Юденич Марина. Welcome to Трансильвания

   — На вас нет шляпы, лорд Джулиан.
   — Фигурально. Разумеется, фигурально, дорогуша!
   — К тому же я не очень понял, какую именно из моих затей вы имели в виду. Речь шла о моем решении организовать и поставить на индустриальную основу клонирование 'человеческих особей? Кстати, вопреки воле большинства государств, а вернее — их правительств. Или — о малой составляющей всего проекта: попытке раздобыть знаменитый череп — а хорошо бы все останки — печально знаменитого графа Дракулы? То есть — прошу прощения! — недавно я выяснил, что этот господин было много знатнее. Полагаю, для вашей светлости это немаловажно?
   — Это действительно немаловажное обстоятельство. Но почему же только для моей светлости, старина? Любого образованного человека, на мой взгляд, должна раздражать историческая небрежность.
   — Возможно. Однако мы уже сошлись на том, что я чертовски дурно образован.
   — По-моему, вопрос стоял несколько иначе: речь шла о моем образовании — не стану скромничать! — вполне приличном.
   — Пусть так. Но вы не ответили на мой вопрос.
   — Я помню. Видите ли, друг мой, клонирование себе подобных — пусть об этом изрядно шумят нынче — почти не занимало меня. До сей поры. Откровенно говоря, я даже не знал о том, что вы имеете отношение к этой затее.
   — В некотором смысле, лорд, это, собственно, моя затея, и странно…
   Он оборвал фразу, не закончив.
   Едва различимая насмешка скользнула в бездонной темени глаз лорда Джулиана.
   Но и этого было достаточно.
   Ахмад Камаль понял, что угодил в ловко расставленную ловушку, обнажив при этом самое уязвимое место своей души — непомерное, ненасытное тщеславие.
   Любимый порок сатаны, если верить философам.
   Но лорд Джулиан не желал философских дискуссий.
   Ахмад замолчал, ожидая неизбежного — язвительной, разящей реплики, на которые Энтони Джулин был мастер.
   Однако тот, похоже, пребывал в благодушном расположении духа.
   Достаточно было уже и того, что собеседник «открылся», как говорят боксеры.
   Разящего хука не последовало.
   Энтони ударил еще раз, но не сильно, скорее играючи, нежели боксируя всерьез.
   — Вот как? Простите, старина, но я действительно ничего не знал. Однако вернемся к вашему вопросу. Ответ, полагаю, ясен. Меня поначалу удивила и несколько позабавила эта охота за призраком, которую вы вздумали учинить в начале третьего тысячелетия. Однако забавной история казалось лишь до того момента, как пролилась первая кровь. С той поры ситуация стала занимать меня всерьез. А поскольку, старина, ваш покорный слуга — невозможный педант и зануда, очень скоро мне были известны все или по крайней мере значительная часть деталей и подробностей происходящего. И ваши проблемы — да, дружище, именно тогда я постиг глубину и тяжесть ваших проблем.
   — И снова та непреодолимая пропасть, что лежит меж-ДУ нами, дает о себе знать. Вам, лорд Джулиан, полностью ясна суть моих проблем, хотя, откровенно говоря, я и сам еще не до конца понимаю, в чем именно они заключаются теперь. Мне же до сих пор неведомо, что заставило вас спешно покинуть Лондон и примчаться сюда с командой профессионалов экстра-класса. Смею предположить — тоже некоторые проблемы. Рискну пойти дальше — отнюдь не пустячные. Иначе стали бы вы жертвовать парфорсной охотой лорда Гатвика?
   — Скажу по секрету, друг мой, я всегда ненавидел парфорсные охоты. Даже под патронажем лорда Гатвика. Однако в сторону достопочтенного лорда и его знаменитую охоту! Причина столь поспешно — это вы точно подметили! — прибыть в эти края у меня, разумеется, есть. И это — видите, я снова соглашаюсь с вами — действительно очень серьезная причина. В одном вы ошиблись, старина, но это существенная ошибка. У вашего покорного слуги нет проблем. Однако отсутствие проблем вовсе не означает отсутствия обязательств, порой очень серьезных. Не станем лукавить. Коль скоро вам известно, что мой вояж начался от древних стен Гатвик-Холла, причина его — также не секрет для вас.
   — Его светлость герцог Текский…
   — Да, и все, что связано с его пребыванием здесь, включая скорую мучительную смерть.
   — Я слышал об этом, и поверьте, мне искренне жаль…
   — Благодарю. Итак, я ответил на ваш вопрос, господин аль Камаль?
   — Возможно, сэр Джулиан.
   — То есть?
   — Ответ прозвучал, это верно. Однако боюсь, что я не очень понял, каким образом выполнение обязательств перед покойным герцогом Текским связано с приездом в эти края. Или это обязательства какого-то особого рода?
   — Вы действительно не поняли меня, старина. И это тем более странно.
   — Отчего же — тем более?
   — Восток, друг мой, и его древние традиции, насколько мне известно, диктуют куда более жестко, нежели наши европейские обычаи… Разумеется, я говорю не о кровной мести… Но загадочная смерть близкого друга — разве она не обязывает по крайней мере разобраться в причинах трагедии? Одно время — я помню — вы пытались отмежеваться от ваших восточных корней и даже назывались Алексом Камали. Но это было давно. Теперь, если я не ошибаюсь…
   — Это красивый удар, лорд Джулиан. Красивый, признаю. Но совершенно напрасный, ибо цель, которую вы стремились поразить, — мой порок, а вернее, один из моих многочисленных пороков, изжит некоторое время тому назад. И знаете, я не только раскаялся в этом грехе, но жестоко покарал себя за него. Кара, сознательно обращенная на самого себя, — уж поверьте — намного страшнее любого вашего мастерского удара. Однако я принимаю ваш упрек, лорд Джулиан! Были времена, Ахмад аль Камаль был настолько глуп, что пытался оторваться от своих корней и — более того — стыдливо прятал их за ширму нелепого европейского псевдонима.
   — Я рад за вас, дружище. Право слово, рад. Однако ж в этом случае ответ мой должен быть вам понятен, как никому.
   — Иными словами, единственное, что привело вас в эти края, — загадочная смерть герцога Текского? А вернее — ее причина?
   — И виновники. Если таковые существуют.
   — Это все?
   — Разве этого мало?
   — Но ведь герцог Текский не просто так появился здесь? Иными словами, он преследовал какие-то свои цели?
   — Мне казалось, что мы уже отказались от дурацкого хождения вокруг да около, старина, и перешли к деловому разговору, вполне достойному каждого из нас.
   — Вы оказываете мне честь, лорд Джулиан.
   — Оставьте! Говорю же, время реверансов и легких уколов шпагой миновало, мы — деловые люди, господин аль Камаль, хотя и вращаемся в разных кругах. Посему предлагаю отряхнуть дипломатическую паутину. Мой друг Владислав Текский прибыл в Румынию для того, чтобы на месте заняться реабилитацией своего далекого предка — валашского герцога Дракулы. Полагаю, вам это известно ничуть не хуже, чем мне.
   — Согласен.
   — С чем согласны?
   — И с тем, что намерения покойного герцога Текского мне действительно хорошо известны. Согласен также перевести наш разговор в плоскость исключительно деловую. И вот вам вопрос в этой плоскости, сэр Энтони. Герцог Текский собирался заявлять свои наследственные права в том случае, если Румыния, вслед за другими странами Центральной Европы, примет закон о реституции?
   — Скажем так, он размышлял над этим вопросом. Румынский ученый доктор Брасов — о смерти которого вы, думаю, тоже информированы — уговаривал его на подобный шаг, причем не дожидаясь принятия закона. У историка, вне всякого сомнения, был свой резон…
   — Дракулу распродают на сувениры…
   — Именно так. Но Влад колебался. Его, как, впрочем, и всю жизнь, в большей степени волновали вопросы нематериальные. Доброе имя предка — вот что было главным, все остальное оставалось на периферии сознания. Да, именно так. И таким он был всегда.
   — А вы?
   — Что я?
   — Вас трудно назвать бессребреником.
   — Никогда и не пытался им казаться. Но при чем здесь я?
   — Ходят слухи, что, умирая, герцог объявил вас своим душеприказчиком и единственным наследником.
   — Ах, вот вы о чем. Что ж, вопрос вполне укладывается в русло делового разговора…
   — Я понимаю и только в силу этого обстоятельства осмелился спросить…
   — Снова реверансы! Вопрос закономерный. И ответ вы получите, можете не сомневаться. Итак… Согласно завещанию герцога Текского, я действительно являюсь его душеприказчиком, но никак не наследником. Имущество, которым располагал Влад, согласно его воле передано различным благотворительным организациям, небольшие денежные суммы отписаны старым слугам, мне же по завещанию достались несколько семейных портретов, студенческий альбом и документы, касающиеся истории герцога Дракулы. Те, что собирал для Влада румынский историк. — Вы ознакомились с этими документами?
   — И я, и двое моих друзей, любезно согласившихся принять участие в этом расследовании.
   — Один из них — бывший сотрудник ЦРУ. По слухам, очень ценный сотрудник. Другой, а вернее другая, — офицер SAS.
   — Все верно. За исключением того, что Полли не носит никаких погон. И в то же время все — полная чушь. Ибо и один, и другая сопровождают меня исключительно по моей личной просьбе и, разумеется, как частные лица.
   — Я понял. Значит, вы и двое ваших друзей изучили эти документы? И что же? Неужели никакой зацепки, предположения относительно причин всей этой запределыцины?
   — На мой взгляд — увы! — нет. Но они… у них, знаете ли, свое видение проблем. Словом, они теперь работают, каждый — в своем направлении. Однако я, кажется, потерял нить нашей беседы…
   — Откровенно говоря, это я несколько запутал ее. Но не злонамеренно — отнюдь. Просто собираюсь с силами, чтобы задать вопрос, который — скажу откровенно — мучает меня уже некоторое время.
   — Продолжительное? — Нет, последние десять минут нашей беседы.
   — Тогда самое время задать его теперь.
   — Я тоже так думаю. Скажите, лорд Джулиан, если вдруг сегодня или в ближайшие дни окажется, что эфемерное наследство Дракулы состоит отнюдь не из нескольких древних замков, в большинстве своем обращенных в руины, но включает также и баснословные ценности, как душеприказчик герцога Текского, вы предпримете какие-либо действия?
   — Иными словами, стану ли я претендовать на эти мифические сокровища?
   — Можно сказать и так.
   — Нет, друг мой. Мне вполне хватает того, что оставили собственные предки. Вот если бы у Влада были дети или Другие близкие ему люди, в их интересах — возможно… Но таких людей нет. И, стало быть, я могу с чистой совестью заявить вам — нет, друг мой, я и палец о палец не ударю, чтобы завладеть этими сокровищами. Ну а теперь давайте, соберитесь с силами и задавайте свой главный вопрос!
   — Главный вопрос? И какой же вопрос, по-вашему, является для меня главным?
   — Череп. Вы же охотились за ним больше года. Теперь, разумеется, его нет в наличии, но может так случиться, что пропажа обнаружится. Как отнесусь я к тому, что останки великого рыцаря и предка моего покойного друга будут подвергнуты сомнительному эксперименту — разве не это интересует вас больше всего?
   Он негромко рассмеялся.
   Впервые за время беседы.
   Негромко и как бы про себя.
   Но этот смех был подобен внезапно налетевшему порыву ветра.
   Не очень сильного.
   Однако ж он повалил и смешал фигуры на незримой шахматной доске, доселе послушные воле одного только лорда Джулиана.
   И сразу же вся партия оказалась под угрозой.
   Сэр Энтони едва заметно нахмурился.
   Ахмад Камаль немедленно оборвал смех.
   — Простите, лорд Джулиан. Сейчас я объясню вам все подробно. Но прежде знайте — мне глубоко наплевать на череп достопочтенного графа — или герцога — Дракулы, равно как и на прочие его останки.
   — Кого же в таком случае вы собираетесь клонировать?
   — Мой дорогой герцог, вас не очень огорчит, если я скажу, что мне глубоко наплевать на какое бы то ни было клонирование вообще? Откровенно говоря, я до сих пор не представляю, как такое возможно.
   Два немолодых респектабельных джентльмена который час неспешно беседовали в небольшом уютном баре на одной из центральных улиц Бухареста.
   Глядя на них со стороны, трудно было определить национальность и социальную принадлежность каждого.
   Единственное, что угадывалось безоговорочно, — оба были иностранцами, причем богатыми иностранцами.
   Пожилой бармен, в недавнем прошлом работавший в закрытых номенклатурных заведениях, был человеком искушенным в жизни, и особенно в жизни сильных мира сего, хотя и наблюдал ее всего лишь со стороны.
   Внимательно изучая обоих посетителей — благо других в этот час в баре почти не было, — он находил все новые черты и черточки, которые лучше всяких слов говорили о том, что провидение послало ему нынче необычных гостей.
   Пытаясь слиться со своей массивной стойкой, стремясь стать почти невидимым, он тем временем полностью обратился в слух.
   Но — тщетно.
   Так и не расслышал ни слова.
   Разговор был негромким.
   Вполголоса.

Полина Вронская. Возвращение

 
   Москва промелькнула мгновенно.
   Будто короткая вспышка в памяти.
   Обрывок старого, любимого, однако — увы! — слегка подзабытого кино.
   Всего несколько кадров.
   И те — из окна машины, в движении, а потому — слегка смазаны.
   Расплывчаты.
   Словно сквозь пелену дождя.
   Чушь, конечно. Не было никакого дождя.
   Дни — а было их всего-то два — стояли ясные, солнечные и, наверное, теплые.
   О последнем Полина могла только догадываться: в небольшом номере отеля «Мариотт», где она поселилась, в машине, любезно предоставленной в ее распоряжение галантным генералом Антоновым, в кабинетах, высоких и более чем скромных, в уютных барах и дорогих ресторанах — словом, всюду, где ей довелось побывать, было одинаково прохладно.
   Везде исправно работали кондиционеры.
   Москва, определенно, настойчиво стремилась оправдать статус мировой столицы.
   И, надо сказать, преуспевала.
   Полина, впрочем, предполагала, а скорее, была почти уверена в том, что блестящие перемены коснулись пока лишь парадных подъездов и тех фасадов, что открыты всеобщему обозрению.
   Однако побродить в одиночестве по тихим переулкам, созвониться со старыми друзьями, немедленно после звонка завалиться в гости и осесть на кухне до утра — не вышло.
   Информация, хлынувшая на нее из московских источников, закружила таким бешеным водоворотом, что времени оставалось только на сон.
   И то — очень немного.
   На исходе второго дня, поздним вечером она покидала столицу, надеясь отоспаться в самолете.
   Однако ж когда маленький лайнер, набрав высоту, растворился в сумрачном беззвездном небе, когда скрылось из глаз зыбкое мерцание московских огней и вежливый темнокожий стюард предложил выбрать аперитив перед ужином — Полина, собравшаяся поначалу попросить только плед вкупе с пожеланием не беспокоить до самой посадки, неожиданно поняла, что заснуть не сможет.
   К тому же оказалось, что она порядком голодна.
   И совсем не прочь выпить чего-нибудь, чтобы расслабиться и снять напряжение двух сумасшедших дней.
   Разумеется, ей было известно, что лорд Джулиан, чей легкокрылый «Falcon» парил сейчас в небе отходящей ко сну страны — России, любитель и знаток виски, однако не сомневалась, что коньяки из его коллекции тоже будут вполне достойными.
   И даже более чем достойными.
   Она спросила было любимого «Hennessy», но пожилой стюард, минуту поколебавшись, заметил:
   — Если госпожа Вронская предпочитает мягкие сорта, то я бы взял на себя смелость рекомендовать «des Charaentes». Это старейший дом Франции. Правда, сейчас они знамениты в основном «Pineau des Charaentes», однако начинали с коньяков. И теперь делают их совсем немного. Большая редкость. И превосходный вкус, особенно если кто предпочитает помягче.
   Глупо было бы спорить.
   Старик — как и все, кто служил у лорда Джулиана — знал свое дело.
   Коньяк оказался отменным.
   Приятное тепло сразу же разлилось по телу.
   Она откинула спинку кресла.
   Хрустко — с удовольствием — потянулась.
   Была мысль — раз уж заснуть не сложилось — поработать с московскими материалами.
   Но, поразмыслив с минуту, Полина сочла ее не слишком удачной.
   Сознание напряженно работало два минувших дня, впрочем, и ночь, разделяющую их, — тоже.
   Она почти не спала, размышляя, анализируя, сопоставляя.
   Сейчас надо было взять паузу.
   Пусть короткую — два с небольшим часа, — но паузу.
   Стюард — словно подслушал мысли — почтительно склонился над креслом:
   — Пока мы заправлялись в аэропорту, я купил несколько русских журналов. Может, вам будет интересно взглянуть перед ужином…
   Журналы оказались яркими, толстыми, с большим количеством красивых картинок и фотографий и минимумом текста.
   Именно то, что нужно.
   Занятие для глаз, почти не затрагивающее рассудок.
   Она неспешно листала тяжелые глянцевые страницы. Мельком пробегала короткие тексты и с удовольствием разрывая модные наряды и аксессуары, нарядных барышень
   И молодых людей — красивых, но каких-то неживых, сильно смахивающих на манекены, с налетом того же глянца что и страницы журнала.
   «Худеем радикально!» — сообщил ей огромный заголовок на развороте и отчего-то зацепил внимание.
   Проблем с весом у Полины никогда не было.
   В ранней юности задиристые сверстники обычно провожали ее набившей оскомину остротой: «Девушка, у вас какие-то ниточки болтаются… Ой, простите, это ножки…»
   Позже — мучительно завидовали подруги — она могла безнаказанно поглощать сколько угодно обожаемых эклеров в университетской столовой.
   А мужчины — те, которые рассчитывали на романтическое продолжение знакомства, — обязательно лопотали что-то про трогательную хрупкость, называли Дюймовочкой и непременно норовили подхватить на руки.
   Тем не менее она задержалась именно на этой публикации, относительно компетентно сообщавшей читательницам о современных способах борьбы с лишним весом.
   Здесь было все: и вечные диеты, и модные теперь в России гемотесты, и уходящие в прошлое «тайские таблетки», и самое радикальное — пластическая хирургия.
   «Липосакция, — писала журнальный эксперт, — первая и самая щадящая ступень удаления лишних объемов вашего тела на хирургическом столе. Несколько крохотных надрезов кожи, опытные руки хирурга, небольшой, размером со средний компьютер, аппарат — и отвратительный (поверьте, лицезрела лично!) грязно-желтый жирок буквально выкачивают из ваших „проблемных зон“ за несколько минут».
   Дальше было подробное — чтобы понятно стало непрофессионалам — описание действия хитрого прибора, что-то о вакууме и минимальной кровопотере.
   Но все это были уже частности.
   — Врач, — неожиданно вслух произнесла Полина, — тем более с учетом московской информации. Он — врач или человек, имеющий какое-то медицинское образование
   В Бухарест она прилетела глубокой ночью.
   Машина, конечно, ждала в аэропорту.
   Но соратников, когда она наконец добралась до гостиницы, на месте не оказалось.
   Стивен Мур уехал куда-то еще утром.
   Причем, как сообщил дотошный портье, в сопровождении «группы серьезных товарищей» и в «полевом обмундировании».
   Лорд Джулиан, напротив, покинул отель поздним вечером и, по мнению все того же наблюдательного портье, теперь вернется не скоро.
   За время ее отсутствия его светлость, как выяснилось, взял за моду бражничать с кем-то в городе, причем подолгу.
   Возвращался под утро.
   Никак не раньше.
   — Что ж, потерплю до утра.
   Решение было принято не без сожаления.
   Уж очень хотелось поделиться родившейся версией.
   Неожиданной.
   Но — в том Полина была убеждена абсолютно — единственно верной.
   И потому — все объясняющей, даже то, что, казалось, объяснить было невозможно.
   По определению.
   Кроме того, она вдруг ощутила смертельную усталость, рухнувшую на плечи, и тупую боль в затылке, и тяжелые, словно налившиеся свинцом, ноги.
   Пластиковая карточка не сразу вошла в узкую щель электронного замка, и Полине пришлось повозиться, прежде чем над замочной скважиной вспыхнула крохотная зеленая лампочка.
   Дверь отворилась.
   В большом номере царил полумрак, и было довольно Холодно — похоже, горничная, расстаравшись, включила Кондиционер на полную мощность.
   Надо было, конечно, сразу же отключить мерно жужжащий аппарат и открыть окна — на улице царила куда более приятная, свежая ночная прохлада.
   Но прежде всего Полина заглянула в ванную, включила горячую воду, сбросила туфли, стянула джинсы. И только тогда — в крохотных трусиках и тонкой открытой футболке — , шагнула в номер.
   В светлом проеме двери, ведущей в ванную комнату, она, надо полагать, видна была как на ладони.
   Потому, наверное, негромкое покашливание, раздавшееся во мраке, было несколько смущенным.
   Однако — отчетливым.
   Настолько, что у нее даже не возникло сомнений.
   Кто-то, неразличимый в прохладной полутьме, затаился в комнате.
   А может, и не затаился вовсе, просто поджидал ее в потемках и кашлянул именно для того, чтобы обозначить свое присутствие.
   Однако ж в любом случае гость был нежданным.
   И — незваным.
   И значит — возможно, — опасным.

Открытие Стивена Мура

 
   Маленькая экспедиция, снаряженная Стивеном Муром, действительно состояла из «серьезных товарищей».
   Двое румынских криминалистов, занятых расследованием серии убийств. Двое спецов из национального антитеррористического ведомства, созданного Румынией недавно, вслед за большинством государств. В последнюю минуту к ним присоединился спелеолог. Искать его пришлось довольно долго, но в результате нашелся отменный знаток своего дела.
   Нужда в знатоке пещерного мира возникла после того, как полковник Мур получил откуда-то любопытный снимок, на первый взгляд более напоминающий карту, правда, не слишком четкую. Контуры были будто бы слегка размыты.
   На самом деле это все же была фотография, сделанная со спутника.
   Запечатлены на ней были — ни много ни мало — поенарские развалины.
   Взгляд из космоса оказался чрезвычайно проницательным.
   Оттуда, из заоблачных высот была отчетливо видна поверхность земли, густо покрытая осколками камней разной величины, каменной же пылью, песком и бурной растительностью, однако это был, как выяснилось, только внешний пласт.
   Под ним зоркая аппаратура разглядела еще нечто — целую анфиладу пустот, имеющих строгие геометрические формы.
   А под ней еще одну.
   Также позволяющую предположить рукотворное происхождение.
   — Два подземных этажа?! Неслабое архитектурное решение для средневекового замка… — присвистнул один из криминалистов.
   — Древние, друг мой, знали толк в создании потайных сооружений. Нашим зодчим есть чему поучиться.
   — Согласен, мистер Мур. Однако я где-то читал или слышал — теперь уж не припомню, — что в тех местах немало пещер естественного происхождения. Возможно, они просто использовали их для своих целей.
   — Построить замок на таких пустотах? Не слишком верится. Надо быть полным идиотом, чтобы строить дом над пропастью. Да не просто дом — целый замок.
   — Погоди. Говорят, что это не совсем обычные пещеры. Какой-то особый климат и, возможно, почва.
   — Я тоже слышал про пещеры. Вернее, про одну. Пещера Мовиле, там действительно целебная почва, и даже воздух, говорят, способен излечить любую хворь.
   — Исцелить — возможно. Но удержать на себе такую махину…
   — Держать-то пришлось недолго. Замок, между прочим, Разрушился, причем едва ли не сразу же после того, как был построен.
   — Но это турки…
   — Откуда такая уверенность? Предполагают, что турки. Представляешь, сколько нужно пороху, чтобы снести до основания недавно возведенную крепость? И кстати, ни одну другую они почему-то до такой степени разрушить не смогли. Или не захотели. Зачем им рушить захваченные крепости? Не лучше ли использовать в своих целях?
   — На крови и костях построена эта крепость, потому и рухнула так скоро.
   — Байки повторяешь.
   — Может, и байки, а только в народе говорят про это уже который век.
   Спор серьезных ребят, мало, однако, сведущих в истории вообще и поенарских хрониках в частности, грозил зайти в тупик.
   — Вот что, друзья мои, дабы не перейти к гаданию на кофейной гуще, предлагаю в срочном порядке разыскать и включить в состав группы спелеолога, если, конечно, он не будет возражать.
   Таким образом, составилась экспедиция из шести человек.
   Ранним утром, облаченные в «полевое обмундирование» — камуфляжные комбинезоны и куртки, — они покинули Бухарест.
   Небольшой вертолет взял курс на северо-восток.
   Туда, где, затерянный на отрогах Южных Карпат, скрывался от любопытных глаз древний Поенарский замок.
   Разрушенный до основания, но не раскрывший своих тайн.
   На протяжении целых шести столетий.
   Это, вне всякого сомнения, впечатляло.