Забирко Виталий. Операция 'Карантин'

   - Бумаги много весят, - перехватил его взгляд Ненароков.
   - Я в Каире останавливаться не буду, - попытался мягко отказаться Никита. - Первым же попавшимся рейсом улетаю в Москву.
   - И не надо там останавливаться! - расцвел в улыбке вице-консул. - Тем более, что с дипломатической почтой вам нельзя проходить через таможню без соответствующих документов. Поэтому в зале транзитных пассажиров вас встретит сотрудник российского посольства в Каире Игорь Петрович Постышев и в обмен за оказанную услугу вручит вам билет до Москвы.
   Никита ничего не сказал. Интересно, вице-консул его что, за круглого дурака принимает? Впрочем, наверное, именно так и думает. А какие мысли могут быть у мелкого жулика, на пару с консулом ворующего медикаменты? И Полынову внезапно стало жаль Ненарокова. Профессионалам всегда жаль дилетантов, даже когда они противники.
   Ненароков предупредительно распахнул перед Никитой дверь в небольшой холл здания частного аэродрома, вошел следом. В холле у никелированной вертушки стоял бравый негр двухметрового роста в гвардейской форме и лихо заломленном берете на макушке. Стоял он, прислонившись к стене и опираясь на ствол швейцарской винтовки "ЗИГ", как на древко дротика. От безделья и беспросветной скуки парень, видно, совсем одурел и впал в полное безразличие. Танк мимо него пройди, и то не заметил бы.
   Никита напустил на лицо апломб облеченного важным государственным заданием человека и пошел на гвардейца. На предъявленный билет негр даже не посмотрел и, наверное, Полынов с Ненароковым беспрепятственно прошли бы на летное поле, не акцентируй Никита внимание на чемоданчике.
   - Это дипломатическая почта, - поднес он кейс к глазам гвардейца.
   Негр смотрел на чемоданчик тупым, бараньим взглядом.
   - Дипломатическая почта, - повторил Никита по-английски и постучал по кейсу пальцами.
   Наконец гвардеец очнулся и что-то спросил на местном наречии.
   Ненароков бросил на Полынова укоризненный взгляд и коротко ответил на том же языке. Гвардеец отрицательно покачал головой и возразил. Вице-консул повысил тон и стал тыкать в лицо гвардейцу свои документы. Тут уж гвардеец окончательно пришел в себя и тоже стал говорить на повышенных тонах, тыча пальцем куда-то в сторону служебных помещений.
   Вице-консул еще немного попрепирался с охранником, затем пожал плечами и, повернувшись к Никите, сказал:
   - Вы идите, садитесь в самолет, я сам все улажу.
   - А чемоданчик?
   - Берите с собой.
   И они разошлись. Ненароков в сопровождении "бравого" гвардейца направился к начальнику аэродрома, а Полынов через турникет вышел на летное поле.
   Но к самолету Никита не пошел. Обогнув здание, он подошел к "лендроверу", булавкой открыл замок багажника и, аккуратно положив кейс, захлопнул крышку. И только затем направился к самолету. "Эх, дурашка ты, дурашка... - в душе пожалел Полынов вице-консула. - Ну что тебе стоило забрать у меня кейс? Я тебе уж и так и эдак намекал, разве что костяшками пальцев по кейсу не стучал, как перед гвардейцем..."
   На траве в тени самолета возле шасси сидело двое немолодых людей в старой аэрофлотовской форме. Еще издали Никита услышал родную русскую речь.
   - Привет, земляки, - сказал он, подходя.
   Летчики повернули головы. Роднила их не только форма, но и усталые загорелые лица, и грустные взгляды, и ранняя седина. Разве что один был чуть постарше, лет сорока пяти, и с голубыми глазами, а второй - помоложе, но тоже за сорок, и кареглазый.
   - Привет, - равнодушно отозвался тот, что постарше. - Из России?
   - Ну а откуда же еще!
   - Значит, уже не земляк, - вздохнул летчик. - Мы с Украины.
   - А почему тогда по-русски разговариваете? - съязвил Никита. "Уроки" Стэцька Мушенко не прошли даром.
   - А я лучше на старославянском заговорю, чем в принудительном порядке "забалакаю", - все так же равнодушно ответил летчик. - От нас что надо? Весточку, что ли, на родину передать?
   - Да нет. Я ваш пассажир. Сейчас билет покажу...
   Никита зашарил по карманам.
   - Не надо, - махнул рукой второй летчик, встал и ударил кулаком по фюзеляжу. Корпус машины отозвался гулом. - Алексей, прогревай моторы! Летим!
   Тем временем первый летчик выбил из-под шасси колодки и, прихватив их, направился к люку.
   - Ну а ты чего, - обратился к нему оставшийся летчик, - особого приглашения ждешь?
   - А что, так сразу и летим? - удивился Никита.
   - Самое время... - Летчик выбрался из-под крыла и, прищурившись, посмотрел на небо. - Лучшего времени здесь, чем летать в грозу, нет...
   - Никита, - представился Полынов и протянул летчику руку. Нравились ему эти простые, бесхитростные парни.
   - Михаил, - назвался летчик, но руку не пожал. - Ты врач?
   Никита кивнул.
   - С эпидемией боролся?
   Никита снова кивнул.
   - Тогда не протягивай руки.
   Полынов рассмеялся.
   - Таким образом "тофити" не заразишься. Вот разве что со мной переспать надумаешь, тогда есть опасность.
   - Ишь, размечтался, - хмыкнул Михаил. - Знаешь поговорку: "Береженого и бог бережет"? Тогда прикуси язык и залазь.
   Уже на последней ступеньке трапа Никита оглянулся и сквозь стеклянные двери в домике аэродрома увидел спешащего на поле вице-консула. Никита повернулся и, стоя в проеме люка так, что левое плечо скрывал борт самолета, правой рукой помахал Ненарокову. При этом он состроил вице-консулу такую лучезарную улыбку, будто тот являлся ярчайшим представителем слабого пола.
   Вице-консул нерешительно остановился и тоже помахал рукой, напоследок одарив Никиту своим неотразимым оскалом барракуды. Ничего другого, как подумать, что в левой руке Никита держит чемоданчик, он не мог.
   - Чего застрял? - недовольно крикнул с земли сквозь рев набирающих обороты двигателей Михаил. - Давай быстрее!
   Никита шагнул внутрь самолета.
   Трюм транспортного АН-24 напоминал собой авгиевы конюшни. Лошадей здесь вряд ли перевозили, но коз и баранов - точно. И, само собой, оружие, потому что к запаху навоза примешивался запах оружейной смазки. Впрочем, сейчас трюм был практически пуст. Лишь в хвостовой части лежало несколько джутовых тюков неизвестно с чем.
   Михаил втянул в трюм трап, задраил люк.
   - Садись! - перекрывая рев моторов на форсаже, крикнул он Никите и указал на кресло возле входа. В трюме было всего четыре кресла - по одному у каждого иллюминатора. Остальное пространство предназначалось исключительно для грузов. Нерентабельно в Африке возить людей.
   - Сиди и с места не рыпайся, заразу не разноси! - поучал Михаил. - Ты парашютом пользоваться умеешь?
   - Нет, - соврал Никита. - А что?
   - Тогда молись богу, чтобы нас не сбили.
   - Кто? Мятежники?
   - И те, и другие. У них стрельба по самолетам что-то вроде развлечения. Мы им стингеры возим, а они нас ими же и сбивают. Война по-африкански называется!
   Не зная, как отреагировать, Никита неопределенно хмыкнул. Со своими оценками здешней войны он уже не раз попадал впросак.
   - Да, и последнее! - проорал Михаил, потому что рев двигателей стал невыносимым, фюзеляж мелко задрожал. - Запомни, когда прилетим в Каир, говори, что мы летели из Сомали! Понял?! Иначе тебе карантин обеспечен, а нас лишат лицензии до конца жизни!
   Самолет дрогнул и начал разбег.
   Глава третья
   Ни молния, ни стингер в самолет не попали, хотя потрясло АН-24 в грозовом фронте изрядно. Как на тренажерном вибростенде. И как только самолет на составные части не развалился, уму непостижимо. После подобного испытания весь экипаж вместе с Никитой можно было смело зачислять в отряд космонавтов, если, конечно, за время отсутствия Полынова в России космическую программу не свернули окончательно и навсегда.
   В Каир самолет прибыл поздно ночью, и когда Никита ступил на бетон летного поля, ему показалось, что чище воздуха он не вдыхал никогда. Основательная тряска самолета подняла в трюме такую пыль, что дышать было невозможно, а Никита стал похож на скотника, только что вычистившего хлев. И воняло от него, как от настоящего козла.
   В зале для транзитных пассажиров к Никите, как он и предвидел, никакой представитель российского посольства не подошел, а чистенькие, ухоженные пассажиры шарахались от него, как от зачумленного. Естественно, Никита не стал разыскивать мифического Постышева, даже существуй таковой на самом деле. Он приобрел билет до Москвы на ближайший рейс и юркнул в туалетную комнату.
   Здесь он умылся, а носатый араб с видимым отвращением кое-как вычистил его одежду - на стирку и глаженье времени до посадки в самолет не было, хотя соответствующая служба в аэропорту имелась. Но следующий прямой рейс на Москву был почти через сутки, и Никита махнул рукой на свой внешний вид. Вонь уменьшилась, однако все равно ощущалась. Но от предложения араба освежить одежду хвойным дезодорантом Никита наотрез отказался. Эффект получался убийственным. От сочетания запахов хвои и хлева пассажиров могло начать мутить и без воздушных ям.
   К счастью, пассажиров в самолете было немного, а в салоне второго класса и вообще не больше десятка. Никита сел в кресло у иллюминатора в свободном ряду, пристегнулся и, чтобы не вступать в разговоры со стюардессой, закрыл глаза, якобы собираясь спать. Одного не учел - что летел он рейсом не российской авиакомпании, а германской. Стюардесса тотчас оказалась рядом, деликатно "разбудила" его и вежливо предупредила, что отправляться в сон он может только после взлета самолета и набора высоты. Заодно предложила одеяло. И все это она сообщила с такой радушной, лучезарной улыбкой, будто их "боинг-747" был предназначен исключительно для перевозки грязных и вонючих пассажиров. Правда, при этом она стояла несколько поодаль и к Полынову не наклонялась.
   Никита хотел было извиниться за свой внешний вид, но, наткнувшись на заученно приветливый взгляд стюардессы, понял, что ей абсолютно все равно, чистил ли ее пассажир прямо перед посадкой в самолет унитазы в общественном туалете или же попросту не мылся со дня своего рождения, соблюдая религиозный обет. Поэтому он не стал плести небылицы в свое оправдание и согласился взять одеяло.
   Пронаблюдав в иллюминатор, как лайнер разгоняется по взлетной полосе и ложится на курс, оставляя слева по борту бесконечное море огней ночного Каира, Полынов накрылся одеялом и смежил веки. Теперь уже по-настоящему, без всякого притворства, хотелось спать. Прощай, Африка, быть может, навсегда.
   Все три часа полетного времени Никита проспал сном младенца. Разбудила его все та же неизменно заботливая стюардесса, указывая пальчиком на мигающие на стене надписи, регламентирующие поведение пассажиров перед посадкой. Никита послушно вернул спинку кресла в вертикальное положение, отдал стюардессе одеяло, пристегнул ремни безопасности. И от нечего делать вперился в белесую предрассветную муть сплошной облачности за иллюминатором. В душе имелось два страстных желания. Первое - содрать с себя одежду, залезть под душ и долго с наслаждением мыться. Второе было более прозаическим - страшно хотелось зевать. За неимением возможности немедленно осуществить первое желание, Никита во всю осуществлял второе. Тем более что оно хорошо снимало боль в ушах, возникающую от перепада давления при снижении самолета.
   Приземлились в потемках, но пока самолет выруливал на стоянку, рассвело. В приподнятом настроении - и куда только зевота подевалась? Полынов сбежал по трапу на бетонные плиты Шереметьево и зашагал к зданию аэропорта. Утренняя прохлада бодрила, а предвкушение, что не пройдет и часа, как он смоет с себя пыль и грязь Африки, настраивало на радужный лад.
   Российский таможенник не отличался воспитанностью и вышколенностью немецких стюардесс. При виде пассажира в мятых, грязных шортах и такой же по свежести рубашке глаза его вылезли из орбит, а нос брезгливо сморщился.
   - Откуда ты такой взялся? - недоуменно рыкнул он.
   А вот этого Полынов не любил. Органически не переносил чванства и высокомерия.
   - Из Африки, однако, господин хороший, - состроил он лучезарно-дебильную улыбку. - С международного симпозиума по вопросам разведения и выпаса племенных козлищ. Никак не слыхали, что ли?
   - Оно и чувствуется... - Таможенник помахал у себя перед лицом раскрытым паспортом Полынова. - Где багаж?
   - Однако с собой нетути, - изображая из себя крестьянскую простоту, развел руками Никита. - Мой багаж токмо по дипломатическим каналам идет.
   - Проваливай! - Таможенник раздраженно швырнул паспорт на стойку. Козлопас...
   - Премного благодарен, - расшаркался Полынов. - Нижайше кланяюсь... Как погляжу, добрейшей вы души человек!
   Таможенник не нашел слов, и Полынов побыстрее ретировался. "Ну уж на последующих пассажирах он душу-то свою "добрейшую" отведет", - на ходу подумал Никита.
   На площади у здания аэропорта Полынов остановился. Похоже, своей спешкой сам себе создал трудности. Слишком быстро добрался в Москву из Центральной Африки - вряд ли Дерезницкий ждет его так рано. А это значит, что встречающих не будет и надо добираться самому. С его же внешним видом плюс "экзотическим" запахом проблема из трудноразрешимых. Впрочем, за доллары московские таксисты куда хочешь, хоть обратно в Центральную Африку доставят. Знай, только валюту отстегивай.
   Так оно и оказалось. Не успел Никита оглядеться, как возле него затормозил потрепанный оранжевый "жигуленок". Передняя дверца распахнулась, и молодой чернявый водитель радушно предложил:
   - Садись, подвезу!
   Лицо у парня было простоватым, добродушным. Именно с таким лицом частным извозом и заниматься - у клиентов больше доверия вызывает.
   Полынов на всякий случай оглянулся - нет ли встречающих, однако площадь перед аэропортом была пустынна. Пассажиры с каирского рейса еще получали багаж, а других рейсов в столь раннее время, похоже, не было. Никита снова перевел взгляд на "жигули" - оранжевый цвет машины ярко воскрешал в памяти "лендровер" вице-консула Ненарокова, - поморщился, но, махнув на плохую примету рукой, сел на переднее сиденье и захлопнул дверцу.
   - Алексей, - представился парень, трогая машину с места.
   Полынов равнодушно кивнул. Вступать в пустые дорожные разговоры он был не намерен. А говорить, куда ехать, пока не стал - дорога на Москву здесь одна. Где-нибудь в центре придется убивать время до семи утра и лишь только затем можно будет позвонить по телефону.
   Парень покосился на него, промолчал и увеличил скорость. За окном замелькали голубые от утренней дымки стволы берез и синие сосны. В столь ранний час шоссе было пустынным, и создавалось впечатление, будто едут они где-то далеко-далеко от столицы среди бескрайних лесов, и только асфальт дороги напоминает о цивилизации.
   Не доезжая до Петербургского шоссе, шофер внезапно сбросил скорость и свернул на неширокую, петляющую по лесу дорогу. Полынов подобрался и в упор уставился на водителя.
   - Это куда же ты, Леша, меня, молоденькую и неопытную, везешь? - криво усмехаясь, процедил он.
   - А на дачу к Дерезницкому, Никита Артемович! - ответил парень.
   Он глянул на Полынова, и они дружно расхохотались. Действительно, где-то здесь, на берегу Клязьмы, у Дерезницкого была дача.
   - Конспиратор! - отсмеявшись, покачал головой Никита. - Не мог сразу представиться? Наиграешься еще в шпионы, надоест...
   - Минутку, Никита Артемович. - Алексей достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.
   - Доброе утро, Роман Борисович! - сказал он. - Племянник дяди Коли только что прибыл. Да, да... Минут через пятнадцать будет у вас.
   Алексей спрятал телефон и повернул голову к Полынову.
   - А что же вы без багажа, Никита Артемович?
   - Хорошо, что ноги унес... - пробурчал Никита. - Сидел я в тюрьме в одной неназываемой стране как злостный российский шпиен. К счастью, удалось бежать через канализацию. Запашок ощущаешь?
   - Есть немного, - согласился Алексей. Однако, несмотря на свою простоватую внешность, изобразить на лице искреннюю веру в откровенную "развесистую клюкву" ему не удалось. - Только почему-то их дерьмо навозом попахивает.
   - Тебе-то откуда знать, как заграничное дерьмо воняет? снисходительно усмехнулся Полынов.
   - Да уж известно, - неожиданно серьезно ответил Алексей. - Приходилось нюхать...
   Полынов промолчал и внимательно посмотрел на водителя. Не такой-то он и молодой - лет ему отнюдь не двадцать три от силы, как с первого взгляда показалось. Все тридцать точно будет. Ровесник. Зря с ним так, свысока, разговаривал...
   Алексей снизил скорость, свернул с шоссе на неприметную дорогу и, остановившись возле опущенного шлагбаума, посигналил. Из сторожки вышел суровый милиционер с автоматом на груди, бросил взгляд на номер "жигулей", затем на водителя и махнул рукой кому-то в сторожке. Шлагбаум поднялся.
   И Полынов еще раз непроизвольно отметил, что непростым, видимо, человеком был Алексей, если охрана правительственных дач знала и затрапезные "жигули", и его самого.
   Дача Дерезницкого выгодно отличалась от современных загородных резиденций власть имущих, больше похожих на крепости с глухими стенами и окнами, забранными пуленепробиваемыми жалюзи. Это была постройка еще того времени, когда в стране понятия не имели ни о киллерах, ни о криминальных разборках и дачи строили с балконами, соляриями, помпезными колоннами, то есть для отдыха на природе, а не с целью защитить жизнь. Здесь было все, что положено иметь загородному дому: большие окна, открытая веранда на первом этаже и широкая терраса на втором с видом на небольшой декоративный парк и излучину реки. Любил Дерезницкий простор и не собирался себя ограничивать четырьмя стенами, хоть, разумеется, и понимал, что найдется немало охотников посмотреть на него сквозь оптический прицел. Но настоящая охрана тем и отличается, что не мозолит глаза, а занимается своим делом.
   Ворота дачи открыли двое штатских ребят из личной охраны. Открыли так же молча, как и милиционеры шлагбаум при въезде на территорию дачного поселка, но эти, внимательно посмотрев на водителя, кивнули в знак приветствия. Алексей им ответил таким же кивком.
   Лишь только шины "жигулей" зашуршали по дорожке, как на крыльце появился хозяин дачи. Роман Борисович Дерезницкий собственной персоной. Худощавый, лысоватый мужчина лет сорока пяти, с большим крючковатым носом, немного сутулый, он на первый взгляд не производил особого впечатления. К тому же был он порывист в движениях, говорил быстро, отрывисто, иногда глотая слова, и от этого казалось, что он не имеет своего собственного мнения и всегда готов не только согласиться с чужим, но и принять любую точку зрения. Однако на деле все было абсолютно не так. Видимость покладистости не соответствовала делам Дерезницкого. Ни к каким политическим партиям - ни к левым, ни к правым, ни к центру - он не примыкал, а был, не только на словах, но и на деле, сторонником одного направления - здравого смысла. Именно поэтому его постоянно привлекали к работе в правительстве, когда требовалось провести в жизнь действительно государственное решение, и именно поэтому он долго на ответственных постах не задерживался. То есть его потенциал использовали по принципу: "сделал дело - гуляй подальше!" Причем под первой половиной подразумевалось нужное на данный момент правительству решение, а под второй - личные идеи Дерезницкого об укреплении государственности. Обжегшись таким образом пару раз, Роман Борисович, тем не менее, не отказывался на два-три месяца занять какую-либо ответственную должность, если видел возможность хоть как-то способствовать укреплению государства. Но именно эти осечки и привели Дерезницкого к мысли создать свою оперативную группу внешней и внутренней разведки, чтобы не быть слепым котенком в политических интригах и экономических аферах на самом высоком уровне.
   - Спасибо, - поблагодарил Алексея Полынов, выбираясь из машины.
   Алексей только кивнул.
   Дерезницкий не стал ждать, пока Полынов взойдет на крыльцо. Быстро спустился по ступенькам и, хрустя гравием, направился к "жигулям".
   - С возвращением, Никита Артемович, - пожал руку Полынову, смотря в глаза острым, проницательным взглядом.
   - С добрым утром, Роман Борисович.
   - Как добрались?
   - А вы не чувствуете? - саркастически усмехнулся Никита и сморщил нос.
   - Н-да, некоторое амбре ощущается... - согласился Дерезницкий, но тут же дипломатично увел разговор в интересующую его сторону. - К сожалению, был вынужден отозвать вас раньше срока, но все же - как с вашим заданием? Удалось что-нибудь выяснить?
   - А вот о делах, Роман Борисович, извините, только после душа, отрицательно покачал головой Полынов.
   Таких ответов Дерезницкий от подчиненных не любил. Дело, прежде всего дело, а личные проблемы потом. Так он жил сам, этого же требовал и от своих сотрудников. Жестким взглядом он заглянул в глаза Никите и встретил в них непреклонный отпор.
   - Хорошо, - порывисто согласился Роман Борисович. - Я вас понимаю. Идемте.
   Он подхватил Никиту под руку и увлек в дом.
   - Мне бы свежую одежду, - сказал Никита. - И обувь...
   - Хорошо, хорошо, - кивнул Дерезницкий и на ходу бросил Алексею: Алеша, подыщите, пожалуйста, что-нибудь подходящее Никите Артемовичу... Прошу, - распахнул перед Полыновым дверь.
   - Машенька! - позвал он из прихожей. - Маша!
   Со стороны веранды чуть ли ни мгновенно появилась молоденькая прислуга в темном платьице и белоснежном накрахмаленном кокошнике.
   - Машенька, я вас попрошу, отведите нашего гостя в ванную комнату. Дерезницкий повернулся к Полынову. - Надеюсь, Никита Артемович, за полчаса справитесь?
   - Постараюсь, Роман Борисович.
   Следом за прислугой Никита прошел в ванную комнату, где к своему удовлетворению не увидел никаких новомодных штучек типа джакузи. Не вязались подобные излишества с обликом Дерезницкого. Да, все прилично оформлено: стены и пол в кафеле, краны и трубы никелем блестят, чистенько, аккуратно, но не более. Большая ванна, рядом душ, умывальник, зеркало, на полочках лосьоны, одеколоны, мыло, шампунь, бритвенные принадлежности.
   - Раненько вы встаете, Машенька, - посочувствовал Никита.
   - У каждого своя работа, Никита Артемович, - с улыбкой возразила прислуга. - В этом шкафчике полотенца, здесь возьмете бритву. Вот, кстати, аптечка, если порежетесь. А в эту корзину бросьте одежду. Вам ее постирать?
   - Ни боже мой! - возмутился Полынов. - В мусорный бак вместе с обувью.
   - Хорошо. Здесь мыло, шампунь, здесь мочалка. Вопросы ко мне будут?
   Вертелся на языке у Полынова вопрос, кто бы ему спину потер, но он пересилил себя, прикусил язык и отрицательно помотал головой.
   - Всего вам доброго, - кивнула головой прислуга и ушла.
   И тогда Никита наконец осуществил свою мечту, ставшую настолько навязчивой, что никакие другие мысли в голову просто не лезли: содрал с себя одежду и шагнул под душ.
   Минут пять он стоял под хлещущими теплыми струями, испытывая неимоверное блаженство, и только затем стал мыться, яростно сдирая с себя мочалкой пыль и грязь Африки. Намылил голову, плечи, грудь... И вдруг резкая боль обожгла левое бедро. Уже зная, что увидит на бедре, Никита смахнул с глаз мыльную пену и посмотрел.
   Древесная пиявка, как ее называли в африканской деревне, внедрилась под кожу давно - припухшее место стало темно-багровым. Чертыхаясь и кляня про себя Африку на чем свет стоит, Полынов побыстрее домылся, насухо вытерся и заглянул в аптечку. Негусто. Набор медикаментов почти как у Сан Саныча: лейкопластырь, йод, кровоостанавливающий карандаш, аспирин, анальгин, стрептоцид... Все понятно, зачем в аптечке в ванной комнате держать ту же вату? Но Полынову от этого понимания было не легче. Обращаться напрямую к прислуге за скальпелем не следовало - сразу пойдут вопросы зачем, что да как... А насколько опасен этот паразит, а не заразит ли Никита еще кого-нибудь...
   Полынов повертел в руках маникюрные ножницы, вздохнул, отложил их в сторону. Затем взял одноразовую бритву, обломал пластик и обнажил двойное лезвие. Что ж, за неимением лучшего, сойдет и это. Усевшись на край ванны, он прощупал припухлость, определяя, на какую глубину и какой длины нужно сделать разрез, и уже занес было руку, как в дверь постучали.
   - Никита Артемович, я вам одежду на спинку стула у двери повешу, хорошо? - донесся голос прислуги.
   - Спасибо, Машенька, - поблагодарил Полынов.
   И услышав ее удаляющиеся шаги, полоснул импровизированным скальпелем по бедру. Кожа, растянутая пальцами левой руки, распахнулась, и в открывшемся разрезе Никита увидел большую, около двух сантиметров, нематоду. Та конвульсивно задергалась, и толчок почти мгновенно хлынувшей крови выбросил ее на вовремя подставленную ладонь.
   Полынов поднес ладонь к глазам и внимательно рассмотрел паразита. Разрез он провел, прямо сказать, мастерски - лезвие бритвы не повредило нематоду. Другое было плохо - нематода оказалась достаточно взрослой особью и сквозь полупрозрачную кожицу последнего сегмента просвечивались ее яйца. Никита бросил паразита в раковину, раздавил лезвием и смыл водой в канализацию. Затем свинтил рассекатель с гибкого душа и мощной струей воды, стиснув зубы, промыл рану. Насухо вытершись полотенцем, засыпал по методу Сан Саныча рану стрептоцидом и заклеил ее лейкопластырем. И только тщательно убрав все следы операции - смыв кровь на полу и спрятав окровавленное полотенце в ворохе своей одежды, - он приступил к бритью.
   Через сорок минут в свободном сиреневом спортивном костюме, новых кроссовках, гладко выбритый, благоухающий французской туалетной водой Полынов появился на террасе второго этажа. Дерезницкий поджидал его сидя в плетеном кресле у журнального столика и попивая кофе из маленькой чашечки.