Юденич Марина. Welcome to Трансильвания

   Нельзя сказать, чтобы она сильно напугала горожан, напротив — любопытствующие немедленно обшарили развалины, могилу нашли. И успокоились.
   Вот и все, что поведал случайный прохожий репортеру Гурскому.
   Да еще посоветовал поторопиться — близился вечер. Ночью же на развалинах уж точно делать было нечего. Кромешная тьма окутывала руины. Ни огонька, ни одинокого фонаря. Ночи к тому же на ту пору стояли безлунные.
   Приезжий поблагодарил сдержанно и зашагал торопливо.
   Больше репортера Гурского никто в Лесавуче не видел.
   По крайней мере живым.
   Тело его обнаружили подростки, не первый раз, как выяснилось, штурмовавшие размытый склеп в поисках графских сокровищ.
   Искали, впрочем, достаточно вяло.
   Время от времени.
   Когда делать больше было нечего, погода стояла подходящая, а настроение складывалось соответствующее.
   Случилось это спустя три дня после того, как Гурский появился в Лесавуче.
   Впрочем, по данным следствия, убили его в первый же день.
   Способ, которым было совершено убийство, неприятно удивил местных полицейских.
   Но не потряс.
   В криминальной хронике последних месяцев подобное варварство упоминалось не раз — артерия на шее жертвы была аккуратно надрезана. После чего тело полностью обескровлено.
   Совершенно необъяснимым образом.
   Впрочем, на памяти черновицких сыщиков было еще и дело «путиловского вампира».
   Последнее обстоятельство навевало предположения несколько странные.
   А пожалуй что и страшные.

Первые впечатления

 
   — Черт побери, это просто Рим какой-то! Четвертый, что ли?
   Изумление лорда Джулиана — как и все эмоции, если его светлость решал дать им волю, — было бурным.
   Едва выйдя из машины, он остановился как вкопанный.
   Вид при этом имел довольно обескураженный.
   Или уж по меньшей мере изумленный.
   Возглас дополнил картину — лорд Джулинан был поражен.
   Впрочем, основания имелись.
   Широкий проспект, открывшийся его взору, буквально источал державное величие, достойное, по меткому замечанию изумленного лорда, античного размаха и роскоши.
   Очень широкий, он был разделен пополам густым тенистым бульваром, по обе стороны которого тянулись прямые, как стрелы, ухоженные магистрали.
   Тоже довольно широкие.
   Их, в свою очередь, обрамляла вереница помпезных зданий.
   Все они были совершенно одинаковыми, тянулись безупречно прямой, без малейшего зазора, шеренгой, похожие на строй солдат, замерших по команде «смирно».
   Нехитрый вроде бы архитектурный прием усиливал тем не менее, впечатление монолитной мощи и величия.
   Однако проспект с монументальными домами-братьями был всего лишь прелюдией.
   Неожиданно он обрывался, упираясь в зеленый холм, не очень высокий, но все же достаточно возвышенный над местностью, чтобы породить ощущение обители богов.
   Или существ как минимум богоподобных.
   На холме — в строгом соответствии с древними имперскими традициями — высилось огромное сооружение из белого камня с колоннами, могущее быть исключительно дворцом или храмом.
   Закатное солнце заливало пространство мягким золотисто-розовым сиянием.
   И этот случайный вроде бы, преходящий штрих органично довершал картину.
   Пейзаж был совершенно ирреальным.
   Только чудо могло переместить его в начало третьего тысячелетия.
   Откуда-то из глубины веков.
   Вне всякого сомнения.
   — Сейчас это называют сталинским ампиром. Но наш диктатор намного превзошел русских — такого вы не увидите даже в Москве.
   В аэропорту их встретил помощник одного из членов румынского правительства, знакомого, как выяснилось, с лордом Джулианом.
   Возможно, он принадлежал к когорте «благодарных» — разных людей, которым в разное время сэр Энтони оказал разные, однако жизненно необходимые услуги. И ничего не попросил взамен, получив тем самым незыблемое право в нужный момент обратиться с просьбой. Впрочем, надо отдать должное его светлости — правом этим он никогда не злоупотреблял, к тому же просьбы, как правило, были не слишком обременительными.
   Очевидно, молодому чиновнику не раз приходилось сопровождать в правительственный центр Бухареста гостей: реакция вновь прибывших была хорошо изучена и даже отработан своеобразный ритуал.
   Некоторое время он молча наблюдал за гостями, дожидаясь, когда они переполнятся эмоциями до краев, потом — выплеснут их до последней капли, и лишь потом переходил к пояснениям.
   Так выходило интереснее.
   Теперь время пришло.
   — Этот архитектурный комплекс был воздвигнут сразу же после войны, чтобы никому в голову не пришло усомниться: коммунисты пришли всерьез и надолго. К тому же ребята они серьезные.
   — Да уж. В Москве действительно даже не пытались изобразить ничего похожего. Знаменитые «высотки» кажутся Iтеперь просто скромными бунгало. Но что здесь размещалось? Официальные партийные резиденции?
   — В первую очередь, разумеется. Офисы министерств, . других учреждений. Но и жилые дома тоже. Они предпочитали работать и жить в своем мире. Школы для их детей. Их магазины. Больницы, поликлиники. Все было здесь.
   — Ну а там, на холме…
   — Разумеется. Там был Он. То есть официально там размещались центральный комитет партии и марионеточный парламент. Но главным, конечно же, была Его резиденция. Не единственная, как вы понимаете. Но основная. По праздникам сюда пускали демос — отдельных, хорошо проверенных представителей, — они шли нарядными колоннами и приветствовали вождей.
   — Заодно проникаясь ощущением их величия. Это ведь здорово влияет на психику, а, Полли?
   — Более чем. Здесь соблюдены все правила и пропорции. Что говорить, диктаторы — и наши, коммунистические, и фашистские, в Германии — владели некоторыми основами древних культов. Обработка массового сознания велась со знанием дела.
   — Ну а теперь? Что же здесь теперь?
   — Да то же самое — правительственные учреждения, резиденция президента, парламент, квартиры крупных чиновников, их офисы.
   Лорд Джулиан коротко хмыкнул.
   — Ничего смешного, ваша светлость, еще Ленин, кажется, заметил, что главный вопрос всех революций — вопрос о власти. А уж он-то знал толк в революциях, вернее, в том, что именно следует хватать в первую очередь. Ну а резиденции — это ведь составляющая власти. Если не символ. К тому же — такие.
   — Господи, Стив, я думал, по-русски ты читаешь только Пушкина. И все подобное — возвышенное. Но — Ленин?!
   — Я много читаю.
   Дискуссию об основах ленинизма, за которой не без любопытства наблюдал молодой румын, однако, пришлось свернуть.
   Следуя за провожатым, они оказались в торжественном мраморном вестибюле одного из зданий-близнецов, и очень скоро лорд Джулиан был заключен в крепкие и вроде довольно искренние объятия немолодого смуглого крепыша с пышной смоляной шевелюрой, заметно отливающей серебром.
   Предложение немедленно отобедать было вежливо отклонено, что заметно огорчило хозяина.
   Впрочем, к чаю и кофе была подана такая «легкая закуска», что мысль пообедать в ближайшие часы, в принципе, не могла прийти в голову.
   Разговор тем не менее плавно влился в нужное русло.
   Потребовалось не так уж много времени, чтобы поделиться с хозяином кабинета информацией, которой обладали гости, и попросить о помощи, на которую рассчитывали.
   — История любопытная. — Он задумчиво вертел в руках пустую кофейную чашку, словно собираясь гадать на кофейной гуще. — Не скажу, что я совершенно не в курсе инцидента с гибелью немецкой экспедиции, убийством профессора Брасова и еще несколькими преступлениями, которые, насколько известно, объединены в одно дело, хотя, как вы понимаете, это совсем не моя епархия. Однако с информацией, которой располагают наши органы, проблем не будет. Доступ вы получите. Равно как и возможность посетить Трансильванию. Но сама постановка вопроса… Насколько я понимаю, вы все же склоняетесь к тому, чтобы связать произошедшее с именем Влада Дракулы.
   — С именем. Это вы чрезвычайно точно заметили, ваше превосходительство.
   Полина смутно представляла, какую именно должность занимает их собеседник.
   Знакомясь, он назвал только имя.
   Накануне лорд Джулиан, правда, мельком и довольно невнятно, упоминал вроде бы министерский портфель своего румынского знакомца.
   Поколебавшись, она вспомнила кашу, которую невозможно испортить маслом.
   И пришла к выводу, что это именно тот случай.
   Похоже — справедливо.
   Он взглянул на нее чрезвычайно внимательно, дружески улыбаясь.
   Продолжать можно было смело.
   — С именем. Но ни в коем случае ни с какими легендами и домыслами в паранормальном, так сказать, толковании. Вы согласны с такой позицией?
   — С такой — полностью. Откровенно говоря, я был несколько обескуражен — серьезные люди, и вдруг… Понимаете, у нас здесь немало охотников напустить мистического тумана. Разумеется, ходят всевозможные легенды, в том числе самые дикие. Якобы разбуженный кем-то или чем-то — причины называют разные, от прошлогоднего наводнения до раскопок, которые вели эти немцы, — Дракула восстал из могилы и, что называется, взялся за старое… Не думаю, чтобы вы пошли по этому пути.
   — Нет, дружище, разумеется, нет. Неужели мы похожи на идиотов?
   — Совсем не похожи. Теперь я спокоен, к тому же госпожа Вронская очень точно сформулировала вашу позицию. Повторяю, она совпадает с моей. И вообще — с позицией нашего правительства. Именно правительства. Я не оговорился. Дело тут, видите ли, в том, что личность Влада Пронзателя для нашей страны — больше, чем просто исторический персонаж. Больше даже, чем просто национальный герой. Поймите, друзья мои, Владислав Третий — наша гордость и наша боль. Вот какова проблема. Здесь есть один нюанс, и я поступлю нечестно по отношению к вам, не раскрыв карты полностью. К тому же вы наверняка столкнетесь с этой проблемой сами. И тогда помянете меня недобрым словом. Лучше уж сразу и сам. Правду и только правду, как на самом высоком суде. Видите ли, господа, в сегодняшней Румынии отношение к Владу Дракуле складывается, как бы это выразить поточнее, из двух составляющих… Одна — в сердце каждого румына — это гордость, почтение, любовь, не побоюсь этого слова. Другая…
   — В кошельке или в государственном бюджете. Я правильно понимаю, ваше превосходительство?
   — Снимаю шляпу, мадам. Именно так. Полностью придуманный этим чертовым романистом Дракула оказался, как ни парадоксально, категорией экономической. В мире не ослабевает интерес к этому монстру. Туристы хотят подробностей. Ежегодно — представьте себе! — ежегодно сотни одержимых съезжаются в Сигишоару, Тырговиште, штурмуют Снаговский монастырь. Последние два года — того больше! — они проводят Всемирные конгрессы Дракулы. Собираются на одном из трансильванских курортов в горах и… черт знает чем там занимаются. В том смысле, что просто сходят с ума — устраивают шабаши на кладбищах, орут, пугают прохожих, перепиваются, разумеется, вдрызг. Но ничего серьезного из области криминала до сих пор замечено не было. Не обходилось, конечно, без наркотиков, порнографии, была пара-тройка серьезных потасовок с кровопусканием. Разумеется, наши не упускают случая заработать на этих сборищах. И зарабатывают очень даже недурственно. Сувениры на любой вкус и кошелек, маски, плащи, напитки в соответствующей упаковке и все такое прочее. Однако, так сказать, на местном уровне. Но и мы, поймите правильно, госпожа Вронская снова попала в точку, упомянув государственный бюджет, — мы на республиканском уровне не можем игнорировать это обстоятельство. А если уж говорить честно — эти деньги. Живая, между прочим, валюта. Как быть?
   — Я читала, планируется открыть «Дракулэнд» — парк развлечений, не так ли?
   — Так. Этим занимается министерство туризма — не завидую ребятам. Как совместить несовместимое: героя и вымышленного упыря? Однако это — в перспективе. Надеюсь, не слишком близкой. По крайней мере наши знатоки проблемы никак не могут договориться, где именно надлежит строить заведение. Но уже существует гостиница «Каста Дракула», разработаны и очень популярны, особенно в Хэллоуин, туристические маршруты… Да много чего навыдумывали, что тут скрывать! Ученые только за голову хватаются. Но кто их слушает, когда речь идет о финансах?
   — Серия последних преступлений не может быть связана с конкуренцией на этом рынке?
   — Такая версия существует, насколько мне известно. Не слышал, правда, чтобы у нее были серьезные основания.
   — А попытки наиболее фанатичных поклонников Дракулы-героя остановить, так сказать, распродажу национальной гордости?
   — И такой вариант не сбрасываем со счетов. Но — увы! — Результаты те же.
   К тому же ни у кого из «фанатичных поклонников Дракулы-героя», как вы изволили выразиться, не поднялась бы Рука на профессора Брасова. Это был один из самых убежденных и последовательных сторонников «героической версии». Его убили в Сигишоаре. Тем же способом, что и немцев. То есть пытаясь свалить преступление на самого Дракулу.
   — К чему же более всего склоняются ваши криминалисты?
   — Большинство полагают, что это дело рук какой-то секты. Возможно, исповедующей культ Дракулы-вампира. Но это — опять же — только версия. Почти полгода — и ни одного подозреваемого. Так не бывает! Впрочем, я обещал организовать для вас необходимые встречи — разумеется, и со следственной бригадой, ведущей дело. Они, кстати, работают в контакте с соседями, я имею в виду Молдову — последнее время там происходит нечто похожее, возможно, действуют одни и те же подонки.
   — Возможно. Но я бы не исключила и цепную реакцию.
   — Не мне судить, мадам.
   Они говорили еще некоторое время.
   Потом хозяин кабинета звонил разным людям, организуя обещанные встречи и поездку гостей в Трансильванию.
   Это было максимум, что мог он сделать для лорда Джулиана и его друзей.
   Они, собственно, и не просили большего.
   На улице, возле торжественного подъезда, предупредительный помощник галантно распахнул перед Полиной дверцу автомобиля.
   Она, однако, несколько замешкалась, пытаясь разглядеть что-то в пышной зелени бульвара, разделявшего магистраль.
   — Что это вы так залюбовались местной флорой?
   Стив задал свой вопрос, когда машина уже тронулась.
   — Там промелькнула одна личность.
   — Знакомая?
   — Не мне. Полагаю, он скоро даст о себе знать. Если, конечно, я не ошиблась и это действительно был он.
   — По-моему, Полли, вы говорите загадками.
   — Простите, Энтони, я всего лишь отвечала на вопрос Стива. Что же касается личности — это был, как мне показалось, помощник покойного доктора Брасова. Ой, кстати,
   Встречал вашего несчастного друга в аэропорту и потом был его добровольным гидом и переводчиком, за что удостоен довольно красочного описания в дневнике.
   — Настолько красочного, что вы узнали его, увидев мельком, к тому же на изрядном расстоянии?
   — Я же сказала, что могу ошибаться. Но должна заметить, герцог Текский обладал некоторым литературным даром. Это раз. Второе. Этот сегодняшний молодой человек просто стоял и рассматривал нас в упор, хотя, полагаю, несмотря на смену режима, бульвар вряд ли стал любимым местом прогулок праздных горожан.
   — Это верно. Мне, откровенно говоря, показалось, что проспект вообще девственно пуст. Впрочем, тот, о ком вы говорите, мог оказаться совершенно не праздным горожанином. Понимаете, кого я имею в виду? В таком случае ему просто по должности полагается стоять и смотреть.
   — Что же касается молодого человека — не спорьте, друзья мои. Секретаря доктора Брасова в любом случае разыскать придется. Тогда все и прояснится.
   Машина тем временем остановилась.
   Отель «Бухарест» внешне казался типичной гостиницей эпохи «победившего социализма» — высокая стеклянная башня, как две капли воды похожая на здание знаменитой московской гостиницы «Интурист».
   Было некогда такое приметное заведение на бывшей улице Горького в Москве.

Тайны поенарской принцессы

 
   Две прописные и в общем-то довольно тривиальные истины вертелись в голове Костаса.
   Первая — преступник всегда возвращается на место преступления.
   Вторая — преступник всегда оставляет следы.
   С таким же успехом крутиться мог какой-нибудь примитивный мотивчик.
   Ибо никаких выводов и последствий обе мыслишки за собой не влекли.
   Костасу не было страшно.
   Сосало противно под ложечкой — это так.
   И никак нельзя было утверждать, что он направляется к поенарским развалинам с радостным нетерпением.
   Разумеется, нет.
   Лучше бы никогда больше не бродить в этих местах.
   Но страха — парализующего, удушливого, знакомого, увы, по недавнему прошлому — не было.
   Однако он понятия не имел, что именно станет искать.
   Разумеется, кроме пропавшего черепа, находившегося уже очень далеко от развалин рокового замка.
   В этом Костас Катакаподис отчего-то был совершенно уверен.
   Делать в Поенари, таким образом, было совершенно нечего.
   Но — шел.
   Уверенно.
   И довольно быстро.
   Солнце палило вовсю, когда достиг он подножия холма.
   И вообще все здесь было, как прежде, когда они, все семеро, не всегда, разумеется, весело и дружно, но вполне сносно обитали на пыльных развалинах.
   Впрочем, так, надо полагать, здесь было всегда — лет как минимум триста.
   Целую вечность.
   Ноги еще не забыли знакомой узкой тропы, ведущей наверх, к развалинам замка.
   Он поднимался быстро, легко перепрыгивая с уступа на уступ, и скоро достиг вершины, сразу же ощутив в знойной тишине дыхание прохлады, которую почему-то неизменно источают старинные каменные строения.
   Груды камней — все, что осталось от неприступной некогда крепостной стены — местами были довольно высоки, и карабкаться по ним было не так-то просто, но Костас хорошо знал, где и как обойти завалы.
   Несколько шагов в сторону, в заросли кустарника — и проникнуть на территорию крепости можно было почти беспрепятственно. Возможно, объяснил как-то покойный доктор Эрхард, это были именно те участки крепостной стены, которые приняли на себя первые удары турок.
   «Теперь, однако, это уже не имеет никакого значения, — неожиданно подумал Костас. — Вряд ли кто-нибудь в ближайшее время займется историей Поенарского замка. А может, как раз наоборот…»
   Мысль была случайной, он так и не завершил ее.
   Оглядываясь по сторонам, думал о другом, более близком и волнующем.
   Ничто внутри разрушенной крепости не напоминало о погибшей экспедиции.
   Ничто.
   Словно никто никогда не стоял здесь лагерем, не жег костров, не разбивал походных лабораторий, медицинских пунктов и станций связи.
   И… не умирал страшной, необъяснимой смертью.
   Все было убрано так аккуратно и одновременно незаметно, что казалось — нога человека не касалась этих камней с того дня, как лютые янычары, сделав свое черное дело, покидали пепелище.
   «Местные власти наверняка постарались. — Поначалу Костас разозлился, но быстро остыл. — Все правильно. Зачем пугать народ? Какие-никакие, но все же забредают туристы. И вообще…»
   Уборка была проведена столь тщательно, что он потратил немало времени на поиски лаза, ведущего в подземелье.
   Того самого, что долго, с истинно немецкой аккуратностью — не приведи Бог повредить какой-нибудь ценный экспонат — разбирали два немногословных студента. Похожие, как братья, крепыши, воспитанники доктора Эрхарда, они неукоснительно следовали его инструкциям: едва ли не каждый камень выковыривали из завала руками, в кровь сдирая костяшки пальцев.
   Позже выяснилось — не напрасно.
   Или как раз наоборот — совершенно напрасно?
   Но как бы там ни было, именно тот лаз привел их к тайнику с проклятым черепом.
   Когда последний раз он спускался туда? Давно.
   Он помнил: это было за пару дней до того, как обнаружился тайник с черепом.
   Все были еще живы и надеялись.
   Не слишком пламенной, правда, была эта надежда — как-никак три месяца кропотливой работы истрачены были впустую.
   Особых сюрпризов, пожалуй, не ждал уже никто.
   Разве что сам доктор Эрхард.
   Размышляя, Костас без особых проблем, аккуратно сполз по узкому колодцу лаза.
   Ощущение было не слишком приятным, густая пыль немедленно набилась в нос — дышать стало трудно. Глаза он зажмурил — и потому лишен был возможности видеть, но самым неприятным, пожалуй, было отсутствие какой-либо опоры под ногами.
   Однако лаз был неглубоким, все кончилось довольно быстро.
   Под ногами была теперь надежная твердь каменного настила, пыльное облако рассеялось, как по мановению волшебной палочки. А дышалось в подземелье, надо сказать, довольно легко — воздух был прохладным, но совершенно сухим, без примеси отвратительного запаха гнили, тем паче — тления, и даже болотного дыхания подземных вод. Ничего этого не было в подземелье замка — похоже, те, кто строил крепость, точно знали, в каком именно месте следует это делать.
   Некоторое время он стоял, не двигаясь и стараясь даже не дышать — чутко, как зверь, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Глаза уже кое-что различали в темном пространстве.
   Но ничто не предупреждало об опасности.
   Ни звука.
   Ни мимолетного движения.
   Мертвое подземное царство. Напрочь лишенное обитателей.
   Костас включил фонарик.
   Каменные своды подземелья снова, как и в первый раз, поразили его своей основательной монументальностью. Массивные граненые колонны заметно расширялись кверху, напоминая вековые деревья с раскидистыми могучими кронами. Мощью своей они поддерживали свод огромного зала, продолженного анфиладой убегающих в разные стороны коридоров.
   Сверху давно уже не было почти ничего — груды камней и фрагменты мощных стен, но здесь, глубоко под землей, все сохранилось почти в первозданном виде.
   Надо полагать, путей, ведущих в подземелье крепости, было не так уж много, и уж тем более немного было людей, которым известно было про те потаенные лазы. К тому же, покидая крепость, защитники завалили их так ловко, что дотошной экспедиции доктора Эрхарда, вооруженной едва ли самой новомодной техникой, потребовалось несколько месяцев, чтобы обнаружить один лаз.
   Только один.
   Второй «рассекретил» явившийся в полночь журналист.
   А ведь наверняка были и другие.
   Однако каждый коридор, убегающий из подземного зала, был также завален, если не замурован.
   Тайник с драгоценным черепом, однако, обнаружен был непосредственно в зале, в основании одной из колонн.
   Впрочем, эту загадку доктор Эрхард разгадал почти сразу — крепость, со всеми своими тайными лазами и схоронами, строилась при жизни грозного Дракулы и, вероятнее всего, под его личным руководством. Злополучный череп от чужих злобных, жаждущих мести рук прятал совсем другой человек. Возможно, один, не имеющий помощников. Возможно к тому же — доктор Эрхард склонялся к этой гипотезе, — это была женщина. Что ж, в этом случае она сделала и так слишком много.
   Значит, очень уж дорог был ей тот, чьи останки спасала она в подземелье.
   Костас вспомнил о поенарской принцессе.
   Но тут же отверг эту мысль — нет, не она.
   Ибо к тому времени, как голова рыцаря Дракона была отсечена от его тела, она, невенчанная жена его, уже покинула этот мир.
   Если только не призрак ее восстал из бурных вод Арджеша.
   Луч фонарика метнулся по темным каменным сводам — рука Костаса дрогнула.
   Однако еще одна мысль, мелькнувшая в сознании, вроде бы отогнала страх.
   Портрет.
   Если историю с портретом, конечно, не придумала бойкая трактирщица, он должен быть где-то здесь.
   И подступиться к нему, по идее, можно, не прилагая больших усилий. Ведь удалось это Льяне, не хрупкой, правда, но все же женщине.
   Стены центрального, как полагали ученые, зала и поверхность колонн за три месяца были исследованы более чем тщательно. Даже в ультракрасных лучах и с прочими хитростями.
   И портрет? Вряд ли они пропустили бы такую находку.
   Оставались коридоры.
   Числом семь, разной ширины и протяженности, в том смысле, что некоторые были замурованы уже в самом начале. Другие тянулись несколько метров — и только потом на пути возникал мощный каменный завал.
   С какого начать?
   Не обладая достаточной информацией, Костас решил довериться собственной интуиции.
   Для чистоты эксперимента он даже крутанулся вокруг себя, словно исполняя неведомый ритуальный танец, и замер в тот момент, когда почувствовал головокружение.
   «Не хватало только растянуться на ровном месте. Разбить голову о какую-нибудь каменюку и остаться здесь навсегда. Хранителем сокровищ незабвенного графа Дракулы. Ох, простите, ваша светлость, герцога, конечно же, герцога…»
   Интуиция подвела.
   Он безуспешно обследовал уже третий коридор и подумывал о том, чтобы продолжить работу завтра.
   И даже о том подумывал, зачем, собственно, дался ему этот таинственный портрет?
   Череп требовал от него грозный работодатель.
   Вкупе с теми, кто не побоялся пролить столько невинной крови ради древних костей.
   И более — ничего.
   Однако родилось и окрепло в душе какое-то странное, тупое упрямство.
   Медленно шарил яркий луч фонарика по каменным сводам, пядь за пядью исследуя шероховатую поверхность, пока не натыкался на глухое препятствие завала.
   Но и его осматривал с не меньшим упорством.