Наконец бойня прекратилась. Последняя жертва испустила дух, жрицы вымыли свои окровавленные руки и переоделись в крестьянские платья. Эмма с факелом в руках повела своих сообщников через подземные проходы, известные только ей и апостолу. После целого часа ходьбы добрались они до углубления, из которого, казалось, не было никакого выхода. Тут жрица указала им камень в стене, мужчины общими усилиями сдвинули его с места и перед ними открылся проход, такой узкий что они вынуждены были пробираться чуть не ползком. Эти темные подземные ходы, существовавшие со времен татарских набегов, были частью прорыты в земле, а частью прорублены в скалах. Таким образом дошли они до выхода, скрытого под каменной плитой, и очутились на склоне горы посреди дремучего леса. С этой крутизны взорам сектантов открылась вся окрестность – вдали блестел купол деревенской церкви в Малой Казинке.
Табича тотчас послали разузнать, что делается в замке, и он вскоре принес известие, что дом окружен жандармами, но дорога в лес пока свободна. Беглецы воспользовались этим и сквозь чащу леса добрались до небольшого, с трех сторон окруженного болотом полуострова. Посреди него торчала едва заметная скала. Это убежище было известно только Эмме и ее матери, успевшей бежать в Молдавию. Вход в пещеру был скрыт кустарником и зарослями дикого хмеля. Узкий, прорубленный в скале коридор вел в два довольно обширных помещения, пол и стены которых были обтянуты коврами. Постели состояли из тюфяков, покрытых звериными шкурами; для освещения с потолка спускались фонари, а воздух проходил сквозь проделанные в скале отверстия. В углублениях лежали необходимые для беглецов съестные припасы, которые старуха Малютина заблаговременно отнесла в это убежище. Так что здесь можно было выдержать довольно продолжительную осаду.
Отдохнув и перекусив, Табич по приказанию Эммы снова отправился в деревню. Там, в шинке, он нашел мальчишку-подростка, который за два рубля и стаканчик водки согласился передать Казимиру Ядевскому устное поручение.
– Хорошо ли ты понял то, что я тебе сказал? – спросил Табич у мальчика, когда тот садился на лошадь.
– Отлично понял, барин, – отвечал шустрый мальчуган. – Я скажу офицеру, что барышня, которая живет у его кормилицы, просит его приехать повидаться с ней, но не в дом Дарьи, а сюда, в шинок.
– Молодец! – похвалил его Табич, и мальчишка ускакал. Сыщики, не найдя никого в Окоцине, оставили там несколько жандармов и вернулись в Киев. Наступила ночь, в лесу водворилась глубокая тишина, только голодная волчица, сверкая глазами, рыскала взад и вперед, ища добычи. Успокоенные беглецы заснули крепким сном в своем надежном убежище, но на следующий день первый луч солнца застал Эмму уже на ногах.
Между тем, посланный Табичем мальчишка благополучно добрался до Киева, разбудил Ядевского, передал ему мнимое поручение Анюты и тотчас же помчался в Малую Казинку.
– Эй, тетка Дарья, вставай! – постучался он в окно хаты. –Твой барин приказал передать, что он сейчас приедет сюда, только не к тебе в хату, а в шинок, – прибавил он, когда хозяйка высунулась в окно.
Дарья удивилась и поспешила разбудить Анюту.
– Барышня, посылали вы кого-нибудь к своему жениху? – спросила она.
– Нет, не посылала.
– Тут приехал от него паренек... Подите, поговорите с ним.
Анюта испугалась – недоброе предчувствие шевельнулось в ее сердце.
– Кто прислал тебя? – спросила она мальчика.
– Офицер Ядевский.
– Зачем же ты к нему ездил?
– Вы сами послали меня туда, барышня. Вчера вечером вы послали мужика в наше село, я подрядился с ним за два рубля и поехал в город.
– Я и не думала посылать тебя к Ядевскому! Расскажи мне все по порядку?
Выслушав рассказ мальчика, Анюта поняла, что Казимиру угрожает опасность. По всей вероятности, Эмма заманивала молодого человека в Казинку с намерением погубить его.
– Беги, буди всех соседей, – приказала она мальчику, – пусть они соберутся здесь перед хатой, да как можно скорее!
Дарья разбудила Тараса и велела ему оседлать лошадь для Анюты.
Между тем Казимир приехал еще до рассвета в Малую Казинку и отправился в шинок. Но лишь только он переступил его порог, как Табич и Каров схватили его, а Генриетта проворно накинула ему на шею петлю. Через мгновение он, связанный по рукам и ногам, стоял на коленях посреди комнаты, а перед ним на деревянной скамейке сидела Эмма.
– Наконец-то ты попался в мои руки! – воскликнула она и приказала своим сообщникам выйти вон.
– Что же ты молчишь? – продолжала она. – Разве ты разлюбил меня?.. Тем хуже для тебя... Теперь я свободна и готова стать твоей женой... Насладившись счастьем супружеской жизни, мы принесем себя в жертву Богу и умрем вместе.
– Ты можешь убить меня, – ответил Казимир, – но я никогда не буду твоим мужем, потому что ты убийца и руки твои залиты человеческой кровью. Было время, когда я любил тебя, а теперь ты не внушаешь мне ничего, кроме ужаса и отвращения.
– В таком случае я принесу в жертву и тебя, и Анюту в отмщение за смерть праведника, которого вы погубили.
– Мы ни в чем не виноваты. А тебя, преступницу, рано или поздно постигнет Божья кара.
– Это мы еще увидим! Теперь ты в моей власти, а через несколько минут к тебе присоединится Анюта. Я придумаю для вас небывалые пытки. Не жди от меня пощады!
– Этим ты меня не напугаешь. Моя жизнь в руках Божьих... Я готов умереть, если это Ему угодно.
Эмма захохотала. Этот холодный, свирепый, сатанинский смех заставил Казимира содрогнуться.
– Посмотрим, так ли ты заговоришь под пыткой! – надменно воскликнула она. – Анюта будет свидетельницей, как ты будешь валяться у моих ног и умолять о пощаде, а я оттолкну тебя, как подлого раба, и прикажу казнить!
– Пытай, казни меня, проклятая, но я никогда перед тобой не унижусь!
Я презираю тебя и твои угрозы!
Эмма схватила уже в руки плеть, как вдруг в комнату ворвалась Генриетта и закричала:
– Беги! Беги! Сюда едет верхом Анюта и с ней целая толпа вооруженных крестьян!
Сектантка побледнела как смерть, но не потеряла присутствие духа.
– Спасайтесь вы, – возразила она, – на вас лежит обязанность продолжать наш священный подвиг, а я останусь здесь.
– И я с тобой! – воскликнула Генриетта.
– Я приказываю тебе бежать не медля.
Генриетта, рыдая, поцеловала руку своей госпожи, вышла из шинка, вскочила на лошадь Ядевского и ускакала. Каров и Табич пробрались через сад и мгновенно скрылись в лесной чаще, а Эмма с револьвером в руке хладнокровно ожидала приезда Анюты Огинской и ее спутников.
С улицы донеслись голоса, конский топот и через минуту в комнату вошла Анюта вместе с Тарасом. В руках у обоих были пистолеты.
– Сдавайся! – вскричала она. – Шинок окружен моими людьми, они не выпустят тебя отсюда... Ты в ловушке!
– Я ждала тебя, – ответила сектантка, гордо вскинув голову, – нам надо свести старые счеты. Именем Бога Всемогущего я буду судить тебя и вот этого, – она презрительно указала на Казимира.
– Не оскорбляй имени Божьего, преступница, убийца, кровожадная сектантка!
– Бог решит, которая из нас должна умереть.
– Я согласна, – сказала Анюта, – обе мы стоим перед лицом праведного судии, Его святая воля.
Самодовольная улыбка озарила гордое лицо душегубки, между тем как Анюта мысленно читала молитву. Соперницы стояли одна против другой, и обе одновременно подняли пистолеты. Разом грянули два выстрела, и Эмма, залитая кровью, опрокинулась навзничь.
– Умерла? – дрожащим голосом спросила Анюта.
– Суд Божий... – пролепетал Тарас, наклоняясь к безжизненному телу сектантки.
Анюта упала на колени и со слезами простерла руки к небу. Потом она выхватила из-за пояса кинжал, перерезала веревки, которыми был связан Ядевский, и, рыдая, бросилась к нему на шею.
В ту же самую минуту в комнату ворвалась Дарья.
– Голубчик мой ненаглядный! – воскликнула она. – Тебя спас Господь Бог и вот этот ангел!
Запряженные сани стояли уже у крыльца, и два часа спустя Казимир привез свою возлюбленную в дом ее родителей. Обливаясь радостными слезами, старики прижали к груди своих детей, призывая на них благословение Божие.
В Малой Казинке, на том месте, где стоял шинок, воздвигнута часовня во имя Пресвятой Богородицы. Там ежегодно молодые Ядевские присутствуют на панихиде за упокоение души безвременно погибшей Эммы и благодарят Бога, спасшего их жизнь таким чудесным образом.
Табича тотчас послали разузнать, что делается в замке, и он вскоре принес известие, что дом окружен жандармами, но дорога в лес пока свободна. Беглецы воспользовались этим и сквозь чащу леса добрались до небольшого, с трех сторон окруженного болотом полуострова. Посреди него торчала едва заметная скала. Это убежище было известно только Эмме и ее матери, успевшей бежать в Молдавию. Вход в пещеру был скрыт кустарником и зарослями дикого хмеля. Узкий, прорубленный в скале коридор вел в два довольно обширных помещения, пол и стены которых были обтянуты коврами. Постели состояли из тюфяков, покрытых звериными шкурами; для освещения с потолка спускались фонари, а воздух проходил сквозь проделанные в скале отверстия. В углублениях лежали необходимые для беглецов съестные припасы, которые старуха Малютина заблаговременно отнесла в это убежище. Так что здесь можно было выдержать довольно продолжительную осаду.
Отдохнув и перекусив, Табич по приказанию Эммы снова отправился в деревню. Там, в шинке, он нашел мальчишку-подростка, который за два рубля и стаканчик водки согласился передать Казимиру Ядевскому устное поручение.
– Хорошо ли ты понял то, что я тебе сказал? – спросил Табич у мальчика, когда тот садился на лошадь.
– Отлично понял, барин, – отвечал шустрый мальчуган. – Я скажу офицеру, что барышня, которая живет у его кормилицы, просит его приехать повидаться с ней, но не в дом Дарьи, а сюда, в шинок.
– Молодец! – похвалил его Табич, и мальчишка ускакал. Сыщики, не найдя никого в Окоцине, оставили там несколько жандармов и вернулись в Киев. Наступила ночь, в лесу водворилась глубокая тишина, только голодная волчица, сверкая глазами, рыскала взад и вперед, ища добычи. Успокоенные беглецы заснули крепким сном в своем надежном убежище, но на следующий день первый луч солнца застал Эмму уже на ногах.
Между тем, посланный Табичем мальчишка благополучно добрался до Киева, разбудил Ядевского, передал ему мнимое поручение Анюты и тотчас же помчался в Малую Казинку.
– Эй, тетка Дарья, вставай! – постучался он в окно хаты. –Твой барин приказал передать, что он сейчас приедет сюда, только не к тебе в хату, а в шинок, – прибавил он, когда хозяйка высунулась в окно.
Дарья удивилась и поспешила разбудить Анюту.
– Барышня, посылали вы кого-нибудь к своему жениху? – спросила она.
– Нет, не посылала.
– Тут приехал от него паренек... Подите, поговорите с ним.
Анюта испугалась – недоброе предчувствие шевельнулось в ее сердце.
– Кто прислал тебя? – спросила она мальчика.
– Офицер Ядевский.
– Зачем же ты к нему ездил?
– Вы сами послали меня туда, барышня. Вчера вечером вы послали мужика в наше село, я подрядился с ним за два рубля и поехал в город.
– Я и не думала посылать тебя к Ядевскому! Расскажи мне все по порядку?
Выслушав рассказ мальчика, Анюта поняла, что Казимиру угрожает опасность. По всей вероятности, Эмма заманивала молодого человека в Казинку с намерением погубить его.
– Беги, буди всех соседей, – приказала она мальчику, – пусть они соберутся здесь перед хатой, да как можно скорее!
Дарья разбудила Тараса и велела ему оседлать лошадь для Анюты.
Между тем Казимир приехал еще до рассвета в Малую Казинку и отправился в шинок. Но лишь только он переступил его порог, как Табич и Каров схватили его, а Генриетта проворно накинула ему на шею петлю. Через мгновение он, связанный по рукам и ногам, стоял на коленях посреди комнаты, а перед ним на деревянной скамейке сидела Эмма.
– Наконец-то ты попался в мои руки! – воскликнула она и приказала своим сообщникам выйти вон.
– Что же ты молчишь? – продолжала она. – Разве ты разлюбил меня?.. Тем хуже для тебя... Теперь я свободна и готова стать твоей женой... Насладившись счастьем супружеской жизни, мы принесем себя в жертву Богу и умрем вместе.
– Ты можешь убить меня, – ответил Казимир, – но я никогда не буду твоим мужем, потому что ты убийца и руки твои залиты человеческой кровью. Было время, когда я любил тебя, а теперь ты не внушаешь мне ничего, кроме ужаса и отвращения.
– В таком случае я принесу в жертву и тебя, и Анюту в отмщение за смерть праведника, которого вы погубили.
– Мы ни в чем не виноваты. А тебя, преступницу, рано или поздно постигнет Божья кара.
– Это мы еще увидим! Теперь ты в моей власти, а через несколько минут к тебе присоединится Анюта. Я придумаю для вас небывалые пытки. Не жди от меня пощады!
– Этим ты меня не напугаешь. Моя жизнь в руках Божьих... Я готов умереть, если это Ему угодно.
Эмма захохотала. Этот холодный, свирепый, сатанинский смех заставил Казимира содрогнуться.
– Посмотрим, так ли ты заговоришь под пыткой! – надменно воскликнула она. – Анюта будет свидетельницей, как ты будешь валяться у моих ног и умолять о пощаде, а я оттолкну тебя, как подлого раба, и прикажу казнить!
– Пытай, казни меня, проклятая, но я никогда перед тобой не унижусь!
Я презираю тебя и твои угрозы!
Эмма схватила уже в руки плеть, как вдруг в комнату ворвалась Генриетта и закричала:
– Беги! Беги! Сюда едет верхом Анюта и с ней целая толпа вооруженных крестьян!
Сектантка побледнела как смерть, но не потеряла присутствие духа.
– Спасайтесь вы, – возразила она, – на вас лежит обязанность продолжать наш священный подвиг, а я останусь здесь.
– И я с тобой! – воскликнула Генриетта.
– Я приказываю тебе бежать не медля.
Генриетта, рыдая, поцеловала руку своей госпожи, вышла из шинка, вскочила на лошадь Ядевского и ускакала. Каров и Табич пробрались через сад и мгновенно скрылись в лесной чаще, а Эмма с револьвером в руке хладнокровно ожидала приезда Анюты Огинской и ее спутников.
С улицы донеслись голоса, конский топот и через минуту в комнату вошла Анюта вместе с Тарасом. В руках у обоих были пистолеты.
– Сдавайся! – вскричала она. – Шинок окружен моими людьми, они не выпустят тебя отсюда... Ты в ловушке!
– Я ждала тебя, – ответила сектантка, гордо вскинув голову, – нам надо свести старые счеты. Именем Бога Всемогущего я буду судить тебя и вот этого, – она презрительно указала на Казимира.
– Не оскорбляй имени Божьего, преступница, убийца, кровожадная сектантка!
– Бог решит, которая из нас должна умереть.
– Я согласна, – сказала Анюта, – обе мы стоим перед лицом праведного судии, Его святая воля.
Самодовольная улыбка озарила гордое лицо душегубки, между тем как Анюта мысленно читала молитву. Соперницы стояли одна против другой, и обе одновременно подняли пистолеты. Разом грянули два выстрела, и Эмма, залитая кровью, опрокинулась навзничь.
– Умерла? – дрожащим голосом спросила Анюта.
– Суд Божий... – пролепетал Тарас, наклоняясь к безжизненному телу сектантки.
Анюта упала на колени и со слезами простерла руки к небу. Потом она выхватила из-за пояса кинжал, перерезала веревки, которыми был связан Ядевский, и, рыдая, бросилась к нему на шею.
В ту же самую минуту в комнату ворвалась Дарья.
– Голубчик мой ненаглядный! – воскликнула она. – Тебя спас Господь Бог и вот этот ангел!
Запряженные сани стояли уже у крыльца, и два часа спустя Казимир привез свою возлюбленную в дом ее родителей. Обливаясь радостными слезами, старики прижали к груди своих детей, призывая на них благословение Божие.
В Малой Казинке, на том месте, где стоял шинок, воздвигнута часовня во имя Пресвятой Богородицы. Там ежегодно молодые Ядевские присутствуют на панихиде за упокоение души безвременно погибшей Эммы и благодарят Бога, спасшего их жизнь таким чудесным образом.