Жак Кристиан. Убитая пирамида

   Беранир всячески поддерживал своего ученика. Если потребуется, он готов был продать дом, чтобы Пазаир смог выплатить долг. Разумеется, к вмешательству старшего судьи портика следовало отнестись серьезно – этот упрямый, жесткий человек нередко осложнял жизнь молодым судьям, чтобы закалить их характер.
   Смельчак резко остановился и стал принюхиваться.
   Тень вышла из-за укрытия и направилась к Пазаиру. Пес зарычал, хозяин придержал его за ошейник.
   – Не бойся, мы здесь одни.
   Смельчак ткнулся носом в хозяйскую руку.
   Это была женщина.
   Высокая, стройная, лицо скрыто под темным покрывалом. Уверенным шагом она подошла поближе и остановилась в метре от Пазаира.
   Смельчак застыл на месте.
   – Вам нечего опасаться, – заверила она.
   И откинула покрывало.
   – Ночь так тиха, царевна Хаттуса, и так располагает к уединенному размышлению.
   – Мне нужно было застать вас одного, без свидетелей.
   – Официально вы в Фивах.
   – Какая прозорливость!
   – Ваша месть оказалась весьма действенной.
   – Моя месть?
   – Меня отстранили, как вы того желали.
   – Не понимаю.
   – Не стоит надо мной смеяться.
   – Именем фараона, я ничего не предпринимала против вас.
   – Разве я не зашел слишком далеко, по вашим собственным словам?
   – Вы меня вывели из себя, но я оценила вашу смелость.
   – Вы признаете обоснованность моего поведения?
   – В доказательство скажу только одно: я говорила со старшим судьей Фив.
   – И каков результат?
   – Он знает правду, инцидент исчерпан.
   – Только не для меня.
   – Мнения вышестоящего чиновника вам не достаточно?
   – В данном случае – нет.
   – Поэтому я и пришла сюда. Старший судья предполагал – и не зря, – что эта встреча необходима. Я поведаю вам правду, но взамен требую молчания.
   – Я никакого торга не признаю.
   – Вы невыносимы.
   – Вы надеялись, что я сразу соглашусь?
   – Вы меня не любите, как и большинство ваших соотечественников.
   – Вам бы следовало сказать: наших соотечественников. Вы же теперь египтянка.
   – Разве можно забыть, откуда ты родом? Меня волнует судьба хеттов, попавших в Египет в качестве военнопленных. Некоторые осваиваются быстро, другие выживают с трудом. Я обязана им помогать, и поэтому я переправляла им зерно из амбаров моего гарема. Смотритель сказал, что запасов до следующего урожая не хватит, и предложил договориться с одним знакомым чиновником в Мемфисе.
   Я дала согласие. Поэтому вся ответственность за этот груз лежит на мне.
   – Верховный страж был в курсе дела?
   – Естественно. Он не усмотрел ничего преступного в стремлении накормить голодных.
   Что тут может сделать суд? Разве что обвинить ее в административном правонарушении, да и то виноваты будут оба смотрителя. Монтумес станет все отрицать, судовладелец окажется ни при чем, Хаттуса даже не предстанет перед судом.
   – Старший судья Фив и его коллега из Мемфиса привели документы в порядок. Если процедура покажется вам незаконной, вы вольны вмешаться. Буква закона соблюдена не была, согласна, но разве дух закона не важнее буквы?
   Она побила его на его же территории.
   – Мои несчастные соотечественники не ведают, откуда они получают пищу, и я не хочу, чтобы они узнали. Вы не откажете мне в этой просьбе?
   – Кажется, дело перешло на рассмотрение в Фивы.
   Она улыбнулась.
   – У вас сердце случайно не каменное?
   – Мне бы очень этого хотелось.
   Смельчак успокоился и снова принялся резвиться, то и дело нюхая землю.
   – Последний вопрос, царевна: доводилось ли вам встречаться с полководцем Ашером?
   Она напряглась, голос зазвучал резко.
   – В день его смерти я буду предаваться веселью. Да пожрут бестии преисподней мучителя моего народа.
 

***

 
   Сути наслаждался жизнью. Благодаря своим подвигам и полученным ранам он имел право отдохнуть несколько месяцев, прежде чем снова приступить к службе.
   Пантера играла роль покорной супруги, но, судя по приступам безудержной страсти, темперамент ее нисколько не угас. Каждый вечер схватка возобновлялась с новой силой. Иногда победа оставалась за ней, и она, сияя от восторга, сетовала на вялость партнера. Но на следующий день Сути заставлял ее молить о пощаде. Игра приводила их в восхищение, ибо каждое движение тела возбуждало ответную реакцию, а наслаждение приходило одновременно. Она повторяла, что никогда не влюбится в египтянина. Он утверждал, что ненавидит варваров.
   Когда он сообщил, что уезжает на неопределенный срок, она рассвирепела и ударила его. Он прижал ее к стене, крепко схватил за руки и запечатлел на ее губах самый долгий поцелуй за всю историю их совместного существования. Она изогнулась, как кошка, прильнула к нему и пробудила столь неодолимое желание, что он овладел ею стоя, так и не выпустив ее из объятий.
   – Ты никуда не поедешь.
   – Это секретное поручение.
   – Если ты уедешь, я тебя убью.
   – Я вернусь.
   – Когда?
   – Не знаю.
   – Лжешь! Что за поручение?
   – Секретное.
   – От меня у тебя нет секретов.
   – Не обольщайся.
   – Возьми меня с собой, я буду тебе помогать.
   Такого варианта Сути не рассматривал. Слежка за Чечи, наверное, будет делом долгим и скучным, да и при некоторых обстоятельствах действительно не мешает быть вдвоем.
   – Если ты предашь меня, я отрублю тебе ногу.
   – Не посмеешь.
   – Ты опять ошибаешься.
 
   ***
 
   Напасть на след Чечи удалось всего через несколько дней. Утром он работал в дворцовой мастерской вместе с лучшими химиками царства. Днем отправлялся в удаленную казарму и не выходил оттуда до самого рассвета. Все отзывы, которые смог собрать Сути, оказались самыми лестными: трудолюбивый, знающий свое дело, сдержанный, скромный. В упрек ему ставили лишь чрезмерную молчаливость и постоянное стремление оставаться незаметным.
   Пантера быстро заскучала. Ни движения, ни опасности – только жди и наблюдай. Задание оказалось неинтересным. У Сути тоже опускались руки. Чечи ни с кем не общался, все время проводил за работой.
   Полная луна озарила небо над Мемфисом. Пантера спала, свернувшись калачиком возле Сути. Предполагалось, что это будет их последняя ночь на посту.
   – Вот он, Пантера.
   – Я спать хочу.
   – Кажется, он нервничает.
   Чечи вышел из дверей казармы и забрался на осла, свесив ноги. Животное пошатнулось.
   – Скоро рассвет, он возвращается в мастерскую.
   Пантера, казалось, обомлела.
   – Ну все, с этим делом покончено. Чечи – путь тупиковый.
   – Где он родился? – спросила она.
   – В Мемфисе, наверное.
   – Чечи не египтянин.
   – Откуда ты знаешь?
   – Так на осла может сесть только бедуин.
 
   ***
 
   Колесница Сути остановилась во дворе пограничного поста города Питом, расположенного у самых болот. Поручив лошадей заботам конюха, он побежал к писцу, ведавшему въездом в страну.
   Здесь бедуины, желавшие обосноваться в Египте, подвергались долгому и упорному допросу. Были периоды, когда въезжать в страну не разрешалось никому. Во многих случаях прошения, направленные писцами в Мемфис, отклонялись столичными властями.
   – Офицер-колесничий Сути.
   – Наслышан о ваших подвигах.
   – Не могли бы вы сообщить мне сведения об одном бедуине, по-видимому, давно уже ставшем египтянином?
   – Вообще-то это не совсем по правилам. А в чем дело?
   Сути смущенно опустил глаза.
   – Это дело сугубо личное. Если бы мне удалось убедить мою невесту, что он не коренной египтянин, думаю, она бы вернулась ко мне.
   – Ну ладно… как его зовут?
   – Чечи.
   Писец справился с архивами.
   – Есть у меня один Чечи. Действительно, бедуин из Сирии. Явился на пограничный пост пятнадцать лет назад. Положение тогда было спокойное, и мы разрешили ему въехать в страну.
   – Ничего подозрительного?
   – Ничего предосудительного в прошлом, ни в каких военных действиях против Египта не участвовал. Комиссия решила вопрос в его пользу после трех месяцев тщательных проверок. Он принял имя Чечи и устроился в Мемфисе рабочим по металлу. Первые пять лет находился под контролем, но ничего настораживающего выявлено не было. Боюсь, ваш Чечи забыл о своем происхождении.
 
   ***
 
   Смельчак спал у ног Пазаира.
   С тяжелым сердцем судья в который раз отверг предложение Беранира, хотя тот продолжал настаивать. Рука не поднималась продать его дом.
   – Вы уверены, что пятый ветеран все еще жив?
   – Если бы он умер, я бы почувствовал.
   – Раз он отказался от пенсии и предпочел скрываться, ему необходимо работать, чтобы себя прокормить. Кани копал глубоко и методично, но так ничего и не раскопал.
   Стоя на террасе, Пазаир смотрел на Мемфис. Вдруг ему почудилось, что безмятежность большого города под угрозой, что над ним нависла неведомая опасность. А если дрогнет Мемфис, не устоят ни Фивы, ни вся страна. Внезапно ослабев, он опустился на стул.
   – А, ты тоже почувствовал.
   – Какое ужасное ощущение!
   – И оно нарастает.
   – Может быть, нам это только кажется?
   – Ты ощутил зло всем своим существом. Вначале, несколько месяцев назад, я думал, что это кошмар. Но он стал повторяться все чаще, все острее.
   – Что же это такое?
   – Бедствие, природа которого нам неизвестна.
   Судья вздрогнул. Недомогание прошло, но он знал, что тело сохранит память о нем.
   Возле дома остановилась колесница. С нее спрыгнул Сути и взлетел на второй этаж.
   – Чечи – по рождению бедуин! Правда, я заслужил кружку пива? Ой, извините, Беранир, я с вами не поздоровался.
   Пазаир подал другу пиво, и тот долго утолял жажду.
   – Я все думал по дороге от пограничного поста. Кадаш – ливиец, Чечи – бедуин из Сирии, Хаттуса – хеттиянка! Все трое чужеземцы. Кадаш стал всеми уважаемым зубным лекарем, но участвует в экстатических плясках с соплеменниками; Хаттуса недовольна новой жизнью и горячо привязана к своему народу; молчун Чечи занимается странными исследованиями. Вот тебе и заговор! А за ними – Ашер. Он-то всеми и управляет.
   Беранир хранил молчание. Пазаир подумал, не содержат ли слова Сути разгадки мучившей их всех тайны.
   – Ты слишком торопишься. Ну какая может быть связь между Хаттусой и Чечи? Или между ней и Кадашем?
   – Ненависть к Египту.
   – Она ненавидит Ашера.
   – Откуда ты знаешь?
   – Она сама мне сказала, и я поверил.
   – Протри глаза, Пазаир, ты возражаешь, как дитя! Взгляни на вещи непредвзято и тут же сам сделаешь вывод. Хаттуса и Ашер – голова всего этого дела, Кадаш и Чечи – исполнители. Оружие, над которым работает химик, предназначается не для египетского войска.
   – Мятеж?
   – Хаттуса мечтает о нашествии, Ашер его организует.
   Сути и Пазаир обратили взор к Бераниру, обоим не терпелось услышать его мнение.
   – Власть великого Рамсеса не ослабла. Подобная попытка, на мой взгляд, обречена на провал.
   – Тем не менее она готовится! – воскликнул Сути. – Нужно действовать, нужно задушить заговор в зародыше. Если мы начнем судебную процедуру, они испугаются, поняв, что их козни раскрыты.
   – Если наше обвинение будет признано необоснованным и клеветническим, нас ждет суровый приговор, а у них будут развязаны руки. Мы должны бить наверняка и сильно. Если бы у нас был пятый ветеран, доверие к полководцу Ашеру было бы подорвано.
   – Ты что же, собираешься ждать катастрофы?
   – Дай мне одну ночь на раздумье, Сути.
   – Думай хоть целый год! Ты все равно не в состоянии созвать суд.
   – На сей раз, – сказал Беранир, – Пазаир не сможет отказаться от моего дома. Ему нужно заплатить долги и вернуться к исполнению своих обязанностей как можно скорее.
 
   ***
 
   Пазаир шагал один в ночи. Жизнь взяла его за горло и заставила сосредоточиться на хитросплетениях заговора, серьезность которого с каждым часом осознавалась все отчетливее, тогда как он хотел думать только об одном – о любимой и недосягаемой женщине.
   Он отрекался о счастья, но не от справедливости.
   Страдание закалило его, какая-то сила в самой глубине его существа ни за что не желала сдаваться. И эту силу он заставит служить тем, кто ему дорог.
   Луна – это нож, рассекавший небеса, или зеркало, отражавшее красоту богов. Он молил, чтобы светило наделило его своей мощью, чтобы его взгляд стал столь же проницательным, как око ночного солнца.
   Мысли его снова обратились к пятому ветерану. Чем может заниматься человек, желающий остаться незамеченным? Пазаир перебрал все виды деятельности жителей западных Фив и отмел их один за другим. От мясника до сеятеля все постоянно были вынуждены общаться с людьми, а тогда Кани в конце концов нашел бы какую-нибудь зацепку.
   Все, кроме одного.
   Да, было одно занятие, при котором человек одновременно был настолько одинок и настолько у всех на виду, что это давало ни с чем не сравнимую возможность не привлекать внимания.
   Пазаир поднял глаза к небу – своду из темного лазурита со звездообразными отверстиями, через которые струится свет. Ему удалось направить этот свет в нужное русло, и теперь он знал, где искать пятого ветерана.

34

   Контора, отведенная новому старшему казначею амбаров, была просторной и светлой; под его началом постоянно трудилось четверо писцов. Бел-Тран, облаченный в новую набедренную повязку и не особо шедшую ему льняную рубаху с короткими рукавами, весь прямо-таки светился от счастья. Успехам в торговле он радовался несказанно, но власть влекла его, с тех пор как он выучился читать и писать. Скромное происхождение и весьма посредственное образование делали мечту практически неосуществимой. Однако администрация сумела оценить, сколь исступленно способен трудиться этот человек, и решила использовать его энергию на государственной службе.
   Поздоровавшись с сотрудниками и подчеркнув свою любовь к порядку и пунктуальности, он приступил к ознакомлению с первым делом, доверенным ему непосредственным начальником: списком людей, вовремя не заплативших налоги. Сам он платил налоги час в час, а потому, развернув список, ехидно усмехнулся. Землевладелец, войсковой писец, хозяин столярного цеха и… судья Пазаир! Проверявший чиновник указал, насколько просрочен платеж и размер штрафа, верховный страж лично опечатал дверь в контору судьи!
   В обед Бел-Тран отправился к секретарю Ярти и спросил, где поселился судья. У Сути чиновник застал лишь доблестного воина и его любовницу; оказалось, Пазаир только что отправился в гавань, откуда выходили легкие суда, курсировавшие между Мемфисом и Фивами.
   Бел-Тран успел нагнать Пазаира.
   – Я узнал, какая скверная история с вами приключилась.
   – Я допустил оплошность.
   – Да это вопиющая несправедливость! Штраф ни в какое сравнение не идет с самим проступком. Обратитесь в суд.
   – Я ведь не прав. Суд затянется надолго, и что я выиграю? Снижение штрафа и кучу врагов.
   – Видимо, старшему судье портика вы не особенно нравитесь.
   – Он имеет обыкновение испытывать молодых людей.
   – Вы помогли мне в трудную минуту, я хотел бы отплатить вам тем же. Разрешите мне погасить ваш долг.
   – Ни в коем случае.
   – А взаймы взять согласитесь? Без процентов, разумеется. Уж позвольте мне хотя бы не наживаться за счет друга!
   – А как я смогу вернуть вам долг?
   – Работой. В моей новой должности старшего казначея амбаров мне часто нужна будет ваша помощь. Вы сами посчитаете, сколько консультаций соответствуют двум мешкам зерна и одному тучному быку.
   – Значит, будем видеться часто.
   – Вот документ, удостоверяющий ваше право собственности на означенное имущество.
   Бел-Тран и Пазаир ударили по рукам.
 
   ***
 
   Старший судья царского портика готовился к завтрашнему заседанию. Кража сандалий, спор о наследстве, возмещение за несчастный случай. Простые, быстро разрешимые дела. Весть о нежданном посетителе его позабавила.
   – Пазаир! Вы что, сменили профессию или пришли выплатить долг?
   Судья рассмеялся собственной шутке.
   – Выплатить долг, конечно.
   Старший судья спокойно, широко улыбаясь, посмотрел на Пазаира.
   – Отлично, в чувстве юмора вам не откажешь. Карьера – это не для вас; впоследствии вы еще благодарить меня будете за проявленную суровость. Возвращайтесь к себе в селение, женитесь на доброй крестьянке, сделайте ей пару детишек и забудьте о судьях и правосудии. Слишком уж сложен этот мир. Я разбираюсь в людях, Пазаир.
   – С чем вас и поздравляю.
   – Значит, вы вняли голосу разума!
   – Вот то, что с меня причитается.
   Старший судья портика ошалело уставился в документ, подтверждающий право собственности.
   – Два мешка зерна стоят возле вашей двери, тучного быка сейчас кормят в государственном стойле. Вы удовлетворены?
 

***

 
   Монтумес выглядел как в худшие времена. Покрасневшая кожа на голове, осунувшееся лицо, гнусавый голос, нетерпение, проскальзывающее в каждом действии.
   – Я принимаю вас просто из вежливости, Пазаир. Ныне вы всего лишь отстраненный от должности бывший судья.
   – Если бы дело обстояло именно так, я бы не позволил себе вас беспокоить.
   Верховный страж поднял голову.
   – То есть?
   – Вот документ, подписанный старшим судьей царского портика. С налоговой службой все улажено. Он даже счел, что мой бык тучнее, чем следует, и предоставил мне льготы по налогам на будущий год.
   – Как вам удалось…
   – Я был бы вам очень благодарен, если бы вы как можно скорее сняли печати с моей двери.
   – Разумеется, мой дорогой судья, разумеется! Знайте, я всячески старался вас защитить в этой прискорбной истории.
   – Ни секунды в этом не сомневаюсь.
   – Наше дальнейшее сотрудничество…
   – Может стать необычайно плодотворным. Одна маленькая подробность: с хищением зерна все улажено. Я в курсе дела, но вы узнали обо всем раньше меня.
 
   ***
 
   Успокоившись и вернувшись к исполнению своих обязанностей, Пазаир сел на быстроходное судно и направился в Фивы. С ним рядом был Кем. Убаюканный качкой павиан спал, привалившись к бухте пенькового каната.
   – Вы меня поражаете, – сказал нубиец. – Вы уцелели, попав между молотом и наковальней; даже самые крепкие люди, и те ломаются в таких ситуациях.
   – Мне просто повезло.
   – Скорее, возникла необходимость. Причем необходимость настолько острая, что перед вами склонились и люди, и обстоятельства.
   – Вы приписываете мне способности, которыми я не обладаю.
   Двигаясь вверх по течению, он приближался к Нефрет. Скоро старший лекарь потребует отчета. Выяснится, что молодая целительница свою деятельность не свернула. Столкновение становилось неизбежным.
   Судно причалило в Фивах ближе к вечеру. Судья уселся на берегу поодаль от прохожих. Солнце спустилось к горизонту, горы на западе порозовели, под печальные звуки флейты возвращались с полей стада.
   На последнем пароме было всего несколько пассажиров. Кем и павиан устроились у заднего борта. Пазаир подошел к перевозчику. Его лицо было наполовину скрыто старомодным париком.
   – Двигайтесь помедленнее, – попросил судья.
   Перевозчик не поднимал головы от весла.
   – Нам надо поговорить; здесь вы в безопасности. Отвечайте, не глядя на меня.
   Кому какое дело до перевозчика? Каждый торопится попасть на другой берег, люди беседуют, мечтают, на паромщика никто и не взглянет. Он довольствовался малым, жил особняком, не смешиваясь с населением.
   – Вы пятый ветеран, единственный выживший из почетной стражи сфинкса.
   Перевозчик не стал возражать.
   – Я судья Пазаир, и я желаю знать правду. Четверо ваших товарищей погибли, вероятно, были убиты. Поэтому вы скрываетесь. За всем этим могут стоять только очень серьезные причины.
   – Чем вы докажете, что говорите правду?
   – Если бы я хотел вас уничтожить, вас бы уже не было. Поверьте.
   – Да, вам легко…
   – Забудьте об этом. Вам довелось стать свидетелем чудовищного происшествия, верно?
   – Нас было пятеро… пять ветеранов. Мы охраняли сфинкса по ночам. Задача, не связанная с риском, чисто почетная, чтобы дождаться пенсии. Мы с одним товарищем сидели с внешней стороны ограды, которой обнесена статуя. Как обычно, мы заснули. Он услышал шум и проснулся. Я хотел спать и попытался его успокоить. Но он разволновался, стал настаивать. Мы пошли посмотреть, в чем дело, перелезли через ограду и обнаружили тело одного из наших с правой стороны от сфинкса, и второго – с левой.
   Он прервался, ему было трудно говорить.
   – А потом – стоны… они меня до сих пор преследуют! Между лапами сфинкса умирал начальник стражи. Изо рта у него шла кровь, он с трудом выговаривал слова.
   – Что он сказал?
   – На него напали, он защищался.
   – Кто напал?
   – Обнаженная женщина, несколько мужчин. «Чужая речь в ночи» – это были его последние слова. Мы с товарищем перепугались. Зачем такая жестокость?.. Следует ли звать стражу, охраняющую большую пирамиду? Мой напарник решил, что не надо, уверенный, что это сулит нам неприятности. Того гляди, еще нас же и обвинят. Трое ветеранов погибли… Лучше молчать, сделать вид, что мы ничего не видели и не слышали. Мы вернулись на свой пост. Когда рано утром нам на смену пришла дневная стража, она обнаружила тела. Мы прикинулись потрясенными.
   – Какие последовали меры?
   – Никаких. Нас отправили на пенсию в наши родные селения. Мой товарищ стал пекарем, я собирался чинить колесницы. Его убийство заставило меня скрываться.
   – Убийство?
   – Он был необычайно осторожен, особенно с огнем. Я абсолютно уверен, что его подтолкнули. Трагедия сфинкса преследует нас. Мы представляем опасность. Кто-то убежден, что мы слишком много знаем.
   – Кто вас допрашивал в Гизе?
   – Какой-то старший офицер.
   – Полководец Ашер с вами не говорил?
   – Нет.
   – Ваше свидетельство сыграет на суде решающую роль.
   – На каком суде?
   – Полководец утвердил документ, согласно которому вы и четверо ваших товарищей погибли в результате несчастного случая.
   – Ну и хорошо, значит, меня больше нет.
   – Если вас нашел я, значит, найдут и другие. Выступите свидетелем и снова будете свободны.
   Паром подходил к берегу.
   – Я… я не знаю. Оставьте меня в покое.
   – Это единственный выход. Вы должны сделать это в память о ваших товарищах и ради себя самого.
   – Завтра утром на первом пароме я дам вам ответ.
   Перевозчик выбрался на берег и привязал веревку к колышку.
   Пазаир, Кем и павиан пошли прочь.
   – Охраняйте этого человека всю ночь.
   – А вы?
   – Я пойду переночую в ближайшей деревне. Вернусь на рассвете.
   Кем колебался. Полученный приказ ему не нравился. Если перевозчик что-то рассказал Пазаиру, значит, судья в опасности. Он не мог обеспечить безопасность обоих.
   Кем выбрал Пазаира.
 

***

 
   Поглотитель теней наблюдал за тем, как паром пересек реку в лучах заходящего солнца. Нубиец и павиан сзади, судья рядом с перевозчиком.
   Странно.
   Стоя бок о бок, они оба смотрели на противоположный берег. Между тем пассажиров было мало, каждый занимался своими делами. Почему вдруг такое сближение, не потому ли, что надо поговорить?
   Перевозчик… Единственный вид деятельности, когда ты все время на виду и абсолютно неприметен.
   Поглотитель теней бросился в воду и переплыл Нил. Добравшись до противоположного берега, он долго сидел в тростниковых зарослях и наблюдал за окрестностями. Перевозчик спал в своей деревянной хижине.
   Ни Кема, ни павиана поблизости видно не было.
   Он выждал еще немного, удостоверился, что хижину никто не охраняет.
   Быстро пробравшись внутрь, он накинул кожаный шнурок на шею спящему, и тот резко проснулся.
   – Если дернешься, ты – мертвец.
   Сопротивляться перевозчику было не по силам.
   Он поднял правую руку в знак покорности. Поглотитель теней ослабил хватку.
   – Кто ты?
   – Пе… перевозчик.
   – Еще раз солжешь, и я тебя придушу. Ты ветеран?
   – Да.
   – К какому войску приписан?
   – К азиатскому.
   – Последнее назначение?
   – Почетная стража сфинкса.
   – Почему ты скрываешься?
   – Я боюсь.
   – Кого?
   – Я… не знаю.
   – В чем твоя тайна?
   – Ни в чем!
   Шнурок сдавил плоть.
   – Нападение в Гизе. Побоище. На сфинкса напали, мои товарищи погибли.
   – Кто напал?
   – Я ничего не видел.
   – Судья задавал тебе вопросы?
   – Да.
   – Какие?
   – Те же, что и вы.
   – Что ты отвечал?
   – Он пригрозил мне судом, но я ничего не сказал. Я не хочу неприятностей с правосудием.
   – Что ты ему рассказал?
   – Что я перевозчик, а не ветеран.
   – Превосходно.
   Он убрал шнурок. Пока ветеран с облегчением ощупывал больную шею, поглотитель теней оглушил его ударом кулака в висок. Потом вытащил тело из хижины, подтащил к реке и держал голову перевозчика под водой на протяжении нескольких долгих минут. А затем спустил труп в воду рядом с паромом.
   Ну просто утонул человек, и все.
 
   ***
 
   Нефрет готовила снадобье для Сабабу. Поскольку проститутка отнеслась к лечению серьезно, болезнь понемногу отступала. Сабабу ощущала новый прилив сил, острые приступы артрита больше ее не мучили, и она испросила у своего лекаря позволения заниматься любовью с привратником из пивного дома – молодым, пышущим здоровьем нубийцем.