Йеллин Линда. Такая милая пара

   – А убитых тебе видеть приходилось? – вступил в разговор Билли.
   – Ну конечно, он их видел, – ответила за Майкла Мадлен. – Это же война.
   Помолчав полминуты, она добавила: – Незаконная война. Потому, что этой стране не было никакого дела до Вьетнама. – И словно вынося окончательный приговор, подытожила: – Но, все-таки, это была война.
   – Я просто спросил, – принялся оправдываться Билли. – Ведь я-то никогда не видел мертвых...
   – Да, приходилось, – мягко произнес Майкл.
   – Ты что не помнишь дедушку Баскина? – Мадлен повернулась к Билли. – Ведь ты же видел его мертвым.
   – Это не в счет, – заявил Билли. – У него не было ни одной стоящей раны. И он просто смахивал на восковой манекен.
   – Да, над ним прилично поработали. Он выглядел как живой, – посчитал своим долгом поддержать дискуссию Поль.
   – Может быть, мы сменим, наконец, тему? – не выдержала я.
   – А вы обратили внимание, как Майкл похож на дядю Сэнди? – пролепетала мама.
   – Конечно, ведь у него сломан нос, и зубы – вставные... – приглядываясь к моему жениху, вставила Мадлен.
   – Я не это имела в виду. А морщинки вокруг глаз, – начала оправдываться мама.
   – Извините, а где соль? – Голос Майкла звучал нейтрально.
   Билли вручил ему солонку, предварительно зачем-то обнюхав ее. Он всегда поступал так, и причина этого нам не была известна.
   – Сэнди – это мой дядя, – принялась объяснять мама. – Когда-нибудь вы познакомитесь.
   Она наклонила тарелку, чтобы собрать последние капли бульона, и зачем-то добавила:
   – У него очень веселая жена.
   – Кто, Марлен, что-ли? – удивился Поль.
   – Да, конечно, – неуверенно ответила мама.
   – Тебе нравится? – украдкой спросила я Майкла. Он не ответил.
   – Ну, а теперь пришло время грудинки, – торжественно провозгласила мама.
   ...Я помогала убирать тарелки после первого. Обычно этим занималась Одэста, горничная, которая появилась у нас, когда мама вышла замуж за Поля, и мы разбогатели. Но она часто брала отгулы, чтобы отправляться то ли в Южную, то ли в Северную Каролину ухаживать за своей то ли сестрой, то ли теткой. И так как это повторялось довольно часто, то однажды я предложила маме обедать в ресторане, когда наша горничная бывает в отъезде.
   Но из этого ничего не получилось. В ресторане Поль вел себя как в своем офисе – только что не лаял на официанток, и все рвался на кухню выяснить причину задержек с подачей блюд. Когда мы покидали поле боя, мама с огорчением заметила:
   – Что ж, вот еще один ресторан, куда больше и носа показать нельзя.
   – Вы назвали это говяжьей грудинкой, – сказал Майкл, откусывая пережаренное мясо. – Но, по-моему, это – ростбиф.
   – Ты прав. Но обычно, что несчастное животное считали молоденькой телочкой, – и я залила свою порцию кетчупом. Конечно, мама этого терпеть не могла, но так было съедобнее.
   – А вы влюбились друг в друга с первого взгляда? – поинтересовалась Мадлен. Ей только недавно стукнуло шестнадцать, и она обожала смаковать подробности чужих романов.
   – Вроде того, – ответил Майкл, – во всяком случае с моей стороны дело обстояло именно так.
   Если он желал, он мог быть чертовски вежлив.
   – Вот именно так произошло и со мной, – вставил Поль, отлавливая вилкой вареную картофелину. Наконец ему удалось заколоть несчастный овощ, и он продолжил: – Я женат на Джоанне уже семь лет...
   – Восемь, – сурово поправила его мама.
   – И, тем не менее, она для меня все еще полна сюрпризов и неожиданностей.
   – Каких это еще неожиданностей? – обиженно переспросила мама.
   – А вот старшая сестра Лонни Кэсвит тоже очень рано выскочила замуж, – вклинилась в беседу Мадлен. – А сейчас она уже в разводе...
   – Так каких это неожиданностей? – Мама решила настоять на своем.
   – Ну, например, я удивлен отсутствием сегодня на столе клюквенной подливки, – нашелся, наконец, Поль. – Столь привычной для наших обедов.
   – Да, действительно. Это – неожиданность! – поддержала его я.
   – А вот я ее терпеть не могу, – вступился за маму Билли. – У нее цвет как у крови.
   – Знаете, мне хотелось купить ее сегодня, – принялась оправдываться мама, – но все банки в магазине были такие мятые, что я как-то не решилась... Не дай Бог, ботулизм какой или сальмонелла!
   – Это все недоумки-поставщики виноваты, – в голосе Поля явственно слышался металл. Похоже, он чувствовал себя командиром производства. – И все это связано с минимальной зарплатой...
   И хоть я и не могла взять в толк, как это может быть связано с минимальной зарплатой, но на всякий случай понимающе кивнула.
   – Мне надо было подать помидоров, – заметила мама.
   Майкл все схватывал на лету. Мгновенно осваиваясь в новой компании, он очень быстро начинал делать именно то, что нужно. И чувствовал себя как рыба в воде. Наблюдая, как он с блеском отражает вялые наскоки моей родни, я чувствовала, как во мне поднимается волна любви к нему.
   – Думаю, мы сможем поговорить несколько позже, – обратился к нему отчим. – Побеседовать, чтобы лучше узнать друг друга.
   – Это было бы великолепно, – лучезарно улыбнулся в ответ Майкл.
   Наклонившись к нему, я шепнула:
   – Не забудь про коз.
 
   Майкл так никогда мне и не поведал – о чем они там ворковали с Полем. Он отнекивался, ссылаясь на то, что это был чисто мужской разговор, и женщине он был бы непонятен.
   Когда мы уезжали утром в воскресенье, вся семья высыпала из дома, чтобы проводить нас. Нам помогли дотащить вещи, открыли дверцы авто и просто засыпали советами, годными на все случаи жизни.
   – У тебя достаточно бензина? – озабоченно поинтересовался Поль.
   – По дороге заправимся, – ответил Майкл через опущенное стекло.
   – А денег хватит? – спохватилась мама, державшая в руках здоровенный сверток из фольги. – Ведь если вы будете заправляться, то вам потребуются деньги.
   – Спасибо, денег у нас хватит, – вежливо успокоил ее Майкл.
   – А мне вот никогда не хватает, – вклинился Билли.
   – Не надо ехать быстро, – продолжала свои поучения мама, – лучше приехать на полчаса позже, чем последовать примеру дочери Ли Форбес.
   Майкл уже было, вежливо открыл рот, но я шепнула ему:
   – Не спрашивай!
   – Это ты о той девчонке, у которой все время текут слюни? – с любопытством воскликнул Билли.
   – Жаль, что у меня нет парня с тачкой, – грустно заметила Мадлен.
   Поль в это время озабоченно кружил вокруг «фольксвагена», проверяя, хорошо ли накачены шины.
   – Ты захватила свитер? – поинтересовалась мама, почти втискиваясь в окно.
   – Мам, у нас есть все, что необходимо! – Она поцеловала меня и протянула свой сверток.
   – Холодная грудинка. Закусите в дороге.
   Поль тем временем переместился к капоту.
   – А не стоит ли проверить мотор?
   – В этой модели он сзади, – ответил Майкл.
   – Ох уж эти чертовы немецкие машины!
   Наконец Майкл завел эту чертову немецкую таратайку. Поль подошел к нему и через окно протянул руку. Майкл пожал ее.
   – Приезжайте еще, – пригласил отчим.
   – Спасибо, было очень приятно познакомиться со всеми вами.
   Мы тронулись. Мама, Поль, Мадлен и Билли махали нам на прощанье.
   Их маленькая группка выглядела бы очень трогательно, если бы не их разномастные одежды.
   Машина уже начала выезжать на шоссе, когда мама сорвалась с места и с криком: «Подождите» бросилась к нам. Похоже, было, что она что-то забыла. Подбежав к окну, она шумно и смачно поцеловала Майкла в щеку.

2

   Туристическая группа «Молодые американцы» в Европе» была создана именно для тех студентов, чьи родители не желали отпускать своих детишек путешествовать в одиночку. И поэтому такая организация дела сразу же ставила крест на странствиях автостопом и прочих шалостях, наиболее привлекательных для настоящего студента. Но я еще с девятилетнего возраста мечтала поехать с «Молодыми американцами» в Европу. Помню именно тогда, я вычитала в каком-то журнальчике историю о похождениях двух сестер-близнецов и их романтических приключениях с юными французами и итальянцами. Но к тому моменту, как мы с Пайпер высадились в Старом Свете, мечты о романтичных носителях латинского темперамента улетучились, и я все лето только и делала, что ждала писем от Майкла. А он провел все лето в борьбе за получение магистерской мантии. В Гейдельберг он написал мне о своих собеседованиях для приема на работу. Мол, все просто горят желанием видеть его среди своих сотрудников по ветеранской квоте и что от его шарма все просто тащатся. В Риме меня настигло письмо с описанием предложения, сделанного ему исследовательским отделом фирмы «Кросвайт и Доран». В Париже он развлекал меня рассказом о снятой им квартире. Она находилась недалеко от Парка Линкольна, в ней было две спальни и ванна. Соседом у него там был такой же выпускник университета, который уже успел устроиться помощником бухгалтера в фирму «Крафт Чиз». «Я еще не очень-то хорошо знаю его, – писал Майкл своим твердым уверенным почерком, – он производит приятное впечатление».
   В Вене я узнала, что Майкл подал заявление с просьбой продлить обучение и перенести время итоговых экзаменов. Это означало отсрочку в получении степени, но, похоже, его это не слишком волновало. Работу он уже практически нашел. Квартиру снял. Словом, он уже настолько погрузился в свою будущую жизнь, что отсрочка с получением диплома казалась ему малозначительной. В постскриптуме он писал, что Америка без меня – совсем не та.
   За последнее время я сильно отдалилась от своих прежних подружек по колледжу. Их мысли еще занимали мальчишки да бары, а я уже начала погружаться в настоящую семейную жизнь, со всеми ее сковородками и кастрюлями.
 
   По выходным дням Майкл не возвращался в наш корпус. А я по четвергам отправлялась в Чикаго, прогуливая лекции в пятницу. И хоть поезд мой шел в два раза медленнее, чем экспресс, я выигрывала целый день для общения с любимым.
   В ту дождливую пятницу, за две недели до Дня Благодарения, я отправилась в Чикаго в компании четырех зеленых первокурсников, которые всю дорогу балдели под «Лед Зеппеллин». Майкл встретил меня и повел к себе. Подъезд украшало красное бумажное сердце, пришпиленное над входом. Другое такое же болталось над входной дверью внутри квартиры. И еще много красных сердец взбиралось по стенам, пробегало по потолку и, минуя спальню соседа, устремлялось в апартаменты Майкла. Там они спускались к его кровати, посередине которой гордо покоилась сафьяновая коробочка, а в ней сверкало кольцо с бриллиантом. Этот безумец взял ссуду в банке, чтобы купить мне такую прелесть! И хоть я чувствовала себя неловко, быстро надев колечко на палец, я с удовольствием убедилась, что оно мне впору.
   Его мать написала моей, что все свадебные хлопоты, по ее мнению, должны лечь на наши с Майклом плечи. Они-де заранее соглашаются со всем и ни во что не хотели бы вмешиваться.
   Маму это сообщение очень обрадовало. И она принялась таскаться со мной по разным фешенебельным отелям и банкетным залам, набирая по пути в качестве трофеев кучу проспектов. Затем она складывала их в специальный шкафчик, возможно, для последующего отчета Полю.
   – Из золотой гостиной в «Дрейке» открывается чудесный вид на озеро, – рассуждала она, – но в «Хилтоне» помещение только-только после ремонта... В «Континентале» скидка на спиртное... а в «Астории» – на закуски... Но в такую даль вряд ли кто поедет.
   – И сколько это стоит? – вопрошал Поль, который, будучи деловым человеком, всегда зрил в корень.
   И тогда мама принималась рыскать по своей записной книжке в поисках расценок на одно человеко-место. А ответ на этот важный вопрос осложнялся тем, что цены скакали в зависимости от заказа, будь то цыпленок, или антрекот. Уже очень скоро мне стало ясно, что противоречить ей – бесполезно, и единственное, что остается – это терпеливо сносить всю эту суету и хлопоты. Главное, я выходила замуж за Майкла, и ничего не могло помешать этому.
   Наконец, мама остановила свой выбор на «Золотом Фонтане». Заведении на Мэллроуз-авеню, украшенном неоновой рекламой «Свадьбы и другие счастливые события». Своей бьющей в глаза безвкусицей это заведение напоминало публичный дом – бронзовые рамы зеркал, хрустальные люстры, журчащие фонтанчики, источающий подцвеченную розовым или синим влагу. Но там имелся огромный обеденный стол, а так же были большие скидки в баре и изобилие очень дешевых фруктов в вазах, смахивающих на ананасы. Похоже, что все это и решило дело.
   Помню, мама обернулась ко мне с сияющим от счастья лицом и застенчиво спросила:
   – Фрэнни, тебе здесь нравится?
   – Ну... мне кажется, что это – не совсем то, о чем я думала, – призналась я, – мне хотелось бы найти что-нибудь менее кричащее... ну, поэлегантнее, что ли...
   – Менее кричащее? – удивилась мама. – А этот фонтан тебе не нравится?
   Майкла же все эти проблемы, похоже, волновали не слишком сильно. Единственно, на чем он стоял твердо, это на том, чтобы свадебная церемония происходила в синагоге. Других вариантов он не признавал. Видимо, в нем взыграла кровь его нехристианских предков.
   – Но никто не приедет на церемонию в Храм, – во время очередного раунда телефонных переговоров сказала мама, – ты же знаешь эту семейку. Они пропустят церемонию и явятся прямо к праздничному столу.
   – И Майкл может поступить так же, – ответила я, – это единственное, что меня заботит.
   – Ты не в курсе, насколько серьезно он готовится к обращению? – узнав, что между церемонией в Храме и банкетом будет часовой перерыв, спросила мама.
   Майкл сделал мне предложение и тут же сообщил, что он решил принять иудаизм. Он дразнил меня, рассуждая, как хорошо иметь жену, телом которой можно восторгаться по ночам.
   – Супружеская жизнь – не такая уж и замечательная штука, – отвечала я ему, – просто предполагается, что ты станешь с кем-то жить.
   – Жить так же, как живут дети...
   – Ты говоришь так, потому что сходишь от меня с ума... Но ведь это еще не повод тащиться к мировому судье.
   – Кажется, ты предпочитаешь раввина. Что ж, я могу поменять религию.
   Я никак не могла понять – вдруг Майкл все еще шутит со мной.
   – Но ты же не веришь в Бога!
   – Я белый англо-саксонский протестант со Среднего Запада. У меня нет культовых корней, обычаев и способов самовыразить себя. А иудаизм – это культурная и философская сокровищница, аккумулировавшая опыт тысяч поколений. И он взывает ко мне. Я хочу многое понять, и он поможет мне в этом. Иудей ведь знает – кто он и что.
   – Да. И, как правило, он невысок ростом и лыс. И зовут его Гарри или Эйб. Неужели ты думаешь, что тебе это подойдет?
   – Я хочу быть иудеем. И это во многом упростит все проблемы, связанные с женитьбой.
   Вскоре после этого разговора мы были официально помолвлены. Мне было приятно, что Майкл все время старается облегчить мне жизнь, но некоторых поступков его я для себя до конца объяснить не могла. Он смело шел на духовные жертвы, и все, что стояло за этим, была его любовь ко мне, столь всепоглощающая, что ради меня он, похоже, был готов на все.
   Успешно пережив знакомство Майкла с семейством Баскин, я с волнением ждала встречи с его родителями. Меня беспокоило, как они воспримут тот факт, что их крещеный сын влюбился в еврейку.
   Майкл был младшим ребенком в семье, и родители его представлялись мне глубокими стариками. Одна из его старших сестер жила в Сиэтле, другая – в Миннеаполисе. Обе они вышли замуж и покинули отчий дом в те времена, когда мой суженый еще пешком под стол ходил. Во время Второй мировой его отец, освобожденный по возрасту от строевой службы, два года организовывал шоу-программы для наших ребят в Европе. Майкл родился через десять месяцев после его возвращения. Его матери, Норме Ведлан, тогда было сорок, и такие поздние роды в то время удивили многих. Это сейчас все в порядке вещей. В наш первый приезд в Спрингфилд я хотела, чтобы мы все вместе посетили церковь. Этим я хотела показать его родителям свою веротерпимость. К моему глубокому удивлению, они очень спокойно восприняли известие о намерении Майкла изменить религии, в которой он вырос.
   Я представила себе, что бы началось, если бы я заявила своим, что возжелала принять Святое крещение. Это было бы воспринято как личное оскорбление, как крушение всей их системы моральных и духовных ценностей. И они, мои родные, сделали бы все, чтобы воспрепятствовать претворению такого решения в жизнь.
   Когда Майкл названивал мне вечерами по телефону, он с таким неподдельным воодушевлением рассказывал о своих подготовительных занятиях, что мне казалось, что он интересуется моей религией значительно больше, чем я.
   – Привет, малышка, – говорил он, и в его голосе я слышала сдерживаемое желание. Мне так нравилось, когда меня называли «малышкой», а я чувствовала себя при этом такой взрослой, – чем ты сегодня занималась?
   – Моталась в колледж, а как твои дела на работе?
   – Нормально, – равнодушно отвечал Майкл.
   – Тебе скучно там?
   – Похоже на то. Люди вокруг очень приятные, вот работа – дрянь. – Майкл не любил говорить на производственные темы.
   – Терпи, станешь директором – будет веселее, – успокаивала его я.
   – Я сегодня смотался пораньше. На занятия. Знаешь, я узнал, – здесь его голос выдал неподдельный интерес, – узнал, что у евреев, оказывается, нет рая.
   Я молчала, пытаясь переварить услышанное.
   – Что значит у нас нет рая?
   – Это значит, что ты живешь здесь один раз, а потом вечный сон, черная дыра и адью, амигос... Такая установка мне подходит.
   – Господи, может, нам обоим податься в католики?
   Раввин, которого посещали мои родители, был слишком ортодоксален. И поэтому Майклу пришлось искать себе другого наставника. И он его нашел. Раввин Ривка из Бэт-Эммэт-Израэль настоял лишь на том, чтобы Майкл в течение трех месяцев посещал курсы, а потом передал три сотни зеленых на нужды синагоги. Еще две сотни потребуется на покрытие расходов при проведении обряда.
   Восшествие в Лоно свершилось в Бэт-Эммэт-Израэль за неделю до Пасхи. Процедура была на удивление скромна и бескровная. Майкл принял имя Мойша, в честь Мозеса и моего пра-пра-прадеда Минковица, жившего в России. Пращур слыл весьма богобоязненным иудеем.
   – Мойша Ведлан – это звучит гордо! – пробуя на вкус слова, продекламировала я.
   А новоиспеченный Мойша красовался в синем в полосочку костюме, с ермолкой на голове. В руках у него покоилась Тора. Раввин Ривка молился рядышком. В какой-то момент Мойша сделал изрядный глоток вина, рэбби вновь стал творить молитву, а, закончив, благословил неофита. Так состоялась моя помолвка с молодым иудеем.
   Через две недели мои занятия в колледже завершились. Сосед Майкла к тому времени съехал с квартиры. Барри нашел себе укромный уголок, где он мог спокойно предаваться блуду с одной из клиенток фирмы, в которой он подвизался. Эта особа страшилась огласки их отношений, не без оснований полагая, что ее благополучие пойдет прахом, если она будет уличена в связи с помощником бухгалтера от «Джей Вальтер Томпсон». (Отношения их продолжались весьма недолго. Месяца через три пассия Барри получила повышение по службе, а ее горе-любовник, соответственно, отставку.) Но к этому времени мы с Мойшей-мореплавателем уже обжили уютную квартирку рядом с Линкольн-парком.
   – И ты хочешь, чтобы я ездила к тебе в этот жуткий район? – допытывалась мама, укладывая мои вещи перед переездом.
   – Конечно.
   – А вдруг ваши соседи умыкнут ваши свадебные подарки? Что ж, надеюсь, Майкл знает, что делает, – со вздохом проговорила мама. – Хотя он мужчина, ему – проще. Они вообще по-другому относятся к этим вещам...
   – Он знает, что делает, мама.
   – Но если ты собираешься жить неподалеку от Линкольн-парка, то хотя бы следует привести в порядок квартиру.
   – На наш взгляд, она в порядке.
   – Этот вязаный свитер очень похож на мой.
   – Ты забыла, как сама его мне отдала...
   – Ну ладно, – с неуверенностью заключила мама, – хоть я и думаю, что он мой. – И вернулась к прерванному разговору.
   – Вам просто необходимо купить мебель. Ведь там нет даже приличного обеденного стола.
   – На первых порах мы обойдемся тем, что есть.
   – Но стол, который там есть, слишком мал для праздничных обедов!
   – Для каких таких это обедов?
   – Ну, неужели вы не собираетесь приглашать нас к обеду?
   Я начала складывать носки, а мама – разбирать их по цвету.
   – Если нам придется тратиться еще и на обеденный стол, то тогда обед влетит нам в копеечку. Но я могу пустить на это дело деньги дедушки Минковица... Там что-то около тысячи.
   Мама бросила работу, села на кровать и уставилась на меня.
   – Пусть они так и лежат у тебя на счету, – заговорщицки понизив голос, начала она, – и не трогай их.
   Помолчав, она как самую сокровенную мудрость, донесла до меня опыт своей жизни:
   – У хорошей жены всегда должна быть заначка. Не дай Бог, если что-нибудь случится, чего я очень и очень не хочу...
   – Ты всегда думаешь о каких-то гадостях, – прервала ее я.
   Но она не унималась.
   – Я просто трезво смотрю на вещи. В наши дни женщина, зависящая от мужа в денежных вопросах, просто сама напрашивается на неприятности. Вспомни, как поступил со мной этот бездельник!
   – Ты имеешь в виду отца?
   – Да, этот шаромыжник бросил меня без цента в кармане, – в своих рассуждениях мама никак не могла врубиться, что отец бросил не только ее, но и троих маленьких детей.
   – Майкл так никогда не поступит, – возмутилась я. – Он никогда не оставит меня!
   – Просто я хотела тебя немножко предостеречь. Прекрасно, когда мужчина заботится о тебе, но нельзя же рассчитывать только на это. Фрэнни, каждый в своем характере имеет частицу хорошего и частицу плохого. Когда мы влюблены, хорошее – застит нам белый свет, но как только любовь улетучивается, нам становятся видны только недостатки. Ведь все зависит от точки зрения!
   – Ты хочешь сказать – Майкл не знает моих недостатков? – продолжала я кипеть.
   – Нет, дорогая. Просто когда чувство свежо, все видится в розовом цвете. Ни ты, ни Майкл не можете беспристрастно оценить друг друга. Я же хочу, чтобы в случае чего ты смогла бы позаботиться о себе сама. Каково тебе будет – без денег, без помощи? Конечно, на нас с Полем, ты можешь рассчитывать всегда. И мы сделаем для тебя все, что будет в ваших силах. Но ведь и мы – не вечны. Кто знает, что день грядущий нам готовит? – она суетливо оправила юбку. – Никогда не забывай о собственных интересах. Всегда блюди свой интерес.
   – Спасибо за напутствие.
   – Уверена, все у вас будет хорошо, – подвела итог беседе мама искусственно бодрым голосом.
 
   Первая встреча Ведланов и Баскиных случилась вечером накануне брачной церемонии, которая должна была происходить в синагоге. Миссис Ведлан скромно притулилась рядом со своим благоверным, бросая из-под ресниц все замечающие взгляды. Она изучала обстановку. Одета она была в простенький серенький костюмчик, мама вырядилась в платье для коктейлей.
   После обмена любезностями, принятого у вежливых малознакомых людей, мама принялась объяснять своим будущим родственникам технологию еврейской свадьбы.
   – Это все очень просто, – говорила она, одаривая потенциального свата и сватью очаровательной улыбкой, – вам лишь нужно пройти до бокового придела и остановиться. Когда к вам приблизится Майкл, вы соедините руки... в общем, перед началом я все покажу.
   Миссис Ведлан отважилась спросить:
   – Вы в этом уверены?
   – Да, – подтвердила я, – все так, как говорит мама.
   – Хорошо, – согласилась она, но было видно, что столь краткий инструктаж ее не удовлетворил. – Если вы в этом уверены...
   И она вернулась к делам житейским:
   – Мне следовало бы одеть туфли попросторнее...
 
   Утро следующего дня было столь ярким и праздничным, будто в Верховной Канцелярии приняли заявку Джоаны Баскин. И удовлетворили ее на все сто.
   – Дорогая, такая чудесная погода – отличное предзнаменование, – гордо объявила мама, будто это метеорологическое явление было полностью ее заслугой. Суета, царившая перед отъездом в синагогу, казалось, только еще улучшила ее настроение.
   – Жаль, что такой отличный денек для гольфа пропадает... – мечтательно заметил Поль, всем своим видом показывая, что это он шутит.
   Церемония началась точно по Европейскому стандартному времени – на полчаса позже назначенного. Три лучших друга Майкла – Клиффорд, Вес и Бенни – исполняли роль шаферов. (Поля чуть кондрашка не хватила, когда он обнаружил, что столь ответственное задание было поручено волосатым хиппующим интеллектуалам.) Подружки невесты не были столь живописны. И Пайпер, и Мадлен, и моя кузина Дебби (в свое время я сыграла ту же роль на ее свадьбе) важно выступали в розовых бархатных платьях, украшенных белыми сердцами. В интересах дела мама попыталась напялить на шаферов розовые же пояса, но Майкл, сославшись на свою службу на флоте, категорически отмел эту идею.
   Зазвучали первые аккорды свадебного марша, и моя мама, которую к этому моменту аж трясло от возбуждения, засуетилась, расставляя по местам участников кортежа. Мы с сестрой оказались у самого входа в Храм, и красоту моего убранства некому было оценить. Я огорчилась, посчитав это за дурное предзнаменование.