Йеллин Линда. Такая милая пара

   Когда я остановилась, чтобы слегка передохнуть и припомнить что-то еще из прочитанного, Майкл посмотрел на меня и тихонько сказал:
   – Мне так страшно...
   Ближе к вечеру навестить Майкла пришли Фей и Арчи Марксдон.
   Они заявились с дюжиной выращенных дома помидоров. Было, похоже, что они и не представляют, что мы с Майклом в разводе. Так что главной темой нашего общения стало выращивание помидоров. Но не проходило и пары минут, чтобы Фей, окинув нас взглядом – Майкл сидел на своем стуле, я же устроилась на скамеечке у его ног – не повторяла: «Такая милая пара...». Затем она кивала головой и возвращалась к беседе о неестественном цвете тепличных помидоров или нелепых ценах на магазинные.
   Мы с Майклом особо не участвовали в разговоре. Если правду говорить, то он вообще молчал. Просто сидел в своем кресле и вежливо улыбался. Пару раз за вечер Гордон приносил Майклу таблетку, и тот их беспрекословно принимал. Мое же участие в разговоре ограничилось репликой «спасибо!», когда Арчи стал вспоминать, как ему понравилось у нас на свадьбе. Уходя, Фей все время повторяла: «Прекрасная пара... прекрасная».
   После их ухода Гордон спросил – не хочет ли Майкл вздремнуть. Майкл сказал, что это – «прекрасная идея». И отец увел его в спальню.
   – Я буду здесь, когда ты проснешься, – крикнула ему вслед я.
   Норма принялась за вязание.
   – И долго ты собираешься здесь оставаться? – спросила она через пару минут.
   – Неделю, – ответила я.
   – Неделю? – удивленно переспросила она.
   – Фрэнни собирается остаться на неделю, – сообщила она Гордону, как только он показался на лестнице. Затем она обратилась ко мне:
   – И где же?
   – В мотеле, – успокоила ее я. – Может быть, посоветуете, какой получше?
   – Будто мне известно что-нибудь о мотелях? – похоже, Норма удивилась и одновременно обиделась.
   – «Покахонтас», – заметил Гордон. – По-моему, там неплохо. – Он включил телевизор и уселся в свое любимое кресло. – По крайней мере, расценки у них вполне разумные.
   – Но ведь это же тот самый, где кого-то убили? – удивилась Норма.
   – Это было не в мотеле, – с нажимом ответил Гордон.
   – Родители передают вам наилучшие пожелания, – обратилась я к Норме, стараясь перевести разговор на другую тему. – Вскоре они приедут навестить вас. Мама очень сожалеет о случившемся. Она говорит, что ничего не может быть хуже, чем потерять ребенка...
   Норма, не переставая вязать, лишь пожала плечами.
   Гордон заметил:
   – Сегодня, похоже, он не так устал. Возможно потому, что не было облучения.
   – Когда начали лечение? – спросила я.
   – В пятницу был первый сеанс, – ответил он. – Видимо, это очень утомительно.
   – А ребята навещают его? Ну, Клиффорд, Вес?
   – Вес был у нас вчера утром, – ответила Норма. – Клиффорд, тот заходил однажды... А вот Бенни мы еще не видели.
   – А вернулись вы почти неделю назад?
   – Наверное, он очень занят, – заметила Норма.
   Раздался телефонный звонок, Гордон вышел на кухню, чтобы ответить. Было слышно, как он говорит: «Майкл спит. Вы можете перезвонить попозже». Когда он вернулся в гостиную, было видно, как он возбужден.
   – Опять эти портлендцы. Все продолжают звонить.
   – Но это же хорошо, – робко заметила я. Гордон с упреком уставился на меня.
   – Майклу слишком трудно разговаривать с ними. Это его возбуждает. А ему вредны лишние эмоции. Ты – его бывшая жена, и я думаю, что здесь – другое. Но если звонков или посетителей будет слишком много, я думаю, это только расстроит его... Ему и так приходится несладко.
   Похоже, разговор на этом был исчерпан.
   – Я поеду до мотеля в своей машине, а ты – следуй за мной, – предложил он после минутного раздумья. – Так ты доберешься быстрее.
   – К ужину вернешься? – спросила Норма. В ее голосе слышался скорее вопрос, чем приглашение.
   – Не помешаю? – на всякий случай осведомилась я.
   – Будет барашек, – ответила она, сматывая пряжу.
   Мотель был одной из тех загородных гостиниц, в которых дверь в комнату открывается прямо с автостоянки. Идеальное место для убийства?
   И как только Гордон уехал, я спросила у девушки-администратора, как проехать к мотелю «Рамада».
 
   – Попробуй помидоры, – угощала меня Норма за обеденным столом. – Мне надо поскорее от них избавиться...
   Ужин был накрыт в столовой – ведь было воскресенье. Гордон и Норма сидели по одну сторону стола, мы с Майклом – по другую. У него постоянно возникали проблемы с ножом и вилкой – то он их неправильно использовал, то брал одно вместо другого.
   Проснулся он перед ужином сильно подавленный и смущенный. А тут Норма еще беспрерывно одергивала его, указывая на ошибки. Наконец он в отчаяньи схватил рукой кусок барашка и стал рвать его зубами. Затем бросил его обратно и сказал, что не слишком голоден.
   – Порезать тебе мясо? – спросила Норма.
   – Гордон, нарежь ему мясо.
   – Да не хочу я мяса! – огрызнулся Майкл. Он произнес это с вызовом, но сразу же как-то смутился. Выражение его глаз напоминало взгляд рассерженного ребенка. – Извините, я так плохо себя веду. Здесь, дома, с родителями, с женой... Не знаю, что со мной происходит. И почему я такой? – закончил он уныло, ни к кому не обращаясь. Казалось, он безумно сердит на самого себя за то, что не сдержался.
   Я задумалась: почему он назвал меня своей женой? То ли потому, что чувствовал, что я, несмотря ни на что, до сих пор ему жена, то ли просто не мог вспомнить, что я ему уже не жена больше?.. Ужасно.
   – Не стоит так сокрушаться, – мягко остановил поток его жалоб Гордон. – Абсолютно нет причин. Не хочешь, есть – не надо. Тебя никто не заставляет. Вернешься в спальню, может быть? Давай-ка, прими ванну да двигай спать.
   – Возможно, ты и прав, – отозвался Майкл.
   – Пожалуй, составлю тебе компанию, пока ты будешь купаться, – предложила я, пытаясь помочь сделать хоть что-нибудь. К тому же мне нужно было знать, что мне позволено здесь делать.
   – Так кто же будет еще помидоры? – спросила Норма.
   Только в ванной, пока он раздевался, я увидела, насколько Майкл чудовищно худ. Его ключицы выпирали из-под пергаментной кожи, словно плечики для одежды, а ноги, его некогда прекрасные ноги, смотрелись как две волосатые палки с выпирающими буграми коленей. Поймав мой взгляд, Майкл улыбнулся и сказал:
   – Какие же у тебя огромные карие глазищи!
   – А у тебя такие худые ноги.
   – Да. Правда, они – ужасны?
   – Нет. Просто забавны.
   Гордон то и дело забегал в ванную комнату. Проверил, не холодная ли течет вода. Убедился, что у Майкла есть полотенце. Вручил Майклу зубную щетку. Выдавил на нее пасту из тюбика.
   – С ним все время кто-то должен быть рядом, – объяснил он мне. – Иначе он может упасть.
   – Успокойтесь, я побуду с ним, – ответила я.
   – И еще. Голову мылить нельзя, чтобы не исчезли метки, нанесенные рентгенологом.
   Слишком много времени ушло на то, чтобы их поставить на нужное место.
   Он помог Майклу спуститься в ванную и поспешил за пижамой.
   – Не беспокойся, я – рядом, – сказала я Майклу.
   – Знаю, – отозвался он. – Знаешь, они носятся со мной, словно с новорожденным.
   После купания отец помог Майклу надеть пижаму. Мой муж никогда раньше не носил пижам. А эта была явно предназначена для пожилого человека. Должно быть, как и все остальное, она была из гардероба Гордона. Но все равно, Майкл выглядел в ней весьма мило.
   – Хочешь, я помассирую тебе спину перед сном? – спросил Гордон, провожая сына в спальню.
   – Нет, я – в порядке.
   Гордон пожелал ему спокойной ночи, потрепав по плечу. После того как он удалился, я присела на краю кровати и осторожно погладила его по лицу. Повязка и очки были сняты, и сейчас он больше походил на моего мужа.
   – Как бы мне хотелось лечь здесь, с тобой...
   – Это было бы хорошо.
   – Я вернусь к тебе утром, ладно?
   – Фрэнни, ему уже пора отдыхать! – внезапно раздался с лестницы голос Гордона.
   – Похоже, мне пора уходить. Счастливых снов, дорогой!
   – Спасибо.
   Когда я сошла вниз, то увидела, что Норма и Гордон расположились у телевизора. Звук был приглушен.
   – Придешь к завтраку? – спросила тихо Норма.
   – Можно? Может быть... э, у вас есть запасной ключ, которым я могла бы пользоваться? Тогда бы я могла быть здесь с самого утра и никого бы не разбудила... Посижу в гостиной, почитаю газеты...
   Казалось, это предложение никому не показалось странным.
   – Конечно, – согласно кивнул Гордон и отправился на поиски ключа. – Знаешь, завтра у Майкла трудотерапия, а в десять – облучение.
   – Я пойду с ним, – решила я.
   – А ты, Норма? – спросил Гордон.
   – В этом нет никакой необходимости, – проворчала она. – И без меня народу хватит.
   Поцеловав каждого из стариков в щеку, я пожелала им спокойной ночи. И только вернувшись в свою машину в мотеле «Рамада», разрыдалась.

25

   Проснувшись в шесть утра, я уже в шесть сорок пять, как вор, тихонько проскользнула в дом Ведланов.
   Он казался таким тихим и мирным, совсем не похожим на жилище, в котором происходят такие трагические события. Поднялась по лестнице, моля Бога, чтобы ступеньки не заскрипели. Двери обоих спален, расположенных по разные стороны маленького коридорчика, были открыты. Проход к лестнице преграждал небольшой белый столик. По замыслу Гордона, он не должен был позволить Майклу упасть, если ночью он решит сам отправиться в туалет и, не дай Бог, потеряет ориентировку.
   Майкл еще спал, лежа на спине в голубой пижаме своего отца. На его лице блуждала милая улыбка, как будто он видел какой-то хороший сон. Из открытого окна слышалось веселое чириканье птиц да шум от одиноких, проносящихся по дороге машин.
   Я села на стул, стоявший в ногах кровати, и стала наблюдать за спящим. Вдруг за спиной я услышала шаркающие шаги Гордона, направляющегося в ванную. Потом он прошествовал обратно и, похоже, снова улегся. «Боже! – подумала я, – как он должен выматываться!» И днем и ночью строго по часам он должен был давать сыну лекарства – каждые четыре часа...
   Со двора донесся радостный собачий лай. Чей-то пес приветствовал наступление нового дня.
   Неожиданно Майкл открыл глаза. И уже через мгновенье так украшавшая его милая улыбка исчезла с его лица – он все вспомнил. Стараясь говорить как можно тише, я произнесла: «Доброе утро». Он взглянул на меня и снова улыбнулся. Наверное, он видел сразу четыре моих изображения. Но все равно было заметно, что он рад мне.
   – Доброе утро, – ответил он.
   Я встала со стула, обошла кровать и поцеловала его. Он благодарно протянул мне руку. Я легонько пожала ее.
   – Хорошо спал?
   – Да, спасибо.
   – Ничего, если я лягу рядом с тобой?
   – Как бы я хотел этого...
   И я легла рядом с Майклом поверх одеяла. Обняла его.
   – Боже, как приятно.
   – И мне.
   – Тебе снился хороший сон? – Майкл нахмурился. – Не помню.
   – Знаешь, во сне ты улыбался, совсем как прежде, – я засмеялась.
   – Правда? – Майкл выглядел довольным.
   – Ага. Похоже, тебе снилось что-то сексуальное...
   Я заметила, что нога его под одеялом стала чуть-чуть подрагивать. Несильно, но она определенно подрагивала.
   – Счастливчик, ты всегда так хорошо спишь... А вот я всегда мучаюсь ночами.
   Майкл отреагировал так, словно услышал самую трагическую новость изо всех возможных.
   – О, это так несправедливо! Все должны спать хорошо!
   – Не волнуйся, все нормально. Я рада, что встала так рано. Побыстрее увидела тебя.
   – А ты здесь давно?
   – Да не очень. Сидела и ждала, пока ты проснешься, чтобы поцеловать.
   Я поцеловала его, и он ответил мне. Неуверенно, словно пятнадцатилетний подросток, впервые прикоснувшийся к девушке. Однако при этом он улыбался.
   – Положи руку мне на грудь, – попросила я.
   – Правда? – сказал Майкл, будто это было для него чем-то совсем новым и необычным.
   Мне так хотелось отвлечь его ото всех этих жутких мыслей. Чтобы он вновь почувствовал себя здоровым, полным сил, нормальным мужчиной. Я убедилась, что в коридоре тихо, быстро стянула с себя футболку и положила руку Майкла себе на грудь.
   – Нравится? – спросила я, глядя ему в глаза. – Думаю, это должно быть приятно.
   – Ты вновь сделаешь меня мужчиной! – не сдерживая восторга, сказал он.
   – О, как бы я хотела отдаться тебе прямо сейчас, здесь, – прошептала я.
   Вновь в коридоре раздались шаркающие шаги, и я скоренько натянула футболку. В комнату вошел Гордон. Увидев нас с Майклом, лежащих в одной кровати, он недовольно поджал губы. Но ничего не сказал и принялся проделывать то, что, видимо, составляло его обычную работу по утрам: закрыл окно, затем принялся рыться в шкафу, выбирая сыну одежду на день. Я, естественно, чувствовала себя неловко, лежа на кровати. Но я успокаивала себя тем, что Майкл этого хочет. А это было единственное, что имело сейчас значение. Гордон наконец-то убрался из комнаты. Майкл посмотрел на меня – на все четыре «меня» – и сказал:
   – Не хочу умирать.
   – Все хорошо, – успокаивающе ответила я. – С тобой все будет в порядке. Все еще будет. Я знаю, ты дашь мне знать, что с тобой все в порядке. Все будет хорошо.
   Слова сами по себе слетали с моих губ. Слова, которые пытались успокаивать его. Слова, которые так важно было услышать мне.
   Гордон вернулся со стаканом воды и пригоршней таблеток. Теперь он был уже одет в зеленую рубашку и коричневые брюки.
   – Время принимать лекарства, молодой человек, – бодро объявил он. – И пора подниматься. У тебя сегодня после завтрака трудотерапия, а потом – облучение.
   Майкл присел в постели, принял из рук отца таблетки и послушно проглотил их. Я тоже села и поправила ему рубашку.
   – Оденешь сегодня эти брюки, ладно? – Гордон показывал какие-то серые штаны. – Конечно, они слишком теплые для этого времени, но ведь те, которые ты носишь, уже измялись. Ничего, будет полегче, когда придет твой багаж из Портленда...
   – А у него есть какие-нибудь шорты? – спросила я. Понемногу я стала привыкать говорить о Майкле в третьем лице.
   – Нет, но носить их он бы мог... – сказал Гордон.
   – Это было бы прекрасно, – подтвердил Майкл, с трудом отрываясь от кровати.
   – Ну, что, тронулись в туалет? – предложил Гордон.
   – Да.
   Из комнаты мне было слышно, как Норма спускается по лестнице.
   Мужчины направились по своим делам, и мне было видно, как широко расставил локти Майкл, стараясь удержать равновесие. Наверное, мне нужно было бы спуститься вниз и помочь свекрови готовить завтрак, но мне так хотелось дождаться возвращения Майкла. И я принялась застилать его постель. Хоть какая-то помощь... Просто в тот момент мне в голову не пришло ничего другого, что бы я могла сделать для него.
   А потом он одевался, сидя на стуле. Я же присела на кровать и наблюдала, как отец суетится вокруг него. Казалось, Майкл приведен в замешательство обилием пуговиц на рубашке, но медленно, одну за другой, ему все же удалось их застегнуть. Потом, уже с помощью отца, он натянул брюки. И затянул ремень так, что он смог поддерживать брюки на его худющем животе. Затем он принялся за носки, ну а после помучился со шнурками своих спортивных туфель. Потом замер, словно пытаясь припомнить, что еще следует сделать.
   – Чем тебе помочь? – кинулся к нему Гордон.
   – Ничего, спасибо, – ответил Майкл и протянул руку за своей черной повязкой и очками.
   Мне было слышно, как Норма отправилась за газетами.
   – Готов? – обратился Гордон к сыну.
   – Да.
   И они пошли.
   Гордон – впереди на ступеньку, чтобы Майкл не мог оступиться. Шаг за шагом. Ступенька за ступенькой. Пролет за пролетом.
   – Не волнуйся, я здесь, сзади. Мы прикрываем все фланги, – пошутила я.
   – Доброе утро, красавец! – такими словами встретила Норма сына, когда мы добрались до кухни. – Сегодня у нас персики! Ну и кукурузные хлопья с тостами.
   Мы расселись вокруг стола. Я – рядом с Майклом, Гордон – по другую сторону. Норма разместилась рядом со мной.
   – Как прошла ночь в гостинице? – спросила она.
   – Спасибо, прекрасно.
   – В прошлом году, в мае, наши прихожанки устраивали там завтрак. Все было вполне на уровне, да вот булочки оказались черствые... Майкл, хочешь молока?
   – Нет, спасибо. – Он уставился на разложенные перед ним приборы. Долго переводил взгляд с ложки на вилку, затем осторожно взял ее и окунул в тарелку с кукурузными хлопьями.
   – Нет, – поправила его Норма. – Так не годится. Возьми другой прибор.
   Майкл отложил вилку, а Гордон вручил ему ложку.
   – На ленч я, пожалуй, сделаю сырники. Майкл так любит сырники. Приезжая домой на каникулы, он всегда просил, чтобы я делала их.
   Норма продолжала болтать. Майкл ел молча, а Гордон вежливо отвечал на бесконечные вопросы жены: «Мы вернемся к полудню... Да, я съем пару сырников... Хорошо, куплю еще молока».
   Протянув руку под столом, я погладила ногу Майкла. Но я сидела с той стороны, где повязка закрывала ему обзор. Надеюсь, он не подумал, что это мать ласкает ему бедро! Он опять выглядел таким пассивным. Похоже, у него не было сил бороться. Неужели он уже сдался? Пустил все на самотек?
   – Нужно пользоваться салфеткой, – сделала ему замечание Норма и, протянув руку через стол, вытерла молоко с его подбородка.
   Машину вел Гордон. А мне с заднего сиденья был виден шрам на шее Майкла, сидевшего рядом с отцом. Трудно было поверить, что эта ужасная рана была нанесена кем-то для того, чтобы облегчить страдания Майкла.
   Всю дорогу Гордон не закрывал рта – так и сыпал названиями местных достопримечательностей: отреставрированный домик Эйба Линкольна... новый туристический центр...
   – А что там, вот в этом симпатичном белом домике? – решив поддержать его старания, спросила я.
   Оба мужчины одновременно повернули головы в сторону заинтересовавшего меня здания. И когда вывеска на доме оказалась в пределах видимости, я с ужасом прочла «Похоронное бюро Биша».
   – О! – только и нашлась, что произнести я. «Надеюсь, Майкл не смог прочитать...» – подумала я. Но кто бы мог знать это наверняка? Однако он ничего не сказал.
   А через минуту ужасный белый дом уже остался позади.
   Наконец мы подъехали к больнице.
   – Раз уж ты здесь, – сказал Гордон, – может быть, ты побудешь с Майклом, а я пока сделаю кое-какие дела? А на облучении – встретимся...
   – Какие проблемы? – согласилась я. – Не беспокойтесь, все будет хорошо.
   Огромное здание госпиталя, построенного из желтого кирпича, возвышалось над остальными зданиями вокруг. Кто бы мог подумать, что в этом захолустном городишке столько больных, чтобы заполнить такую махину. Гордон подрулил к стоянке с надписью «Амбулаторные пациенты», заглушил мотор и, сказав нам, чтобы мы подождали, скрылся в подъезде. А через минуту уже мчался назад, толкая перед собой кресло-каталку.
   – Ему слишком трудно было бы идти, – как бы извиняясь, объяснил Гордон, пока Майкл перебирался из машины в кресло. Больше он ничего не сказал.
   Стены коридора, по которому мы ехали, были выкрашены в зеленый цвет, а пол был покрыт зелено-черным линолеумом.
   – Сегодня я покажу тебе дорогу, ты уж запоминай, чтобы завтра не заблудиться, – сказал Гордон. – Смотри, налево – отделение рентгенотерапии. Именно сюда надо прийти после занятий. А сейчас нам надо наверх.
   Гордон толкал коляску. Я держала Майкла за руку. Чувствовалось, что он смущен и недоволен своим положением. Но он не жаловался.
   Приемную нужного нам отделения украшали стулья с оранжевыми спинками, расставленные вдоль стен, да пара коричневых столиков с кипами ветхих журналов на них. Гордон направился к сидевшей здесь медсестре.
   Симпатичная девушка в голубом халате подошла к нам и спросила:
   – Ну, как ты сегодня, Майкл?
   – Хорошо, спасибо, – голосом, лишенным эмоций, ответил он.
   – А вы как? – обратилась она к Гордону и, не дождавшись ответа, улыбнулась мне и сообщила, что ее зовут Гейл.
   Гордон запинаясь попытался представить меня.
   – Да...а это...э... Майкла...э... это Фрэнни!
   – Привет, Фрэнни, – еще раз улыбнулась Гейл.
   «Как им это удается? – подумала я. – Как этим девушкам удается, работая в таких ужасных условиях, сохранять доброжелательность и привлекательность? Может быть, это от того, что все они имеют призвание помогать безнадежно больным людям?..»
   Она ловко помогла Майклу встать с кресла, взяла его под руку и, обернувшись к нам, сказала, что он освободится через тридцать минут. Гордон тут же удалился, напомнив, что встречаемся мы в радиологическом отделении.
   От нечего делать я присела, принялась проглядывать один из журналов и не заметила, как отключилась...
   ...Вздрогнув, я увидела, как Майкл в сопровождении Гейл и еще одной симпатичной девушки приближается ко мне. На нем был нацеплен какой-то нелепый белый ремень, и Гейл придерживала за его конец. Я улыбнулась им. Майкл ответил жалкой и вымученной улыбкой. Через миг они снова скрылись из виду, и я переключилась на другой журнал. Прошло еще какое-то время, и Майкл, опять в сопровождении Гейл, появился в приемной. На этот раз никаких ремней на нем не было.
   – До завтра! – ласковая Гейл опять усадила его в кресло.
   А мне до боли захотелось встряхнуть ее за плечи, посмотреть ей в глаза и крикнуть:
   – Послушай, ты! Ты должна кое-что знать! Майкл – это не какой-то там тебе умирающий доходяга в нелепой одежонке! Он – обаятельный, добрый и сексуальный... И тебе не понять этого. Что с того, что сейчас он болен? Давно ли он стал таким! Еще два месяца назад ты бы писала в трусики от счастья, если бы он на тебя положил глаз! Не смей водить его на поводке!
   Но вместо этого я смиренно произнесла:
   – Благодарю тебя, Гейл. До завтра! – И выкатилась вместе с Майклом из этого затхлого отделения.
   – Держу пари, – обратилась я к нему, когда мы въехали в лифт, – ты ненавидишь все это!
   – Не думаю, что это сможет помочь, – спокойно ответил он.
   ...И вот мы уже на первом этаже перед дверью с надписью «Радиологическое отделение». Я сделала все так, как объяснил Гордон. Затем подкатила кресло к стене и села на стоявший рядом стул. Рядом находился стол, который весь был завален брошюрами типа «Учиться жить с раком» или «Миг твоей жизни». Напротив меня сидел мужчина в лыжной шапочке и сморкался. Бледная женщина средних лет, устроившаяся рядом с ним, обкусывала ногти. Стену над ними украшал безыскусный рисунок, на котором нетвердой детской рукой были изображены маргаритки, круглое желтое солнце и большое кривое дерево. Надпись на рисунке гласила: «Спасибо доктору Каллахам за то, что мне стало лучше. С любовью. Бенни Брикмен». Счастливый Бенни!
   Из репродуктора невнятно произнесли чье-то имя, и мужчина в шапочке ушел.
   – Это больно? – спросила я Майкла.
   – Нет, совсем ничего не чувствуешь. – Мы сидели рядышком, и я крепко держала его руку.
   – Просто очень нудно. И, похоже, сжигает мне последние мозги. После этих сеансов я стал все напрочь забывать. Наверное, тебе слышно, как скрипят мои бедные шарики!
   ...Вот уже и женщина ушла, услышав свое имя. На какой-то миг мне показалось, что мы в парикмахерской и ждем своей очереди...
   – И сколько же это занимает времени?
   – Не так уж и долго. Всего несколько минут.
   Сегодня он был еще более безразличен ко всему, чем вчера. Более тихий и погруженный в себя.
   В это мгновенье в дверях появился симпатичный молодой человек, улыбнулся и укатил коляску с Майклом. И почти сразу же в приемной появился запыхавшийся Гордон.
   – Он там?
   «Конечно, там, – подумала я, – нам еще рано выходить из игры», – но вместо этого ответила:
   – Да. Они только что забрали его. – Гордон устроился в соседнем кресле. Я вдруг с ужасом подумала, что сейчас начнется разборка, что-нибудь вроде «ты-оставила-нашего-сына...» Но вместо этого он только пристально посмотрел на меня. Я заглянула ему в глаза... И в тот же миг оказалась в его объятьях. Что-то вроде неловкого дружеского объятья. Он заплакал. Спустя несколько минут он выпрямился и сказал, вновь обретая привычную сдержанность:
   – Кажется, он рад, что ты приехала.
   – И, слава Богу!
   – Пока он лежал в больнице, мы много говорили о тебе... Это было так грустно. Он считает, что был жесток по отношению к тебе.
   – Жесток? Но Майкл никогда не обходился жестоко со мной...
   – Да, но он именно так говорил... Даже, когда бредил...
   – Глупости! – я не могла найти слов. Гордон пожал устало плечами.
   – Пять недель ему предстоит проходить облучение. Затем еще раз возьмут биопсию. Посмотрим, поможет ли лечение.
   – А если поможет, они будут продолжать? – мой голос наполнился надеждой.
   – Нет, – грустно ответил Гордон. – Если продолжать, то может начаться омертвение здоровых тканей.
   – А...
   – Он хочет вернуться в Портленд. Увидеться с друзьями. И если состояние позволит, я обещал отвезти его в октябре. Посмотрим. Тебе же следует знать, что все, что происходит с Майклом, очень серьезно.
   – Я знаю, что это очень серьезно.
   – И тебе не следует надеяться.
   – Что-о-о?!
   – Доктор, лечивший его в Портленде, сказал, что ему осталось жить не более месяца...