Страница:
– В нем столько полезного – помидоры, зеленый перец, морковь. Ты просто пальчики оближешь! Ты же хочешь салата, я по глазам вижу!
– Да ты просто – золото! – радостно воскликнула я, пораженная происшедшей в нем переменой. Мой муж просто излучал энергию и радость. Он так и порхал по кухне, раскладывая у разделочной доски кусочки нарезанных овощей. – У тебя получается классный салат!
– Конечно. Знаешь, а я ведь нашел работу.
– Работу? – от удивления я рухнула на пуфик, стоявший у телефона, и уставилась на мужа.
– Да! – гордо подтвердил он, аккуратно разрезая мокрые листочки салата. – Я увидел приглашение на работу, когда зашел в бакалейную лавку. Отправился по объявлению и познакомился с боссом – приятный молодой парень. Он занимается садово-парковым делом. Обслуживает большие участки. Он нанял меня.
– Ему что, нужны специалисты по рекламе?
– Нет. Ему нужны люди, чтобы подстригать газоны. – Майкл начал осторожно смешивать компоненты своей стряпни.
– Значит, ты теперь подстригаешь газоны?
– Да, – гордо ответил Майкл, повернувшись ко мне. – Ведь это же так здорово! Физическая работа на свежем воздухе. Я так устал от сидячей жизни и хочу поработать руками. Да и к тому же думать особенно не надо.
– Над чем – думать?
– Иногда такое лезет в голову... – начал, было, он тихо, и тут же радостно добавил: – Шесть долларов в час. Правда – не плохо? – он улыбнулся.
– Да, это больше, чем бензозаправка... – ответила я и в трансе отправилась в спальню. – Заправь салат растительным маслом, – машинально сказала я, – да у нас больше и нечем.
– А вот здесь ты не права, – с этими словами Майкл гордо распахнул холодильник. – У нас есть все. Я тут сегодня много чего накупил. Хотелось тебя порадовать.
Попытка мужа угодить мне здорово смутила и озадачила.
– Все равно. Заправь растительным маслом.
– Ладно, – огорченно согласился Майкл.
– Майкл? – сказала я из гостиной, не зная как отнестись к его возвращению в активную жизнь. – Я рада, что ты нашел работу. Надеюсь, это пойдет тебе на пользу.
– Спасибо, – донеслось из кухни. – А ты уверена, что не хочешь попробовать ничего из того, что я купил?
Стыдно признаться, но мне нравилось мотаться в Нью-Йорк или Калифорнию на съемки рекламных роликов. Я так радовалась, что могу на пару недель окунуться в другую жизнь. Надеть мои любимые джинсы и блузку – я считала, что такое сочетание подчеркивает творческое начало и указывает на возможности перспективного работника. Уже в самолете мне неизбежно начинали задавать вопросы:
– Что, детка, в отпуск намылилась?
– Не совсем, – отвечала я вежливо. – В командировку.
Я просто обожала эти командировки.
Мне приходилось отбирать актрис, беседовать с дизайнерами, общаться с режиссерами. Я могла пропустить на банкете пару-другую рюмок, не боясь злых языков. Каждый вечер я связывалась по телефону с Майклом, но наши разговоры никогда не выходили за рамки ритуального обмена любезностями и супружескими нежностями. Звучало это примерно так: «Как прошел день, дорогая?», «Что было на ужин?», «Как работа?» И всегда находился какой-нибудь бейсбольный матч, от которого он не мог оторваться, или газетная статья, или что-нибудь еще. Похоже, ему было достаточно этих ритуальных знаков внимания, чтобы чувствовать себя любящим и любимым супругом.
Однажды в сентябре погожим субботним днем, после моего возвращения из очередной командировки, мы с мамой договорились пообедать в ресторане. Я опоздала на полчаса, потому что долго проторчала у витрины, гадая, что победит: желание купить красный брючный костюм или лень – заходить в магазин, искать нужный размер, раздеваться, примерять, разглядывать себя в зеркале...
К тому времени, когда я влетела в ресторан, моя мама уже мило беседовала с пожилой парочкой, оккупировавшей соседний столик. Она обожала так поступать, меня же, особенно в подростковом возрасте, страшно раздражала эта манера брататься с незнакомыми людьми. Но ко времени окончания колледжа я стала спокойно относиться к тому, что пообедать с мамой означало почти наверняка подцепить новых знакомых.
– А вот и она! – воскликнула моя родительница, приветливо размахивая рукой. Я почувствовала себя кинозвездой, солирующей в солидном шоу. Понятно – мне мыли кости. Поцеловав маму в щеку и кивнув ее новым знакомым, я плюхнулась в кресло.
– Покажи им кольцо, – потребовала мама.
– Кольцо? Обручальное? – не поняла я. – Да.
Я послушно вытянула левую руку.
– Очень красивое, – одобрила женщина.
– Давай посмотрим меню, – предложила мама, наконец, отвлекаясь от парочки.
– Но я ничего не хочу.
– Почему? Диета? – понимающе спросила мама.
– Нет. Просто неважно себя чувствую. Нет, нет, – продолжила я, увидев понимающе расширенные мамины глаза. – Я не беременна.
– Стараешься?
– Нет! – ответила я так громко, что сидевшие вокруг нас люди стали оборачиваться и разглядывать нас. Я принялась улыбаться, показывая, что у нас все в порядке.
– Нет, – почти шепотом повторила я. – Не сейчас.
Пришлось заказать себе гамбургер, жареный картофель, фасоль и кока-колу. Мама остановилась на салате из шпината.
– У меня есть некоторые соображения насчет Майкла, – начала она. – Хорошая идея, и я горжусь ею.
– Ну и в чем она заключается?
– Майкл должен заняться садово-парковым бизнесом. Если он хочет косить траву, то пусть косит, но вначале откроет собственное дело. Ему понадобится сущая мелочь – грузовик, садовые ножницы, газонокосилки да несколько нелегально въехавших в страну иностранцев. А он – станет боссом.
– Кажется, он не захочет открывать свою собственную фирму, – грустно ответила я, – ему нравится самому стричь газоны.
– А зимой он может брать подряды на уборку снега. Придется только докупить скребки, или как там называется эта штука.
– Мам, признайся, что ты просто хочешь, чтобы он выглядел респектабельным в глазах твоих приятелей.
– Одна моя подруга знает одного человека, который знает одну семью, которая делает на этом неплохие деньги.
– По крайней мере, информация у тебя из достоверного источника.
– Как хорошо, что ты сама себя можешь содержать, – мама выбрала горбушку и разломила ее пополам.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Я – о безопасности, о надежности, – ответила она и вдруг спросила: – Ты счастлива?
– Да! – раздраженно выпалила я, так как уже давно ожидала подобного разговора. И я не врала. Я считала, что была счастлива. Но еще я интуитивно чувствовала, что в наших с Майклом сложностях есть и доля моей вины. Только вот какая – никак не могла разобраться.
Мама откинулась на спинку кресла и принялась отстукивать что-то костяшками пальцев по столу.
– Фрэнни, ты уверена, что счастлива?
– Абсолютно, – настаивала я.
После такого заявления мой супруг мог напиваться в стельку, колотить меня, но я бы никогда не доставила маме удовольствия укоризненно сказать:
– Ага! Я так и знала. Я чувствовала, что тебе – плохо.
И даже если бы я только упомянула о существовавших между нами с Майклом трениях, уверена, реакция была бы точно такой же. Она тут же устремилась бы мне на помощь! Даже малейший намек на трудности – и тут же запустят весь могучий механизм их преодоления. Таким образом мама стремилась доказать свое знание жизни.
– Милая, между мужем и женой всегда существует как бы негласная договоренность – чего каждый хочет от партнера. И если одна из сторон меняет свои требования и не согласовывает этого с другой, то быть беде. Конечно, Майкл тебя сильно любит... Даже перешел из-за тебя в нашу веру...
– Но ведь он сам хотел этого, – воспротивилась я.
– Дорогая, он пошел на это из-за тебя. И, пожалуйста, не вини его слишком строго за то, что он не смог до конца освоиться со всеми происшедшими изменениями...
– Так почему ты так хочешь, чтобы он занялся этим делом?
– Ему нужно нечто собственное. Что-то свое, – ответила мама, – эти смешные мужчины не могут без этого. Если он откроет свое дело, то успокоится. И будь осторожна. Иногда бывают случаи, когда люди упускают возможность пригрозить разводом. А он потом оказывается неизбежен.
– Развод? – удивилась я. – С чего это ты взяла? Зачем это слово вообще упоминать? Это что – заклинание?
Мама уставилась на меня взглядом, проникающим в душу.
– Это очень сильный аргумент. Вспомни Эдди. Он прожил с той девчонкой три или четыре месяца – и все.
– Но сейчас он – счастлив.
– Он дурак и лодырь, – припечатала мама.
– А Майкла ты тоже считаешь лодырем и дураком? – обиделась я за своего.
– Нет, – задумчиво ответила она. – Он сейчас на распутье. Ты поддерживаешь его, Фрэнни. Но ты выглядишь разочарованной. Конечно, следует заботиться о муже. Но и о себе не забывай. Ведь так можно прожить жизнь, так и не познав себя.
Я покачала головой, стала размышлять, чего же я не учла. Парочка за соседним столом собралась уходить. Я помахала им рукой. Той, что с кольцом – пусть не думают, что я недовольна своим мужем!
5
– Да ты просто – золото! – радостно воскликнула я, пораженная происшедшей в нем переменой. Мой муж просто излучал энергию и радость. Он так и порхал по кухне, раскладывая у разделочной доски кусочки нарезанных овощей. – У тебя получается классный салат!
– Конечно. Знаешь, а я ведь нашел работу.
– Работу? – от удивления я рухнула на пуфик, стоявший у телефона, и уставилась на мужа.
– Да! – гордо подтвердил он, аккуратно разрезая мокрые листочки салата. – Я увидел приглашение на работу, когда зашел в бакалейную лавку. Отправился по объявлению и познакомился с боссом – приятный молодой парень. Он занимается садово-парковым делом. Обслуживает большие участки. Он нанял меня.
– Ему что, нужны специалисты по рекламе?
– Нет. Ему нужны люди, чтобы подстригать газоны. – Майкл начал осторожно смешивать компоненты своей стряпни.
– Значит, ты теперь подстригаешь газоны?
– Да, – гордо ответил Майкл, повернувшись ко мне. – Ведь это же так здорово! Физическая работа на свежем воздухе. Я так устал от сидячей жизни и хочу поработать руками. Да и к тому же думать особенно не надо.
– Над чем – думать?
– Иногда такое лезет в голову... – начал, было, он тихо, и тут же радостно добавил: – Шесть долларов в час. Правда – не плохо? – он улыбнулся.
– Да, это больше, чем бензозаправка... – ответила я и в трансе отправилась в спальню. – Заправь салат растительным маслом, – машинально сказала я, – да у нас больше и нечем.
– А вот здесь ты не права, – с этими словами Майкл гордо распахнул холодильник. – У нас есть все. Я тут сегодня много чего накупил. Хотелось тебя порадовать.
Попытка мужа угодить мне здорово смутила и озадачила.
– Все равно. Заправь растительным маслом.
– Ладно, – огорченно согласился Майкл.
– Майкл? – сказала я из гостиной, не зная как отнестись к его возвращению в активную жизнь. – Я рада, что ты нашел работу. Надеюсь, это пойдет тебе на пользу.
– Спасибо, – донеслось из кухни. – А ты уверена, что не хочешь попробовать ничего из того, что я купил?
Стыдно признаться, но мне нравилось мотаться в Нью-Йорк или Калифорнию на съемки рекламных роликов. Я так радовалась, что могу на пару недель окунуться в другую жизнь. Надеть мои любимые джинсы и блузку – я считала, что такое сочетание подчеркивает творческое начало и указывает на возможности перспективного работника. Уже в самолете мне неизбежно начинали задавать вопросы:
– Что, детка, в отпуск намылилась?
– Не совсем, – отвечала я вежливо. – В командировку.
Я просто обожала эти командировки.
Мне приходилось отбирать актрис, беседовать с дизайнерами, общаться с режиссерами. Я могла пропустить на банкете пару-другую рюмок, не боясь злых языков. Каждый вечер я связывалась по телефону с Майклом, но наши разговоры никогда не выходили за рамки ритуального обмена любезностями и супружескими нежностями. Звучало это примерно так: «Как прошел день, дорогая?», «Что было на ужин?», «Как работа?» И всегда находился какой-нибудь бейсбольный матч, от которого он не мог оторваться, или газетная статья, или что-нибудь еще. Похоже, ему было достаточно этих ритуальных знаков внимания, чтобы чувствовать себя любящим и любимым супругом.
Однажды в сентябре погожим субботним днем, после моего возвращения из очередной командировки, мы с мамой договорились пообедать в ресторане. Я опоздала на полчаса, потому что долго проторчала у витрины, гадая, что победит: желание купить красный брючный костюм или лень – заходить в магазин, искать нужный размер, раздеваться, примерять, разглядывать себя в зеркале...
К тому времени, когда я влетела в ресторан, моя мама уже мило беседовала с пожилой парочкой, оккупировавшей соседний столик. Она обожала так поступать, меня же, особенно в подростковом возрасте, страшно раздражала эта манера брататься с незнакомыми людьми. Но ко времени окончания колледжа я стала спокойно относиться к тому, что пообедать с мамой означало почти наверняка подцепить новых знакомых.
– А вот и она! – воскликнула моя родительница, приветливо размахивая рукой. Я почувствовала себя кинозвездой, солирующей в солидном шоу. Понятно – мне мыли кости. Поцеловав маму в щеку и кивнув ее новым знакомым, я плюхнулась в кресло.
– Покажи им кольцо, – потребовала мама.
– Кольцо? Обручальное? – не поняла я. – Да.
Я послушно вытянула левую руку.
– Очень красивое, – одобрила женщина.
– Давай посмотрим меню, – предложила мама, наконец, отвлекаясь от парочки.
– Но я ничего не хочу.
– Почему? Диета? – понимающе спросила мама.
– Нет. Просто неважно себя чувствую. Нет, нет, – продолжила я, увидев понимающе расширенные мамины глаза. – Я не беременна.
– Стараешься?
– Нет! – ответила я так громко, что сидевшие вокруг нас люди стали оборачиваться и разглядывать нас. Я принялась улыбаться, показывая, что у нас все в порядке.
– Нет, – почти шепотом повторила я. – Не сейчас.
Пришлось заказать себе гамбургер, жареный картофель, фасоль и кока-колу. Мама остановилась на салате из шпината.
– У меня есть некоторые соображения насчет Майкла, – начала она. – Хорошая идея, и я горжусь ею.
– Ну и в чем она заключается?
– Майкл должен заняться садово-парковым бизнесом. Если он хочет косить траву, то пусть косит, но вначале откроет собственное дело. Ему понадобится сущая мелочь – грузовик, садовые ножницы, газонокосилки да несколько нелегально въехавших в страну иностранцев. А он – станет боссом.
– Кажется, он не захочет открывать свою собственную фирму, – грустно ответила я, – ему нравится самому стричь газоны.
– А зимой он может брать подряды на уборку снега. Придется только докупить скребки, или как там называется эта штука.
– Мам, признайся, что ты просто хочешь, чтобы он выглядел респектабельным в глазах твоих приятелей.
– Одна моя подруга знает одного человека, который знает одну семью, которая делает на этом неплохие деньги.
– По крайней мере, информация у тебя из достоверного источника.
– Как хорошо, что ты сама себя можешь содержать, – мама выбрала горбушку и разломила ее пополам.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Я – о безопасности, о надежности, – ответила она и вдруг спросила: – Ты счастлива?
– Да! – раздраженно выпалила я, так как уже давно ожидала подобного разговора. И я не врала. Я считала, что была счастлива. Но еще я интуитивно чувствовала, что в наших с Майклом сложностях есть и доля моей вины. Только вот какая – никак не могла разобраться.
Мама откинулась на спинку кресла и принялась отстукивать что-то костяшками пальцев по столу.
– Фрэнни, ты уверена, что счастлива?
– Абсолютно, – настаивала я.
После такого заявления мой супруг мог напиваться в стельку, колотить меня, но я бы никогда не доставила маме удовольствия укоризненно сказать:
– Ага! Я так и знала. Я чувствовала, что тебе – плохо.
И даже если бы я только упомянула о существовавших между нами с Майклом трениях, уверена, реакция была бы точно такой же. Она тут же устремилась бы мне на помощь! Даже малейший намек на трудности – и тут же запустят весь могучий механизм их преодоления. Таким образом мама стремилась доказать свое знание жизни.
– Милая, между мужем и женой всегда существует как бы негласная договоренность – чего каждый хочет от партнера. И если одна из сторон меняет свои требования и не согласовывает этого с другой, то быть беде. Конечно, Майкл тебя сильно любит... Даже перешел из-за тебя в нашу веру...
– Но ведь он сам хотел этого, – воспротивилась я.
– Дорогая, он пошел на это из-за тебя. И, пожалуйста, не вини его слишком строго за то, что он не смог до конца освоиться со всеми происшедшими изменениями...
– Так почему ты так хочешь, чтобы он занялся этим делом?
– Ему нужно нечто собственное. Что-то свое, – ответила мама, – эти смешные мужчины не могут без этого. Если он откроет свое дело, то успокоится. И будь осторожна. Иногда бывают случаи, когда люди упускают возможность пригрозить разводом. А он потом оказывается неизбежен.
– Развод? – удивилась я. – С чего это ты взяла? Зачем это слово вообще упоминать? Это что – заклинание?
Мама уставилась на меня взглядом, проникающим в душу.
– Это очень сильный аргумент. Вспомни Эдди. Он прожил с той девчонкой три или четыре месяца – и все.
– Но сейчас он – счастлив.
– Он дурак и лодырь, – припечатала мама.
– А Майкла ты тоже считаешь лодырем и дураком? – обиделась я за своего.
– Нет, – задумчиво ответила она. – Он сейчас на распутье. Ты поддерживаешь его, Фрэнни. Но ты выглядишь разочарованной. Конечно, следует заботиться о муже. Но и о себе не забывай. Ведь так можно прожить жизнь, так и не познав себя.
Я покачала головой, стала размышлять, чего же я не учла. Парочка за соседним столом собралась уходить. Я помахала им рукой. Той, что с кольцом – пусть не думают, что я недовольна своим мужем!
5
Разговоры о пресловутом трубопроводе на Аляске возобновились в январе 1978 года. Помню, тогда вся Америка обсуждала подробности развода губернатора Алабамы Джордана Вэлласа.
Наша супружеская жизнь представляла из себя обыденную рутину. И хоть каждый из нас числился супругом, на деле мы как бы существовали сами по себе. Но шумных объяснений мы оба как бы по негласной договоренности избегали, опасаясь, видимо, что они могут кончиться разрывом. Мы жили рядом, но каждый двигался по своей собственной орбите, погруженный в собственные проблемы. Конечно, и Майкл любил меня, и я – его, но никто не мог поступиться своими личными целями и планами.
Каждое воскресное утро, пока Майкл предавался своему обычному занятию – чтению газетных новостей, я внимательнейшим образом изучала объявления в поисках своей американской мечты – загородного домика. Но мужу было необходимо, чтобы он располагался где-нибудь вблизи гор. Все мало-мальски подходящие объявления я брала на заметку и советовалась с ним.
– Как ты думаешь, этот вариант, не подойдет ли нам?
– Нет, – в его голосе слышалось безразличие.
– Но ведь я же еще и не прочитала?
– А мне уже не нравится, – капризничал он.
– Так тебе же ничего не нравится. – Майкл молча отложил газету.
– Я вообще не в восторге от твоей идеи затратить деньги на дом. Не нужен мне дом. Я хочу участок с гаражом, небольшую мастерскую. А всю остальную землю неплохо бы засадить всякими там овощами. Хочу сам обустраивать свое гнездо. Своими руками. А знаешь, может быть, мы лучше подкопим денег и обзаведемся настоящим домом?
– Да ведь нужной суммы нам и вовек не собрать! Да, наши сбережения растут, но ведь и цены на дома не стоят на месте. Послушай! Мы живем здесь уже пять лет. Признайся – ты ведь не хотел жить вместе со мной. И жениться на мне не собирался! Ведь я с самого начала не хотела снимать квартиру. Я хотела купить дом сразу! Ненавижу эти комнатушки. Устала от жизни здесь! Хочу жить там, где хоть смогу поклеить собственные обои.
– Послушай, что значат обои, если от вида из окна – тошнит?
– А чем тебя не устраивает наш пейзаж? – удивилась я.
– Не нравится – и все, – угрюмо подтвердил Майкл и мечтательно продолжал: – Представляешь, как было бы хорошо выглянуть из окна и увидеть океан или горы...
– Куплю тебе картину с горным хребтом, – пообещала я. – А ты вставь ее в оконную раму.
Он замолчал. «Ну, – думаю я, – заткнулся». Сейчас вперится в свою газету и будет дуться целый день. Но после паузы Майкл заговорил вновь, спокойно и отчетливо выговаривая каждое слово.
– Что держит тебя в этой квартире, почему нельзя бросить ее и пока есть время – попутешествовать, поездить по стране? Посмотреть, как живут люди в других местах. Вот я, например, хотел бы смотаться на Аляску... А знаешь, Фрэнни, давай махнем туда вместе!
– Но ведь это означало бы уход с работы? – возмутилась я.
– А почему бы и нет?
– Сейчас – это невозможно, – отрезала я. И как бы завершая дискуссию, надела колпачок на красный фломастер, которым обводила объявления. Но Майклу всего этого было мало.
– Если уж ты так твердо решила осесть здесь, тогда почему бы нам не задуматься о прибавлении в семействе? Как насчет ребятенка, а?
– Да, конечно, обязательно, – я прижала руки к груди. – Но не сейчас. Подумай, если родится ребенок – что я смогу себе позволить? Я хочу сказать, что ведь тогда мы не сможем себе ничего купить! Нет, сначала – дом, обставим его... Вот тогда – пожалуйста.
– Всякие там деревяшки тебе дороже, чем ребенок!
– Я только хотела сказать, что мы не можем позволить себе и то и это!
Майкл уставился на меня.
– Всегда хотел отправиться на Аляску. Я бы и поехал туда сразу после колледжа, но встретил тебя, и – остался.
– А сейчас ты намыливаешься туда уже из-за меня?
– Нет, ты здесь ни при чем.
– Но ведь в твоих планах как-то должно учитываться и мое существование, черт возьми, – взорвалась я. – Ведь мы муж и жена!
Вот и снова мы подошли к той опасной черте, после которой возврата к прежней жизни нет и быть не может. И вновь – отступили.
Я возобновила изучение раздела о продаже недвижимости, а Майкл уткнулся в чтение новостей.
В мае я сообщила ему, что собираюсь купить домик, и предложила ему стать моим компаньоном. А дня через два Майкл сообщил мне, что окончательно собрался ехать на Аляску, и позвал меня с собой. Но он знал, что если и отправится туда, то только один.
...Майкл вытирался огромным банным полотенцем, а я стояла спиной к нему и укладывала волосы. В большом зеркале мне отлично было видно его обнаженное тело – длинные волосатые ноги, могучую грудь и поджарые ягодицы... Год работы на свежем воздухе привел его в отличную форму!
– Никак не могу взять в толк – почему именно на Аляску? Почему именно туда? – в который раз спрашивала я.
– Поедем со мной – и поймешь. – Его ответ, как всегда, не грешил конкретностью.
– Это место, где надо бороться за выживание каждый день, – Майкл начал вылезать из ванны, переступая через борт босыми ногами, – а я знаю, как надо бороться!
– Но ведь ты не можешь заниматься чем угодно! Практически – любым делом! – возмутилась я.
Наверное, вид у меня был еще тот – Майкл встревоженно приблизился и прижал к себе. В зеркале я увидела наши отражения – он – красивый, возбужденный, я – в бигуди.
– Все это – ерунда.
По выходным дням мы ездили осматривать предлагаемые на продажу загородные домики... Заезжали мы и в магазины туристических принадлежностей – Майкл присматривал себе новую палатку. А по вечерам, сидя перед телевизором, мы обменивались планами на будущее.
– Не могу поверить, как люди могут жить в глуши, – размышляла я.
– Следует проверить машину, а то застрянешь на краю света с какой-нибудь пустячной поломкой, – говорил Майкл. – И обязательно надо прикупить фотопленки. И много...
Агентом по недвижимости у нас была Ванда.
И выглядела она как «типичная Ванда»: слишком много драгоценностей, чересчур пышная прическа, вызывающего тона помада. Она не приходилась мне родственницей, но нам ее рекомендовали как близкого семье человека. Как же! Сын соседки, тетушки Марлей, когда учился в школе, бегал на свидание к ее сестре.
Она развила кипучую деятельность. Рассылала запросы. Договаривалась для нас о возможности осмотреть дом. Но, как правило, к тому моменту, как мы появлялись рядом с вожделенной недвижимостью, она уже уплывала. Эти чертовы конкуренты вели себя непредсказуемо! Они предлагали много больше запрашиваемого – видимо, чтобы никто не смог покуситься на их лакомый кусок.
– Звучит как насмешка, – выговаривала я Ванде, когда стало известно, что очередной домик был продан буквально за десять минут до нашего появления. – Получается, что одно из самых важных решений в жизни нам приходится принимать, не имея даже времени на обдумывание!
– А вам и не нужно, – отвечала Ванда, размахивая рукой, на которой бряцали сразу три браслета. – Я же ваш агент. Поэтому вы должны мне доверять.
Всякий раз, когда мы приезжали осматривать дом, Майкл слонялся по комнатам, простукивая стены, а я все прикидывала – где бы лучше разместить диван. Ванда же, прыгая по дому, уговаривала: «Соглашайтесь! Соглашайтесь!»
Наконец мы нашли то, что искали: две спальни, две ванных. Дом стоял недалеко от дороги. Вполне удобно для того, кто не собирается тащиться на Аляску. В трех кварталах от нашего будущего жилища раскинулось озеро, а до кладбища – так вообще рукой подать.
Ванда просила доверять ей. И через три часа я подписала договор. Через две недели мучительного (для меня) ожидания мне дали кредит на покупку. В день, когда стало ясно, что сделка состоялась, я на радостях открыла бутылку вина. А Майкл, видимо, тоже на радостях, купил палатку.
Дела наши вел жених Мадлен, юный юрист Марти. Мы были у него первыми клиентами. Адвокатский экзамен он сдал лишь за неделю до этого, и пока мы с Майклом подписывали бумаги, страшно нервничал.
Через два дня Майкл бросил работу и целиком отдался ремонту. Начал он с обоев в кухне. Вечерами я распаковывала ящики с вещами, а муж занимался укладкой походного снаряжения. На пятилетний юбилей свадьбы я подарила ему отличную ветровку с капюшоном, а он мне – огромный букет нежно-розовых роз.
– Они прелестны, – искренне восхищалась я.
– Но очень колючие. У них шипы на стеблях, осторожнее.
– Хорошо.
– Посмотри на стебли.
Я посмотрела. На каждом из стеблей двух роз была укреплена крохотная бриллиантовая сережка.
– Откуда у тебя деньги? – Я не могла скрыть удивления.
– Подкопил немного. Тебе нравятся? – Он с надеждой посмотрел мне в глаза.
– Очень! – воскликнула я и помчалась в ванную примерять подарок.
– Когда я в магазине попросил продавщицу прикрепить сережки к цветам, ей эта идея очень понравилась. А тебе?
Я подумала, что бы сказала продавщица, узнав, что этот галантный муж решил смыться от своей нежно любимой жены на Аляску.
– Они мне очень нравятся, – сказала я, прижимаясь к его широкой груди. Улыбнулась и повторила: – Очень!
На следующий день Майкл отбыл на Аляску. Я же закончила распаковывать вещи, продала аквариум и ликвидировала всю имевшуюся там живность.
Мучаясь от бессонницы в новой огромной холодной кровати, я часто размышляла – как могло все это случиться? Но мне было легче отпустить Майкла на Аляску, чем оставаться безучастной свидетельницей его мучений. По крайней мере, я могла тешить себя картинами его одинокой борьбы с трудностями первобытной природы. Я представляла, как он мужественно прокладывает себе путь в снегах. Я видела, как он напевает, словно рабочий в каком-то старом фильме. Я представляла, как напрягаются от непосильного труда его могучие мускулы. Но вот чего я не могла себе представить – это как строят в действительности этот дурацкий трубопровод. Единственное, что я понимала отчетливо, так это то, что там очень тяжело. Но воображение постоянно рисовало мне живописнейшие картины дикой природы Севера и Майкла, отдыхающего вечером у костра в кругу друзей, тоскующего обо мне. Все это он должен был делать по традиции. Меня беспокоило следующее – я не знала, как долго он собирается там оставаться. А вдруг он решит обосноваться там навсегда? Но я убеждала себя, что он скоро вернется. Вернется здоровым, полным веры в себя. Таким, каким я увидела его в первый раз и полюбила.
Он вернется, и у нас все наладится.
Дважды в неделю мне приходилось выносить пытку обедом у родителей. В основном, естественно, мне приходилось отбиваться от их нападок по поводу моей семейной жизни и защищать Майкла.
– Он пишет? – выспрашивала мать.
– Напишет! – огрызалась я.
– Угу, – соглашалась она.
– Что значит «угу», – негодовала я. Она утратила всю свою лояльность по отношению к зятю. Ведь от нее в свое время тоже смылся муженек, и она никак не могла простить моему благоверному его убытия.
– А ничего. Просто – «угу», – отвечала она.
Рядом с нами обычно сидели Мадлен с женихом-юристом, погруженные в обсуждение своих брачных планов. А вот Билли был далеко – в колледже он стойко отстаивал свое право именоваться Вильямом.
– Попробуй грудинки, тебе станет легче, – сокрушалась мать.
– А мне и так неплохо, – сопротивлялась я.
– Как дом? – вежливо интересовалась Мадлен, стараясь одной рукой управиться с куском грудинки (вторая, похоже, путешествовала по бедру жениха).
– Прекрасно, – вежливо отвечала я. – Единственная проблема – до сих пор не могу решить, где повесить часы. В спальне они смотрелись бы лучше всего. Но тикают так, что жить невозможно!
– Да? – уже с большим интересом откликнулась сестра. – Спасибо, что предупредила. А то мы с Марти собирались купить точно такие же, но если так, то не стоит. Ведь, правда, Марти?
– Стоит обсудить этот вопрос попозже, – отвечал Марти, одной рукой придерживая грудинку, а второй – поглаживая попку своей избранницы.
– Передай, пожалуйста, кетчуп, – подал голос Поль.
– Что, мясо плохое? – забеспокоилась мать.
– Нормальное. Передай кетчуп.
– А знаешь, он ведь заглянул к нам перед отъездом, – сказала мама, вновь обращаясь ко мне.
– Кто?
– Майкл.
– Когда ехал на Север, – пояснил Поль, откручивая пробку бутылки с соусом.
– И что же он вам поведал?
– Сказал, что не может представить себе жизни без тебя, – грустно ответила мама.
– О! Как это романтично! – восхитилась Мадлен. – Правда, Марти?
– Да, очень романтично.
– Но, тем не менее, он уехал, – гнула свое мама.
– Мне кажется, что он хороший парень, – вступился за отсутствующего Марти.
– Он это говорил? – спросила я.
– Что? – удивилась мама.
– Жаль, что я его плохо знаю, – вклинился Марти.
– Что он уезжает.
– Забудь это, – посоветовал Поль, обильно сдабривая мясо кетчупом. – Это в нем еще кровь играет.
– Ты была с ним слишком мягка, – настаивала мама. – Никак не отреагировала, когда он бросил прекрасную работу и опять пошел учиться. И теперь, когда он опять бросил работу и поплелся черт знает куда. Я ведь беспокоюсь за тебя, – знаю, как это тяжело.
– Если тебе потребуется хороший адвокат, дай мне знать, – предложил Марти.
– Мне не тяжело, и я не грущу, – ответила им я, яростно вгрызаясь в мясо. – С чего бы это мне переживать? Майкл любит меня. Уехал он не из-за того, что в наших отношениях произошли изменения. Он вернется. Просто эта поездка была ему необходима.
– Ну и ну, – только и могла промолвить мама.
– Ну и ну, – вторил ей Поль, с удовлетворением разглядывая гору кетчупа на грудинке.
– А есть еще подливка к мясу? – поинтересовался Марти.
Поль передал ему бутылочку с кетчупом.
– Не волнуйся, – обратилась к жениху Мадлен. – Есть.
– Ты должна забыть его. Следует трезво смотреть на вещи, – подвел итог дискуссии Поль.
Так я перестала дважды в неделю питаться домашней грудинкой у своих родных.
Я никогда не жила одна. И вот однажды, когда я прикончила целую упаковку шоколадных пирожных, то обнаружила, что они и вполовину не так вкусны, как раньше. Размышляя над причинами этого феномена, я пришла к выводу, что все это от того, что никто не был свидетелем этого моего подвига. И я решила начать худеть. Редко ужинала. Оставалась на работе дольше необходимого – ведь идти-то было некуда. Дома меня ждала покраска ванной, поклейка моющихся обоев. Я стала писать длинные письма Пайпер, в которых описывала все свои героизмы. Она же в ответ присылала сухие отписки, оправдываясь, что научная работа отнимает все время. Все наши знакомые были уже в курсе, что мой благоверный отправился завоевывать Аляску. И каждый разговор на эту тему делал его отбытие все более и более реальным. И это обстоятельство стало так смущать меня, что было как-то неловко ходить с ними в кино или на вечеринки.
По ночам я спала отвратительно. Я чувствовала себя такой ничтожной и покинутой на нашем с Майклом супружеском ложе... Часами лежала, уставившись в потолок. Днем работа и домашние хлопоты ненадолго отрывали меня от этого омута мрачных мыслей. Днем все было хорошо. Но моя мать с ее отменно развитым шестым чувством стала появляться в моем доме с судками и принялась подкармливать меня. Как правило, в судках были фрикадельки и вермишель. Да, ее забота вроде бы успокаивала меня, но фрикадельки и вермишель она всегда готовила на поминках. Как-то раз мой давно сбежавший отец Джерри выдал с Канарских островов свой ежегодный звонок. Он обосновался там вместе со своей новой шоколадной женой-дочкой Синди. Я оповестила его о подвигах моего мужа и замолчала. Я не стала обсуждать с ним своей семейной жизни. В основном, слушала его бесконечные монологи. Но на этот раз он был поразительно краток.
– Это плохо, детка, – его приговор был окончательным.
Терпеть не могу, когда он зовет меня «деткой»!
– У моей тыквочки проблема, – пропел он за тысячи миль. Что ж, против «тыквочки» я не возражала. – Знаешь, я вот что тебе скажу, мы с Синди всегда вместе и все делаем вдвоем. С твоей матерью у меня все было по-другому. Каждый занимался своими делами. И единственным общим делом у нас были вы трое. Но если каждый занят своим, семейная жизнь разваливается, понимаешь? Какого черта он не взял тебя с собой? Если он тебя любит, он был обязан ехать вместе с тобой. Если ты отказалась отправиться вместе с ним, то почему ты это сделала? Какая жалость, что я не могу приехать и быть рядом с тобой! Если б мог, обязательно приехал, но, увы. Пожалуйста, передай привет сестре и брату. Они мне никогда строчки не черкнут, но я все равно их люблю. И, тыквочка моя, не забудь, что папа тебя очень и очень любит!
Наша супружеская жизнь представляла из себя обыденную рутину. И хоть каждый из нас числился супругом, на деле мы как бы существовали сами по себе. Но шумных объяснений мы оба как бы по негласной договоренности избегали, опасаясь, видимо, что они могут кончиться разрывом. Мы жили рядом, но каждый двигался по своей собственной орбите, погруженный в собственные проблемы. Конечно, и Майкл любил меня, и я – его, но никто не мог поступиться своими личными целями и планами.
Каждое воскресное утро, пока Майкл предавался своему обычному занятию – чтению газетных новостей, я внимательнейшим образом изучала объявления в поисках своей американской мечты – загородного домика. Но мужу было необходимо, чтобы он располагался где-нибудь вблизи гор. Все мало-мальски подходящие объявления я брала на заметку и советовалась с ним.
– Как ты думаешь, этот вариант, не подойдет ли нам?
– Нет, – в его голосе слышалось безразличие.
– Но ведь я же еще и не прочитала?
– А мне уже не нравится, – капризничал он.
– Так тебе же ничего не нравится. – Майкл молча отложил газету.
– Я вообще не в восторге от твоей идеи затратить деньги на дом. Не нужен мне дом. Я хочу участок с гаражом, небольшую мастерскую. А всю остальную землю неплохо бы засадить всякими там овощами. Хочу сам обустраивать свое гнездо. Своими руками. А знаешь, может быть, мы лучше подкопим денег и обзаведемся настоящим домом?
– Да ведь нужной суммы нам и вовек не собрать! Да, наши сбережения растут, но ведь и цены на дома не стоят на месте. Послушай! Мы живем здесь уже пять лет. Признайся – ты ведь не хотел жить вместе со мной. И жениться на мне не собирался! Ведь я с самого начала не хотела снимать квартиру. Я хотела купить дом сразу! Ненавижу эти комнатушки. Устала от жизни здесь! Хочу жить там, где хоть смогу поклеить собственные обои.
– Послушай, что значат обои, если от вида из окна – тошнит?
– А чем тебя не устраивает наш пейзаж? – удивилась я.
– Не нравится – и все, – угрюмо подтвердил Майкл и мечтательно продолжал: – Представляешь, как было бы хорошо выглянуть из окна и увидеть океан или горы...
– Куплю тебе картину с горным хребтом, – пообещала я. – А ты вставь ее в оконную раму.
Он замолчал. «Ну, – думаю я, – заткнулся». Сейчас вперится в свою газету и будет дуться целый день. Но после паузы Майкл заговорил вновь, спокойно и отчетливо выговаривая каждое слово.
– Что держит тебя в этой квартире, почему нельзя бросить ее и пока есть время – попутешествовать, поездить по стране? Посмотреть, как живут люди в других местах. Вот я, например, хотел бы смотаться на Аляску... А знаешь, Фрэнни, давай махнем туда вместе!
– Но ведь это означало бы уход с работы? – возмутилась я.
– А почему бы и нет?
– Сейчас – это невозможно, – отрезала я. И как бы завершая дискуссию, надела колпачок на красный фломастер, которым обводила объявления. Но Майклу всего этого было мало.
– Если уж ты так твердо решила осесть здесь, тогда почему бы нам не задуматься о прибавлении в семействе? Как насчет ребятенка, а?
– Да, конечно, обязательно, – я прижала руки к груди. – Но не сейчас. Подумай, если родится ребенок – что я смогу себе позволить? Я хочу сказать, что ведь тогда мы не сможем себе ничего купить! Нет, сначала – дом, обставим его... Вот тогда – пожалуйста.
– Всякие там деревяшки тебе дороже, чем ребенок!
– Я только хотела сказать, что мы не можем позволить себе и то и это!
Майкл уставился на меня.
– Всегда хотел отправиться на Аляску. Я бы и поехал туда сразу после колледжа, но встретил тебя, и – остался.
– А сейчас ты намыливаешься туда уже из-за меня?
– Нет, ты здесь ни при чем.
– Но ведь в твоих планах как-то должно учитываться и мое существование, черт возьми, – взорвалась я. – Ведь мы муж и жена!
Вот и снова мы подошли к той опасной черте, после которой возврата к прежней жизни нет и быть не может. И вновь – отступили.
Я возобновила изучение раздела о продаже недвижимости, а Майкл уткнулся в чтение новостей.
В мае я сообщила ему, что собираюсь купить домик, и предложила ему стать моим компаньоном. А дня через два Майкл сообщил мне, что окончательно собрался ехать на Аляску, и позвал меня с собой. Но он знал, что если и отправится туда, то только один.
...Майкл вытирался огромным банным полотенцем, а я стояла спиной к нему и укладывала волосы. В большом зеркале мне отлично было видно его обнаженное тело – длинные волосатые ноги, могучую грудь и поджарые ягодицы... Год работы на свежем воздухе привел его в отличную форму!
– Никак не могу взять в толк – почему именно на Аляску? Почему именно туда? – в который раз спрашивала я.
– Поедем со мной – и поймешь. – Его ответ, как всегда, не грешил конкретностью.
– Это место, где надо бороться за выживание каждый день, – Майкл начал вылезать из ванны, переступая через борт босыми ногами, – а я знаю, как надо бороться!
– Но ведь ты не можешь заниматься чем угодно! Практически – любым делом! – возмутилась я.
Наверное, вид у меня был еще тот – Майкл встревоженно приблизился и прижал к себе. В зеркале я увидела наши отражения – он – красивый, возбужденный, я – в бигуди.
– Все это – ерунда.
По выходным дням мы ездили осматривать предлагаемые на продажу загородные домики... Заезжали мы и в магазины туристических принадлежностей – Майкл присматривал себе новую палатку. А по вечерам, сидя перед телевизором, мы обменивались планами на будущее.
– Не могу поверить, как люди могут жить в глуши, – размышляла я.
– Следует проверить машину, а то застрянешь на краю света с какой-нибудь пустячной поломкой, – говорил Майкл. – И обязательно надо прикупить фотопленки. И много...
Агентом по недвижимости у нас была Ванда.
И выглядела она как «типичная Ванда»: слишком много драгоценностей, чересчур пышная прическа, вызывающего тона помада. Она не приходилась мне родственницей, но нам ее рекомендовали как близкого семье человека. Как же! Сын соседки, тетушки Марлей, когда учился в школе, бегал на свидание к ее сестре.
Она развила кипучую деятельность. Рассылала запросы. Договаривалась для нас о возможности осмотреть дом. Но, как правило, к тому моменту, как мы появлялись рядом с вожделенной недвижимостью, она уже уплывала. Эти чертовы конкуренты вели себя непредсказуемо! Они предлагали много больше запрашиваемого – видимо, чтобы никто не смог покуситься на их лакомый кусок.
– Звучит как насмешка, – выговаривала я Ванде, когда стало известно, что очередной домик был продан буквально за десять минут до нашего появления. – Получается, что одно из самых важных решений в жизни нам приходится принимать, не имея даже времени на обдумывание!
– А вам и не нужно, – отвечала Ванда, размахивая рукой, на которой бряцали сразу три браслета. – Я же ваш агент. Поэтому вы должны мне доверять.
Всякий раз, когда мы приезжали осматривать дом, Майкл слонялся по комнатам, простукивая стены, а я все прикидывала – где бы лучше разместить диван. Ванда же, прыгая по дому, уговаривала: «Соглашайтесь! Соглашайтесь!»
Наконец мы нашли то, что искали: две спальни, две ванных. Дом стоял недалеко от дороги. Вполне удобно для того, кто не собирается тащиться на Аляску. В трех кварталах от нашего будущего жилища раскинулось озеро, а до кладбища – так вообще рукой подать.
Ванда просила доверять ей. И через три часа я подписала договор. Через две недели мучительного (для меня) ожидания мне дали кредит на покупку. В день, когда стало ясно, что сделка состоялась, я на радостях открыла бутылку вина. А Майкл, видимо, тоже на радостях, купил палатку.
Дела наши вел жених Мадлен, юный юрист Марти. Мы были у него первыми клиентами. Адвокатский экзамен он сдал лишь за неделю до этого, и пока мы с Майклом подписывали бумаги, страшно нервничал.
Через два дня Майкл бросил работу и целиком отдался ремонту. Начал он с обоев в кухне. Вечерами я распаковывала ящики с вещами, а муж занимался укладкой походного снаряжения. На пятилетний юбилей свадьбы я подарила ему отличную ветровку с капюшоном, а он мне – огромный букет нежно-розовых роз.
– Они прелестны, – искренне восхищалась я.
– Но очень колючие. У них шипы на стеблях, осторожнее.
– Хорошо.
– Посмотри на стебли.
Я посмотрела. На каждом из стеблей двух роз была укреплена крохотная бриллиантовая сережка.
– Откуда у тебя деньги? – Я не могла скрыть удивления.
– Подкопил немного. Тебе нравятся? – Он с надеждой посмотрел мне в глаза.
– Очень! – воскликнула я и помчалась в ванную примерять подарок.
– Когда я в магазине попросил продавщицу прикрепить сережки к цветам, ей эта идея очень понравилась. А тебе?
Я подумала, что бы сказала продавщица, узнав, что этот галантный муж решил смыться от своей нежно любимой жены на Аляску.
– Они мне очень нравятся, – сказала я, прижимаясь к его широкой груди. Улыбнулась и повторила: – Очень!
На следующий день Майкл отбыл на Аляску. Я же закончила распаковывать вещи, продала аквариум и ликвидировала всю имевшуюся там живность.
Мучаясь от бессонницы в новой огромной холодной кровати, я часто размышляла – как могло все это случиться? Но мне было легче отпустить Майкла на Аляску, чем оставаться безучастной свидетельницей его мучений. По крайней мере, я могла тешить себя картинами его одинокой борьбы с трудностями первобытной природы. Я представляла, как он мужественно прокладывает себе путь в снегах. Я видела, как он напевает, словно рабочий в каком-то старом фильме. Я представляла, как напрягаются от непосильного труда его могучие мускулы. Но вот чего я не могла себе представить – это как строят в действительности этот дурацкий трубопровод. Единственное, что я понимала отчетливо, так это то, что там очень тяжело. Но воображение постоянно рисовало мне живописнейшие картины дикой природы Севера и Майкла, отдыхающего вечером у костра в кругу друзей, тоскующего обо мне. Все это он должен был делать по традиции. Меня беспокоило следующее – я не знала, как долго он собирается там оставаться. А вдруг он решит обосноваться там навсегда? Но я убеждала себя, что он скоро вернется. Вернется здоровым, полным веры в себя. Таким, каким я увидела его в первый раз и полюбила.
Он вернется, и у нас все наладится.
Дважды в неделю мне приходилось выносить пытку обедом у родителей. В основном, естественно, мне приходилось отбиваться от их нападок по поводу моей семейной жизни и защищать Майкла.
– Он пишет? – выспрашивала мать.
– Напишет! – огрызалась я.
– Угу, – соглашалась она.
– Что значит «угу», – негодовала я. Она утратила всю свою лояльность по отношению к зятю. Ведь от нее в свое время тоже смылся муженек, и она никак не могла простить моему благоверному его убытия.
– А ничего. Просто – «угу», – отвечала она.
Рядом с нами обычно сидели Мадлен с женихом-юристом, погруженные в обсуждение своих брачных планов. А вот Билли был далеко – в колледже он стойко отстаивал свое право именоваться Вильямом.
– Попробуй грудинки, тебе станет легче, – сокрушалась мать.
– А мне и так неплохо, – сопротивлялась я.
– Как дом? – вежливо интересовалась Мадлен, стараясь одной рукой управиться с куском грудинки (вторая, похоже, путешествовала по бедру жениха).
– Прекрасно, – вежливо отвечала я. – Единственная проблема – до сих пор не могу решить, где повесить часы. В спальне они смотрелись бы лучше всего. Но тикают так, что жить невозможно!
– Да? – уже с большим интересом откликнулась сестра. – Спасибо, что предупредила. А то мы с Марти собирались купить точно такие же, но если так, то не стоит. Ведь, правда, Марти?
– Стоит обсудить этот вопрос попозже, – отвечал Марти, одной рукой придерживая грудинку, а второй – поглаживая попку своей избранницы.
– Передай, пожалуйста, кетчуп, – подал голос Поль.
– Что, мясо плохое? – забеспокоилась мать.
– Нормальное. Передай кетчуп.
– А знаешь, он ведь заглянул к нам перед отъездом, – сказала мама, вновь обращаясь ко мне.
– Кто?
– Майкл.
– Когда ехал на Север, – пояснил Поль, откручивая пробку бутылки с соусом.
– И что же он вам поведал?
– Сказал, что не может представить себе жизни без тебя, – грустно ответила мама.
– О! Как это романтично! – восхитилась Мадлен. – Правда, Марти?
– Да, очень романтично.
– Но, тем не менее, он уехал, – гнула свое мама.
– Мне кажется, что он хороший парень, – вступился за отсутствующего Марти.
– Он это говорил? – спросила я.
– Что? – удивилась мама.
– Жаль, что я его плохо знаю, – вклинился Марти.
– Что он уезжает.
– Забудь это, – посоветовал Поль, обильно сдабривая мясо кетчупом. – Это в нем еще кровь играет.
– Ты была с ним слишком мягка, – настаивала мама. – Никак не отреагировала, когда он бросил прекрасную работу и опять пошел учиться. И теперь, когда он опять бросил работу и поплелся черт знает куда. Я ведь беспокоюсь за тебя, – знаю, как это тяжело.
– Если тебе потребуется хороший адвокат, дай мне знать, – предложил Марти.
– Мне не тяжело, и я не грущу, – ответила им я, яростно вгрызаясь в мясо. – С чего бы это мне переживать? Майкл любит меня. Уехал он не из-за того, что в наших отношениях произошли изменения. Он вернется. Просто эта поездка была ему необходима.
– Ну и ну, – только и могла промолвить мама.
– Ну и ну, – вторил ей Поль, с удовлетворением разглядывая гору кетчупа на грудинке.
– А есть еще подливка к мясу? – поинтересовался Марти.
Поль передал ему бутылочку с кетчупом.
– Не волнуйся, – обратилась к жениху Мадлен. – Есть.
– Ты должна забыть его. Следует трезво смотреть на вещи, – подвел итог дискуссии Поль.
Так я перестала дважды в неделю питаться домашней грудинкой у своих родных.
Я никогда не жила одна. И вот однажды, когда я прикончила целую упаковку шоколадных пирожных, то обнаружила, что они и вполовину не так вкусны, как раньше. Размышляя над причинами этого феномена, я пришла к выводу, что все это от того, что никто не был свидетелем этого моего подвига. И я решила начать худеть. Редко ужинала. Оставалась на работе дольше необходимого – ведь идти-то было некуда. Дома меня ждала покраска ванной, поклейка моющихся обоев. Я стала писать длинные письма Пайпер, в которых описывала все свои героизмы. Она же в ответ присылала сухие отписки, оправдываясь, что научная работа отнимает все время. Все наши знакомые были уже в курсе, что мой благоверный отправился завоевывать Аляску. И каждый разговор на эту тему делал его отбытие все более и более реальным. И это обстоятельство стало так смущать меня, что было как-то неловко ходить с ними в кино или на вечеринки.
По ночам я спала отвратительно. Я чувствовала себя такой ничтожной и покинутой на нашем с Майклом супружеском ложе... Часами лежала, уставившись в потолок. Днем работа и домашние хлопоты ненадолго отрывали меня от этого омута мрачных мыслей. Днем все было хорошо. Но моя мать с ее отменно развитым шестым чувством стала появляться в моем доме с судками и принялась подкармливать меня. Как правило, в судках были фрикадельки и вермишель. Да, ее забота вроде бы успокаивала меня, но фрикадельки и вермишель она всегда готовила на поминках. Как-то раз мой давно сбежавший отец Джерри выдал с Канарских островов свой ежегодный звонок. Он обосновался там вместе со своей новой шоколадной женой-дочкой Синди. Я оповестила его о подвигах моего мужа и замолчала. Я не стала обсуждать с ним своей семейной жизни. В основном, слушала его бесконечные монологи. Но на этот раз он был поразительно краток.
– Это плохо, детка, – его приговор был окончательным.
Терпеть не могу, когда он зовет меня «деткой»!
– У моей тыквочки проблема, – пропел он за тысячи миль. Что ж, против «тыквочки» я не возражала. – Знаешь, я вот что тебе скажу, мы с Синди всегда вместе и все делаем вдвоем. С твоей матерью у меня все было по-другому. Каждый занимался своими делами. И единственным общим делом у нас были вы трое. Но если каждый занят своим, семейная жизнь разваливается, понимаешь? Какого черта он не взял тебя с собой? Если он тебя любит, он был обязан ехать вместе с тобой. Если ты отказалась отправиться вместе с ним, то почему ты это сделала? Какая жалость, что я не могу приехать и быть рядом с тобой! Если б мог, обязательно приехал, но, увы. Пожалуйста, передай привет сестре и брату. Они мне никогда строчки не черкнут, но я все равно их люблю. И, тыквочка моя, не забудь, что папа тебя очень и очень любит!