– Вам нечего бояться, я судья Пазаир, со мной – моя стража.
   Вилы опустились, и судью проводили к местному управителю, угрюмому старику.
   – Я бы хотел поговорить с воином-ветераном, который вернулся домой несколько недель назад.
   – В этом мире это невозможно.
   – Он скончался?
   – Солдаты привезли тело. Мы похоронили его на нашем кладбище.
   – Причина смерти?
   – Старость.
   – Вы осмотрели труп?
   – Он был мумифицирован.
   – Что вам сказали солдаты?
   – Они были немногословны.
   Нарушить покой мумии было бы святотатством. Пазаир и его спутники вернулись на судно и отправились в селение, где жил второй ветеран.
   – Нам придется идти по болоту, – предупредил капитан. – Здесь опасные островки. Мне нужно держаться подальше от берега.
   Павиан не любил воду. Кем долго уговаривал его и наконец убедил пойти по тропинке, проложенной в тростниковых зарослях. Обезьяна выглядела встревоженной, все время оборачивалась и озиралась по сторонам. Судья невозмутимо шел вперед к маленьким домикам, примостившимся на вершине холма. Кем следил за поведением животного; уверенный в своих силах, Убийца не стал бы вести себя так без причины.
   Вдруг павиан издал пронзительный вопль, оттолкнул судью и схватил за хвост маленького крокодила, извивавшегося в грязной воде. В тот самый момент, когда тот распахнул пасть, Убийца потянул его назад. «Большая рыба», как называли крокодилов прибрежные жители, умела нападать внезапно и убивала овец и коз, приходивших на водопой.
   Крокодил отчаянно вырывался, но он был слишком молод и мал, чтобы сопротивляться разъяренному павиану, который вытащил его из илистой жижи и отшвырнул на несколько метров.
   – Поблагодарите его, – сказал Пазаир нубийцу. – А я подумаю о повышении по службе.
   Управитель селения сидел на низеньком стуле, уютно устроившись под сенью смоковницы. Он как раз собирался обедать: перед ним в плоскодонной корзине лежали жареная птица и лук, рядом стоял кувшин с пивом.
   Он предложил гостям разделить с ним трапезу. Павиан, слух о подвиге которого уже разнесся по окрестностям, радостно вонзил зубы в куриную ножку.
   – Мы ищем воина-ветерана, вернувшегося провести старость в родном селении.
   – Увы, судья Пазаир, мы видели только мумию! Армия взяла на себя перевозку тела и расходы по погребению. У нас скромное кладбище, но вечность здесь не хуже, чем в любом другом месте.
   – А вам сообщили причину смерти?
   – Солдаты были немногословны, но я настоял. По-видимому, несчастный случай.
   – Какого рода?
   – Подробностей я не знаю.
   На обратном пути в Мемфис Пазаир не мог скрыть своего разочарования.
   – Полный провал: начальник стражи исчез, двое его подчиненных мертвы, остальные двое тоже, наверное, уже мумии.
   – Вы раздумали продолжать поиски?
   – Нет, Кем; я хочу выяснить, в чем тут дело.
   – Я буду рад вновь увидеть Фивы.
   – А что вы по этому поводу думаете?
   – Раз все эти люди мертвы, вам вряд ли удастся найти разгадку, и это к лучшему.
   – Вы что, не хотите узнать правду?
   – Когда она слишком опасна, я предпочитаю оставаться в неведении. Однажды правда стоила мне носа; теперь она может лишить вас жизни.
 
***
 
   Когда на рассвете вернулся Сути, Пазаир уже сидел за работой, а пес лежал у его ног.
   – Ты что, не спал? И я тоже. Мне бы отдохнуть… моя птичница из меня все соки высасывает. Она ненасытна и все время требует чего-нибудь этакого. Я принес горячие лепешки, пекарь только что испек.
   Смельчак первым получил свою порцию, друзья позавтракали вместе. Сути засыпал на ходу, однако все же заметил, насколько озабочен Пазаир.
   – Это или усталость, или какая-то серьезная проблема. Все твоя недосягаемая незнакомка?
   – Я не имею права об этом говорить.
   – Тайна следствия? Даже мне не можешь сказать? Дело, видно, и вправду нешуточное.
   – Я топчусь на одном месте, Сути, но я уверен, что наткнулся на серьезное преступление.
   – И есть… убийца?
   – Вероятно.
   – Будь осторожен, Пазаир, убийства в Египте редки. Боюсь, как бы ты не вспугнул крупного хищника. Ты рискуешь вызвать гнев важных особ.
   – Превратности профессии.
   – Разве убийства не в ведении визиря?
   – При условии, что они доказаны.
   – Кого ты подозреваешь?
   – Я уверен только в одном: в этой темной истории замешаны солдаты. И солдаты эти находятся в подчинении у полководца Ашера.
   Сути восхищенно присвистнул.
   – Ты высоко замахнулся! Что, военный заговор?
   – Не исключено.
   – А в каких целях?
   – Не знаю.
   – Я твой, Пазаир!
   – Что ты имеешь в виду?
   – Мое поступление на военную службу – не пустая мечта. Я быстро стану отличным солдатом, офицером, может быть, полководцем! Во всяком случае – героем. Я разузнаю про Ашера все. Если он в чем-нибудь виноват, я буду знать, а значит, будешь знать и ты.
   – Слишком рискованно.
   – Наоборот, здорово! Наконец-то приключение, о котором я столько мечтал! Что, если мы с тобой спасем Египет? Ведь военный заговор предполагает захват власти какой-нибудь группой.
   – Далеко идущий план, Сути; но я пока не уверен, что положение настолько безнадежное.
   – Что ты об этом знаешь? Предоставь действовать мне!
 
***
 
   Утром к Пазаиру в контору явился посыльный офицер на колеснице в сопровождении двух лучников. Он был резок и немногословен.
   – Меня послали уладить дело о переводе по службе, поданное вам на утверждение.
   – Это не насчет ли бывшего начальника стражи сфинкса?
   – Именно.
   – Я отказываюсь ставить свою печать, пока этот ветеран не предстанет передо мной.
   – Мне как раз поручено отвести вас туда, где он сейчас находится, чтобы закрыть дело.
   Сути спал как убитый, Кем патрулировал, секретарь еще не пришел. Пазаир прогнал возникшее ощущение опасности: разве может государственная организация, будь то даже армия, посягнуть на жизнь судьи? Пазаир погладил встревоженного Смельчака и взошел на колесницу.
   Они пронеслись через предместья, выехали из Мемфиса и, огибая засеянные поля, углубились в пустыню. Там высились пирамиды фараонов Старого царства, окруженные величественными усыпальницами, созданными несравненным гением зодчих и художников. Выше всех вознеслась ступенчатая пирамида Джосера – бессмертное творение Имхотепа; по ее гигантским каменным ступеням душа царя могла восходить к солнцу и спускаться обратно на землю. Взору открывалась одна лишь вершина монумента, ибо от дольнего мира его отгораживала уступчатая стена с единственными, постоянно охраняемыми воротами. Когда иссякнут силы фараона и ослабнет его мощь, здесь, в огромном внутреннем дворе священного комплекса Саккары, ему предстоит пройти обряды возрождения.
   Пазаир полной грудью вдохнул живительный, сухой воздух пустыни; он любил эту красную землю, это море обожженных скал и светлого песка, эту пустоту, напоенную голосом предков. Здесь человек избавлялся от всего суетного.
   – Куда вы меня везете?
   – Мы уже приехали.
   Колесница остановилась возле дома с крошечными окошками, стоящего особняком, в стороне от всякого жилья; вдоль его стен стояло несколько каменных саркофагов. Ветер гнал тучи песка. Ни кустика, ни цветочка, вдали – пирамиды и усыпальницы. Скалистый холм закрывал вид на пальмы и поля. Казалось, это место затерялось на самом краю смерти, посреди безлюдного пространства.
   – Здесь.
   Офицер хлопнул в ладоши.
   Пазаир в недоумении сошел с колесницы. Место идеально подходило для западни, и никто не знал, где он находится. Он подумал о Нефрет – уйти в вечность, не открыв ей своей страсти, было бы полным поражением.
   Дверь со скрипом отворилась. На пороге застыл худощавый мужчина с очень светлой кожей, длинными руками и тощими ногами. На продолговатом лице выделялись черные сросшиеся брови; в тонких, бесцветных губах, казалось, не было ни кровинки. На переднике из козлиной кожи проступали коричневатые пятна.
   Черные глаза уставились на Пазаира. Судье никогда не приходилось сталкиваться с таким взглядом – пронзительным, ледяным, режущим, как лезвие. Он не отвел глаз.
   – Джуи – старший бальзамировщик, – объяснил посыльный.
   Мужчина кивнул.
   – Следуйте за мной, судья Пазаир.
   Джуи отступил, чтобы пропустить колесничего и судью в помещение для бальзамирования, где на каменном столе он мумифицировал трупы. По стенам были развешаны железные крючья, обсидиановые ножи и заостренные камни; на полках стояли горшки с маслом и мазями и мешки с натроном, необходимым для мумификации. По закону бальзамировщик должен был жить за чертой города; он принадлежал к внушавшей ужас касте, состоящей из людей замкнутых и молчаливых.
   Все трое стали спускаться по лестнице, ведущей в огромное подземное помещение. Ступени были ветхие и скользкие. Светильник в руках Джуи дрожал. На земле лежали мумии разных размеров. Пазаир вздрогнул.
   – Я получил донесение относительно бывшего начальника стражи сфинкса, – объяснил офицер. – Дело было послано вам по ошибке. На самом деле он погиб в результате несчастного случая.
   – Наверное, случай был просто ужасный.
   – Почему вы так говорите?
   – Потому что он унес жизни по крайней мере трех ветеранов, а то и больше.
   Офицер пожал плечами.
   – Мне ничего не известно.
   – Каковы обстоятельства трагедии?
   – Я не могу ничего сказать. Тело начальника стражи было найдено возле сфинкса и переправлено сюда. К сожалению, писец ошибся: вместо распоряжения о погребении он написал приказ о переводе по службе. Простая административная ошибка.
   – А где тело?
   – Я как раз собирался вам его показать, чтобы положить конец этой прискорбной истории.
   – Оно, разумеется, мумифицировано?
   – Конечно.
   – А его уже положили в саркофаг?
   Посыльный офицер явно растерялся. Он посмотрел на бальзамировщика, тот покачал головой.
   – Значит, последние обряды еще не совершены? – заключил Пазаир.
   – Верно, но…
   – Ладно, покажите мне мумию.
   Джуи повел судью и колесничего в самую глубь подземелья и указал на завернутое в пелены тело начальника стражи. На нем красными чернилами был написан номер.
   Бальзамировщик показал офицеру табличку, которая будет прикреплена к мумии.
   – Вам остается только наложить свою печать, – подсказал тот.
   Джуи стоял позади Пазаира.
   Свет колебался все сильнее и сильнее.
   – Пусть мумия пока остается здесь в том же состоянии, господин офицер. Если она исчезнет или будет повреждена, отвечать будете вы.

15

   – Вы можете сказать мне, где сейчас Нефрет?
   – Ты чем-то обеспокоен? – поинтересовался Беранир.
   – Это очень важно, – настаивал Пазаир. – Кажется, у меня есть одно доказательство, но я не могу им воспользоваться без помощи врача.
   – Я видел ее вчера вечером. Она блестяще справилась с эпидемией дизентерии и вылечила человек тридцать солдат меньше чем за неделю.
   – Солдат? Что ей поручили делать?
   – Небамон решил немножко поиздеваться.
   – Я своими руками буду колотить его до тех пор, пока он не испустит дух!
   – А это входит в полномочия судьи?
   – Такого самодура и засудить не грех.
   – Он просто воспользовался служебным положением.
   – Вы отлично знаете, что это не так. Скажите мне правду: какое новое испытание придумал для нее этот мерзавец?
   – Он, кажется, одумался; Нефрет теперь аптекарь.
 
***
 
   В специальных аптекарских помещениях, расположенных возле храма Сехмет[34], перерабатывались сотни растений, служивших основой для составления лекарственных средств. Ежедневные поставки обеспечивали свежесть снадобий, изготовлявшихся по заказу городских и сельских лекарей. Нефрет следила за строгим исполнением рецептов. По сравнению с предыдущей должностью это было понижение. Небамон объяснил, что это обязательный этап и возможность немного отдохнуть, перед тем как снова лечить больных. Верная своей линии поведения, девушка не возражала.
   В полдень аптекари отправились пообедать. По пути все оживленно переговаривались, обсуждали новые лекарства, сетовали по поводу неудач. Два молодых лекаря о чем-то болтали с Нефрет, она улыбалась. Пазаир не сомневался: они за ней ухаживают.
   Сердце забилось быстрее, он решился перебить беседу.
   – Нефрет…
   Она остановилась.
   – Вы меня ищете?
   – Беранир рассказал, как несправедливо с вами поступили. Это возмутительно.
   – Мне удалось вылечить людей. Остальное не имеет значения.
   – Мне необходима ваша помощь.
   – Вы заболели?
   – Одно щекотливое расследование требует участия лекаря. Простая проверка, ничего больше.
 
***
 
   Кем правил колесницей уверенно и спокойно; павиан предпочитал не смотреть на дорогу. Нефрет и Пазаир стояли бок о бок, их запястья были привязаны ремнями к корпусу экипажа во избежание падения. От постоянных толчков тела их то и дело соприкасались. Нефрет на это внимания не обращала, зато Пазаир радовался всей душой, хотя и не подавал виду. Он мечтал, чтобы это небольшое путешествие длилось вечно и чтобы ухабов на дороге было как можно больше. Когда его правая нога случайно оказалась возле ноги девушки, он не стал ее убирать; он очень боялся услышать отповедь, но ее не последовало. Быть с ней рядом, вдыхать ее аромат, думать, что она не отвергла этого прикосновения… Восхитительные грезы!
   Перед домом бальзамировщика стояли на страже двое солдат.
   – Я судья Пазаир. Пропустите нас.
   – У нас приказ: никого не пускать. Это место переведено под охрану армии.
   – Никто не может противиться правосудию. Вы что, забыли, что мы в Египте?
   – Но приказ…
   – Отойдите.
   Павиан оскалился и приготовился к бою: взгляд пристальный, лапы согнуты, того и гляди, прыгнет. Кем стал понемногу отпускать цепь.
   Солдаты сдались. Кем ногой распахнул дверь.
   Джуи сидел на своем каменном столе и ел сушеную рыбу.
   – Проводите нас, – приказал Пазаир.
   Кем с павианом обыскали темное помещение, а судья и врач спустились в подземелье в сопровождении Джуи, освещавшего им путь.
   – Какое жуткое место, – прошептала Нефрет. – Я так люблю воздух и свет!
   – По правде говоря, мне тоже не по себе.
   Бальзамировщик как ни в чем не бывало шел по своему привычному пути.
   Мумия была на месте. Пазаир удостоверился, что к ней никто не прикасался.
   – Вот ваш пациент, Нефрет. Я буду разматывать пелены, а вы смотрите.
   Судья стал осторожно снимать бинты; показался амулет в форме глаза, положенный на лоб. На шее – глубокая рана, вероятно, от стрелы.
   – Нет смысла идти дальше. На ваш взгляд, сколько лет покойному?
   – Лет двадцать, – ответила Нефрет.
 
***
 
   Монтумес был озабочен проблемами уличного движения, мешавшими спокойному течению повседневной жизни Мемфиса. В городе развелось слишком много ослов, быков, колесниц, бродячих торговцев и зевак, так что зачастую по улицам невозможно было пройти. Каждый год он издавал указы, один другого невыполнимее, и даже не представлял их визирю. Вместо усовершенствований он ограничивался обещаниями, в которые никто не верил. Время от времени ситуацию разряжал отряд стражников: улицы расчищали, на несколько дней запрещали остановки в определенных местах, взимали штраф с нарушителей, а потом дурные привычки снова брали верх.
   Монтумес перекладывал ответственность на подчиненных, не давая им при этом ни малейшей возможности поправить положение. Не унижаясь до участия в спорах и предоставляя подчиненным разбираться самостоятельно, он поддерживал свою безупречную репутацию.
   Когда ему доложили, что в приемной ожидает Пазаир, он вышел к судье со словами приветствия. Такие знаки внимания обычно располагали людей в его пользу.
   Мрачное выражение лица судьи не предвещало ничего хорошего.
   – Сегодня у меня дел невпроворот, но я готов вас принять.
   – Боюсь, это необходимо.
   – Кажется, вы взволнованы.
   – Да, так и есть.
   Монтумес почесал лоб. Он провел судью в свою контору, удалил оттуда личного секретаря и сел на великолепный стул с ножками в виде бычьих копыт. В его позе чувствовалось напряжение. Пазаир остался стоять.
   – Я вас слушаю.
   – Ко мне явился посыльный офицер и отвез меня к Джуи, старшему бальзамировщику египетской армии. Он показал мне мумию человека, которого я ищу.
   – Начальника стражи сфинкса? Так, значит, он мертв!
   – По крайней мере, меня пытались в этом убедить.
   – Что вы хотите сказать?
   – Поскольку последние обряды еще не были совершены, я разбинтовал верхнюю часть мумии под наблюдением лекаря Нефрет. Это тело мужчины лет двадцати, вероятно, смертельно раненного стрелой. Очевидно, что это никак не может быть ветеран.
   Верховный страж был потрясен.
   – Но это просто невероятно!
   – Более того, – невозмутимо продолжал судья, – двое солдат пытались помешать мне войти в помещение для бальзамирования. Когда я оттуда вышел, они исчезли.
   – Как звали посыльного офицера?
   – Не знаю.
   – Серьезный просчет.
   – Вам не кажется, что он мне солгал?
   Монтумес нехотя согласился.
   – Где труп?
   – У Джуи, под его охраной. Я составил подробный отчет, включающий свидетельства лекаря Нефрет, бальзамировщика и моего пристава Кема.
   Монтумес нахмурился.
   – Вы им довольны?
   – Он работает превосходно.
   – У него сомнительное прошлое.
   – Он мне очень помогает.
   – Будьте с ним поосторожнее.
   – Прошу вас, вернемся к мумии.
   – Я пошлю за ней своих людей, и мы ее обследуем; нужно установить личность покойного.
   – Придется также выяснить, что стало причиной смерти: ранение, полученное на войне, или убийство.
   – Убийство! Да как вам такое в голову пришло?
   – Я со своей стороны продолжу следствие.
   – В каком направлении?
   – Я не имею права говорить.
   – Но меня-то что вам бояться?
   – Неуместный вопрос.
   – Перед лицом этой неразберихи я в такой же растерянности, как и вы. Разве нам не следует объединить усилия?
   – Независимость правосудия, на мой взгляд, важнее.
 
***
 
   Стены конторы управляющего египетской стражей сотрясались от гнева Монтумеса. Пятьдесят высокопоставленных чиновников получили взыскания и лишились разнообразных поощрений. Впервые с тех пор, как он занял высшую ступень в иерархии государственной стражи, его не проинформировали должным образом. Разве это не удар по созданной им системе? Но его так просто не сокрушить, он не сдастся без боя.
   К сожалению, выходило так, что у истоков всех этих странных событий, смысл которых оставался непостижимым, стояло армейское командование. Затрагивать его территорию было слишком рискованно, а рисковать Монтумес не собирался; если во главе всего предприятия стоял полководец Ашер – человек, ставший поистине неприкасаемым после недавнего повышения, – то против него верховный страж был абсолютно бессилен.
   Предоставить свободу действий мелкому судье было во многих отношениях выгодной тактикой. Он берет всю ответственность на себя, со свойственным юности безрассудством пренебрегая мерами предосторожности. С него станется взломать пару запретных дверей и пойти поперек неписаных законов, о существовании которых он даже не подозревает. Следуя за ним по пятам и при этом оставаясь в тени, Монтумес сможет воспользоваться результатами его расследования. Лучше сделать его своим союзником – до тех пор, пока надобность в нем не отпадет вовсе.
   Один вопрос по-прежнему не давал покоя: к чему весь этот спектакль? Его автор явно недооценил Пазаира, решив, что необычная обстановка, удушающе спертый воздух и угнетающее ощущение близости смерти помешают судье как следует разглядеть мумию и вынудят его поскорее уйти, предварительно наложив свою печать. Однако результат был достигнут прямо противоположный: Пазаир не только не потерял интереса к делу, но и выявил его масштабы.
   Монтумес пытался себя успокоить: разве может исчезновение скромного ветерана, занимавшего почетную должность, пошатнуть устои государства! Наверное, речь идет о случайном убийстве, которое совершил солдат, находящийся под покровительством высокого армейского чина, – самого Ашера или кого-нибудь из его приспешников. В этом направлении и следует копать.

16

   В первые дни весны Египет воздавал почести умершим и предкам. На исходе весьма мягкой зимы ночи вдруг стали прохладными из-за порывистого ветра из пустыни. Родственники приходили в некрополи почтить память усопших и возлагали цветы в погребальных часовнях, открытых для доступа из внешнего мира. Между жизнью и смертью не было непреодолимой границы, а потому живые пировали вместе с почившими, душа которых воплощалась в пламени светильников. Ночь озарялась огнями, радуясь встречи земного и потустороннего миров. В Абидосе[35] – священном граде Осириса, где проводились мистерии воскресения, – жрецы установили на усыпальницах небольшие барки – символы путешествия в мир иной.
   Фараон зажег огни перед жертвенными столами всех основных храмов Мемфиса, а затем отправился в Гизу. Каждый год в один и тот же день Рамсес Великий готовил себя к тому, чтобы войти в великую пирамиду и склониться в молитве перед саркофагом Хеопса. В сердце гигантского монумента царь черпал силу, необходимую для объединения двух земель – Верхнего и Нижнего Египта – и достижения их процветания. Он погрузится в созерцание золотой маски фараона и мерного локтя из того же металла – инструмента, вдохновлявшего великого строителя и символизировавшего всю его деятельность. Придет время – и он возьмет в руки завещание богов и объявит его народу в ходе ритуала своего перерождения.
   Полная луна озаряла плато, где высились три пирамиды.
   Рамсес вступил в ворота стены вокруг пирамиды Хеопса, находившиеся под охраной элитного отряда стражников. На царе не было ничего, кроме простой белой набедренной повязки и широкого золотого ожерелья. Солдаты поклонились и отворили засовы. Рамсес Великий переступил гранитный порог и двинулся вверх по дороге, вымощенной известняковыми плитами. Еще немного – и он окажется перед входом в Великую пирамиду; он один знал ее тайный механизм, и в дальнейшем ему предстояло передать это знание своему преемнику.
   С каждым годом встреча с Хеопсом и соприкосновение с золотом бессмертия переживались царем все более глубоко. Царствование над Египтом было делом захватывающим и возвышенным, но вместе с тем изнурительным; обряды давали фараону необходимую энергию.
   Рамсес медленно прошел по большой галерее и проник в зал, где покоился саркофаг; он еще не знал, что жизненный центр страны превратился в пустую, бесплодную преисподнюю.
 
***
 
   В гавани был праздничный день; суда украсились цветами, пиво лилось рекой, матросы плясали с веселыми девицами, бродячие музыканты развлекали многочисленную толпу. Погуляв с собакой, Пазаир собрался пойти домой, подальше от шума, как вдруг его окликнул знакомый голос:
   – Судья Пазаир! Вы уже уходите?
   Из толпы зевак вынырнуло тяжелое квадратное лицо Денеса, окаймленное узкой седой бородой. Судовладелец растолкал соседей и пробрался к судье.
   – Какой замечательный день! Все веселятся, отбросив заботы.
   – Я не люблю шума.
   – Вы слишком серьезны для своего возраста.
   – Характер не переделаешь.
   – О, жизнь сама об этом позаботится.
   – У вас хорошее настроение.
   – Дела идут хорошо, товары доставляются вовремя, люди подчиняются с полуслова – на что же мне жаловаться?
   – Кажется, вы не держите на меня зла.
   – Вы исполнили свой долг, зачем мне обижаться? Кроме того, есть хорошая новость.
   – Какая?
   – По случаю нынешнего праздника многие незначительные приговоры были отменены дворцом. Древний, отчасти позабытый, мемфисский обычай. Мне повезло, я оказался одним из счастливцев.
   Пазаир побледнел. Он с трудом сдерживал гнев.
   – Как вам это удалось?
   – Я же сказал: праздник, просто праздник! В обвинительном заключении вы не потрудились упомянуть, что мой случай не подлежит столь милосердному пересмотру. Мы с женой считаем, что вы были правы и преподали нам хороший урок; мы его обязательно учтем.
   – Вы искренне говорите?
   – Конечно. Извините, меня ждут.
   Пазаир проявил нетерпение и тщеславие; ему так хотелось поскорее восстановить справедливость, что он пренебрег формальностями. Сокрушаясь, он двинулся дальше, но путь ему преградил военный парад, которым командовал ликующий полководец Ашер.
 
***
 
   – Я вызвал вас, судья Пазаир, чтобы рассказать о результатах моего расследования.
   Монтумес держался уверенно.
   – Мумия – это тело молодого новобранца, убитого в Азии в ходе одного столкновения; он был поражен стрелой и умер на месте. Из-за сходства имен его дело перепутали с делом начальника стражи сфинкса. Писцы, допустившие эту ошибку, пытаются доказать свою невиновность. Оказывается, никто и не думал вводить нас в заблуждение. Мы вообразили заговор, а на самом деле здесь просто административная оплошность. Не верите? Зря. Я проверил каждый пункт.