Страница:
***
Незадолго до рассвета, когда Мемфис понемногу просыпался, Пазаир предстал перед большими бронзовыми вратами храма Птаха. К нему вышел жрец и повел его вдоль стены, со стороны, где еще царила ночная мгла. Кем изо всех сил пытался отговорить судью откликаться на странное приглашение. По своему статусу он не был уполномочен вести расследование в храме. Но что если кто-то из жрецов хотел что-то рассказать ему о краже небесного железа и тесла?
Пазаир был взволнован. Ему впервые довелось проникнуть в глубины храма. Высокие стены отделяли от внешнего мира тех, кто призван был поддерживать и распространять божественную силу, чтобы не прервалась связь между богами и человечеством. Конечно, храм был еще и экономическим центром со своими мастерскими, пекарнями, мясными лавками, складами, где работали лучшие ремесленники царства; конечно, первый большой двор под открытым небом был доступен для непосвященных в дни больших праздников. Но дальше начиналась обитель тайны, каменный сад, где говорить следовало тихо, дабы слышать голос богов.
Проводник Пазаира обогнул внешнюю стену и дошел до маленькой дверцы с медным колесом, служившим шлюзовым затвором; повернув его, они открыли воду и омыли лицо, руки и ноги. Жрец попросил Пазаира подождать в темноте у начала колоннады.
***
Затворники, облаченные в белые льняные одежды, вышли из своих жилищ, построенных на берегу озера, где они черпали воду для утренних омовений. Выстроившись в процессию, они возложили на алтари овощи и хлеб, между тем как верховный жрец, действуя от имени фараона[49], зажигал светильники, снимал печать с наоса, где обитала статуя бога, воскурял ладан и одновременно с другими верховными жрецами, исполнявшими тот же ритуал в других храмах Египта, произносил заклинание: «Пробудись с миром».
В одном из залов внутреннего храма собрались девять человек. Визирь, хранитель Закона, начальник казны, смотритель каналов и водоемов, начальник царских писцов, управитель земельных угодий, начальник тайной службы, писец кадастра и управитель царского дома составляли совет девятерых при Рамсесе Великом. Каждый месяц они совещались в этом тайном месте, вдали от своих контор и подчиненных. В тишине святилища они обретали безмятежное спокойствие, столь необходимое для раздумий. Принятая ими на себя ноша день ото дня казалась все более непосильной, с тех пор как фараон отдал приказы столь необычные, словно царству грозила опасность. Каждый из них должен был проводить систематические проверки в своей области, дабы убедиться в честности самых высокопоставленных своих подчиненных. Рамсес требовал быстрых результатов. Нарушения законности и попустительство необходимо было немилосердно преследовать, а недобросовестных чиновников отстранять от должности. Каждый из девяти советников после встреч с фараоном находил царя озабоченным, а то и встревоженным.
Проведя ночь в плодотворных беседах, девять членов совета разошлись. Один из жрецов что-то шепнул на ухо Баги, и тот направился к колонному залу.
– Спасибо, что пришли, судья Пазаир. Я – визирь.
Пазаир, впечатленный величием места, еще больше разволновался при этой встрече. Он, мелкий мемфисский судья, удостоился невиданной чести беседовать один на один с визирем Баги, чья легендарная строгость повергала в трепет всех египетских чиновников.
Баги, который был выше Пазаира ростом, говорил глухим, хрипловатым голосом. Его тон был холоден, почти резок, лицо сохраняло суровое выражение.
– Я очень хотел увидеть вас здесь, чтобы наша встреча осталась тайной. Если вы сочтете, что это противозаконно, можете удалиться.
– Я вас слушаю.
– Вы осознаете важность процесса, который ведете?
– Полководец Ашер – фигура значительная, но, мне кажется, я доказал преступный характер его деятельности.
– Вы в этом убеждены?
– Свидетельство Сути неопровержимо.
– Но ведь он ваш лучший друг, верно?
– Да, это так, но дружба не влияет на мое суждение.
– Ошибиться было бы непростительно.
– Мне кажется, факты установлены.
– Разве не присяжные должны это решать?
– Я склонюсь перед их решением.
– Ополчившись на Ашера, вы ставите под сомнение политику обороны в Азии. От этого пострадает моральный дух наших воинов.
– Если бы истина не была обнаружена, страна подверглась бы более серьезной опасности.
– Вам чинили препятствия в ходе расследования?
– Военные всячески пытались мне помешать, и я уверен, что были совершены убийства.
– Пятый ветеран?
– Все пять ветеранов умерли насильственной смертью: трое – в Гизе, а двое выживших – в своих селениях. Таково мое убеждение. Продолжать расследование надлежит старшему судье царского портика, но…
– Что – но?
Пазаир колебался. Передним стоял визирь. Необдуманные слова могли обернуться для него полным крахом, но скрыть свои мысли было все равно что солгать. Те, кто пытались обмануть Баги, больше в его администрации не работали.
– Но у меня ощущение, что он не проявит должного упорства.
– Вы обвиняете в недобросовестности высшего судью Мемфиса?
– У меня такое чувство, что борьба с темными силами его уже не слишком привлекает. В силу своего опыта он предвидит столько нежелательных последствий, что предпочитает оставаться в стороне и не ступать на опасную территорию.
– Суждение крайне суровое. Вы считаете, что он подкуплен?
– Просто связан с влиятельными людьми и не хочет вызывать их недовольство.
– Это не слишком вяжется с правосудием.
– Я действительно представляю себе его иначе.
– Если полководец Ашер будет осужден, он подаст апелляцию.
– Это его право.
– Каким бы ни был вердикт, старший судья царского портика не отстранит вас от этого дела и попросит продолжать расследование невыясненных обстоятельств.
– Позвольте мне в этом усомниться.
– Напрасно, ибо я дам ему такой приказ. Я хочу добиться полной ясности в этом деле, судья Пазаир.
***
– Сути вернулся вчера вечером, – сообщил Пазаиру Кем.
Судья был поражен.
– Почему он не пришел сюда?
– Он под стражей, в казарме.
– Это противозаконно!
Пазаир кинулся в центральную казарму, где его принял писец, возглавлявший отряд.
– Я требую объяснений.
– Мы отправились на место происшествия. Офицер Сути узнал место, но тела мы там не нашли. Я счел нужным арестовать офицера Сути.
– Это решение незаконно, пока не завершился текущий процесс.
Писец признал правоту судьи. Сути был сразу же освобожден.
Друзья обнялись.
– Как с тобой обращались?
– Отлично. Мои спутники были убеждены в виновности Ашера, провал операции привел их в отчаяние. Всю пещеру разнесли, лишь бы замести следы.
– А ведь мы держали все в тайне.
– Ашер и его сторонники приняли меры предосторожности. Я так же наивен, как и ты, Пазаир. Вдвоем нам их не одолеть.
– Во-первых, процесс еще не проигран, а во-вторых, мне дана полная свобода действий.
***
Процесс возобновился на следующий день.
Пазаир вызвал Сути.
– Расскажите об экспедиции на место преступления.
– В присутствии свидетелей, находившихся под присягой, я констатировал исчезновение тела. Инженерные войска перевернули там все вверх дном.
– Смех, да и только, – отреагировал Ашер. – Офицер сочинил сказку, а теперь ищет себе оправдания.
– Вы настаиваете на своих обвинениях, офицер Сути?
– Я видел, как полководец Ашер истязал и убил египтянина.
– И где же тело? – язвительно спросил обвиняемый.
– Вы позаботились, чтобы оно исчезло!
– Чтобы я, полководец, стоящий во главе азиатского отряда египетского войска, действовал как последний разбойник?! Да кто в это поверит? Может, все как раз наоборот: это вы в заговоре с бедуинами прикончили своего колесничего? Что, если преступник – вы и вам понадобилось обвинить другого, чтобы выгородить себя? В отсутствие доказательств дело оборачивается против того, кто его затеял. Поэтому я требую, чтобы вы понесли наказание.
Сути сжал кулаки.
– Вы виновны, и вы это знаете. Как вы смеете выступать наставником лучших наших бойцов, если вы расправились с одним из ваших людей и отправили собственных солдат во вражескую западню?
Ашер заговорил вкрадчиво.
– Присяжные не преминут заметить, что измышления час от часу становятся все более вопиющими. Скоро меня обвинят в истреблении египетского войска!
Насмешливая улыбка полководца покорила аудиторию.
– Сути выступает под присягой, – напомнил Пазаир, – а вы признали его воинские заслуги.
– Победы вскружили ему в голову.
– Исчезновение тела не отменяет свидетельских показаний офицера.
– Но согласитесь, судья Пазаир, значительно снижает их весомость! Я тоже даю показания под присягой. Неужели мое слово значит меньше, чем слово Сути? Может, он и стал очевидцем убийства, но насчет убийцы ошибся. Если он согласится сей же час при всех принести мне свои извинения, я согласен забыть о его умопомрачении.
Судья обратился к обвинителю.
– Офицер Сути, вы принимаете это предложение?
– Выйдя из переделки, где я чуть не расстался с жизнью, я поклялся добиться осуждения гнуснейшего из людей. Ашер хитер, знает, как посеять сомнения, вызвать недоверие к суду. Теперь он предлагает мне отречься! До последнего вздоха я буду во всеуслышание говорить правду.
– Перед лицом слепой непримиримости утратившего разум воина я, полководец и правый царский знаменосец, заявляю о своей невиновности.
Сути готов был броситься на полководца и придушить его. Выразительный взгляд Пазаира заставил его одуматься.
– Кто-нибудь из присутствующих хочет взять слово?
Все молчали.
– Раз так, предлагаю присяжным приступить к совещанию.
***
Присяжные заседали в одном из залов дворца, судья председательствовал на совещании, но не имел права вмешиваться, поддерживая ту или иную сторону. Его роль сводилась к тому, чтобы предоставлять слово, предотвращать столкновения и следить за соблюдением порядка.
Монтумес выступил первым объективно и сдержанно. Потом было внесено несколько уточнений, но в целом его выводы были утверждены без особых изменений. Менее двух часов спустя Пазаир зачитал вердикт, а Ярти зафиксировал его в письменной форме.
– Зубной лекарь Кадаш признан виновным в лжесвидетельстве. Учитывая незначительный характер произнесенной лжи, его высокие профессиональные заслуги и возраст, Кадаш приговаривается к уплате одного тучного быка в пользу храма и ста мешков зерна в пользу казармы ветеранов, чей покой он потревожил своим неуместным появлением.
Зубной лекарь с облегчением стукнул себя по колену.
– Признает ли зубной лекарь Кадаш этот приговор или желает подать апелляцию?
Лекарь встал.
– Признаю, судья Пазаир.
– Никакой вины не признано за химиком Чечи.
На лице Чечи не отразилось ни малейшей реакции. Он даже не улыбнулся.
– Полководец Ашер признан виновным в двух административных нарушениях, не повлекших за собой последствий для азиатского войска. Кроме того, принимаются принесенные им извинения. Ему выносится простое предупреждение, во избежание повторения подобных оплошностей. Присяжные считают, что факт убийства формально и окончательно установлен не был. Следовательно, на данный момент полководец Ашер не считается предателем и преступником, однако свидетельство офицера Сути не квалифицируется как клеветническое. Поскольку присяжные не смогли вынести безоговорочного суждения в силу неясности многих ключевых фактов, суд просит о продлении расследования с целью скорейшего выявления истины.
39
Верховный судья царского портика поливал клумбу, где ирисы росли вперемешку с гибискусами. Пять лет назад он овдовел и теперь жил один в одной из усадеб южного квартала.
– Ну что, гордитесь собой, Пазаир? Запятнали репутацию всеми уважаемого полководца, посеяли смуту в умах людей, но все же не добились победы для своего друга Сути.
– Я не ставил себе такой цели.
– Чего же вы хотели?
– Правды.
– А-а, правды! Это, знаете ли, вещь скользкая, словно речная рыба.
– Разве я не выявил составляющие заговора против Египта?
– Перестаньте говорить глупости: Лучше помогите мне встать и полейте вон те нарциссы, только осторожно. Хоть на некоторое время станете мягче, чем обычно.
Пазаир повиновался.
– Героя нашего угомонили?
– Сути вне себя от гнева.
– А на что он надеялся? Вот так, с маху, свалить Ашера?
– Вы же, как и я, верите, что он виновен.
– Вы очень самоуверенны. Еще один ваш серьезный недостаток.
– Но ведь вас смутили мои аргументы?
– В моем возрасте уже ничто не может смутить.
– Я уверен в обратном.
– Я устал, долгие расследования уже не для меня. Начали, так продолжайте.
– Должен ли я понять вас так, что…
– Вы все прекрасно поняли. Я свое решение принял и не передумаю.
Новость быстро облетела дворец и конторы чиновников: ко всеобщему удивлению, начальство не забрало дело Ашера у судьи Пазаира. Хотя молодой судья и потерпел поражение, многих сановников покорила его неукоснительная добросовестность. Он не оказывал предпочтения ни обвинителю, ни обвиняемому и не скрывал пробелов в расследовании. Некоторые позабыли о его юном возрасте и говорили только о его будущем, отнюдь не безоблачном, если учесть личность обвиняемого. Наверное, судье Пазаиру не следовало слишком полагаться на свидетельство Сути – новоиспеченного офицера и человека весьма взбалмошного. И если большинство по здравому размышлению верило в невиновность полководца, все признавали, что судья выявил тревожные факты. Исчезновение пятерых ветеранов и кража небесного железа, даже не будучи связанными с мифическим заговором, представлялись событиями возмутительными, и предать их забвению было бы недопустимо. Власть, судебная иерархия, сановники, народ – все ждали от судьи Пазаира раскрытия истины.
Его назначение усмирило гнев Сути, который пытался забыться в объятиях Пантеры. Судье он пообещал ничего не предпринимать без его ведома. Было решено, что он сохранит звание офицера-колесничего, но не будет участвовать в операциях до вынесения окончательного вердикта.
***
Заходящее солнце позолотило пески пустыни и камень карьеров; смолк стук рабочих инструментов, возвращались домой крестьяне, отдыхали ослы, избавленные наконец от своей ноши. На плоских крышах мемфисских домов горожане ели сыр, пили пиво и наслаждались прохладой. Смельчак растянулся во весь рост на террасе у Беранира, ему снился только что съеденный кусок жареной говядины. Резкие контуры гизехских пирамид вдали определяли границу вечности в надвигающихся сумерках. Каждый вечер в царствование Рамсеса Великого, страна засыпала в мире, уверенная, что солнце одержит победу над змеем преисподней и снова воскреснет на заре.
– Ты преодолел серьезное препятствие, – сказал Беранир.
– Успех невелик, – возразил Пазаир.
– Ты признан неподкупным судьей, знающим свое дело, и получил возможность беспрепятственно продолжать расследование. Чего ж тебе еще надо?
– Ашер солгал, хотя и говорил под присягой. Он не только убийца, но и клятвопреступник.
– Никто из присяжных не выступил против тебя. Ни верховный страж, ни госпожа Нанефер не пытались выгородить полководца. Они поставили тебя перед лицом твоей судьбы.
– Старший судья портика предпочел бы отобрать у меня дело.
– Он верит в твои способности, а визирь настаивает на добросовестном ведении дела, чтобы потом вмешаться, имея на то все основания.
– Ашер позаботился о том, чтобы уничтожить улики; я боюсь, как бы мое расследование не оказалось бесплодным.
– Твой путь будет долог и труден, но ты в силах дойти до цели. Скоро ты получишь поддержку верховного жреца Карнака, которая откроет тебе доступ в храмовые архивы.
Как только вступит в силу назначение Беранира, Пазаир займется выяснением обстоятельств кражи небесного железа и тесла.
– Теперь ты сам себе хозяин, Пазаир. Умей отличать праведность от беззакония и не слушай советов тех, кто путает и смешивает эти понятия, дабы ввести умы в заблуждение. Этот процесс – всего лишь подготовительная атака, настоящий бой еще впереди. Нефрет тоже будет тобой гордиться.
В сиянии звезд струился свет душ мудрецов. Пазаир возблагодарил богов за то, что ему довелось встретить мудреца здесь, на земле.
***
Северный Ветер был ослом молчаливым и задумчивым. Лишь изредка испускал он характерный для его сородичей сиплый вопль, настолько пронзительный, что от него просыпалась вся улица.
Пазаир резко пробудился.
Это действительно трубил его осел, трубил на рассвете того самого дня, когда они со Смельчаком рассчитывали поспать подольше. Судья отворил окно.
Возле дома собралось человек двадцать. Старший лекарь Небамон потрясал кулаком.
– Здесь лучшие лекари Мемфиса, судья Пазаир! Мы подаем жалобу на целительницу Нефрет, обвиняем ее в изготовлении опасных снадобий и требуем ее исключения из сословия целителей.
***
Пазаир сошел на западный берег Фив, когда жара была в самом разгаре. Он решил воспользоваться колесницей стражи, разбудил колесничего, спавшего под навесом, и велел ему гнать во весь опор к селению Нефрет.
Безраздельно завладев миром, остановив время, солнце опаляло вечнозеленые кроны пальм и обрекало людей на безмолвие и бездействие.
Нефрет не было ни дома, ни в аптеке.
– Она у канала, – сказал деревенский старик, на мгновение вынырнув из сонного оцепенения.
Пазаир сошел с колесницы, обогнул пшеничное поле, пересек тенистый сад и пошел по тропинке, ведущей к каналу, где обычно купались местные жители. Спустившись по крутому склону, он преодолел тростниковые заросли и увидел ее.
Он должен был окликнуть ее, закрыть глаза, отвернуться, но слова замерли на языке, и сам он словно окаменел, зачарованный красотой девушки.
Обнаженная, она грациозно разгребала воду. Так плавают те, кто не борется с волнами, а отдается на волю течения. Ее волосы были убраны под плетеную тростниковую шапочку, она без всяких усилий уходила под воду и вновь выныривала на поверхность. На шее поблескивала бирюза.
Заметив его, она продолжала плавать.
– Вода восхитительная, идите купаться.
Пазаир снял набедренную повязку и пошел к ней, не ощутив прохлады. Она протянула ему руку, он лихорадочно схватил ее. Волна подтолкнула их друг к другу. Когда ее соски коснулись его груди, она не отступила. Он осмелился потянуться губами к ее губам и прижать ее к себе.
– Я люблю вас, Нефрет.
– Я научусь вас любить.
– Вы моя первая женщина, у меня никогда не было другой.
Он неловко поцеловал ее. Обнявшись, они вышли на берег и легли на песок, укрывшись за тростником.
– Я тоже девственна.
– Я хочу отдать вам свою жизнь. Прошу вас, выходите за меня замуж, завтра же.
Она улыбнулась, расслабленно и покорно.
– Люби меня, люби меня со всей силой, на которую ты способен.
Он лег на нее, его взгляд утонул в ее синих глазах. Их души и тела слились под полуденным солнцем.
***
Нефрет выслушала, что сказали ей отец – мастер по изготовлению дверных засовов, и мать – ткачиха одной из центральных фиванских мастерских. Ни тот, ни другая не противились свадьбе, но хотели познакомиться с будущим зятем, прежде чем высказать свое мнение. Конечно, девушка не нуждалась в согласии родителей, но из почтения не хотела им пренебрегать. Мать выразила кое-какие сомнения: не слишком ли молод Пазаир? Да и насчет его будущего есть некоторые опасения. И потом, что означает это опоздание в день, когда он просит ее руки!
Их волнение передалось Нефрет. Ужасная мысль закралась ей в голову: что, если он ее больше не любит? Что, если вопреки его заверениям, ему нужно было лишь мимолетное приключение? Нет, не может быть. Его страсть будет вечной, как фиванские скалы.
Наконец он ступил на порог скромного жилища. Нефрет осталась сидеть поодаль, как подобало в столь торжественный момент.
– Пожалуйста, извините меня; я заблудился в переулках. Должен признаться, я совершенно не ориентируюсь на местности; обычно меня ведет осел.
– Так у вас есть осел? – удивилась мать Нефрет.
– Его зовут Северный Ветер.
– Молодой и здоровый?
– Он никогда не болел.
– А чем еще вы владеете?
– Через месяц у меня будет дом в Мемфисе.
– Судья – хорошая профессия, – заявил отец.
– Наша дочь молода, – напомнила мать. – Не могли бы вы подождать?
– Я люблю ее и хочу на ней жениться, не мешкая ни секунды.
Пазаир выглядел серьезно и решительно. Нефрет смотрела на него влюбленными глазами. Родители уступили.
***
Колесница Сути на полном ходу въехала в ворота главной мемфисской казармы. Стражники побросали копья и бросились врассыпную, чтобы уберечься от стремительно несущегося экипажа. Сути соскочил на землю, хотя лошади еще продолжали лететь вперед по большому двору. Прыгая через три ступеньки, он взбежал наверх, туда, где жили старшие офицеры и полководец Ашер. Ударом в затылок он убрал с дороги первого стражника, тычком в живот – второго, пинком в пах – третьего. Четвертый успел обнажить меч и ранил его в левое плечо; боль удвоила ярость офицера-колесничего, и он, сцепив кулаки, оглушил нападавшего.
Сидевший на циновке полководец Ашер оторвался от разложенной перед ним карты Азии и повернул голову к Сути.
– Что тебе надо?
– Я пришел расправиться с вами.
– Успокойся.
– Вы ускользнули от правосудия, но не от меня!
– Если ты нападешь на меня, живым из этой казармы не выйдешь.
– Сколько египтян вы убили собственными руками?
– Ты был изможден, тебя подвело зрение. Ты ошибся.
– Нет, и вы это знаете не хуже меня!
– Тогда пойдем на мировую.
– На мировую?
– Лучше всего подействует публичное примирение. Я укреплю свое положение, ты получишь повышение.
Сути бросился на Ашера и сдавил ему горло.
– Сгинь, падаль!
Обезумевшего офицера окружили солдаты и, осыпая ударами, оттащили от полководца.
Ашер великодушно отказался подавать в суд на Сути. Он понимал состояние нападавшего, хотя тот и принял его за кого-то другого. На его месте он действовал бы точно так же. Такое поведение располагало в пользу полководца.
Вернувшись в Мемфис, Пазаир сразу же приложил все усилия, чтобы освободить Сути, содержавшегося в главной казарме. Ашер даже согласился не наказывать его за неподчинение и оскорбление начальника при условии, что герой подаст в отставку.
– Соглашайся, – посоветовал Пазаир.
– Прости, я забыл о своем обещании.
– Вечно я тебе потакаю.
– Тебе не одолеть Ашера.
– Я упрям.
– А он хитер.
– Забудь об армии.
– Дисциплина не по мне. У меня другие планы.
Пазаир боялся даже подумать, какие именно.
– Ты поможешь мне приготовиться к празднику?
– По какому поводу?
– По поводу моей свадьбы.
***
Заговорщики собрались в заброшенной усадьбе. Каждый удостоверился, что за ним не следили.
С тех пор как они ограбили великую пирамиду и похитили символы законной власти фараона, они ограничивались наблюдением. Недавние события вынуждали их к действиям.
Только Рамсес Великий знал, что его трон стоит на зыбучих песках. Как только силы его начнут иссякать, он должен будет устроить праздник возрождения, и это вынудит его признаться придворным и всей стране в том, что у него больше нет завещания богов.
– Царь выдержал удар лучше, чем мы предполагали.
– Терпение – наше главное оружие.
– Но проходят месяцы.
– Чем мы рискуем? Фараон связан по рукам и ногам. Он принимает меры, ужесточает контроль за собственной администрацией, но довериться никому не может. У него сильный характер, но ему не устоять. Он обречен и сам об этом знает.
– Мы утратили небесное железо и тесло.
– Тактическая ошибка.
– Я боюсь… Может, бросим все и вернем украденное?
– Глупости!
– Как можно отступать, когда цель совсем рядом?
– Египет в наших руках; завтра это великое царство со всеми его богатствами будет принадлежать нам. Разве вы забыли о нашем плане?
– На пути к победе неизбежны жертвы, а к такой победе – тем более! Никаких сожалений о содеянном не должно быть. Несколько трупов у обочины – ничто по сравнению с тем, что мы намерены совершить.
– Судья Пазаир по-настоящему опасен. Ведь именно его действия заставили нас собраться.
– Он скоро выдохнется.
– Не обольщайтесь, такого неутомимого упрямца еще поискать.
– Он ничего не знает.
– Он мастерски провел свой первый большой процесс. Некоторые его догадки вызывают опасение. Он собрал ряд важных улик и представляет серьезную угрозу для нашего дела.
– Когда он приехал в Мемфис, он был один. Теперь он пользуется поддержкой влиятельных людей. Еще один шаг в нужном направлении – и его уже не остановить. Надо было пресечь его деятельность с самого начала.
– Ну что, гордитесь собой, Пазаир? Запятнали репутацию всеми уважаемого полководца, посеяли смуту в умах людей, но все же не добились победы для своего друга Сути.
– Я не ставил себе такой цели.
– Чего же вы хотели?
– Правды.
– А-а, правды! Это, знаете ли, вещь скользкая, словно речная рыба.
– Разве я не выявил составляющие заговора против Египта?
– Перестаньте говорить глупости: Лучше помогите мне встать и полейте вон те нарциссы, только осторожно. Хоть на некоторое время станете мягче, чем обычно.
Пазаир повиновался.
– Героя нашего угомонили?
– Сути вне себя от гнева.
– А на что он надеялся? Вот так, с маху, свалить Ашера?
– Вы же, как и я, верите, что он виновен.
– Вы очень самоуверенны. Еще один ваш серьезный недостаток.
– Но ведь вас смутили мои аргументы?
– В моем возрасте уже ничто не может смутить.
– Я уверен в обратном.
– Я устал, долгие расследования уже не для меня. Начали, так продолжайте.
– Должен ли я понять вас так, что…
– Вы все прекрасно поняли. Я свое решение принял и не передумаю.
***
Новость быстро облетела дворец и конторы чиновников: ко всеобщему удивлению, начальство не забрало дело Ашера у судьи Пазаира. Хотя молодой судья и потерпел поражение, многих сановников покорила его неукоснительная добросовестность. Он не оказывал предпочтения ни обвинителю, ни обвиняемому и не скрывал пробелов в расследовании. Некоторые позабыли о его юном возрасте и говорили только о его будущем, отнюдь не безоблачном, если учесть личность обвиняемого. Наверное, судье Пазаиру не следовало слишком полагаться на свидетельство Сути – новоиспеченного офицера и человека весьма взбалмошного. И если большинство по здравому размышлению верило в невиновность полководца, все признавали, что судья выявил тревожные факты. Исчезновение пятерых ветеранов и кража небесного железа, даже не будучи связанными с мифическим заговором, представлялись событиями возмутительными, и предать их забвению было бы недопустимо. Власть, судебная иерархия, сановники, народ – все ждали от судьи Пазаира раскрытия истины.
Его назначение усмирило гнев Сути, который пытался забыться в объятиях Пантеры. Судье он пообещал ничего не предпринимать без его ведома. Было решено, что он сохранит звание офицера-колесничего, но не будет участвовать в операциях до вынесения окончательного вердикта.
***
Заходящее солнце позолотило пески пустыни и камень карьеров; смолк стук рабочих инструментов, возвращались домой крестьяне, отдыхали ослы, избавленные наконец от своей ноши. На плоских крышах мемфисских домов горожане ели сыр, пили пиво и наслаждались прохладой. Смельчак растянулся во весь рост на террасе у Беранира, ему снился только что съеденный кусок жареной говядины. Резкие контуры гизехских пирамид вдали определяли границу вечности в надвигающихся сумерках. Каждый вечер в царствование Рамсеса Великого, страна засыпала в мире, уверенная, что солнце одержит победу над змеем преисподней и снова воскреснет на заре.
– Ты преодолел серьезное препятствие, – сказал Беранир.
– Успех невелик, – возразил Пазаир.
– Ты признан неподкупным судьей, знающим свое дело, и получил возможность беспрепятственно продолжать расследование. Чего ж тебе еще надо?
– Ашер солгал, хотя и говорил под присягой. Он не только убийца, но и клятвопреступник.
– Никто из присяжных не выступил против тебя. Ни верховный страж, ни госпожа Нанефер не пытались выгородить полководца. Они поставили тебя перед лицом твоей судьбы.
– Старший судья портика предпочел бы отобрать у меня дело.
– Он верит в твои способности, а визирь настаивает на добросовестном ведении дела, чтобы потом вмешаться, имея на то все основания.
– Ашер позаботился о том, чтобы уничтожить улики; я боюсь, как бы мое расследование не оказалось бесплодным.
– Твой путь будет долог и труден, но ты в силах дойти до цели. Скоро ты получишь поддержку верховного жреца Карнака, которая откроет тебе доступ в храмовые архивы.
Как только вступит в силу назначение Беранира, Пазаир займется выяснением обстоятельств кражи небесного железа и тесла.
– Теперь ты сам себе хозяин, Пазаир. Умей отличать праведность от беззакония и не слушай советов тех, кто путает и смешивает эти понятия, дабы ввести умы в заблуждение. Этот процесс – всего лишь подготовительная атака, настоящий бой еще впереди. Нефрет тоже будет тобой гордиться.
В сиянии звезд струился свет душ мудрецов. Пазаир возблагодарил богов за то, что ему довелось встретить мудреца здесь, на земле.
***
Северный Ветер был ослом молчаливым и задумчивым. Лишь изредка испускал он характерный для его сородичей сиплый вопль, настолько пронзительный, что от него просыпалась вся улица.
Пазаир резко пробудился.
Это действительно трубил его осел, трубил на рассвете того самого дня, когда они со Смельчаком рассчитывали поспать подольше. Судья отворил окно.
Возле дома собралось человек двадцать. Старший лекарь Небамон потрясал кулаком.
– Здесь лучшие лекари Мемфиса, судья Пазаир! Мы подаем жалобу на целительницу Нефрет, обвиняем ее в изготовлении опасных снадобий и требуем ее исключения из сословия целителей.
***
Пазаир сошел на западный берег Фив, когда жара была в самом разгаре. Он решил воспользоваться колесницей стражи, разбудил колесничего, спавшего под навесом, и велел ему гнать во весь опор к селению Нефрет.
Безраздельно завладев миром, остановив время, солнце опаляло вечнозеленые кроны пальм и обрекало людей на безмолвие и бездействие.
Нефрет не было ни дома, ни в аптеке.
– Она у канала, – сказал деревенский старик, на мгновение вынырнув из сонного оцепенения.
Пазаир сошел с колесницы, обогнул пшеничное поле, пересек тенистый сад и пошел по тропинке, ведущей к каналу, где обычно купались местные жители. Спустившись по крутому склону, он преодолел тростниковые заросли и увидел ее.
Он должен был окликнуть ее, закрыть глаза, отвернуться, но слова замерли на языке, и сам он словно окаменел, зачарованный красотой девушки.
Обнаженная, она грациозно разгребала воду. Так плавают те, кто не борется с волнами, а отдается на волю течения. Ее волосы были убраны под плетеную тростниковую шапочку, она без всяких усилий уходила под воду и вновь выныривала на поверхность. На шее поблескивала бирюза.
Заметив его, она продолжала плавать.
– Вода восхитительная, идите купаться.
Пазаир снял набедренную повязку и пошел к ней, не ощутив прохлады. Она протянула ему руку, он лихорадочно схватил ее. Волна подтолкнула их друг к другу. Когда ее соски коснулись его груди, она не отступила. Он осмелился потянуться губами к ее губам и прижать ее к себе.
– Я люблю вас, Нефрет.
– Я научусь вас любить.
– Вы моя первая женщина, у меня никогда не было другой.
Он неловко поцеловал ее. Обнявшись, они вышли на берег и легли на песок, укрывшись за тростником.
– Я тоже девственна.
– Я хочу отдать вам свою жизнь. Прошу вас, выходите за меня замуж, завтра же.
Она улыбнулась, расслабленно и покорно.
– Люби меня, люби меня со всей силой, на которую ты способен.
Он лег на нее, его взгляд утонул в ее синих глазах. Их души и тела слились под полуденным солнцем.
***
Нефрет выслушала, что сказали ей отец – мастер по изготовлению дверных засовов, и мать – ткачиха одной из центральных фиванских мастерских. Ни тот, ни другая не противились свадьбе, но хотели познакомиться с будущим зятем, прежде чем высказать свое мнение. Конечно, девушка не нуждалась в согласии родителей, но из почтения не хотела им пренебрегать. Мать выразила кое-какие сомнения: не слишком ли молод Пазаир? Да и насчет его будущего есть некоторые опасения. И потом, что означает это опоздание в день, когда он просит ее руки!
Их волнение передалось Нефрет. Ужасная мысль закралась ей в голову: что, если он ее больше не любит? Что, если вопреки его заверениям, ему нужно было лишь мимолетное приключение? Нет, не может быть. Его страсть будет вечной, как фиванские скалы.
Наконец он ступил на порог скромного жилища. Нефрет осталась сидеть поодаль, как подобало в столь торжественный момент.
– Пожалуйста, извините меня; я заблудился в переулках. Должен признаться, я совершенно не ориентируюсь на местности; обычно меня ведет осел.
– Так у вас есть осел? – удивилась мать Нефрет.
– Его зовут Северный Ветер.
– Молодой и здоровый?
– Он никогда не болел.
– А чем еще вы владеете?
– Через месяц у меня будет дом в Мемфисе.
– Судья – хорошая профессия, – заявил отец.
– Наша дочь молода, – напомнила мать. – Не могли бы вы подождать?
– Я люблю ее и хочу на ней жениться, не мешкая ни секунды.
Пазаир выглядел серьезно и решительно. Нефрет смотрела на него влюбленными глазами. Родители уступили.
***
Колесница Сути на полном ходу въехала в ворота главной мемфисской казармы. Стражники побросали копья и бросились врассыпную, чтобы уберечься от стремительно несущегося экипажа. Сути соскочил на землю, хотя лошади еще продолжали лететь вперед по большому двору. Прыгая через три ступеньки, он взбежал наверх, туда, где жили старшие офицеры и полководец Ашер. Ударом в затылок он убрал с дороги первого стражника, тычком в живот – второго, пинком в пах – третьего. Четвертый успел обнажить меч и ранил его в левое плечо; боль удвоила ярость офицера-колесничего, и он, сцепив кулаки, оглушил нападавшего.
Сидевший на циновке полководец Ашер оторвался от разложенной перед ним карты Азии и повернул голову к Сути.
– Что тебе надо?
– Я пришел расправиться с вами.
– Успокойся.
– Вы ускользнули от правосудия, но не от меня!
– Если ты нападешь на меня, живым из этой казармы не выйдешь.
– Сколько египтян вы убили собственными руками?
– Ты был изможден, тебя подвело зрение. Ты ошибся.
– Нет, и вы это знаете не хуже меня!
– Тогда пойдем на мировую.
– На мировую?
– Лучше всего подействует публичное примирение. Я укреплю свое положение, ты получишь повышение.
Сути бросился на Ашера и сдавил ему горло.
– Сгинь, падаль!
Обезумевшего офицера окружили солдаты и, осыпая ударами, оттащили от полководца.
***
Ашер великодушно отказался подавать в суд на Сути. Он понимал состояние нападавшего, хотя тот и принял его за кого-то другого. На его месте он действовал бы точно так же. Такое поведение располагало в пользу полководца.
Вернувшись в Мемфис, Пазаир сразу же приложил все усилия, чтобы освободить Сути, содержавшегося в главной казарме. Ашер даже согласился не наказывать его за неподчинение и оскорбление начальника при условии, что герой подаст в отставку.
– Соглашайся, – посоветовал Пазаир.
– Прости, я забыл о своем обещании.
– Вечно я тебе потакаю.
– Тебе не одолеть Ашера.
– Я упрям.
– А он хитер.
– Забудь об армии.
– Дисциплина не по мне. У меня другие планы.
Пазаир боялся даже подумать, какие именно.
– Ты поможешь мне приготовиться к празднику?
– По какому поводу?
– По поводу моей свадьбы.
***
Заговорщики собрались в заброшенной усадьбе. Каждый удостоверился, что за ним не следили.
С тех пор как они ограбили великую пирамиду и похитили символы законной власти фараона, они ограничивались наблюдением. Недавние события вынуждали их к действиям.
Только Рамсес Великий знал, что его трон стоит на зыбучих песках. Как только силы его начнут иссякать, он должен будет устроить праздник возрождения, и это вынудит его признаться придворным и всей стране в том, что у него больше нет завещания богов.
– Царь выдержал удар лучше, чем мы предполагали.
– Терпение – наше главное оружие.
– Но проходят месяцы.
– Чем мы рискуем? Фараон связан по рукам и ногам. Он принимает меры, ужесточает контроль за собственной администрацией, но довериться никому не может. У него сильный характер, но ему не устоять. Он обречен и сам об этом знает.
– Мы утратили небесное железо и тесло.
– Тактическая ошибка.
– Я боюсь… Может, бросим все и вернем украденное?
– Глупости!
– Как можно отступать, когда цель совсем рядом?
– Египет в наших руках; завтра это великое царство со всеми его богатствами будет принадлежать нам. Разве вы забыли о нашем плане?
– На пути к победе неизбежны жертвы, а к такой победе – тем более! Никаких сожалений о содеянном не должно быть. Несколько трупов у обочины – ничто по сравнению с тем, что мы намерены совершить.
– Судья Пазаир по-настоящему опасен. Ведь именно его действия заставили нас собраться.
– Он скоро выдохнется.
– Не обольщайтесь, такого неутомимого упрямца еще поискать.
– Он ничего не знает.
– Он мастерски провел свой первый большой процесс. Некоторые его догадки вызывают опасение. Он собрал ряд важных улик и представляет серьезную угрозу для нашего дела.
– Когда он приехал в Мемфис, он был один. Теперь он пользуется поддержкой влиятельных людей. Еще один шаг в нужном направлении – и его уже не остановить. Надо было пресечь его деятельность с самого начала.