем это ему.
Проходя мимо обломков двери, Диранст споткнулся. Квалину живо вспомнилось собственное падение в центральном зале – история словно повторялась. Койтль инстинктивно выставил руки перед собой, но не удержался и грохнулся на левую. Тут же громко застонал; Михаил подскочил ближе и предложил помощь. На лице ученого отпечаталась гримаса боли. Опираясь на разведчика, он поднялся.
– Ты как?
– Плечо, кажется, вывихнул. Пустяки – стимулятор боль приглушит, жить буду.
– Ты повнимательнее. Он ошибок не прощает.
Они тут же рванулись вперед. Квалин дал себе зарок не отвлекаться и на каждом шагу смотреть, куда ступает. Расстояние уменьшилось до шестнадцати. Михаил представил, что по коридору за ними движется не человек, а темно-коричневое облако с черной дырой внутри, и невольно ускорился.
А через минуту Квалин и Диранст оказались в лабиринте. Проходы стали в два раза уже, зато разветвлялись через каждый десяток метров. Развилки не всегда были в горизонтальной плоскости – иногда коридоры шли один над другим, некоторые уходили круто вверх или вниз, где, впрочем, часто тут же меняли направление. Тут и там встречались двери и люки – на запертые ученый и разведчик не тратили время, но некоторые были и открыты. Квалин, шедший впереди, выбирал то направление, которое точнее всего совпадало со стрелкой на датчике. Он постоянно держал в уме эту стрелку и зал, на который она указывает. Михаил надеялся, что таким способом хоть немного повлияет на «Призрак», чтобы тот скорее вывел их к источнику.
Дистанция на датчике колебалась, держась в среднем около пятнадцати, но коридор петлял так часто, что увидеть преследователя не было никакой возможности. Квалин был только рад этому. Хаймс представился ему охотником, который преследует загнанную дичь. Он знает, что дичь все равно не уйдет, поэтому может позволить себе немного поиграть с ней. Когда же дичь совсем выбьется из сил – или раньше, если игра просто наскучит, – охотник догонит ее и расправится с ней. Однако если думать так, то любые их действия бессмысленны по определению… Но отступать слишком поздно, а остановиться – значит лишь ускорить конец.
Коридоры делались все более причудливыми. Иногда они изгибались под немыслимыми углами, неожиданно уходя круто вверх, потом сворачивая вбок, а потом словно ныряя под себя. Иногда извивались змеей, заворачивались спиралью вокруг невидимой оси. Ощущение верха и низа потерялось: если ход резко опускался под прямым углом, Квалин с Диранстом переступали через порожек и невозмутимо шагали по отвесной стене, плюя на закон тяготения. Центр искусственной гравитации словно смещался вслед за ними, постоянно оставаясь под ногами. Михаил не видел в этом ничего странного – во всяком случае, более странного, чем возможность дышать при отсутствии атмосферы. Если реальность «Призрака» может чем-то помочь им, то надо использовать ее помощь по полной – вот все, о чем он думал. Она помогала еще и тем, что, как бы дико ни змеились коридоры, разведчик и ученый еще ни разу не уперлись в глухой тупик.
Они прошли очередной поворот, и тут сердце Михаила отчаянно забилось. Стены, потолок и пол здесь словно обросли железяками, тормозящими движение. Но главное, насколько видел Квалин, – коридор был прямым, без ответвлений. Все это он осознал за долю секунды, мысль же была проста: вот тут он нас догонит. Ну, по крайней мере, мы будем для него в прямой видимости… как и он для нас. Вернуться и свернуть в другой проход? Нет, поздно – это несколько метров, именно на развилке мы с ним и столкнемся.
Датчик зафиксировался на тринадцати. Бежать уже не получалось – на каждом шагу приходилось огибать механизмы. Ведь это он их тут наставил, думал Михаил, иначе мы бы запросто от них избавились. Спереди донеслось режущее слух гудение, и вслед за ним, громко лязгнув, с потолка упала решетка, полностью перекрыв проход.
Квалин громко выдохнул. Страхи вдруг ушли, и он ощутил даже облегчение оттого, что наконец встретится с врагом лицом к лицу.
– Стреляй! – крикнул Диранст, имея в виду, чтобы Михаил попытался выбить решетку.
– Как сказать. Она может разорвать «Призрак» на части, а центральный блок останется целым – и что потом? Нет, надо чтоб рвануло на самом источнике! Теперь смотри: набираешь код, – Диранст щелкнул клавишами. – Запомнил?
– Ага.
– Нажимаю сброс, поскольку сейчас нам ее запускать не нужно. Учти: если после кода нажал старт – сброс уже не действует. Ну, тут еще подстройка времени… Опять-таки: действует только до старта, потом уже все.
– Сколько поставил?
– Полчаса.
– Сурово…
– Я сначала думал о двадцати минутах.
– Нереально. В лучшем случае хватит только добежать до модуля. А хотелось бы еще и улететь.
– Поэтому я в конце концов остановился на тридцати.
– Это все замечательно, – сказал Квалин. – Ты не учел одного. Если «Призрак» испортит нам эту фигню так же, как датчики?
– Об этом нечего даже и думать! Помнишь про уровни воли? Твоя воля – это еще и твоя вера.
– По-твоему, достаточно верить, что это сработает, и оно сработает?
– На твоем месте, Квалин, я бы так не смеялся.
– Я только хочу сказать, что вера и воля есть не только у нас с тобой. Та же Мэри, Хаймс…
– Ну, ты же понимаешь, что абсолютно все факторы учесть невозможно. Надеюсь, удача будет с нами!
– Ты, как всегда, оптимистичен, – заметил разведчик.
– Я становлюсь оптимистом, когда ситуация настолько паршивая, что ничего другого уже не остается.
Улыбнувшись, Квалин принялся облачаться в скафандр. Диранст подготовил для них облегченные костюмы – ничего лишнего, только самое необходимое. Хотя они надеялись, что смогут нормально дышать на «Призраке», Койтль подстраховался и прихватил кислородные баллоны – Михаил его понимал. Из оружия они взяли комбики, набор ручных загравов и ножи. На поясе у каждого висела сумка с необходимым минимумом. Диранст ухватился за рюкзак с бомбой, собираясь закинуть его на плечи:
– Тяжелая, зараза, хоть в середке и минусовая!
– Дай лучше мне, – предложил Квалин.
– Почему тебе?
– Я все ж покрепче тебя буду. Хотя со стимулятором один хрен, но тем не менее…
– Ладно, держи, – Койтль отдал смертельный груз неохотно. – А я возьму это, – он подхватил другую сумку.
– А там что?
– Припасы. На всякий случай.
– Сам же говорил, чтоб ничего лишнего…
– Я подумал, что лучше все-таки перестраховаться. Ничего не забыл?
– Издеваешься? – Михаил почему-то подумал о ключе, который, по уверению Диранста, сейчас болтался где-то в межмерном пространстве. – Койтль, пока мы туда не вошли, хочу попросить тебя об одном.
– О чем?
– Если тебе покажется, что я… веду себя странно, скажи «Катак». Одно имя – Катак. На меня это хорошо действует.
– Договорились.
– Ну тогда пошли.
Они ступили на «Призрак» там же, где и в прошлый раз. Квалин считал, что вряд ли стоит выдумывать что-то новое – лучше всего идти к источнику тем же путем, каким он тогда шел с кумбиэнцами. Возможно, это было его воображение, но сейчас «Призрак» казался еще более пустым, чем раньше. Пустым, заброшенным, покинутым… хотелось добавить «и никому не нужным», но, будь так, им не потребовалось бы его взрывать.
– Отойдем чуть подальше, и можно будет дышать, – сказал Диранст. – Мне почему-то кажется, что так должно быть.
– Наверное, – согласился Квалин.
Он представил, что возле модуля находится еще их обычная, повседневная реальность. Реальность «Призрака» начинается там, где внешней двери шлюза уже не видно. И в этой иной реальности возможно все. Дышать без скафандра – в сущности, мелочь… по сравнению со многими другими вещами.
– Эккумундивный спокоен, как никогда, – заметил Михаил. – Только центральный, и никаких колебаний.
– Аналогично, – согласился Диранст. – Они поняли, что с нами эти игры больше не пройдут.
– Нет. Это мы поняли. Койтль расхохотался:
– Ты прав! Ты быстро схватываешь суть.
– А кто из нас двоих уже бывал здесь? Мне кажется, что не ты!
Пройдя несколько метров, они одновременно схватились за застежки шлемов. Глянули друг на друга, улыбнулись и, перекрыв шланги, оголили головы. Квалин сразу узнал эти грозовые запахи, будто придававшие сил. Хотя чего-чего, а сил у него сейчас было полно… впрочем, их в любом случае не стоило расходовать понапрасну.
– Черт! – воскликнул разведчик, пройдя еще немного.
– Что такое?
– Прошлый раз здесь была дыра. Вот тут, где мы стоим!
– А теперь, значит, ее нет?
– Не издевайся, Койтль! Между прочим, именно через эту дыру мы добирались к источнику.
– А теперь, значит, будем добираться другим путем.
– Чего тебе так весело? – удивился Квалин.
– Наверное, оттого, что я наконец-то здесь. Я видел записи, читал документы… а теперь я сам – своими ногами – стою здесь!
– Это, конечно, замечательно! Но мы здесь, если помнишь, не для того, чтобы прыгать от радости.
– Да, я понимаю… Но ты, кажется, понял суть не до конца. Нам теперь открыты любые пути, Квалин!
– В каком смысле?
– Сейчас увидишь! Закрой глаза ненадолго. Расслабься и постарайся ни о чем не думать.
– Что за детские игры, Койтль?
– Пожалуйста, дай мне попробовать! Хочу убедиться, что это работает и на практике, а не только в теории. Если все получится, то добраться до источника нам будет раз плюнуть!
– Ну смотри, – только сказал Квалин. – У тебя десять секунд.
Он прикрыл глаза и невольно стал прислушиваться к тому, что творится вокруг. Однако слушать было нечего – на «Призраке» стояла тишина. И вовсе не потому, что якобы низкое давление не давало распространяться звукам, а потому что он был мертв – или, скорее, глубоко спал. Единственными бодрствующими существами на нем были Квалин и Диранст.
Единственными ли?
– Открывай, готово! – произнес Койтль.
Михаил взглянул – и тотчас был ослеплен. Ничего похожего на серые стены не осталось вокруг – их заменили сияющие кристаллы самых разных форм и расцветок. Огромные, чуть ли не с самого Квалина в высоту, и маленькие, заметные глазу только благодаря их внутреннему свечению. Прозрачные, как алмазы, алые, как рубины, зеленые, как изумруды… А только ли «как»? – мелькнула мысль. Некоторые – правильные октаэдры и додекаэдры, другие – гораздо более сложных форм: тут были и кристаллические снежинки, и застывшие листья, и подобия кораллов, и большие разноцветные фрактальные деревья… А вот – фигурка, напоминающая собаку… а там – словно карикатура на слона… а здесь будто птичка замерла на ветке…
Не осталось ни стен, ни потолка, ни пола. Некоторые большие кристаллы, смыкаясь, сами образовывали целые стены и уступы. Другие, казалось, зависли в воздухе – Квалин мог поклясться, что их ничего не поддерживало, и тем не менее они не собирались падать. А затем все вдруг пришло в движение. Птичка взлетела и захлопала сияющими крыльями, слон поднял хобот, оторвал от опоры четыре ноги и медленно поплыл ввысь. Деревья захлопали листьями, которые стали расти на глазах, пускать новые ветки и превращаться в новые деревья. Снежинки, поднимаясь высоко над головой, разлетались цветным салютом, а затем каждый кристаллик вырастал и оборачивался огромным алмазом или изумрудом. Драгоценности устремлялись к земле градом, но не достигали ее, вновь распадаясь на маленькие фигурки, – и все повторялось, рождая еще большее великолепие.
Да и земля… была ли земля? Михаил опустил голову – и вдруг пол под ним треснул, распался на множество осколков, которые тут же окрасились в разные цвета. А потом осколки все разом ухнули вниз, и Квалин теперь сам висел в воздухе, как те кристаллы… И он понял, что может теперь идти куда угодно и как угодно. Можно, конечно, по старинке двигаться прямо, а можно сделать кувырок, встать на воображаемом потолке вниз головой и шагать так, и ему совсем не будет неудобно. На место провалившихся в бездну кристалликов поднимались другие – некоторые оставались под ногами, другие уносились выше, где на глазах претерпевали новые изменения…
Михаил оглянулся на Диранста. Тот стоял, завороженный своим творением. Взгляд его был устремлен куда-то далеко, за пределы видимого… может быть даже – за пределы самого «Призрака».
– У тебя камера есть? – спросил Квалин. – Потом ведь не поверят…
– Она-то есть… только боюсь испортить.
– Значит, и я так могу?
– Сможешь… если захочешь. Мне кажется, тебе не очень и хотелось – иначе ты бы еще в прошлый раз сделал что-нибудь подобное.
– В прошлый раз мне не до того было. Я думал только как бы выбраться.
– Тебе и сейчас не до того, – заметил Койтль.
– Верно, черт раздери! Вот я и думаю: мы тратим время на всякую фигню, а надо идти к источнику.
– В этом и разница между нами. У тебя образ мышления простой: есть постановка задачи, есть способы ее решения, и ты выбираешь самый эффективный. А мне интересно все попробовать! Даже те способы, которые к решению никак не ведут. Да и к самой задаче почти не относятся.
– Ага, я помню. Разобрать и посмотреть, как устроено.
– Да, и это. Понимаешь: твой подход, конечно, хорош, но он не позволяет выйти за рамки. Вот как сейчас.
– А надо ли? – спросил Квалин.
– Иногда надо. Иначе люди бы не в космос летали, а гонялись друг за другом с каменными топорами… и еще хорошо, если с топорами.
– И все-таки в первую очередь нам надо идти, – напомнил Михаил.
– Конечно, идем.
Диранст устремился вперед, вышагивая по воздуху и огибая кристаллы, которые, впрочем, ни разу не задели ни разведчика, ни ученого. Квалин чувствовал, как что-то мягкое пружинит под ногами при каждом шаге, и решил не утруждать себя размышлениями о том, что это может быть. На «Призраке» сон превращается в реальность, и сейчас Михаил оказался во сне Койтля – бредовая формулировка, зато объясняет все в несколько слов. А главное – при кажущейся бредовости она максимально близка к действительности. Пусть я и не могу совсем выйти за рамки, подумал Квалин, зато, когда нужно, я легко могу их расширить. Только благодаря этому я не сошел с ума за десять лет службы в разведке.
– А согласись: ведь жалко уничтожать такую красоту? – спросил Диранст.
– Да уж. Лучше бы мы этого не видели.
– Вот опять ты мыслишь с точки зрения цели! А я бы не простил себе, если бы не увидел. Ты представь: ведь когда-нибудь и люди до этого дойдут. Может, через сотню-другую лет…
– Как раз потому ее и надо уничтожить. Чтобы у них был шанс дойти.
– С этим не поспоришь, – согласился Койтль.
Кристаллические фигуры окружали их повсюду – не только впереди, но и позади не осталось никаких следов привычных коридоров. Ориентироваться можно было только по датчику, указывающему направление на источник. Интересно, подумал Квалин, а если бы я сейчас захотел сразу переместиться к центру? Вот точно так же закрыл глаза и представил, что следующий шаг приведет меня к воротам? Он действительно зажмурился, как мог четко представил себе дверной проем, за которым виднелись центральный пульт и труба с фиолетовым кубом. Шагнул, затем открыл глаза… Ничего но изменилось. Те же кристаллы, то степенно проплывающие рядом, то проносящиеся сверху вниз и обратно, меняясь на ходу.
– Интересно, это я опять не смог выйти за рамки? – спросил Квалин вслух.
– Ты о чем?
– Только что хотел переместиться прямо к источнику. Чтобы один шаг – и сразу там.
– Ну, какие-то рамки есть и на «Призраке». Чтобы мгновенно перемещаться, нам нужно менять скорее не его, а самих себя. Те самые точки воли. А это так просто не получится. Во всяком случае, пока не включен источник.
– Пока? – переспросил разведчик.
– Да, а что?
– Звучит, как будто потом он будет включен.
– Ну, Квалин, я не думал, что ты уже настолько на этом зациклен. К словам цепляешься…
– Извини, – сказал Михаил и продолжил идти молча.
Вскоре он заметил, что трансформации кристаллов становятся более однообразными. Только теперь он обратил внимание, что раньше среди них почти не было холодных оттенков – исключительно яркие, жизнеутверждающие. Но сейчас они тускнели на глазах – алое, изумрудное и ослепительно белое уступало место багровому, коричневому и темно-серому. Формы упрощались – сложных многогранных фракталов больше не было, в основном попадались банальные кубики и восьмигранники. Эти кубики все чаще соединялись вместе, образуя стены – и за их формой смутно угадывались знакомые очертания темно-серебристого коридора.
– Это ты делаешь? – спросил Квалин.
– Нет, оно само. Я же говорил про приоритет воли того, кто включает источник. Хотя я мог бы поддерживать мой кристальный рай, но это дополнительные усилия…
– Что-то у тебя резко пропал энтузиазм… Не потому ли, что здесь появились новые точки воли? Например, высадилась Мэри…
– И это вернуло «Призрак» к исходному состоянию? Может быть. А может…
– Хаймс? – спросил Михаил.
Диранст не ответил. Квалин на всякий случай глянул на датчик, но там ничего не изменилось.
Скоро их ноги ступали уже не по невидимому, а по обычному серо-серебристому полу «Призрака». Шаги вновь отдавались гулким эхом – там, в кристаллической пещере, его не было. Михаил оглянулся назад. Разумеется, он не увидел никаких кристаллов – коридор тянулся метров двадцать, после чего заворачивал влево. Реальность «Призрака» становилась знакомой, но Квалина это не радовало. Пока направление коридора более-менее совпадало со стрелкой на датчике, но будет ли так продолжаться и дальше? Выведет ли коридор туда, куда надо? Смогут ли они в случае чего усилием воли проделать проход в стене?
Михаил невольно ускорил шаг, и Диранст последовал его примеру. Чем быстрее они будут идти, тем больше шансов опередить преследователей, кем бы те ни были и к каким бы средствам ни прибегали, чтобы их остановить. Они только что прошли поворот влево, когда Койтль сказал:
– А вот и живая форма…
– Сорок четыре, точно за нами, – подтвердил Квалин, глянув на свой датчик. На нем не было настроено опознавание «свой-чужой», поэтому все точки отображались красным. – Вряд ли это Мэри. Она не так глупа, чтобы сунуться сюда одна.
– «Защитник» тоже вряд ли, – сказал Диранст. – Тогда его увидел бы только один из нас.
– Думаешь, Хаймс? Если ему нужны мы, он мог бы появиться прямо перед нами. К чему эти игры?
– Ну пойди и спроси его. Всего-то сорок метров…
– Пускай догоняет сам.
Михаил не стал сбавлять темп, и Койтль следовал его примеру. Ход долго шел прямо, и когда они наконец достигли следующего поворота, Квалин чуть остановился, надеясь, что сможет увидеть преследователя позади себя. Но тот не спешил показываться, а, судя по всему, затаился за углом. Наконец разведчик махнул рукой и пошел дальше. Почти тут же коридор раздвоился на два – глянув на датчик, Диранст указал направление.
– Мы прошли уже половину, – заметил он.
– До сих пор мы шли почти по прямой. А если они сейчас начнут крутить…
– Тогда объединим нашу волю и попробуем создать прямой проход.
– Я тоже об этом думал. Интересно, а мы могли бы создать «защитников»? И направить на того же Хаймса…
– Теоретически – почему нет?
Коридор, в который они свернули, отличался от предыдущего разве что большим количеством механизмов у стен. Смотреть здесь было особенно не на что, и Квалин направил взгляд внутрь собственных мыслей. Он ясно представил себе фигуру Хаймса – такую же, как и раньше: в строгом, не предназначенном для походов костюме.
Кейвон Хаймс движется вперед равномерными шагами. Хотя его темп почти такой же, как у тех, кого он преследует, со стороны совсем не похоже, что он спешит. Хаймс спокоен и уверен в себе. Глаза его смотрят не столько перед собой, сколько в точку, где находятся сейчас Квалин и Диранст. Неважно, что их от него отделяют стены – они не помеха для взгляда существа чужой цивилизации, временно оказавшегося в человеческом теле.
Но вот по лицу Хаймса пробегает тень беспокойства. Он поворачивает голову назад, но ничего там не видит. Пока он еще не может увидеть это, но уже чувствует его. Чувствует иную форму существования, смесь жизни и энергии, для которой нет разницы, кто именно проник на «Призрак». Если у чужака нет ключа, то его нужно остановить – вот все, что знает «защитник». Поэтому он неотвратимо приближается к существу, присвоившему себе имя и облик безвестного Кейвона Хаймса.
Сознавая, что ничего хорошего от внезапно возникшего противника ждать не приходится, Хаймс ускоряет шаг. Он почти бежит, хотя это по-прежнему незаметно при беглом взгляде. А вот взгляд самого Хаймса становится более жестким. Никто не может знать, какие мысли бродят в его голове, но сейчас в этих мыслях наверняка нет ничего хорошего. Впереди поворот, совсем рядом. Хаймс спешит к нему, будто надеется, что за углом сможет укрыться от непредвиденной опасности.
Вот он уже на углу, разворачивается по ходу коридора – и останавливается. Выражение глаз не меняется, но рот слегка приоткрывается – то ли от удивления, то ли от страха. Потому что за поворотом, к которому Хаймс так спешил, притаился еще один «защитник». Он разгорается смертоносным сиянием, напоминая о том, что пощады не будет никому. Несколько секунд Хаймс стоит неподвижно, и страх все глубже закрадывается в его душу – или что там у него внутри. Он начинает поворачиваться, будто надеясь, что с преследователем, настигающим сзади, справиться будет легче. А потом взгляд уходит в сторону – мимо «защитников», мимо стен коридора – и останавливается на Квалине.
Михаил видит глаза Хаймса. Все остальное будто исчезает, зато глаза становятся огромными, и это глаза не человека. В них нет ничего – ни страха, ни надежды, ни превосходства. Только глубокая космическая пустота. И Квалин чувствует, как пустота затягивает его. Он хочет моргнуть или повернуть голову, чтобы разорвать связь, но не в силах пошевелиться. Он проваливается в черноту и падает навстречу темно-коричневому облаку. Это облако – материализованный ужас, и, едва соприкоснувшись с ним, разведчик ощущает, как тот наполняет его и отравляет все чувства. Господи, думает Квалин, неужели я всерьез рассчитывал справиться с этим, победить его в поединке воли? Ведь это невозможно, таких сил нет ни у одного человека в Галактике. Это все равно что преодолевать космическое пространство на элере… все равно что выйти одному против всего маризянского флота… все равно что тушить звезду из пожарного шланга. Невозможно…
А потом Михаил чувствует удар и боль в голове, чернота расплывается, и…
– Квалин, ты чего? – в испуге воскликнул Диранст.
Перед глазами еще все плыло – разведчик лишь смутно осознавал, что стоит, а не идет. Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, поморгал и только тогда стал видеть снова. Сейчас он стоял перед раздвижной дверью, на которую налетел лбом. Квалин поднял руку, потер место ушиба.
– Что это было? – переспросил Койтль.
– Этот Хаймс.. я будто в него заглянул.
– И что ты увидел?
– Что нам надо поторопиться. – Квалин понимал, что не найдет слов, которыми мог бы описать свои ощущения, да и ни к чему сейчас нагонять страху.
Дверь, на которую налетел разведчик, находилась в тупичке – единственный путь проходил через нее.
– Открой, – привычно скомандовал Михаил, но она даже не шелохнулась.
– Там должна быть кнопка, – сказал Диранст. Квалин не стал переспрашивать, почему Койтль так решил. Он просто глянул в угол и действительно увидел там круглую синюю кнопочку. Подняв руку, разведчик нажал ее. Дверь загудела, начала раздвигаться и тут же замерла. Через образовавшуюся щель можно было разглядеть новый серебристый коридор, но протиснуться сквозь нее не удалось бы никому. Михаил щелкнул кнопкой еще раз, но никакой реакции не последовало.
Разведчик взялся за створки, навалился покрепче и попробовал раздвинуть силой. В первый момент ничего не получилось, но Квалин приналег сильнее, и половинки стронулись с места.
– Помоги! – крикнул он Койтлю.
Тот схватился с другой стороны, и они дернули одновременно. Створки еще немного раздвинулись, но тут раздался скрип, и они резко устремились навстречу друг другу. Михаил едва успел отдернуть руки, прежде чем дверь сомкнулась. Разведчик снова потянулся к кнопке, нажал еще и еще раз – нет, бесполезно. Только скрипы и ни малейшего движения.
– Это он, – сказал Диранст. Квалин заметил на датчике число «37».
– Да хоть кто… Сейчас вышибу! – Он вскинул импульсник.
– Лучше загравом, – предложил Койтль.
– И то верно.
Михаил вытащил из сумки шарик, стиснул и кинул под дверь. Тут же они с Диранстом отбежали назад на несколько метров. Хлопнуло, весь тупичок заволокло туманом. Квалин немного переждал, потом рванулся вперед. Правая створка отлетела совсем и, покореженная, валялась в трех метрах за проемом. Левая болталась на честном слове – при желании ее легко можно было сломать, но проход и так был достаточным.
– Идем! – крикнул Михаил Койтлю.
Они переступили через порог. Дистанция уменьшилась и составляла теперь всего двадцать один метр. Квалин отметил, что «защитники» не двигаются так быстро – Хаймс, если это он, ведет себя более по-человечески. Хотя по-прежнему непонятно, зачем это ему.
Проходя мимо обломков двери, Диранст споткнулся. Квалину живо вспомнилось собственное падение в центральном зале – история словно повторялась. Койтль инстинктивно выставил руки перед собой, но не удержался и грохнулся на левую. Тут же громко застонал; Михаил подскочил ближе и предложил помощь. На лице ученого отпечаталась гримаса боли. Опираясь на разведчика, он поднялся.
– Ты как?
– Плечо, кажется, вывихнул. Пустяки – стимулятор боль приглушит, жить буду.
– Ты повнимательнее. Он ошибок не прощает.
Они тут же рванулись вперед. Квалин дал себе зарок не отвлекаться и на каждом шагу смотреть, куда ступает. Расстояние уменьшилось до шестнадцати. Михаил представил, что по коридору за ними движется не человек, а темно-коричневое облако с черной дырой внутри, и невольно ускорился.
А через минуту Квалин и Диранст оказались в лабиринте. Проходы стали в два раза уже, зато разветвлялись через каждый десяток метров. Развилки не всегда были в горизонтальной плоскости – иногда коридоры шли один над другим, некоторые уходили круто вверх или вниз, где, впрочем, часто тут же меняли направление. Тут и там встречались двери и люки – на запертые ученый и разведчик не тратили время, но некоторые были и открыты. Квалин, шедший впереди, выбирал то направление, которое точнее всего совпадало со стрелкой на датчике. Он постоянно держал в уме эту стрелку и зал, на который она указывает. Михаил надеялся, что таким способом хоть немного повлияет на «Призрак», чтобы тот скорее вывел их к источнику.
Дистанция на датчике колебалась, держась в среднем около пятнадцати, но коридор петлял так часто, что увидеть преследователя не было никакой возможности. Квалин был только рад этому. Хаймс представился ему охотником, который преследует загнанную дичь. Он знает, что дичь все равно не уйдет, поэтому может позволить себе немного поиграть с ней. Когда же дичь совсем выбьется из сил – или раньше, если игра просто наскучит, – охотник догонит ее и расправится с ней. Однако если думать так, то любые их действия бессмысленны по определению… Но отступать слишком поздно, а остановиться – значит лишь ускорить конец.
Коридоры делались все более причудливыми. Иногда они изгибались под немыслимыми углами, неожиданно уходя круто вверх, потом сворачивая вбок, а потом словно ныряя под себя. Иногда извивались змеей, заворачивались спиралью вокруг невидимой оси. Ощущение верха и низа потерялось: если ход резко опускался под прямым углом, Квалин с Диранстом переступали через порожек и невозмутимо шагали по отвесной стене, плюя на закон тяготения. Центр искусственной гравитации словно смещался вслед за ними, постоянно оставаясь под ногами. Михаил не видел в этом ничего странного – во всяком случае, более странного, чем возможность дышать при отсутствии атмосферы. Если реальность «Призрака» может чем-то помочь им, то надо использовать ее помощь по полной – вот все, о чем он думал. Она помогала еще и тем, что, как бы дико ни змеились коридоры, разведчик и ученый еще ни разу не уперлись в глухой тупик.
Они прошли очередной поворот, и тут сердце Михаила отчаянно забилось. Стены, потолок и пол здесь словно обросли железяками, тормозящими движение. Но главное, насколько видел Квалин, – коридор был прямым, без ответвлений. Все это он осознал за долю секунды, мысль же была проста: вот тут он нас догонит. Ну, по крайней мере, мы будем для него в прямой видимости… как и он для нас. Вернуться и свернуть в другой проход? Нет, поздно – это несколько метров, именно на развилке мы с ним и столкнемся.
Датчик зафиксировался на тринадцати. Бежать уже не получалось – на каждом шагу приходилось огибать механизмы. Ведь это он их тут наставил, думал Михаил, иначе мы бы запросто от них избавились. Спереди донеслось режущее слух гудение, и вслед за ним, громко лязгнув, с потолка упала решетка, полностью перекрыв проход.
Квалин громко выдохнул. Страхи вдруг ушли, и он ощутил даже облегчение оттого, что наконец встретится с врагом лицом к лицу.
– Стреляй! – крикнул Диранст, имея в виду, чтобы Михаил попытался выбить решетку.