Страница:
– Я не подвергаю ваши слова сомнению.
– Очень рад.
– Тем не менее начальник стражи исчез.
– Странно, согласен; может быть, он скрывается от армейских властей?
– Два ветерана, служившие под его началом, погибли в результате несчастного случая.
Пазаир особенно упирал на эти слова. Монтумес почесал голову.
– А что в этом подозрительного?
– Об этом знали бы военные, да и вас бы обязательно предупредили.
– Нет. Подобные происшествия меня не касаются.
Судья пытался припереть верховного стража к стенке. По словам Кема, последний был способен затеять все это дело для того, чтобы основательно почистить ряды собственной администрации, поскольку кое-кто из чиновников стал позволять себе критиковать его методы.
– По-моему, мы все слишком усложняем. Перед нами просто досадное стечение обстоятельств.
– Два ветерана и жена начальника стражи мертвы, сам он пропал – таковы факты. Не могли бы вы попросить армейское начальство проинформировать вас о… несчастном случае?
Монтумес сосредоточил взгляд на кончике кисточки.
– Подобный шаг расценили бы как неуместный. Армия не слишком жалует стражу, и потом…
– Я займусь этим сам.
Двое мужчин холодно распрощались.
– Полководец Ашер только что получил задание и отправился за пределы страны, – сообщил судье Пазаиру войсковой писарь.
– А когда он вернется?
– Военная тайна.
– К кому я могу обратиться в его отсутствие, чтобы получить сведения о несчастном случае, недавно произошедшем возле большого сфинкса?
– Наверное, я могу вам помочь. Ах да, чуть не забыл! Полководец Ашер оставил мне документ, который я как раз должен был вам переправить. Раз уж вы здесь, я вручу его вам лично.
Пазаир снял льняную веревочку, которой был перевязан свиток.
Папирус содержал рассказ о прискорбном происшествии, случившемся во время обычной проверки и повлекшем за собой кончину начальника стражи сфинкса в Гизе и его четверых подчиненных. Пять воинов-ветеранов поднялись на голову гигантской статуи, чтобы удостовериться в хорошем состоянии камня и выявить возможный ущерб, нанесенный песчаной бурей. Один из них по неловкости поскользнулся и упал, потянув за собой товарищей. Ветераны были похоронены в родных селениях, двое в Дельте, двое на Юге. Тело начальника стражи, учитывая почетный характер должности, помещено в одну из войсковых часовен, где будет подвергнуто длительной и тщательной мумификации. По возвращении из Азии полководец Ашер будет лично руководить погребением.
Пазаир расписался, подтвердив получение документа.
– Остались ли еще какие-нибудь формальности? – спросил писец.
– Нет, спасибо.
Пазаир жалел, что принял приглашение Сути. Перед тем как отправиться в поход, его друг решил отметить это событие в самой знаменитой пивной Мемфиса. Судья все время думал о Нефрет, ее светлое лицо озаряло его сны и мысли. Затесавшись среди зевак, пребывавших в полном восторге от происходящего, Пазаир не проявлял ни малейшего интереса к обнаженным танцовщицам – молодым, прекрасно сложенным и гибким нубийкам.
Гости восседали на мягких подушках, перед ними стояли кувшины с вином и пивом.
– Малышек трогать нельзя, – радостно сообщил Сути, – они танцуют, чтобы нас подогреть. Не волнуйся, Пазаир, у хозяйки есть отличное противозачаточное средство из растертых шипов акации, меда и фиников.
Каждому было известно, что шипы акации содержат молочную кислоту, лишающую сперму оплодотворяющей силы. С самых юных лет молодые люди прибегали к этому простому средству, позволявшему беззаботно предаваться любовным утехам.
Из маленьких комнат, расположенных вокруг центрального зала, вышли десятка полтора молодых женщин в прозрачных льняных покрывалах. Их глаза были сильно подведены, губы ярко накрашены, в распущенных волосах – цветы лотоса, на запястьях и щиколотках – тяжелые браслеты. Они приблизились к разомлевшим гостям, тут же образовались парочки, которые поспешили уединиться в комнатушках, отделенных друг от друга занавесями.
Отвергнув двух восхитительных танцовщиц, Пазаир остался один в обществе Сути, не желавшего оставлять друга.
Появилась женщина лет тридцати, все одеяние которой сводилось к поясу из ракушек и цветных жемчужин. Они тихонько звякали, когда она начала медленно пританцовывать, играя на лире. Завороженный Сути заметил татуировки на ее теле: цветок лилии на левом бедре возле лобка и бог Бес над черными волосами паха – знак-оберег против венерических болезней. Хозяйка пивного дома Сабабу, в своем пышном парике со светлыми локонами, была обворожительнее самой красивой из девиц заведения. Плавно сгибая длинные ухоженные ноги, она сделала несколько сладострастных шагов, а потом всем телом подалась вперед, не сбиваясь с ритма мелодии. Умащенная ладаном[36], она источала упоительное благоухание.
Когда она приблизилась к друзьям, Сути не смог совладать с охватившей его страстью.
– Ты мне нравишься, – сказала она ему, – и, думаю, я тебе тоже.
– Я не хочу покидать друга.
– Оставь его в покое; не видишь, он влюблен. Его душа далеко отсюда. Пойдем со мной.
Сабабу увлекла Сути в самую просторную из комнат. Усадив его на низкую кровать с разноцветными подушками, она встала на колени и принялась его целовать. Он захотел обнять ее за плечи, но она нежно отвела его руки.
– У нас целая ночь впереди, не спеши. Сдерживайся и жди, пока в тебе нарастает наслаждение, вкушай усладу огня, разливающегося в твоей крови.
Сабабу сняла пояс из ракушек и легла на живот.
– Помассируй мне спину.
Несколько секунд Сути предавался игре, но это восхитительное, тщательно ухоженное тело, прикосновения к благоухающей коже лишили его остатков самообладания. Ощутив, сколь сильно его желание, Сабабу противиться перестала. Осыпая ее поцелуями, он дал волю сжигавшей его страсти.
– Ты доставил мне удовольствие. Ты не похож на большинство моих клиентов, они слишком много пьют и становятся вялыми и дряблыми.
– Грех не воздать должное твоим прелестям.
Сути ласкал ее грудь, внимательно следя за ее реакцией; искушенные руки любовника заставили Сабабу испытать давно забытые ощущения.
– Ты писец?
– Скоро буду солдатом. Прежде, чем стать героем, мне захотелось сладостных приключений.
– Раз так, следует одарить тебя в полной мере.
Легкими прикосновениями губ и языка Сабабу вновь пробудила желание Сути. И снова одновременно они издали крик наивысшего наслаждения. Глядя друг другу в глаза, они пытались восстановить дыхание.
– Ты обольстил меня, козлик мой, ведь ты любишь любовь.
– Это самая прекрасная из всех иллюзий.
– Но ты-то вполне реальный человек.
– Как ты стала хозяйкой пивного дома?
– Из презрения к мнимой знати и важным особам с лживыми речами. Они, как и мы с тобой, повинуются голосу плоти и не могут противиться страсти. Если б ты только знал…
– Расскажи.
– Хочешь разузнать мои секреты?
– Почему бы и нет?
При всем своем опыте, при всем обилии встречавшихся ей мужских тел, красивых и безобразных, Сабабу не могла устоять перед ласками нового любовника. Он пробудил в ней желание отомстить миру, где она столько раз подвергалась унижению.
– Когда станешь героем, будешь меня сторониться?
– Отнюдь! Уверен, ты часто принимаешь известных людей.
– Что ж, это правда.
– Должно быть, это забавно…
Она приложила палец к губам молодого человека.
– Об этом знает лишь мой дневник. Только благодаря ему я могу оставаться безмятежной.
– Ты записываешь имена клиентов?
– Имена, привычки, признания.
– Так это настоящее сокровище!
– Если меня оставят в покое, я не стану пускать его в ход. А когда состарюсь, смогу перечитывать свои воспоминания.
Сути лег на нее.
– А я страшно любопытный. Ну назови хоть одно имя.
– Нельзя.
– Только мне, мне одному.
Он стал целовать ее соски. По всему ее телу пробежала дрожь.
– Имя, одно только имя.
– Ладно, назову тебе один образец добродетели. Стоит мне рассказать о его пороках, и его карьере конец.
– Как его зовут?
– Пазаир.
Сути отстранился от своей пленительной любовницы.
– Какое поручение тебе дали?
– Распространять слухи.
– Ты его знаешь?
– В глаза не видела.
– Ты ошибаешься.
– Да как…
– Пазаир – мой лучший друг. Сегодня он просидел у тебя весь вечер и думал только о женщине, в которую влюблен, и о деле, которое распутывает. Кто велел тебе очернить его?
Сабабу промолчала.
– Пазаир – судья, – продолжал Сути, – самый честный из всех судей. Не надо на него клеветать; ты и так достаточно сильна, тебя никто не тронет.
– Ничего тебе не обещаю.
17
– Очень рад.
– Тем не менее начальник стражи исчез.
– Странно, согласен; может быть, он скрывается от армейских властей?
– Два ветерана, служившие под его началом, погибли в результате несчастного случая.
Пазаир особенно упирал на эти слова. Монтумес почесал голову.
– А что в этом подозрительного?
– Об этом знали бы военные, да и вас бы обязательно предупредили.
– Нет. Подобные происшествия меня не касаются.
Судья пытался припереть верховного стража к стенке. По словам Кема, последний был способен затеять все это дело для того, чтобы основательно почистить ряды собственной администрации, поскольку кое-кто из чиновников стал позволять себе критиковать его методы.
– По-моему, мы все слишком усложняем. Перед нами просто досадное стечение обстоятельств.
– Два ветерана и жена начальника стражи мертвы, сам он пропал – таковы факты. Не могли бы вы попросить армейское начальство проинформировать вас о… несчастном случае?
Монтумес сосредоточил взгляд на кончике кисточки.
– Подобный шаг расценили бы как неуместный. Армия не слишком жалует стражу, и потом…
– Я займусь этим сам.
Двое мужчин холодно распрощались.
***
– Полководец Ашер только что получил задание и отправился за пределы страны, – сообщил судье Пазаиру войсковой писарь.
– А когда он вернется?
– Военная тайна.
– К кому я могу обратиться в его отсутствие, чтобы получить сведения о несчастном случае, недавно произошедшем возле большого сфинкса?
– Наверное, я могу вам помочь. Ах да, чуть не забыл! Полководец Ашер оставил мне документ, который я как раз должен был вам переправить. Раз уж вы здесь, я вручу его вам лично.
Пазаир снял льняную веревочку, которой был перевязан свиток.
Папирус содержал рассказ о прискорбном происшествии, случившемся во время обычной проверки и повлекшем за собой кончину начальника стражи сфинкса в Гизе и его четверых подчиненных. Пять воинов-ветеранов поднялись на голову гигантской статуи, чтобы удостовериться в хорошем состоянии камня и выявить возможный ущерб, нанесенный песчаной бурей. Один из них по неловкости поскользнулся и упал, потянув за собой товарищей. Ветераны были похоронены в родных селениях, двое в Дельте, двое на Юге. Тело начальника стражи, учитывая почетный характер должности, помещено в одну из войсковых часовен, где будет подвергнуто длительной и тщательной мумификации. По возвращении из Азии полководец Ашер будет лично руководить погребением.
Пазаир расписался, подтвердив получение документа.
– Остались ли еще какие-нибудь формальности? – спросил писец.
– Нет, спасибо.
***
Пазаир жалел, что принял приглашение Сути. Перед тем как отправиться в поход, его друг решил отметить это событие в самой знаменитой пивной Мемфиса. Судья все время думал о Нефрет, ее светлое лицо озаряло его сны и мысли. Затесавшись среди зевак, пребывавших в полном восторге от происходящего, Пазаир не проявлял ни малейшего интереса к обнаженным танцовщицам – молодым, прекрасно сложенным и гибким нубийкам.
Гости восседали на мягких подушках, перед ними стояли кувшины с вином и пивом.
– Малышек трогать нельзя, – радостно сообщил Сути, – они танцуют, чтобы нас подогреть. Не волнуйся, Пазаир, у хозяйки есть отличное противозачаточное средство из растертых шипов акации, меда и фиников.
Каждому было известно, что шипы акации содержат молочную кислоту, лишающую сперму оплодотворяющей силы. С самых юных лет молодые люди прибегали к этому простому средству, позволявшему беззаботно предаваться любовным утехам.
Из маленьких комнат, расположенных вокруг центрального зала, вышли десятка полтора молодых женщин в прозрачных льняных покрывалах. Их глаза были сильно подведены, губы ярко накрашены, в распущенных волосах – цветы лотоса, на запястьях и щиколотках – тяжелые браслеты. Они приблизились к разомлевшим гостям, тут же образовались парочки, которые поспешили уединиться в комнатушках, отделенных друг от друга занавесями.
Отвергнув двух восхитительных танцовщиц, Пазаир остался один в обществе Сути, не желавшего оставлять друга.
Появилась женщина лет тридцати, все одеяние которой сводилось к поясу из ракушек и цветных жемчужин. Они тихонько звякали, когда она начала медленно пританцовывать, играя на лире. Завороженный Сути заметил татуировки на ее теле: цветок лилии на левом бедре возле лобка и бог Бес над черными волосами паха – знак-оберег против венерических болезней. Хозяйка пивного дома Сабабу, в своем пышном парике со светлыми локонами, была обворожительнее самой красивой из девиц заведения. Плавно сгибая длинные ухоженные ноги, она сделала несколько сладострастных шагов, а потом всем телом подалась вперед, не сбиваясь с ритма мелодии. Умащенная ладаном[36], она источала упоительное благоухание.
Когда она приблизилась к друзьям, Сути не смог совладать с охватившей его страстью.
– Ты мне нравишься, – сказала она ему, – и, думаю, я тебе тоже.
– Я не хочу покидать друга.
– Оставь его в покое; не видишь, он влюблен. Его душа далеко отсюда. Пойдем со мной.
Сабабу увлекла Сути в самую просторную из комнат. Усадив его на низкую кровать с разноцветными подушками, она встала на колени и принялась его целовать. Он захотел обнять ее за плечи, но она нежно отвела его руки.
– У нас целая ночь впереди, не спеши. Сдерживайся и жди, пока в тебе нарастает наслаждение, вкушай усладу огня, разливающегося в твоей крови.
Сабабу сняла пояс из ракушек и легла на живот.
– Помассируй мне спину.
Несколько секунд Сути предавался игре, но это восхитительное, тщательно ухоженное тело, прикосновения к благоухающей коже лишили его остатков самообладания. Ощутив, сколь сильно его желание, Сабабу противиться перестала. Осыпая ее поцелуями, он дал волю сжигавшей его страсти.
***
– Ты доставил мне удовольствие. Ты не похож на большинство моих клиентов, они слишком много пьют и становятся вялыми и дряблыми.
– Грех не воздать должное твоим прелестям.
Сути ласкал ее грудь, внимательно следя за ее реакцией; искушенные руки любовника заставили Сабабу испытать давно забытые ощущения.
– Ты писец?
– Скоро буду солдатом. Прежде, чем стать героем, мне захотелось сладостных приключений.
– Раз так, следует одарить тебя в полной мере.
Легкими прикосновениями губ и языка Сабабу вновь пробудила желание Сути. И снова одновременно они издали крик наивысшего наслаждения. Глядя друг другу в глаза, они пытались восстановить дыхание.
– Ты обольстил меня, козлик мой, ведь ты любишь любовь.
– Это самая прекрасная из всех иллюзий.
– Но ты-то вполне реальный человек.
– Как ты стала хозяйкой пивного дома?
– Из презрения к мнимой знати и важным особам с лживыми речами. Они, как и мы с тобой, повинуются голосу плоти и не могут противиться страсти. Если б ты только знал…
– Расскажи.
– Хочешь разузнать мои секреты?
– Почему бы и нет?
При всем своем опыте, при всем обилии встречавшихся ей мужских тел, красивых и безобразных, Сабабу не могла устоять перед ласками нового любовника. Он пробудил в ней желание отомстить миру, где она столько раз подвергалась унижению.
– Когда станешь героем, будешь меня сторониться?
– Отнюдь! Уверен, ты часто принимаешь известных людей.
– Что ж, это правда.
– Должно быть, это забавно…
Она приложила палец к губам молодого человека.
– Об этом знает лишь мой дневник. Только благодаря ему я могу оставаться безмятежной.
– Ты записываешь имена клиентов?
– Имена, привычки, признания.
– Так это настоящее сокровище!
– Если меня оставят в покое, я не стану пускать его в ход. А когда состарюсь, смогу перечитывать свои воспоминания.
Сути лег на нее.
– А я страшно любопытный. Ну назови хоть одно имя.
– Нельзя.
– Только мне, мне одному.
Он стал целовать ее соски. По всему ее телу пробежала дрожь.
– Имя, одно только имя.
– Ладно, назову тебе один образец добродетели. Стоит мне рассказать о его пороках, и его карьере конец.
– Как его зовут?
– Пазаир.
Сути отстранился от своей пленительной любовницы.
– Какое поручение тебе дали?
– Распространять слухи.
– Ты его знаешь?
– В глаза не видела.
– Ты ошибаешься.
– Да как…
– Пазаир – мой лучший друг. Сегодня он просидел у тебя весь вечер и думал только о женщине, в которую влюблен, и о деле, которое распутывает. Кто велел тебе очернить его?
Сабабу промолчала.
– Пазаир – судья, – продолжал Сути, – самый честный из всех судей. Не надо на него клеветать; ты и так достаточно сильна, тебя никто не тронет.
– Ничего тебе не обещаю.
17
Сидя бок о бок на берегу Нила, Пазаир и Сути встречали рождение дня. Обновленное солнце восторжествовало над мраком и чудовищным змеем, пытавшимся уничтожить его во время ночного путешествия, и взошло над пустыней, окрасив багрянцем речные воды и приведя в буйный восторг нильских рыб.
– Скажи, Пазаир, ты серьезный судья?
– Ты хочешь в чем-то меня упрекнуть?
– Знаешь, у судьи, предающегося распутству, может помутиться разум.
– Ты сам затащил меня в этот пивной дом. Пока ты там забавлялся, я думал о работе.
– Скорее, о возлюбленной, не так ли?
Река искрилась. Кровавые краски зари меркли, уступая место золоту раннего утра.
– Сколько раз ты приходил в этот приют запретных страстей?
– Ты пьян, Сути.
– Так ты никогда не встречал Сабабу?
– Никогда.
– А она была готова поведать любому, кто захочет слушать, что ты – один из лучших ее клиентов.
Пазаир побледнел. И даже не столько из-за безвозвратной утраты репутации судьи, сколько из-за того, что подумает Нефрет.
– Ее подкупили!
– Правильно.
– Кто?
– Мы так здорово предавались любви, что она прониклась ко мне нежностью. И рассказала, что ее втянули в интригу, но кто именно – умолчала. Но, по-моему, догадаться нетрудно – это обычные методы верховного стража Монтумеса.
– Я буду защищаться.
– Не стоит. Я уговорил ее молчать.
– Очнись, Сути. При первом же удобном случае она предаст и тебя, и меня.
– Не уверен. У этой женщины своя мораль.
– Позволь усомниться в твоих словах.
– При определенных обстоятельствах женщина не врет.
– И все-таки я хочу с ней поговорить.
Незадолго до полудня судья Пазаир подошел к дверям пивного дома в сопровождении Кема и павиана. Юная нубийка в ужасе забилась под подушки, ее менее пугливая подруга осмелилась выйти навстречу судье.
– Я бы хотел увидеть хозяйку.
– Я просто здесь работаю, и…
– Где госпожа Сабабу? Не лгите. Лжесвидетельство приведет вас в тюрьму.
– Если я признаюсь, она меня побьет.
– А если будете молчать, я предъявлю вам обвинение в препятствовании правосудию.
– Я ничего плохого не сделала!
– А вас пока никто и не обвиняет, скажите мне правду.
– Она уехала в Фивы.
– Куда именно?
– Не знаю.
– Когда вернется?
– Не знаю.
Итак, проститутка предпочла сбежать.
Отныне при малейшем неверном шаге судью будет подстерегать опасность. За его спиной строились козни. Кто-то, скорее всего Монтумес, заплатил Сабабу, чтобы запятнать его репутацию. Перед лицом серьезной угрозы проститутка не преминет его ославить. Своим временным спасением он обязан исключительно мужскому обаянию Сути и его искушенности в любовных утехах.
Иной раз, подумал Пазаир, распутство, может быть, и не заслуживает безоговорочного осуждения.
После долгих размышлений верховный страж принял решение, чреватое непредсказуемыми последствиями: попросить визиря Баги о частной встрече. Он страшно нервничал и несколько раз прорепетировал свое заявление перед медным зеркалом, чтобы проследить за выражением лица. Как и любой другой, он знал, насколько непреклонен верховный сановник Египта. Скупой на слова, Баги терпеть не мог терять время. Должность обязывала его выслушать любую жалобу, откуда бы она ни поступила, но при условии, что она обоснованна. Всякий, кто стал бы попусту докучать ему, искажать факты или лгать, горько пожалел бы об этом. Перед лицом визиря следовало взвешивать каждое слово, каждый жест.
Монтумес отправился во дворец ближе к полудню. В семь часов Баги беседовал с царем; потом он отдавал распоряжения своим ближайшим помощникам и знакомился с отчетами из провинций. Затем начинались обычные ежедневные приемные часы, когда он разбирал многочисленные дела, с которыми не справились местные суды. Перед тем как наскоро отобедать и снова приступить к работе, визирь соглашался уделить немного времени для частной беседы, если того требовал неотложный характер дела.
Он принял верховного стража в своей конторе, скудность обстановки которой никак не напоминала о его высокой должности: стул со спинкой, циновка, сундуки и ящички для свитков. Можно было бы принять Баги за простого писца, если бы не его длинная туника из толстой материи, оставлявшая открытыми только плечи. На шее визиря висело огромное медное сердце, символизировавшее его неистощимую готовность выслушивать жалобы и сетования.
Высокий, сутулый, с длинным лицом, большим носом, вьющимися волосами и голубыми глазами, шестидесятилетний визирь Баги не отличался атлетическим телосложением. Он никогда не занимался спортом, его кожа боялась солнечных лучей. Утонченные руки с длинными пальцами были явно знакомы с кистью художника; некогда он был ремесленником, потом наставником юных писцов, потом – специалистом-землемером. Вот тогда-то и проявилась его беспримерная строгость. Баги заметили во дворце и назначили главным землемером, затем старшим судьей провинции Мемфиса, старшим судьей царского портика и, наконец, визирем. Многие царедворцы тщетно пытались поймать его на каком-нибудь промахе; внушая страх и уважение, Баги занял достойное место среди великих визирей, со времен Имхотепа надежно удерживающих Египет на праведном пути. И пусть не всем приходилась по вкусу суровость некоторых его приговоров и неукоснительность их исполнения, однако никто не ставил под сомнение их обоснованность.
До сих пор Монтумес ограничивался тем, что выполнял приказы визиря и всячески старался не вызвать его недовольства. И теперь ему было не по себе от предстоящей встречи.
Визирь устал и, казалось, дремал.
– Слушаю вас, Монтумес. Будьте кратки.
– Это не так просто…
– Упростите.
– Несколько воинов-ветеранов погибли в результате несчастного случая: упали с большого сфинкса.
– Административное расследование?
– Его вело армейское начальство.
– Что не так?
– Да вроде все в порядке. Я не смотрел официальные документы, но…
– Но благодаря связям вам удалось узнать их содержание. Это не поощряется, Монтумес.
Верховный страж опасался подобного выпада.
– Так уж повелось.
– Придется менять привычки. Но если все в порядке, в чем причина вашего прихода?
– Судья Пазаир.
– Недостойный служитель закона?
Голос Монтумеса становился все более гнусавым.
– Я не выдвигаю обвинения, просто меня настораживает его поведение.
– Он что, не соблюдает закон?
– Он убежден, что исчезновение начальника стражи – ветерана с безупречной репутацией – произошло при необычных обстоятельствах.
– У него есть доказательства?
– Никаких. Мне кажется, этот молодой судья хочет посеять смуту, чтобы обратить на себя внимание. Я осуждаю такое поведение.
– И правильно делаете, Монтумес. Ну а каково ваше мнение по существу дела?
– Оно не заслуживает внимания.
– Напротив, мне не терпится его услышать.
Вот она, ловушка.
Верховный страж терпеть не мог принимать ту или иную сторону из страха, что четко определенная позиция может вызвать чье-либо осуждение.
Визирь открыл глаза. Пронизывающий ледяной взгляд проникал прямо в душу.
– Вряд ли гибель этих несчастных сопряжена с какой-нибудь тайной, но я недостаточно хорошо знаком с делом, чтобы вынести окончательное суждение.
– Если сам верховный страж выражает сомнение, почему бы не засомневаться простому судье? Его первейший долг – не принимать ничего на веру.
– Разумеется, – прошептал Монтумес.
– Бездарных людей в Мемфис не назначают; наверняка Пазаир хорошо зарекомендовал себя.
– Все-таки атмосфера большого города, честолюбие, слишком большие полномочия… Возможно, такой груз ответственности не под силу молодому человеку?
– Посмотрим, – заключил визирь. – Если это так, я его смещу. А пока пусть продолжает. И я надеюсь, что вы его всячески поддержите.
Баги запрокинул голову и закрыл глаза. Уверенный, что он продолжает смотреть из-под век, Монтумес встал, поклонился и вышел, приберегая ярость для своих слуг.
Едва взошло солнце, к конторе судьи Пазаира подошел крепкий, коренастый, загорелый Кани. Он примостился у закрытых дверей рядом с Северным Ветром. Об осле Кани мечтал давно. Он помог бы ему таскать тяжести, и спина, всю жизнь сгибавшаяся под грузом кувшинов с водой для поливки сада, получила бы наконец долгожданный отдых. А поскольку Северный Ветер охотно внимал его речам, он принялся рассказывать ему о беспросветно однообразных трудовых буднях, о том, как он любит землю, как заботливо роет оросительные канавы и какую радость испытывает при виде распустившегося цветка.
– Кани… вы хотели меня видеть?
Садовник кивнул.
– Заходите.
Кани заколебался. Контора судьи, как и город в целом, вызывали у него страх. Вдали от сельских просторов ему было неуютно. Слишком много шума, тошнотворных запахов и совсем не видно горизонта. Если бы речь не шла о его будущем, он никогда бы не отважился вступить в лабиринт мемфисских улиц.
– Я пропал, совсем пропал, – сказал он.
– Опять неприятности с Кадашем?
– Да.
– В чем он вас обвиняет?
– Я хочу уйти, а он не отпускает.
– Уйти?
– В этом году мой сад дал овощей втрое больше предписанного. Значит, я могу стать независимым земледельцем.
– Это законно.
– Кадаш это отрицает.
– Опишите мне свой земельный участок.
Старший лекарь принял Нефрет в тенистом парке своей роскошной усадьбы. Сидя под цветущей акацией, он потягивал молодое и легкое розовое вино. Слуга обмахивал его опахалом.
– Прекрасная Нефрет, как я рад вас видеть!
На девушке было скромное платье и старомодный короткий парик.
– Уж очень вы сегодня строги: платье-то давно вышло из моды.
– Вы заставили меня прервать работу в аптеке; мне хотелось бы знать, зачем вы меня вызвали.
Небамон приказал слуге удалиться. Уверенный в своей неотразимости и в том, что красота места окажет на Нефрет должное воздействие, он решил дать ей последний шанс.
– Вы меня недолюбливаете.
– Я хотела бы получить ответ на свой вопрос.
– Насладитесь прекрасной погодой, восхитительным вином, посмотрите, в каком раю мы живем. Вы прекрасны, умны, и ваш талант целительницы превышает способности самых именитых наших лекарей. Однако у вас нет ни состояния, ни опыта; без моей помощи вам придется прозябать в каком-нибудь селении. Поначалу сила духа поможет вам преодолеть испытание; но придет зрелость и вы пожалеете, что так дорожили своей чистотой. Карьеру не выстроишь на идеалах, Нефрет.
Скрестив руки, девушка смотрела на пруд, где среди лотосов дрались утки.
– Вы научитесь любить меня и мои повадки.
– Ваши тщеславные помыслы меня не касаются.
– Вы достойны стать супругой старшего придворного лекаря.
– – Мне кажется, что вы заблуждаетесь на мой счет.
– Я хорошо знаю женщин.
– Вы в этом уверены?
Улыбка застыла на лице Небамона.
– Вы забыли, что ваше будущее в моих руках?
– Над ним властны боги, но не вы.
Небамон встал, лицо его помрачнело.
– Оставьте богов в покое и подумайте о моих словах.
– Не надейтесь.
– Я предупреждаю вас в последний раз.
– Я могу вернуться к работе?
– Судя по отчетам, которые я только что получил, ваши познания в лекарственных снадобьях явно недостаточны.
Нефрет не потеряла самообладания, она опустила руки и посмотрела в глаза обвинителю.
– Вы отлично знаете, что это неправда.
– Отчеты составлены по всем правилам.
– Кто же их написал?
– Аптекари, которые дорожат своим местом и будут удостоены повышения по службе за проявленную бдительность. Раз вы не умеете готовить сложные лекарства, я не вправе доверить вам ответственную должность. Надеюсь, вы понимаете, что это означает? Вы не сможете и шагу ступить по иерархической лестнице. Вы будете скованы по рукам и ногам, не имея доступа к лучшим лекарствам; все аптеки находятся в моем ведении, и для вас они будут закрыты.
– От этого пострадают больные.
– Вам придется передавать своих пациентов более сведущим коллегам. А когда столь жалкое существование станет окончательно невыносимым, вы приползете к моим ногам.
Денес сошел с носилок перед воротами усадьбы Кадаша в тот момент, когда Пазаир разговаривал с привратником.
– У вас тоже болят зубы? – поинтересовался судовладелец.
– Нет, у меня проблема другого рода.
– Хорошо вам! А я места себе не нахожу от боли. Что случилось: у Кадаша неприятности?
– Просто нужно кое-что уладить.
Краснорукий зубной лекарь поздоровался с посетителями.
– С кого начнем?
– Денес ваш пациент; я же пришел довести до конца дело Кани.
– Моего садовника?
– Он больше не ваш садовник. Своим трудом он заслужил право на независимость.
– Чушь! Он служит у меня и будет служить.
– Поставьте свою печать на этот документ.
– Ни за что!
Голос Кадаша дрожал.
– В таком случае я буду действовать в судебном порядке.
– Не надо нервничать! – вмешался Денес. – Отпусти ты этого садовника, Кадаш; я найду тебе другого.
– Это вопрос принципа, – возразил лекарь.
– Полюбовное соглашение куда лучше судебного разбирательства! Забудь о Кани.
Кадаш, ворча, последовал совету Денеса.
Нефрет принял главный жрец, друг Беранира, от которого она не стала скрывать, что ее лишили официального статуса целителя. Жрец позволил ей войти в святилище, где стояла статуя Анубиса – бога с телом человека и головой шакала, открывшего людям секреты мумификации и отворяющего перед душами праведников врата иного мира. Анубис преображал безжизненную плоть в светоносное тело.
Нефрет обошла статую. С обратной стороны на ее опорном столбе был написан длинный иероглифический текст, настоящий медицинский трактат, посвященный лечению инфекционных болезней и очищению лимфы. Девушка запечатлела его в памяти. Беранир решил передать ей искусство исцеления, неведомое и недоступное Небамону.
День выдался утомительный.
Пазаир отдыхал, наслаждаясь вечерним покоем на террасе Беранира. Смельчак, стороживший контору, тоже лежал расслабленно, с сознанием выполненного долга. Небосвод озаряли догорающие лучи уже скрывшегося за горизонтом светила.
– Ну как, продвинулось твое расследование? – спросил Беранир.
– Армейские власти пытаются его задушить. К тому же вокруг меня зреет заговор.
– Кто может быть его организатором?
– Как не заподозрить полководца Ашера?
– Только не надо предвзятых идей.
– Груда административных документов, поданных мне на проверку, не дает мне сдвинуться с места. Вероятно, этим завалом я обязан Монтумесу. Пришлось отказаться от намеченной поездки.
– Верховный страж – страшный человек. Он разрушил не одну карьеру, пока строил свою.
– Но одного человека по крайней мере я осчастливил – садовника Кани! Он стал свободным земледельцем и уже уехал из Мемфиса на Юг.
– Он был одним из моих поставщиков лекарственных трав. Характер у него сложный, но дело свое он любит. Кадаша, наверное, твое вмешательство не порадовало.
– Он послушался совета Денеса и смирился перед лицом закона.
– Вынужденное смирение.
– А Денес держится так, словно усвоил урок.
– Он прежде всего делец.
– Вы верите в его искренность?
– Большинство людей ведут себя так, как им выгодно.
– Вы давно видели Нефрет?
– Ее не оставляет в покое Небамон. Недавно он предложил ей выйти за него замуж.
Пазаир побледнел. Смельчак, почувствовав смятение хозяина, поднял на него глаза.
– Она… отказалась?
– Нефрет – девушка нежная и мягкая, но никто не сможет заставить ее действовать против воли.
– Так она отказалась, правда?
– Скажи, Пазаир, ты серьезный судья?
– Ты хочешь в чем-то меня упрекнуть?
– Знаешь, у судьи, предающегося распутству, может помутиться разум.
– Ты сам затащил меня в этот пивной дом. Пока ты там забавлялся, я думал о работе.
– Скорее, о возлюбленной, не так ли?
Река искрилась. Кровавые краски зари меркли, уступая место золоту раннего утра.
– Сколько раз ты приходил в этот приют запретных страстей?
– Ты пьян, Сути.
– Так ты никогда не встречал Сабабу?
– Никогда.
– А она была готова поведать любому, кто захочет слушать, что ты – один из лучших ее клиентов.
Пазаир побледнел. И даже не столько из-за безвозвратной утраты репутации судьи, сколько из-за того, что подумает Нефрет.
– Ее подкупили!
– Правильно.
– Кто?
– Мы так здорово предавались любви, что она прониклась ко мне нежностью. И рассказала, что ее втянули в интригу, но кто именно – умолчала. Но, по-моему, догадаться нетрудно – это обычные методы верховного стража Монтумеса.
– Я буду защищаться.
– Не стоит. Я уговорил ее молчать.
– Очнись, Сути. При первом же удобном случае она предаст и тебя, и меня.
– Не уверен. У этой женщины своя мораль.
– Позволь усомниться в твоих словах.
– При определенных обстоятельствах женщина не врет.
– И все-таки я хочу с ней поговорить.
***
Незадолго до полудня судья Пазаир подошел к дверям пивного дома в сопровождении Кема и павиана. Юная нубийка в ужасе забилась под подушки, ее менее пугливая подруга осмелилась выйти навстречу судье.
– Я бы хотел увидеть хозяйку.
– Я просто здесь работаю, и…
– Где госпожа Сабабу? Не лгите. Лжесвидетельство приведет вас в тюрьму.
– Если я признаюсь, она меня побьет.
– А если будете молчать, я предъявлю вам обвинение в препятствовании правосудию.
– Я ничего плохого не сделала!
– А вас пока никто и не обвиняет, скажите мне правду.
– Она уехала в Фивы.
– Куда именно?
– Не знаю.
– Когда вернется?
– Не знаю.
Итак, проститутка предпочла сбежать.
Отныне при малейшем неверном шаге судью будет подстерегать опасность. За его спиной строились козни. Кто-то, скорее всего Монтумес, заплатил Сабабу, чтобы запятнать его репутацию. Перед лицом серьезной угрозы проститутка не преминет его ославить. Своим временным спасением он обязан исключительно мужскому обаянию Сути и его искушенности в любовных утехах.
Иной раз, подумал Пазаир, распутство, может быть, и не заслуживает безоговорочного осуждения.
***
После долгих размышлений верховный страж принял решение, чреватое непредсказуемыми последствиями: попросить визиря Баги о частной встрече. Он страшно нервничал и несколько раз прорепетировал свое заявление перед медным зеркалом, чтобы проследить за выражением лица. Как и любой другой, он знал, насколько непреклонен верховный сановник Египта. Скупой на слова, Баги терпеть не мог терять время. Должность обязывала его выслушать любую жалобу, откуда бы она ни поступила, но при условии, что она обоснованна. Всякий, кто стал бы попусту докучать ему, искажать факты или лгать, горько пожалел бы об этом. Перед лицом визиря следовало взвешивать каждое слово, каждый жест.
Монтумес отправился во дворец ближе к полудню. В семь часов Баги беседовал с царем; потом он отдавал распоряжения своим ближайшим помощникам и знакомился с отчетами из провинций. Затем начинались обычные ежедневные приемные часы, когда он разбирал многочисленные дела, с которыми не справились местные суды. Перед тем как наскоро отобедать и снова приступить к работе, визирь соглашался уделить немного времени для частной беседы, если того требовал неотложный характер дела.
Он принял верховного стража в своей конторе, скудность обстановки которой никак не напоминала о его высокой должности: стул со спинкой, циновка, сундуки и ящички для свитков. Можно было бы принять Баги за простого писца, если бы не его длинная туника из толстой материи, оставлявшая открытыми только плечи. На шее визиря висело огромное медное сердце, символизировавшее его неистощимую готовность выслушивать жалобы и сетования.
Высокий, сутулый, с длинным лицом, большим носом, вьющимися волосами и голубыми глазами, шестидесятилетний визирь Баги не отличался атлетическим телосложением. Он никогда не занимался спортом, его кожа боялась солнечных лучей. Утонченные руки с длинными пальцами были явно знакомы с кистью художника; некогда он был ремесленником, потом наставником юных писцов, потом – специалистом-землемером. Вот тогда-то и проявилась его беспримерная строгость. Баги заметили во дворце и назначили главным землемером, затем старшим судьей провинции Мемфиса, старшим судьей царского портика и, наконец, визирем. Многие царедворцы тщетно пытались поймать его на каком-нибудь промахе; внушая страх и уважение, Баги занял достойное место среди великих визирей, со времен Имхотепа надежно удерживающих Египет на праведном пути. И пусть не всем приходилась по вкусу суровость некоторых его приговоров и неукоснительность их исполнения, однако никто не ставил под сомнение их обоснованность.
До сих пор Монтумес ограничивался тем, что выполнял приказы визиря и всячески старался не вызвать его недовольства. И теперь ему было не по себе от предстоящей встречи.
Визирь устал и, казалось, дремал.
– Слушаю вас, Монтумес. Будьте кратки.
– Это не так просто…
– Упростите.
– Несколько воинов-ветеранов погибли в результате несчастного случая: упали с большого сфинкса.
– Административное расследование?
– Его вело армейское начальство.
– Что не так?
– Да вроде все в порядке. Я не смотрел официальные документы, но…
– Но благодаря связям вам удалось узнать их содержание. Это не поощряется, Монтумес.
Верховный страж опасался подобного выпада.
– Так уж повелось.
– Придется менять привычки. Но если все в порядке, в чем причина вашего прихода?
– Судья Пазаир.
– Недостойный служитель закона?
Голос Монтумеса становился все более гнусавым.
– Я не выдвигаю обвинения, просто меня настораживает его поведение.
– Он что, не соблюдает закон?
– Он убежден, что исчезновение начальника стражи – ветерана с безупречной репутацией – произошло при необычных обстоятельствах.
– У него есть доказательства?
– Никаких. Мне кажется, этот молодой судья хочет посеять смуту, чтобы обратить на себя внимание. Я осуждаю такое поведение.
– И правильно делаете, Монтумес. Ну а каково ваше мнение по существу дела?
– Оно не заслуживает внимания.
– Напротив, мне не терпится его услышать.
Вот она, ловушка.
Верховный страж терпеть не мог принимать ту или иную сторону из страха, что четко определенная позиция может вызвать чье-либо осуждение.
Визирь открыл глаза. Пронизывающий ледяной взгляд проникал прямо в душу.
– Вряд ли гибель этих несчастных сопряжена с какой-нибудь тайной, но я недостаточно хорошо знаком с делом, чтобы вынести окончательное суждение.
– Если сам верховный страж выражает сомнение, почему бы не засомневаться простому судье? Его первейший долг – не принимать ничего на веру.
– Разумеется, – прошептал Монтумес.
– Бездарных людей в Мемфис не назначают; наверняка Пазаир хорошо зарекомендовал себя.
– Все-таки атмосфера большого города, честолюбие, слишком большие полномочия… Возможно, такой груз ответственности не под силу молодому человеку?
– Посмотрим, – заключил визирь. – Если это так, я его смещу. А пока пусть продолжает. И я надеюсь, что вы его всячески поддержите.
Баги запрокинул голову и закрыл глаза. Уверенный, что он продолжает смотреть из-под век, Монтумес встал, поклонился и вышел, приберегая ярость для своих слуг.
***
Едва взошло солнце, к конторе судьи Пазаира подошел крепкий, коренастый, загорелый Кани. Он примостился у закрытых дверей рядом с Северным Ветром. Об осле Кани мечтал давно. Он помог бы ему таскать тяжести, и спина, всю жизнь сгибавшаяся под грузом кувшинов с водой для поливки сада, получила бы наконец долгожданный отдых. А поскольку Северный Ветер охотно внимал его речам, он принялся рассказывать ему о беспросветно однообразных трудовых буднях, о том, как он любит землю, как заботливо роет оросительные канавы и какую радость испытывает при виде распустившегося цветка.
– Кани… вы хотели меня видеть?
Садовник кивнул.
– Заходите.
Кани заколебался. Контора судьи, как и город в целом, вызывали у него страх. Вдали от сельских просторов ему было неуютно. Слишком много шума, тошнотворных запахов и совсем не видно горизонта. Если бы речь не шла о его будущем, он никогда бы не отважился вступить в лабиринт мемфисских улиц.
– Я пропал, совсем пропал, – сказал он.
– Опять неприятности с Кадашем?
– Да.
– В чем он вас обвиняет?
– Я хочу уйти, а он не отпускает.
– Уйти?
– В этом году мой сад дал овощей втрое больше предписанного. Значит, я могу стать независимым земледельцем.
– Это законно.
– Кадаш это отрицает.
– Опишите мне свой земельный участок.
***
Старший лекарь принял Нефрет в тенистом парке своей роскошной усадьбы. Сидя под цветущей акацией, он потягивал молодое и легкое розовое вино. Слуга обмахивал его опахалом.
– Прекрасная Нефрет, как я рад вас видеть!
На девушке было скромное платье и старомодный короткий парик.
– Уж очень вы сегодня строги: платье-то давно вышло из моды.
– Вы заставили меня прервать работу в аптеке; мне хотелось бы знать, зачем вы меня вызвали.
Небамон приказал слуге удалиться. Уверенный в своей неотразимости и в том, что красота места окажет на Нефрет должное воздействие, он решил дать ей последний шанс.
– Вы меня недолюбливаете.
– Я хотела бы получить ответ на свой вопрос.
– Насладитесь прекрасной погодой, восхитительным вином, посмотрите, в каком раю мы живем. Вы прекрасны, умны, и ваш талант целительницы превышает способности самых именитых наших лекарей. Однако у вас нет ни состояния, ни опыта; без моей помощи вам придется прозябать в каком-нибудь селении. Поначалу сила духа поможет вам преодолеть испытание; но придет зрелость и вы пожалеете, что так дорожили своей чистотой. Карьеру не выстроишь на идеалах, Нефрет.
Скрестив руки, девушка смотрела на пруд, где среди лотосов дрались утки.
– Вы научитесь любить меня и мои повадки.
– Ваши тщеславные помыслы меня не касаются.
– Вы достойны стать супругой старшего придворного лекаря.
– – Мне кажется, что вы заблуждаетесь на мой счет.
– Я хорошо знаю женщин.
– Вы в этом уверены?
Улыбка застыла на лице Небамона.
– Вы забыли, что ваше будущее в моих руках?
– Над ним властны боги, но не вы.
Небамон встал, лицо его помрачнело.
– Оставьте богов в покое и подумайте о моих словах.
– Не надейтесь.
– Я предупреждаю вас в последний раз.
– Я могу вернуться к работе?
– Судя по отчетам, которые я только что получил, ваши познания в лекарственных снадобьях явно недостаточны.
Нефрет не потеряла самообладания, она опустила руки и посмотрела в глаза обвинителю.
– Вы отлично знаете, что это неправда.
– Отчеты составлены по всем правилам.
– Кто же их написал?
– Аптекари, которые дорожат своим местом и будут удостоены повышения по службе за проявленную бдительность. Раз вы не умеете готовить сложные лекарства, я не вправе доверить вам ответственную должность. Надеюсь, вы понимаете, что это означает? Вы не сможете и шагу ступить по иерархической лестнице. Вы будете скованы по рукам и ногам, не имея доступа к лучшим лекарствам; все аптеки находятся в моем ведении, и для вас они будут закрыты.
– От этого пострадают больные.
– Вам придется передавать своих пациентов более сведущим коллегам. А когда столь жалкое существование станет окончательно невыносимым, вы приползете к моим ногам.
***
Денес сошел с носилок перед воротами усадьбы Кадаша в тот момент, когда Пазаир разговаривал с привратником.
– У вас тоже болят зубы? – поинтересовался судовладелец.
– Нет, у меня проблема другого рода.
– Хорошо вам! А я места себе не нахожу от боли. Что случилось: у Кадаша неприятности?
– Просто нужно кое-что уладить.
Краснорукий зубной лекарь поздоровался с посетителями.
– С кого начнем?
– Денес ваш пациент; я же пришел довести до конца дело Кани.
– Моего садовника?
– Он больше не ваш садовник. Своим трудом он заслужил право на независимость.
– Чушь! Он служит у меня и будет служить.
– Поставьте свою печать на этот документ.
– Ни за что!
Голос Кадаша дрожал.
– В таком случае я буду действовать в судебном порядке.
– Не надо нервничать! – вмешался Денес. – Отпусти ты этого садовника, Кадаш; я найду тебе другого.
– Это вопрос принципа, – возразил лекарь.
– Полюбовное соглашение куда лучше судебного разбирательства! Забудь о Кани.
Кадаш, ворча, последовал совету Денеса.
***
Маленький городок в Дельте, со всех сторон окруженный пшеничными полями, назывался Летополем; там находилась коллегия жрецов, посвятивших себя тайнам бога Хора – сокола с крыльями, необъятными, как сама Вселенная.Нефрет принял главный жрец, друг Беранира, от которого она не стала скрывать, что ее лишили официального статуса целителя. Жрец позволил ей войти в святилище, где стояла статуя Анубиса – бога с телом человека и головой шакала, открывшего людям секреты мумификации и отворяющего перед душами праведников врата иного мира. Анубис преображал безжизненную плоть в светоносное тело.
Нефрет обошла статую. С обратной стороны на ее опорном столбе был написан длинный иероглифический текст, настоящий медицинский трактат, посвященный лечению инфекционных болезней и очищению лимфы. Девушка запечатлела его в памяти. Беранир решил передать ей искусство исцеления, неведомое и недоступное Небамону.
***
День выдался утомительный.
Пазаир отдыхал, наслаждаясь вечерним покоем на террасе Беранира. Смельчак, стороживший контору, тоже лежал расслабленно, с сознанием выполненного долга. Небосвод озаряли догорающие лучи уже скрывшегося за горизонтом светила.
– Ну как, продвинулось твое расследование? – спросил Беранир.
– Армейские власти пытаются его задушить. К тому же вокруг меня зреет заговор.
– Кто может быть его организатором?
– Как не заподозрить полководца Ашера?
– Только не надо предвзятых идей.
– Груда административных документов, поданных мне на проверку, не дает мне сдвинуться с места. Вероятно, этим завалом я обязан Монтумесу. Пришлось отказаться от намеченной поездки.
– Верховный страж – страшный человек. Он разрушил не одну карьеру, пока строил свою.
– Но одного человека по крайней мере я осчастливил – садовника Кани! Он стал свободным земледельцем и уже уехал из Мемфиса на Юг.
– Он был одним из моих поставщиков лекарственных трав. Характер у него сложный, но дело свое он любит. Кадаша, наверное, твое вмешательство не порадовало.
– Он послушался совета Денеса и смирился перед лицом закона.
– Вынужденное смирение.
– А Денес держится так, словно усвоил урок.
– Он прежде всего делец.
– Вы верите в его искренность?
– Большинство людей ведут себя так, как им выгодно.
– Вы давно видели Нефрет?
– Ее не оставляет в покое Небамон. Недавно он предложил ей выйти за него замуж.
Пазаир побледнел. Смельчак, почувствовав смятение хозяина, поднял на него глаза.
– Она… отказалась?
– Нефрет – девушка нежная и мягкая, но никто не сможет заставить ее действовать против воли.
– Так она отказалась, правда?